Эрик кивнул.
— Простите, — сказал Мол, выпуская руку и похлопывая доктора по плечу. — Я причинил вам боль своими расспросами. Ладно, доктор Арома, перейдем к делу. Откройте дверь, — сказал он телохранителю. — Мы закончили.
— Погодите, — вмешался Эрик. Но тут же остановился, понимая, что не знает, как сформулировать словами свою мысль.
Мол поспешил на помощь.
— Как вы посмотрите на то, чтобы поступить ко мне на работу? Формально вы будете числиться поступившим на военную службу — чтобы мобилизация вам не грозила — и исполнять обязанности моего личного врача.
От неожиданности не сразу овладев собой, Эрик сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно будничнее:
— Интересная перспектива.
— Вам не стоит все время быть при жене. Встречайтесь реже. Ваше новое назначение даст такие возможности и послужит превосходным предлогом к постепенному разрыву отношений.
— В самом деле, — Эрик благодарно кивнул. Все получалось как нельзя лучше. И самое интересное — именно к этому подталкивала его Кэт эти годы.
— Мне нужно будет обговорить с женой, — начал он и тут же покраснел. — То есть с Вергилием, — пробормотал он. — Пустая формальность, никто не против.
Мол посмотрел на него из-под бровей, ставших вдруг огромными, наводящими ужас.
— Это шаг назад, — мрачно изрек он. — К тому же имейте в виду, что вас ждет военная служба. Вы все поймете, когда встретитесь с нашими так называемыми союзниками. Вас может ожидать моя судьба и мои муки, даже худшие, вплоть до сумасшествия. И вы не сможете вылечить себя, несмотря на то, что вы доктор.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Простите, — сказал Мол, выпуская руку и похлопывая доктора по плечу. — Я причинил вам боль своими расспросами. Ладно, доктор Арома, перейдем к делу. Откройте дверь, — сказал он телохранителю. — Мы закончили.
— Погодите, — вмешался Эрик. Но тут же остановился, понимая, что не знает, как сформулировать словами свою мысль.
Мол поспешил на помощь.
— Как вы посмотрите на то, чтобы поступить ко мне на работу? Формально вы будете числиться поступившим на военную службу — чтобы мобилизация вам не грозила — и исполнять обязанности моего личного врача.
От неожиданности не сразу овладев собой, Эрик сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно будничнее:
— Интересная перспектива.
— Вам не стоит все время быть при жене. Встречайтесь реже. Ваше новое назначение даст такие возможности и послужит превосходным предлогом к постепенному разрыву отношений.
— В самом деле, — Эрик благодарно кивнул. Все получалось как нельзя лучше. И самое интересное — именно к этому подталкивала его Кэт эти годы.
— Мне нужно будет обговорить с женой, — начал он и тут же покраснел. — То есть с Вергилием, — пробормотал он. — Пустая формальность, никто не против.
Мол посмотрел на него из-под бровей, ставших вдруг огромными, наводящими ужас.
— Это шаг назад, — мрачно изрек он. — К тому же имейте в виду, что вас ждет военная служба. Вы все поймете, когда встретитесь с нашими так называемыми союзниками. Вас может ожидать моя судьба и мои муки, даже худшие, вплоть до сумасшествия. И вы не сможете вылечить себя, несмотря на то, что вы доктор.
ГЛАВА ПЯТАЯ
По возвращении с Вашинга-35 Эрик Арома застал жену дома, у границы Сан-Диего. Встреча была неизбежна.
— А вот и гость с красной планеты, — проговорила Кэт, не успел он закрыть дверь. — Чем занимались?
Она вызывающе расселась на кушетке с бокалом коктейля, волосы она стянула в пучок на затылке, отчего стала похожа на девочку-подростка. На ней был черный халатик, не прикрывавший выставленных напоказ длинных ног без единого волоска, с тонкими хрупкими лодыжками. Чулок она не надела, отчего на каждом ногте на ногах можно было увидеть рисунок — цветную сценку из эпохи Вильгельма Завоевателя. Эрик не стал разглядывать крошечные картинки на мизинцах и пошел повесить на место пиджак.
— Мы выходим из войны, — сказал он.
— В самом деле? Вы с Филлидой Аккерман? Или с кем-то еще?
— Мы все. Не только Филлида.
Он задумался, что бы соорудить на обед. В желудке урчало — он сильно проголодался с дороги. Однако болей, которые обещал Мол, пока не было. Возможно, появятся позже.
— Есть повод, по которому ты не хочешь отвечать на вопросы? — голос ее был точно кнут палача, каждое слово оставляло рубец в душе Эрика. Животное, прятавшееся в нем, боялось изменений, которые производил голос жены — беспощадный, словно хирургический скальпель. Очевидно, она так же, как и он, действовала помимо воли, будучи в тех же цепях безнадежности, и ничего не могла с собой поделать. Они вынужденно изводили друг друга.
— Никакого повода, — он отправился на кухню, чувствуя себя немного оглушенным откровением Кэт. Подобные встречи заставляли обороняться на соматическом уровне. Лишь супругам с большим известно, как справляться с подобными припадками, а новичкам приходится действовать на уровне мозжечка, полагаясь только на интуицию.
— Я хочу услышать ответ, — заявила Кэт, появляясь на пороге кухни, неотступная, как привидение. — Почему меня не включили в список приглашенных? Меня что, избегают?
Господи, что у нее за вид! Под черным халатиком на ней не было ничего, и каждая знакомая выпуклость ее тела отчетливо проступала под тканью. «Проклятье дома Арома», — подумал Эрик. Жизнь столкнула его лицом к лицу с существом, которое было сексуально совершенным и в то же время психологически абсолютно неприемлемым.
Когда-нибудь твердость и неподатливость — одним словом, стервозность — истребит в ней все остальное. Анатомическая прелесть исчислима годами. Тело со временем потеряет привлекательность — что тогда? Даже голос уже не тот — осел, стал грубее и беднее на интонации. «Бедная Кэт! Дыхание смерти коснется твоих чресел, твоего лона, обласкает грудь, ягодицы и все остальное — и в тебе не останется женщины. И ты не переживешь этого. С этим никто не может ничего поделать — ни я, ни другой, кто встретится на твоем жизненном пути».
— Тебя не взяли, потому что ты язва, — сказал он как можно мягче.
Глаза Кэт расширились на миг, в них проскользнули испуг и удивление: она не ожидала такого нахальства. «Ничего, съешь. Приятного аппетита». Спесь с нее мигом слетела.
— Чем ты, собственно, и являешься на данный момент, — зафиксировал он. — Так что оставь меня, пожалуйста, в покое, я хочу приготовить поесть.
