Страница:
Филип Дик
Друг моего врага
Часть первая
Глава 1
– Не хочу проходить тестирование, – заявил Бобби.
«Но ты должен, – подумал его отец. – Если нашей семье светит хоть какая-то надежда в будущем. В те времена, когда меня уже и в помине не будет. Меня и Клео».
– Давай я попробую тебе объяснить, – сказал Ник вслух, пока не в меру людный скользящий тротуар вез их в направлении «Федерального бюро служебных стандартов». – Разные люди обладают разными способностями. – Кто-кто, а уж он-то это хорошо знал. – Мои способности, к примеру, весьма ограниченны. Я даже не могу получить административный ранг Г-один – низший из всех рангов. – Признавать это было крайне неприятно, но ничего другого Нику не оставалось; ему во что бы то ни стало следовало добиться, чтобы мальчик понял всю жизненную необходимость тестирования. – Выходит, я вообще неквалифицирован. Отсюда – жалкая неадминистративная работа. Откровенно говоря, не работа, а сплошное недоразумение. Неужели ты хочешь быть таким, как я, когда вырастешь?
– У тебя полный порядок, – со всей своей непомерной подростковой самонадеянностью заявил Бобби.
– Ничего подобного, – запротестовал Ник.
– А по-моему, порядок.
Ник опешил. И, как уже не в первый раз за последнее время, почувствовал себя на грани отчаяния.
– Тогда присмотрись к тому, – снова попытался он, – как устроено наше общество. Две силы хитроумно соперничают друг с другом, причем сначала правит одна, затем другая. И силы эти…
– Я не из тех и не из других, – перебил его сын. – Я Старый и Обычный. Зачем мне проходить тестирование? Я и так знаю, кто я такой. Я знаю, кто ты, – а я такой же.
Ник вдруг остро почувствовал, как сжался его пустой желудок, и сразу понял – необходимо что-то принять. Оглядевшись вокруг, он заметил на другой стороне улицы транкобар – по ту сторону потока скибомобилей и крупных, округлых урболетов общественного транспорта. Тогда они с Бобби прошли на педалятор и через десять минут добрались до противоположного тротуара.
– Зайду-ка я на пару минут в бар, – сказал Ник. – А то не по себе что-то. Негоже в таком настроении вести тебя в федеральный корпус. – Пройдя вместе с сыном через круглый дверной проем, он оказался в сумрачном зале транкобара Донована – заведения, куда Ник еще ни разу не заходил. Впрочем, на первый взгляд ему там понравилось.
– Мальчику сюда нельзя, – сообщил ему бармен, указывая на прибитую к стене табличку. – Ему еще нет восемнадцати. Вы же не хотите, чтобы кому-то показалось, будто я продаю порцайки малолеткам?
– В баре, куда я обычно хожу… – начал было Ник, но бармен тут же его прервал.
– Здесь другой бар, – заявил он и тяжело затопал в дальний конец погруженного в густой сумрак зала, чтобы обслужить другого клиента.
– Посмотри пока витрины соседнего магазина, – сказал Ник сыну и слегка подтолкнул его, указывая на дверь, куда они только что вошли. – Я минуты через три-четыре.
– У тебя вечно минуты три-четыре, – буркнул Бобби, но все же нога за ногу направился наружу – на полуденный тротуар, в утомительную сутолоку людских полчищ… У двери он на миг помедлил и оглянулся, а затем вышел и скрылся из виду.
Удобно устроившись на табурете у стойки, Ник сделал заказ.
– Мне, пожалуйста, пятьдесят миллиграммов фенметразина гидрохлорида и тридцать стелладрина. И еще раствор ацетилсалицилата натрия на запивку.
– Примете стелладрин – и о дальних звездах размечтаетесь, – заметил бармен, ставя перед Ником небольшую тарелочку. Туда он положил таблетки, затем налил раствор ацетилсалицилата натрия в пластиковый стаканчик. Выполнив заказ, он отступил на шаг, задумчиво почесывая в затылке.
– Очень на это надеюсь. – Ник кинул в рот жалкие три таблетки – большего в самом конце месяца он себе позволить не мог. Затем отхлебнул солоноватую запивку.
– Ведете сына на федеральное тестирование?
Ник молча кивнул, вытаскивая бумажник.
– Как думаете, там с тестами мухлюют? – поинтересовался бармен.
– Не знаю, – сухо ответил Ник.
Тогда, упершись локтями в отполированную гладь стойки, бармен наклонился к нему поближе и доверительным тоном произнес:
– А по-моему, еще как мухлюют. – Он взял у Ника деньги и повернулся к кассовому аппарату, чтобы выбить чек. – Я вижу, как одни и те же парнишки ходят туда мимо бара раз по четырнадцать-пятнадцать. Никак не желают признавать того, что теста им – как, между прочим, и вашему мальчику – не сдать. Предпринимают новые и новые попытки, но выходит-то все время одно и то же. Эти Новые Люди больше никого не собираются допускать до Государственной службы. Они хотят… – Тут бармен огляделся и понизил голос: – Они не намерены делиться властью еще с кем-то, кроме своих. Черт возьми, ведь они фактически сами признали это в директивных речах. Им нужна…
– Им нужна свежая кровь, – упрямо отрезал Ник. Впрочем, бармену он это сказал после множества попыток внушить это же самому себе.
– У них свои дети имеются, – ядовито заметил бармен.
– Их недостаточно. – Ник отхлебнул запивку, уже ощущая благотворное действие фенметразина гидрохлорида. Укреплялся его оптимизм и чувство собственного достоинства; глубоко внутри себя Ник испытывал мощный подъем. – Если выяснится, – уверенно заявил он, – что с тестами для поступления на Государственную службу как-то химичат, нынешнее правительство через двадцать четыре часа будет отстранено от власти общим голосованием, и туда придут Аномалы. Неужели, по-вашему, Новым Людям хочется, чтобы правили Аномалы? Ни боже мой.
– По-моему, все они заодно, – буркнул бармен. И отошел обслужить очередного клиента.
«Сколько раз, – думал Ник, выходя из бара, – я уже и сам об этом размышлял. Правь хоть Аномалы, хоть Новые Люди… Но если все и вправду пришло к такому замечательному состоянию, когда правительство полностью контролирует процедуру служебного тестирования, тогда оно могло бы установить, как кто-то сказал, самодостаточную структуру власти. А ведь вся наша политическая система основывается на непреложном факте взаимной вражды двух группировок… Такова основная истина нашей общественной жизни – вместе с признанием того, что, благодаря своему превосходству, группировки эти достойны править и способны делать это мудро».
