Дэвис Мэгги. Телохранитель

   — Думаю, мы можем посмотреть этот фильм после обеда, — довольно холодно произнесла Франческа, пока официант ставил перед ней десерт. — Полагаю, у вас найдется переносной экран, который можно было бы установить прямо здесь?
   Она оказалась права. После секундного замешательства кто-то вышел из комнаты распорядиться, чтобы в столовую для руководства принесли пленку и аппаратуру. Несколько членов правления, явно раздраженных непредвиденной задержкой, принялись звонить по телефонам, отменяя и перенося на другое время уже назначенные встречи и совещания.
   Франческа заметила, что Джон Тартл пристально смотрит на нее, но его непроницаемый взгляд не выдавал его чувств. «Какое мне дело, как он оценивает мои поступки», — промелькнуло у нее в голове.
   Франческа обвела взглядом всех этих мужчин, собравшихся здесь ради нее.
   «И вообще не имеет никакого значения, — подумала она, — что думает про мои поступки любой из них». Сейчас, в штаб-квартире корпорации Бладвортов в Нью-Йорке, она хотела все увидеть своими глазами, познакомиться с методами работы корпорации и не сомневалась, что поступает правильно.
 
   Документальный фильм, названный «Фирма, в которой прекрасно работается», был сделан по заказу отдела по связям с общественностью к ежегодному собранию акционеров несколько лет назад, когда корпорация переживала самый острый пик своих проблем. На экране сотрудники компании обедали в большом современном кафетерии, листали журналы в комнатах отдыха, играли после работы в сквош и ручной мяч в спортивном зале на девятом этаже.
   Полюбовавшись экранной идиллией, Франческа сказала, глядя прямо в глаза председателю правления:
   — Все эти игроки в мяч и сквош, как я понимаю, мужчины — руководители среднего уровня. Но ведь большинство ваших сотрудников составляют женщины, занятые обыкновенной канцелярской работой. Что-нибудь делается для них?
   Кое-кто из членов правления улыбнулся.
   — Мы работаем над этим, — неопределенно ответил председатель, но Франческа слишком хорошо знала еще по Северо-Восточному университету, как долго спускаются до рядовых сотрудников благие намерения руководства.
   — И еще я хотела бы знать, — улыбнулась она председателю, — в какую сумму обошелся сам фильм. Если вас не затруднит, назовите мне общую цифру.
   Как оказалось, столь простой вопрос доставил членам совета массу проблем. После целого ряда телефонных звонков в отдел по связям с общественностью и в бухгалтерию председатель довольно сухо сообщил Франческе, что общая стоимость фильма составила около двухсот пятнадцати тысяч долларов.
   Когда он называл эту сумму, Франческа перехватила направленный на нее взгляд Джона Тартла, стоявшего в этот момент около окна и раскуривавшего одну из своих сигарилльос. Похоже, их взгляды в этот момент выражали одно и то же — подумать только, целых четверть миллиона долларов на эту безделицу!
   Четверть миллиона долларов за фильм, который призван был рассказать сотрудникам, как здорово работать в такой отличной фирме?
   Франческа, к сожалению, не умела владеть собой так же хорошо, как Джон Тартл. Все ее эмоции явно отразились на лице.
   Руководители Фонда Бладвортов и сотрудники отдела по связям с общественностью приготовили для Франчески и ее свиты культурную программу, состоявшую в основном из посещений театров и осмотра достопримечательностей Нью-Йорка. Не забыты были и несколько встреч на Третьей авеню, во время которых на Франческу обрушились горы цифр, иллюстрирующих успехи компании.
   Поздними вечерами, когда Франческа отправлялась в специально арендованном для нее, Джона Тартла и Дороти Смитсон лимузине в отель, ей начинало казаться, что она прекрасно знает каждый аспект деятельности корпорации, и чувствовала, что уже не способна воспринимать новую информацию, но на столе с ужасающей скоростью росла стопка брошюр и докладов, которые было необходимо проработать.
   Вечера тоже были плотно заняты, потому что компания приобрела билеты на все сколько-нибудь стоящие спектакли на Бродвее. Несмотря на усталость, отказаться от этих выходов в свет было не так-то просто, чтобы не обидеть того или иного руководителя корпорации — каждый считал своим долгом сопровождать ее вместе со своей супругой. Но даже в таком напряженном ритме они ухитрялись следить за телевизионными новостями и сообщениями о деле Биннс — Маклемор. Интересы Эльзы Маклемор в суде должен был защищать известный калифорнийский адвокат. Во время общения с прессой, обычно на ступенях окружного Дворца правосудия в Палм-Бич, он делал основной упор на то, что Эльза много лет посвятила карьере доктора-диетолога, а он совершенно не оценил ее преданности.
