За его спиной советники, военные и промышленные, складывали бумаги в папки и портфели.
   — Есть надежда, что через пару суток он пойдет на поправку, — учитывая крепость организма, совладавшего с таким количеством болезней. Но говорить наверняка я бы не решился.
   Обернувшись к Приндлу, министр Френик заявил:
   — Мне видится в этом какое-то издевательство. Почему вице-секретарь не может работать за секретаря, который находится в коме? Зачем тогда существует должность? Она что, чисто номинальная?
   Тот лишь пожал плечами в ответ:
   — Не мне об этом судить. Спросите у Молинари, — он кивнул на бесчувственное тело. — Я всего лишь заместитель, мои функции регламентированы законом, подписанным главой мирового правительства.
   Френик пошел на попятный:
   — Секретарь Молинари является моим личным другом, которым я очень и очень дорожу. Я хочу быть в курсе его состояния здоровья.
   — Вам будут регулярно высылаться бюллетени, — заверил премьер-министра вице-секретарь.
   — И все же, почему Империя должна нести главный груз на себе в этой войне? — Френик пожал плечами. — Вы же наши союзники. Отчего земляне так равнодушны к нашей борьбе с ригами?
   Ни Приндл, ни оба доктора не дали ему вразумительного ответа.
   Тогда Френик обратился к членам делегации пришельцев на своем языке, и вскоре лильцы покинули зал.
   — Пришельцы вновь стали ушельцами, — прокомментировал Тигарден.
   — На время, — хмуро заметил Приндл. — Поверьте мне, на очень небольшое время.
   «Секретарь ООН собственной болезнью и клинической смертью спас полтора миллиона землян, обреченных трудиться на военных фабриках иной звездной системы, — подумал Эрик. — Неведомо в каких условиях и с какими последствиями. Скорее всего, их потом тоже отправили бы на фронт, отдали на растерзание ригам. Или рассадили бы по зоопаркам».
   Эрик начинал понимать, что от него как от личного врача Молинари требовалось.
 
   Джино Молинари под охраной «Сикрет Сервис» находился в спальне, полу лежа на подушках, просматривал оппозиционную «Нью-Йорк Таймс», расположенную перед ним на специальной подставке.
   — Читать мне разрешено, доктор?
   — Отчего бы нет, — откликнулся Эрик.
   Операция прошла успешно, давление вернулось к нормальному уровню (с учетом возраста и физического состояния пациента).
   — Посмотрите, что пишут в этой паршивой газетенке.
   Молинари передал первый лист Эрику.
 
   СОВЕЩАНИЕ ГЛАВ ГОСУДАРСТВ БЫЛО ПРЕРВАНО НЕОЖИДАННОЙ БОЛЕЗНЬЮ СЕКРЕТАРЯ. ДЕЛЕГАЦИЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ, ВОЗГЛАВЛЯЕМАЯ ФРЕНИКОМ, ОКАЗАЛАСЬ В ВЫНУЖДЕННОЙ ИЗОЛЯЦИИ.
 
   — Откуда они все это берут? — подивился Молинари, чей голос еще не окреп после приступа. — Вы, кстати, понимаете, что Френик хотел вынудить меня подписать протокол встречи?
   — Понимаю, не вините себя ни в чем, вы все сделали как надо.
   «Сколько он продержится? — размышлял Эрик. — В конце концов, добром это не кончится».
   Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась Мария Райнеке.
   Взяв девушку под локоть, Эрик вывел ее в коридор.
   — В чем дело? — недовольно спросила она. — Мне с ним и поговорить уже нельзя?
   — Минутку, — Эрик замялся, не зная, как объяснить. — Позвольте сначала спросить вас кое о чем. Молинари когда-нибудь проходил курс психотерапии или психоанализа?
   Медкарта больного молчала, но у Эрика имелись определенные подозрения на этот счет.
   — А зачем? — Мария зазвенела язычком молнии своего бушлата. — Он сумасшедший?
   — Нет, конечно, — втолковывал доктор. — Но его психическое состояние...
