Страница:
— Она говорит, — прошептал Алан, — что ей приходится заниматься этим с придуманным ею любовником, которого она смастерила из тряпок, чтобы заменить настоящего…
— Неважно, — простонала Сэмми, прикрывая ладонью глаза. Через несколько секунд она сквозь пальцы посмотрела на происходящее.
Внезапно на сцену ворвалась высокая блондинка. Первая девушка с виноватым видом вскочила, а белобрысая, уперев руки в бока, свирепо уставилась на куклу. Эта явно была лучшей актрисой: по крайней мере, легко верилось в то, что она действительно в ярости. Обе женщины принялись что-то вопить по-французски.
— Подружка поймала ее на месте преступления, — подсказал Алан. — Обвинения и тому подобное.
Сэмми снова вздохнула. Публика вокруг начала слегка заводиться, послышалось несколько смешков. Высокая блондинка вылетела вон, а первая девушка плюхнулась на кушетку и, ломая руки, пыталась изобразить какие-то переживания. Потом она разразилась длинным монологом.
— Ее подружка отправилась покупать стимулятор, — почти не раскрывая рта прошептал Алан. — Но она утверждает, что от этого не будет никакой пользы. Ей необходим настоящий любовник.
Когда на сцене появился мужчина в берете и ветровке, Сэмми сразу догадалась, что произойдет. Публика приветствовала его одобрительными выкриками. Актер довольно резко повернулся к заполненному залу и с широкой улыбкой поклонился. Публика разразилась хохотом.
— Этот парень очень неплох, — прошептал Алан, вновь обхватывая ледяные пальчики Сэмми и утешительно прижимая их к своему боку. — Он парижанин с Монмартра, то, что мы называем настоящий «apache» — хулиган. И он хороший актер.
Сэмми слегка выпрямилась в кресле и решительно открыла глаза. Алан, наблюдая за ней, казалось, едва сдерживает смех. Разговор на сцене шел на повышенных тонах, слышались яростные нотки, молодой человек схватил девицу за руку. Сцена, которую он разыграл, обнаружив, что на девице ниже пояса ничего нет, была исполнена драматизма. Сразу же отпустив ее руку, француз начал лихорадочно стягивать с себя одежду. Он сорвал рубашку и швырнул ее на пол, публика разразилась подбадривающим свистом и улюлюканьем. Молодой человек выразительно подмигнул и уже медленно принялся спускать брюки. У него оказался весьма большой член, но, насколько заметила Сэм, он не приподнялся ни на сантиметр.
Алан прошептал:
— Он говорит, что, раз уж ее подружка ушла и он забрался именно в их комнату, а ее вид очень его возбуждает, он хочет овладеть ею. Если необходимо, добьется этого силой.
Широко открыв глаза, Сэмми смотрела на сцену.
— Ему это будет весьма сложно сделать, — прошептала она и услышала, как коротко хохотнул сидящий рядом с ней мужчина.
Публика хихикала, а предполагаемый насильник подтащил девицу к кушетке, опрокинул ее на спину и, печально склонив голову, посмотрел на нижнюю часть своего тела. Потом он пожал плечами, и зрительный зал взорвался от хохота. Девица на кушетке схватила его одной рукой и, облокотившись на другую, с деловым видом принялась приводить молодого человека в должное состояние. Прошло немало времени, прежде чем он достаточно возбудился.
Почти в ту же секунду на сцену с грохотом ворвалась блондинка и застала молодого человека и девицу в самый разгар интимных развлечений.
— Снова упреки, — пояснил шепотом Алан.
Не веря в реальность происходящего, Сэмми смотрела на сцену. Все три действующих лица посрывали с себя одежду, и через несколько минут три обнаженных тела переплетались и дергались в совершенно невероятных позах. Правда, ничего особенно эротичного в происходящем не оказалось. С натяжкой можно было назвать это представление комедией Что действительно поражало, так это мускулистый француз, на котором не осталось ничего, кроме берета. Его стойкость не знала предела. Что бы ни вытворяли две женщины на сцене, он оставался совершенно хладнокровным. Его член лишь слегка приподнимался. Вдруг он подхватил здоровую блондинку на руки и все-таки овладел ею. Она обхватила ногами его бедра, а он отправился с ней прямо в зал, спустившись на три ступеньки. Сэмми обеими руками ухватилась за Алана.
— Сохраняйте спокойствие, — прошептал он. — Это всего-навсего часть представления.
Держа женщину на руках, француз осмотрел ряды японцев, брови которых одинаково стояли домиком от удивления, и прошел мимо. Не задержался он и около индусов. Зато остановился рядом с американцами и осторожно водрузил голую девицу прямо на колени двух мужчин, сидящих возле прохода, причем сам не оторвался от нее.
Обнаженная актриска внимательно посмотрела в лицо одного из американцев, на коленях которого она теперь возлежала.
— Ты откуда? — громко спросила она с явным немецким акцентом. — Что ты сказал — Миннеаполис?
Стоя в проходе, француз со слегка скучающим видом продолжал совокупляться с блондинкой.
— Сколько же сегодня в театре жителей Миннеаполиса? — поинтересовалась она, приподнимая голову так, чтобы лучше видеть зрителей.
В ответ по залу прокатилась волна восторженных криков и свиста. «Толедо!» — выкрикнул кто-то сзади.
— Скажите, когда все это закончится, — попросила Сэмми, закрывая лицо обеими руками.
Смеющийся Алан отвел ее ладони от лица и крепко сжал их.
— Посмотрите — вот они идут.
Француз приподнял свою ношу и потащил ее дальше по проходу. Его шаловливые глазки были устремлены куда-то на верхние ряды. Блондинка, крепко обхватив руками обнаженные плечи и обвив ногами тело партнера, вертела во все стороны головой, чтобы увидеть, куда они направляются. Она заметила Алана де Бо, и глаза ее расширились. Актриса что-то прошептала своему напарнику, и он остановился около их ряда.
— Ah, le m'sieur tres beau — vous etes francais, non?[32] — радостно поинтересовалась блондинка в тот момент, когда мужчина укладывал ее на колени Алану. Впервые за весь вечер артистка, кажется, пришла в настоящий восторг. — Et la demoiselle ravissante![33] — продолжила она, поворачивая голову и оценивающе глядя на Сэм.
Алан посмотрел вниз, на лежащую у него на коленях нагую девицу. Происходящее явно забавляло его.
— Она говорит, вы очаровательны, — сообщил он Саманте.
