С удвоенной силой она постучала в дверь, но та не открывалась. Справа было окно, откуда шел свет, и Темперанс решила разбить стекло и проникнуть в дом через окно.
Но, сделав шаг к окну, она обнаружила, что ее макинтош защемило дверью. Изо всех сил дернув толстую шерстяную ткань, Темперанс подумала, что она либо попадет сейчас в дом, либо проведет оставшуюся ночь на привязи перед входной дверью.
Она схватила кольцо и принялась изо всех сил стучать. Прошло добрых двадцать минут, пока дверь снова открылась.
– Я же велел вам убираться!
Темперанс не собиралась ждать, пока перед ней снова захлопнут дверь. Она ловко проскользнула у него под рукой внутрь. Свет, который она видела, оказался вовсе не огнем. На грубом деревянном столе перед камином стояла одинокая свеча, словно зажгли ее в те времена, когда в Шотландию приехал Эдуард I.
– Вон! – закричал человек, не закрывая двери и указывая рукой в черную дождливую ночь.
Но с Темперанс было довольно. Схватив зонт, она ткнула десятисантиметровым острием хозяину в грудь.
– Нет! – завопила она голосом, который специально вырабатывала для больших аудиторий, чтобы ее было слышно на задних рядах. – Я больше шагу не ступлю под этот бесконечный дождь и в эту грязь! Если вы вышвырнете меня отсюда, я войду через окно или спущусь по дымоходу! – она сощурила глаза. – А если вы убьете меня, я буду преследовать вас в кошмарах!
Она наступала на него, а он смотрел на нее с изумлением. Он был крупным мужчиной, с косматой шевелюрой, спадающей на воротник. Его темные свирепые глаза и черные брови, которые заострялись на середине, придавали ему сходство с дьяволом. Всклокоченная борода и усы не скрывали полные губы. Он был красивым, но в его красоте таилось что-то злое.
– Не знаю, что у вас в голове за мыслишки, – сказала Темперанс, – но я здесь только для работы, и не больше! Вы думаете, что я слишком хорошенькая для экономки?
Она давила на него острием зонтика, понимая, что он в любую минуту может его выхватить. Но он, не двигаясь, смотрел на нее, словно кобра, зачарованная дудочкой.
– Именно это хорошенькое личико принесло мне столько неприятностей с вами, мужчинами! – она плюнула в него этим словом и продолжала давить, а он отступать. – Я вас ненавижу! Всех сразу за то, что вы сделали со мной! Муж бросил меня с тремя детьми! Нас вышвырнули из квартиры, и мои дети поумирали от скарлатины, один за другим! Я молилась в надежде умереть вслед за ними, но меня оставили на этой Земле, а зачем, я не знаю! А ваш дядя Ангус женился на богатой американке и сказал, что в Шотландии у него есть для меня работа, поэтому я приехала с ними, протопала четыре мили пешком по колено в грязи, и что я слышу? Что я слишком хорошенькая для этой вашей чертовой работы!
Он слушал, отступая назад под натиском ее зонта. Когда Темперанс в очередной раз его толкнула, он уперся коленями в стул и сел, не произнося ни слова.
– Я не собираюсь за вас замуж и не понимаю, как вообще кто-либо согласится выйти за вас и жить в этом медвежьем углу! Кроме того, я уже замужем! Ну, так что, нужна вам экономка или нет?
– Вас прислал дядя Ангус, и вы не хотите за меня замуж? – сказал он недоверчиво.
– Как медленно до вас доходит! – съязвила Темперанс.
Уголки его рта искривились. Неужели он способен улыбаться?
– Вы не похожи на тех, кого обычно присылает мой дядя.
Он пригладил бороду и посмотрел на нее, словно что-то обдумывал. Ожидая его решения, Темперанс сняла с себя то, что раньше было очень симпатичной шляпой, и выжала ее прямо на каменный пол. Осматриваясь, она увидела, что комната просто отвратительная. С потолка свисала паутина. Засохшая пища на столе превратилась в куски, которые можно было отодрать только с помощью молотка и стамески. На лужи на полу и вокруг ног Темперанс не обращала внимания, потому что так можно было хотя бы помыть пол.
– Авгиевы конюшни были чище, – пробормотала она.
– А вы Геракл?
Удивительно: он знал греческую легенду!
Хозяин резко поднялся и повернулся к гостье спиной.
– Ладно, – кинул он через плечо. – Но если вы сделаете хоть одну попытку выйти за меня замуж, выведу вас отсюда за ваше тоненькое маленькое ушко. Вам ясно, миссис Геракл?
Темперанс не успела ответить, потому что он быстро исчез за дверью в дальнем конце комнаты.
Оставшись одна, Темперанс почувствовала, что весь ее кураж пропал. Она спустилась на жесткий деревянный стул, на котором сидел хозяин, и уронила голову на руки. Непонятно, почему она так вела себя, а тем более, почему врала. Работая с нуждающимися женщинами, она часто слышала их рассказы о том, как они вынужденно лгали, крали, продавали себя. Только сейчас Темперанс поняла, что, говоря им о существующих альтернативах, она чувствовала свое превосходство.
Но сегодня, прожив один день в холоде и голоде, столкнувшись с перспективой провести ночь на улице под дождем, она быстренько изобрела ложь, чтобы добраться до теплой постели.
Темперанс посмотрела на свечу на столе. Где комната экономки? И где кухня, чтобы можно было что-нибудь поесть перед сном?
Она быстро поднялась и вышла в ту дверь, куда ушел хозяин. Перед ней был темный, ведущий к лестнице коридор, в котором, похоже... Ее глаза привыкли к темноте. Вся лестница была завалена костями.
Вернувшись к столу в комнате, она взяла свечу и стала пробираться по дому в поисках теплой кровати.
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Но, сделав шаг к окну, она обнаружила, что ее макинтош защемило дверью. Изо всех сил дернув толстую шерстяную ткань, Темперанс подумала, что она либо попадет сейчас в дом, либо проведет оставшуюся ночь на привязи перед входной дверью.
Она схватила кольцо и принялась изо всех сил стучать. Прошло добрых двадцать минут, пока дверь снова открылась.
– Я же велел вам убираться!
Темперанс не собиралась ждать, пока перед ней снова захлопнут дверь. Она ловко проскользнула у него под рукой внутрь. Свет, который она видела, оказался вовсе не огнем. На грубом деревянном столе перед камином стояла одинокая свеча, словно зажгли ее в те времена, когда в Шотландию приехал Эдуард I.
– Вон! – закричал человек, не закрывая двери и указывая рукой в черную дождливую ночь.
Но с Темперанс было довольно. Схватив зонт, она ткнула десятисантиметровым острием хозяину в грудь.
