Страница:
– Подымайся, ты, халда! – Угроза, которую она различила в этих словах, была нешуточной, и поняла она это в ту секунду, когда увидела, что он вот-вот пнет ее ногой.
«Нет, новой боли ей не вынести. Не вынести».
Занеся ногу, она ударила его по щиколотке. Потеряв равновесие, он грохнулся о кухонный стол, взвыв от боли. Раздались треск и громыханье падающих стульев. Он тоже упал, увлекаемый ими, изрыгая поток ругательств.
Ей подвернулся случай – возможно, единственный случай спастись. Так осторожно, как только можно, прижимая к телу сломанную руку, она ухитрилась встать на ноги. Неверными шагами пройдя в конец кухни, она шмыгнула в заднюю дверь и, шатаясь, побрела в ночной темноте.
Келли невольно потерла руку в месте, где она была сломана той давней ночью. Когда она пришла в себя настолько, чтобы отправиться в клинику, где ей наложили гипс, уже наступило утро. Келли вздрогнула, вспомнив долгие часы страданий и боли, единственным свидетелем которых была та теплая ночь.
Потребовалось усилие, чтобы оторваться от прошлого и сосредоточиться на отснятом интервью. Прошлое не важно, значение имеет лишь настоящее.
Кэтрин кончила говорить, и раздался голос Диди за камерой:
– Один из ваших рабочих был убит в результате несчастного случая. Вы расскажете нам об этом, Кэтрин?
В вопросе режиссера, которым бы тот прерывал интервью, ничего необычного не было, но самый выбор ее вопроса застал Келли врасплох.
В тот момент, когда он был задан, она была слишком изумлена, чтобы обратить внимание на реакцию Кэтрин. Теперь же, просматривая пленку, она могла отчетливо видеть ее.
Услышав вопрос, Кэтрин на мгновение замерла, а потом бросила ледяной взгляд в сторону Диди.
– Это давняя история. Почти шестьдесят лет прошло с тех пор.
– Но он был убит здесь, в погребах, – настаивала Диди. – Место это недалеко отсюда?
– Довольно близко, – признала Кэтрин с видом по-прежнему сдержанным и суровым. – Для всех нас случай этот был большой трагедией.
– Что же произошло?
– Никто этого не знает. Возле тела был найден бочонок. На бочонке была кровь. Шериф полагал, что бочонок сорвался и упал с полок, убив рабочего наповал. Как вы и сказали, это был несчастный случай.
Слушая ответ Кэтрин, Диди вздохнула.
– Думаю, нам придется вырезать этот кусок, Келли. Неудивительно, что тебя не заинтересовал этот эпизод, вытащенный нашими спецслужбами. А я-то понадеялась, что из него можно извлечь что-то интересное. Ладно, так и быть. – Опять вздохнув и встав на колени, она нажала Кнопку обратного хода, желая вновь прокрутить предназначенные к удалению кадры.
Комментариев Келли не требовалось, и она промолчала. Диди вновь нажала нормальный ход, и на экране опять появилась Кэтрин и на заднем плане темно-зеленые, как отрез вельвета, виноградники.
Келли услышала собственный голос, произнесший:
– Вы, женщина, занялись этим делом тогда, когда в нем всем заправляли мужчины. Вы стали бизнесменом во времена, когда предназначением женщины считался домашний очаг. Вы создали имение Ратледж. Как вам это удалось? Вы должны были столкнуться с неодолимыми препятствиями?
И еще прежде, чем Кэтрин начала отвечать, Келли почувствовала, как по рукам, по коже поползли мурашки.
– Препятствия есть всегда и всему, – говорила Кэтрин. – Их надо либо обходить стороной, либо бороться с ними, штурмовать их. Если желание достаточно сильно, всегда найдется путь, чтобы добраться до цели. Ну а если оно лишь праздное мечтание, не больше, не связанное со стремлением бороться, трудиться, чем-то жертвовать во имя него, у вас всегда найдутся оправдания, почему невозможно то или иное.
Кэтрин никак не могла этого знать, но ответ ее почти дословно совпадал с тем, что она говорила Келли, когда та была еще пухлым подростком в очках, с сальными волосами. Келли не забыла этих слов и не забывала все эти годы.
Тем не менее, когда она услышала их опять, ей почудилось, что все возвращается на круги своя, прошлое переходит в настоящее, чтобы опять обратиться в прошлое.
Яркое солнце заливало серые монастырские постройки. В них размещался винный завод и контора, и монашеская простота архитектуры придавала зданиям внушительную строгость и величие. Лен Дауэрти, стоя под козырьком главного входа, разглядывал чек, который он держал в руке. Гил Ратледж нанял его охранником, с тем чтобы бродящие окрест туристы не проникли на территорию завода в часы, не предназначенные для этого. Жалованье его, учитывая орды туристов, гуляющих в монастыре за свои пять долларов каждый, было не так уж велико.
Дауэрти аккуратно сложил чек вдвое, прикидывая, на что бы потратить деньги. Может быть, прикупить что-нибудь из одежды или оплатить просроченные телефонные счета, чтобы опять включили аппарат? Его очень тянуло купить большой букет цветов на могилу Бекки. Она так всегда любила цветы.
Сунув чек в карман рубашки, он услышал рокот мощного двигателя «Мерседеса». Подняв глаза, он увидел гладкий серо-голубой корпус машины Гила Ратледжа, на которой тот всегда стрелой прорезал парковочную площадку.
– Интересно, к чему такая спешка? – Дауэрти наблюдал, как мгновенно словно вкопанный встал на отведенное ему место «Мерседес».
Гил Ратледж вышел из машины, сердито хлопнув за собой дверцей. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он взбешен. Но в контору он не пошел, а, выйдя с парковочной площадки, прямиком направился к темно-красному «Феррари», стоявшему неподалеку.
Тут только Дауэрти заметил, что из здания вышел сын Ратледжа. Ратледж перехватил его, когда тот уже собирался сесть в свою приземистую спортивную машину.
Что-то произошло.
Дауэрти нюхом чуял это. Хуже того, его одолевало неясное предчувствие, что это касается сделки Ратледжа с бароном. А если так, он имеет право знать. Выйдя из-под козырька, он поспешил к ним разузнать, в чем дело.
– …Он позвонил мне около получаса назад, – донесся до него хриплый от ярости голос Ратледжа. – Какого черта ты скрыл от меня, что дело дрянь? Ведь ты божился, что в курсе всех их дел!
– Но этого не может быть, – с ошеломленным видом твердил Клей Ратледж. – Утром я играл в теннис с Натали. По ее словам, все идет прекрасно!
– Прекрасно, как бы не так! – взорвался Гил и тут же осекся, увидав околачивающегося возле машины Дауэрти. – Чего тебе надо? – напустился он на него.