   — Джино просто невезучий до чертиков, оттого всегда что-нибудь подхватывает. И психолог здесь не поможет: он не влияет на удачу. — Нехотя Мария добавила: — Ну да, был у него однажды какой-то аналитик, консультировал несколько раз в прошлом году. Но вообще-то это государственная тайна, имейте в виду. Если оппозиция что-нибудь узнает...
   — Назовите мне, пожалуйста, имя психоаналитика.
   — Да чтоб я его помнила! — Глаза Марии зло блеснули. Девушка пристально и с подозрением уставилась на Эрика. — Я даже доктору Тигардену не сказала, а он мне гораздо симпатичнее, чем вы.
   — После того, что случилось сегодня...
   — Аналитик давно мертв, — оборвала Мария. — Джино убил его.
   Эрик уставился на нее непонимающим взором.
   — И знаете за что? — она злорадно улыбнулась с жестокостью малолетки, на мгновение вернув Эрика в воспоминания о собственном пубертатном периоде, напомнив, до чего доводили его тогда вот такие девчонки. — За то, что он сказал о болезни Джино. Я не знаю, что именно, но думаю, тот тип был прав. Что и довело Джино до исступления. Желаете отправиться следом?
   — Знаете, кого вы мне напоминаете? — ответил Эрик уколом на укол. — Министра Френика.
   Мария оттолкнула его, устремляясь к дверям, за которыми лежал больной Молинари.
   — Мне пора, прощайте.
   — А вам известно, что сегодня во время конференции он умер?
   — Да, он делал это множество раз. Ненадолго, разумеется, не дожидаясь биологической смерти. Ну а вы с Тигарденом были, конечно, тут как тут, и успели его заморозить. Я все эти штучки знаю. Кстати, с чего вдруг я напоминаю вам Френика, эту свинью в скафандре?
   Она обернулась, изучая его пытливым взором.
   — Я совсем не такая, как пришельцы. Вы просто хотите разозлить меня и вывести из себя, да? Чтобы я в горячке проговорилась, не так ли, господин психолог?
   — Проговорились о чем?
   — О суицидальных комплексах Джино, — она говорила об этом, как о чем-то обыденном. — Да, они у него есть, известно каждому. Наверное, кроме вас. Потому и притащили меня его родственнички: чтобы я не отходила от Джино ни днем, ни ночью. Особенно ночью, когда он совершенно один. Чтобы прижималась к нему в постели или наблюдала за тем, как он расхаживает по спальне, когда у него бессонница. Джино не может оставаться ночью в одиночестве, ему надо с кем-то говорить. Чтобы поднять его утром на ноги, в четыре утра — или это считается ночью? — она усмехнулась. — Понимаете, доктор? А вы делаете это для кого-нибудь? Или кто-то для вас?
   Эрик покачал головой.
   — Очень плохо. Вы явно нуждаетесь в этом. Жаль, что не могу сделать этого для вас, меня и на Джино едва хватает. Да и вообще вы не в моем вкусе. Ну, удачи вам, — может, еще найдете кого-то вроде меня.
   Мария исчезла за дверью.
   Доктор Арома остался стоять в коридоре, чувствуя собственную ненужность и бесполезность, а более всего одиночество.
   «Интересно, не сохранились ли записи психоаналитика о его визитах к Молинари, — механически подумал он, возвращаясь мыслями к работе. — Наверняка Джино все уничтожил, чтобы не попали в руки пришельцев».
   Все верно, именно в четыре утра ему хуже всего. Но при нем в этот момент нет никого, Мария права.
   — Доктор Арома?
   Рядом появился человек из «Сикрет Сервис».
   — С вами хочет увидеться женщина, утверждающая, что она ваша жена.
   — Вполне может быть, — пробормотал Эрик.
   Внезапно он испытал привычный приступ страха, которым сопровождалось появление Кэт в его жизни.
   — Не пройдете ли со мной засвидетельствовать, что это именно она?
   Эрик безвольно направился следом.