– Нет! – завопила она голосом, который специально вырабатывала для больших аудиторий, чтобы ее было слышно на задних рядах. – Я больше шагу не ступлю под этот бесконечный дождь и в эту грязь! Если вы вышвырнете меня отсюда, я войду через окно или спущусь по дымоходу! – она сощурила глаза. – А если вы убьете меня, я буду преследовать вас в кошмарах!
Она наступала на него, а он смотрел на нее с изумлением. Он был крупным мужчиной, с косматой шевелюрой, спадающей на воротник. Его темные свирепые глаза и черные брови, которые заострялись на середине, придавали ему сходство с дьяволом. Всклокоченная борода и усы не скрывали полные губы. Он был красивым, но в его красоте таилось что-то злое.
– Не знаю, что у вас в голове за мыслишки, – сказала Темперанс, – но я здесь только для работы, и не больше! Вы думаете, что я слишком хорошенькая для экономки?
Она давила на него острием зонтика, понимая, что он в любую минуту может его выхватить. Но он, не двигаясь, смотрел на нее, словно кобра, зачарованная дудочкой.
– Именно это хорошенькое личико принесло мне столько неприятностей с вами, мужчинами! – она плюнула в него этим словом и продолжала давить, а он отступать. – Я вас ненавижу! Всех сразу за то, что вы сделали со мной! Муж бросил меня с тремя детьми! Нас вышвырнули из квартиры, и мои дети поумирали от скарлатины, один за другим! Я молилась в надежде умереть вслед за ними, но меня оставили на этой Земле, а зачем, я не знаю! А ваш дядя Ангус женился на богатой американке и сказал, что в Шотландии у него есть для меня работа, поэтому я приехала с ними, протопала четыре мили пешком по колено в грязи, и что я слышу? Что я слишком хорошенькая для этой вашей чертовой работы!
Он слушал, отступая назад под натиском ее зонта. Когда Темперанс в очередной раз его толкнула, он уперся коленями в стул и сел, не произнося ни слова.
– Я не собираюсь за вас замуж и не понимаю, как вообще кто-либо согласится выйти за вас и жить в этом медвежьем углу! Кроме того, я уже замужем! Ну, так что, нужна вам экономка или нет?
– Вас прислал дядя Ангус, и вы не хотите за меня замуж? – сказал он недоверчиво.
– Как медленно до вас доходит! – съязвила Темперанс.
Уголки его рта искривились. Неужели он способен улыбаться?
– Вы не похожи на тех, кого обычно присылает мой дядя.
Он пригладил бороду и посмотрел на нее, словно что-то обдумывал. Ожидая его решения, Темперанс сняла с себя то, что раньше было очень симпатичной шляпой, и выжала ее прямо на каменный пол. Осматриваясь, она увидела, что комната просто отвратительная. С потолка свисала паутина. Засохшая пища на столе превратилась в куски, которые можно было отодрать только с помощью молотка и стамески. На лужи на полу и вокруг ног Темперанс не обращала внимания, потому что так можно было хотя бы помыть пол.
– Авгиевы конюшни были чище, – пробормотала она.
– А вы Геракл?
Удивительно: он знал греческую легенду!
Хозяин резко поднялся и повернулся к гостье спиной.
– Ладно, – кинул он через плечо. – Но если вы сделаете хоть одну попытку выйти за меня замуж, выведу вас отсюда за ваше тоненькое маленькое ушко. Вам ясно, миссис Геракл?
Темперанс не успела ответить, потому что он быстро исчез за дверью в дальнем конце комнаты.
Оставшись одна, Темперанс почувствовала, что весь ее кураж пропал. Она спустилась на жесткий деревянный стул, на котором сидел хозяин, и уронила голову на руки. Непонятно, почему она так вела себя, а тем более, почему врала. Работая с нуждающимися женщинами, она часто слышала их рассказы о том, как они вынужденно лгали, крали, продавали себя. Только сейчас Темперанс поняла, что, говоря им о существующих альтернативах, она чувствовала свое превосходство.
Но сегодня, прожив один день в холоде и голоде, столкнувшись с перспективой провести ночь на улице под дождем, она быстренько изобрела ложь, чтобы добраться до теплой постели.
Темперанс посмотрела на свечу на столе. Где комната экономки? И где кухня, чтобы можно было что-нибудь поесть перед сном?
Она быстро поднялась и вышла в ту дверь, куда ушел хозяин. Перед ней был темный, ведущий к лестнице коридор, в котором, похоже... Ее глаза привыкли к темноте. Вся лестница была завалена костями.
Вернувшись к столу в комнате, она взяла свечу и стала пробираться по дому в поисках теплой кровати.
Глава пятая
– М-м-м-м-м, – только и смогла она сказать, свернувшись калачиком в тепле.
Простыни необходимо было сменить, но кровать оказалась такой мягкой и теплой, а она такой уставшей... Прежде чем Темперанс осмотрела дом, у нее вышел весь огарок свечи. После тщетных попыток она прекратила поиски кухни с веселым, горящим всю ночь очагом и куском сыра на ужин. Она пошла по лестнице туда, где, по ее предположениям, были спальни, а когда коснулась матраца, то сняла с себя сырую одежду вплоть до белья и залезла под одеяло толщиной не меньше пятнадцати сантиметров. И тотчас уснула.
Проснулась она от непонятных ощущений.
Кто-то крепко держал ее, она чувствовала тепло человеческого тела. Мама, подумала она, и с закрытыми глазами придвинулась ближе. По телу побежала рука, скользя вниз по спине.
– Мне нравится эта сторона вашей работы, – услышала она тихий, низкий голос над ухом и улыбнулась в полусне, когда пальцы стали гладить бедро и ягодицу.
Под щекой у нее было чье-то обнаженное плечо, губами она прикасалась к теплой коже и подвинула ногу так, что та легла между тяжелыми бедрами, прижимавшимися к ней все сильнее.
– Да, – сонно прошептала она, когда рука со спины скользнула на грудь.
Только когда мужчина почти улегся на нее, Темперанс окончательно проснулась, изумившись непривычному весу мужского тела.
Темперанс завизжала так, что загомонили спящие под крышей голуби. Она что есть сил начала драться, бить кулаками и пинаться. Так ее учили на курсах самообороны для женщин.
– Черт побери! – пробормотал мужчина, скатываясь с нее и освобождая от своих объятий.
Через секунду он нашел спички и зажег светильник рядом с кроватью.
Над ней склонился Джеймс Маккэрн: на нем не было ни ниточки.
– Вы с ума сошли? – в ужасе спросила Темперанс, натягивая одеяло до ушей.