— Пусть тебе приготовит Филлида Аккерман, — прошипела Кэт.
Снова к ней вернулась дикая энергия. Она интуитивно угадывала легкий флирт Филлиды, как будто это был запах духов, оставшийся на воротничке. Учитывая, что им пришлось ночевать на Марсе...
Но Марс слишком далеко, и Кэт поняла, что даже ее способностей не хватит разгадать, что же там действительно было. Или точнее — «было или не было?» — вопрос, который задал бы Гамлет, будь он женщиной.
Эрика не волновали переживания Кэт. Он принялся разогревать мороженого цыпленка в микроволновой печи, повернувшись к жене спиной.
— А знаешь, чем я занималась в твое отсутствие? — процедила Кэт.
— Завела себе любовника.
— Я попробовала новый галлюциноген. В компании с самим Мармом Хастингсом. Он приставал ко мне, пока мы были под кайфом, — и это было классно.
— В самом деле, — сказал Эрик без интонаций, расставляя на столе тарелку и прибор.
— Как бы я хотела иметь от него ребенка.
— Хоти.
— О Господи, настоящий англичанин, декадент...
И тут он попал на удочку. Повернулся к ней:
— Ты что, переспала с ним?..
Кэт улыбнулась:
— Ну, может, это была только галлюцинация. Но я не думаю. И скажу тебе, почему. Когда я вернулась домой...
— Отвяжись от меня! — Эрик почувствовал, что весь трясется.
В это время в гостиной зазвонил видеофон.
Эрик выскочил из-за стола. В экранчике видеофона он увидел знакомые черты капитана Отто Дорфа, военного советника Джино Молинари. Дорф обеспечивал охрану Молинари на Вашинге-35, там доктор с ним и познакомился. Дорф был человеком со щуплым лицом и узкими глазами меланхолика, глубоко преданный Секретарю.
— Доктор Арома?
— Да, — сказал Эрик. — Но я еще не...
— Часу будет достаточно? Мы вышлем за вами вертолет в восемь.
— Часу вполне хватит, — ответил Эрик. — Мне еще надо собрать вещи. Я буду ждать вас в коридоре.
Повесив трубку, он вернулся в кухню.
— О Господи, — простонала Кэт. — Эрик, давай поговорим. — Она уронила голову на стол, в руки. — Не было у меня ничего с Мармом Хастингсом, он, конечно, душка, и я была под кайфом, но...
— Слушай, — сказал Эрик, продолжая готовить ужин. — Все решилось еще в Вашинге-35. Вергилий хочет этого. У нас была долгая беседа по душам. Молинари в настоящее время важнее Вергилия. Если что, я успею помочь Вергилию, но жить буду в Шайенне. Теперь я врач на военной службе ООН, прикреплен к штату генерального секретаря. Я уже ничего не могу поделать, Молинари подписал приказ, который вступил в силу со вчерашнего вечера.
— Как? — захваченная врасплох, Кэт с испугом смотрела на мужа.
— Так что теперь с этим можно покончить. Пока один из нас не...
— Я больше не буду транжирить.
— Идет война. На фронтах гибнут люди. Молинари болен и нуждается в медицинской помощи. Так что тратишь ты деньги или нет...
— Но ты же сам напросился на эту работу.
Он ответил совершенно спокойно:
— Да, я добивался места, не стану отрицать.
— И сколько тебе предложили? — она подалась вперед, как будто пришла в чувство, собралась.
— Достаточно. Выше крыши. К тому же я буду продолжать получать жалованье в ТИФФе.
— А мне можно с тобой?
— Нет, — он предусмотрел вопрос, поэтому ответил без колебаний.
— Я знала, что ты бросишь меня, когда добьешься успеха и пойдешь в гору. Ты с самого начала пытался от меня избавиться, когда мы только встретились, — глаза Кэт наполнились слезами. — Эрик, я боюсь, что этот наркотик... он вызывает зависимость, мне не слезть с него, я уже сейчас не могу без него. Неужели ты оставишь жену без медицинской помощи? Мне ужасно плохо. Они говорили, возможно, это не с Земли, а из Лилии.
Эрик склонился над Кэт, встряхнул, приводя в чувство.
— Слушай, держись от этих людей подальше. Сколько раз я тебе говорил: держись...
Глупо было объяснять в очередной раз. Стало ясно, что Кэт заполучила новое оружие, с помощью которого может удержать его возле себя, — жалость. Она начнет плакать, что без него ее изведут окончательно, она погибнет в компании Плавтов, Хастингсов и им подобных. Только на Марсе, в стране детства Вергилия, мог созреть план, как уничтожить болезнь, терзавшую их годами, но здесь, на Земле, реальность снова становилась на дыбы, не желая выпускать Эрика из губительных объятий Кэт.
Арома перенес жену в спальню и бережно положил на кровать.
— Ах, — сказала она и закрыла глаза. — О Эрик, — она вздохнула.
И снова, в который раз, Эрик спасовал. Жалкий, нерешительный, сел он на краешек кровати.
— Я должен уехать, понимаешь? — он погладил ее по голове. — Пойми, это очень важно.
Кэт шевельнулась:
— Ты лжешь.
— Но почему? — он механически продолжал гладить ее по волосам.
— Если бы тебя призывал долг, ты бы поторопился воспользоваться последними мгновениями счастья и занялся бы сейчас со мной любовью. Но именно этого ты избегаешь.
Она стала расстегивать халат, произнося слова уверенно-монотонным голосом. «Снова этот неодолимый барьер между нами». И Эрик опять оттягивая время, гладит Кэт, дожидаясь спасительного вертолета. А она знает: что бы с ней ни случилось, это останется на его совести. Хуже не придумаешь.
И главное — Эрик так и не выполнил ее последнее желание. Он просто не мог заниматься с ней.... тем, что она называла любовью.
— Обед готов, — встал он, услышав звонок микроволновки.
Кэт села в постели.
— Эрик, я отомщу тебе за то, что ты бросил меня, так и знай, — она привела одежду в порядок. — Ты понял?
— Да, — ответил он и пошел на кухню.
— Я посвящу этому жизнь, — крикнула она вдогонку.
«Теперь у меня есть цель в жизни, — слышал Эрик голос из спальни. — Что может быть прекраснее мести! Это даже лучше, чем любовь, — несостоявшаяся любовь. О Боже, как я отомщу за убитые на тебя годы! Как это прекрасно, все равно что родиться заново!»
— Удачи тебе, — откликнулся он.
— Удачи? — расхохоталась она. — Я не нуждаюсь в удаче: у меня есть способности и опыт. Я очень многое узнала во время галлюцинаций — этого не передать словами. Я попробовала наркотик невероятной силы, Эрик, он полностью меняет восприятие вселенной — и особенно людей. Ты видишь их совершенно другими! Тебе надо попробовать, он может помочь даже такому, как ты.