– Речь ведь идет о бароне, правда? – высказал свою догадку Дауэрти. – Ваша сделка с ним провалилась, так? Она вас перехитрила?
– Ну это мы еще посмотрим! – отрезал Ратледж.
– Ну а мои деньги? Мне они нужны.
– Я сообщу ему. Конечно, для него это в корне все изменит, – саркастически усмехнулся Ратледж. И тут же повелительно махнул Дауэрти рукой. – Уходи, убирайся отсюда!
Поколебавшись лишь мгновение, Дауэрти отошел и побрел к своему припаркованному под козырьком «Бьюику».
Гил выждал, чтобы удостовериться, что тог уходит, и лишь затем обратился к Клею.
– Черт возьми! Этот человек был у меня в руках. Я знал это доподлинно! – Сжав кулак, Гил выразительно потряс им в воздухе.
– Что заставило его изменить решение? Он объяснил это? – спросил Клей хмуро и по-прежнему недоверчиво.
– Нет. Когда я спросил его об этом, он лишь ответил, что так нужно для дела. Настаивать на более подробном ответе по телефону было невозможно.
– Я думаю съездить туда. Может быть, Натали растолкует мне, что к чему.
Клей потянулся к ручке «Феррари».
– Не трудись. Они выехали из отеля, – сухо бросил ему Гил. – Я сам только что оттуда.
– Выехали?
– Да. – Гил улыбнулся – холодно и зло. – Барон просил портье направлять всю корреспонденцию и телефонные звонки в имение Ратледж.
Клей смотрел на отца с недоверием.
– Ты шутишь.
– Где уж. – Гил цедил слова почти шепотом, с отвращением. – Сейчас шутить может только один человек – Кэтрин. Но и ей шутить недолго, обещаю тебе!
– А что насчет сегодняшнего вечера? – вдруг вспомнил Клей. – Теперь ведь ты не пойдешь, правда?
Губы Гила искривились в ухмылке.
13
«Нет, новой боли ей не вынести. Не вынести».
Занеся ногу, она ударила его по щиколотке. Потеряв равновесие, он грохнулся о кухонный стол, взвыв от боли. Раздались треск и громыханье падающих стульев. Он тоже упал, увлекаемый ими, изрыгая поток ругательств.
Ей подвернулся случай – возможно, единственный случай спастись. Так осторожно, как только можно, прижимая к телу сломанную руку, она ухитрилась встать на ноги. Неверными шагами пройдя в конец кухни, она шмыгнула в заднюю дверь и, шатаясь, побрела в ночной темноте.
Келли невольно потерла руку в месте, где она была сломана той давней ночью. Когда она пришла в себя настолько, чтобы отправиться в клинику, где ей наложили гипс, уже наступило утро. Келли вздрогнула, вспомнив долгие часы страданий и боли, единственным свидетелем которых была та теплая ночь.
Потребовалось усилие, чтобы оторваться от прошлого и сосредоточиться на отснятом интервью. Прошлое не важно, значение имеет лишь настоящее.
Кэтрин кончила говорить, и раздался голос Диди за камерой:
– Один из ваших рабочих был убит в результате несчастного случая. Вы расскажете нам об этом, Кэтрин?
В вопросе режиссера, которым бы тот прерывал интервью, ничего необычного не было, но самый выбор ее вопроса застал Келли врасплох.
В тот момент, когда он был задан, она была слишком изумлена, чтобы обратить внимание на реакцию Кэтрин. Теперь же, просматривая пленку, она могла отчетливо видеть ее.
Услышав вопрос, Кэтрин на мгновение замерла, а потом бросила ледяной взгляд в сторону Диди.
– Это давняя история. Почти шестьдесят лет прошло с тех пор.
– Но он был убит здесь, в погребах, – настаивала Диди. – Место это недалеко отсюда?
– Довольно близко, – признала Кэтрин с видом по-прежнему сдержанным и суровым. – Для всех нас случай этот был большой трагедией.
– Что же произошло?
– Никто этого не знает. Возле тела был найден бочонок. На бочонке была кровь. Шериф полагал, что бочонок сорвался и упал с полок, убив рабочего наповал. Как вы и сказали, это был несчастный случай.
Слушая ответ Кэтрин, Диди вздохнула.
– Думаю, нам придется вырезать этот кусок, Келли. Неудивительно, что тебя не заинтересовал этот эпизод, вытащенный нашими спецслужбами. А я-то понадеялась, что из него можно извлечь что-то интересное. Ладно, так и быть. – Опять вздохнув и встав на колени, она нажала Кнопку обратного хода, желая вновь прокрутить предназначенные к удалению кадры.
Комментариев Келли не требовалось, и она промолчала. Диди вновь нажала нормальный ход, и на экране опять появилась Кэтрин и на заднем плане темно-зеленые, как отрез вельвета, виноградники.
Келли услышала собственный голос, произнесший:
– Вы, женщина, занялись этим делом тогда, когда в нем всем заправляли мужчины. Вы стали бизнесменом во времена, когда предназначением женщины считался домашний очаг. Вы создали имение Ратледж. Как вам это удалось? Вы должны были столкнуться с неодолимыми препятствиями?
И еще прежде, чем Кэтрин начала отвечать, Келли почувствовала, как по рукам, по коже поползли мурашки.
– Препятствия есть всегда и всему, – говорила Кэтрин. – Их надо либо обходить стороной, либо бороться с ними, штурмовать их. Если желание достаточно сильно, всегда найдется путь, чтобы добраться до цели. Ну а если оно лишь праздное мечтание, не больше, не связанное со стремлением бороться, трудиться, чем-то жертвовать во имя него, у вас всегда найдутся оправдания, почему невозможно то или иное.
Кэтрин никак не могла этого знать, но ответ ее почти дословно совпадал с тем, что она говорила Келли, когда та была еще пухлым подростком в очках, с сальными волосами. Келли не забыла этих слов и не забывала все эти годы.
Тем не менее, когда она услышала их опять, ей почудилось, что все возвращается на круги своя, прошлое переходит в настоящее, чтобы опять обратиться в прошлое.
Яркое солнце заливало серые монастырские постройки. В них размещался винный завод и контора, и монашеская простота архитектуры придавала зданиям внушительную строгость и величие. Лен Дауэрти, стоя под козырьком главного входа, разглядывал чек, который он держал в руке. Гил Ратледж нанял его охранником, с тем чтобы бродящие окрест туристы не проникли на территорию завода в часы, не предназначенные для этого. Жалованье его, учитывая орды туристов, гуляющих в монастыре за свои пять долларов каждый, было не так уж велико.