Она знала, что мужчина может сделать с женщиной. Разве не случалось ей видеть сломанных носов и рук? Разве не случалось слышать рассказы о...
– Я?! – воскликнул он. – Но вы ведь в моей постели! И вдобавок, кажется, сломали мне ребро! Что это вы так накинулись на меня? И после того, как дали мне понять, что сами не прочь?!
Только теперь Темперанс поняла, что все случившееся – целиком и полностью ее вина. И что ей теперь делать? Извиняться? Может, даже унижаться? Наверное, стоит держаться вызывающе...
– Не соблаговолите ли одеться? – спросила она, вздернув подбородок и отведя взгляд.
Так вот что значит похоть, думала она, глядя на выцветшие обои. Вот что имели в виду женщины, уверявшие, что ничего не могут с собой поделать, и забывающие обо всем в объятиях мужчины. И вот как женщины оставались бедными и одинокими с тремя детьми на руках...
– А вы не соблаговолите ли объяснить, что делаете в моей постели?
Ну, хватит! Голый он или нет, Темперанс обернулась.
– Я ошиблась, вот и все! Просто ошиблась. Я была уставшей, голодной, я до сих пор голодная, свеча потухла, я на ощупь добралась к первой попавшейся постели и упала...
Он все еще не сводил с нее глаз и даже не двинулся с места, чтобы одеться.
– Вы клянетесь, что приехали не для того, чтобы выйти за меня замуж?
– Повторяю: у меня уже есть муж!
– Хм... – буркнул хозяин.
Темперанс не могла определить, поверил он ей или нет, и пыталась не смотреть на его обнаженное тело, но он был красив, как ожившая музейная греческая статуя. У него были широкие мускулистые плечи и крупная грудь с литыми мускулами. Он явно не просиживал все дни напролет за письменным столом. Его мощная спина резко сужалась книзу, а ягодицы были крепкие, твердые и округлые. Однажды Темперанс слышала, как женщина говорила о своем любовнике, что «его задницей можно гвозди гнуть». Теперь она поняла, что рассказывающая имела в виду.
Темперанс с трудом отвела взгляд. Она чувствовала, что не сможет смотреть ему прямо в глаза, не опуская своих все ниже и ниже. Она раньше видела мужской член только у детей и в музеях. Мама не любила, когда она смотрела на эти статуи.
Джеймс постоял еще чуть-чуть, глядя на нее, затем повернулся, взял с кресла клетчатый плед и накинул на себя.
Он обернул бедра толстым кильтом, под которым у него ничего не было, натянул на себя рубашку из хлопка и стал застегивать манжеты, повернувшись к гостье спиной.
– Но если вы не рветесь за меня замуж, то зачем мой дядя послал вас ко мне? – спросил Маккэрн. – Я знаю, что вы американка, что вы нас считаете отсталыми шотландцами, но у некоторых из нас имеются мозги. Вы не экономка! У вас ручки леди. И у вас нет троих детей. Слишком плоский животик!
Темперанс не подозревала, что человеческое тело может покраснеть все целиком, от кончиков пальцев на ногах до корней волос, но именно это с ней и случилось. На секунду она отвернулась, чтобы прийти в себя. Ей нужно было очень быстро найти ответ. Если она скажет правду, Джеймс отправит ее обратно, а Ангус оставит ее навсегда в Эдинбурге, и она никогда не увидит Нью-Йорк.
Темперанс вспомнила об Агнесс, и ее осенило.
– Я была леди, – произнесла она, опустив взгляд на руки, – но я... я сбежала с мужчиной, и мой отец лишил меня наследства, а когда мой любимый узнал о моем отце...
– Он смылся! – закончил Джеймс. – Ясно! Бедная дурочка!
Темперанс пришлось прикусить язычок и промолчать по поводу своей глупости. Нужно было решать главную задачу и строить из себя саму беспомощность.
– Новая жена вашего дяди помогает женщинам в моей ситуации, поэтому она...
– А-а, благодетельница! А я думал, что Ангусу не нравятся такие женщины, – задумчиво произнес Джеймс, протягивая руку за свитером. – Дяде всегда нравились женщины сладенькие, мягкие, а не мужеподобные, которые лезут не в свои дела.
Темперанс показалось, что она сейчас задохнется.
– Ваш дядя дал мне полгода, чтобы внести порядок в вашу жизнь. Если мне это не уедается, он отправит меня обратно в Нью-Йорк кое-как перебиваться самой.
– Понятно! Для леди это просто погибель!
В его голосе звучало почти сочувствие, и, возможно, Джеймса стоило поблагодарить, но Темперанс хотелось выкрикнуть, что ей почти тридцать, что у нее никогда не было мужа и что ей нужны собственные деньги.
Натягивая свитер, хозяин пробурчал:
– Конечно, вы понимаете, что Ангус мечтает, чтобы вы вышли за меня замуж?
– Нет, не понимаю, – ответила Темперанс сквозь зубы. – А не соизволите ли, если вас не затруднит, объяснить, почему вы считаете, что любая женщина, заговаривающая с вами даже всего лишь о работе, собирается за вас замуж? Разве вы такой лакомый кусочек?
Джеймс присел на кровать возле ее ног, но не как соблазнитель, а как друг. Со стороны могло показаться, что они собрались выпить чайку и поболтать.
– Совсем не лакомый, в этом вся загадка. Да, конечно, я красивый, спору нет, и могу доставить женщине удовольствие в постели. И у нее будут от меня прекрасные сыновья, учитывая моих предков, но...
Его тщеславие было обезоруживающим.
– Тогда что же у вас не так, раз вы такой породистый?
Он взглянул на нее: не смеется ли она над ним? Но Темперанс сидела на кровати, натянув одеяло по грудь, и ободряюще ему улыбалась.
– Здешняя жизнь слишком тяжела для городских женщин. Они слишком изнежены. Я их утомляю. Нет, не то, что вы подумали, в постели утомить женщину здорово, но там, – он показал на занавешенное окно, – могут выстоять только самые сильные женщины.
Темперанс наклонилась к нему.
– Вы обязательно найдете женщину, которая захочет выйти замуж за лорда и жить...
Джеймс насмешливо фыркнул и встал с постели.
– Эту романтическую чепуху вам рассказал мой дядюшка? Да, я лорд, но клан Маккэрнов самый маленький и бедный во всей Шотландии. Знаете, почему у меня такое тело?
Темперанс изумилась. Этот человек, кажется, не понимает, что уместно, а что нет. Но в конце концов, они одни в спальне, на ней под простынками ничего нет... Стоит ли быть слишком щепетильной в таких обстоятельствах?..
– Я пастух. Пасу овец. Выношу навоз из конюшен и чиню крыши. Я ловлю рыбу с деревенскими людьми, а потом мы продаем наш улов.