   — Знаете что, — остановился было он. — Скажите ей, чтобы она... («Нет, так эту проблему не решить, — пронеслось в голове. — Она все равно подкараулит его где-нибудь. Зная ее темперамент, от Кэт можно было ожидать чего угодно. Я, в конце концов, не ребенок, чтобы прятаться») Я не сомневаюсь, что это она, проводите ее сюда. Кстати, — обратился он к «Сикрет Сервису». — Вы представляете, что это такое: жить с единственно чуждым тебе на свете человеком?
   — Нет, — мотнул головой охранник, удаляясь по коридору.
   Очевидно, они все холостяки, как и Отто... как там его...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Кэтрин стояла в углу большого и просторного вестибюля Белого Дома, читая оппозиционные ведомости «Нью-Йорк Таймс». Она была одета в черный плащ, лицо покрывал слой макияжа. Несмотря на него, в лице Кэт просвечивала бледность, особенно заметная на фоне больших, ставших отчего-то просто огромными, глаз, полных муки.
   Издалека заметив Эрика, она оторвалась от газеты:
   — Читаю, как ты оперировал Молинари и спас ему жизнь. Мои поздравления.
   Она встретила его жалкой и вымученной улыбкой.
   — Пойдем куда-нибудь, возьмешь мне чашку кофе, я должна тебе многое рассказать.
   — В этом нет необходимости, — ответил Эрик, почувствовав, что голос все же дрогнул.
   — После твоего отъезда я пересмотрела нашу жизнь, — произнесла Кэт.
   — Я тоже. И пришел к выводу, что самое лучшее для нас приступить к процедуре развода.
   — Странно, я пришла к иному решению.
   — Поэтому ты здесь, я вижу. Но по закону я не должен жить с тобой, и все, что от меня требуется...
   — Сначала выслушай меня, — настойчиво сказала Кэт. — Ты не имеешь морального права бросать женщину, даже не выслушав ее.
   Эрик вздохнул; сыграть на его слабости — безотказный прием. Но куда денешься?
   — Ладно, пошли.
   Он чувствовал, что на него наступает нечто Неотвратимое. Наверное, это и есть Рок: когда сама судьба вмешивается во все твои желания и решения, и даже в поступки. Как в древнегреческих трагедиях. Наверное, такое происходит от заложенного в человеке инстинкта саморазрушения.
   Взяв жену за руку, Эрик повел ее по коридору мимо охраны Белого Дома к ближайшему кафетерию.
   — Ты скверно выглядишь, — заметил он. — Какая-то бледная и напряженная.
   — У меня сейчас не лучшее время, — согласилась Кэт. — С тех пор как ты уехал, со мной творится неладное. Наверное, у меня выработалась к тебе зависимость.
   — Я не наркотик, чтобы ко мне привыкать, — отчеканил он.
   — Нет, это другое.
   — Тогда симбиоз. Как у гриба, сросшегося с деревом.
   — Другое!
   — Что еще тут может быть? Учти, Кэт, — к прежней жизни возврата нет.
   Эрик ощутил холодную решимость, пусть лишь на мгновение; он был готов сражаться с ней до конца. Храбро заглянув жене в глаза, он вдруг заметил, что с ней что-то произошло.
   — Кэт, — сказал он. — А ведь ты больна.
   — Ты в каждом теперь видишь инвалида, потому что все время крутишься возле Мола. Со мной все в порядке, просто я немного устала.
   Но Эрик видел, что она уже не та самоуверенная дерзкая Кэт, какой он всегда ее знал и помнил. Она словно высохла или раскололась внутри. Похоже на возрастные изменения, хотя не совсем то. Неужели разлука могла привести к таким последствиям? Тоже сомнительно.
   — Тебе надо пройти обследование.
   — Господи, да отстань ты, — вздохнула Кэт. — Я в порядке. То есть буду в порядке, когда приду в себя. Как только мы с тобой разрешим наше непонимание и...
   — Разрушение отношений, уничтожение чувств не называется непониманием. Это приводит к полной перестройке жизни.
   Взяв две чашки, Эрик наполнил их из кофейного автомата и расплатился с робантом-кассиром.
   Как только они разместились за столом, Кэт закурила и сказала:
   — Ну, положим, я соглашусь с тобой: как только мы расстались, моя жизнь покатилась с горы. Что тебе с того? Тебя это волнует?
   — Волнует, но не в том смысле...
   — Ты оставил меня в ужасном состоянии и смылся.
   — У меня больной, который занимает все мое время и внимание. Я не могу заниматься при этом еще и тобой.
   «В особенности когда сам не желаю», — подумал Эрик.
   — Все, что от тебя требовалось... — Кэт вздохнула и отхлебнула кофе. Эрик заметил, что рука, которой она держала чашку, трясется. — Ладно, проехали. Просто возьми меня обратно, и со мной все будет в порядке.
   — Нет, — сказал он. — Я не верю, что все будет в порядке. И это не поможет твоему состоянию, проблема в другом.
   Как медик он с одного взгляда распознал, что с ней происходило: типичный абстинентный синдром*.[5]
   — Ты могла сказать мне раньше, но тянула до последнего, пока не довела дело до безнадежного...
   — Да! — воскликнула Кэт. — Я больна, признаюсь. Но это мое личное дело, пусть тебя это не беспокоит.
   — Ты хоть понимаешь, что твоя нервная система непоправимо поражена? Ты теперь инвалид.
   Голова ее непроизвольно дернулась при этих словах, и краска окончательно схлынула с лица.
   — Хотя это, может быть, преждевременный диагноз, — поспешил Эрик успокоить ее. — Посмотрим, как будет развиваться болезнь. Наверное, тебя придется поместить на принудительное лечение.
   — Господи, но почему я? Почему все на меня набросились? Разве я причинила кому-нибудь зло?
   Кэт охватила паника. Она смотрела на мужа, как завороженная, не в силах вымолвить ни слова.
   Эрик подошел к одной из официанток.
   — Мисс, вы не могли бы вызвать за мой столик кого-нибудь из персонала «Сикрет Сервис»?
   — Да, сэр, — невозмутимо откликнулась она и только кивнула пареньку, убиравшему посуду со столов. Тот тенью скользнул на кухню.
   Эрик вернулся за столик. Он отпил кофе, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость, мысленно готовясь к тому, что должно произойти.
   — Для тебя это лучший вариант. Я еще не знаю, какие могут быть последствия, но думаю, для тебя все этим и кончится. Наверное, ты и сама понимаешь.
   — Подожди, Эрик, — дрожащим голосом произнесла она. — Отпусти меня. Я вернусь в Сан-Диего, ладно?
   — Нет, — он покачал головой. — Ты сама захотела, чтобы все так обернулось, иначе бы не заявилась сюда. Теперь мой профессиональный долг обезопасить тебя от самой себя. Придется тебе потерпеть заключение.
   Эрик чувствовал, что сейчас он холоден, рационален и полностью контролирует себя. Пусть ситуация из ряду вон выходящая, но он с достоинством выйдет из нее. Пока все не зашло слишком далеко.
   — Ладно, — севшим голосом сказала Кэт. — Я села на JJ-180. Я тебе уже рассказывала об этом наркотике; он вызывает зависимость с первой дозы. Тебе ли, как доктору, не понимать, что это такое.
   — Кто еще знает?
   — О чем? — мстительно спросила она.
   — О том, что ты принимала его.
   — Иона Аккерман.
   — Ты доставала его через ТИФФ?
   — Д-да, — Кэт старалась не встречаться с мужем взглядом. Затем добавила: — Иона знает, потому что доставал для меня наркотик. Только, пожалуйста, никому не говори.
   — Ладно, — вздохнул Эрик. — Не буду.
   Голова снова заработала нормально. Видимо, Кэт пристрастилась к наркотику, о котором туманно намекал Дон Фестенбург? Название JJ-180 будило смутные воспоминания.
   — Ты совершила чудовищную ошибку. Насколько я помню, препарат называется фрогедадрином. Наш филиал, «Фундук», действительно производит его.
   У столика появился человек из «Сикрет Сервис».
   — Вызывали, доктор?