— Мне уже ничего не поможет, — ответил Эрик.
Его слова прозвучали как эпитафия.
Эрик почти закончил укладывать вещи, когда, наконец, раздался звонок. Это был Отто Дорф, и Эрик поспешил открыть.
Оглядевшись по сторонам, гость заметил:
— Вы уже попрощались с женой, доктор?
— Да, — и поспешно добавил: — Она вышла. Я один.
Закрыв второй чемодан, он перенес его вместе с первым в прихожую.
— Я готов.
Дорф подхватил один из чемоданов, и они отправились к лифту.
— Жена не одобрила, — заметил Эрик Дорфу, пока они спускались.
— Я не женат, доктор, — ответил Дорф. — Мне все равно не понять.
Он был холодно учтив.
В вертолете, что приземлился на стоянке перед домом, ждал еще один человек. Он протянул руки навстречу взбирающемуся по трапу Эрику.
— Рад видеть вас, доктор.
Еще невидимый снизу, человек представился:
— Я Гарри Тигарден, возглавляю медицинскую службу Генерального Секретаря. Приятно видеть нового члена в наших рядах. Секретарь, правда, не проинформировал меня заранее, но это не умаляет радости от нашей встречи. Просто он всегда принимает решения с ходу, ни с кем не советуясь.
Эрик ответил на рукопожатие, еще не в силах освободиться от мыслей о Кэт.
— Арома, — представился он.
— Как самочувствие секретаря?
— Выглядит усталым.
— Он умирает, — сказал Тигарден, как о чем-то обыденном и неизбежном.
Метнув в него взор, Эрик спросил:
— Отчего? В наше время трансплант-хирургия способна...
— Делать чудеса. Знаю, — сухо перебил Тигарден. — Но вы же видели: он фаталист. Он хочет возмездия за то, что вовлек человечество в тотальный конфликт между мирами.
Тигарден помолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, и, когда они набрали высоту, продолжил:
— Вам не кажется, что Молинари спланировал наше поражение в войне? Что он ищет поражения? Я с вами так откровенен потому, что в настоящий момент Молинари находится в тяжелейшем состоянии. Со времени пребывания на Марсе его преследуют приступы острого гастрита, или называйте это как хотите.
— Внутренние кровотечения?
— Пока нет. Во всяком случае, он нам ничего не говорит. Он никому не доверяет.
— Думаете, это не злокачественная опухоль?
— Сколько тут можно думать? Он даже не дает провести анализы: слишком занят. Подписывает бумаги, готовит речи, — Тигарден посмотрел на Эрика. — О чем вы говорили на Вашинге?
Эрик вспомнил: «Враги повсюду. Агенты Звездной Лилии».
— Да ничего особенного.
Узнав, о чем они говорили, Тигарден мог бы взять его под арест и даже просто застрелить на месте по законам военного времени.
— А я знаю, почему вас взяли к нам, — заметил Тигарден, поняв, что ему не удовлетворить любопытства.
— В самом деле?
— Молинари одержим идеей вливания свежей крови в ряды медперсонала. Да и то сказать — мы все уже выдохлись. Вы, наверное, в курсе, что у Секретаря огромная семья, размерами превосходящая мафиозный клан; больше клана Аккерманов.
— Вообще-то я слышал, что у него три дяди, шесть кузенов и кузин, одна тетка и старший брат, который...
— И все проживают в его шайеннской резиденции безвылазно. Постоянно выпрашивают льготы, пайки, квартиры, прислугу... И еще, должен добавить, у него есть любовница.
Эрик не знал.
— Об этом не писалось даже в оппозиционной прессе. Ее зовут Мария Райнеке. Молинари встречался с ней еще до смерти жены. Формально Мария считается его личным секретарем. Она много сделала для него, без нее он, возможно, и не протянул бы столько. Лильцы ее терпеть не могут.
— Сколько ей? — Эрик представил женщину-опекуншу в возрасте самого Секретаря или даже старше. Если Молинари на вид лет пятьдесят...
— Малолетка, — захихикал Тигарден. — Лолита. Бывшая машинистка-наборщица. Относила ему какой-то документ, так они и познакомились.
— С ней можно обсуждать его состояние?
— Безусловно. Только она и способна заставить его принять фенобарбитал и, когда мы вконец изматываемся, пафабамат. От первого он, видите ли, становится сонным, а второй сушит во рту, что мешает его выступлениям... Мария, как и он, итальянка, несмотря на немецкую фамилию. Обращается с Молинари совершенно в итальянском духе: кричит на него как мать, сестра или тетка, словно знает его с детства. Ее охраняют люди из «Сикрет Сервис»: боятся провокации лильцев. Молинари особенно...
— Чего?
— Что они с ней что-нибудь сделают: убьют или искалечат. Или повредят сознание — они умеют. Чик — и ты уже овощ. Быстро, как лоботомия. Они давно на этом специализируются. Вы еще не знаете, что у нас за союзнички, — усмехнулся Тигарден. — Это жестокая война. Так что если с нами выделывают подобное союзники, представьте, что сделают риги, когда прорвутся за линию обороны.
Повисло молчание.
— Как думаете, он выйдет из этого кризиса?
— Я уже ничего не думаю, — раздраженно откликнулся Тигарден. — Потому что не знаю, как лечить от полостных болей человека, который живет с малолетней любовницей и каждый вечер объедается острой пищей вроде жареных в масле креветок с горчицей и хреном. Не знаю, на какие условия вы пошли работать, лично я устал. Поверьте, с этого момента у вас не будет никакой собственной жизни, вы станете жить жизнью Молинари. Он будет спрашивать ваше мнение по всем вопросам, от контрацепции до приготовления грибов, зачитывать вам черновики речей, отрабатывать на вас ораторское искусство. На самом деле он никакой не Генеральный Секретарь ООН, он диктатор, самый настоящий — и к тому же ненормальный. Это, вероятно, один из величайших политических стратегов мировой истории, благодаря своей полной непредсказуемости. Двадцать лет ушло у него на то, чтобы занять пост Секретаря. Он низверг всех своих противников и конкурентов во всех странах. А потом спутался со Звездной Лилией. Это называется внешней политикой. Здесь он как стратег дал маху. Знаете, как это называется? Невежество. Молинари провел жизнь, осваивая искусство ставить людей на колени, а с Фреником фокус не проходит. В общении с чужаками он может столько же, сколько мы с вами. А может, и того меньше.
— Я заметил, — вставил Эрик.