– Но у вас есть замок и, кажется, большой...
– Замок! Это развалины на холме. Мы используем его камни, чтобы чинить дома в деревне. А дом построил мой дед, – Джеймс прищурился, глядя на нее. – Он женился на очаровательной малышке, требующей лондонских удобств, и дед дал ей их, построив слишком дорогой дом.
– И поэтому вы сейчас ненавидите всех женщин! – с сарказмом сказала Темперанс.
– О, нет, – ответил Джеймс, – я их очень люблю, но, повторяю, они не могут жить здесь. Слишком тяжело. Я думаю, вам нужно вернуться к моему дяде и сказать, что вы лучше возвратитесь в Нью-Йорк.
Темперанс не шевельнулась.
– Что-то я сомневаюсь, что жизнь здесь тяжелее, чем в нью-йоркской квартире. Если не возражаете, я останусь здесь.
– Оденьтесь, – сказал Джеймс, выходя из комнаты, но на пороге обернулся. – Вы будете спать со мной каждую ночь?
– Конечно, нет!
– Жаль, – сказал он и вышел. Некоторое время Темперанс приходила в себя, а затем нехотя выбралась из постели. Ей нечего было надеть, кроме вчерашней сырой одежды.
Простыни необходимо было сменить, но кровать оказалась такой мягкой и теплой, а она такой уставшей... Прежде чем Темперанс осмотрела дом, у нее вышел весь огарок свечи. После тщетных попыток она прекратила поиски кухни с веселым, горящим всю ночь очагом и куском сыра на ужин. Она пошла по лестнице туда, где, по ее предположениям, были спальни, а когда коснулась матраца, то сняла с себя сырую одежду вплоть до белья и залезла под одеяло толщиной не меньше пятнадцати сантиметров. И тотчас уснула.
Проснулась она от непонятных ощущений.
Кто-то крепко держал ее, она чувствовала тепло человеческого тела. Мама, подумала она, и с закрытыми глазами придвинулась ближе. По телу побежала рука, скользя вниз по спине.
– Мне нравится эта сторона вашей работы, – услышала она тихий, низкий голос над ухом и улыбнулась в полусне, когда пальцы стали гладить бедро и ягодицу.
Под щекой у нее было чье-то обнаженное плечо, губами она прикасалась к теплой коже и подвинула ногу так, что та легла между тяжелыми бедрами, прижимавшимися к ней все сильнее.
– Да, – сонно прошептала она, когда рука со спины скользнула на грудь.
Только когда мужчина почти улегся на нее, Темперанс окончательно проснулась, изумившись непривычному весу мужского тела.
Темперанс завизжала так, что загомонили спящие под крышей голуби. Она что есть сил начала драться, бить кулаками и пинаться. Так ее учили на курсах самообороны для женщин.
– Черт побери! – пробормотал мужчина, скатываясь с нее и освобождая от своих объятий.
Через секунду он нашел спички и зажег светильник рядом с кроватью.
Над ней склонился Джеймс Маккэрн: на нем не было ни ниточки.
– Вы с ума сошли? – в ужасе спросила Темперанс, натягивая одеяло до ушей.
Она знала, что мужчина может сделать с женщиной. Разве не случалось ей видеть сломанных носов и рук? Разве не случалось слышать рассказы о...
– Я?! – воскликнул он. – Но вы ведь в моей постели! И вдобавок, кажется, сломали мне ребро! Что это вы так накинулись на меня? И после того, как дали мне понять, что сами не прочь?!
Только теперь Темперанс поняла, что все случившееся – целиком и полностью ее вина. И что ей теперь делать? Извиняться? Может, даже унижаться? Наверное, стоит держаться вызывающе...
– Не соблаговолите ли одеться? – спросила она, вздернув подбородок и отведя взгляд.
Так вот что значит похоть, думала она, глядя на выцветшие обои. Вот что имели в виду женщины, уверявшие, что ничего не могут с собой поделать, и забывающие обо всем в объятиях мужчины. И вот как женщины оставались бедными и одинокими с тремя детьми на руках...
– А вы не соблаговолите ли объяснить, что делаете в моей постели?
Ну, хватит! Голый он или нет, Темперанс обернулась.
– Я ошиблась, вот и все! Просто ошиблась. Я была уставшей, голодной, я до сих пор голодная, свеча потухла, я на ощупь добралась к первой попавшейся постели и упала...
Он все еще не сводил с нее глаз и даже не двинулся с места, чтобы одеться.
– Вы клянетесь, что приехали не для того, чтобы выйти за меня замуж?
– Повторяю: у меня уже есть муж!
– Хм... – буркнул хозяин.
Темперанс не могла определить, поверил он ей или нет, и пыталась не смотреть на его обнаженное тело, но он был красив, как ожившая музейная греческая статуя. У него были широкие мускулистые плечи и крупная грудь с литыми мускулами. Он явно не просиживал все дни напролет за письменным столом. Его мощная спина резко сужалась книзу, а ягодицы были крепкие, твердые и округлые. Однажды Темперанс слышала, как женщина говорила о своем любовнике, что «его задницей можно гвозди гнуть». Теперь она поняла, что рассказывающая имела в виду.
Темперанс с трудом отвела взгляд. Она чувствовала, что не сможет смотреть ему прямо в глаза, не опуская своих все ниже и ниже. Она раньше видела мужской член только у детей и в музеях. Мама не любила, когда она смотрела на эти статуи.
Джеймс постоял еще чуть-чуть, глядя на нее, затем повернулся, взял с кресла клетчатый плед и накинул на себя.
Он обернул бедра толстым кильтом, под которым у него ничего не было, натянул на себя рубашку из хлопка и стал застегивать манжеты, повернувшись к гостье спиной.
– Но если вы не рветесь за меня замуж, то зачем мой дядя послал вас ко мне? – спросил Маккэрн. – Я знаю, что вы американка, что вы нас считаете отсталыми шотландцами, но у некоторых из нас имеются мозги. Вы не экономка! У вас ручки леди. И у вас нет троих детей. Слишком плоский животик!
Темперанс не подозревала, что человеческое тело может покраснеть все целиком, от кончиков пальцев на ногах до корней волос, но именно это с ней и случилось. На секунду она отвернулась, чтобы прийти в себя. Ей нужно было очень быстро найти ответ. Если она скажет правду, Джеймс отправит ее обратно, а Ангус оставит ее навсегда в Эдинбурге, и она никогда не увидит Нью-Йорк.
Темперанс вспомнила об Агнесс, и ее осенило.
– Я была леди, – произнесла она, опустив взгляд на руки, – но я... я сбежала с мужчиной, и мой отец лишил меня наследства, а когда мой любимый узнал о моем отце...
– Он смылся! – закончил Джеймс. – Ясно! Бедная дурочка!
Темперанс пришлось прикусить язычок и промолчать по поводу своей глупости. Нужно было решать главную задачу и строить из себя саму беспомощность.
– Новая жена вашего дяди помогает женщинам в моей ситуации, поэтому она...
– А-а, благодетельница! А я думал, что Ангусу не нравятся такие женщины, – задумчиво произнес Джеймс, протягивая руку за свитером. – Дяде всегда нравились женщины сладенькие, мягкие, а не мужеподобные, которые лезут не в свои дела.
Темперанс показалось, что она сейчас задохнется.
– Ваш дядя дал мне полгода, чтобы внести порядок в вашу жизнь. Если мне это не уедается, он отправит меня обратно в Нью-Йорк кое-как перебиваться самой.
– Понятно! Для леди это просто погибель!
В его голосе звучало почти сочувствие, и, возможно, Джеймса стоило поблагодарить, но Темперанс хотелось выкрикнуть, что ей почти тридцать, что у нее никогда не было мужа и что ей нужны собственные деньги.
Натягивая свитер, хозяин пробурчал:
– Конечно, вы понимаете, что Ангус мечтает, чтобы вы вышли за меня замуж?
– Нет, не понимаю, – ответила Темперанс сквозь зубы. – А не соизволите ли, если вас не затруднит, объяснить, почему вы считаете, что любая женщина, заговаривающая с вами даже всего лишь о работе, собирается за вас замуж? Разве вы такой лакомый кусочек?
Джеймс присел на кровать возле ее ног, но не как соблазнитель, а как друг. Со стороны могло показаться, что они собрались выпить чайку и поболтать.
– Совсем не лакомый, в этом вся загадка. Да, конечно, я красивый, спору нет, и могу доставить женщине удовольствие в постели. И у нее будут от меня прекрасные сыновья, учитывая моих предков, но...
Его тщеславие было обезоруживающим.
– Тогда что же у вас не так, раз вы такой породистый?
Он взглянул на нее: не смеется ли она над ним? Но Темперанс сидела на кровати, натянув одеяло по грудь, и ободряюще ему улыбалась.
– Здешняя жизнь слишком тяжела для городских женщин. Они слишком изнежены. Я их утомляю. Нет, не то, что вы подумали, в постели утомить женщину здорово, но там, – он показал на занавешенное окно, – могут выстоять только самые сильные женщины.
Темперанс наклонилась к нему.
– Вы обязательно найдете женщину, которая захочет выйти замуж за лорда и жить...
Джеймс насмешливо фыркнул и встал с постели.
– Эту романтическую чепуху вам рассказал мой дядюшка? Да, я лорд, но клан Маккэрнов самый маленький и бедный во всей Шотландии. Знаете, почему у меня такое тело?
Темперанс изумилась. Этот человек, кажется, не понимает, что уместно, а что нет. Но в конце концов, они одни в спальне, на ней под простынками ничего нет... Стоит ли быть слишком щепетильной в таких обстоятельствах?..
– Я пастух. Пасу овец. Выношу навоз из конюшен и чиню крыши. Я ловлю рыбу с деревенскими людьми, а потом мы продаем наш улов.
– Но у вас есть замок и, кажется, большой...
– Замок! Это развалины на холме. Мы используем его камни, чтобы чинить дома в деревне. А дом построил мой дед, – Джеймс прищурился, глядя на нее. – Он женился на очаровательной малышке, требующей лондонских удобств, и дед дал ей их, построив слишком дорогой дом.
– И поэтому вы сейчас ненавидите всех женщин! – с сарказмом сказала Темперанс.
– О, нет, – ответил Джеймс, – я их очень люблю, но, повторяю, они не могут жить здесь. Слишком тяжело. Я думаю, вам нужно вернуться к моему дяде и сказать, что вы лучше возвратитесь в Нью-Йорк.
Темперанс не шевельнулась.
– Что-то я сомневаюсь, что жизнь здесь тяжелее, чем в нью-йоркской квартире. Если не возражаете, я останусь здесь.
– Оденьтесь, – сказал Джеймс, выходя из комнаты, но на пороге обернулся. – Вы будете спать со мной каждую ночь?
– Конечно, нет!
– Жаль, – сказал он и вышел. Некоторое время Темперанс приходила в себя, а затем нехотя выбралась из постели. Ей нечего было надеть, кроме вчерашней сырой одежды.
Глава шестая
К двум часам дня она уже готова была сдаться. Она наверняка смогла бы отмыть квартиры в домах Нью-Йорка, но хозяйство Джеймса Маккэрна оказалось выше ее сил.
Дом был большой, с множеством спален и четырьмя комнатами для приемов, когда-то очень красивых. Еще остались намеки на штукатуренные потолки, на оклеенные расписанной вручную шелкографией стены, на мозаичные полы. На стенах светлели пятна от висевших картин, а вмятины на полу говорили, где раньше стояла мебель.
Сейчас дом выглядел отвратительной развалюхой. Отовсюду свисала паутина, плесень ползла по привлекательным раньше обоям, грызуны проели норы в полах. В четырех спальнях на потолках зияли дыры, смотревшие на крышу, поэтому в комнатах летали голуби, а в одной комнате обосновались куры. Оставшаяся мебель была грязной и поломанной, но ее было так мало, что фактически комнаты стояли пустыми. И не нужно было обладать талантом дедукции, чтобы догадаться – обстановка пошла на уплату долгов. Увидев, в каком состоянии находится дом, Темперанс посочувствовала Джеймсу Маккэрну и его попытке жить в этих развалинах.
– Даже богатые могут быть бедными, – пробормотала она, закрывая за собой дверь в спальню, где на насесте сидели полдесятка кур.
Голодная со вчерашнего дня, она бродила в поисках кухни и поварихи, но, открыв какую-то дверь, попала во дворик – и словно из ада ступила в рай. По контрасту с грязью и запущенностью дома двор был чист и очень красив, камни, выстилавшие дорожку, сияли, словно их недавно помыли, нигде ни соринки.
Недоумевая, Темперанс подошла к конюшне и заглянула внутрь. Увиденное удивило ее еще больше. Под длинной шиферной крышей стояли шесть лошадей, и, хотя Темперанс не слишком много знала о них, она поняла, что две лошади – для работы, а четверка остальных для чего-то другого. Эти четверо были божественно красивыми: гладкие, лоснящиеся и пышущие здоровьем.