Дауэрти аккуратно сложил чек вдвое, прикидывая, на что бы потратить деньги. Может быть, прикупить что-нибудь из одежды или оплатить просроченные телефонные счета, чтобы опять включили аппарат? Его очень тянуло купить большой букет цветов на могилу Бекки. Она так всегда любила цветы.
Сунув чек в карман рубашки, он услышал рокот мощного двигателя «Мерседеса». Подняв глаза, он увидел гладкий серо-голубой корпус машины Гила Ратледжа, на которой тот всегда стрелой прорезал парковочную площадку.
– Интересно, к чему такая спешка? – Дауэрти наблюдал, как мгновенно словно вкопанный встал на отведенное ему место «Мерседес».
Гил Ратледж вышел из машины, сердито хлопнув за собой дверцей. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он взбешен. Но в контору он не пошел, а, выйдя с парковочной площадки, прямиком направился к темно-красному «Феррари», стоявшему неподалеку.
Тут только Дауэрти заметил, что из здания вышел сын Ратледжа. Ратледж перехватил его, когда тот уже собирался сесть в свою приземистую спортивную машину.
Что-то произошло.
Дауэрти нюхом чуял это. Хуже того, его одолевало неясное предчувствие, что это касается сделки Ратледжа с бароном. А если так, он имеет право знать. Выйдя из-под козырька, он поспешил к ним разузнать, в чем дело.
– …Он позвонил мне около получаса назад, – донесся до него хриплый от ярости голос Ратледжа. – Какого черта ты скрыл от меня, что дело дрянь? Ведь ты божился, что в курсе всех их дел!
– Но этого не может быть, – с ошеломленным видом твердил Клей Ратледж. – Утром я играл в теннис с Натали. По ее словам, все идет прекрасно!
– Прекрасно, как бы не так! – взорвался Гил и тут же осекся, увидав околачивающегося возле машины Дауэрти. – Чего тебе надо? – напустился он на него.
– Речь ведь идет о бароне, правда? – высказал свою догадку Дауэрти. – Ваша сделка с ним провалилась, так? Она вас перехитрила?
– Ну это мы еще посмотрим! – отрезал Ратледж.
– Ну а мои деньги? Мне они нужны.
– Я сообщу ему. Конечно, для него это в корне все изменит, – саркастически усмехнулся Ратледж. И тут же повелительно махнул Дауэрти рукой. – Уходи, убирайся отсюда!
Поколебавшись лишь мгновение, Дауэрти отошел и побрел к своему припаркованному под козырьком «Бьюику».
Гил выждал, чтобы удостовериться, что тог уходит, и лишь затем обратился к Клею.
– Черт возьми! Этот человек был у меня в руках. Я знал это доподлинно! – Сжав кулак, Гил выразительно потряс им в воздухе.
– Что заставило его изменить решение? Он объяснил это? – спросил Клей хмуро и по-прежнему недоверчиво.
– Нет. Когда я спросил его об этом, он лишь ответил, что так нужно для дела. Настаивать на более подробном ответе по телефону было невозможно.
– Я думаю съездить туда. Может быть, Натали растолкует мне, что к чему.
Клей потянулся к ручке «Феррари».
– Не трудись. Они выехали из отеля, – сухо бросил ему Гил. – Я сам только что оттуда.
– Выехали?
– Да. – Гил улыбнулся – холодно и зло. – Барон просил портье направлять всю корреспонденцию и телефонные звонки в имение Ратледж.
Клей смотрел на отца с недоверием.
– Ты шутишь.
– Где уж. – Гил цедил слова почти шепотом, с отвращением. – Сейчас шутить может только один человек – Кэтрин. Но и ей шутить недолго, обещаю тебе!
– А что насчет сегодняшнего вечера? – вдруг вспомнил Клей. – Теперь ведь ты не пойдешь, правда?
Губы Гила искривились в ухмылке.
13
Над террасой были протянуты матовые лампочки, образующие неровный шатер света, заливавший мягким сиянием все вокруг. Ниже, под ним, на белой скатерти сверкали фарфор и хрусталь, и столы были расставлены в форме подковы, чтобы вместить пятьдесят с лишним приглашенных на этот вечер.
В саду, на выверенном расстоянии друг от друга, горели факелы, и пламя их плясало в такт мелодиям Моцарта, исполняемым струнным квартетом и служащим фоном дружелюбному журчанию голосов.
Атмосфера была по-калифорнийски непринужденная, в духе вечеров Напа-Вэлли. Теплая сентябрьская погода диктовала особенности нарядов: легкие спортивные пиджаки и открытый ворот у мужчин, платья из шифона, крепдешина и газа, украшенные местным орнаментом. Шелка и тафта были оставлены дома вместе с бриллиантами, рубинами и изумрудами, уступившими первенство жемчугам, серебряным колье и изредка – золотым безделушкам.
Стив Гиббоне ходил в толпе гостей с камерой на плече, ловя то тут, то там забавные сцены. За ним по пятам следовала Келли, чтобы быть под рукой, если понадобится провести с кем-нибудь интервью или указать Диди ту или иную интересную фигуру, которую она узнала.
Большинство гостей составляли виноделы с супругами, среди прочих был также видный дегустатор, всемирно известный ресторатор, два журналиста, специализирующиеся на виноделии, и ради разнообразия еще пара-другая знаменитостей. Гвоздем вечера, по мнению Келли, было присутствие на нем Гила Ратледжа и его сына Клея. Все вместе они составляли интересную компанию, являя на сцену всех действующих лиц одновременно – Кэтрин, барон Фужер, Гил.
Когда Стив остановился, чтобы заснять смеющуюся группу, Келли позволила себе оглянуться на Гила Ратледжа. Тот выглядел совершенно раскованным и чувствовал себя как рыба в воде в этой обстановке, позволявшей ему в полной мере использовать свое обаяние, с кем-то здороваясь, кого-то целуя в щечку, с кем-то болтая о делах, в то время как все ожидали ужина.
«Интересно, что говорит Гил о Кэтрин?» – подумала Келли. Повернувшись, чтобы поделиться этим с Диди, она заметила возле себя Сэма Ратледжа. Она постаралась побороть в себе легкую дрожь, вызванную его близостью.
– Привет, – улыбнулась Келли. Последний раз она видела Сэма, когда вместе с Кэтрин и бароном с женой он встречал входивших гостей. – Встреча гостей завершена и все на местах?
– Если только кто-нибудь непрошеный решит ворваться напоследок, а так все гости в сборе.
Сэм вновь окинул ее быстрым взглядом. Замшево-мягкая фактура ее шелкового платья так и манила прикоснуться к ней, густой аквамариновый цвет платья оттенял зелень ее глаз. Золотисто-рыжие волосы были убраны в высокую прическу, из которой выбивались несколько прядей. Сэм прикинул, сколько заколок понадобилось на такую прическу.
