Но все же Ник не мог себя дурачить. «Вероятно, ПДР следит за Дэнни, – подумал он. – И про эти две квартиры там тоже знают. Там вообще знают все, что нужно; вопрос только в том, когда они пожелают сделать свой ход».
В таком случае отступать действительно было уже поздно. Тогда Ник вполне мог пойти до конца – позволить Чарли остаться с ним и Клео на пару суток. Диван в гостиной вполне мог послужить койкой; друзья порой оставались у них ночевать.
Тут, впрочем, был совсем другой случай.
– Ты можешь остаться у нас дома, – решился Ник, – если только избавишься от тех брошюр, что у тебя в сумочке. Совсем не обязательно их уничтожать. Разве ты не можешь просто оставить их в каком-нибудь приметном для тебя месте?
Вместо ответа Чарли достала одну из брошюр, пошуршала страницами, а затем прочла вслух:
– «Мера человека – не в его интеллекте. Она и не в том, как высоко он забрался в этом уродливом обществе по служебной лестнице. Мера человека заключается вот в чем: насколько он готов откликнуться на призыв своего собрата о помощи? И какую частицу себя сможет он отдать? Ибо, жертвуя по-настоящему, ничего не получаешь взамен – или, во всяком случае…»
– Ну уж нет, – возразил Ник. – Когда жертвуешь, то что-то получаешь взамен. Ты кому-то жертвуешь, а он потом платит тебе той же монетой и жертвует что-то взамен. Это же очевидно.
– Никакая это не жертва, а сделка. Послушай-ка еще: «Бог учит нас…»
– Бог умер, – перебил Ник. – Его останки были найдены в две тысячи девятнадцатом году. Они дрейфовали в космосе неподалеку от альфы Центавра.
– Там были обнаружены останки какого-то организма, в тысячи раз более совершенного, чем мы, – сказала Чарли. – Да, этот организм наверняка мог создавать пригодные для обитания миры и заселять их другими живыми организмами, сотворенными по его образу и подобию. Но это не доказывает, что он был Богом.
– А по-моему, это и был Бог.
– Давай я останусь у тебя на эту ночь, – сказала Чарли. – А если понадобится – но только если правда понадобится, – то и на следующую. Ладно? – Она глядела на него снизу вверх, яркая ее улыбка купалась в лучах невинности. Словно она, как маленькая киска, просила только блюдечко молока – и ничего больше. – Не бойся Дэнни – он тебе ничего не сделает. Если он кого-то и побьет, то только меня. Но вряд ли он исхитрится найти твою квартиру – куда ему. Твоих имени и фамилии он не знает; не знает он и…
– Он знает, что я работаю на Дзету.
– Дзета его не боится. Дзета может из него котлету сделать…
– Ты сама себе противоречишь, – сказал Ник. Так ему, по крайней мере, показалось. Возможно, на него все еще действовал алкоголь. Он задумался, когда же эта отрава выветрится. Через час? Через два? Так или иначе, со скибом он явно управлялся как надо – пока еще ни один офидант ПДР не остановил его и не зацепил буксировочным тросом.
– Ты боишься, что скажет твоя жена, – заявила Чарли. – Если ты меня к себе домой приведешь. Ей много чего придет в голову.
– Ну да, – согласился Ник, – и это тоже. А еще есть один закон. «Изнасилование несовершеннолетней» называется. Тебе ведь еще нет двадцати одного?
– Мне шестнадцать.
– Ну вот, сама видишь…
– Ладно, – беспечно бросила девушка. – Давай садись. Я вылезу.
– А деньги у тебя есть?
– Нет.
– Но ты справишься?
– Ага. Я всегда могу справиться. – Чарли говорила без всякой злости; казалось, она ничуть не обвиняет Ника за нерешительность.
«Возможно, что-то похожее происходило между ними и раньше, – задумался Ник. – И другие, подобно мне, оказывались в это втянуты. Причем с самыми благими намерениями».
– Я скажу тебе, что может с тобой случиться, если ты возьмешь меня к себе домой, – сказала Чарли. – Тебя могут свинтить за хранение кордонитской литературы. Тебя могут свинтить за изнасилование несовершеннолетней. Жена – которую тоже арестуют за хранение кордонитской литературы – тебя бросит. Причем так никогда не поймет и не простит. И все же ты не можешь так просто меня высадить. Хотя бы потому, что я девушка и мне некуда пойти…
– А друзья? – перебил Ник. – У тебя должны быть друзья, к которым ты могла бы пойти. – «Или они слишком боятся Дэнни?» – задумался он. – Ты права, – признал он чуть погодя. – Я не могу так просто тебя высадить.