Он сказал что-то человеку, стоящему в проходе и продолжающему накачивать партнершу с видом, будто он совершал обычную, рутинную работу. Француз быстро и понимающе взглянул на Алана и что-то ответил. Вероятно, это оказалась удачная шутка, потому что оба громко засмеялись.
«И это происходит наяву! — подумала Сэмми, глядя на женщину, голова которой удобно устроилась на правой руке Алана. — Я смотрю секс-шоу в Париже, и все совершенно не похоже на то, как я себе это представляла. Какой-то сумасшедший дом!»
Вблизи было видно, что светлые волосы девицы влажны от пота и у корней гораздо темнее, чем на концах. Алан все еще крепко сжимал левой рукой ладонь Сэмми — он не забыл о ней, — но тут троица завела по-французски какой-то оживленный разговор.
Кивнув и широко улыбнувшись, голый в берете поднял здоровенную блондинку и унес ее на сцену. Артисты, и не подумав одеться, выстроились в рядок и принялись раскланиваться. Публика одобрительно свистела и топала ногами. Занавес, дергаясь, закрыл сцену, проехав при этом по той части тела француза, которая сейчас оказалась в заметно приподнятом состоянии, благодаря недавним продолжительным упражнениям. Вновь раздался взрыв хохота.
Алан наклонился к Сэмми, глядя на нее озорными глазами.
— Никаких цепей, никаких плетей, — начал он.
— О, черт! — Она осуждающе посмотрела на своего спутника, губы ее задрожали. — Как он это делал? — Сэмми, захлебываясь от смеха, прижалась к Алану, потому что в этот момент многочисленная публика начала пробираться к проходу, покидая зал.
— Я знал, что вы об этом спросите. — Алан обнял ее за плечи, чтобы их не оттолкнули друг от друга. — Лучшие исполнители мужских ролей в секс-шоу — гомосексуалисты.
Сэмми уставилась на Алана де Бо, вспоминая мускулистого француза, который с такой легкостью таскал по залу огромную блондинку, его откровенные повадки самца.
— Вы имеете в виду, он «голубой»? Но он смотрелся таким…
Алан откинул голову назад и громко засмеялся.
— О, дорогая моя, не будьте такой наивной. Неужели вы не поняли, что он сделал мне вполне определенное предложение?
Покинув театр, они вышли на душную влажную Пигаль. Сэмми, обеими руками ухватившись за локоть Алана де Бо, повисла у него на руке, пока он пытался поймать такси.
— Нам нужно выпить, — предложил молодой человек, придерживая перед Самантой дверцу машины. — Где-нибудь в тихом местечке. Думаю, бар «Крильон» вполне подойдет.
Он назвал водителю адрес где-то на площади Согласия и откинулся рядом с ней на спинку сиденья.
— Было весьма забавно, — неуверенно начала Сэмми.
Ей тоже необходимо было выпить. Представление нанесло удар по всем ее чувствам, хотя и не непристойностью. Правду сказать, то, что они увидели, оказалось почти смешным.
Держа в ладонях ее руку, Алан наклонил голову, чтобы заглянуть ей в лицо.
— В чем дело, прекрасная Саманта? — Он нахмурился. — Вы вновь выглядите печальной.
«Нет, не печальной, — подумала она. — Смущенной».
Сэмми отвернулась к окошку, чтобы Алан не видел выражения ее лица. «Не будьте наивной», — сказал он в театре. Нет, больше она не наивна. Только не после двух лет в Нью-Йорке, не после Джека Стор-ма. Просто она чувствовала, что ее снова что-то выводит из равновесия, и причиной тому стал Алан де Бо. Она поняла, что не может заставить себя не думать о нем. Каждая минута рядом с этим человеком доставляла ей удовольствие. Вряд ли он мог догадаться, что обладает властными манерами сильного, опытного мужчины, которые всегда так ее привлекали. В то же время у Алана было неуемное, искрометное чувство юмора, и сегодня на «пикантном шоу» она вновь убедилась в этом.
Они уже поужинали в роскошной «Серебряной башне» и посетили Нотр-Дам. Побывали на знаменитых скачках в Булонском лесу, где она окунулась в изысканную атмосферу, царящую на трибунах и в баре, куда они заглянули позже и где прекрасно одетые аристократы тепло приветствовали Алана и рассматривали Сэмми с той долей любопытства, какую только допускали хорошие манеры. Иногда, как, например, сегодня в вестибюле театра, ей казалось, что Алан вот-вот обнимет и поцелует ее.
Но сейчас, в такси, Сэмми вновь почувствовала тревогу: что-то она воспринимает не так. Совершенно очевидно, в Париже все не так, как в Нью-Йорке или в других городах, потому что до сих пор молодой человек так и не попытался еще раз поцеловать ее. Алан вел себя настолько романтично и в то же время вежливо-сдержанно, что порой у Сэмми складывалось впечатление, будто он решил ухаживать за ней на старинный манер. Словно они уже питали друг к другу спокойную, уравновешенную любовь. Словно они давно помолвлены и собираются пожениться.
— Дорогая? — Алан наклонился к ней, и отблески уличных фонарей осветили удлиненное изысканно-красивое лицо и прекрасные глаза. Он сидел так близко, что Сэмми ощущала тепло его тела. — О чем вы задумались? Ваши мысли где-то далеко?
Они спускались по Монмартрскому холму, по его широким, залитым светом бульварам, где под пышными деревьями прогуливались толпы народа. Такси остановилось у светофора недалеко от ярко освещенного уличного кафе на углу бульвара Османн. Сэмми с интересом разглядывала посетителей за маленькими столиками. Если она решит ответить, то, вероятно, крикнет ему прямо в лицо, что желает только одного: чтобы он обнял и снова поцеловал ее, что она помнит тепло его губ, сладостные токи, пробегающие по телу от каждого его прикосновения. Было от чего сойти с ума: еще недавно Джек казался всем в ее жизни, но теперь Сэмми понимала, что ее неудержимо тянет к Алану де Бо.
И именно сейчас на заднем сиденье такси, замершего где-то посреди Парижа, он ждал, что она ему что-то скажет.
Кристофер Чизуик сидел в кафе «Кардинал Ришелье», выбрав самое неосвещенное место. И все-таки любой, кто прошел бы по бульвару, мог легко его заметить.
«Она опаздывает, чертовски опаздывает», — в который уже раз раздраженно повторял он про себя, не спуская глаз с пешеходов, спешащих по перекрестку. Он уже перестал бороться со скукой, вызванной пустой тратой времени, опустошил несколько бокалов вермута, которые один за другим приносил официант, и теперь уже не испытывал ничего, кроме усталости. Сделать он все равно ничего не мог. Она, конечно, появится, только неизвестно когда.