За те полтора часа, что она бродила по дому, ей не попался на глаза ни один человек, а здесь было трое мужчин и высокий мальчик-подросток. Каждый был занят своим делом – полировкой сбруи или чисткой стойла. Один мужчина из ведра с чистой водой поливал и без того чистые камни. Мальчик кормил одну из лошадей яблоками. Никто не посмотрел на Темперанс.
– Простите, – сказала она, но ее словно не слышали. – Простите меня... – произнесла она громче.
Мальчик повернулся и взглянул на нее. Один из мужчин оторвался от сбруи, обернулся к Темперанс, затем сплюнул и вернулся к работе.
– Я новая экономка, и... – она замолчала, поскольку один из мужчин произнес что-то непристойное.
Темперанс повернулась к нему.
– Прошу прощения? Вы мне что-то хотели сказать?
Он смотрел на нее, ухмыляясь.
– Экономка! Еще одна!
Но Темперанс не смутилась. На протяжении нескольких лет она имела дело с мужчинами, настроенными враждебно. Она подошла к незнакомцу, подбоченившись.
– Если вы хотите мне что-то сказать, извольте высказать мне это в лицо!
Человек, все еще ухмыляясь, открыл рот, но мальчик втиснулся между ними.
– У нас уже были экономки, – быстро произнес парнишка, – все они долго не задерживались. Маккэрн их вышвыривает.
– Или они сами убегают, – добавил мужчина из-за его спины.
Темперанс вздрогнула. Она думала, что ей первой предложили работу после смерти немолодой экономки.
– А давно умерла предыдущая экономка? Пожилая женщина? И сколько было после нее?
Какое-то время мальчик молча смотрел на нее. Он был красивым, высоким, ростом почти с Темперанс, но ему явно было не больше двенадцати. Его определенно хорошо кормили.
– Шесть, – наконец сказал мальчик, но когда остальные заржали, он немного покраснел и поправился: – Около дюжины.
Казалось, что он извиняется.
– Двенадцать женщин пробовали справиться с этой работой, и у них не получилось? – спросила Темперанс, широко открыв глаза. – Но почему?
– Маккэрн, – буркнул один из мужчин.
– Да, Маккэрн, – подтвердил второй. Третий просто кивнул, умывая водой камни с помощью широкой щетки. Темперанс посмотрела на мальчика.
– Маккэрн, – ответил он еле слышно.
– Ясно, – сказала Темперанс, хотя ей ничего не было ясно. – Сегодня утром мистер Маккэрн сказал мне, что женщины, с которыми он сталкивался, были слишком изнеженными, что жизнь здесь казалась им слишком тяжелой. Но я не из таких...
Она осеклась, потому что мужчины смеялись над ней. Сначала они просто обменялись улыбками, словно знали о том, о чем она не подозревает, а затем громко расхохотались.
Темперанс почувствовала, что начинает злиться. Она сжала кулаки и, развернувшись, ушла обратно в дом. Распахнув маленькую дверь, она очутилась там, где раньше была роскошная кухня, сейчас грязная и пустая.
Отодвинув старый деревянный стул от большого стола, стоявшего посередине комнаты, Темперанс упала на него. Ничто так не заставляет человека сдаться, как огромное физическое утомление. Она ничего не ела за последние сутки, ее одежда была влажной и холодной, а люди смеялись над ней...
Услышав звук шагов, она подняла голову и увидела, что в комнату, шаркая, входит пожилая женщина. Ее седые волосы и кожа были такими бесцветными, а длинная юбка из шотландки такой старой и застиранной, что Темперанс на минуту показалось – перед ней привидение. В этом доме их может быть сколько угодно. Хотя захочет ли хоть одно уважающее себя привидение жить в этой развалюхе?
– Вы настоящая? – услышала Темперанс свой шепот.
В ответ женщина закудахтала от смеха.
– О да, я настоящая! – ответила женщина. – Ну, вот, вы осмотрели дом, думаю, что вы хотите уехать. Алек увезет вас обратно в Мидлей.
И что дальше? – подумала Темперанс. Навсегда остаться жить с отчимом? Продолжать докучать ему встречами, которые она сама ненавидит? Если она еще раз услышит, как очередная безмозглая дама рассуждает о заслугах мистера Диккенса, она сойдет с ума.
Темперанс поднялась.
– Нет, я не уезжаю. Место ужасное, но при помощи прислуги можно что-нибудь сделать. Мне понадобится...
– Прислуги нет.
– Простите?
– Прислуги нет, – громче повторила женщина, – только вы, я и Эппи. Это моя старшая сестра.
Темперанс снова опустилась на стул. Старшая сестра?! Камни были моложе женщины, стоявшей перед ней.
Интересно, как она убедит молодую респектабельную даму выйти замуж за Мак-кэрна, если он живет в таком доме?! При малейшей возможности любая тут же сбежит из этой помойки.
Но ведь есть сам Маккэрн, внезапно подумала Темперанс. Хотя мужчины в конюшне знают про него что-то очень смешное, на него было, по его собственным словам, приятно посмотреть. Какая-нибудь женщина обязательно влюбится в его тело и будет смотреть за домом.
Стоит просто убрать большую часть дома, чтобы пригласить какую-нибудь женщину на уютный ужин, а затем заставить Маккэрна очаровать ее. Если он не подумает, что она хочет за него замуж, все получится.
Темперанс снова посмотрела на стоящую перед ней старуху.
– А где кухарка?
– Уже семь месяцев как схоронили, – ответила женщина.
– Ладно, – произнесла Темперанс, вставая, – тогда нам помогут мужчины...
– Нет, они работают только в конюшне. Это приказ Маккэрна. Он не хочет тратить время на дом.
– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Темперанс. – Зато на лошадей он денег не жалеет!
– Да, для лошадей все, что угодно!
Глаза старухи засверкали от удовольствия: она наслаждалась отчаянием Темперанс.
– Алек увезет вас обратно в город, – снова предложила она.
С минуту Темперанс оглядывала кухню. Старинный камин, такой огромный, что в нем можно зажарить целого лося, но, судя по птичьему помету в очаге, ставший голубятней. Пол не мыли с тех пор, как построили дом, на столе – три потускневшие медные сковородки, связанные между собой паутиной в три сантиметра толщиной. Темперанс искренне пожелала себе не повстречаться с пауком, соткавшим такую паутину.
– Где Маккэрн ест? – спросила она, оглядываясь на женщину.
– У бедной Грейс.
– А кто это?
Старуха опять закудахтала от смеха.
– Его подружка.
Теперь понятно, почему он не хочет жениться. Но нужно найти положительную сторону. Расставить все точки над «и». Темперанс призадумалась...
– Ну, хорошо, конюхам нельзя работать по дому... А можно отправить мальчика с письмом? В виде тренировки лошади!
– Да... – неуверенно произнесла старуха.
– Мне нужны ручка и бумага, – сказала она старухе.
Та развернулась и вышла из комнаты. Вернувшись через полчаса, она положила на большой кухонный стол толстую пачку старой, но отличного качества писчей бумаги, стеклянную чернильницу, и – мамочки мои! – гусиное перо.
С минуту Темперанс смотрела только на это перо. За окном двадцатый век, а она будет писать пером?
Вздохнув, Темперанс взяла перо, попросила старуху принести что-нибудь поесть и начала письмо матери.
Она медленно, ведь быстро писать тупым пером может не каждый, детально описала дом, куда попала. Двадцать девять лет своей жизни она вложила в письмо матери, используя все, что могло бы убедить Мелани помочь дочери уехать отсюда. Вина, слезы, мольбы – все там было.
В заключение, на двадцатой странице, Темперанс просила выслать ей денег на обратную дорогу.
Она скрепила письмо по-старому: воском и тяжелой медной печатью, затем вручила его мальчику по имени Рамси и попросила отправиться в Эдинбург и доставить послание матери как можно скорее.
Она вынуждена была признать, что лошади действительно очень быстрые, а мальчик Рамси не увиливает от работы. В течение суток Темперанс получила ответ.
Дрожащими в предвкушении свободы руками Темперанс вскрыла мамино письмо.
Моя дорогая доченька!
Пользуйся поваренной книгой, которую я дала тебе. Мужчины сделают все что угодно, за сытный обед. Посылаю тебе четвертину говядины, половину свиньи, еще кое-что. Мужчина не ест до тех пор, пока весь день для тебя не поработал.
С большой любовью,
твоя мама.
Из письма выпала стальная ручка.
Дом был большой, с множеством спален и четырьмя комнатами для приемов, когда-то очень красивых. Еще остались намеки на штукатуренные потолки, на оклеенные расписанной вручную шелкографией стены, на мозаичные полы. На стенах светлели пятна от висевших картин, а вмятины на полу говорили, где раньше стояла мебель.
Сейчас дом выглядел отвратительной развалюхой. Отовсюду свисала паутина, плесень ползла по привлекательным раньше обоям, грызуны проели норы в полах. В четырех спальнях на потолках зияли дыры, смотревшие на крышу, поэтому в комнатах летали голуби, а в одной комнате обосновались куры. Оставшаяся мебель была грязной и поломанной, но ее было так мало, что фактически комнаты стояли пустыми. И не нужно было обладать талантом дедукции, чтобы догадаться – обстановка пошла на уплату долгов. Увидев, в каком состоянии находится дом, Темперанс посочувствовала Джеймсу Маккэрну и его попытке жить в этих развалинах.
– Даже богатые могут быть бедными, – пробормотала она, закрывая за собой дверь в спальню, где на насесте сидели полдесятка кур.
Голодная со вчерашнего дня, она бродила в поисках кухни и поварихи, но, открыв какую-то дверь, попала во дворик – и словно из ада ступила в рай. По контрасту с грязью и запущенностью дома двор был чист и очень красив, камни, выстилавшие дорожку, сияли, словно их недавно помыли, нигде ни соринки.
Недоумевая, Темперанс подошла к конюшне и заглянула внутрь. Увиденное удивило ее еще больше. Под длинной шиферной крышей стояли шесть лошадей, и, хотя Темперанс не слишком много знала о них, она поняла, что две лошади – для работы, а четверка остальных для чего-то другого. Эти четверо были божественно красивыми: гладкие, лоснящиеся и пышущие здоровьем.
За те полтора часа, что она бродила по дому, ей не попался на глаза ни один человек, а здесь было трое мужчин и высокий мальчик-подросток. Каждый был занят своим делом – полировкой сбруи или чисткой стойла. Один мужчина из ведра с чистой водой поливал и без того чистые камни. Мальчик кормил одну из лошадей яблоками. Никто не посмотрел на Темперанс.
– Простите, – сказала она, но ее словно не слышали. – Простите меня... – произнесла она громче.
Мальчик повернулся и взглянул на нее. Один из мужчин оторвался от сбруи, обернулся к Темперанс, затем сплюнул и вернулся к работе.
– Я новая экономка, и... – она замолчала, поскольку один из мужчин произнес что-то непристойное.
Темперанс повернулась к нему.
– Прошу прощения? Вы мне что-то хотели сказать?
Он смотрел на нее, ухмыляясь.
– Экономка! Еще одна!
Но Темперанс не смутилась. На протяжении нескольких лет она имела дело с мужчинами, настроенными враждебно. Она подошла к незнакомцу, подбоченившись.
– Если вы хотите мне что-то сказать, извольте высказать мне это в лицо!
Человек, все еще ухмыляясь, открыл рот, но мальчик втиснулся между ними.
– У нас уже были экономки, – быстро произнес парнишка, – все они долго не задерживались. Маккэрн их вышвыривает.
– Или они сами убегают, – добавил мужчина из-за его спины.
Темперанс вздрогнула. Она думала, что ей первой предложили работу после смерти немолодой экономки.
– А давно умерла предыдущая экономка? Пожилая женщина? И сколько было после нее?
Какое-то время мальчик молча смотрел на нее. Он был красивым, высоким, ростом почти с Темперанс, но ему явно было не больше двенадцати. Его определенно хорошо кормили.
– Шесть, – наконец сказал мальчик, но когда остальные заржали, он немного покраснел и поправился: – Около дюжины.
Казалось, что он извиняется.
– Двенадцать женщин пробовали справиться с этой работой, и у них не получилось? – спросила Темперанс, широко открыв глаза. – Но почему?
– Маккэрн, – буркнул один из мужчин.
– Да, Маккэрн, – подтвердил второй. Третий просто кивнул, умывая водой камни с помощью широкой щетки. Темперанс посмотрела на мальчика.
– Маккэрн, – ответил он еле слышно.
– Ясно, – сказала Темперанс, хотя ей ничего не было ясно. – Сегодня утром мистер Маккэрн сказал мне, что женщины, с которыми он сталкивался, были слишком изнеженными, что жизнь здесь казалась им слишком тяжелой. Но я не из таких...
Она осеклась, потому что мужчины смеялись над ней. Сначала они просто обменялись улыбками, словно знали о том, о чем она не подозревает, а затем громко расхохотались.
Темперанс почувствовала, что начинает злиться. Она сжала кулаки и, развернувшись, ушла обратно в дом. Распахнув маленькую дверь, она очутилась там, где раньше была роскошная кухня, сейчас грязная и пустая.
Отодвинув старый деревянный стул от большого стола, стоявшего посередине комнаты, Темперанс упала на него. Ничто так не заставляет человека сдаться, как огромное физическое утомление. Она ничего не ела за последние сутки, ее одежда была влажной и холодной, а люди смеялись над ней...