«А похищение? – вспомнил Ник. – Меня вполне могли бы обвинить и в нем, если только Дэнни собирается обращаться в ПДР. Впрочем, на это Дэнни никак не должен пойти, иначе его автоматически задержат за распространение кордонитской литературы. На это он никогда не отважится».
– Странная ты девчонка, – сказал он Чарли. – С одной стороны – сама наивность, а с другой – упряма, как подвальная крыса.
«Быть может, торговля нелегальной литературой сделала ее такой? – задумался он. – Или все вышло наоборот… Она выросла жесткой и упрямой – потому и стала тяготеть к этому занятию». Ник посмотрел на девушку, внимательнее приглядываясь к ее одежде. «Она слишком хорошо одета, – решил он. – Все эти шмотки – довольно дорогие. Возможно, она неравнодушна к одежде. Тогда это способ заработать достаточно попсов, чтобы удовлетворить свою жадность. Для нее – одежда. А для Дэнни – “Шеллингберг-восемь”. Без этого они были бы обычными подростками – из тех, что ходят в школу в джинсах и просторных свитерах. Зло, – подумал он, – на службе у добра». Впрочем, точно ли писания Кордона были добром? Раньше Нику никогда не попадалась подлинная брошюра Кордона; теперь же он сам мог ее прочитать и поразмыслить. «И оставить Чарли у себя, если это окажется добром? – задумался он. – А если нет – выкинуть ее на съедение этим волкам. И Дэнни, и патрульным машинам, где сидят ведущие постоянное телепатическое прослушивание Аномалы».
– Я – сама жизнь, – вдруг заявила девушка.
– Что-что? – ошарашенно переспросил Ник.
– Для тебя я – сама жизнь. Сколько там тебе, тридцать восемь? Сорок? И что ты за эти годы узнал? Сделал ты хоть что-нибудь? Смотри на меня, смотри. Я – сама жизнь, и, пока я с тобой, частичка этой жизни переходит тебе. Ведь ты уже не чувствуешь себя таким старым, правда? Теперь, когда я сижу рядом с тобой в этом скибе?
– Вообще-то мне тридцать четыре, – отозвался Ник. – И старым я себя вовсе не чувствую. Между прочим, пока я тут с тобой сижу, я чувствую себя старше, а не моложе. И ничего мне от тебя не переходит.
– Обязательно перейдет, – заверила Чарли.
– А ведь ты это по опыту знаешь, – произнес Ник. – Со старшими мужчинами. До меня.
Открыв сумочку, Чарли достала оттуда зеркальце и пудреницу. Затем стала проводить аккуратные полоски от глаз, по щекам и к подбородку.
– Слишком ты косметикой злоупотребляешь, – заметил Ник.
– Вот здорово. Ты меня еще шлюхой за два попса назови.
– Что-что? – переспросил он. Уставившись на девушку, Ник на некоторое время отвлекся от потока утреннего транспорта.
– Да ничего, – ответила Чарли, закрывая пудреницу и убирая ее вместе с зеркальцем обратно в сумочку. – Выпить не хочешь? – спросила она затем. – У нас с Дэнни куча знакомых торговцев. Я бы даже раздобыла тебе бутылочку – как бишь его? – шотландского виски.
– Изготовленного черт знает где на каком-нибудь с неба свалившемся самогонном аппарате, – подхватил Ник.
Девушка вдруг залилась безудержным смехом; она сидела, склонив голову и закрывая рукой глаза.
– Представляю себе, как самогонный аппарат машет крыльями в ночном небе, направляясь к новому месту работы. Где его не отыщет ПДР. – Чарли продолжала смеяться, изо всех сил сжимая голову, словно образ крылатого самогонного аппарата отказывался ее покинуть.
– От алкоголя можно ослепнуть, – сказал Ник.
– Ерунда. Слепнут от древесного спирта.
– А ты уверена, что сумеешь их различить?
– А как можно вообще быть в чем-то уверенным? Дэнни в любой момент может поймать нас и прикончить; то же самое – и ПДР… Но это просто не очень вероятно, а следовать нужно тому, что вероятно, а не тому, что возможно. Возможно все, что угодно. – Чарли улыбнулась. – Но ведь это как раз и здорово, понимаешь? Это значит, что можно надеяться. Так, между прочим, говорит Кордон. Да, Кордон без конца это повторяет. Вообще-то у него там не так уж много интересного, но это я запомнила. К примеру, мы с тобой можем полюбить друг друга; ты можешь уйти от своей жены, а я – от Дэнни. Тогда он совсем свихнется, запьет и прикончит сначала нас с тобой, а потом себя. – Девушка рассмеялась, ее светлые глазки так и заиграли. – Но разве это не здорово? Неужели ты не понимаешь, как это здорово?