Женщина, которую он поджидал, была по-своему надежной — это одна из лучших ее черт, — однако вряд ли кто-нибудь отважился бы назвать ее пунктуальной. В прошлом, подозревал Чип, у нее было немало замечательных качеств, но теперь их трудно обнаружить. Уже не впервые он задумался, какой она была всего пару лет назад. Без сомнения, прелестной, сексуальной, желанной, очаровательной, потому что француженки всегда очаровательны. Вероятно, тогда он заинтересовался бы ею больше.
Что за неудачный поворот судьбы, размышлял Чип, допивая очередную порцию вермута. Ему довелось приехать сюда несколько поздно, ну а два года назад он был слишком увлечен итальянской пышечкой по имени Алида. Или Франческа? В то время калейдоскоп имен не имел особого значения.
Чип наблюдал, как официант несет поднос, заставленный кружками с пивом, для шумной группы американцев, и с трудом подавил желание вновь взглянуть на часы. Терпение, еще полчаса. Она обязательно появится.
И в этот момент он заметил, что она плетется по бульвару с таким видом, словно пребывает где-то в другом, куда лучшем времени и месте.
Будь все неладно! Чип почувствовал прилив холодной злости на ублюдков, которые довели ее до такого состояния. На ней была тонкая красная блузка из шелка и узкие черные укороченные брючки, из-под которых виднелись белые носки и высокие каблуки. Чисто парижский стиль: туфли на высоких каблуках и маленькие носочки. Ее прекрасные темно-рыжие волосы развевались на ветру, вздымающему клубы пыли вдоль улицы. Совершенно искаженные черты, огромные глаза — темнее, чем обычно, — и, как всегда, отсутствующее выражение лица.
Он поднял руку и попытался обратить на себя внимание. Сегодня вечером она явно ничего вокруг себя не видела. Двигаясь по переходу, женщина покачивалась из стороны в сторону. Чип слегка приподнялся, поклявшись, что не сделает ни шагу в ее сторону, но в то же время стараясь не терять ее из виду. Ему совершенно не хотелось покидать свой столик и идти за ней по улице, пока она не вспомнит, куда именно направляется. Это было бы слишком рискованно.
Она увидела его и замерла на противоположной стороне улицы. «Замечательно, — похвалил он ее. — Теперь, как хорошая девочка, аккуратненько переходи через дорогу». Он сел на место и вытянул под столом длинные ноги, делая вид, что совершенно спокоен.
Она пробралась наконец в дальний угол кафе, уселась рядом с ним и сразу же обвила его шею руками, бормоча что-то неразборчивое. Потом он почувствовал на губах холодный, влажный вкус ее губ — абсолютно ничего приятного.
На мгновение Чип задумался, понимает ли рыжеволосая красавица, кого вообще она целует. Ее язык нежно пробежал по его верхней губе, и всем своим изящным, но слишком худеньким телом она, словно подчиняясь какому-то рефлексу, прижалась к нему. Не позволяя себе слишком углубляться в размышления, Чизуик покрепче обнял девушку, и ее рука сразу же заскользила по его рубашке.
Чип слегка покачнулся, погладил ее по плечу, провел рукой по блузке, словно лаская грудь. Когда их пальцы соприкоснулись, она трясущейся рукой вложила в его ладонь несколько прозрачных пакетиков.
— Хорошая девочка, — проговорил Чип, почти вплотную прижавшись к ее рту. Он произнес еще несколько ласковых фраз по-французски, чтобы придать свиданию убедительный вид. — Теперь сиди спокойно, пока я передам тебе деньги.
Софи откинула голову назад и посмотрела на него страстным мечтательным взглядом.
— Чиип? — в ее шепоте слышалось сомнение.
«Господи, я потерял ее», — подумал Чип, глядя на прекрасное бледное лицо. Откровенно говоря, чудом казалось даже то, что она добралась до кафе. Чертовски глупо было с их стороны привлекать ее к делу, но на сей раз она пошла на это только ради него. Он постарался подавить чувство вины и не вспоминать, что если провалится сам, то пострадает и она. Необходимо помочь ей сосредоточиться на том, что она делает.
— Ma bien aimee, — прошептал он тихонько. На самом деле Чип пытался внушить ей: «Сосредоточься, чтобы я мог передать тебе деньги, любовь моя. Потому что они, конечно, черта с два ждут тебя без них». — Ne veux-tu pas l'argent?[34] — попытался он достучаться до ее сознания.
Скрученные в трубочку франки лежали в кармане рубашки. Он уже вытащил их, но Софи никак не хотела раскрыть ладошку и взять деньги. Вместо этого она, замерев в его объятиях, ласково поглаживала грудь Чипа под тонкой рубашкой. Потом ее пальцы добрались до теплой кожи его шеи, и она страстно обняла его. Боже, она требовала новых поцелуев! «Что мать, что дочь», — подумал Чип с горечью. Вся операция окажется под угрозой срыва, если он не сумеет ее остановить.
Чип поднял голову и посмотрел через плечо Софи, надеясь незаметно, без борьбы оторвать ее от себя. В этот момент он заметил, что у светофора остановилось такси. Из окошка смотрела блондинка, безошибочно выхватившая его взглядом из толпы сидящих за столиками.
Проклятое прекрасное лицо — так и должно было случиться! Ну как забыть этот прямой взгляд, слегка вздернутый нос, рот, который он жадно целовал в ту ночь! Женщину, с которой он занимался любовью со страстью, какую и не мечтал испытать?
И она тоже узнала его.
В тот момент, когда такси рванулось вперед, он увидел, как расширились ее серебристые глаза. Рыжеволосая продолжала блаженно тереться носом о его шею, повернувшись лицом к улице. Без сомнения, Сэмми узнала и Софи.
11
— Неважно, — простонала Сэмми, прикрывая ладонью глаза. Через несколько секунд она сквозь пальцы посмотрела на происходящее.
Внезапно на сцену ворвалась высокая блондинка. Первая девушка с виноватым видом вскочила, а белобрысая, уперев руки в бока, свирепо уставилась на куклу. Эта явно была лучшей актрисой: по крайней мере, легко верилось в то, что она действительно в ярости. Обе женщины принялись что-то вопить по-французски.
— Подружка поймала ее на месте преступления, — подсказал Алан. — Обвинения и тому подобное.
Сэмми снова вздохнула. Публика вокруг начала слегка заводиться, послышалось несколько смешков. Высокая блондинка вылетела вон, а первая девушка плюхнулась на кушетку и, ломая руки, пыталась изобразить какие-то переживания. Потом она разразилась длинным монологом.