— Но Молинари продолжает бороться с ними. Он блефует. Он подписал мирный договор, который втянул нас в войну. И здесь начинается его резкое отличие от всех разжиревших и обнаглевших диктаторов прошлого — Молинари принял вину на себя. Не стал расстреливать министра иностранных дел, списывать свой промахи на кого-либо другого, казнить группу военных советников. Он понимает, что ответственность лежит на нем. И это постепенно, день за днем, убивает его, начиная с желудка. Молинари любит Землю, любит людей, всех до единого, не деля на чистых и нечистых, любит свору ненасытных родственников. Ему приходится казнить, арестовывать, но он делает это против желания. Молинари очень сложный человек, доктор. Настолько сложный, что...
— Смесь Линкольна и Муссолини, — вмешался Дорф.
— Молинари все время разный, все зависит от того, с кем он встречается. На каждого человека у него совершенно отдельное восприятие, и сам он меняется, как актер, примеряющий шляпы.
Эрик вздрогнул при этих словах, вспомнив комика Джонатана Винтерса. «Иногда от его поступков волосы встают дыбом, иногда перед ним хочется снять шляпу».
— Да и что говорить, — продолжал Тигарден. — Если бы мы с вами приняли ответственность за все, что сделали в жизни, то давно бы замучили себя насмерть или сошли с ума. В детстве мне приходилось травить крыс. Вы видели, как мучается крыса, когда она подыхает от яда? Если бы я взял на себя ответственность за те мучения — как бы я жил дальше, с этого момента — хотя бы секунду? Это была бы сплошная агония, доктор Арома. К счастью, человек лишен этого качества — ответственности, как и вся человеческая раса. Все, кроме Мола. Как его называют? — Тигарден хмыкнул. — Линкольн и Муссолини? Я скорее сравнил бы его с другим. Который жил две тысячи лет назад.
— Только не говорите об этом Марии Райнеке, — подал голос Отто Дорф. — Она скажет вам, что он просто подонок, оборзевший боров с ногами на столе, — капитан Олаф рассмеялся.
— Мария воспринимает его таким, как он есть.
Тигарден продолжал рассказывать, а Эрик думал. Разговоры эти вновь наводили на мысли о Кэт. Каким воспринимает она его? Таким, как он есть, — или каким он, по ее мнению, должен быть?
Вертолет уносил их в Шайенн.
Кэт пролежала в полудреме все утро, пока солнце прожигало разноцветные шторы спальни. Эти цвета, давно знакомые, всплывали поочередно в ее мозгу совсем иными, чем она помнила их со времени устройства супружеского ложа. Знакомая обстановка из предметов прошлого разных периодов: лампа из Новой Англии, кленовые шахматы, белый шкафчик ручной работы с резьбой... Она лежала, щурясь, не в силах открыть глаза, боясь встретиться взглядом с каждым предметом, который словно наносил удар своей новизной и неузнаваемостью; как будто ожил сонм старинных призраков.
— Эрик, — сонно протянула Кэт. — Ну по-жа-луй-ста, помоги мне встать. Растолкай меня или разговори.
Она повернулась туда, где обычно лежал Эрик, но там никого не было. Кэт тут же села и выпрямилась. Затем спрыгнула и затопала босыми пятками к шкафчику за одеждой, ежась от холода.
Натянула на голое тело легкий серый свитер, с трудом просунув голову, и только тогда почувствовала, что какой-то мужчина стоит напротив, наблюдая за ней. Он бесшумно вошел в спальню в тот момент, когда она начала одеваться.
— Миссис Арома?
Вид незнакомца не предвещал ничего хорошего. Это был пришелец: весь в сером, вместо лица устройство, напоминающее противогаз, — лильцы не переносили земной атмосферы и даже разговаривали сквозь респираторы. Пришелец даже не поздоровался, что было вполне естественно для секретной полиции Звездной Лилии, в их узнаваемой уныло серой униформе. Впервые один из их вездесущих агентов вышел на нее.
— Да, это я, — ответила Кэт одними губами. Она автоматически продолжала одеваться, как перед казнью, не чувствуя собственного тела. Присев на край кровати, надела тапки, не поднимая глаз.
— Ваш супруг в Шайенне, — пробубнил незнакомец сквозь противогаз.
— В самом деле? — она встала. — Мне надо приготовить завтрак. Пропустите меня, пожалуйста, в кухню. И предъявите ордер, если он у вас есть.
Кэт протянула руку в ожидании.
— Мой ордер, это запрещенный наркотик JJ-180, — сказал человек в сером. — Фрогедадрин. Так что если у вас остался запас, сдайте его мне, и мы направимся прямиком в военную жандармерию Санта-Моники.
Он сверился с блокнотом.
— Вчера вечером в Тихуане, в доме номер сорок пять на Авила-стрит вы орально употребляли данный препарат совместно с...
— Могу я сделать звонок адвокату?
— Нет.
— Вы не хотите зачитать мне права?
— Сейчас военное время, мадам.
Женщину окатил ледяной страх. Тем не менее она постаралась не выдать голосом свое состояние, говоря как можно спокойнее.
— Разрешите предупредить шефа, что я не выйду сегодня на работу.
Серый полисмен кивнул.
Кэт подошла к видеофону и набрала домашний номер Вергилия Аккермана в Сан-Фернандо. Тут же с экрана выглянула высохшая птичья физиономия, совино моргая в непонимании.
— Кэт? Который час? — Вергилий щурился на нее, словно не узнавая.
— Помогите мне, мистер Аккерман, — заторопилась Кэт. — Это Звездная Лилия...
Она осеклась, потому что серый человек оборвал связь, ловким движением руки вырвав шнур из розетки.
— Миссис Арома, разрешите представить вам мистера Роджера Корнинга, — сказал серый.
Из коридора выдвинулась тень: человек в штатском с небольшой папкой под мышкой.
— Кто вы такой? — вырвалось у Кэт.
— Тот, кто может снять тебя с крючка, милая. Но только с одного. Потому что JJ-180 — это два крючка и разворот на 180 градусов к реальности. Ты сейчас стоишь к ней спиной. Ты наркоманка. И уже не сможешь без этого жить. Может, пригласишь в гости, поговорим о наших делах?
В кухне Кэт заказала на аппарате два яйца всмятку, тост и кофе без сливок.
— Здесь нет никакого JJ-180. Если вы, конечно, не подложили его ночью.
Через минуту завтрак был готов, и она перенесла поднос на стол. Терпкий запах черного кофе прогнал остатки страха и смущения.
— У нас имеется запись вашей встречи на Авила-стрит, дом сорок пять, с того момента, как вы стали подниматься по лестнице следом за Брюсом Химмелем и вошли в квартиру Криса Плавта. Первые ваши слова: «Привет, Брюс. Похоже, весь ТИФФ в сборе...»