   Франческа особенно внимательно просмотрела телевизионное интервью со взрослыми детьми доктора Биннса, приехавшими в Палм-Бич, чтобы дать в суде показания о моральном облике отца. В прессе по-прежнему муссировались слухи о его незаконных операциях с наркотиками.
   — Но как он мог? — спросила она секретаршу, которая в этот момент застегивала на ней великолепное крепдешиновое платье от Диора, выбранное для сегодняшнего вечера. — Неужели из-за денег, как вам кажется?
   — Кто, Берни? — переспросила Дороти. — Не спрашивайте меня, почему эти доктора всегда впутываются в продажу наркотиков, но все они этим занимаются. Поначалу это разрешенные лекарства, которые продаются по рецептам, а затем начинаются более серьезные вещи.
   Она застегнула последнюю пуговицу, и Франческа смогла повернуться.
   — Дороти, — тихо сказала Франческа, — а кто еще этим занимается?
   Она думала об этом уже несколько дней. Поводом послужило внезапное бегство из Палм-Бич не только людей круга Доррит, но и многих других. Убийство Бернарда Биннса повергло Палм-Бич в шок. Назвать по-другому это было нельзя.
   Но Дороти отвела взгляд.
   — Кто может это знать? — уклончиво ответила она. — Такими делами может заниматься кто угодно, даже ваши лучшие друзья, но вы об этом вряд ли узнаете.
   Замечание секретарши напомнило Франческе о Баффи Амберсон. Она ведь тоже занималась этим, о чем Франческа до поры до времени даже не догадывалась.
 
   На следующий день Франческа почувствовала, что ее энергия совершенно иссякла. Непонятно почему постоянно кружилась голова; она была вынуждена отменить несколько встреч и лечь в постель с отчаянной головной болью, чувствуя себя совершенно разбитой.
   — Мне не подходит климат Нью-Йорка, — простонала она, когда Дороти укрывала ее. — Даже не понимаю, что со мной такое.
   Франческа проспала большую часть послеобеденного времени и почти весь вечер, изредка поднимаясь, чтобы попить, в девять часов вечера прослушала телевизионные новости и снова уснула.
   Но в начале третьего ночи отступившая было головная боль навалилась с такой силой, что Франческа проснулась. С раскалывающейся головой она выбралась из постели и, не желая будить Дороти Смитсон, кое-как дотащилась до комнаты, в которой были сложены их чемоданы, в почти нереальной надежде найти пакетик с чаем и выпить горячего.
   Отчаянно болела голова, сводило мышцы рук и спины. Она чувствовала, что разваливается на части; сон не только не освежил ее, но лишь ухудшил состояние.
   Франческа безрезультатно шарила в темноте по шкафам, когда внезапно раздался щелчок выключателя. От внезапно ослепившего ее света она зажмурилась. На пороге стоял Джон Тартл, босой и одетый только в пижамные штаны, — очевидно, он услышал производимый ею шум и отправился проверить, кто шарит по их номеру.
   Франческа отметила про себя обеспокоенное выражение его лица, спутанные черные волосы, темные глаза, напряженные и внимательные. Потом взгляд спустился на его тело — широкую грудь, мускулистый подобранный живот, узкие бедра, с которых съехали несколько вниз пижамные штаны. Ей показалось, что его высокое стройное тело заполняет собой всю комнату.
   Снова закружилась голова, и Франческа на секунду закрыла глаза. Ну почему проснулся именно Джон Тартл? Если уж кому-то и суждено было проснуться, она бы предпочла, чтобы это оказалась Дороти.
   — У меня ужасно болит голова, — простонала Франческа.
   На ней была надета только черная ночная сорочка, короткая и почти прозрачная, но ее не беспокоила реакция Джона Тартла на почти неприкрытую наготу; все мысли затмевала страшная головная боль.
   — Что случилось? — спросил он весьма равнодушно.
   Франческа обратила внимание на завитки черных волос у него на груди. От его тела почему-то исходила какая-то опасность, даже полуобнаженное, оно было собранно и по-кошачьи напряжено. Она прижала пальцы к вискам.