Ник не понимал.
– Ничего, поймешь, – посочувствовала Чарли. – А пока дай мне минут десять подумать. Надо прикинуть, что сказать твоей жене.
– Я сам ей все скажу, – заявил Ник.
– Ты только все испортишь. Нет, я должна что-то придумать. – Она даже зажмурилась, сосредоточиваясь. А Ник продолжал вести скиб – теперь уже прямо к своей квартире.
Глава 8
В таком случае отступать действительно было уже поздно. Тогда Ник вполне мог пойти до конца – позволить Чарли остаться с ним и Клео на пару суток. Диван в гостиной вполне мог послужить койкой; друзья порой оставались у них ночевать.
Тут, впрочем, был совсем другой случай.
– Ты можешь остаться у нас дома, – решился Ник, – если только избавишься от тех брошюр, что у тебя в сумочке. Совсем не обязательно их уничтожать. Разве ты не можешь просто оставить их в каком-нибудь приметном для тебя месте?
Вместо ответа Чарли достала одну из брошюр, пошуршала страницами, а затем прочла вслух:
– «Мера человека – не в его интеллекте. Она и не в том, как высоко он забрался в этом уродливом обществе по служебной лестнице. Мера человека заключается вот в чем: насколько он готов откликнуться на призыв своего собрата о помощи? И какую частицу себя сможет он отдать? Ибо, жертвуя по-настоящему, ничего не получаешь взамен – или, во всяком случае…»
– Ну уж нет, – возразил Ник. – Когда жертвуешь, то что-то получаешь взамен. Ты кому-то жертвуешь, а он потом платит тебе той же монетой и жертвует что-то взамен. Это же очевидно.
– Никакая это не жертва, а сделка. Послушай-ка еще: «Бог учит нас…»
– Бог умер, – перебил Ник. – Его останки были найдены в две тысячи девятнадцатом году. Они дрейфовали в космосе неподалеку от альфы Центавра.
– Там были обнаружены останки какого-то организма, в тысячи раз более совершенного, чем мы, – сказала Чарли. – Да, этот организм наверняка мог создавать пригодные для обитания миры и заселять их другими живыми организмами, сотворенными по его образу и подобию. Но это не доказывает, что он был Богом.
– А по-моему, это и был Бог.
– Давай я останусь у тебя на эту ночь, – сказала Чарли. – А если понадобится – но только если правда понадобится, – то и на следующую. Ладно? – Она глядела на него снизу вверх, яркая ее улыбка купалась в лучах невинности. Словно она, как маленькая киска, просила только блюдечко молока – и ничего больше. – Не бойся Дэнни – он тебе ничего не сделает. Если он кого-то и побьет, то только меня. Но вряд ли он исхитрится найти твою квартиру – куда ему. Твоих имени и фамилии он не знает; не знает он и…
– Он знает, что я работаю на Дзету.
– Дзета его не боится. Дзета может из него котлету сделать…
– Ты сама себе противоречишь, – сказал Ник. Так ему, по крайней мере, показалось. Возможно, на него все еще действовал алкоголь. Он задумался, когда же эта отрава выветрится. Через час? Через два? Так или иначе, со скибом он явно управлялся как надо – пока еще ни один офидант ПДР не остановил его и не зацепил буксировочным тросом.
– Ты боишься, что скажет твоя жена, – заявила Чарли. – Если ты меня к себе домой приведешь. Ей много чего придет в голову.
– Ну да, – согласился Ник, – и это тоже. А еще есть один закон. «Изнасилование несовершеннолетней» называется. Тебе ведь еще нет двадцати одного?
– Мне шестнадцать.
– Ну вот, сама видишь…
– Ладно, – беспечно бросила девушка. – Давай садись. Я вылезу.
– А деньги у тебя есть?
– Нет.
– Но ты справишься?
– Ага. Я всегда могу справиться. – Чарли говорила без всякой злости; казалось, она ничуть не обвиняет Ника за нерешительность.
«Возможно, что-то похожее происходило между ними и раньше, – задумался Ник. – И другие, подобно мне, оказывались в это втянуты. Причем с самыми благими намерениями».