— Ее подружка отправилась покупать стимулятор, — почти не раскрывая рта прошептал Алан. — Но она утверждает, что от этого не будет никакой пользы. Ей необходим настоящий любовник.
Когда на сцене появился мужчина в берете и ветровке, Сэмми сразу догадалась, что произойдет. Публика приветствовала его одобрительными выкриками. Актер довольно резко повернулся к заполненному залу и с широкой улыбкой поклонился. Публика разразилась хохотом.
— Этот парень очень неплох, — прошептал Алан, вновь обхватывая ледяные пальчики Сэмми и утешительно прижимая их к своему боку. — Он парижанин с Монмартра, то, что мы называем настоящий «apache» — хулиган. И он хороший актер.
Сэмми слегка выпрямилась в кресле и решительно открыла глаза. Алан, наблюдая за ней, казалось, едва сдерживает смех. Разговор на сцене шел на повышенных тонах, слышались яростные нотки, молодой человек схватил девицу за руку. Сцена, которую он разыграл, обнаружив, что на девице ниже пояса ничего нет, была исполнена драматизма. Сразу же отпустив ее руку, француз начал лихорадочно стягивать с себя одежду. Он сорвал рубашку и швырнул ее на пол, публика разразилась подбадривающим свистом и улюлюканьем. Молодой человек выразительно подмигнул и уже медленно принялся спускать брюки. У него оказался весьма большой член, но, насколько заметила Сэм, он не приподнялся ни на сантиметр.
Алан прошептал:
— Он говорит, что, раз уж ее подружка ушла и он забрался именно в их комнату, а ее вид очень его возбуждает, он хочет овладеть ею. Если необходимо, добьется этого силой.
Широко открыв глаза, Сэмми смотрела на сцену.
— Ему это будет весьма сложно сделать, — прошептала она и услышала, как коротко хохотнул сидящий рядом с ней мужчина.
Публика хихикала, а предполагаемый насильник подтащил девицу к кушетке, опрокинул ее на спину и, печально склонив голову, посмотрел на нижнюю часть своего тела. Потом он пожал плечами, и зрительный зал взорвался от хохота. Девица на кушетке схватила его одной рукой и, облокотившись на другую, с деловым видом принялась приводить молодого человека в должное состояние. Прошло немало времени, прежде чем он достаточно возбудился.
Почти в ту же секунду на сцену с грохотом ворвалась блондинка и застала молодого человека и девицу в самый разгар интимных развлечений.
— Снова упреки, — пояснил шепотом Алан.
Не веря в реальность происходящего, Сэмми смотрела на сцену. Все три действующих лица посрывали с себя одежду, и через несколько минут три обнаженных тела переплетались и дергались в совершенно невероятных позах. Правда, ничего особенно эротичного в происходящем не оказалось. С натяжкой можно было назвать это представление комедией Что действительно поражало, так это мускулистый француз, на котором не осталось ничего, кроме берета. Его стойкость не знала предела. Что бы ни вытворяли две женщины на сцене, он оставался совершенно хладнокровным. Его член лишь слегка приподнимался. Вдруг он подхватил здоровую блондинку на руки и все-таки овладел ею. Она обхватила ногами его бедра, а он отправился с ней прямо в зал, спустившись на три ступеньки. Сэмми обеими руками ухватилась за Алана.
— Сохраняйте спокойствие, — прошептал он. — Это всего-навсего часть представления.
Держа женщину на руках, француз осмотрел ряды японцев, брови которых одинаково стояли домиком от удивления, и прошел мимо. Не задержался он и около индусов. Зато остановился рядом с американцами и осторожно водрузил голую девицу прямо на колени двух мужчин, сидящих возле прохода, причем сам не оторвался от нее.
Обнаженная актриска внимательно посмотрела в лицо одного из американцев, на коленях которого она теперь возлежала.
— Ты откуда? — громко спросила она с явным немецким акцентом. — Что ты сказал — Миннеаполис?
Стоя в проходе, француз со слегка скучающим видом продолжал совокупляться с блондинкой.
— Сколько же сегодня в театре жителей Миннеаполиса? — поинтересовалась она, приподнимая голову так, чтобы лучше видеть зрителей.
В ответ по залу прокатилась волна восторженных криков и свиста. «Толедо!» — выкрикнул кто-то сзади.
— Скажите, когда все это закончится, — попросила Сэмми, закрывая лицо обеими руками.
Смеющийся Алан отвел ее ладони от лица и крепко сжал их.
— Посмотрите — вот они идут.
Француз приподнял свою ношу и потащил ее дальше по проходу. Его шаловливые глазки были устремлены куда-то на верхние ряды. Блондинка, крепко обхватив руками обнаженные плечи и обвив ногами тело партнера, вертела во все стороны головой, чтобы увидеть, куда они направляются. Она заметила Алана де Бо, и глаза ее расширились. Актриса что-то прошептала своему напарнику, и он остановился около их ряда.
— Ah, le m'sieur tres beau — vous etes francais, non?[32] — радостно поинтересовалась блондинка в тот момент, когда мужчина укладывал ее на колени Алану. Впервые за весь вечер артистка, кажется, пришла в настоящий восторг. — Et la demoiselle ravissante![33] — продолжила она, поворачивая голову и оценивающе глядя на Сэм.
Алан посмотрел вниз, на лежащую у него на коленях нагую девицу. Происходящее явно забавляло его.
— Она говорит, вы очаровательны, — сообщил он Саманте.
Он сказал что-то человеку, стоящему в проходе и продолжающему накачивать партнершу с видом, будто он совершал обычную, рутинную работу. Француз быстро и понимающе взглянул на Алана и что-то ответил. Вероятно, это оказалась удачная шутка, потому что оба громко засмеялись.
«И это происходит наяву! — подумала Сэмми, глядя на женщину, голова которой удобно устроилась на правой руке Алана. — Я смотрю секс-шоу в Париже, и все совершенно не похоже на то, как я себе это представляла. Какой-то сумасшедший дом!»
Вблизи было видно, что светлые волосы девицы влажны от пота и у корней гораздо темнее, чем на концах. Алан все еще крепко сжимал левой рукой ладонь Сэмми — он не забыл о ней, — но тут троица завела по-французски какой-то оживленный разговор.
Кивнув и широко улыбнувшись, голый в берете поднял здоровенную блондинку и унес ее на сцену. Артисты, и не подумав одеться, выстроились в рядок и принялись раскланиваться. Публика одобрительно свистела и топала ногами. Занавес, дергаясь, закрыл сцену, проехав при этом по той части тела француза, которая сейчас оказалась в заметно приподнятом состоянии, благодаря недавним продолжительным упражнениям. Вновь раздался взрыв хохота.