   — Я просто хотел подтвердить, что эта женщина действительно моя жена, как она утверждала. И я хотел бы, чтобы она осталась со мной.
   — Все в порядке, доктор. Обычная проверка.
   Кивнув, человек из «Сикрет Сервис» удалился.
   — Спасибо, — выдохнула Кэт.
   Эрик покачал головой, раздумывая.
   — Пожалуй, отравление столь токсичным существом — самая опасная болезнь в нашем веке, почище рака и инфаркта миокарда. Вряд ли я смогу помочь; тебе надо в лечь больницу. Я свяжусь с «Фундуком», узнаю, что известно об этом препарате... но ты понимаешь, что все может оказаться совершенно безнадежным делом.
   — Да, — обреченно качнула она головой.
   — Но ты, я вижу, держишься молодцом, — Эрик наклонился через столик и коснулся ее руки, холодной и безжизненной.
   — Меня всегда восхищала твоя отвага. Правда, как раз из-за своей бесшабашности ты и влипла в историю, в поисках... как это у вас называется, нового кайфа? Ладно, вернемся вместе.
   «Приклеенные друг к другу твоей роковой привязанностью к наркотику, — подумал он с мрачным отчаянием. — Хороший повод возобновить супружеские отношения». Пожалуй, для него это слишком.
   — Какой ты добрый, — пробормотала Кэт.
   — У тебя есть чем «догоняться»?
   Она замялась:
   — Н-нет.
   — Лжешь.
   — Нет, — ее бросило в холодный пот. — Лучше я попробую достать сама, без тебя.
   — Не хочешь сказать, кто тебя снабжает?
   — Слушай, если меня подцепило на JJ-180, то я не могу раскрыть тебе дилеров, от этого зависит моя жизнь! Я не хочу больше принимать его, но должна, иначе не выжить. Хотя я уже хочу умереть, да и так умираю. Господи, зачем я в это впуталась!
   — Что ты чувствуешь? — поинтересовался Эрик. — Что-то связанное с ощущением времени?
   — Да. Время становится относительным понятием, как и пространство: ты пролетаешь сквозь него, как сквозь облако. Я пыталась этим воспользоваться, в смысле, принести кому-нибудь пользу. Слушай, может быть, Секретарь даст мне какое-нибудь правительственное задание? Эрик, вдруг мне удалось бы спасти мир от войны. Я могла бы предупредить Молинари, когда он подписывал пакт о мире с лильцами, чем все обернется.
   В глазах Кэт засияла надежда.
   — Разве этим нельзя воспользоваться?
   — Может быть.
   Но тут же Эрик вспомнил, что говорил Дон Фестенбург. Не исключено, что Молинари сам принимает JJ-180.
   — Ты можешь устроить мне с ним встречу?
   — Сейчас не лучшее время, сама понимаешь.
   Она замотала головой, схватившись за виски.
   — Что, так больно?
   — Господи, это ужасно, Эрик. Я не переживу. Дай мне каких-нибудь транквилизаторов.
   Доктор покачал головой.
   — Неконтролируемый прием транквилизаторов — еще более верный способ отправиться на тот свет.
   Кэт умоляюще протягивала ему руку. Рука тряслась сильнее, чем за несколько минут до этого.
   — Я временно помещу тебя в местный лазарет, — решил Эрик, поднимаясь из-за стола. — Пока не придумаю что-нибудь. Об этом наркотике ничего неизвестно, поэтому любое лечение может только усилить его действие. Когда имеешь дело с новым веществом...
   — А знаешь, — перебила Кэт, и глаза ее засверкали, — пока ты ходил за охраной, я бросила тебе капсулу с JJ-180 в кофе. Не смейся, я серьезно. Теперь ты тоже аддиктивный наркоман. Наркотик начнет действовать с минуты на минуту, так что тебе лучше быстрее уйти домой, последствия возможны самые непредсказуемые. Ты спрашивал меня, как действует препарат, — скоро узнаешь на собственном опыте.
   Голос ее был ровным и монотонным.
   — Я боялась, что ты меня сдашь. Ты сказал, что сделаешь это, я и поверила, так что сам виноват. Зато теперь у тебя есть повод найти средство, как избавиться от зависимости. Ты должен найти выход, деваться некуда. Сожалею, что пришлось тебя подсадить, но я не могла рассчитывать на твое милосердие, слишком много проблем между нами. Разве не так?
   — Я слышал, что наркоманы любят цеплять окружающих на крючок, на котором висят сами, — с трудом выговорил Эрик. — Но ты...
   — JJ-180 — куда более могущественный наркотик, чем ты думаешь. Скоро узнаешь.
   Эрик промолчал.
   — Ты простишь меня? — всхлипнула Кэт.
   — Нет, — сказал он, вдруг почувствовав, как закружилась голова от гнева и полной растерянности. — Не только не прощу, но и сделаю все от меня зависящее, чтобы устроить тебе лечение на всю жизнь. Теперь моей главной задачей будет вернуться к тебе, все остальное не значит ничто для меня.
   Он яро ненавидел ее; она действительно была его женой.
   — Теперь мы снова вместе, — сказала Кэт. — По уши в дерьме.
   Преувеличенно ровными шагами Эрик направился к выходу, минуя столики, людей и все остальное, как можно дальше от нее.
   Ему почти удалось уйти. Почти.
 
   Все вернулось, но стало новым, совершенно иным.
   Эрик снова сидел за столиком, а с другой стороны склонился Дон Фестенбург со словами:
   — Счастливчик! Сейчас поймете, почему; смотрите на календарь, — он извлек какую-то медную бляху. — Вы перепрыгнули на год вперед — сегодня семнадцатое июня две тысячи пятьдесят шестого года. Вы один из немногих, на кого наркотик так действует. Большинство скитаются в прошлом либо застревают в многочисленных альтернативных вселенных, которые плодят вокруг себя, разыгрывая местных божков, пока не дойдут до полного нервного истощения.
   Эрик подумал, что бы ответить; в голову не приходило ничего дельного.
   — Подождите говорить, — поспешил Дон Фестенбург, заметив его потуги. — Я могу рассказать. У вас всего несколько минут, так что поторопимся. Год назад, когда вы приняли JJ-180 в кафетерии, я подоспел вовремя; ваша жена билась в истерике, потому что вы исчезли. Ее взяли под опеку «Сикрет Сервис»; она призналась в наркотической зависимости и поведала обо всем, что с ней и с вами произошло.
   Эрик кивнул в ответ, и пространство перед ним поплыло, как неустойчивая реальность. Комната качалась, как палуба корабля.
   — Вам лучше? Нынче ваша Кэтрин лечится, впрочем, вопрос не о ней, не так ли?
   — А как же...
   — Да, ваша проблема. Ведь вы теперь тоже зависимы. Тогда, год назад, противоядия не существовало, однако сейчас, могу порадовать, имеется. Изобретено пару месяцев назад, я как раз собирался вам его продемонстрировать. К этому дню уже многое известно о действии JJ-180, так что, как видите, я смог даже рассчитать время и место вашего появления в будущем.
   Дон Фестенбург залез в карман мятой камуфляжной куртки, похожей на балахон, и вытащил небольшую стеклянную бутылочку.
   — Это антидот, производимый в одном из филиалов ТИФФа. Нравится? Неплохо? Достаточно двадцати миллиграммов, и вы избавитесь от зависимости раз и навсегда, даже по возвращении в свое настоящее.
   Фестенбург улыбнулся — нездоровое желтовато землистое лицо сморщилось в неестественную гримасу.
   — Как идет война? — спросил Эрик.
   — Ну вот, — неодобрительно сказал Дон Фестенбург — Вам-то что? Во имя всего святого, Арома, поймите, ваша жизнь зависит от этой бутылочки. Вы еще не представляете, к чему приводит JJ-180!
   — Молинари жив?
   Дон Фестенбург покачал головой.
   — Надо же: у него осталась минута, а он интересуется состоянием здоровья Молинари! Слушайте внимательно.