– Я скажу тебе, что может с тобой случиться, если ты возьмешь меня к себе домой, – сказала Чарли. – Тебя могут свинтить за хранение кордонитской литературы. Тебя могут свинтить за изнасилование несовершеннолетней. Жена – которую тоже арестуют за хранение кордонитской литературы – тебя бросит. Причем так никогда не поймет и не простит. И все же ты не можешь так просто меня высадить. Хотя бы потому, что я девушка и мне некуда пойти…
– А друзья? – перебил Ник. – У тебя должны быть друзья, к которым ты могла бы пойти. – «Или они слишком боятся Дэнни?» – задумался он. – Ты права, – признал он чуть погодя. – Я не могу так просто тебя высадить.
«А похищение? – вспомнил Ник. – Меня вполне могли бы обвинить и в нем, если только Дэнни собирается обращаться в ПДР. Впрочем, на это Дэнни никак не должен пойти, иначе его автоматически задержат за распространение кордонитской литературы. На это он никогда не отважится».
– Странная ты девчонка, – сказал он Чарли. – С одной стороны – сама наивность, а с другой – упряма, как подвальная крыса.
«Быть может, торговля нелегальной литературой сделала ее такой? – задумался он. – Или все вышло наоборот… Она выросла жесткой и упрямой – потому и стала тяготеть к этому занятию». Ник посмотрел на девушку, внимательнее приглядываясь к ее одежде. «Она слишком хорошо одета, – решил он. – Все эти шмотки – довольно дорогие. Возможно, она неравнодушна к одежде. Тогда это способ заработать достаточно попсов, чтобы удовлетворить свою жадность. Для нее – одежда. А для Дэнни – “Шеллингберг-восемь”. Без этого они были бы обычными подростками – из тех, что ходят в школу в джинсах и просторных свитерах. Зло, – подумал он, – на службе у добра». Впрочем, точно ли писания Кордона были добром? Раньше Нику никогда не попадалась подлинная брошюра Кордона; теперь же он сам мог ее прочитать и поразмыслить. «И оставить Чарли у себя, если это окажется добром? – задумался он. – А если нет – выкинуть ее на съедение этим волкам. И Дэнни, и патрульным машинам, где сидят ведущие постоянное телепатическое прослушивание Аномалы».
– Я – сама жизнь, – вдруг заявила девушка.
– Что-что? – ошарашенно переспросил Ник.
– Для тебя я – сама жизнь. Сколько там тебе, тридцать восемь? Сорок? И что ты за эти годы узнал? Сделал ты хоть что-нибудь? Смотри на меня, смотри. Я – сама жизнь, и, пока я с тобой, частичка этой жизни переходит тебе. Ведь ты уже не чувствуешь себя таким старым, правда? Теперь, когда я сижу рядом с тобой в этом скибе?
– Вообще-то мне тридцать четыре, – отозвался Ник. – И старым я себя вовсе не чувствую. Между прочим, пока я тут с тобой сижу, я чувствую себя старше, а не моложе. И ничего мне от тебя не переходит.
– Обязательно перейдет, – заверила Чарли.
– А ведь ты это по опыту знаешь, – произнес Ник. – Со старшими мужчинами. До меня.
Открыв сумочку, Чарли достала оттуда зеркальце и пудреницу. Затем стала проводить аккуратные полоски от глаз, по щекам и к подбородку.
– Слишком ты косметикой злоупотребляешь, – заметил Ник.
– Вот здорово. Ты меня еще шлюхой за два попса назови.
– Что-что? – переспросил он. Уставившись на девушку, Ник на некоторое время отвлекся от потока утреннего транспорта.
– Да ничего, – ответила Чарли, закрывая пудреницу и убирая ее вместе с зеркальцем обратно в сумочку. – Выпить не хочешь? – спросила она затем. – У нас с Дэнни куча знакомых торговцев. Я бы даже раздобыла тебе бутылочку – как бишь его? – шотландского виски.
– Изготовленного черт знает где на каком-нибудь с неба свалившемся самогонном аппарате, – подхватил Ник.
Девушка вдруг залилась безудержным смехом; она сидела, склонив голову и закрывая рукой глаза.
– Представляю себе, как самогонный аппарат машет крыльями в ночном небе, направляясь к новому месту работы. Где его не отыщет ПДР. – Чарли продолжала смеяться, изо всех сил сжимая голову, словно образ крылатого самогонного аппарата отказывался ее покинуть.