— Не совсем, — возразила Кэт. — Я назвала его Брюси. Я всегда его так называю, потому что он гебефреник*[2] Она отпила кофе, стараясь, чтобы рука не дрогнула, когда ставила на поднос чашку. — И что, на вашей записи видно, что было внутри капсул, мистер Горнинг?
— Корнинг, — учтиво поправил он. — Нет, Кэтрин, но у нас есть показания двух участников наркотической оргии. Они будут представлены военному трибуналу, который решит вашу судьбу. Употребление JJ-180 — пояснил он, — не подпадает под юрисдикцию гражданского кодекса. Мы сами занимаемся деталями процесса и наказания.
— Это почему?
— JJ-180 можно получить, лишь имея тесный контакт с врагом. Любое употребление его также рассматривается как пособничество врагу. А в военное время за это полагается смертная казнь.
Обратившись к агенту, Корнинг спросил:
— Показания мистера Плавта захватили?
— Они в вертолете, — серый человек направился к выходу.
— Мне всегда казалось, что в этом Плавте есть нечто нечеловеческое, — заметила Кэт. — Так он тоже агент? А кто из остальных той же породы? Хастингс? Нет. Саймон? Не похоже.
— Всего этого можно избежать, — намекнул Корнинг.
— Я не хочу избегать, — сказала Кэт. — Мистер Аккерман слышал меня по видеофону. ТИФФ пришлет адвоката. Мистер Аккерман лучший друг секретаря Молинари. Я не думаю, что мне понадобится кто-то еще для разрешения проблемы.
— Мы можем уничтожить вас, Кэт, — сказал Корнинг. — В течение суток, включая процесс и казнь. Трибунал может собраться уже утром. У нас все оперативно.
— А вот и гость с красной планеты, — проговорила Кэт, не успел он закрыть дверь. — Чем занимались?
Она вызывающе расселась на кушетке с бокалом коктейля, волосы она стянула в пучок на затылке, отчего стала похожа на девочку-подростка. На ней был черный халатик, не прикрывавший выставленных напоказ длинных ног без единого волоска, с тонкими хрупкими лодыжками. Чулок она не надела, отчего на каждом ногте на ногах можно было увидеть рисунок — цветную сценку из эпохи Вильгельма Завоевателя. Эрик не стал разглядывать крошечные картинки на мизинцах и пошел повесить на место пиджак.
— Мы выходим из войны, — сказал он.
— В самом деле? Вы с Филлидой Аккерман? Или с кем-то еще?
— Мы все. Не только Филлида.
Он задумался, что бы соорудить на обед. В желудке урчало — он сильно проголодался с дороги. Однако болей, которые обещал Мол, пока не было. Возможно, появятся позже.
— Есть повод, по которому ты не хочешь отвечать на вопросы? — голос ее был точно кнут палача, каждое слово оставляло рубец в душе Эрика. Животное, прятавшееся в нем, боялось изменений, которые производил голос жены — беспощадный, словно хирургический скальпель. Очевидно, она так же, как и он, действовала помимо воли, будучи в тех же цепях безнадежности, и ничего не могла с собой поделать. Они вынужденно изводили друг друга.
— Никакого повода, — он отправился на кухню, чувствуя себя немного оглушенным откровением Кэт. Подобные встречи заставляли обороняться на соматическом уровне. Лишь супругам с большим известно, как справляться с подобными припадками, а новичкам приходится действовать на уровне мозжечка, полагаясь только на интуицию.
— Я хочу услышать ответ, — заявила Кэт, появляясь на пороге кухни, неотступная, как привидение. — Почему меня не включили в список приглашенных? Меня что, избегают?
Господи, что у нее за вид! Под черным халатиком на ней не было ничего, и каждая знакомая выпуклость ее тела отчетливо проступала под тканью. «Проклятье дома Арома», — подумал Эрик. Жизнь столкнула его лицом к лицу с существом, которое было сексуально совершенным и в то же время психологически абсолютно неприемлемым.
Когда-нибудь твердость и неподатливость — одним словом, стервозность — истребит в ней все остальное. Анатомическая прелесть исчислима годами. Тело со временем потеряет привлекательность — что тогда? Даже голос уже не тот — осел, стал грубее и беднее на интонации. «Бедная Кэт! Дыхание смерти коснется твоих чресел, твоего лона, обласкает грудь, ягодицы и все остальное — и в тебе не останется женщины. И ты не переживешь этого. С этим никто не может ничего поделать — ни я, ни другой, кто встретится на твоем жизненном пути».
— Тебя не взяли, потому что ты язва, — сказал он как можно мягче.
Глаза Кэт расширились на миг, в них проскользнули испуг и удивление: она не ожидала такого нахальства. «Ничего, съешь. Приятного аппетита». Спесь с нее мигом слетела.
— Чем ты, собственно, и являешься на данный момент, — зафиксировал он. — Так что оставь меня, пожалуйста, в покое, я хочу приготовить поесть.
— Пусть тебе приготовит Филлида Аккерман, — прошипела Кэт.
Снова к ней вернулась дикая энергия. Она интуитивно угадывала легкий флирт Филлиды, как будто это был запах духов, оставшийся на воротничке. Учитывая, что им пришлось ночевать на Марсе...
Но Марс слишком далеко, и Кэт поняла, что даже ее способностей не хватит разгадать, что же там действительно было. Или точнее — «было или не было?» — вопрос, который задал бы Гамлет, будь он женщиной.
Эрика не волновали переживания Кэт. Он принялся разогревать мороженого цыпленка в микроволновой печи, повернувшись к жене спиной.
— А знаешь, чем я занималась в твое отсутствие? — процедила Кэт.
— Завела себе любовника.
— Я попробовала новый галлюциноген. В компании с самим Мармом Хастингсом. Он приставал ко мне, пока мы были под кайфом, — и это было классно.
— В самом деле, — сказал Эрик без интонаций, расставляя на столе тарелку и прибор.
— Как бы я хотела иметь от него ребенка.
— Хоти.
— О Господи, настоящий англичанин, декадент...
И тут он попал на удочку. Повернулся к ней:
— Ты что, переспала с ним?..
Кэт улыбнулась:
— Ну, может, это была только галлюцинация. Но я не думаю. И скажу тебе, почему. Когда я вернулась домой...
— Отвяжись от меня! — Эрик почувствовал, что весь трясется.
В это время в гостиной зазвонил видеофон.
Эрик выскочил из-за стола. В экранчике видеофона он увидел знакомые черты капитана Отто Дорфа, военного советника Джино Молинари. Дорф обеспечивал охрану Молинари на Вашинге-35, там доктор с ним и познакомился. Дорф был человеком со щуплым лицом и узкими глазами меланхолика, глубоко преданный Секретарю.