   Он нагнулся к Эрику, с разгоревшимся от возбуждения лицом, обиженно надувая губы.
   — Доктор, у меня к вам предложение; в обмен на эти таблетки я прошу ничтожно мало. Давайте договоримся. Поймите, когда вы примете JJ-180 в следующий раз, не получив противоядия, то благодаря свое редкой способности переместитесь уже на десять лет вперед. И это будет слишком поздно, слишком далеко.
   — Слишком поздно для вас, как я понимаю, а не для меня. Противоядие, тем не менее, будет существовать. Только что-нибудь произойдет с вами?
   — Вы хоть знаете, о какой малости я прошу взамен?
   — Нет. Я не буду иметь с вами дела.
   — Но почему?
   Эрик пожал плечами.
   — Вы давите на меня, и мне это не нравится. Предпочитаю отыскать противоядие самостоятельно.
   Ему было достаточно знать, что противоядие все-таки существует.
   «Очевидно, — размышлял он, — надо употребить наркотик еще пару раз, пока физиологически возможно, глядишь, где-нибудь в будущем отыщется противоядие».
   — Даже однократный прием препарата вызывает необратимое разрушение клеток мозга, — процедил Дон Фестенбург. — Чертов дурень! Как вы не понимаете: то, что вы приняли, уже много, слишком много! Вы же видели, что наркотик сделал с вашей женой; хотите, чтобы то же самое произошло с вами?
   Задумавшись, Эрик сказал:
   — Зато я узнаю о последствиях войны и смогу посоветовать Молинари, как их избежать. Что в сравнении с этим мое здоровье и жизнь?
   Он умолк. Все казалось кристально ясным, обсуждать нечего, поэтому он просто сидел, ожидая, когда JJ-180 выдохнется и он вернется в настоящее, и не слушал искусителя.
   Дон Фестенбург высыпал из стеклянной бутылочки таблетки, смел на пол и в отчаянии растоптал в белую пыль.
   — А вам не кажется, что за десять лет Земля могла проиграть в войне, оказаться под бомбами — и тогда никакого филиала, производящего противоядие, не осталось бы?!
   Подобная мысль не приходила на ум, однако Эрик и виду не подал, что она обеспокоила его.
   — Посмотрим, — пробормотал он.
   — Честно сказать, я не знаю, что там, в будущем. Зато прекрасно осведомлен о прошлом — то есть о вашем будущем. О том, что случилось за год и что вас ожидает.
   Дон Фестенбург развернул перед Эриком толстую газету.
   — Через полгода после вашего исчезновения из кафетерия Белого Дома. Это должно вас заинтересовать.
   Эрик пробежал глазами заголовок передовицы.
 
   ДОКТОР АРОМА, ВОЗГЛАВЛЯВШИЙ ЗАГОВОР ВРАЧЕЙ ПРОТИВ СЕКРЕТАРЯ ООН ДОНАЛЬДА ФЕСТЕНБУРГА, ЗАДЕРЖАН «СИКРЕТ СЕРВИС».
 
   Внезапно Дон Фестенбург вырвал газету, скомкал и бросил на стол.
   — Я уже не говорю, что стало с Молинари — узнаете сами, если не пойдете на контакт.
   После паузы Эрик сказал:
   — У вас был целый год, чтобы напечатать любую фальшивку, даже «Таймс». Должен напомнить вам, что такое бывало в истории политики. Иосиф Сталин выпускал специально изготовленную для Ленина «Правду» в последний год его жизни.
   — А что вы скажете о моем кителе, — с побагровевшим лицом воскликнул Дон Фестенбург. — Смотрите, тужурка Молинари, а погоны? Что вы скажете о погонах? Ну?
   — Такое изготовить еще проще. Не сомневаюсь, что вы проследили мой путь во времени и нашли меня в нужном месте, что касается остального, — Эрик покачал головой, с сожалением глядя на советника Секретаря.
   Фестенбург, с трудом сдерживаясь, стал увещевать Эрика:
   — Понимаю вас, доктор, в будущее трудно поверить. Но станьте же хоть на миг реалистом...