– От алкоголя можно ослепнуть, – сказал Ник.
– Ерунда. Слепнут от древесного спирта.
– А ты уверена, что сумеешь их различить?
– А как можно вообще быть в чем-то уверенным? Дэнни в любой момент может поймать нас и прикончить; то же самое – и ПДР… Но это просто не очень вероятно, а следовать нужно тому, что вероятно, а не тому, что возможно. Возможно все, что угодно. – Чарли улыбнулась. – Но ведь это как раз и здорово, понимаешь? Это значит, что можно надеяться. Так, между прочим, говорит Кордон. Да, Кордон без конца это повторяет. Вообще-то у него там не так уж много интересного, но это я запомнила. К примеру, мы с тобой можем полюбить друг друга; ты можешь уйти от своей жены, а я – от Дэнни. Тогда он совсем свихнется, запьет и прикончит сначала нас с тобой, а потом себя. – Девушка рассмеялась, ее светлые глазки так и заиграли. – Но разве это не здорово? Неужели ты не понимаешь, как это здорово?
Ник не понимал.
– Ничего, поймешь, – посочувствовала Чарли. – А пока дай мне минут десять подумать. Надо прикинуть, что сказать твоей жене.
– Я сам ей все скажу, – заявил Ник.
– Ты только все испортишь. Нет, я должна что-то придумать. – Она даже зажмурилась, сосредоточиваясь. А Ник продолжал вести скиб – теперь уже прямо к своей квартире.
Глава 8
Положив на стол своего начальника какую-то бумагу, Фред Хафф, личный секретарь комиссара ПДР Барнса, доложил:
– Прошу прощения, господин комиссар, но вы давали указание делать ежедневный отчет о квартире 3XX24J. Он перед вами. Для опознания тех, кто туда заходил, мы использовали контрольные пленки. Сегодня там побывало только одно лицо – я имею в виду, одно новое лицо. Некий Николас Эпплтон.
– Имя не слишком громкое, – заметил Барнс.
– Мы прогнали эти сведения через компьютер – тот, который мы одолжили у Вайомингского университета. Он представил интересную экстраполяцию, поскольку там уже имелись все предварительные данные на гражданина Николаса Эпплтона – возраст, род занятий, происхождение, семейное положение, имеет ли детей, привлекался ли…
– Прежде он ни в какой форме не нарушал закон.
– Точнее будет сказать, что его ни разу не ловили. Мы выяснили у компьютера и этот вопрос. Сформулирован он был следующим образом: «Какова вероятность того, что данный конкретный человек умышленно нарушит закон – на уровне уголовного преступления?» Компьютер ответил: «Вероятно – нет, не нарушит».
– Но именно это он и сделал, когда пришел в 3XX24J, – язвительно заметил Барнс.
– Это безусловный факт. Исходя из него мы получили прогностическое заключение компьютера. Основываясь на этом, а также других сходных случаях, происшедших за последние несколько часов, компьютер утверждает, что сообщение о готовящейся казни Кордона уже пополнило ряды кордонитского подполья на сорок процентов.
– Прошу прощения, господин комиссар, но вы давали указание делать ежедневный отчет о квартире 3XX24J. Он перед вами. Для опознания тех, кто туда заходил, мы использовали контрольные пленки. Сегодня там побывало только одно лицо – я имею в виду, одно новое лицо. Некий Николас Эпплтон.
– Имя не слишком громкое, – заметил Барнс.
– Мы прогнали эти сведения через компьютер – тот, который мы одолжили у Вайомингского университета. Он представил интересную экстраполяцию, поскольку там уже имелись все предварительные данные на гражданина Николаса Эпплтона – возраст, род занятий, происхождение, семейное положение, имеет ли детей, привлекался ли…
– Прежде он ни в какой форме не нарушал закон.
– Точнее будет сказать, что его ни разу не ловили. Мы выяснили у компьютера и этот вопрос. Сформулирован он был следующим образом: «Какова вероятность того, что данный конкретный человек умышленно нарушит закон – на уровне уголовного преступления?» Компьютер ответил: «Вероятно – нет, не нарушит».
– Но именно это он и сделал, когда пришел в 3XX24J, – язвительно заметил Барнс.
– Это безусловный факт. Исходя из него мы получили прогностическое заключение компьютера. Основываясь на этом, а также других сходных случаях, происшедших за последние несколько часов, компьютер утверждает, что сообщение о готовящейся казни Кордона уже пополнило ряды кордонитского подполья на сорок процентов.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента