— Да, — задумчиво произнес Джек, — мы отправляемся обратно.
   В рисунке мальчика он заметил нечто большее. Интересно, заметил ли отец? Огромные кооперативные дома, набрасываемые мальчиком, зловеще эволюционировали у них на глазах. Некоторые детали вызвали пристальное внимание Лео, он запыхтел и посмотрел на сына.
   Здания выглядели старыми, разрушающимися от времени. Огромные зияющие трещины покрывали их до самого верха. Окна были разбиты. И что-то похожее на жесткие высокие травы росло вокруг. Он рисовал картину разрушения и тяжелого, вечного, мертвого уныния.
   — Джек, он рисует трущобы! — воскликнул Лео. Да, он действительно рисовал гниющие развалины. Здания, простоявшие годы, возможно, десятилетия, они давно миновали эпоху расцвета и клонились к закату своего существования, к дряхлости и полной запущенности.
   Показывая пальцем на зияющую трещину, которую он только что пририсовал, Манфред неожиданно сказал:
   — Баб… биш…
   Его рука стремительно чертила сорные травы и зияющие провалы разбитых окон. Он снова произнес:
   — Габ… биш…
   И смотрел на изображенное, испуганно улыбаясь.
   — Что это значит, Манфред? — спросил Джек.
   Ответа не последовало. Мальчик продолжал стремительно рисовать. Под его рукой с каждым новым штрихом прямо на глазах здания становились все старше и старше.
   — Пошли, — хрипло сказал Лео.
   Джек забрал у мальчика бумагу, карандаши и поставил его на ноги. Все трое забрались в вертолет.
   — Посмотри, Джек, — сказал Лео. Он внимательно разглядывал рисунок ребенка. — Он что-то написал над входом в здание.
   Кривыми, неровными буквами Манфред написал: «AM-WEB».
   — Название дома, наверное, — предположил Лео.
   Сразу узнав аббревиатуру, которая означала сокращенный девиз их кооператива «Alle menschen werden bruder», Джек сказал сдавленным голосом:
   — Это «Все люди станут, как братья» — написано на вывеске кооператива. — Он хорошо помнил эту фразу.
   Снова взяв цветные карандаши, Манфред продолжил работу. Он начал что-то дорисовывать в верхней части рисунка. Джек узнал темных птиц.
   Огромных, черных, похожих на стервятников птиц.
   В одном из разобранных окон Манфред нарисовал круглое лицо с глазами, с носом и со скорбно опущенными уголками рта, сведенного в немом отчаянии.
   Кто— то в здании, глядящий тихо и безнадежно, словно попал в капкан.
   — Да, — сказал Лео, — интересно. — Его лицо приняло крайне сердитое выражение. — Почему ему захотелось нарисовать такое запустение? Мне кажется, ему не нравятся эти дома. А иначе почему он не нарисовал их новыми, чистыми, с играющими перед ними детьми, с домашними животными, довольными людьми?
   — Вероятно он рисует то, что видит.
   — Ну, если мальчик так видит, то он действительно больной, возмущенно сказал Лео. — Столько ярких, удивительных вещей он мог бы нарисовать вместо этого. Почему он не хочет их замечать?
   — Возможно, у него нет выбора, — сказал Джек. «Габбиш», — мысленно повторил он. Хотелось бы знать, могло ли это слово означать время? Силу, которую хотел изобразить мальчик, означавшую разложение, ухудшение, разрушение и наконец саму смерть? Сила, проявляющаяся везде, во всем, во вселенной. И все это он видит?
   «Если так, — думал Джек, — неудивительно, что ребенок страдает аутизмом и не может общаться с нами.» Вид распадающегося космоса не является полным отражением сущности времени. Потому что время является еще элементом созидания, процессом созревания и роста. И, очевидно, Манфред не ощущает времени в таком аспекте.
   Неужели он болен оттого, что видит распад вещей? Или, наоборот, он видит его из-за своей болезни? Бессмысленный вопрос — один из тех, на которые не существует ответа. Так или иначе, взгляд Манфреда на реальность, когда он видит только разрушительную силу времени и не замечает созидающей, является патологическим, и с нашей точки зрения он безнадежно больной человек. Ребенок воспринимает жизнь только в наиболее отталкивающем ракурсе.
   «И люди говорят о душевной болезни, как о бегстве от сложностей реальной действительности», — подумал Джек. Его лихорадило от собственных мыслей. Недуг представлял собой чудовищное сжатие и сужение многообразной жизни в единственную нить, приводящую в конце концов в сырую, разлагающуюся могилу, место, где ничего не происходит.
   «Бедный, проклятый Богом ребенок, — с жалостью думал Джек. — Как он живет день за днем, глядя на мир такими глазами?»
   В мрачном настроении он сосредоточился на управлении вертолетом. Лео, созерцая пустыню, выглядывал в окно. А Манфред со скорбным, испуганным выражением на лице продолжал стремительно водить карандашом по бумаге.
   …Они габлдали и габлдали. Он закрыл руками глаза, но продукты распада стали проникать через нос… А затем он увидел место. То, где он состарился. Они бросили его там и габбиш кучами лежал на нем и наполнял собой воздух.
   — Как тебя зовут?
   — Стинер, Манфред.
   — Возраст.
   — Восемьдесят три.
   — Привит против оспы?
   — Да.
   — Какие-нибудь венерические заболевания?
   — Ну, немного триппер и все.
   — Этого мужчину в венерическое отделение.
   — Сэр, мои зубы. Они — в сумке, вместе с глазами.
   — Ваши глаза… ах, да. Дайте мужчине его зубы и глаза, прежде чем отправите в венерическое отделение. А как ваши уши, Стинер?
   — Я нацепил их, сэр. Спасибо, сэр.
   Они привязали его руки к кровати, так как он пытался оттолкнуть катетер. Повернувшись лицом к окну, он лежал, глядя через запыленное треснувшее стекло окна.
   За окном непонятное насекомое на длинных ногах пробиралось по каким-то кучам. Оно ело, когда нечто раздавило его и двинулось дальше, а насекомое так и осталось, расплющенное, с мертвыми челюстями, вонзенными в то, чем оно питалось до того. А потом и зубы вылезли изо рта по обе стороны.
   Он пролежал там сто двадцать три года, а когда вышла из строя искусственная печень, то ослабел и умер. Они отняли ему руки и ноги от туловища, так как те сгнили.
   Он больше не мог пользоваться конечностями. Без помощи рук ему не оттолкнуть было катетер, что им очень не нравилось.
   "Я долгое время провел в AM-WEB, — сказал он. — Нельзя ли раздобыть транзитный приемник? Мне очень нравится передача «Утренний клуб друзей Фреда», там звучит много популярных мелодий старых времен. Что-то за окном вызывает у меня сенную лихорадку. Должно быть, желтые цветущие травы.
   Зачем им позволяют так сильно вырастать?"
   Два дня он пролежал на полу в большой грязной луже, а потом его нашла хозяйка квартиры и вызвала карету скорой помощи, которая доставила его сюда. Он все время храпел, а теперь от этого проснулся. Когда ему подали грейпфрутовый сок, мог пошевелить только одной рукой, другая навсегда отнялась. А ему так хотелось продолжать изготовлять кожаные ремешки, они были такие очаровательные и на них приходилось тратить уйму времени.
   Иногда он продавал их людям, которые появлялись в выходные.
   — Ты знаешь, кто я, Манфред?
   — Нет.
   — Я — Арни Котт. Почему ты не смеешься или иногда хотя бы не улыбаешься, Манфред? Ты не любишь бегать и играть?
   Габбиш посыпался из обеих глаз мистера Котта.
   — Обычно он не слышит, Арни. Во всяком случае, нас интересует совсем другое.
   — Что ты видишь, Манфред? Скажи нам, что ты видишь. Все эти люди, они собираются жить там? Это правда, Манфред? Ты видишь много людей, живущих там?
   Он закрыл лицо руками и беспрерывный габл прекратился.
   — Я не понимаю, почему этот ребенок никогда не смеется.
   — Габл, габл…


Глава 10


   Кожа мистера Котта скрывала мертвые кости, блестящие и влажные. Целый мешок костей, отливающих влажным блеском. Прозрачный череп глотал зелень, которая мгновенно распадалась.
   Он видел кишащую габбишем жизнь, бурно протекающую под внешним покровом мистера Котта. А тем временем поверхностная человекоподобная оболочка произнесла:
   — Я люблю Моцарта. Давайте послушаем эту запись. — На этикетке коробки было написано: «Симфония № 40 I.К.550». Мистер Котт стал вертеть ручки усилителя. — Дирижирует Бруно Вальтер, — объявил он гостям. Огромная редкость времен золотого века грамзаписи.
   Отвратительные вопли и визги, похожие на предсмертные вскрики, раздались из громкоговорителей. Мистер Котт выключил магнитофон.
   — Извините, — пробормотал он. Котт узнал звуки старого кодированного письма или от Рокингэма, или от Тимпла, или от Анны, от кого-нибудь из них. Одним словом, он понял, что запись случайно оказалась в его музыкальной библиотеке.
   Потягивая содержимое своего стакана, Дорин Андертон возмущенно сказала:
   — Какой отвратительный вой! Мог бы и пожалеть нас, Арни. Твое чувство юмора…
   — Случайность, — серьезно перебил хозяин. Он разыскивал нужную ленту.
   «Ладно, дьявол с ней», — раздраженно подумал Арни, и, обернувшись, произнес:
   — Послушай, Джек! Конечно, извини за то, что я вызвал тебя, несмотря на приезд твоего отца, но мне очень хочется посмотреть на твои успехи с мальчуганом Стинера. Т-ты п-покажешь мне, о'кей? — От предвкушения интересного зрелища Арни стал заикаться. В ожидании ответа он пристально посмотрел на Джека.
   Но тот даже не услышал его, так как, сидя на кушетке рядом с Дорин, оживленно о чем-то с ней беседовал.
   — У нас не осталось водки! — громко произнес Джек, стукнув пустым стаканом по столу.
   — Ради Бога, Джек, — взмолился Арни, — я хочу услышать, как идут дела. Можешь ты сообщить что-нибудь по этому поводу? Или вы двое собираетесь все время сидеть там, на кушетке, и только обниматься и шептаться?… Что-то я плохо себя чувствую…
   Шатаясь, он прошел в кухню, где Гелиогабал, с тупым видом уставившись в журнал, сидел на высоком табурете.
   — Приготовь-ка мне стакан теплой воды с питьевой содой, да поживее, приказал Арни.
   — Да, да, Господин, — Гелиогабал захлопнул журнал и соскочил с табуретки, — я мигом. Почему вы их не пошлете подальше, Господин? Они совсем, совсем нехорошие, Господин. — Бликман вынул из аптечки над раковиной пакетик бикарбоната натрия и зачерпнул полную чайную ложку.
   — А о ком же, по-твоему, мне следует заботиться? — спросил Арни.
   С измученным усталым выражением лица в кухню вошла Дорин.
   — Арни, думаю, мне пора домой. Я не могу долго выносить общество Манфреда, он непрерывно мельтешит перед глазами, бегает вокруг и не сидит на месте. Я совсем расклеилась. — Подойдя к Арни, она поцеловала его в ухо. — Спокойной ночи, дорогой.
   — Как-то я читал о ребенке, воображавшем себя машиной, — сказал Арни.
   — Он считал себя постоянно включенным. Я хочу сказать, что тебе следует остаться с этими «фруктами». Не уходи. Потерпи ради меня. Сам не понимаю, почему, но Манфред гораздо более спокоен, когда женщина рядом. Я чувствую, что Болен ничего не сделал, и хочу прямо сказать ему, что он — бездельник и дармоед.
   Слуга бликман вложил ему в правую руку стакан теплой воды с питьевой содой.
   — Спасибо. — Арни с облегчением стал пить.
   — Джек Болен, — вызывающе заявила Дорин, — проделал прекрасную работу в сложнейших условиях. Я слышать не желаю про него ничего плохого. Слегка покачнувшись, она смущенно улыбнулась:
   — Кажется, я немного пьяна.
   — А кто из нас трезвый? — весело спросил Арни. Он обнял ее за талию свободной рукой. — Я тоже заболел от выпивки. Честно говоря, ребенок меня тоже достал. Я даже специально включил старую кодированную запись, и получил большое удовольствие, глядя на ваши обалдевшие рожи. — Поставив стакан, Арни расстегну верхние пуговицы ее блузки. — А ну, отвернись, Гелио! Давай, читай свою дурацкую книжку! — Бликман молча отвернулся.
   Удерживая Дорин одной рукой, Арни другой расстегнул остальные пуговицы блузки и принялся за юбку. — Они опередили меня. Эти говнюки с Земли рыскают повсюду, куда только ни кинь взгляд. Мой человек в космопорту сбился со счета, а они все продолжают прибывать. Ну, ладно, пойдем-ка лучше в постельку. — Он стал целовать ей ключицу, постепенно сползая губами все ниже и ниже. Ее голова запрокинулась.
   Оставшийся в гостиной с Манфредом Джек Болен стал возиться с магнитофоном, неуклюже пытаясь заправить новую ленту. Целиком сосредоточенный на своем занятии, он опрокинул свой пустой стакан.
   «Что же произойдет, если они все-таки захватят землю раньше меня? думал Арни, приближаясь к Дорин и медленно кружась с ней по кухне. — Вдруг я не смогу ее перекупить? Тогда лучше сразу умереть! — Он заваливал девушку на спину, не переставая размышлять над мучившим его вопросом. Должно же там найтись место и для меня! Я слишком люблю красную планету, чтобы так просто отдать ее первому встречному».
   Из гостиной приглушенно донеслась музыка — Джеку Болену наконец удалось попасть в нужную кнопку.
   Дорин больно ущипнула Арни, после чего, оставив девушку приводить себя в порядок, он вернулся в гостиную, уменьшил громкость звучания музыки и твердо сказал:
   — Итак, Джек, давай вернемся к делу.
   — Хорошо, — покорно согласился тот.
   Выйдя из кухни вслед за Арни, застегивая на ходу блузку, Дорин сделала широкий круг, стараясь как можно дальше обойти Манфреда, который, стоя на четвереньках, наклеивал вырезки из журналов на большой разложенный на полу кусок оберточной бумаги. На ковре вокруг мальчика повсюду виднелись белые пятна от канцелярского клея.
   Подойдя к ребенку, Арни Котт низко нагнулся над ним и спросил:
   — Ты знаешь, кто я, Манфред?
   Мальчик не ответил и ничем не показал, что хотя бы услышал его.
   — Я — Арни Котт, — продолжал тот. — Почему ты не смеешься или иногда хотя бы не улыбаешься, Манфред? Ты не любишь бегать и играть? — Он ощутил глубокую жалость к мальчику.
   Запинаясь, Джек Болен сказал хриплым, дрожащим голосом:
   — Обычно он не слышит, Арни. Во всяком случае, нас интересует совсем другое. — Его взгляд был пьян, рука со стаканом тряслась. Но Арни не обратил внимания на реплику и продолжал допрос:
   — Что ты видишь, Манфред? Скажи нам, что ты видишь. — Он подождал, но в ответ была только гнетущая тишина. Не издавая ни звука, мальчик сосредоточенно клеил. Он создал какой-то странный коллаж на бумаге: зубчатая полоска зеленого и серого, плотный, угрожающий перпендикуляр.
   — Что это значит? — спросил Арни.
   — Одно место, — сказал Джек. — Здание! Я принес его с собой. — Он ненадолго вышел и вернулся с толстым конвертом, из которого достал большой, сложенный в несколько раз детский рисунок цветными карандашами и дал его Арни. — Это находится здесь. Ты хотел, чтобы я установил связь с ним… ну… я… это сделал. — У него случилось некоторое затруднение с произношением последних слов, казалось, язык застревал во рту.
   Однако Арни не обратил внимания на то, что механик был в стельку пьян. Арни привык: его гости обычно здорово накачивались спиртным. Крепкие напитки были достаточной редкостью на Марсе и когда люди наконец добирались до них, как это случалось в квартире Арни, они обычно поступали так же, как Джек Болен. То, что действительно имело значение, так это задача, поставленная перед ним. Арни взял рисунок и принялся рассматривать.
   — Это? — неуверенно спросил он. — А что еще?
   — Больше ничего.
   — А как обстоят дела с показывающей медленные картины комнатой?
   — Никак, — ответил Джек.
   — Может ли мальчик читать будущее?
   — Абсолютно, — подтвердил он. — В этом нет никакого сомнения. Рисунок — доказательство, если, конечно, он не слышал нашу беседу. — Повернувшись к Дорин, Джек медленно выговорил хриплым голосом:
   — Как ты думаешь… он слышал… нас? Н-нет… ты не была с нами. Это был мой… папа. Я не думаю, что он слышал. Послушай, Арни. Ты не предполагал увидеть такое.
   Думаю, что рисунок не имеет для тебя никакого значения. Это случится не скоро. Рисунок никто не предполагал увидеть. На нем изображено то, что произойдет через столетие, когда все разрушится.
   — Что, черт возьми, все это значит? — чуть не крикнул Арни. — Я не могу ничего разобрать на рисунке рехнувшегося ребенка, объясни мне!
   — AM-WEB, — произнес Джек заплетающимся языком. Огромный-преогромный жилой массив… Тысячи людей живут там… Величайший на Марсе… Только, согласно рисунку, разваливается на куски.
   Наступила тишина. Арни стоял, ошарашенный тем, что он услышал.
   — Тебе, наверное, не интересно? — спросил Джек.
   — Совершенно, — сердито проворчал Арни. Он обратился к Дорин, задумчиво стоящей в стороне:
   — Ну, а ты понимаешь хоть что-нибудь?
   — Нет, дорогой, — ответила девушка.
   — Джек, — злился Арни, — я вызвал тебя сюда, чтобы получить ответ о проделанной работе. И все, что я получаю, — невразумительный рисунок. Где же этот большой массив?
   — В горах Рузвельта, сказал Джек.
   Арни почувствовал, как у него почти остановилось сердце и лишь потом с перебоями продолжало работу.
   — О, да, я вижу, — упавшим голосом почти прошептал он. — Я понимаю.
   Видя его реакцию, Джек, ухмыляясь, сказал:
   — А-а! Я понял, что тебе нужно. Именно это тебя и интересовало!
   Знаешь, Арни, ты думаешь, что я — безразличный ко всему шизофреник. И Дорин так думает, и мой отец… Но в действительности меня очень заботит то, что вызывает и ваш интерес. Я могу выдать тебе много информации о планах ООН в горах Рузвельта. Что еще ты хочешь знать о них? Там будут не электростанция и не парк. Это связано с развертыванием кооперативного движения. Многокомпонентное, бесконечно большое строение, с супермаркетами и пекарнями, центр его — в каньоне Волласа.
   — И ты все узнал от ребенка?
   — Нет, — ответил Джек, — от отца.
   Они долго и молча смотрели друг на друга.
   — Твой отец — земельный спекулянт? — наконец спросил Арни.
   — Да, — ответил Джек.
   — И он на днях прибыл с Земли?
   — Да, — подтвердил он.
   — Господи! — простонал Арни, обращаясь к Дорин. — Господи! Отец этого парня! И он уже купил всю землю!
   — Да, — коротко подтвердил Джек.
   — Хоть что-нибудь осталось? — спросил Арни.
   Джек отрицательно покачал головой.
   — О, Господи! — причитал Арни. — И он еще у меня в штате! Со мной еще никогда не случалось такого несчастья!
   — Я до самого последнего момента не знал, что именно это ты хотел выяснить, Арни, — оправдывался Джек.
   — Да, это правда, — грустно согласился тот. И, обращаясь к Дорин, подтвердил:
   — Я действительно никогда не говорил ему, зачем мне нужно знать будущее, так что это не его вина. — Арни поднял уже бесполезный рисунок мальчика. — Так вот как все будет выглядеть.
   — Возможно, — ответил Джек. — Только в самом конце.
   Обратившись к Манфреду, Арни грустно заметил:
   — Ты, оказывается, действительно обладаешь информацией. Но мы, к сожалению, слишком поздно ее получили.
   — Слишком поздно, — как эхо повторил Джек. Он, казалось, все понял и выглядел удрученным. — Извини, Арни. Мне действительно очень даль. Тебе следовало сказать мне…
   — Я не виню тебя, — сказал Арни. — Мы все еще друзья, Болен. Это только досадная неудача. Ты совершенно искренен со мной, я это вижу. Он уже оформил сделку, твой папа? Как это обычно делается?
   — Он представляет группу инвесторов, — хрипло сказал Джек.
   — Естественно, — ответил Арни. — С неограниченным капиталом. Так или иначе, что делать! Я не могу с ним конкурировать. Я только один. — Он обратился к Манфреду:
   — Все эти люди… — Он указал на рисунок, — они собираются жить там? Это правда, Манфред? Ты видишь много людей, живущих там? — Его голос срывался на крик.
   — Пожалуйста, Арни, — сказала Дорин. — Успокойся, я не могу спокойно смотреть, как ты выходишь из себя, тебе нельзя так волноваться.
   Повернув к ней голову, Арни сказал глухим голосом:
   — Я не понимаю, почему этот ребенок никогда не смеется.
   Внезапно мальчик произнес:
   — Габл, габл.
   — Да, — сказал Арни с огорчением. — Правда. Это лучший способ связи с тобой. — Габл, габл. — Затем он повернулся к Джеку. — Ты установил прекрасный контакт с ним, как я понимаю.
   Джек ничего не ответил. Он выглядел хмурым и обеспокоенным.
   — Я вижу, что потребуется немного больше времени, — сказал Арни, чтобы установить речевое общение с ним. Верно? Очень жаль, но мы не будем продолжать. Я не собираюсь больше возиться с ребенком.
   — Я тоже не вижу причин, зачем это нужно, — подавленно сказал Джек.
   — Да, — решил Арни. — Значит, так. Это конец твоей работы.
   — Но Джека еще можно использовать для… — вмешалась Дорин.
   — Ах да, конечно, — спохватился Арни. — Так или иначе, мне нужен искусный механик. У нас тысяча единиц различного оборудования, которое ломается каждый божий день. Хочу сказать, что теперь ты будешь заниматься ремонтом всей этой техники здесь. Ребенка отошли обратно в лагерь. AM-WEB.
   Да, кооперативным домам всегда давали странные названия, вроде этого.
   Кооперативное движение вторгнется на Марс! Огромное хозяйство. Дорого же они заплатят за землю этим грабителям. Передай от меня своему отцу, что он очень ловкий мошенник.
   — Мы можем пожать друг другу руки в честь нашего дальнейшего сотрудничества, Арни? — спросил механик.
   — Конечно, Джек! — Арни протянул ему руку, и они, пристально глядя в глаза друг другу, обменялись долгим и крепким рукопожатием.
   — Я рассчитываю еще не раз воспользоваться твоим мастерством, Джек.
   Между нами — не конец, а только начало. — Выпустив руку Болена из своей, он ушел в кухню, чтобы в одиночестве обдумать события.
   Через некоторое время в кухню вошла Дорин.
   — Ужасные новости для тебя, правда? — сказала она, обвивая его руками.
   — Очень плохие, — сказал Арни. — Худшие из всех, которые мне довелось услышать в последнее время. Но я справлюсь. Я не боюсь кооперативов.
   Левистоун. Гидротехники появились здесь первыми и не собираются никому уступать. Если бы я догадался начать проект с мальчуганом Стинера раньше, то стал бы действовать по-другому. Уверен, что Джек здесь ни при чем. — Но в глубине души он все же говорил себе: «Ты работал против меня, Джек. Все время. Ты работал на своего отца. С самого начала. С того самого дня, как я вызвал тебя в первый раз».
   Арни вернулся в гостиную. Мрачный Джек молча крутил ручки магнитофона.
   — Не расстраивайся так сильно, — сказал ему Арни.
   — Спасибо, — ответил Джек. Его глаза были пусты. — Я чувствую, что здорово подвел тебя.
   — Да нет же, — уверял Арни. — Ты не подвел меня, Джек. Никто не виноват в том, что случилось.
   Игнорируя взрослых, Манфред Стинер продолжал усердно клеить.
   Во время полета к дому из горного района, где они побывали с отцом, Джек мысленно задавал себе вопросы: «Нужно ли показать рисунок мальчика Арни? Должен ли я захватить его с собой в Левистоун? Но этого так мало… и к тому же совершенно не похоже на то, что от меня ожидают».
   В глубине души он понимал, что в любом случае уже ночью рисунок следует показать Арни.
   — Очень мрачное место, — сказал отец, кивая на пустыню, медленно проплывавшую внизу. — Люди так нуждаются в ремонтниках — тебе следует гордиться своей профессией. — В действительности его внимание полностью захватили карты. Он говорил машинально, чтобы просто поддержать беседу.
   Щелкнув выключателем радиопередатчика, Джек начал вызывать Левистоун.
   — Извини, папа, мне нужно срочно переговорить со своим боссом.
   Шумы радио привлекли внимание Манфреда. Прервав свое рисование, он поднял голову.
   — Я возьму тебя с собой, — сказал ему Джек.
   Наконец связь установилась.
   — Привет, Джек, — раздался громкий голос Арни. — Я как раз пытаюсь с тобой связаться. Можешь ты…
   — Мне необходимо увидеться с тобой сегодня вечером, — перебил Джек.
   — А не раньше? Как насчет того, чтобы встретиться сразу после полудня?
   — Боюсь, раньше позднего вечера я не смогу, — сказал Джек. — Пока…
   — он слегка замялся, — мне нечего сказать тебе раньше вечера.
   «Когда я окажусь рядом с Арни, — подумал Джек, — он вытянет из меня всю информацию о кооперативном проекте ООН. Я лучше дождусь, пока папа зарегистрирует свою заявку, и после уже не будет иметь никакого значения, если Арни узнает об этом».
   — Хорошо, встретимся вечером, — согласился Арни. — Буду с нетерпением ждать, Джек. Уверен, что ты принесешь мне важные новости.
   Джек поблагодарил, попрощался и выключил передатчик.
   — Твой босс говорит как джентльмен, — сказал отец, когда связь закончилась. — Он определенно уважает тебя. Полагаю, что ты со своими способностями имеешь большое значение для его организации.
   Джек молчал. Он чувствовал себя виноватым.
   — Нарисуй картинку, — попросил он. — Что произойдет сегодня вечером между мной и мистером Коттом? — Джек взял у мальчика лист, на котором тот рисовал, и дал чистый. — Ну, Манфред? Ты можешь заглянуть в сегодняшнюю ночь? Ты, я, мистер Котт в его квартире.
   Мальчик схватил голубой карандаш и начал рисовать. Джек управлял вертолетом и одновременно следил за рукой ребенка.
   Манфред рисовал с большим старанием. Сначала Джек ничего не мог разобрать. А затем понял, что мальчик рисовал сцену. Двое мужчин. Один ударил другого в глаз.
   Внезапно Манфред закатился долгим истерическим смехом и крепко сжал рисунок.
   Похолодев внутри, Джек перенес свое внимание на приборы. Он почувствовал знакомую испарину — проклятый пот беспокойства. Так вот как это произойдет! — подумал он. — Драка между мной и Арни! А ты, возможно, будешь ее свидетелем… Или, по крайней мере, узнаешь о ней однажды.