Вклинившись в неугомонный поток пешеходов, он подошел к сыну, который застыл на месте, поглощенный созерцанием витрины универмага.
– Пойдем, – позвал Ник и решительно – благодаря принятым лекарствам – положил ему руку на плечо.
Не сходя с места, Бобби сказал:
– Здесь продается резак для причинения боли на расстоянии. Ты мне его не купишь? Будь он у меня при тестировании, это придало бы мне уверенности.
– Это игрушка, – заметил Ник.
– Все равно, – настаивал Бобби. – Пожалуйста. С ним я правда чувствовал бы себя гораздо лучше.
«Настанет день, – подумал Ник, – когда тебе не придется управлять, причиняя боль. Управлять равными себе, служить своим хозяевам. Ты сам станешь хозяином. Только тогда я смогу радоваться всему, что вижу, – всему, что происходит вокруг».
– Нет. – Покачав головой, Ник направил мальчика обратно в движущийся по тротуару плотный людской поток. – Не зацикливайся на конкретных вещах, – настойчиво напомнил он. – Подумай об абстрактном; подумай о методах нейтрологики. Тебя ведь об этом будут спрашивать.
Бобби попятился.
– Ну, шевелись! – рявкнул Ник, с силой подталкивая его вперед. И тут же, ощутив физическое сопротивление мальчика, испытал гнетущее чувство собственной несостоятельности.
Такое чувство многие вроде Ника испытывали уже лет пятьдесят – начиная с 2085 года, когда Председателем Совета избрали первого Нового Человека… А восемью годами позже на этот высокий пост вступил первый Аномал. Тогда такое было в новинку; всех интересовало, как эти атипические продукты поздней стадии эволюции будут действовать на практике. Действовали они, следовало признать, превосходно. Слишком хорошо, чтобы кто-либо из Старых Людей мог с ними соперничать. Там, где Новые Люди, образно говоря, запросто жонглировали целой охапкой пылающих булав, Старый Человек худо-бедно справлялся только с одной. А некоторые операции, основанные на мыслительных процессах, недоступных никому из Старых Людей, вообще не имели аналогов среди всего множества операций, выполнявшихся человеческими особями на более ранних стадиях эволюции.
– Взгляни-ка на заголовок. – Бобби остановился перед газетным стендом.
– Провони никогда не поймают, – заявил мальчик.
– Говори потише, – прошептал ему в самое ухо Ник, испытывая при этом крайнюю неловкость.
– Какое мне дело до того, что кто-то меня услышит? – горячо отреагировал Бобби. Он указал на обтекавший их людской поток. – Все равно все здесь со мной согласны. – Бурля гневом, он сердито глянул на отца.
– Когда Провони отчалил из Солнечной системы, – сказал Ник, – он предал и правительство, и Председателя Совета, и… вообще всех людей. – В это он твердо верил. Они с сыном без конца об этом спорили, но так и не сумели сблизить свои противоположные мнения о Торсе Провони. О человеке, пообещавшем найти другую планету, другой подходящий мир, где Старые Люди смогли бы жить, а главное – быть сами себе хозяевами. – Провони просто трус, – отрезал Ник, – да вдобавок и умственно недоразвитый. Я даже думаю, его вообще не стоило преследовать. Но так или иначе, теперь его, очевидно, нашли.
– Власти все время об этом заявляют, – заметил Бобби. – Два месяца назад нас тоже уверяли, что в течение двадцати четырех часов…
– Умственно недоразвитый, – упрямо повторил Ник. – Так что с ним и считаться нечего.
– Мы тоже умственно недоразвитые, – парировал Бобби.
– Я – да, – ответил Ник. – А вот ты – нет.
Дальше они пошли молча. Никому не хотелось продолжать бессмысленный разговор.
Чиновник Государственной службы Норберт Вайсс вынул из своего настольного компьютера для обработки данных тестирования зеленый листок и внимательно ознакомился с содержавшейся там информацией.
Подняв трубку ведомственного телефона, он набрал добавочный номер своего начальника.
На экране появилась отмеченная печатью переутомления рябая физиономия Джерома Пайкмана.
– Слушаю?
– Скоро придет тот мальчик, Эпплтон, – сказал Вайсс. – Вы уже приняли решение? Будем мы его брать или нет? – Он поднес зеленый листок прямо к сканеру видеофона, освежая память своего начальника.
– Сотрудникам моего отдела не нравится раболепное поведение его отца, – сказал Пайкман. – Лояльность к властям выражается у него в настолько откровенной форме, что это вполне может оказать неблагоприятное воздействие на эмоциональное развитие его сына. Провалите его.
– Окончательно? – спросил Вайсс. – Или pro tem?
– Провалите его окончательно и бесповоротно. Этим мы только окажем ему услугу. По-моему, мальчик сам желает, чтобы его отвергли.
– Эпплтон набрал высокие баллы.
– Высокие, но не феноменальные. Ничего такого, что обязывало бы нас его принять.
– Все же, из расположения к мальчику…
– Из расположения к мальчику мы ему откажем. Ибо получить федеральный ранг – это не честь и не привилегия, а прежде всего тяжкое бремя. Нешуточная ответственность. Разве вы, мистер Вайсс, так не считаете?
Норберт Вайсс как-то над этим не задумывался. «Действительно, – стал размышлять он, – я перегружен работой, а жалованье не слишком щедрое. Пайкман прав – чести это не приносит, а только обременяет ответственностью. Но я лучше сдохну, чем от этого откажусь». И он сам подивился своему отношению к этой работе.
В сентябре 2120 года Вайсс получил статус чиновника Государственной службы и с тех пор работал на правительство – вначале под руководством Председателя Совета из Аномалов, затем Председателя Совета из Новых Людей… Независимо от того, какая группировка приходила к власти, он, как и остальные чиновники Государственной службы, оставался на своем посту, исполняя требовавшие высокой квалификации профессиональные обязанности. Высокой квалификации – и таланта.
Сам Вайсс еще в детстве официально определил свою принадлежность к Новым Людям. В коре его головного мозга обнаружились отчетливые узлы Роджерса – и при тестировании умственных способностей он, после определенной подсказки, продемонстрировал соответствующие дарования. В возрасте девяти лет Вайсс мыслил продуктивнее взрослого Старого Человека. В двадцать лет он мог мысленно воспроизвести таблицу из тысячи случайных чисел – как, впрочем, и многое другое. Так, к примеру, он мог, не прибегая к помощи компьютера, рассчитать курс-позицию корабля, находящегося под воздействием трех различных сил тяжести; благодаря своим врожденным способностям Вайсс мог вычислить его местонахождение в любой отдельно взятый момент времени. Также он мог вывести обширный ряд коррелятов из отдельно взятого утверждения – причем как теоретических, так и прикладных. А в тридцать два года…
В получившей широкую известность научной статье Вайсс представил свои возражения по поводу классической теории пределов и с помощью собственного оригинального метода продемонстрировал возможность возврата – по крайней мере, теоретически – к апории Зенона о последовательной дихотомии пространства, опираясь при этом на концепцию циклического времени Данна.
А в результате получил незначительный пост в одном из мелких филиалов «Федерального бюро служебных стандартов». Ибо сделанного Вайссом, несмотря на всю оригинальность, на большее не хватило. Его достижения было просто не сравнить с достижениями других Новых Людей.
За недолгие пятьдесят лет эти Новые Люди полностью изменили карту представлений о возможностях человеческой мысли. Превратили ее в нечто такое, чего Старые Люди, люди прошлого, не могли ни усвоить, ни осмыслить. Взять хотя бы теорию апричинности Бернхада. В 2103 году Бернхад из Цюрихского политехнического института показал, что Юм, в своем всеобъемлющем скептицизме, был по существу прав: привычка, и ничто иное, связывает события, осознаваемые Старыми Людьми как причина-и-следствие. Затем, приведя в соответствие с современностью монадологию Лейбница, он получил ошеломляющие результаты. Впервые в истории человечества появилась возможность предсказывать результаты физических событий в их последовательности на основе набора переменных предикатов, каждый из которых в равной степени верен, каждый из которых не менее «причинен», нежели следующий. Вследствие этого прикладные науки приняли совершенно новую форму – которую Старым Людям было просто не осмыслить. В их понимании принцип апричинности означал лишь хаос; они ничего не могли предсказать.
Дальше – больше.
В 2130 году Блэйз Блэк, Новый Человек с официально утвержденным рангом Г-16, опроверг принцип запрета Вольфганга Паули. Он показал, что так называемая «вертикальная» связующая линия, рассматриваемая как предсказуемый фактор, при помощи новых методов случайной выборки просчитывается так же легко, как и «горизонтальная» последовательность. Таким образом, противоречие коренного характера между двумя этими последовательностями было полностью устранено; при этом теоретическая физика освободилась от бремени двойной определенности, что радикальным образом упростило все вычисления – в том числе и связанные с данными астрофизики. Система Блэка, как ее стали называть, бесповоротно покончила со всякой опорой на теорию и практику Старого Человека.
Вклад Аномалов оказался более специфичен. Им пришлось иметь дело с процессами, в которые были включены реальные объекты. Таким образом – или по крайней мере в той форме, как это виделось Новому Человеку, – его собратья расставили основополагающие точки на видоизмененной карте Вселенной, а Аномалы лишь проделали работу по практической доработке этих общих структур.
Вайсс знал, что Аномалы бы с этим не согласились. Впрочем, их мнение мало его волновало.
«Мой ранг – всего-навсего Г-3, – сказал он себе. – И я сделал совсем немного – лишь добавил малую толику к общему знанию. Но ни один Старый Человек, как бы ни был он одарен, не смог бы проделать и этого. Кроме, разве что, Торса Провони. Однако Провони уже много лет как отсутствует, не нарушая покоя ни Аномалов, ни Новых Людей. Провони мечется и рыщет по окраинам Галактики, в гневе ища чего-то неопределенного, даже метафизического. Ищет ответ, если так можно сказать. Отклик. Торс Провони кричит в пустоту, снова и снова, в надежде хоть на какой-то отклик. И помоги нам Боже, – подумал Вайсс, – если он однажды его получит».
Впрочем, ни Торса Провони, ни ему подобных он не боялся. Это только некоторые нервозные Аномалы ворчали между собой, что месяцы уже сложились в годы, а Торс Провони все еще не умер и не пойман. Торс Провони представлял собой некий анахронизм – он оставался последним из Старых Людей, кто никак не мог смириться с ходом истории, кто мечтал об ортодоксальном и безрассудном действии. Он жил в мрачном прошлом, большая часть которого даже являла собой выдумку, а не реальность, – в мертвом и безнадежном прошлом, вернуть которое было невозможно. Даже человеку столь одаренному, столь образованному и деятельному, как Провони. «Просто флибустьер какой-то, – подумал Вайсс. – Квазиромантическая личность, помешанная на подвигах. И все же, когда он умрет, мне его в каком-то смысле будет не хватать. В конце концов, все мы произошли от Старых Людей; все мы связаны с ним родством. Пусть и отдаленным».
Своему начальнику, Пайкману, он сказал:
– Вы совершенно правы. Это тяжкое бремя.
«Да, бремя, – подумал Вайсс затем. – И работа, и сам ранг Государственной службы. Я не могу полететь к звездам; не могу погнаться за чем-то неведомым в дальние извивы Вселенной. Каково мне будет, когда мы уничтожим Торса Провони? Работа станет только скучнее. И все же она мне нравится. Я ни за что ее не брошу. Быть Новым Человеком – это кое-что значит».
«Хотя, может статься, – задумался он, – я просто жертва нашей же собственной пропаганды».
– Когда явится Эпплтон со своим мальчиком, – сказал Пайкман, – дайте малышу Роберту полный вариант теста… И скажите, что результаты тестирования станут известны лишь через недельку-другую. Удар, таким образом, будет куда легче перенести. – Затем он с мрачной усмешкой добавил: – Вам даже не придется сообщать им печальное известие – его оформят письменным извещением.
– Меня ничуть не затруднит сказать им результаты, – возразил Вайсс. Но он кривил душой. Ибо сообщение это, если подумать, было бы неправдой.
«Но что такое правда? – задумался Вайсс. – Правда – это мы. Мы ее творим; она наша. Вместе мы начертили новую карту. Пока мы развиваемся и растем, карта эта растет вместе с нами. Мы меняемся. Что с нами будет, к примеру, через год? – спросил он себя. – Этого никто не знает… разве что эти ясновидцы из Аномалов, но они видят сразу много вариантов будущего. Наподобие, как мне рассказывали, ряда стойл в конюшне».
Из интеркома послышался голос его секретарши:
– Мистер Вайсс, здесь вас ожидает некий мистер Николас Эпплтон со своим сыном.
– Пусть войдут, – сказал Вайсс. Готовясь встретить Эпплтонов, он откинулся на спинку массивного, сработанного под старину кресла. На столе лежал бланк теста. Вайсс в задумчивости с ним развлекался. Забавно было наблюдать, как бланк предстает в различных ракурсах – если, к примеру, смотреть самым краешком глаза. Чиновник Государственной службы прищурился, на какой-то миг даже закрыл глаза – а затем снова открыл их и заставил листок бумаги выглядеть именно так, каким он хотел его видеть.
«Но ты должен, – подумал его отец. – Если нашей семье светит хоть какая-то надежда в будущем. В те времена, когда меня уже и в помине не будет. Меня и Клео».
– Давай я попробую тебе объяснить, – сказал Ник вслух, пока не в меру людный скользящий тротуар вез их в направлении «Федерального бюро служебных стандартов». – Разные люди обладают разными способностями. – Кто-кто, а уж он-то это хорошо знал. – Мои способности, к примеру, весьма ограниченны. Я даже не могу получить административный ранг Г-один – низший из всех рангов. – Признавать это было крайне неприятно, но ничего другого Нику не оставалось; ему во что бы то ни стало следовало добиться, чтобы мальчик понял всю жизненную необходимость тестирования. – Выходит, я вообще неквалифицирован. Отсюда – жалкая неадминистративная работа. Откровенно говоря, не работа, а сплошное недоразумение. Неужели ты хочешь быть таким, как я, когда вырастешь?
– У тебя полный порядок, – со всей своей непомерной подростковой самонадеянностью заявил Бобби.
– Ничего подобного, – запротестовал Ник.
– А по-моему, порядок.
Ник опешил. И, как уже не в первый раз за последнее время, почувствовал себя на грани отчаяния.
– Тогда присмотрись к тому, – снова попытался он, – как устроено наше общество. Две силы хитроумно соперничают друг с другом, причем сначала правит одна, затем другая. И силы эти…
– Я не из тех и не из других, – перебил его сын. – Я Старый и Обычный. Зачем мне проходить тестирование? Я и так знаю, кто я такой. Я знаю, кто ты, – а я такой же.
Ник вдруг остро почувствовал, как сжался его пустой желудок, и сразу понял – необходимо что-то принять. Оглядевшись вокруг, он заметил на другой стороне улицы транкобар – по ту сторону потока скибомобилей и крупных, округлых урболетов общественного транспорта. Тогда они с Бобби прошли на педалятор и через десять минут добрались до противоположного тротуара.
– Зайду-ка я на пару минут в бар, – сказал Ник. – А то не по себе что-то. Негоже в таком настроении вести тебя в федеральный корпус. – Пройдя вместе с сыном через круглый дверной проем, он оказался в сумрачном зале транкобара Донована – заведения, куда Ник еще ни разу не заходил. Впрочем, на первый взгляд ему там понравилось.
– Мальчику сюда нельзя, – сообщил ему бармен, указывая на прибитую к стене табличку. – Ему еще нет восемнадцати. Вы же не хотите, чтобы кому-то показалось, будто я продаю порцайки малолеткам?
– В баре, куда я обычно хожу… – начал было Ник, но бармен тут же его прервал.
– Здесь другой бар, – заявил он и тяжело затопал в дальний конец погруженного в густой сумрак зала, чтобы обслужить другого клиента.
– Посмотри пока витрины соседнего магазина, – сказал Ник сыну и слегка подтолкнул его, указывая на дверь, куда они только что вошли. – Я минуты через три-четыре.
– У тебя вечно минуты три-четыре, – буркнул Бобби, но все же нога за ногу направился наружу – на полуденный тротуар, в утомительную сутолоку людских полчищ… У двери он на миг помедлил и оглянулся, а затем вышел и скрылся из виду.
Удобно устроившись на табурете у стойки, Ник сделал заказ.
– Мне, пожалуйста, пятьдесят миллиграммов фенметразина гидрохлорида и тридцать стелладрина. И еще раствор ацетилсалицилата натрия на запивку.
– Примете стелладрин – и о дальних звездах размечтаетесь, – заметил бармен, ставя перед Ником небольшую тарелочку. Туда он положил таблетки, затем налил раствор ацетилсалицилата натрия в пластиковый стаканчик. Выполнив заказ, он отступил на шаг, задумчиво почесывая в затылке.
– Очень на это надеюсь. – Ник кинул в рот жалкие три таблетки – большего в самом конце месяца он себе позволить не мог. Затем отхлебнул солоноватую запивку.
– Ведете сына на федеральное тестирование?
Ник молча кивнул, вытаскивая бумажник.
– Как думаете, там с тестами мухлюют? – поинтересовался бармен.
– Не знаю, – сухо ответил Ник.
Тогда, упершись локтями в отполированную гладь стойки, бармен наклонился к нему поближе и доверительным тоном произнес:
– А по-моему, еще как мухлюют. – Он взял у Ника деньги и повернулся к кассовому аппарату, чтобы выбить чек. – Я вижу, как одни и те же парнишки ходят туда мимо бара раз по четырнадцать-пятнадцать. Никак не желают признавать того, что теста им – как, между прочим, и вашему мальчику – не сдать. Предпринимают новые и новые попытки, но выходит-то все время одно и то же. Эти Новые Люди больше никого не собираются допускать до Государственной службы. Они хотят… – Тут бармен огляделся и понизил голос: – Они не намерены делиться властью еще с кем-то, кроме своих. Черт возьми, ведь они фактически сами признали это в директивных речах. Им нужна…
– Им нужна свежая кровь, – упрямо отрезал Ник. Впрочем, бармену он это сказал после множества попыток внушить это же самому себе.
– У них свои дети имеются, – ядовито заметил бармен.
– Их недостаточно. – Ник отхлебнул запивку, уже ощущая благотворное действие фенметразина гидрохлорида. Укреплялся его оптимизм и чувство собственного достоинства; глубоко внутри себя Ник испытывал мощный подъем. – Если выяснится, – уверенно заявил он, – что с тестами для поступления на Государственную службу как-то химичат, нынешнее правительство через двадцать четыре часа будет отстранено от власти общим голосованием, и туда придут Аномалы. Неужели, по-вашему, Новым Людям хочется, чтобы правили Аномалы? Ни боже мой.
– По-моему, все они заодно, – буркнул бармен. И отошел обслужить очередного клиента.
«Сколько раз, – думал Ник, выходя из бара, – я уже и сам об этом размышлял. Правь хоть Аномалы, хоть Новые Люди… Но если все и вправду пришло к такому замечательному состоянию, когда правительство полностью контролирует процедуру служебного тестирования, тогда оно могло бы установить, как кто-то сказал, самодостаточную структуру власти. А ведь вся наша политическая система основывается на непреложном факте взаимной вражды двух группировок… Такова основная истина нашей общественной жизни – вместе с признанием того, что, благодаря своему превосходству, группировки эти достойны править и способны делать это мудро».
Вклинившись в неугомонный поток пешеходов, он подошел к сыну, который застыл на месте, поглощенный созерцанием витрины универмага.
– Пойдем, – позвал Ник и решительно – благодаря принятым лекарствам – положил ему руку на плечо.
Не сходя с места, Бобби сказал:
– Здесь продается резак для причинения боли на расстоянии. Ты мне его не купишь? Будь он у меня при тестировании, это придало бы мне уверенности.
– Это игрушка, – заметил Ник.
– Все равно, – настаивал Бобби. – Пожалуйста. С ним я правда чувствовал бы себя гораздо лучше.
«Настанет день, – подумал Ник, – когда тебе не придется управлять, причиняя боль. Управлять равными себе, служить своим хозяевам. Ты сам станешь хозяином. Только тогда я смогу радоваться всему, что вижу, – всему, что происходит вокруг».
– Нет. – Покачав головой, Ник направил мальчика обратно в движущийся по тротуару плотный людской поток. – Не зацикливайся на конкретных вещах, – настойчиво напомнил он. – Подумай об абстрактном; подумай о методах нейтрологики. Тебя ведь об этом будут спрашивать.
Бобби попятился.
– Ну, шевелись! – рявкнул Ник, с силой подталкивая его вперед. И тут же, ощутив физическое сопротивление мальчика, испытал гнетущее чувство собственной несостоятельности.
Такое чувство многие вроде Ника испытывали уже лет пятьдесят – начиная с 2085 года, когда Председателем Совета избрали первого Нового Человека… А восемью годами позже на этот высокий пост вступил первый Аномал. Тогда такое было в новинку; всех интересовало, как эти атипические продукты поздней стадии эволюции будут действовать на практике. Действовали они, следовало признать, превосходно. Слишком хорошо, чтобы кто-либо из Старых Людей мог с ними соперничать. Там, где Новые Люди, образно говоря, запросто жонглировали целой охапкой пылающих булав, Старый Человек худо-бедно справлялся только с одной. А некоторые операции, основанные на мыслительных процессах, недоступных никому из Старых Людей, вообще не имели аналогов среди всего множества операций, выполнявшихся человеческими особями на более ранних стадиях эволюции.
– Взгляни-ка на заголовок. – Бобби остановился перед газетным стендом.
Ник равнодушно прочел заголовок, не веря ему и в то же время не слишком всем этим интересуясь. Для него Торс Провони более не существовал. Пойманный, непойманный – какой угодно. А вот Бобби новость, похоже, увлекла. Увлекла – и неприятно поразила.ПОИМКА ПРОВОНИ.
РЕПОРТАЖ С МЕСТА СОБЫТИЯ
– Провони никогда не поймают, – заявил мальчик.
– Говори потише, – прошептал ему в самое ухо Ник, испытывая при этом крайнюю неловкость.
– Какое мне дело до того, что кто-то меня услышит? – горячо отреагировал Бобби. Он указал на обтекавший их людской поток. – Все равно все здесь со мной согласны. – Бурля гневом, он сердито глянул на отца.
– Когда Провони отчалил из Солнечной системы, – сказал Ник, – он предал и правительство, и Председателя Совета, и… вообще всех людей. – В это он твердо верил. Они с сыном без конца об этом спорили, но так и не сумели сблизить свои противоположные мнения о Торсе Провони. О человеке, пообещавшем найти другую планету, другой подходящий мир, где Старые Люди смогли бы жить, а главное – быть сами себе хозяевами. – Провони просто трус, – отрезал Ник, – да вдобавок и умственно недоразвитый. Я даже думаю, его вообще не стоило преследовать. Но так или иначе, теперь его, очевидно, нашли.
– Власти все время об этом заявляют, – заметил Бобби. – Два месяца назад нас тоже уверяли, что в течение двадцати четырех часов…
– Умственно недоразвитый, – упрямо повторил Ник. – Так что с ним и считаться нечего.
– Мы тоже умственно недоразвитые, – парировал Бобби.
– Я – да, – ответил Ник. – А вот ты – нет.
Дальше они пошли молча. Никому не хотелось продолжать бессмысленный разговор.
Чиновник Государственной службы Норберт Вайсс вынул из своего настольного компьютера для обработки данных тестирования зеленый листок и внимательно ознакомился с содержавшейся там информацией.
«Я его помню, – подумал Вайсс. – Двенадцать лет, честолюбивый отец… так-так, и что же мальчик показал на предварительном тестировании? Ага, выраженный Э-фактор, значительно выше среднего. И все же…»ЭППЛТОН, РОБЕРТ.
Подняв трубку ведомственного телефона, он набрал добавочный номер своего начальника.
На экране появилась отмеченная печатью переутомления рябая физиономия Джерома Пайкмана.
– Слушаю?
– Скоро придет тот мальчик, Эпплтон, – сказал Вайсс. – Вы уже приняли решение? Будем мы его брать или нет? – Он поднес зеленый листок прямо к сканеру видеофона, освежая память своего начальника.
– Сотрудникам моего отдела не нравится раболепное поведение его отца, – сказал Пайкман. – Лояльность к властям выражается у него в настолько откровенной форме, что это вполне может оказать неблагоприятное воздействие на эмоциональное развитие его сына. Провалите его.
– Окончательно? – спросил Вайсс. – Или pro tem?
– Провалите его окончательно и бесповоротно. Этим мы только окажем ему услугу. По-моему, мальчик сам желает, чтобы его отвергли.
– Эпплтон набрал высокие баллы.
– Высокие, но не феноменальные. Ничего такого, что обязывало бы нас его принять.
– Все же, из расположения к мальчику…
– Из расположения к мальчику мы ему откажем. Ибо получить федеральный ранг – это не честь и не привилегия, а прежде всего тяжкое бремя. Нешуточная ответственность. Разве вы, мистер Вайсс, так не считаете?
Норберт Вайсс как-то над этим не задумывался. «Действительно, – стал размышлять он, – я перегружен работой, а жалованье не слишком щедрое. Пайкман прав – чести это не приносит, а только обременяет ответственностью. Но я лучше сдохну, чем от этого откажусь». И он сам подивился своему отношению к этой работе.
В сентябре 2120 года Вайсс получил статус чиновника Государственной службы и с тех пор работал на правительство – вначале под руководством Председателя Совета из Аномалов, затем Председателя Совета из Новых Людей… Независимо от того, какая группировка приходила к власти, он, как и остальные чиновники Государственной службы, оставался на своем посту, исполняя требовавшие высокой квалификации профессиональные обязанности. Высокой квалификации – и таланта.
Сам Вайсс еще в детстве официально определил свою принадлежность к Новым Людям. В коре его головного мозга обнаружились отчетливые узлы Роджерса – и при тестировании умственных способностей он, после определенной подсказки, продемонстрировал соответствующие дарования. В возрасте девяти лет Вайсс мыслил продуктивнее взрослого Старого Человека. В двадцать лет он мог мысленно воспроизвести таблицу из тысячи случайных чисел – как, впрочем, и многое другое. Так, к примеру, он мог, не прибегая к помощи компьютера, рассчитать курс-позицию корабля, находящегося под воздействием трех различных сил тяжести; благодаря своим врожденным способностям Вайсс мог вычислить его местонахождение в любой отдельно взятый момент времени. Также он мог вывести обширный ряд коррелятов из отдельно взятого утверждения – причем как теоретических, так и прикладных. А в тридцать два года…
В получившей широкую известность научной статье Вайсс представил свои возражения по поводу классической теории пределов и с помощью собственного оригинального метода продемонстрировал возможность возврата – по крайней мере, теоретически – к апории Зенона о последовательной дихотомии пространства, опираясь при этом на концепцию циклического времени Данна.
А в результате получил незначительный пост в одном из мелких филиалов «Федерального бюро служебных стандартов». Ибо сделанного Вайссом, несмотря на всю оригинальность, на большее не хватило. Его достижения было просто не сравнить с достижениями других Новых Людей.
За недолгие пятьдесят лет эти Новые Люди полностью изменили карту представлений о возможностях человеческой мысли. Превратили ее в нечто такое, чего Старые Люди, люди прошлого, не могли ни усвоить, ни осмыслить. Взять хотя бы теорию апричинности Бернхада. В 2103 году Бернхад из Цюрихского политехнического института показал, что Юм, в своем всеобъемлющем скептицизме, был по существу прав: привычка, и ничто иное, связывает события, осознаваемые Старыми Людьми как причина-и-следствие. Затем, приведя в соответствие с современностью монадологию Лейбница, он получил ошеломляющие результаты. Впервые в истории человечества появилась возможность предсказывать результаты физических событий в их последовательности на основе набора переменных предикатов, каждый из которых в равной степени верен, каждый из которых не менее «причинен», нежели следующий. Вследствие этого прикладные науки приняли совершенно новую форму – которую Старым Людям было просто не осмыслить. В их понимании принцип апричинности означал лишь хаос; они ничего не могли предсказать.
Дальше – больше.
В 2130 году Блэйз Блэк, Новый Человек с официально утвержденным рангом Г-16, опроверг принцип запрета Вольфганга Паули. Он показал, что так называемая «вертикальная» связующая линия, рассматриваемая как предсказуемый фактор, при помощи новых методов случайной выборки просчитывается так же легко, как и «горизонтальная» последовательность. Таким образом, противоречие коренного характера между двумя этими последовательностями было полностью устранено; при этом теоретическая физика освободилась от бремени двойной определенности, что радикальным образом упростило все вычисления – в том числе и связанные с данными астрофизики. Система Блэка, как ее стали называть, бесповоротно покончила со всякой опорой на теорию и практику Старого Человека.
Вклад Аномалов оказался более специфичен. Им пришлось иметь дело с процессами, в которые были включены реальные объекты. Таким образом – или по крайней мере в той форме, как это виделось Новому Человеку, – его собратья расставили основополагающие точки на видоизмененной карте Вселенной, а Аномалы лишь проделали работу по практической доработке этих общих структур.
Вайсс знал, что Аномалы бы с этим не согласились. Впрочем, их мнение мало его волновало.
«Мой ранг – всего-навсего Г-3, – сказал он себе. – И я сделал совсем немного – лишь добавил малую толику к общему знанию. Но ни один Старый Человек, как бы ни был он одарен, не смог бы проделать и этого. Кроме, разве что, Торса Провони. Однако Провони уже много лет как отсутствует, не нарушая покоя ни Аномалов, ни Новых Людей. Провони мечется и рыщет по окраинам Галактики, в гневе ища чего-то неопределенного, даже метафизического. Ищет ответ, если так можно сказать. Отклик. Торс Провони кричит в пустоту, снова и снова, в надежде хоть на какой-то отклик. И помоги нам Боже, – подумал Вайсс, – если он однажды его получит».
Впрочем, ни Торса Провони, ни ему подобных он не боялся. Это только некоторые нервозные Аномалы ворчали между собой, что месяцы уже сложились в годы, а Торс Провони все еще не умер и не пойман. Торс Провони представлял собой некий анахронизм – он оставался последним из Старых Людей, кто никак не мог смириться с ходом истории, кто мечтал об ортодоксальном и безрассудном действии. Он жил в мрачном прошлом, большая часть которого даже являла собой выдумку, а не реальность, – в мертвом и безнадежном прошлом, вернуть которое было невозможно. Даже человеку столь одаренному, столь образованному и деятельному, как Провони. «Просто флибустьер какой-то, – подумал Вайсс. – Квазиромантическая личность, помешанная на подвигах. И все же, когда он умрет, мне его в каком-то смысле будет не хватать. В конце концов, все мы произошли от Старых Людей; все мы связаны с ним родством. Пусть и отдаленным».
Своему начальнику, Пайкману, он сказал:
– Вы совершенно правы. Это тяжкое бремя.
«Да, бремя, – подумал Вайсс затем. – И работа, и сам ранг Государственной службы. Я не могу полететь к звездам; не могу погнаться за чем-то неведомым в дальние извивы Вселенной. Каково мне будет, когда мы уничтожим Торса Провони? Работа станет только скучнее. И все же она мне нравится. Я ни за что ее не брошу. Быть Новым Человеком – это кое-что значит».
«Хотя, может статься, – задумался он, – я просто жертва нашей же собственной пропаганды».
– Когда явится Эпплтон со своим мальчиком, – сказал Пайкман, – дайте малышу Роберту полный вариант теста… И скажите, что результаты тестирования станут известны лишь через недельку-другую. Удар, таким образом, будет куда легче перенести. – Затем он с мрачной усмешкой добавил: – Вам даже не придется сообщать им печальное известие – его оформят письменным извещением.
– Меня ничуть не затруднит сказать им результаты, – возразил Вайсс. Но он кривил душой. Ибо сообщение это, если подумать, было бы неправдой.
«Но что такое правда? – задумался Вайсс. – Правда – это мы. Мы ее творим; она наша. Вместе мы начертили новую карту. Пока мы развиваемся и растем, карта эта растет вместе с нами. Мы меняемся. Что с нами будет, к примеру, через год? – спросил он себя. – Этого никто не знает… разве что эти ясновидцы из Аномалов, но они видят сразу много вариантов будущего. Наподобие, как мне рассказывали, ряда стойл в конюшне».
Из интеркома послышался голос его секретарши:
– Мистер Вайсс, здесь вас ожидает некий мистер Николас Эпплтон со своим сыном.
– Пусть войдут, – сказал Вайсс. Готовясь встретить Эпплтонов, он откинулся на спинку массивного, сработанного под старину кресла. На столе лежал бланк теста. Вайсс в задумчивости с ним развлекался. Забавно было наблюдать, как бланк предстает в различных ракурсах – если, к примеру, смотреть самым краешком глаза. Чиновник Государственной службы прищурился, на какой-то миг даже закрыл глаза – а затем снова открыл их и заставил листок бумаги выглядеть именно так, каким он хотел его видеть.
Глава 2
В крохотной квартирке Эпплтонов Клео бросила взгляд на часы и вздрогнула. «Столько времени прошло, – подумала она. – И ничегошеньки – все впустую. Быть может, они вообще уже никогда не вернутся. Быть может, ляпнут там что-то не то и сразу загремят в один из тех лагерей для интернированных, про которые мы так наслышаны».
– Дурак он набитый, – выдохнула Клео, обращаясь к телевизору. Из динамика тут же послышались аплодисменты – реакция воображаемой публики.
– А вот миссис Клео Эпплтон, – произнес «диктор», – из Норт-Платта, что в штате Айдахо, заявляет, что ее супруг – дурак набитый. Итак, Эд Гарли, что вы по этому поводу думаете?
На экране появились пухлые мордасы Эда Гарли. Телевизионная «личность» спешно подыскивала остроумный ответ.
– Вам не кажется, что взрослому человеку нелепо даже на миг представить себе, что…
Мановением руки Клео выключила телевизор.
От плиты, встроенной в дальнюю стену гостиной, доносился аромат яблочного эрзац-пирога. Клео потратила на него половину купонов своего недельного заработка да еще три желтых продовольственных талона. «А их все нет и нет, – сказала она себе. – Впрочем, что уж там какой-то пирог. В сравнении со всем остальным». Да, сегодня был, пожалуй, самый важный день в жизни ее сына.
Клео позарез требовалось хоть с кем-нибудь пообщаться. Сил не было ждать. И телевизор на сей раз не годился.
Выйдя из квартиры, она прошла по коридору и постучала в дверь миссис Арлен.
Дверь отворилась. Миссис Роза Арлен, средних лет женщина с нечесаными волосами, будто черепаха, высунула голову наружу.
– А, миссис Эпплтон.
– Мистер Чистер еще у вас? – спросила Клео. – Он мне нужен. Хочу прибраться. Надо, чтобы к приходу Ника и Бобби в квартире была чистота. Знаете, ведь у Бобби сегодня тестирование. Правда замечательно?
– Тесты подтасованы, – заявила миссис Арлен.
– Так говорят те, – возразила Клео, – кто провалился на тестировании. Или их родственники. Каждый день тесты успешно сдают множество людей, и большинство из них – ребятишки вроде Бобби.
– Могу на что угодно поспорить.
Ледяным тоном Клео спросила:
– Так мистер Чистер у вас? Я имею право пользоваться им три раза в неделю. А на этой неделе я его еще ни разу не брала.
Неохотно отойдя от двери, миссис Арлен ненадолго скрылась из виду, а затем вернулась, подталкивая перед собой важного, помпезного мистера Чистера – работника, обслуживавшего внутренние помещения их дома.
– Добрый день, миссис Эпплтон, – металлическим голосом проскрежетал мистер Чистер при виде Клео. – Хорошенько вставляйте мой штепсель, однако рад снова вас видеть. Доброе утро, миссис Эпплтон. Хорошенько вставляйте мой штепсель, однако…
Клео потащила работника по коридору к своей квартире.
– Почему вы так ко мне враждебны? – спросила она по дороге у миссис Арлен. – Что я вам такого сделала?
– Вовсе я к вам не враждебна, – ответила Роза Арлен. – Я просто пытаюсь открыть вам глаза на правду. Будь тестирование справедливым, наша дочурка Кэрол непременно бы его прошла. Она способна слышать мысли, по крайней мере некоторые. Она настоящий Аномал – не хуже любого другого, квалифицированного для Государственной службы. Есть множество самых настоящих Аномалов. И все они теряют свои способности из-за того, что…
– Извините, мне нужно заняться уборкой. – Плотно затворив дверь, Клео повернулась, ища розетку, чтобы воткнуть штепсель мистера Чистера, – и тут…
Обомлела. Застыла как статуя.
Прямо напротив нее стоял невысокий, неопрятного вида мужчина с крючковатым носом и худым подвижным лицом. На мужчине было потрепанное пальто и невыглаженные брюки. Судя по всему, он пробрался в квартиру, пока Клео разговаривала с миссис Арлен.
– Кто вы такой? – спросила Клео, чувствуя, как колотится от страха ее сердце. Мужчина этот был словно овеян таинственностью; казалось, он в любую секунду готов куда-то спрятаться. Его узкие и темные глаза нервно шарили по сторонам. «Такое ощущение, – подумала Клео, – будто он хочет удостовериться, что знает тут все ходы и выходы».
– Меня зовут Дарби Шир, – просипел мужчина. Чем дольше он разглядывал хозяйку квартиры, тем сильней у него на лице проступало затравленное выражение. – Я старый приятель вашего мужа, – продолжил он. – Когда он будет дома? И можно мне подождать здесь, пока он не придет?
– Они должны вот-вот вернуться, – ответила Клео. Она по-прежнему не двигалась, стараясь держаться подальше от Дарби Шира – если таково было его настоящее имя. – До их прихода мне еще нужно убрать квартиру, – сказала она затем. Однако Клео так и не включила мистера Чистера, не сводя испытующего взгляда с Дарби Шира. «Чего это он так боится? – задумалась она. – Не разыскивает ли его Подразделение действенного реагирования? А если разыскивает, то что он такого натворил?»
– Я выпил бы чашку кофе, – сказал Шир. Он нагнул голову, словно желая избежать просительной интонации. Судя по всему, коротышке не по вкусу было что-то просить, но он, не видя другого выхода, вынужден был это сделать.
– Дурак он набитый, – выдохнула Клео, обращаясь к телевизору. Из динамика тут же послышались аплодисменты – реакция воображаемой публики.
– А вот миссис Клео Эпплтон, – произнес «диктор», – из Норт-Платта, что в штате Айдахо, заявляет, что ее супруг – дурак набитый. Итак, Эд Гарли, что вы по этому поводу думаете?
На экране появились пухлые мордасы Эда Гарли. Телевизионная «личность» спешно подыскивала остроумный ответ.
– Вам не кажется, что взрослому человеку нелепо даже на миг представить себе, что…
Мановением руки Клео выключила телевизор.
От плиты, встроенной в дальнюю стену гостиной, доносился аромат яблочного эрзац-пирога. Клео потратила на него половину купонов своего недельного заработка да еще три желтых продовольственных талона. «А их все нет и нет, – сказала она себе. – Впрочем, что уж там какой-то пирог. В сравнении со всем остальным». Да, сегодня был, пожалуй, самый важный день в жизни ее сына.
Клео позарез требовалось хоть с кем-нибудь пообщаться. Сил не было ждать. И телевизор на сей раз не годился.
Выйдя из квартиры, она прошла по коридору и постучала в дверь миссис Арлен.
Дверь отворилась. Миссис Роза Арлен, средних лет женщина с нечесаными волосами, будто черепаха, высунула голову наружу.
– А, миссис Эпплтон.
– Мистер Чистер еще у вас? – спросила Клео. – Он мне нужен. Хочу прибраться. Надо, чтобы к приходу Ника и Бобби в квартире была чистота. Знаете, ведь у Бобби сегодня тестирование. Правда замечательно?
– Тесты подтасованы, – заявила миссис Арлен.
– Так говорят те, – возразила Клео, – кто провалился на тестировании. Или их родственники. Каждый день тесты успешно сдают множество людей, и большинство из них – ребятишки вроде Бобби.
– Могу на что угодно поспорить.
Ледяным тоном Клео спросила:
– Так мистер Чистер у вас? Я имею право пользоваться им три раза в неделю. А на этой неделе я его еще ни разу не брала.
Неохотно отойдя от двери, миссис Арлен ненадолго скрылась из виду, а затем вернулась, подталкивая перед собой важного, помпезного мистера Чистера – работника, обслуживавшего внутренние помещения их дома.
– Добрый день, миссис Эпплтон, – металлическим голосом проскрежетал мистер Чистер при виде Клео. – Хорошенько вставляйте мой штепсель, однако рад снова вас видеть. Доброе утро, миссис Эпплтон. Хорошенько вставляйте мой штепсель, однако…
Клео потащила работника по коридору к своей квартире.
– Почему вы так ко мне враждебны? – спросила она по дороге у миссис Арлен. – Что я вам такого сделала?
– Вовсе я к вам не враждебна, – ответила Роза Арлен. – Я просто пытаюсь открыть вам глаза на правду. Будь тестирование справедливым, наша дочурка Кэрол непременно бы его прошла. Она способна слышать мысли, по крайней мере некоторые. Она настоящий Аномал – не хуже любого другого, квалифицированного для Государственной службы. Есть множество самых настоящих Аномалов. И все они теряют свои способности из-за того, что…
– Извините, мне нужно заняться уборкой. – Плотно затворив дверь, Клео повернулась, ища розетку, чтобы воткнуть штепсель мистера Чистера, – и тут…
Обомлела. Застыла как статуя.
Прямо напротив нее стоял невысокий, неопрятного вида мужчина с крючковатым носом и худым подвижным лицом. На мужчине было потрепанное пальто и невыглаженные брюки. Судя по всему, он пробрался в квартиру, пока Клео разговаривала с миссис Арлен.
– Кто вы такой? – спросила Клео, чувствуя, как колотится от страха ее сердце. Мужчина этот был словно овеян таинственностью; казалось, он в любую секунду готов куда-то спрятаться. Его узкие и темные глаза нервно шарили по сторонам. «Такое ощущение, – подумала Клео, – будто он хочет удостовериться, что знает тут все ходы и выходы».
– Меня зовут Дарби Шир, – просипел мужчина. Чем дольше он разглядывал хозяйку квартиры, тем сильней у него на лице проступало затравленное выражение. – Я старый приятель вашего мужа, – продолжил он. – Когда он будет дома? И можно мне подождать здесь, пока он не придет?
– Они должны вот-вот вернуться, – ответила Клео. Она по-прежнему не двигалась, стараясь держаться подальше от Дарби Шира – если таково было его настоящее имя. – До их прихода мне еще нужно убрать квартиру, – сказала она затем. Однако Клео так и не включила мистера Чистера, не сводя испытующего взгляда с Дарби Шира. «Чего это он так боится? – задумалась она. – Не разыскивает ли его Подразделение действенного реагирования? А если разыскивает, то что он такого натворил?»
– Я выпил бы чашку кофе, – сказал Шир. Он нагнул голову, словно желая избежать просительной интонации. Судя по всему, коротышке не по вкусу было что-то просить, но он, не видя другого выхода, вынужден был это сделать.