   — Как вы думаете, может, это оттого, что я переутомила глаза? — тоскливо спросила она. — Слишком много спектаклей мы пересмотрели на Бродвее. Я уже начала чувствовать, что слепну, сидя там вечер за вечером в темноте и глядя на освещенную сцену.
   Она привалилась к стене и закрыла лицо руками.
   — Вряд ли я серьезно больна. Просто здорово устала.
   Джон Тартл прислонился к дверному косяку и внимательно смотрел на нее. Его взгляд не отрывался от ее лица, и она поняла, что он старается не смотреть на ее обнаженное тело, просвечивающее сквозь ночную сорочку. Но сейчас ей было не до этого.
   — Почему вы ничего не примете? — спросил он. — Разве у вас нет при себе никаких таблеток? Чего-нибудь болеутоляющего, что поможет в этом случае?
   — Таблеток? — Франческу охватило раздражение. — Да если бы у меня был с собой хотя бы аспирин, разве я разыскивала бы чашку чаю в половине третьего утра?
   Она инстинктивно отклонилась назад, когда он внезапно схватил ее за руку. Его темные глаза буквально впились в нее. Франческа никогда не видела его в таком состоянии, еще ни разу он не терял своей невозмутимости.
   — Когда вы почувствовали головную боль? — Его голос болезненным эхом отдавался в ее ушах.
   Франческа, удивленная таким вопросом, ответила:
   — Пару дней назад. Неужели я больна? Мне кажется, это просто реакция на большой город.
   Джон Тартл спросил:
   — Вы не будете возражать, если я взгляну на ваши вещи?
   И, не дожидаясь ответа, потащил Франческу за руку через гостиную по направлению к ее спальне. Света в комнатах не было, и Франческа то и дело натыкалась на мебель, но он не обращал на это никакого внимания. Она не могла понять, что произошло с Джоном Тартлом. Было похоже, что он внезапно сошел с ума.
   Он включил верхний свет в ее спальне, но не задержался там, а проследовал через гардеробную в ванную комнату.
   — Что вам здесь надо? — спросила у него Франческа, вздрогнув от ударившего ей по глазам яркого света.
   — Пытаюсь найти причину ваших страданий, — угрюмо ответил он.
   Несмотря на непрекращающуюся головную боль, Франческа удивленно взглянула на него. Теперь у нее не было никаких сомнений в том, что он сошел с ума. Не хватало только, чтобы он впал в буйство — что ей делать тогда? Она обессиленно опустилась на край ванны, ощутив холод металла сквозь тонкую ткань сорочки.
   В аптечке на стене оказалась только жидкость для снятия лака и пачка лейкопластыря — никаких лекарств, как она ему и сказала. Джон опять схватил ее за руку и потащил в гардеробную, к туалетному столику, где принялся брать один за другим и разглядывать флаконы и баночки.
   — А где остальное? — уперся в нее взгляд его черных глаз.
   — Что остальное?
   Одной рукой она по-прежнему держалась за висок, длинные черные волосы падали на глаза. Джон несколько секунд не отрывал от нее взгляда, потом вернулся к туалетному столику и снова перебрал стоявшие на нем флаконы и баночки с кремами, забыв о том, что крепко сжимал ее кисть.
   Франческа попыталась освободить руку, но он, похоже, даже не заметил этих попыток. Она чувствовала себя ужасно; единственное, что ей хотелось, — найти таблетку аспирина, но ей не хотелось беспокоить Дороти.
   Джон Тартл, похоже, не собирался оставлять ее в покое. Напротив, снова повернулся к ней и посмотрел в упор.
   — Расскажите мне, как вы себя чувствовали последнее время, — произнес он вдруг очень мягко. — Вялость? Головокружения? Потеря аппетита? Когда появились первые симптомы?
   — Да, с аппетитом у меня сейчас не очень, — подтвердила она, убирая с лица пряди черных вьющихся волос, чтобы лучше его видеть. — И если вялость означает, что человек способен спать стоя, то это сказано именно про меня. Не представляю, что со мной случилось, но думаю, что все эти разговоры и встречи в Фонде Бладвортов окончательно вымотали меня. — Франческа попыталась улыбнуться. — Я все еще никак не привыкну к своему положению, — извиняющимся тоном произнесла она.
   Одно чувство владело ею сейчас — страшная усталость. Даже когда она просто стояла на месте, ее пошатывало, а его голос доносился откуда-то издалека.
   Но, несмотря на свое состояние, при взгляде на своего телохранителя Франческа догадалась, что он чем-то очень обеспокоен. Ее покоробило, когда он бесцеремонно схватил ее за плечи и встряхнул так, что голова дернулась.
   — Франческа! — Он вплотную притянул ее к себе. — Черт, да очнись же ты! Ты меня слышишь? Повтори еще раз то, что сейчас сказала: ты не принимаешь никаких таблеток, даже аспирина? Скажи мне — это очень важно.
   Джон по-прежнему крепко держал ее. Франческа никак не могла понять, чего он от нее хочет. Она безвольно обвисла в его руках. Почему он так зол на нее? И почему так кричит? Неужели надо выяснять такие вопросы поздней ночью?
   Она снова почувствовала непреодолимое желание заснуть. Глаза ее сами собой закрылись.
   — Проснись! — Его голос эхом отдался во всем ее теле. — Франческа, такое с тобой уже бывало?
   Сделав огромное усилие, она подняла руку и тут же уронила на его теплую грудь, пальцами ощутив завитки жестких волос. Голова казалась такой тяжелой, и ей хотелось прислониться к чему-нибудь. Тело Джона Тартла пришлось как нельзя более кстати, давая ей чувство покоя и защищенности. Ей неожиданно пришла в голову мысль — как хорошо было бы лежать с ним в постели, свернувшись калачиком в кольце его рук. Сильные руки обнимали бы ее, тело стеной закрывало бы от враждебного мира, губы касались бы ее губ.
   Франческа вздохнула и теснее прильнула к нему.
   Там, где соприкасались их тела, возникало и распространялось чудесное волнующее чувство. В голове смутно промелькнула мысль — раз испытав, невозможно забыть то чувство, когда два тела, мужское и женское, сливаются в объятии.
   — Ради бога, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Что ты со мной делаешь? Послушай, Франческа.
   Но она ничего не хотела слушать. Гораздо важнее было ощущать близость его сильного тела, вбирать его тепло.
   Франческа прижималась к нему, чувства ее растворялись в каком-то облаке, заволакивавшем сознание.
   «Курт», — вдруг всплыло в ее мозгу.
   — Курт, — едва слышно выдохнула она.
   Франческа почувствовала, что его руки внезапно напряглись, тело, к которому она прижималась, словно одеревенело. Руки, вдруг ставшие чужими, отстранили ее. Она открыла глаза и вздрогнула, встретив разгневанный взгляд темных глаз. Но вскоре ставшие было жесткими черты его лица снова смягчились и разгладились.
   Франческа услышала его голос:
   — Ошибка, леди, но я понял, что вы имели в виду. — Он сделал паузу. — Здесь в одном из ящиков есть несколько пакетиков чая. Я могу заварить, если вам хочется пить.
   Но Франческа только вздохнула и бессильно осела на пол. Она тут же услышала невнятный возглас, потом он нагнулся над ней, его руки осторожно подняли ее, и она снова испытала волнующее прикосновение теплого сильного тела.
   Франческа прижалась к его груди, словно боясь, что он снова оставит ее. Она почувствовала, что он несет ее и бережно опускает на кровать. Не открывая глаз, приближаясь к спасительной границе сна или беспамятства, Франческа потерлась губами о гладкую кожу Джона Тартла.
   Теперь уже ее руки цепко держали его. Неожиданно нахлынувшее ощущение, что она могла бы жить под надежной защитой сильных мужских рук, ошеломило Франческу и вырвало из сумасшедших джунглей Нью-Йорка, из той странной жизни, которую она вела последние месяцы, и перенесло ее назад, в родной дом.
   — Я хочу домой, — прошептала она, прижавшись к его плечу.
   От кожи Джона исходил легкий приятный запах. Франческа обвила руками его шею, и из-под закрытых век ему на грудь закапали непрошеные слезы. Она очень устала, и ей ужасно хотелось спать.
   — Домой, — тихо прошептала она.
   Ей показалось, что он наклонился к ней и губами, неожиданно нежными, прикоснулся к щеке. Потом снова выпрямился. Под домом она имела в виду Бостон, а вовсе не Палм-Бич, но голос Джона Тартла, прозвучавший откуда-то издалека, ответил ей:
   — Вы можете вернуться домой сразу же, как только захотите. Все, что для этого надо, — только купить билеты на самолет.
   Но Франческа уже крепко спала у него на руках.
 
   — Надо ли вам составить сводку дел, которые нам удалось довести до конца? — спросила Дороти Смитсон.
   Наступила суббота. Сидя в гостиной своих апартаментов, они заканчивали завтрак, наслаждаясь первым утром, свободным от встреч и визитов. Весь номер был уставлен букетами цветов, повсюду разбросаны газеты, поднос с остатками завтрака и грязной посудой, отодвинутый в сторону, дожидался официанта, который должен был унести его. Франческа состроила гримаску.
   — Мы здесь прежде всего потому, чтобы нас не втянули в следствие по делу доктора Биннса, — заметила она и зевнула. — Все остальное уже вторично.
   Из своей комнаты появился Джон Тартл и остановился в дверях, прислушиваясь к их разговору. Секретарша тут же бросила на него быстрый взгляд поверх головы Франчески.
   — И получилось не так уж плохо, — заметила Дороти. — Посмотрите только, сколько всего нам удалось сделать.
   — Мы посмотрели все бродвейские спектакли, а я набрала пять фунтов, обедая в роскошных ресторанах, — тяжело вздохнула Франческа.
   — Узнали, что такое прием в Фонде Бладвортов на самом высшем уровне, — с готовностью подсказала ей Дороти. — И еще получили по одному экземпляру всех рекламных брошюр, которые когда-либо издавала корпорация.
   — Что ж, порой их забота была даже трогательной, — призналась Франческа.
   Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше, чем ночью. Ослепительное утреннее солнце, заливавшее своими лучами Центральный парк, так и манило отправиться на прогулку по Нью-Йорку без помощи назойливых гидов Фонда Бладвортов.
   Она заметила, что Джон Тартл не отводит от нее взгляда, словно желая спросить о чем-то. Франческа отвернулась; ей не хотелось расшифровывать выражение этих прищуренных темных глаз.
   — Что меня беспокоит, — сказала Франческа, берясь за очередной бутерброд, — это то, что мы ничего не можем узнать о некоторых вещах, которые здесь происходят. Похоже, ни для кого не секрет, что на операциях со складами «Бла-Ко» компания теряет деньги, но, как только об этом заговариваешь, все молчат как рыбы. Почему?
   Совершенно неожиданно раздался голос Джона Тартла:
   — Вам следует отозвать свою доверенность распоряжаться вашими голосами и голосовать самой, как владелице контрольного пакета акций.
   Обе женщины с удивлением воззрились на него. Джон Тартл не так уж часто открывал рот, чтобы высказать свое мнение.
   — Джон совершенно прав, — согласно кивнула Дороти. — Вам известно, что у председателя правления есть доверенность распоряжаться вашими голосами, и он пользуется этим правом со времен Чарльза Бладворта-младшего.
   Франческа перевела взгляд на секретаршу:
   — Я действительно могу сделать это?
   По-прежнему стоя в дверях, Джон Тартл произнес:
   — Изменить что-нибудь в большой корпорации можно, только взявшись за это всерьез.
   Он прошел в гостиную и встал прямо перед Франческой, нахмурив свои темные брови.
   — Но если вы все же отважитесь на это, вам следует написать письмо председателю правления и сообщить ему, что отменяете его право голосовать от вашего имени, сами намереваетесь впредь голосовать своими акциями и будете участвовать во всех заседаниях правления.
   Франческа долго смотрела на стоящего перед ней высокого человека. Все сказанное Джоном Тартлом было совершенно логично.
   — Так просто? — прошептала она.
   Он кивнул:
   — Для начала да, но они будут сопротивляться, и вы должны быть к этому готовы.
   Джон Тартл помолчал какую-то долю секунды, раздумывая, стоит ли ей об этом говорить. Наконец он неуверенно произнес:
   — Вы ведь знаете, что они о вас думают?
   — Нет. — Франческа сама не знала, хочется ли ей это услышать. — И что же?
   — Что вы всего лишь выскочка, мисс Луккезе, — холодно произнес он. — Молодая женщина без какой-либо серьезной подготовки и опыта в подобного рода делах, что вы легко можете быть нейтрализованы. Члены правления предпочли бы, чтобы вы и впредь продолжали оставаться лишь номинальной фигурой, как последние двое Бладвортов. Так что будьте готовы к тому, что они поднимут против вас всю корпорацию. Попытаются лишить вас необходимой информации. Сплотить против вас остальных акционеров, а кое-кто из них входит, между прочим, в руководство инвестиционных фирм на Уолл-стрит. Будут противиться каждому вашему решению. Начнут скрытно интриговать против вас, дискредитировать, распускать слухи. Короче, как только им удастся найти способ, они вас тут же нейтрализуют.