— Доктор Арома?
— Да, — сказал Эрик. — Но я еще не...
— Часу будет достаточно? Мы вышлем за вами вертолет в восемь.
— Часу вполне хватит, — ответил Эрик. — Мне еще надо собрать вещи. Я буду ждать вас в коридоре.
Повесив трубку, он вернулся в кухню.
— О Господи, — простонала Кэт. — Эрик, давай поговорим. — Она уронила голову на стол, в руки. — Не было у меня ничего с Мармом Хастингсом, он, конечно, душка, и я была под кайфом, но...
— Слушай, — сказал Эрик, продолжая готовить ужин. — Все решилось еще в Вашинге-35. Вергилий хочет этого. У нас была долгая беседа по душам. Молинари в настоящее время важнее Вергилия. Если что, я успею помочь Вергилию, но жить буду в Шайенне. Теперь я врач на военной службе ООН, прикреплен к штату генерального секретаря. Я уже ничего не могу поделать, Молинари подписал приказ, который вступил в силу со вчерашнего вечера.
— Как? — захваченная врасплох, Кэт с испугом смотрела на мужа.
— Так что теперь с этим можно покончить. Пока один из нас не...
— Я больше не буду транжирить.
— Идет война. На фронтах гибнут люди. Молинари болен и нуждается в медицинской помощи. Так что тратишь ты деньги или нет...
— Но ты же сам напросился на эту работу.
Он ответил совершенно спокойно:
— Да, я добивался места, не стану отрицать.
— И сколько тебе предложили? — она подалась вперед, как будто пришла в чувство, собралась.
— Достаточно. Выше крыши. К тому же я буду продолжать получать жалованье в ТИФФе.
— А мне можно с тобой?
— Нет, — он предусмотрел вопрос, поэтому ответил без колебаний.
— Я знала, что ты бросишь меня, когда добьешься успеха и пойдешь в гору. Ты с самого начала пытался от меня избавиться, когда мы только встретились, — глаза Кэт наполнились слезами. — Эрик, я боюсь, что этот наркотик... он вызывает зависимость, мне не слезть с него, я уже сейчас не могу без него. Неужели ты оставишь жену без медицинской помощи? Мне ужасно плохо. Они говорили, возможно, это не с Земли, а из Лилии.
Эрик склонился над Кэт, встряхнул, приводя в чувство.
— Слушай, держись от этих людей подальше. Сколько раз я тебе говорил: держись...
Глупо было объяснять в очередной раз. Стало ясно, что Кэт заполучила новое оружие, с помощью которого может удержать его возле себя, — жалость. Она начнет плакать, что без него ее изведут окончательно, она погибнет в компании Плавтов, Хастингсов и им подобных. Только на Марсе, в стране детства Вергилия, мог созреть план, как уничтожить болезнь, терзавшую их годами, но здесь, на Земле, реальность снова становилась на дыбы, не желая выпускать Эрика из губительных объятий Кэт.
Арома перенес жену в спальню и бережно положил на кровать.
— Ах, — сказала она и закрыла глаза. — О Эрик, — она вздохнула.
И снова, в который раз, Эрик спасовал. Жалкий, нерешительный, сел он на краешек кровати.
— Я должен уехать, понимаешь? — он погладил ее по голове. — Пойми, это очень важно.
Кэт шевельнулась:
— Ты лжешь.
— Но почему? — он механически продолжал гладить ее по волосам.
— Если бы тебя призывал долг, ты бы поторопился воспользоваться последними мгновениями счастья и занялся бы сейчас со мной любовью. Но именно этого ты избегаешь.
Она стала расстегивать халат, произнося слова уверенно-монотонным голосом. «Снова этот неодолимый барьер между нами». И Эрик опять оттягивая время, гладит Кэт, дожидаясь спасительного вертолета. А она знает: что бы с ней ни случилось, это останется на его совести. Хуже не придумаешь.
И главное — Эрик так и не выполнил ее последнее желание. Он просто не мог заниматься с ней.... тем, что она называла любовью.
— Обед готов, — встал он, услышав звонок микроволновки.
Кэт села в постели.
— Эрик, я отомщу тебе за то, что ты бросил меня, так и знай, — она привела одежду в порядок. — Ты понял?
— Да, — ответил он и пошел на кухню.
— Я посвящу этому жизнь, — крикнула она вдогонку.
«Теперь у меня есть цель в жизни, — слышал Эрик голос из спальни. — Что может быть прекраснее мести! Это даже лучше, чем любовь, — несостоявшаяся любовь. О Боже, как я отомщу за убитые на тебя годы! Как это прекрасно, все равно что родиться заново!»
— Удачи тебе, — откликнулся он.
— Удачи? — расхохоталась она. — Я не нуждаюсь в удаче: у меня есть способности и опыт. Я очень многое узнала во время галлюцинаций — этого не передать словами. Я попробовала наркотик невероятной силы, Эрик, он полностью меняет восприятие вселенной — и особенно людей. Ты видишь их совершенно другими! Тебе надо попробовать, он может помочь даже такому, как ты.
— Мне уже ничего не поможет, — ответил Эрик.
Его слова прозвучали как эпитафия.
Эрик почти закончил укладывать вещи, когда, наконец, раздался звонок. Это был Отто Дорф, и Эрик поспешил открыть.
Оглядевшись по сторонам, гость заметил:
— Вы уже попрощались с женой, доктор?
— Да, — и поспешно добавил: — Она вышла. Я один.
Закрыв второй чемодан, он перенес его вместе с первым в прихожую.
— Я готов.
Дорф подхватил один из чемоданов, и они отправились к лифту.
— Жена не одобрила, — заметил Эрик Дорфу, пока они спускались.
— Я не женат, доктор, — ответил Дорф. — Мне все равно не понять.
Он был холодно учтив.
В вертолете, что приземлился на стоянке перед домом, ждал еще один человек. Он протянул руки навстречу взбирающемуся по трапу Эрику.
— Рад видеть вас, доктор.
Еще невидимый снизу, человек представился:
— Я Гарри Тигарден, возглавляю медицинскую службу Генерального Секретаря. Приятно видеть нового члена в наших рядах. Секретарь, правда, не проинформировал меня заранее, но это не умаляет радости от нашей встречи. Просто он всегда принимает решения с ходу, ни с кем не советуясь.
Эрик ответил на рукопожатие, еще не в силах освободиться от мыслей о Кэт.
— Арома, — представился он.
— Как самочувствие секретаря?
— Выглядит усталым.
— Он умирает, — сказал Тигарден, как о чем-то обыденном и неизбежном.
Метнув в него взор, Эрик спросил:
— Отчего? В наше время трансплант-хирургия способна...
— Делать чудеса. Знаю, — сухо перебил Тигарден. — Но вы же видели: он фаталист. Он хочет возмездия за то, что вовлек человечество в тотальный конфликт между мирами.
Тигарден помолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, и, когда они набрали высоту, продолжил:
— Вам не кажется, что Молинари спланировал наше поражение в войне? Что он ищет поражения? Я с вами так откровенен потому, что в настоящий момент Молинари находится в тяжелейшем состоянии. Со времени пребывания на Марсе его преследуют приступы острого гастрита, или называйте это как хотите.
— Внутренние кровотечения?
— Пока нет. Во всяком случае, он нам ничего не говорит. Он никому не доверяет.
— Думаете, это не злокачественная опухоль?
— Сколько тут можно думать? Он даже не дает провести анализы: слишком занят. Подписывает бумаги, готовит речи, — Тигарден посмотрел на Эрика. — О чем вы говорили на Вашинге?
Эрик вспомнил: «Враги повсюду. Агенты Звездной Лилии».
— Да ничего особенного.
Узнав, о чем они говорили, Тигарден мог бы взять его под арест и даже просто застрелить на месте по законам военного времени.
— А я знаю, почему вас взяли к нам, — заметил Тигарден, поняв, что ему не удовлетворить любопытства.
— В самом деле?
— Молинари одержим идеей вливания свежей крови в ряды медперсонала. Да и то сказать — мы все уже выдохлись. Вы, наверное, в курсе, что у Секретаря огромная семья, размерами превосходящая мафиозный клан; больше клана Аккерманов.
— Вообще-то я слышал, что у него три дяди, шесть кузенов и кузин, одна тетка и старший брат, который...
— И все проживают в его шайеннской резиденции безвылазно. Постоянно выпрашивают льготы, пайки, квартиры, прислугу... И еще, должен добавить, у него есть любовница.
Эрик не знал.
— Об этом не писалось даже в оппозиционной прессе. Ее зовут Мария Райнеке. Молинари встречался с ней еще до смерти жены. Формально Мария считается его личным секретарем. Она много сделала для него, без нее он, возможно, и не протянул бы столько. Лильцы ее терпеть не могут.
— Сколько ей? — Эрик представил женщину-опекуншу в возрасте самого Секретаря или даже старше. Если Молинари на вид лет пятьдесят...
— Малолетка, — захихикал Тигарден. — Лолита. Бывшая машинистка-наборщица. Относила ему какой-то документ, так они и познакомились.
— С ней можно обсуждать его состояние?
— Безусловно. Только она и способна заставить его принять фенобарбитал и, когда мы вконец изматываемся, пафабамат. От первого он, видите ли, становится сонным, а второй сушит во рту, что мешает его выступлениям... Мария, как и он, итальянка, несмотря на немецкую фамилию. Обращается с Молинари совершенно в итальянском духе: кричит на него как мать, сестра или тетка, словно знает его с детства. Ее охраняют люди из «Сикрет Сервис»: боятся провокации лильцев. Молинари особенно...
— Чего?
— Что они с ней что-нибудь сделают: убьют или искалечат. Или повредят сознание — они умеют. Чик — и ты уже овощ. Быстро, как лоботомия. Они давно на этом специализируются. Вы еще не знаете, что у нас за союзнички, — усмехнулся Тигарден. — Это жестокая война. Так что если с нами выделывают подобное союзники, представьте, что сделают риги, когда прорвутся за линию обороны.
Повисло молчание.
— Как думаете, он выйдет из этого кризиса?
— Я уже ничего не думаю, — раздраженно откликнулся Тигарден. — Потому что не знаю, как лечить от полостных болей человека, который живет с малолетней любовницей и каждый вечер объедается острой пищей вроде жареных в масле креветок с горчицей и хреном. Не знаю, на какие условия вы пошли работать, лично я устал. Поверьте, с этого момента у вас не будет никакой собственной жизни, вы станете жить жизнью Молинари. Он будет спрашивать ваше мнение по всем вопросам, от контрацепции до приготовления грибов, зачитывать вам черновики речей, отрабатывать на вас ораторское искусство. На самом деле он никакой не Генеральный Секретарь ООН, он диктатор, самый настоящий — и к тому же ненормальный. Это, вероятно, один из величайших политических стратегов мировой истории, благодаря своей полной непредсказуемости. Двадцать лет ушло у него на то, чтобы занять пост Секретаря. Он низверг всех своих противников и конкурентов во всех странах. А потом спутался со Звездной Лилией. Это называется внешней политикой. Здесь он как стратег дал маху. Знаете, как это называется? Невежество. Молинари провел жизнь, осваивая искусство ставить людей на колени, а с Фреником фокус не проходит. В общении с чужаками он может столько же, сколько мы с вами. А может, и того меньше.
— Я заметил, — вставил Эрик.
— Но Молинари продолжает бороться с ними. Он блефует. Он подписал мирный договор, который втянул нас в войну. И здесь начинается его резкое отличие от всех разжиревших и обнаглевших диктаторов прошлого — Молинари принял вину на себя. Не стал расстреливать министра иностранных дел, списывать свой промахи на кого-либо другого, казнить группу военных советников. Он понимает, что ответственность лежит на нем. И это постепенно, день за днем, убивает его, начиная с желудка. Молинари любит Землю, любит людей, всех до единого, не деля на чистых и нечистых, любит свору ненасытных родственников. Ему приходится казнить, арестовывать, но он делает это против желания. Молинари очень сложный человек, доктор. Настолько сложный, что...
— Смесь Линкольна и Муссолини, — вмешался Дорф.
— Молинари все время разный, все зависит от того, с кем он встречается. На каждого человека у него совершенно отдельное восприятие, и сам он меняется, как актер, примеряющий шляпы.
Эрик вздрогнул при этих словах, вспомнив комика Джонатана Винтерса. «Иногда от его поступков волосы встают дыбом, иногда перед ним хочется снять шляпу».
— Да и что говорить, — продолжал Тигарден. — Если бы мы с вами приняли ответственность за все, что сделали в жизни, то давно бы замучили себя насмерть или сошли с ума. В детстве мне приходилось травить крыс. Вы видели, как мучается крыса, когда она подыхает от яда? Если бы я взял на себя ответственность за те мучения — как бы я жил дальше, с этого момента — хотя бы секунду? Это была бы сплошная агония, доктор Арома. К счастью, человек лишен этого качества — ответственности, как и вся человеческая раса. Все, кроме Мола. Как его называют? — Тигарден хмыкнул. — Линкольн и Муссолини? Я скорее сравнил бы его с другим. Который жил две тысячи лет назад.