Алан наклонился к Сэмми, глядя на нее озорными глазами.
— Никаких цепей, никаких плетей, — начал он.
— О, черт! — Она осуждающе посмотрела на своего спутника, губы ее задрожали. — Как он это делал? — Сэмми, захлебываясь от смеха, прижалась к Алану, потому что в этот момент многочисленная публика начала пробираться к проходу, покидая зал.
— Я знал, что вы об этом спросите. — Алан обнял ее за плечи, чтобы их не оттолкнули друг от друга. — Лучшие исполнители мужских ролей в секс-шоу — гомосексуалисты.
Сэмми уставилась на Алана де Бо, вспоминая мускулистого француза, который с такой легкостью таскал по залу огромную блондинку, его откровенные повадки самца.
— Вы имеете в виду, он «голубой»? Но он смотрелся таким…
Алан откинул голову назад и громко засмеялся.
— О, дорогая моя, не будьте такой наивной. Неужели вы не поняли, что он сделал мне вполне определенное предложение?
Покинув театр, они вышли на душную влажную Пигаль. Сэмми, обеими руками ухватившись за локоть Алана де Бо, повисла у него на руке, пока он пытался поймать такси.
— Нам нужно выпить, — предложил молодой человек, придерживая перед Самантой дверцу машины. — Где-нибудь в тихом местечке. Думаю, бар «Крильон» вполне подойдет.
Он назвал водителю адрес где-то на площади Согласия и откинулся рядом с ней на спинку сиденья.
— Было весьма забавно, — неуверенно начала Сэмми.
Ей тоже необходимо было выпить. Представление нанесло удар по всем ее чувствам, хотя и не непристойностью. Правду сказать, то, что они увидели, оказалось почти смешным.
Держа в ладонях ее руку, Алан наклонил голову, чтобы заглянуть ей в лицо.
— В чем дело, прекрасная Саманта? — Он нахмурился. — Вы вновь выглядите печальной.
«Нет, не печальной, — подумала она. — Смущенной».
Сэмми отвернулась к окошку, чтобы Алан не видел выражения ее лица. «Не будьте наивной», — сказал он в театре. Нет, больше она не наивна. Только не после двух лет в Нью-Йорке, не после Джека Стор-ма. Просто она чувствовала, что ее снова что-то выводит из равновесия, и причиной тому стал Алан де Бо. Она поняла, что не может заставить себя не думать о нем. Каждая минута рядом с этим человеком доставляла ей удовольствие. Вряд ли он мог догадаться, что обладает властными манерами сильного, опытного мужчины, которые всегда так ее привлекали. В то же время у Алана было неуемное, искрометное чувство юмора, и сегодня на «пикантном шоу» она вновь убедилась в этом.
Они уже поужинали в роскошной «Серебряной башне» и посетили Нотр-Дам. Побывали на знаменитых скачках в Булонском лесу, где она окунулась в изысканную атмосферу, царящую на трибунах и в баре, куда они заглянули позже и где прекрасно одетые аристократы тепло приветствовали Алана и рассматривали Сэмми с той долей любопытства, какую только допускали хорошие манеры. Иногда, как, например, сегодня в вестибюле театра, ей казалось, что Алан вот-вот обнимет и поцелует ее.
Но сейчас, в такси, Сэмми вновь почувствовала тревогу: что-то она воспринимает не так. Совершенно очевидно, в Париже все не так, как в Нью-Йорке или в других городах, потому что до сих пор молодой человек так и не попытался еще раз поцеловать ее. Алан вел себя настолько романтично и в то же время вежливо-сдержанно, что порой у Сэмми складывалось впечатление, будто он решил ухаживать за ней на старинный манер. Словно они уже питали друг к другу спокойную, уравновешенную любовь. Словно они давно помолвлены и собираются пожениться.
— Дорогая? — Алан наклонился к ней, и отблески уличных фонарей осветили удлиненное изысканно-красивое лицо и прекрасные глаза. Он сидел так близко, что Сэмми ощущала тепло его тела. — О чем вы задумались? Ваши мысли где-то далеко?
Они спускались по Монмартрскому холму, по его широким, залитым светом бульварам, где под пышными деревьями прогуливались толпы народа. Такси остановилось у светофора недалеко от ярко освещенного уличного кафе на углу бульвара Османн. Сэмми с интересом разглядывала посетителей за маленькими столиками. Если она решит ответить, то, вероятно, крикнет ему прямо в лицо, что желает только одного: чтобы он обнял и снова поцеловал ее, что она помнит тепло его губ, сладостные токи, пробегающие по телу от каждого его прикосновения. Было от чего сойти с ума: еще недавно Джек казался всем в ее жизни, но теперь Сэмми понимала, что ее неудержимо тянет к Алану де Бо.
И именно сейчас на заднем сиденье такси, замершего где-то посреди Парижа, он ждал, что она ему что-то скажет.
Кристофер Чизуик сидел в кафе «Кардинал Ришелье», выбрав самое неосвещенное место. И все-таки любой, кто прошел бы по бульвару, мог легко его заметить.
«Она опаздывает, чертовски опаздывает», — в который уже раз раздраженно повторял он про себя, не спуская глаз с пешеходов, спешащих по перекрестку. Он уже перестал бороться со скукой, вызванной пустой тратой времени, опустошил несколько бокалов вермута, которые один за другим приносил официант, и теперь уже не испытывал ничего, кроме усталости. Сделать он все равно ничего не мог. Она, конечно, появится, только неизвестно когда.
Женщина, которую он поджидал, была по-своему надежной — это одна из лучших ее черт, — однако вряд ли кто-нибудь отважился бы назвать ее пунктуальной. В прошлом, подозревал Чип, у нее было немало замечательных качеств, но теперь их трудно обнаружить. Уже не впервые он задумался, какой она была всего пару лет назад. Без сомнения, прелестной, сексуальной, желанной, очаровательной, потому что француженки всегда очаровательны. Вероятно, тогда он заинтересовался бы ею больше.
Что за неудачный поворот судьбы, размышлял Чип, допивая очередную порцию вермута. Ему довелось приехать сюда несколько поздно, ну а два года назад он был слишком увлечен итальянской пышечкой по имени Алида. Или Франческа? В то время калейдоскоп имен не имел особого значения.
Чип наблюдал, как официант несет поднос, заставленный кружками с пивом, для шумной группы американцев, и с трудом подавил желание вновь взглянуть на часы. Терпение, еще полчаса. Она обязательно появится.
И в этот момент он заметил, что она плетется по бульвару с таким видом, словно пребывает где-то в другом, куда лучшем времени и месте.
Будь все неладно! Чип почувствовал прилив холодной злости на ублюдков, которые довели ее до такого состояния. На ней была тонкая красная блузка из шелка и узкие черные укороченные брючки, из-под которых виднелись белые носки и высокие каблуки. Чисто парижский стиль: туфли на высоких каблуках и маленькие носочки. Ее прекрасные темно-рыжие волосы развевались на ветру, вздымающему клубы пыли вдоль улицы. Совершенно искаженные черты, огромные глаза — темнее, чем обычно, — и, как всегда, отсутствующее выражение лица.
Он поднял руку и попытался обратить на себя внимание. Сегодня вечером она явно ничего вокруг себя не видела. Двигаясь по переходу, женщина покачивалась из стороны в сторону. Чип слегка приподнялся, поклявшись, что не сделает ни шагу в ее сторону, но в то же время стараясь не терять ее из виду. Ему совершенно не хотелось покидать свой столик и идти за ней по улице, пока она не вспомнит, куда именно направляется. Это было бы слишком рискованно.
Она увидела его и замерла на противоположной стороне улицы. «Замечательно, — похвалил он ее. — Теперь, как хорошая девочка, аккуратненько переходи через дорогу». Он сел на место и вытянул под столом длинные ноги, делая вид, что совершенно спокоен.
Она пробралась наконец в дальний угол кафе, уселась рядом с ним и сразу же обвила его шею руками, бормоча что-то неразборчивое. Потом он почувствовал на губах холодный, влажный вкус ее губ — абсолютно ничего приятного.
На мгновение Чип задумался, понимает ли рыжеволосая красавица, кого вообще она целует. Ее язык нежно пробежал по его верхней губе, и всем своим изящным, но слишком худеньким телом она, словно подчиняясь какому-то рефлексу, прижалась к нему. Не позволяя себе слишком углубляться в размышления, Чизуик покрепче обнял девушку, и ее рука сразу же заскользила по его рубашке.
Чип слегка покачнулся, погладил ее по плечу, провел рукой по блузке, словно лаская грудь. Когда их пальцы соприкоснулись, она трясущейся рукой вложила в его ладонь несколько прозрачных пакетиков.
— Хорошая девочка, — проговорил Чип, почти вплотную прижавшись к ее рту. Он произнес еще несколько ласковых фраз по-французски, чтобы придать свиданию убедительный вид. — Теперь сиди спокойно, пока я передам тебе деньги.
Софи откинула голову назад и посмотрела на него страстным мечтательным взглядом.
— Чиип? — в ее шепоте слышалось сомнение.
«Господи, я потерял ее», — подумал Чип, глядя на прекрасное бледное лицо. Откровенно говоря, чудом казалось даже то, что она добралась до кафе. Чертовски глупо было с их стороны привлекать ее к делу, но на сей раз она пошла на это только ради него. Он постарался подавить чувство вины и не вспоминать, что если провалится сам, то пострадает и она. Необходимо помочь ей сосредоточиться на том, что она делает.
— Ma bien aimee, — прошептал он тихонько. На самом деле Чип пытался внушить ей: «Сосредоточься, чтобы я мог передать тебе деньги, любовь моя. Потому что они, конечно, черта с два ждут тебя без них». — Ne veux-tu pas l'argent?[34] — попытался он достучаться до ее сознания.
Скрученные в трубочку франки лежали в кармане рубашки. Он уже вытащил их, но Софи никак не хотела раскрыть ладошку и взять деньги. Вместо этого она, замерев в его объятиях, ласково поглаживала грудь Чипа под тонкой рубашкой. Потом ее пальцы добрались до теплой кожи его шеи, и она страстно обняла его. Боже, она требовала новых поцелуев! «Что мать, что дочь», — подумал Чип с горечью. Вся операция окажется под угрозой срыва, если он не сумеет ее остановить.
Чип поднял голову и посмотрел через плечо Софи, надеясь незаметно, без борьбы оторвать ее от себя. В этот момент он заметил, что у светофора остановилось такси. Из окошка смотрела блондинка, безошибочно выхватившая его взглядом из толпы сидящих за столиками.
Проклятое прекрасное лицо — так и должно было случиться! Ну как забыть этот прямой взгляд, слегка вздернутый нос, рот, который он жадно целовал в ту ночь! Женщину, с которой он занимался любовью со страстью, какую и не мечтал испытать?
И она тоже узнала его.
В тот момент, когда такси рванулось вперед, он увидел, как расширились ее серебристые глаза. Рыжеволосая продолжала блаженно тереться носом о его шею, повернувшись лицом к улице. Без сомнения, Сэмми узнала и Софи.
11
Сэмми заправила чистый лист в старенькую пишущую машинку, откинулась на спинку стула и потерла уставшие глаза.
Ей не нравилось работать в совершенно пустом здании, где каждый звук эхом разносился в ночи. Но она уже позвонила в Нью-Йорк и сообщила в офис Минди Феррагамо, что отправляет срочной почтой важный доклад. Теперь Сэмми обязана уложиться в обещанные сроки, а потому неважно, сколько времени придется просидеть за работой. Взглянув на свои часики, она обнаружила, что уже второй час ночи.
Она несколько раз с силой сжала и разжала веки и сосредоточила взгляд на только что напечатанных словах. Может, она и сошла с ума, считая, что кто-нибудь в штаб-квартире Джексона Сторма обратит сейчас внимание на ее доклад, но это последняя попытка сделать что-то полезное, а не сидеть просто так в Париже и ждать. Положа руку на сердце, для себя Сэмми решила, что шансы передать этот доклад Минди, а через нее Джеку практически равны нулю.
За последние два дня она несколько раз пыталась переговорить с Минди, но ни разу не смогла ее застать. Вместо этого ее соединяли с Джулией Хелмс, помощником Минди, или с исполнительным секретарем Дорис.
И Джулия, и Дорис держались очень вежливо, даже дружелюбно, не пытались раньше времени закончить разговор, но полностью игнорировали любую просьбу соединить ее с Минди. Ей сразу напоминали, что в Нью-Йорке сейчас все ужасно заняты подготовкой показов осенних коллекций. График работы напоминает метания больного лихорадкой, но это неизбежно два раза в год при организации таких показов.
Так что Сэмми выслушивала тысячи извинений за то, что с Минди связаться невозможно. Ей объясняли, что Джек по-прежнему отсутствует, поэтому Минди пришлось взвалить на себя все проблемы, связанные с отделениями, занимающимися пошивом спортивной одежды, а также представлять Джека на важнейшей конференции Нью-йоркской ассоциации производителей готового платья, которая проходит в Торговом центре Нью-Йорка. В голосах звучали нотки сожаления, выглядело все весьма убедительно, но каменная стена оставалась каменной стеной. Они прекрасно давали Сэмми понять, каково ее нынешнее положение в корпорации Джексона Сторма. Да, некогда она была «открытием», но не преуспела ни в профессиональном плане, ни в своих личных отношениях с боссом.
Саманта твердо решила, что ничего не будет обсуждать с Эуджинией Кляйнберг или кем-нибудь еще из «Джуниор лонстар», куда теперь вошла линия «Сэм Ларедо». Не слишком приятно сидеть в Париже, когда на тебя никто не обращает внимания. Она пока не готова к тому, чтобы ее отшила еще и Джини Кляйнберг.
«Как же я дошла до такого?» — спрашивала себя Сэмми, разглядывая страничку, которую только что закончила печатать. Она была слишком упряма, чтобы сдаться. «Плохой ход, — слышала она предупреждающий голос Джека. — Умный человек всегда знает, когда наступает время выйти из игры».
Она закусила нижнюю губу, как делала это всегда, когда на нее нападало буквально ослиное упрямство. Перестав быть частью ее жизни, Джек Сторм потерял право советовать. Он дал это ясно понять, когда уехал из Нью-Йорка с женой и детьми и поручил Минди Феррагамо сообщить ей плохие новости. Необремененная заботами поездка в Париж — его прощальный подарок. К нему следовало бы приложить записку: «Когда ты это поймешь, Сэмми, ты сдашься и выбросишь белый флаг».
Саманта выдернула последнюю страничку из каретки и положила ее поверх остальных. Если она когда-то и любила его, он убил это чувство своим поступком. Отправил в Париж и даже не нашел в себе мужества посмотреть ей в глаза. Ну, так она не собирается просто смириться, вовсе нет!
Предложение, над которым она работала целую неделю, состояло в анализе перспектив проникновения корпорации Джексона Сторма на парижский рынок высокой моды через Дом моды Лувель, дома «от кутюр». Это была, безусловно, фантастическая идея! Сэмми, конечно, не могла не признать, что основная мысль принадлежит Брукси Гудман. «Но если это моя лебединая песня для Джексона Сторма и даже для карьеры модельера — что ж, я готова ее пропеть», — сказала себе Сэмми.
В этот предутренний час в Париже она пришла к выводу: если быть до конца честной, она хочет сделать последний, пусть даже вызывающий шаг и доказать: несмотря на все, что с ней произошло, она достойна занять собственное место в империи Джексона Сторма. Саманта Уитфилд станет, может быть, единственной из протеже великого Сторма, которая не сдастся без борьбы. Она знала, что у нее есть талант, хотя постепенно его почему-то начали эксплуатировать другие люди.
Сэмми облокотилась на краешек стола и снова потерла глаза. В приливе откровения, столь свойственного выходцам с американского Запада, она честно говорила себе: «Может, то, что творится сейчас, — величайший урок в твоей жизни. Посмотри, как быстро ты забыла того, кого любила, когда встретился другой, более достойный, мужчина. Разве не судьба устроила так, что Алан де Бо с сестрой оказались в Доме моды Лувель в то утро, когда ты впервые переступила порог этого дома?»
Пару вечеров назад, сидя рядом с Аланом в такси, она пыталась решить, как поступит, если он сделает ей предложение. Эта бредовая идея все-таки приходила ей в голову. И Сэмми не знала ответа.
Правда, все эти мысли сразу вылетели у нее из головы, как только такси остановилось у светофора и она увидела Софи, прильнувшую к Чипу на виду у прохожих и посетителей уличного кафе. Эта отвратительная сцена задела ее больнее, чем она ожидала. Господи! Сначала мамаша, потом доченька! Будто ей неожиданно нанесли удар прямо в солнечное сплетение.
Оправившись от первого шока, Сэмми решила, что ничего другого от этого отвратительного Чипа Дешевки и не владеющей собой бедняжки Софи ожидать не приходится. И все-таки воспоминание о том, как они обнимались в кафе, испортило ей конец вечера. Они быстро выпили что-то в «Крильоне», и Алан отвез ее домой.
Смешно ощущать потрясение от подобного, говорила себе позже Саманта, ведь, в конце концов, Чип ничего не значит для нее. То, что произошло между ней и дружком мадам Дюмер, — простая случайность. Чип оказался сексуально привлекательным безмозглым самцом, доступным любой женщине, у которой найдется для него время.
И все-таки Сэмми никак не могла выкинуть из головы воспоминание о Чипе, облапившем Софи. Большую часть ночи она провела в раздумьях, как поступить с ним. Следовало издать нечто вроде приказа, запрещающего ему появляться в Доме моды Лувель, хотя она прекрасно понимала, что это лишено всякого смысла. Чип — оптовый торговец и имеет право приходить и уходить, когда ему заблагорассудится. Причем, пока Соланж Дюмер исполняла свои обязанности, представитель Джексона Сторма из Нью-Йорка не имел права вмешиваться в дела Дома моды Лувель. В конце концов Сэмми решила, что все ее эмоции сводятся к одному — чувству вины. Она наделала слишком много досадных ошибок. Одной из них был Джексон Сторм, другой — Дешевка Чип.
Саманта взяла со стола стопку отпечатанных листов и сложила в плотный конверт, адресованный Минди Феррагамо, исполнительному вице-президенту корпорации Джексона Сторма. Оставалось утром отнести все это на почту. Отчет был готов.
Ей не нравилось работать в совершенно пустом здании, где каждый звук эхом разносился в ночи. Но она уже позвонила в Нью-Йорк и сообщила в офис Минди Феррагамо, что отправляет срочной почтой важный доклад. Теперь Сэмми обязана уложиться в обещанные сроки, а потому неважно, сколько времени придется просидеть за работой. Взглянув на свои часики, она обнаружила, что уже второй час ночи.
Она несколько раз с силой сжала и разжала веки и сосредоточила взгляд на только что напечатанных словах. Может, она и сошла с ума, считая, что кто-нибудь в штаб-квартире Джексона Сторма обратит сейчас внимание на ее доклад, но это последняя попытка сделать что-то полезное, а не сидеть просто так в Париже и ждать. Положа руку на сердце, для себя Сэмми решила, что шансы передать этот доклад Минди, а через нее Джеку практически равны нулю.