– Но вы все же не ожидаете, что кто-то ворвется сюда, правда? – Казалось, невозможность этого забавляет ее больше, нежели возможность.
Он пожал плечами.
– Кто знает?
Единственный, кого Сэм считал способным на такого рода поступок, был Лен Дауэрти, хотя его десятник Рамон Родригес утром и предупредил его, что Лен служит теперь в охране монастыря. Трезвый Дауэрти вполне покладист. Хлопоты он доставляет, лишь когда выпьет.
Любопытно все же, что из всех виноделен долины Дауэрти угораздило попасть на ту, что размещается в монастыре. Интересно, с ведома ли Гила он туда зачислен или это случайность. Бросив задумчивый взгляд в сторону Гила, Сэм отхлебнул из стакана воды со льдом.
– Вы в эти дни летали? – спросила Келли.
Он перевел взгляд на нее, легкая улыбка его выражала сожаление.
– Вот уже недели две я очень занят, так что мне не до полетов. – Казалось, ему приятно, что она помнит о его увлечении планеризмом. – Вообще-то я подумывал о том, чтобы в воскресенье выкроить часок-другой и поднять в воздух «Малыша». Место рядом с пилотом у меня пустует, а Напа-Вэлли с птичьего полета – зрелище незабываемое.
– Хотелось бы воспользоваться таким случаем, – отвечала она, легко улыбнувшись и покачав головой. – Но однажды в Айове я присутствовала на каком-то воздушном празднике, и там участвовало два биплана, конструкции, как я подозреваю, сходной с вашим «Малышом». Они выполняли всю программу, как это полагается, с хождением по крылу, и воздушным боем, и дымовым шлейфом позади. Я наблюдала, как они крутятся, и кувыркаются, и парят над молями в буквальном смысле вверх тормашками. Меня не так легко довести до тошноты, но всех этих «кульбитов», «бочек» и «мертвых петель» я бы не выдержала.
– А если я пообещаю вам все время держать крылья параллельно земле и не выполнить ни одной фигуры? – Говорил он как бы поддразнивая ее и в то же время серьезно. До неловкости серьезно.
Келли почувствовала, что ей очень хочется согласиться, принять его приглашение. Но это, разумеется, было невозможно. Завтра она уезжала. Непонятно почему, она не сообщила ему об этом, а вместо этого сказала только:
– Может быть, в другой раз я поймаю вас на слове. – И тут же переменила тему: – Помнится, пилоты на тех бипланах были в больших очках. Вы тоже надеваете такие?
Еще она помнила, как местный оркестр играл тогда «Шикарные парни летают как птицы». Тогда выбор песни лишь позабавил ее. Теперь, глядя на Сэма, она нашла этот выбор вполне уместным.
– В открытой кабине без таких очков не обойтись. – И тут же глаза его озорно блеснули. – Иногда я надеваю даже белый шелковый шарф, какие носили асы времен первой мировой войны.
– Правда? – Она не знала, верить или нет его словам.
Он кивнул.
– Надеваю, когда испытываю ностальгические чувства или хочу произвести впечатление на приятного мне пассажира.
– Вы, конечно, хотите сказать «пассажирку».
– Конечно! – Лицо Сэма расплылось в улыбке.
– Воображаю, скольких пассажирок вы так вот с собой брали в полет, – сказала Келли, сразу же почувствовав острую неприязнь ко всем пассажиркам.
– Вообще-то нет. Честно говоря… – он замолчал и встретился с ней взглядом, – вы первая, кого я пригласил.
Странным образом эта подробность лишь ухудшала дело. Несмотря на это, Келли выдавила из себя улыбку и ухитрилась произнести ровным голосом:
– В таком случае я чувствую себя польщенной.
– Надеюсь!
Появился официант с серебряным треугольником в руках; ходя между гостей, он методично ударял в него.
– Думаю, что нам пора к столу, – заметил Сэм.
– А также пора запаковывать аппаратуру. Простите меня. – И она отошла, чтобы присоединиться к съемочной группе. Там она чувствовала себя в большей безопасности.
Перед каждым прибором лежал серебряный виноградный листок с карточкой, указывающей место. Келли отыскала свою карточку и села, с облегчением обнаружив справа от себя Диди. Светская болтовня с незнакомыми людьми – не самая сильная ее сторона.
– Как красиво! – пробормотала Диди, глядя на вазу в центре перед ними и на такие же вазы, расставленные вдоль столов. С серебряных резных стенок свешивались гроздья винограда – темно-лиловый каберне-совиньон контрастировал с зелено-золотистым шено-шардоне.
– Да, очень! – Келли полюбовалась этой картиной.
– Без сомнения, Хью бы это одобрил. Ему не нравятся цветочные вазы на столах с едой. Он считает, что цветочный запах не только портит аромат еды, но и убивает винные ароматы.
– Вполне в духе Хью.
Келли кивнула и принялась лениво разглядывать сидевших за столами гостей, на секунду задержав взгляд на Сэме. Он сидел рядом с Кэтрин за центральным столом подковы. Справа от него был барон, а по другую руку – жена барона. И все же Сэм был единственным, кто приковывал к себе взгляд Келли.
Солнце позолотило его кожу и высветило волосы так, что цветом они стали напоминать жженый сахар. Карие глаза его были немного темнее. Даже теперь, когда, сидя за столом, он развлекал беседой соседку, его окружала аура спокойствия, притягивавшая ее так же сильно, как и его обаяние. Внезапно больше всего ей захотелось уйти, оставить эту вечеринку, это место, эту долину.
Завтра. Завтра она сможет сбежать отсюда.
Обзор ей загородил официант – склонившись над столом между ней и Диди, он наливал бледно-золотистое вино в бокал Диди. Потом он зашел с левого бока и налил вино в бокал Келли. Движения его, как в зеркале, повторяли и прочие облаченные во фраки официанты, прислуживая гостям.
Встала Кэтрин, и гости за столами тут же притихли. Она выждала, добиваясь полного внимания, и лишь затем начала говорить.
– Я пригласила вас сегодня в честь дорогого гостя, посетившего наши края. Вот уже два века семейство Фужер в своем медонском замке занимается изготовлением замечательных вин. Все мы восхищаемся этими винами, несмотря на то, что они оставляют на языке горький привкус ревности. – Это замечание вызвало улыбки и смешки присутствующих. – Барон Эмиль Фужер достойно продолжает семейную традицию изготовления бордоских вин. – И, подняв бокал, она повернулась к барону, провозгласив: – За здоровье барона Фужера! Пусть этот его приезд к нам в долину станет первым в ряду других его частых приездов!
По столам пронесся одобрительный гул, все встали и, подняв бокалы в честь барона, пригубили искрящееся шардоне. Барон тоже встал и изящным жестом пригласил всех садиться.
– Полагаю, настало время, – сказал он, кинув быстрый взгляд на Кэтрин, – сообщить всем, что два семейства виноделов – французы Фужеры и калифорнийцы Ратледжи – договорились о том, чтобы соединить свои усилия для создания нового вина из винограда Напа-Вэлли.
При этом известии все так и ахнули. Барон поднял бокал.
– За Фужеров и Ратледжей!
Судя по выражению лица Гила Ратледжа и той непринужденности, с какой он поднял бокал, Келли заключила, что новость эта для него не была неожиданностью. Как ни странно, но из всех имевших к этому отношение удивленным казался лишь Сэм. Неужели он ничего не шал? Или просто не ожидал, что объявление последует в этот вечер? Келли не была ни в чем уверена, но, как бы то ни было, хмурость Сэма мгновенно улетучилась, сменившись улыбкой, которой он с готовностью встретил поздравления своей соседки – блондинки. Барон сел на место, и Келли задумчиво отпила глоток вина.
– Как вы назовете вино? – спросил репортер видного журнала, посвященного вопросам виноделия.
– «Фужер-Ратледж», – ответил барон. Но тут с улыбкой вмешалась Кэтрин.
– Или «Ратледж-Фужер», – заметила она.
– Думаю, вам стоит подождать, прежде чем объявлять это в печати, – сказал Гил Ратледж – тон его был насмешлив, – до тех пор, пока не выяснится, кто главнее.
Клей засмеялся, услышав слова отца, но в отличие от остальных он знал, что отец имеет в виду не только название вина, но и все предприятие в целом. Насколько было известно, письменного соглашения еще не существовало. А раз так, сражение не окончено.
Официант поставил перед ним тарелку с закуской – свежие гребешки в лимонном уксусе с кориандром, и Клей попытался поймать взгляд Натали, сидевшей на почетном месте во главе стола. Перемолвиться с ней словом наедине в этот вечер оказалось невозможным. Слишком многие из тех, что вились вокруг, могли это подслушать. Но страдание, промелькнувшее в ее темных глазах, когда она здоровалась с ним, убедило Клея в том, что решение, принятое ее мужем, для нее явилось полной неожиданностью.
И все же его беспокоило, что она в его сторону даже не смотрит. Уж, конечно, она запомнила, где он сидит.
Успели убрать закуску и подали медальоны из телятины под соусом из анчоусов и оливок с жареными артишоками, и только тогда глаза ее отыскали его и несколько мгновений она не сводила с него взгляда, полного отчаяния.
Нервное напряжение его улетучилось, он преисполнился уверенности. Она сбежит с этого вечера и увидится с ним. Она сделает все, что он только ни попросит. Эта недалекая женщина любит его.
Не без самодовольства уплетал Клей свою телятину, намеренно оставляя нетронутым бокал с каберне-совиньоном. Это вино из частных подвалов Ратледжей, «вино мадам». На его вкус, оно пойло пойлом. Но зато льдистой сладостью поданного под конец «Шато», этого изысканнейшего из десертных вин, он насладился сполна, осушив бокал до последней капли.
После ужина гости перешли в сад, где место струнного квартета занял оркестр из пяти музыкантов, исполнявших свинг. Клей увидел, что Натали стоит немного в стороне от мужа, и понял, что это благоприятный шанс. Пробравшись к ней, он встал неподалеку от нее, лицом к музыкантам, и притворился, что слушает музыку.
– Натали, мне надо поговорить с тобой. Не гляди на меня! – прошептал он, опасаясь, что она повернется. – Слушай и все. За домом есть тропинка, ведущая в заросли. Встретимся там.
– Не могу, – шепнула она в ответ. – Не сегодня.
– Нет, обязательно сегодня, – настаивал он. – Это может быть для нас единственный случай. – И услышав, что она готова опять воспротивиться, он быстро проговорил: – Если любишь, жди меня там.
Фраза была пошлой до омерзения и избитой, но действовала всегда безотказно. Женщины так подвластны своим эмоциям.
И Клей отошел с задумчивой улыбкой, прежде чем она успела ответить ему.
Улыбка тронула губы Кэтрин, когда она оглядела гостей. Прозвучавшая за ужином новость заставила всех говорить о себе, наэлектризовав обстановку. Она покосилась на Эмиля.
– Мы взволновали всех, – проговорила она. – Многие ждали этого объявления, но мало кто знал, когда оно последует.
– Мне кажется, ваш внук был не слишком рад это услышать. Вы правы, так веря в него.
– Да? – В голосе Кэтрин прозвучало некоторое удивление.
– Какое-то время, признаюсь, я изучал его и его способности. Поначалу я думал, что характер у него чересчур флегматичный и что для того, чтобы возглавлять это дело, ему недостает вашей твердости. Теперь же мне ясно, что я ошибался.
– Что же заставило вас изменить свое мнение? – Она разглядывала его с интересом, подогретым прозвучавшей в его тоне уверенностью.
– Одно его недавнее замечание, – ответил Эмиль, и Кэтрин подождала, пока он пояснит свою мысль. – Он выразил недовольство тем, что славу создателей этого нового вина с Ратледжами разделят Фужеры. Он не побоялся обидеть меня этим. – Барон задумчиво кивнул, подтверждая сказанное. – Он не из тех, кто будет скрывать свои убеждения. А это редко о ком можно сказать.
В ответ Кэтрин промолчала. Первой ее реакцией на замечание Сэма, которое передал ей Эмиль, был гнев. Вслед за ним возник рой вопросов и сомнений вместе с какой-то растущей неловкостью: неужели она до сих пор заблуждалась относительно характера Сэма?
Мысленно она вернулась к разговору с Сэмом, когда за несколько дней до приезда барона они говорили о нем; она вспомнила, с какой неожиданной смелостью он упрекнул ее в том, что она не верит в его способности. Тогда она сочла это ребячеством и темой, совершенно неуместной для дискуссии. Но, может быть, это не так?
А еще этот случай с выстрелом Дауэрти, когда Сэм, вопреки ее мнению, не передал дело шерифу, а занялся им сам. Она тогда объяснила его поступок глупой мужской гордостью, стремлением убедить всех в своем мужестве перед лицом опасности. Но может статься, дело тут в верности и ответственности перед подчиненными?
А процесс против сономской винодельни прошлой зимой? Она рассердилась тогда на него за проявленную им слабость, за то, что так быстро дал он все уладить и прекратить процесс. Едва узнав об этом, она разжаловала адвоката, которого сама же облачила полномочиями после того, как потерпела убытки.