— Только не говорите об этом Марии Райнеке, — подал голос Отто Дорф. — Она скажет вам, что он просто подонок, оборзевший боров с ногами на столе, — капитан Олаф рассмеялся.
— Мария воспринимает его таким, как он есть.
Тигарден продолжал рассказывать, а Эрик думал. Разговоры эти вновь наводили на мысли о Кэт. Каким воспринимает она его? Таким, как он есть, — или каким он, по ее мнению, должен быть?
Вертолет уносил их в Шайенн.
Кэт пролежала в полудреме все утро, пока солнце прожигало разноцветные шторы спальни. Эти цвета, давно знакомые, всплывали поочередно в ее мозгу совсем иными, чем она помнила их со времени устройства супружеского ложа. Знакомая обстановка из предметов прошлого разных периодов: лампа из Новой Англии, кленовые шахматы, белый шкафчик ручной работы с резьбой... Она лежала, щурясь, не в силах открыть глаза, боясь встретиться взглядом с каждым предметом, который словно наносил удар своей новизной и неузнаваемостью; как будто ожил сонм старинных призраков.
— Эрик, — сонно протянула Кэт. — Ну по-жа-луй-ста, помоги мне встать. Растолкай меня или разговори.
Она повернулась туда, где обычно лежал Эрик, но там никого не было. Кэт тут же села и выпрямилась. Затем спрыгнула и затопала босыми пятками к шкафчику за одеждой, ежась от холода.
Натянула на голое тело легкий серый свитер, с трудом просунув голову, и только тогда почувствовала, что какой-то мужчина стоит напротив, наблюдая за ней. Он бесшумно вошел в спальню в тот момент, когда она начала одеваться.
— Миссис Арома?
Вид незнакомца не предвещал ничего хорошего. Это был пришелец: весь в сером, вместо лица устройство, напоминающее противогаз, — лильцы не переносили земной атмосферы и даже разговаривали сквозь респираторы. Пришелец даже не поздоровался, что было вполне естественно для секретной полиции Звездной Лилии, в их узнаваемой уныло серой униформе. Впервые один из их вездесущих агентов вышел на нее.
— Да, это я, — ответила Кэт одними губами. Она автоматически продолжала одеваться, как перед казнью, не чувствуя собственного тела. Присев на край кровати, надела тапки, не поднимая глаз.
— Ваш супруг в Шайенне, — пробубнил незнакомец сквозь противогаз.
— В самом деле? — она встала. — Мне надо приготовить завтрак. Пропустите меня, пожалуйста, в кухню. И предъявите ордер, если он у вас есть.
Кэт протянула руку в ожидании.
— Мой ордер, это запрещенный наркотик JJ-180, — сказал человек в сером. — Фрогедадрин. Так что если у вас остался запас, сдайте его мне, и мы направимся прямиком в военную жандармерию Санта-Моники.
Он сверился с блокнотом.
— Вчера вечером в Тихуане, в доме номер сорок пять на Авила-стрит вы орально употребляли данный препарат совместно с...
— Могу я сделать звонок адвокату?
— Нет.
— Вы не хотите зачитать мне права?
— Сейчас военное время, мадам.
Женщину окатил ледяной страх. Тем не менее она постаралась не выдать голосом свое состояние, говоря как можно спокойнее.
— Разрешите предупредить шефа, что я не выйду сегодня на работу.
Серый полисмен кивнул.
Кэт подошла к видеофону и набрала домашний номер Вергилия Аккермана в Сан-Фернандо. Тут же с экрана выглянула высохшая птичья физиономия, совино моргая в непонимании.
— Кэт? Который час? — Вергилий щурился на нее, словно не узнавая.
— Помогите мне, мистер Аккерман, — заторопилась Кэт. — Это Звездная Лилия...
Она осеклась, потому что серый человек оборвал связь, ловким движением руки вырвав шнур из розетки.
— Миссис Арома, разрешите представить вам мистера Роджера Корнинга, — сказал серый.
Из коридора выдвинулась тень: человек в штатском с небольшой папкой под мышкой.
— Кто вы такой? — вырвалось у Кэт.
— Тот, кто может снять тебя с крючка, милая. Но только с одного. Потому что JJ-180 — это два крючка и разворот на 180 градусов к реальности. Ты сейчас стоишь к ней спиной. Ты наркоманка. И уже не сможешь без этого жить. Может, пригласишь в гости, поговорим о наших делах?
В кухне Кэт заказала на аппарате два яйца всмятку, тост и кофе без сливок.
— Здесь нет никакого JJ-180. Если вы, конечно, не подложили его ночью.
Через минуту завтрак был готов, и она перенесла поднос на стол. Терпкий запах черного кофе прогнал остатки страха и смущения.
— У нас имеется запись вашей встречи на Авила-стрит, дом сорок пять, с того момента, как вы стали подниматься по лестнице следом за Брюсом Химмелем и вошли в квартиру Криса Плавта. Первые ваши слова: «Привет, Брюс. Похоже, весь ТИФФ в сборе...»
— Не совсем, — возразила Кэт. — Я назвала его Брюси. Я всегда его так называю, потому что он гебефреник*[2] Она отпила кофе, стараясь, чтобы рука не дрогнула, когда ставила на поднос чашку. — И что, на вашей записи видно, что было внутри капсул, мистер Горнинг?
— Корнинг, — учтиво поправил он. — Нет, Кэтрин, но у нас есть показания двух участников наркотической оргии. Они будут представлены военному трибуналу, который решит вашу судьбу. Употребление JJ-180 — пояснил он, — не подпадает под юрисдикцию гражданского кодекса. Мы сами занимаемся деталями процесса и наказания.
— Это почему?
— JJ-180 можно получить, лишь имея тесный контакт с врагом. Любое употребление его также рассматривается как пособничество врагу. А в военное время за это полагается смертная казнь.
Обратившись к агенту, Корнинг спросил:
— Показания мистера Плавта захватили?
— Они в вертолете, — серый человек направился к выходу.
— Мне всегда казалось, что в этом Плавте есть нечто нечеловеческое, — заметила Кэт. — Так он тоже агент? А кто из остальных той же породы? Хастингс? Нет. Саймон? Не похоже.
— Всего этого можно избежать, — намекнул Корнинг.
— Я не хочу избегать, — сказала Кэт. — Мистер Аккерман слышал меня по видеофону. ТИФФ пришлет адвоката. Мистер Аккерман лучший друг секретаря Молинари. Я не думаю, что мне понадобится кто-то еще для разрешения проблемы.
— Мы можем уничтожить вас, Кэт, — сказал Корнинг. — В течение суток, включая процесс и казнь. Трибунал может собраться уже утром. У нас все оперативно.