Услышав звук шагов, она подняла голову и увидела, что в комнату, шаркая, входит пожилая женщина. Ее седые волосы и кожа были такими бесцветными, а длинная юбка из шотландки такой старой и застиранной, что Темперанс на минуту показалось – перед ней привидение. В этом доме их может быть сколько угодно. Хотя захочет ли хоть одно уважающее себя привидение жить в этой развалюхе?
– Вы настоящая? – услышала Темперанс свой шепот.
В ответ женщина закудахтала от смеха.
– О да, я настоящая! – ответила женщина. – Ну, вот, вы осмотрели дом, думаю, что вы хотите уехать. Алек увезет вас обратно в Мидлей.
И что дальше? – подумала Темперанс. Навсегда остаться жить с отчимом? Продолжать докучать ему встречами, которые она сама ненавидит? Если она еще раз услышит, как очередная безмозглая дама рассуждает о заслугах мистера Диккенса, она сойдет с ума.
Темперанс поднялась.
– Нет, я не уезжаю. Место ужасное, но при помощи прислуги можно что-нибудь сделать. Мне понадобится...
– Прислуги нет.
– Простите?
– Прислуги нет, – громче повторила женщина, – только вы, я и Эппи. Это моя старшая сестра.
Темперанс снова опустилась на стул. Старшая сестра?! Камни были моложе женщины, стоявшей перед ней.
Интересно, как она убедит молодую респектабельную даму выйти замуж за Мак-кэрна, если он живет в таком доме?! При малейшей возможности любая тут же сбежит из этой помойки.
Но ведь есть сам Маккэрн, внезапно подумала Темперанс. Хотя мужчины в конюшне знают про него что-то очень смешное, на него было, по его собственным словам, приятно посмотреть. Какая-нибудь женщина обязательно влюбится в его тело и будет смотреть за домом.
Стоит просто убрать большую часть дома, чтобы пригласить какую-нибудь женщину на уютный ужин, а затем заставить Маккэрна очаровать ее. Если он не подумает, что она хочет за него замуж, все получится.
Темперанс снова посмотрела на стоящую перед ней старуху.
– А где кухарка?
– Уже семь месяцев как схоронили, – ответила женщина.
– Ладно, – произнесла Темперанс, вставая, – тогда нам помогут мужчины...
– Нет, они работают только в конюшне. Это приказ Маккэрна. Он не хочет тратить время на дом.
– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Темперанс. – Зато на лошадей он денег не жалеет!
– Да, для лошадей все, что угодно!
Глаза старухи засверкали от удовольствия: она наслаждалась отчаянием Темперанс.
– Алек увезет вас обратно в город, – снова предложила она.
С минуту Темперанс оглядывала кухню. Старинный камин, такой огромный, что в нем можно зажарить целого лося, но, судя по птичьему помету в очаге, ставший голубятней. Пол не мыли с тех пор, как построили дом, на столе – три потускневшие медные сковородки, связанные между собой паутиной в три сантиметра толщиной. Темперанс искренне пожелала себе не повстречаться с пауком, соткавшим такую паутину.
– Где Маккэрн ест? – спросила она, оглядываясь на женщину.
– У бедной Грейс.
– А кто это?
Старуха опять закудахтала от смеха.
– Его подружка.
Теперь понятно, почему он не хочет жениться. Но нужно найти положительную сторону. Расставить все точки над «и». Темперанс призадумалась...
– Ну, хорошо, конюхам нельзя работать по дому... А можно отправить мальчика с письмом? В виде тренировки лошади!
– Да... – неуверенно произнесла старуха.
– Мне нужны ручка и бумага, – сказала она старухе.
Та развернулась и вышла из комнаты. Вернувшись через полчаса, она положила на большой кухонный стол толстую пачку старой, но отличного качества писчей бумаги, стеклянную чернильницу, и – мамочки мои! – гусиное перо.
С минуту Темперанс смотрела только на это перо. За окном двадцатый век, а она будет писать пером?
Вздохнув, Темперанс взяла перо, попросила старуху принести что-нибудь поесть и начала письмо матери.
Она медленно, ведь быстро писать тупым пером может не каждый, детально описала дом, куда попала. Двадцать девять лет своей жизни она вложила в письмо матери, используя все, что могло бы убедить Мелани помочь дочери уехать отсюда. Вина, слезы, мольбы – все там было.
В заключение, на двадцатой странице, Темперанс просила выслать ей денег на обратную дорогу.
Она скрепила письмо по-старому: воском и тяжелой медной печатью, затем вручила его мальчику по имени Рамси и попросила отправиться в Эдинбург и доставить послание матери как можно скорее.
Она вынуждена была признать, что лошади действительно очень быстрые, а мальчик Рамси не увиливает от работы. В течение суток Темперанс получила ответ.
Дрожащими в предвкушении свободы руками Темперанс вскрыла мамино письмо.
Моя дорогая доченька!
Пользуйся поваренной книгой, которую я дала тебе. Мужчины сделают все что угодно, за сытный обед. Посылаю тебе четвертину говядины, половину свиньи, еще кое-что. Мужчина не ест до тех пор, пока весь день для тебя не поработал.
С большой любовью,
твоя мама.
Из письма выпала стальная ручка.
Глава седьмая
Четыре дня, думала Темперанс, опуская швабру в ведро. Четыре самых ужасных дня в ее жизни она мыла и терла. Руки у нее загрубели и потрескались.
– Вам надо что-нибудь посильнее, да? – спросила Гриссель, служанка, на исходе первого дня, наблюдая, как Темперанс сражалась с кухней сначала с помощью щетки, затем швабры, затем ножом пытаясь отскоблить многолетнюю ржавчину, которая не желала соскабливаться.
Единственной целью Темперанс было выбраться из этого ужасного места и избавиться от этих ужасных людей. Конюхи ухмылялись, увидев ее. Две древние служанки ходили за ней по пятам и смотрели на нее так, словно она приехала, чтобы развлекать их. Но они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей отмыть старый вонючий дом.
– Вам надо что-нибудь посильнее, да? – спросила Гриссель, служанка, на исходе первого дня, наблюдая, как Темперанс сражалась с кухней сначала с помощью щетки, затем швабры, затем ножом пытаясь отскоблить многолетнюю ржавчину, которая не желала соскабливаться.
Единственной целью Темперанс было выбраться из этого ужасного места и избавиться от этих ужасных людей. Конюхи ухмылялись, увидев ее. Две древние служанки ходили за ней по пятам и смотрели на нее так, словно она приехала, чтобы развлекать их. Но они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей отмыть старый вонючий дом.