На ее взгляд, он не проявил выдержки, необходимой борцу. И все же… он избавил их от долгого судебного процесса, дорогостоящего и отнимающего уйму времени.
Если окинуть взглядом прошедшие годы, не найдется ли там других эпизодов, других поступков Сэма, неверно ею истолкованных? Возраст не лишил ее трезвости суждения. Но может быть, он сузил ее кругозор. Кэтрин вдруг почувствовала неуверенность и замешательство.
– Слышите эту мелодию, Кэтрин? – пробормотал Эмиль. – Под нее я танцевал с Натали в тот вечер, когда сделал ей предложение. Пойду-ка я сейчас поищу Натали и спрошу, не хочет ли она потанцевать под нее опять.
Кэтрин ответила ему кивком, слыша его голос, но не понимая смысла его слов. Она даже не заметила, как он отошел.
Келли чуть ли не задушила Стива в объятиях, когда он подошел пригласить ее на медленный танец, тем самым избавляя от болтливого виноторговца, вот уже двадцать минут жужжавшего ей в ухо скучную историю своей жизни, которую, как он надеется, она осветит в телеинтервью.
– О да, я с радостью потанцую! – Келли сжала руку Стива и вымученной улыбкой улыбнулась нудному своему собеседнику: – Извините!
– Возвращайтесь потом. У меня есть еще кое-что для вас, – крикнул он ей вслед.
Сделав ему неопределенный жест рукой, она последовала за Стивом на временную танцевальную площадку, оборудованную на лужайке перед увитой виноградом эстрадой оркестра. Стив закружил ее в танце, увлекая по площадке.
– Прекрасный вечер, правда? – Широкая улыбка его была абсолютно искренней.
– Прекрасный, – бледно улыбнулась Келли, абсолютно уверенная в том, что единственная, кто не веселится на вечере, это она. В глаза ей бросилась Диди, хохочущая с какими-то двумя приезжими из Техаса. Рик гоготал, увлеченный беседой с бывшей рок-звездой, поблекшей и потому державшейся чересчур чинно. Что же до Стива, она подозревала, что он веселился бы даже на кладбище.
В саду, на выверенном расстоянии друг от друга, горели факелы, и пламя их плясало в такт мелодиям Моцарта, исполняемым струнным квартетом и служащим фоном дружелюбному журчанию голосов.
Атмосфера была по-калифорнийски непринужденная, в духе вечеров Напа-Вэлли. Теплая сентябрьская погода диктовала особенности нарядов: легкие спортивные пиджаки и открытый ворот у мужчин, платья из шифона, крепдешина и газа, украшенные местным орнаментом. Шелка и тафта были оставлены дома вместе с бриллиантами, рубинами и изумрудами, уступившими первенство жемчугам, серебряным колье и изредка – золотым безделушкам.
Стив Гиббоне ходил в толпе гостей с камерой на плече, ловя то тут, то там забавные сцены. За ним по пятам следовала Келли, чтобы быть под рукой, если понадобится провести с кем-нибудь интервью или указать Диди ту или иную интересную фигуру, которую она узнала.
Большинство гостей составляли виноделы с супругами, среди прочих был также видный дегустатор, всемирно известный ресторатор, два журналиста, специализирующиеся на виноделии, и ради разнообразия еще пара-другая знаменитостей. Гвоздем вечера, по мнению Келли, было присутствие на нем Гила Ратледжа и его сына Клея. Все вместе они составляли интересную компанию, являя на сцену всех действующих лиц одновременно – Кэтрин, барон Фужер, Гил.
Когда Стив остановился, чтобы заснять смеющуюся группу, Келли позволила себе оглянуться на Гила Ратледжа. Тот выглядел совершенно раскованным и чувствовал себя как рыба в воде в этой обстановке, позволявшей ему в полной мере использовать свое обаяние, с кем-то здороваясь, кого-то целуя в щечку, с кем-то болтая о делах, в то время как все ожидали ужина.
«Интересно, что говорит Гил о Кэтрин?» – подумала Келли. Повернувшись, чтобы поделиться этим с Диди, она заметила возле себя Сэма Ратледжа. Она постаралась побороть в себе легкую дрожь, вызванную его близостью.
– Привет, – улыбнулась Келли. Последний раз она видела Сэма, когда вместе с Кэтрин и бароном с женой он встречал входивших гостей. – Встреча гостей завершена и все на местах?
– Если только кто-нибудь непрошеный решит ворваться напоследок, а так все гости в сборе.
Сэм вновь окинул ее быстрым взглядом. Замшево-мягкая фактура ее шелкового платья так и манила прикоснуться к ней, густой аквамариновый цвет платья оттенял зелень ее глаз. Золотисто-рыжие волосы были убраны в высокую прическу, из которой выбивались несколько прядей. Сэм прикинул, сколько заколок понадобилось на такую прическу.
– Но вы все же не ожидаете, что кто-то ворвется сюда, правда? – Казалось, невозможность этого забавляет ее больше, нежели возможность.
Он пожал плечами.
– Кто знает?
Единственный, кого Сэм считал способным на такого рода поступок, был Лен Дауэрти, хотя его десятник Рамон Родригес утром и предупредил его, что Лен служит теперь в охране монастыря. Трезвый Дауэрти вполне покладист. Хлопоты он доставляет, лишь когда выпьет.
Любопытно все же, что из всех виноделен долины Дауэрти угораздило попасть на ту, что размещается в монастыре. Интересно, с ведома ли Гила он туда зачислен или это случайность. Бросив задумчивый взгляд в сторону Гила, Сэм отхлебнул из стакана воды со льдом.
– Вы в эти дни летали? – спросила Келли.
Он перевел взгляд на нее, легкая улыбка его выражала сожаление.
– Вот уже недели две я очень занят, так что мне не до полетов. – Казалось, ему приятно, что она помнит о его увлечении планеризмом. – Вообще-то я подумывал о том, чтобы в воскресенье выкроить часок-другой и поднять в воздух «Малыша». Место рядом с пилотом у меня пустует, а Напа-Вэлли с птичьего полета – зрелище незабываемое.
– Хотелось бы воспользоваться таким случаем, – отвечала она, легко улыбнувшись и покачав головой. – Но однажды в Айове я присутствовала на каком-то воздушном празднике, и там участвовало два биплана, конструкции, как я подозреваю, сходной с вашим «Малышом». Они выполняли всю программу, как это полагается, с хождением по крылу, и воздушным боем, и дымовым шлейфом позади. Я наблюдала, как они крутятся, и кувыркаются, и парят над молями в буквальном смысле вверх тормашками. Меня не так легко довести до тошноты, но всех этих «кульбитов», «бочек» и «мертвых петель» я бы не выдержала.
– А если я пообещаю вам все время держать крылья параллельно земле и не выполнить ни одной фигуры? – Говорил он как бы поддразнивая ее и в то же время серьезно. До неловкости серьезно.
Келли почувствовала, что ей очень хочется согласиться, принять его приглашение. Но это, разумеется, было невозможно. Завтра она уезжала. Непонятно почему, она не сообщила ему об этом, а вместо этого сказала только:
– Может быть, в другой раз я поймаю вас на слове. – И тут же переменила тему: – Помнится, пилоты на тех бипланах были в больших очках. Вы тоже надеваете такие?
Еще она помнила, как местный оркестр играл тогда «Шикарные парни летают как птицы». Тогда выбор песни лишь позабавил ее. Теперь, глядя на Сэма, она нашла этот выбор вполне уместным.
– В открытой кабине без таких очков не обойтись. – И тут же глаза его озорно блеснули. – Иногда я надеваю даже белый шелковый шарф, какие носили асы времен первой мировой войны.
– Правда? – Она не знала, верить или нет его словам.
Он кивнул.
– Надеваю, когда испытываю ностальгические чувства или хочу произвести впечатление на приятного мне пассажира.
– Вы, конечно, хотите сказать «пассажирку».
– Конечно! – Лицо Сэма расплылось в улыбке.
– Воображаю, скольких пассажирок вы так вот с собой брали в полет, – сказала Келли, сразу же почувствовав острую неприязнь ко всем пассажиркам.
– Вообще-то нет. Честно говоря… – он замолчал и встретился с ней взглядом, – вы первая, кого я пригласил.
Странным образом эта подробность лишь ухудшала дело. Несмотря на это, Келли выдавила из себя улыбку и ухитрилась произнести ровным голосом:
– В таком случае я чувствую себя польщенной.
– Надеюсь!
Появился официант с серебряным треугольником в руках; ходя между гостей, он методично ударял в него.
– Думаю, что нам пора к столу, – заметил Сэм.
– А также пора запаковывать аппаратуру. Простите меня. – И она отошла, чтобы присоединиться к съемочной группе. Там она чувствовала себя в большей безопасности.
Перед каждым прибором лежал серебряный виноградный листок с карточкой, указывающей место. Келли отыскала свою карточку и села, с облегчением обнаружив справа от себя Диди. Светская болтовня с незнакомыми людьми – не самая сильная ее сторона.
– Как красиво! – пробормотала Диди, глядя на вазу в центре перед ними и на такие же вазы, расставленные вдоль столов. С серебряных резных стенок свешивались гроздья винограда – темно-лиловый каберне-совиньон контрастировал с зелено-золотистым шено-шардоне.
– Да, очень! – Келли полюбовалась этой картиной.
– Без сомнения, Хью бы это одобрил. Ему не нравятся цветочные вазы на столах с едой. Он считает, что цветочный запах не только портит аромат еды, но и убивает винные ароматы.
– Вполне в духе Хью.
Келли кивнула и принялась лениво разглядывать сидевших за столами гостей, на секунду задержав взгляд на Сэме. Он сидел рядом с Кэтрин за центральным столом подковы. Справа от него был барон, а по другую руку – жена барона. И все же Сэм был единственным, кто приковывал к себе взгляд Келли.
Солнце позолотило его кожу и высветило волосы так, что цветом они стали напоминать жженый сахар. Карие глаза его были немного темнее. Даже теперь, когда, сидя за столом, он развлекал беседой соседку, его окружала аура спокойствия, притягивавшая ее так же сильно, как и его обаяние. Внезапно больше всего ей захотелось уйти, оставить эту вечеринку, это место, эту долину.
Завтра. Завтра она сможет сбежать отсюда.
Обзор ей загородил официант – склонившись над столом между ней и Диди, он наливал бледно-золотистое вино в бокал Диди. Потом он зашел с левого бока и налил вино в бокал Келли. Движения его, как в зеркале, повторяли и прочие облаченные во фраки официанты, прислуживая гостям.
Встала Кэтрин, и гости за столами тут же притихли. Она выждала, добиваясь полного внимания, и лишь затем начала говорить.
– Я пригласила вас сегодня в честь дорогого гостя, посетившего наши края. Вот уже два века семейство Фужер в своем медонском замке занимается изготовлением замечательных вин. Все мы восхищаемся этими винами, несмотря на то, что они оставляют на языке горький привкус ревности. – Это замечание вызвало улыбки и смешки присутствующих. – Барон Эмиль Фужер достойно продолжает семейную традицию изготовления бордоских вин. – И, подняв бокал, она повернулась к барону, провозгласив: – За здоровье барона Фужера! Пусть этот его приезд к нам в долину станет первым в ряду других его частых приездов!
По столам пронесся одобрительный гул, все встали и, подняв бокалы в честь барона, пригубили искрящееся шардоне. Барон тоже встал и изящным жестом пригласил всех садиться.
– Полагаю, настало время, – сказал он, кинув быстрый взгляд на Кэтрин, – сообщить всем, что два семейства виноделов – французы Фужеры и калифорнийцы Ратледжи – договорились о том, чтобы соединить свои усилия для создания нового вина из винограда Напа-Вэлли.
При этом известии все так и ахнули. Барон поднял бокал.
– За Фужеров и Ратледжей!
Судя по выражению лица Гила Ратледжа и той непринужденности, с какой он поднял бокал, Келли заключила, что новость эта для него не была неожиданностью. Как ни странно, но из всех имевших к этому отношение удивленным казался лишь Сэм. Неужели он ничего не шал? Или просто не ожидал, что объявление последует в этот вечер? Келли не была ни в чем уверена, но, как бы то ни было, хмурость Сэма мгновенно улетучилась, сменившись улыбкой, которой он с готовностью встретил поздравления своей соседки – блондинки. Барон сел на место, и Келли задумчиво отпила глоток вина.
– Как вы назовете вино? – спросил репортер видного журнала, посвященного вопросам виноделия.
– «Фужер-Ратледж», – ответил барон. Но тут с улыбкой вмешалась Кэтрин.
– Или «Ратледж-Фужер», – заметила она.
– Думаю, вам стоит подождать, прежде чем объявлять это в печати, – сказал Гил Ратледж – тон его был насмешлив, – до тех пор, пока не выяснится, кто главнее.
Клей засмеялся, услышав слова отца, но в отличие от остальных он знал, что отец имеет в виду не только название вина, но и все предприятие в целом. Насколько было известно, письменного соглашения еще не существовало. А раз так, сражение не окончено.
Официант поставил перед ним тарелку с закуской – свежие гребешки в лимонном уксусе с кориандром, и Клей попытался поймать взгляд Натали, сидевшей на почетном месте во главе стола. Перемолвиться с ней словом наедине в этот вечер оказалось невозможным. Слишком многие из тех, что вились вокруг, могли это подслушать. Но страдание, промелькнувшее в ее темных глазах, когда она здоровалась с ним, убедило Клея в том, что решение, принятое ее мужем, для нее явилось полной неожиданностью.
И все же его беспокоило, что она в его сторону даже не смотрит. Уж, конечно, она запомнила, где он сидит.
Успели убрать закуску и подали медальоны из телятины под соусом из анчоусов и оливок с жареными артишоками, и только тогда глаза ее отыскали его и несколько мгновений она не сводила с него взгляда, полного отчаяния.
Нервное напряжение его улетучилось, он преисполнился уверенности. Она сбежит с этого вечера и увидится с ним. Она сделает все, что он только ни попросит. Эта недалекая женщина любит его.
Не без самодовольства уплетал Клей свою телятину, намеренно оставляя нетронутым бокал с каберне-совиньоном. Это вино из частных подвалов Ратледжей, «вино мадам». На его вкус, оно пойло пойлом. Но зато льдистой сладостью поданного под конец «Шато», этого изысканнейшего из десертных вин, он насладился сполна, осушив бокал до последней капли.
После ужина гости перешли в сад, где место струнного квартета занял оркестр из пяти музыкантов, исполнявших свинг. Клей увидел, что Натали стоит немного в стороне от мужа, и понял, что это благоприятный шанс. Пробравшись к ней, он встал неподалеку от нее, лицом к музыкантам, и притворился, что слушает музыку.
– Натали, мне надо поговорить с тобой. Не гляди на меня! – прошептал он, опасаясь, что она повернется. – Слушай и все. За домом есть тропинка, ведущая в заросли. Встретимся там.
– Не могу, – шепнула она в ответ. – Не сегодня.
– Нет, обязательно сегодня, – настаивал он. – Это может быть для нас единственный случай. – И услышав, что она готова опять воспротивиться, он быстро проговорил: – Если любишь, жди меня там.
Фраза была пошлой до омерзения и избитой, но действовала всегда безотказно. Женщины так подвластны своим эмоциям.
И Клей отошел с задумчивой улыбкой, прежде чем она успела ответить ему.
Улыбка тронула губы Кэтрин, когда она оглядела гостей. Прозвучавшая за ужином новость заставила всех говорить о себе, наэлектризовав обстановку. Она покосилась на Эмиля.
– Мы взволновали всех, – проговорила она. – Многие ждали этого объявления, но мало кто знал, когда оно последует.
– Мне кажется, ваш внук был не слишком рад это услышать. Вы правы, так веря в него.
– Да? – В голосе Кэтрин прозвучало некоторое удивление.
– Какое-то время, признаюсь, я изучал его и его способности. Поначалу я думал, что характер у него чересчур флегматичный и что для того, чтобы возглавлять это дело, ему недостает вашей твердости. Теперь же мне ясно, что я ошибался.
– Что же заставило вас изменить свое мнение? – Она разглядывала его с интересом, подогретым прозвучавшей в его тоне уверенностью.
– Одно его недавнее замечание, – ответил Эмиль, и Кэтрин подождала, пока он пояснит свою мысль. – Он выразил недовольство тем, что славу создателей этого нового вина с Ратледжами разделят Фужеры. Он не побоялся обидеть меня этим. – Барон задумчиво кивнул, подтверждая сказанное. – Он не из тех, кто будет скрывать свои убеждения. А это редко о ком можно сказать.
В ответ Кэтрин промолчала. Первой ее реакцией на замечание Сэма, которое передал ей Эмиль, был гнев. Вслед за ним возник рой вопросов и сомнений вместе с какой-то растущей неловкостью: неужели она до сих пор заблуждалась относительно характера Сэма?
Мысленно она вернулась к разговору с Сэмом, когда за несколько дней до приезда барона они говорили о нем; она вспомнила, с какой неожиданной смелостью он упрекнул ее в том, что она не верит в его способности. Тогда она сочла это ребячеством и темой, совершенно неуместной для дискуссии. Но, может быть, это не так?
А еще этот случай с выстрелом Дауэрти, когда Сэм, вопреки ее мнению, не передал дело шерифу, а занялся им сам. Она тогда объяснила его поступок глупой мужской гордостью, стремлением убедить всех в своем мужестве перед лицом опасности. Но может статься, дело тут в верности и ответственности перед подчиненными?
А процесс против сономской винодельни прошлой зимой? Она рассердилась тогда на него за проявленную им слабость, за то, что так быстро дал он все уладить и прекратить процесс. Едва узнав об этом, она разжаловала адвоката, которого сама же облачила полномочиями после того, как потерпела убытки.
На ее взгляд, он не проявил выдержки, необходимой борцу. И все же… он избавил их от долгого судебного процесса, дорогостоящего и отнимающего уйму времени.
Если окинуть взглядом прошедшие годы, не найдется ли там других эпизодов, других поступков Сэма, неверно ею истолкованных? Возраст не лишил ее трезвости суждения. Но может быть, он сузил ее кругозор. Кэтрин вдруг почувствовала неуверенность и замешательство.
– Слышите эту мелодию, Кэтрин? – пробормотал Эмиль. – Под нее я танцевал с Натали в тот вечер, когда сделал ей предложение. Пойду-ка я сейчас поищу Натали и спрошу, не хочет ли она потанцевать под нее опять.
Кэтрин ответила ему кивком, слыша его голос, но не понимая смысла его слов. Она даже не заметила, как он отошел.
Келли чуть ли не задушила Стива в объятиях, когда он подошел пригласить ее на медленный танец, тем самым избавляя от болтливого виноторговца, вот уже двадцать минут жужжавшего ей в ухо скучную историю своей жизни, которую, как он надеется, она осветит в телеинтервью.
– О да, я с радостью потанцую! – Келли сжала руку Стива и вымученной улыбкой улыбнулась нудному своему собеседнику: – Извините!
– Возвращайтесь потом. У меня есть еще кое-что для вас, – крикнул он ей вслед.
Сделав ему неопределенный жест рукой, она последовала за Стивом на временную танцевальную площадку, оборудованную на лужайке перед увитой виноградом эстрадой оркестра. Стив закружил ее в танце, увлекая по площадке.
– Прекрасный вечер, правда? – Широкая улыбка его была абсолютно искренней.
– Прекрасный, – бледно улыбнулась Келли, абсолютно уверенная в том, что единственная, кто не веселится на вечере, это она. В глаза ей бросилась Диди, хохочущая с какими-то двумя приезжими из Техаса. Рик гоготал, увлеченный беседой с бывшей рок-звездой, поблекшей и потому державшейся чересчур чинно. Что же до Стива, она подозревала, что он веселился бы даже на кладбище.