За последние два дня она несколько раз пыталась переговорить с Минди, но ни разу не смогла ее застать. Вместо этого ее соединяли с Джулией Хелмс, помощником Минди, или с исполнительным секретарем Дорис.
И Джулия, и Дорис держались очень вежливо, даже дружелюбно, не пытались раньше времени закончить разговор, но полностью игнорировали любую просьбу соединить ее с Минди. Ей сразу напоминали, что в Нью-Йорке сейчас все ужасно заняты подготовкой показов осенних коллекций. График работы напоминает метания больного лихорадкой, но это неизбежно два раза в год при организации таких показов.
Так что Сэмми выслушивала тысячи извинений за то, что с Минди связаться невозможно. Ей объясняли, что Джек по-прежнему отсутствует, поэтому Минди пришлось взвалить на себя все проблемы, связанные с отделениями, занимающимися пошивом спортивной одежды, а также представлять Джека на важнейшей конференции Нью-йоркской ассоциации производителей готового платья, которая проходит в Торговом центре Нью-Йорка. В голосах звучали нотки сожаления, выглядело все весьма убедительно, но каменная стена оставалась каменной стеной. Они прекрасно давали Сэмми понять, каково ее нынешнее положение в корпорации Джексона Сторма. Да, некогда она была «открытием», но не преуспела ни в профессиональном плане, ни в своих личных отношениях с боссом.
Саманта твердо решила, что ничего не будет обсуждать с Эуджинией Кляйнберг или кем-нибудь еще из «Джуниор лонстар», куда теперь вошла линия «Сэм Ларедо». Не слишком приятно сидеть в Париже, когда на тебя никто не обращает внимания. Она пока не готова к тому, чтобы ее отшила еще и Джини Кляйнберг.
«Как же я дошла до такого?» — спрашивала себя Сэмми, разглядывая страничку, которую только что закончила печатать. Она была слишком упряма, чтобы сдаться. «Плохой ход, — слышала она предупреждающий голос Джека. — Умный человек всегда знает, когда наступает время выйти из игры».
Она закусила нижнюю губу, как делала это всегда, когда на нее нападало буквально ослиное упрямство. Перестав быть частью ее жизни, Джек Сторм потерял право советовать. Он дал это ясно понять, когда уехал из Нью-Йорка с женой и детьми и поручил Минди Феррагамо сообщить ей плохие новости. Необремененная заботами поездка в Париж — его прощальный подарок. К нему следовало бы приложить записку: «Когда ты это поймешь, Сэмми, ты сдашься и выбросишь белый флаг».
Саманта выдернула последнюю страничку из каретки и положила ее поверх остальных. Если она когда-то и любила его, он убил это чувство своим поступком. Отправил в Париж и даже не нашел в себе мужества посмотреть ей в глаза. Ну, так она не собирается просто смириться, вовсе нет!
Предложение, над которым она работала целую неделю, состояло в анализе перспектив проникновения корпорации Джексона Сторма на парижский рынок высокой моды через Дом моды Лувель, дома «от кутюр». Это была, безусловно, фантастическая идея! Сэмми, конечно, не могла не признать, что основная мысль принадлежит Брукси Гудман. «Но если это моя лебединая песня для Джексона Сторма и даже для карьеры модельера — что ж, я готова ее пропеть», — сказала себе Сэмми.
В этот предутренний час в Париже она пришла к выводу: если быть до конца честной, она хочет сделать последний, пусть даже вызывающий шаг и доказать: несмотря на все, что с ней произошло, она достойна занять собственное место в империи Джексона Сторма. Саманта Уитфилд станет, может быть, единственной из протеже великого Сторма, которая не сдастся без борьбы. Она знала, что у нее есть талант, хотя постепенно его почему-то начали эксплуатировать другие люди.
Сэмми облокотилась на краешек стола и снова потерла глаза. В приливе откровения, столь свойственного выходцам с американского Запада, она честно говорила себе: «Может, то, что творится сейчас, — величайший урок в твоей жизни. Посмотри, как быстро ты забыла того, кого любила, когда встретился другой, более достойный, мужчина. Разве не судьба устроила так, что Алан де Бо с сестрой оказались в Доме моды Лувель в то утро, когда ты впервые переступила порог этого дома?»
Пару вечеров назад, сидя рядом с Аланом в такси, она пыталась решить, как поступит, если он сделает ей предложение. Эта бредовая идея все-таки приходила ей в голову. И Сэмми не знала ответа.
Правда, все эти мысли сразу вылетели у нее из головы, как только такси остановилось у светофора и она увидела Софи, прильнувшую к Чипу на виду у прохожих и посетителей уличного кафе. Эта отвратительная сцена задела ее больнее, чем она ожидала. Господи! Сначала мамаша, потом доченька! Будто ей неожиданно нанесли удар прямо в солнечное сплетение.
Оправившись от первого шока, Сэмми решила, что ничего другого от этого отвратительного Чипа Дешевки и не владеющей собой бедняжки Софи ожидать не приходится. И все-таки воспоминание о том, как они обнимались в кафе, испортило ей конец вечера. Они быстро выпили что-то в «Крильоне», и Алан отвез ее домой.
Смешно ощущать потрясение от подобного, говорила себе позже Саманта, ведь, в конце концов, Чип ничего не значит для нее. То, что произошло между ней и дружком мадам Дюмер, — простая случайность. Чип оказался сексуально привлекательным безмозглым самцом, доступным любой женщине, у которой найдется для него время.
И все-таки Сэмми никак не могла выкинуть из головы воспоминание о Чипе, облапившем Софи. Большую часть ночи она провела в раздумьях, как поступить с ним. Следовало издать нечто вроде приказа, запрещающего ему появляться в Доме моды Лувель, хотя она прекрасно понимала, что это лишено всякого смысла. Чип — оптовый торговец и имеет право приходить и уходить, когда ему заблагорассудится. Причем, пока Соланж Дюмер исполняла свои обязанности, представитель Джексона Сторма из Нью-Йорка не имел права вмешиваться в дела Дома моды Лувель. В конце концов Сэмми решила, что все ее эмоции сводятся к одному — чувству вины. Она наделала слишком много досадных ошибок. Одной из них был Джексон Сторм, другой — Дешевка Чип.
Саманта взяла со стола стопку отпечатанных листов и сложила в плотный конверт, адресованный Минди Феррагамо, исполнительному вице-президенту корпорации Джексона Сторма. Оставалось утром отнести все это на почту. Отчет был готов.