   Франческа как завороженная не отводила взгляда от лица Джона Тартла, его слова запечатлевались у нее в сознании. Джон Тартл был совершенно прав. Она не могла понять, почему он раньше не давал ей подобных советов.
   — Что получится, если я верну себе свое большинство голосов? — пробормотала она.
   Его красивое, бесстрастное лицо не дрогнуло, взгляд был устремлен прямо на нее.
   — Вы будете управлять компанией, — тихо произнес он.
   Дороти Смитсон выпрямилась в кресле.
   — Джон! — предостерегающе воскликнула она. — Ведь это такое сложное дело — необходимы помощники, юристы, эксперты!
   Франческа ничего не сказала на это, а Джон Тартл все так же негромко произнес:
   — Так вы хотите сделать это?
   Несколько секунд Франческа колебалась. Она чувствовала воодушевление и в то же время неуверенность: как справедливо заметила Дороти, на этом пути ее подстерегало множество ловушек. Ей предстояло сделать то, на что не осмеливался ни один член семьи Бладвортов со времен старика Чакки, основателя компании.
   — Пожалуй, я скажу: «Почему бы нет?» — негромко ответила Франческа. — Сейчас руководство корпорации не делает всего того, что могло бы делать. Неделя, которую мы провели здесь, только подтверждает это. Правление не собирается даже обсуждать продажи со скидками. Похоже, они считают, что, основав для этой цели «Бла-Ко», они сделали все необходимое, а дальше дело пойдет само собой, но ситуация как раз обратная: торговля со скидками влечет за собой массу проблем, достаточно перелистать «Уолл-стрит джорнэл», чтобы понять это. Причем руководители компании даже не пытаются создать впечатление, что они отрабатывают свое жалованье, а оклады они назначили самим себе огромные! Если верить последнему ежегодному отчету, члены правления получают по четверти миллиона долларов в год, это неслыханно! Почти столько же они заплатили за этот никчемный фильм. Президент «Бла-Ко» получает в год со всеми надбавками миллион долларов, а при этом корпорация в целом несет убытки!
   Франческа прикусила губу. Потом сказала:
   — Так мы можем написать письмо, отменяющее право голосовать нашими акциями? Будет ли это этично и законно?
   Глаза Джона Тартла сохраняли обычное непроницаемое выражение.
   — Я сейчас созвонюсь с Майами и обговорю с юристами все формулировки. Надеюсь, миссис Смитсон начисто перепечатает письмо. Я не очень хорошо печатаю.
   Франческа улыбнулась. Вряд ли можно было ожидать, что Джон Тартл уверенно чувствует себя за пишущей машинкой, хотя, пришло ей в голову, о многих скрытых талантах своего телохранителя она даже не подозревала.
   Ее взгляд скользнул по его высокой фигуре в темном деловом костюме, в белой сорочке и при галстуке сдержанной расцветки. Ничего похожего ни на того сильного и замкнутого человека, каким он был в поместье, ни на того Джона Тартла, который баюкал ее и что-то нежно шептал прошлой ночью. Она не могла вспомнить сегодня его слова, но эта перемена от скрытой конфронтации к сотрудничеству была ей по душе: не так-то просто постоянно общаться с человеком, которому ты неприятен.
   — Почему вы в свое время ушли из юридического колледжа? — неожиданно для себя самой спросила она.
   Его лицо снова приняло бесстрастное выражение.
   — Обнаружил, что мне не нравятся юристы. — И к этому Джон Тартл не добавил ни слова.
 
   Вечером в понедельник, когда Франческа просматривала подготовленные Дороти исходящие письма, в их апартаментах раздался звонок из «Дома Чарльза».
   Дороти Смитсон находилась в гостиной, наклеивая марки на конверты. Франческа сняла трубку.
   — Я вернулся, — раздался в трубке знакомый голос, — а тебя здесь нет. Тут ужасно скучно без тебя.
   — Курт! — радостно воскликнула Франческа. Она знала, что Дороти и Джон слышат каждое ее слово, но была не в силах сдерживаться. — И мне без тебя очень плохо. Ты не можешь себе представить, как я рада тебя слышать.
   Голос ее дрогнул от волнения.
   — Я так скучала по тебе! Я могу вернуться в Палм-Бич?