Страница:
– Единственный возможный выбор… – начал Артур, но Амид прервал его.
– Но вот что ты, Хэл, должен знать, если собираешься остаться здесь на некоторое время: у нас здесь демократия, каждый имеет право голоса и все решает большинство. Практически у Мастера есть право наложить вето на любое решение, утвержденное голосованием, но…
– Практически, – решительно вмешался Артура, – никто и не подумал бы усомниться в вето Мастера или приказании Мастера.
– Хорошо, хорошо. Итак, Хэл, ты окажешься одним из членов Гильдии. Это означает, что ты, конечно, будешь иметь право голоса, но я предложил бы тебе не пользоваться им, пока лучше не поймешь нашу жизнь. Ты будешь жить в одной из общих спален для одиноких. У нас есть комнаты и для пар, но сейчас все они заняты и у нас не было времени, чтобы построить дополнительные; именно поэтому я и предложил, чтобы вы сегодня переночевали в моем кабинете.
– Спасибо, – кивнула Аманда. – Мы ценим это.
– Да, спасибо, – присоединился и Хэл.
– Я сплю здесь. – Амид сделал жест своими палочками для еды. – Теперь касательно самого круга. Каждый член Гильдии Придела – а она включает всех, кто живет на этом уступе, имеет возможность по очереди участвовать в круговом шествии. Он – или она – может при желании пропустить свою очередь. И мне, и Артуру приходится по большей части так и поступать, поскольку у нас много организационной работы. Что касается остальных, то каждый дожидается своей очереди, а затем присоединяется к небольшой группе ожидающих неподалеку от круга. Ты видел их, когда появился здесь?
Хэл постарался припомнить. Действительно, неподалеку от круга стояла горстка мужчин и женщин, но он подумал, что они просто ненадолго остановились, чтобы посмотреть.
– Правило, установленное Джатедом, – продолжал Амид, – состоит в том, что, как только вы вступаете в круг, то можете идти сколько желаете. Шествие продолжается круглые сутки, изо дня в день; так что если бы это было физически возможно, человек мог бы непрерывно участвовать в нем. Но он рано или поздно обессилеет, но на самом деле идущий обычно покидает круг в какой-то момент задолго до того и позволяет кому-то другому заменить его. Как будто человек сделал хорошую работу и удовлетворен результатом.
– А они способны рассказать тебе позже, что же заставило их остановиться? Что именно они совершили? – спросил Хэл.
Амид взглянул на него.
– Это – интересный вопрос. Нет. Не могут. Но они ответят, что ощущают… завершенность. Я сам после ходьбы ощущал именно это.
– Понимаю, – задумчиво произнес Хэл.
– Я могу рекомендовать, чтобы тебя немедленно приняли в Гильдию, – сказал Амид, – но тебе все-таки придется стоять у круга и ждать, когда настанет твоя очередь. Если только кто-нибудь впереди не уступит тебе свою; и это, конечно, предполагает, что остальные не возражают, что ты окажешься в круге раньше их.
– Я думаю, никто не возразил бы против того, что Хэл получит преимущество, – сказал Артур. – Даже будучи незнакомыми с ним, они не возразили бы против того, что собрат по Гильдии обменяется местом с кем-то, стоящим сзади.
– Ну, теоретически они имеют полное право возразить; и я хочу, чтобы Хэл это понял.
– Я понимаю, – кивнул Хэл.
– Тогда с этим все, – Амид обратился к Аманде. – Аманда, ты едва ли произнесла хоть слово. Ты также останешься? Если так, то возникнет вопрос с жильем. Я бы с удовольствием предоставил вам на любой срок свой кабинет, но иногда нам приходится работать то там, когда много людей осуществляют какой-нибудь серьезный проект, то здесь; и в любом случае…
– В любом случае, – прервала его Аманда, – я пробуду здесь лишь несколько дней, чтобы посмотреть, как сложатся дела у Хэла. А потом вернусь к собственной работе внизу.
– Как тебе будет угодно. Хотя, – пожал плечами Амид, – я достаточно старомоден, чтобы мне не нравилась мысль о том, что ты обучаешь экзотов физически бороться за свои права.
– Только если они просят о этом, – ответила Аманда. – Ты уже должен был к этому времени понять, что учу я их, главным образом, как выжить – если на тебя охотятся – и остаться в живых под носом у оккупантов.
– Значит, ты пробудешь здесь недолго, а вечером и ночью мой кабинет нам все равно не понадобится в течение нескольких недель. Если же ты снова решишь посетить нас, мы всегда сможем что-нибудь придумать. Но неужели тебе нечего добавить к сказанному нами? О Джатеде и истории нашей Гильдии Придела?
– Мне интересно, но это область занятий Хэла, – ответила Аманда. – Я просто послушаю, если ты не возражаешь.
– Возражать? Конечно же, нет. Здесь не то место, где люди возражают против чего-либо. Кроме того, то, что мы обсуждаем, вовсе не тайна.
Амид обратился к Хэлу.
– Раз уж возник вопрос об области твоих занятий, я должен признаться тебе, Хэл, у нас есть и небескорыстная причина для того, чтобы ты пожил у нас; в особенности потому, что Аманда не может остаться. Оккупационные войска мгновенно уничтожили бы нас, если бы подозревали, что мы находимся здесь. Мы, насколько возможно, избегаем того, чтобы они нас обнаружили; а поэтому общаемся лишь с тремя людьми из Порфира, которые время от времени добираются сюда под предлогом сбора диких плодов и ягод. Но всегда есть опасность, что по какой-то причине местный гарнизон захочет обследовать эту местность. И нам было бы кстати иметь среди нас кого-то с военной подготовкой – даже если возможность того, что оккупанты узнают о нас, очень мала. Пока ты находишься здесь, мы будем спокойно спать.
– Боюсь, – сказал Хэл более холодным тоном, чем он намеревался, – вы заблуждаетесь. Возможно, Аманда могла бы оказать вам некоторую реальную помощь, но я не дорсаец.
Говоря это, он избегал смотреть в глаза Аманде, но знал, что та пристально смотрит на него.
– Да, ты не дорсаец, все мы знаем это, – поспешил высказаться Амид, – но насколько мне известно, один из твоих наставников был дорсаец, и ты гораздо больше походишь на них, чем кто-либо из тех, кто сейчас находится здесь на уступе, – конечно же, кроме Аманды. Но если солдаты обнаружат нас и дело дойдет до настоящей стычки…
– А, это… – Хэл пожал плечами. – Разумеется, все, что сможет сделать один человек. Я же ваш гость. Ну конечно же.
Он слегка улыбнулся печальной улыбкой.
– Хорошо, что вы не попросили меня об этом пару лет назад, – сказал он. – В то время я ответил бы вам, что стал несколько похож на вас самих – в том, что по философским взглядам я отошел от применения насилия. Но теперь я берусь помочь вам, чем смогу.
– Да, – мягко сказал Амид, – конечно, ты имеешь право жить согласно своим убеждениям – как и мы сами. Если это вынуждает тебя…
– Нет! – Хэл удивился резкости своего тона. Более мягко он добавил:
– Все в порядке. Я в вашем распоряжении – и словом, и делом.
– Мы это ценим, – ответил Амид. Аманда по-прежнему молчала, и Хэлу показалось, она не одобряет его слова.
– Расскажите мне побольше о Джатеде, – попросил он, чтобы сменить тему разговора.
– Дай Амиду поесть, Хэл, – наконец нарушила свое молчание Аманда, – а потом можешь задавать все вопросы, какие хочешь.
– Нет, нет. Все в порядке. Я ем очень немного, – сказал Амид. – А что именно ты хочешь знать о Джатеде?
– Если вы не возражаете, Мастер, – включился в разговор Артур, – я сидел здесь, и только ел и слушал, так что почти покончил с едой. А что, если отвечу я, в то время как вы поедите? Если зайдет речь о чем-нибудь важном, вы всегда можете прервать меня. Но вам следует поесть.
– Я буду есть, я буду есть! – кивнул Амид. – Почему меня все время стараются накормить до отвала!
– Извините, Мастер. Мы, конечно, склонны переусердствовать…
– Ничего. Я буду есть. А вы разговаривайте. Но если мне захочется что-то сказать, я не позволю жареным корешкам помешать мне это сделать. Хорошо, извините. Ты прав. Говорите. А я буду есть.
Он начал накладывать себе на тарелку еду из разных чашек.
– Если Джатед не верил в обучение, то что он делал? – спросил Хэл. – Он сам ходил в круге?
– Не на памяти никого из тех, кто стал его учеником, – ответил Артур. – Очевидно, он занимался этим долго, все те годы, когда жил один в джунглях, подобно отшельнику; потому что, как я уже и говорил, – вокруг хижины, которую он построил для себя к тому времени, когда начал принимать учеников, образовалась круговая колея, которую можно было бы даже назвать канавой. Она была уже настолько глубокой, что вскоре кое-кто из них начал потихоньку ее засыпать – когда Джатеда не было поблизости. Однажды он застиг их за этим, но возражать не стал. Так что они заровняли ее.
– Но сам он прекратил ходить к тому времени, когда жил уже не в одиночестве? – спросил Хэл.
– Он заявил, что больше не нуждается в этом. Что он теперь все время помнит о Законе, который проложил в нем самом колею, как в земле. Это было в одном из тех случаев, когда он ответил на чей-то вопрос – вместо того, чтобы просто крикнуть: «Глупец!» и прогнать спросившего своим посохом.
– Но что он делал, если он не учил, и не ходил по кругу?
– В конце его жизни, – ответил Артур, – после того как у него появились ученики, он имел обыкновение подолгу говорить перед ними. Я не хочу создать впечатление, что он все время был невыносим. На самом же деле он по большей части был приятным, даже остроумным, и всегда готовым к дискуссии. Единственная проблема состояла в том, что, если ты сделал ошибку, тебя прогоняли навсегда.
– А тот, которого он выгнал, не мог позже вернуться? – поинтересовалась Аманда. Артур покачал головой.
– Никакого предупредительного выстрела, никакого повторного шанса. Было очевидно, если вы задали не тот вопрос, то показали, что вам здесь не место, и вам следует уйти. Некоторые пытались создавать собственные группы, но ни у одного из них ничего не получилось.
– Джатед мог быть, да и был, – внезапно прервал Амид, – не только источником знаний, он и просто вызывал восхищение. Чтобы он разговорился, не требовалось вопроса. Птица, падающий лист – что угодно или вообще ничего, и он начинал одну из своих непринужденных лекций. Теоретически, как только сказал Артур, за неправильный вопрос он мог вас прогнать, но его ученики заметили, что когда он говорил таким образом, было гораздо безопаснее задавать вопросы. Тогда, он, похоже, более охотно давал объяснения, чем в остальное время. Некоторые из этих «лекций» записывались учениками. Джатед, похоже, не возражал против этого. Артур, где пульт управления? По-моему, он лежал на столе, прямо здесь, если я случайно не сбросил его…
Он пошарил на одном из концов стола.
– Я найду его, Амид, – сказал Артур. – Кажется, я видел его рядом со стулом, на котором вы обычно сидите.
Он вернулся туда, где они раньше сидели вокруг очага, и поднял со стула стеклянное пресс-папье в виде зеленой сосновой шишки: под ним оказался пульт управления, который он и подал Амиду.
– Спасибо, – поблагодарил его тот. – Моя память не хуже, чем всегда, если не считать вот таких мелочей.
– Вы слишком много работаете, Мастер.
– Я делаю то, что должно быть сделано. А, вот оно!
Он нажимал на клавиши. Внезапно в комнате зазвучал до удивления раскатистый и приятный глубокий бас.
– …другая вселенная. Моя вселенная – не ваша вселенная. Например, я в моей вселенной сейчас встану – следите за мной – пересеку комнату, пройду по стене и, оказавшись головой вниз, буду говорить с вами в точности, как сейчас. Дело в том, что в моей вселенной и я и кто угодно другой может это сделать.
Наступила долгая тишина, которую в конце концов нарушил несколько робкий голос молодого мужчины.
– Джатед?
– Да, Имхер?
– Простите меня… но мне кажется… то есть вы все еще сидите на вашем стуле. Вы говорили о том, что будете двигаться, но вы не двигались.
– Конечно, нет – в твоей вселенной. Но в моей вселенной я делал именно то, что и сказал. А ты этого не видел потому, что ты находишься не в моей вселенной, ты находишься в своей собственной. Сделай усилие и шагни в мою вселенную, и ты увидишь меня, стоящего вверх ногами на потолке и говорящего с вами.
Снова наступило молчание.
– Вы не можете это сделать? – произнес голос Джатеда. – Конечно же, нет. Вы не верите в себя в достаточной степени, чтобы поверить, что вы можете войти во вселенную кого-то другого. Но даже сегодня, Имхер, в обитаемых мирах найдутся люди, у кого достаточно веры в себя, чтобы шагнуть во вселенную кого-то другого. Вера и… да, мужество, которого также недостает всем вам здесь. Прав ли я, когда говорю, что ни один из вас не видит, что в этот момент я стою на потолке вверх ногами?
И снова молчание.
– Хорошо, говорите же, говорите?
Ответил хор голосов, походивший на смущенное бормотание: «Нет».
– Но я вижу! Как раз сейчас вижу. Это произошло только что. Джатед, я вижу вас там.
– Действительно, видишь, Имхер? Прекрасно, тогда в качестве награды за твою веру и мужество можешь подняться сюда и присоединиться ко мне. Поднимайся.
– Подниматься?
– Разве я не это сказал?
– Это, Джатед.
На секунду наступила абсолютная тишины.
– Я… Я это сделал.
– ЛЖЕЦ! Прочь! Прочь! Прочь с моих глаз! Вон отсюда и никогда не попадайся на глаза никому из нас! Уходи! Уходи!
Послышался глухой удар, какое-то царапанье и шарканье удаляющихся ног. Хлопнула дверь.
На этот раз тишина оказалась более долгой. Затем снова раздался голос Джатеда. Чувствовалось, что тот слегка запыхался.
– Невыносимо! Возмутительно! Ну, а где был я? О да, на потолке. Я как раз собираюсь вернуться туда… попробуйте наблюдать за мной в это время и увидите меня. Вот я снова здесь, головой вниз; хотя, конечно, это не я головой вниз, это все вы остальные ногами вверх. Ну, так что у нас здесь? Кто-нибудь, у кого есть мужество и вера. Ладно, не сиди там, дрожа, на краешке стула! Если ты думаешь, что можешь это сделать, Рехо, поднимайся и присоединись ко мне.
– А я должна? – с сомнением произнес другой голос, на этот раз женский.
– Конечно ее, я думаю, что ты можешь, дурочка! Стал бы я приглашать тебя сюда, если бы не видел, что ты находишься в моей вселенной? Поднимайся немедленно!
– Хорошо…
Снова тишина.
– Я здесь! – произнес полный удивления голос.
– А где ты ожидала оказаться? А теперь, на пользу всем, кто внизу под нами и кому все еще недостает веры и мужества, докажи им, что ты действительно рядом со мной; протяни, руку в твою собственную вселенную и проломи, потолочный фонарь справа от себя, вон там.
Колебание. А потом звук удара и звон от удара осколков о твердую поверхность.
– Очень хорошо. Теперь мы возвратимся вниз. Вот так.
– Я… я боюсь высоты. Я не успела и подумать, как оказалась вверх ногами и без всякой опоры…
– НЕ В МОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ! В моей вселенной ты не боишься высоты, Рехо! Ты слышишь меня?
– Да, Джатед.
– Хорошо. Спускайся.
Снова тишина.
– Ну как? – спросил голос Джатеда. – Теперь, когда мы с Рехо вернулись на наши места, ни один из бас вообще не видел ничего необычного – если не считать необъяснимого разрушения потолочного фонаря в двух метрах у вас над головами?
– Нет, Джатед, – произнес хор.
– Ну, тогда вы все можете на что-то надеяться. Пусть каждый из вас подберет кусочек разбитого фонаря и заберет с собой, чтобы он помог вам учиться. Размышляйте, думайте, делайте это как следует, и тогда бы также, возможно, когда-нибудь познаете вашу собственную вселенную, отличную от вселенных, принадлежащих другим.
– Джатед? – На этот раз это был другой женский голос.
– Да, Качен?
– Мы не – я хочу сказать, что это я не видела, как вы поднялись по стене к потолку в вашей вселенной. Но когда Рехо разбила фонарь в ее вселенной, все мы видели, что он разбился. Почему мы могли видеть что-то, произошедшее в ее вселенной, но не в вашей?
– Думайте! Сами ответьте на ваш собственный вопрос. Почему? Думайте! Разве ты не можешь сама найти ответ?
– Нет. Джатед.
– Ты не видела, как Рехо разбила фонарь в ее вселенной – вот и ответ!
– Но…
– Но что?
– Но фонарь разбит. Мы все можем видеть осколки на полу. Все мы видели, как он разбился.
– Где?
– Где?
– Не повторяй, как попугай, мои слова. Я сказал: «где?» А теперь ты мне скажешь – где ты видишь дыру в фонаре?
Наступила долгая тишина.
– Каждый из вас видел, как это произошло в вашей собственной вселенной, Вы тупицы! – отрезал Джатед. – У вас нет веры и мужества поверить, что я могу – в ваших вселенных – подниматься по стене и стоять ногами на потолке. Это невозможно. Но вы могли поверить, что фонарь можно разбить. Потому что фонари бьются. Это – возможно! – Он с сарказмом растянул последнее слово. – Когда я, Ажатед, сказал вам, что фонарь будет разбит – так, чтобы вы все получили доказательство, что Рехо находилась рядом со мной на потолке, вот ТОГДА вы поверили! Тупицы! Рехо разбила фонарь в ее собственной вселенной – и только. Вы – каждый из вас – разбил его сам в своей собственной вселенной, чтобы превратить обещанное мной в действительность – потому что на секунду вы поверили, что это возможно. – Он умолк. Никто больше не сказал ни слова. – Ладно. Тогда поймите, что у каждого из вас есть вселенная, с которой вы можете делать что хочется. Те из вас, кто уже держит в руке осколок фонаря, взгляните на него. Остальные пусть тоже подберут по осколку и смотрят на него, думайте. Вы сделали это, не встав со стула, даже не пройдя по стене и не оказавшись ногами на потолке! Теперь вы понимаете? Вы осознаете, что ваша вселенная – это место, где вы можете делать что вам угодно: если у вас есть то, что для этого необходимо: вера, мужество и знание? В нашем случае – знание того, что фонарь с легкостью разобьется. Если я сказал, что Рехо пробьет дыру в потолке, вы, возможно, не поверили бы так быстро и не заставили это произойти в вашей собственной, вселенной.
– Ты не выключишь это? – попросил Хэл.
– Ладно, делайте, как я говорю, подбирайте…
Голос Джатеда внезапно прервался.
– Любопытно, – сказал Амид. – Почему ты хотел остановить запись, причем остановить именно в этом месте, Хэл?
– Потому что он сказал кое-что очень интересное. – Хэл улыбнулся старику. – Я хотел бы некоторое время подумать об этом.
– И что же он сказал такого уж интересного, если мне будет позволено спросить? – поинтересовался Амид.
– То, что он сказал о том, что каждый находится в своей собственной вселенной, – сказал Хэл. – А почему именно это мне интересно, не спрашивай меня сейчас, если не возражаешь. Единственный ответ, который я мог бы тебе дать, был бы слишком длинным и сложным, и я даже не уверен, что он удовлетворил бы тебя.
– Как хочешь, – пожал плечами Амид. – Эта лента и другие ленты Джатеда находится здесь, и ты можешь слушать их в любое время.
– Спасибо, – кивнул Хэл. – Теперь, поскольку ужин закончен – и спасибо за него, – возможно, нам с Амандой лучше отправиться в этот твой кабинет. Еще раз благодарю тебя за разрешение им воспользоваться. Сегодняшний день был долгим, и мы все время шли в гору.
– Могу себе представить, – вздохнул Амид. – Тогда – спокойной ночи. Очень, очень хорошо, что я увиделся с вами. Особенно с тобой, Хэл, так как я не был уверен – до того, как Аманда сказала мне, что приведет тебя к нам, – что когда-либо увижу тебя снова после того, как я покинул Энциклопедию.
– Невозможных встреч не бывает, – сказал Хэл.
– Верно. Еще раз – спокойной ночи. Артур покажет вам, где находится мой кабинет, и удостоверится, что вы нормально устроились. Хорошо, Артур?
– Конечно, – ответил тот.
Глава 16
– Но вот что ты, Хэл, должен знать, если собираешься остаться здесь на некоторое время: у нас здесь демократия, каждый имеет право голоса и все решает большинство. Практически у Мастера есть право наложить вето на любое решение, утвержденное голосованием, но…
– Практически, – решительно вмешался Артура, – никто и не подумал бы усомниться в вето Мастера или приказании Мастера.
– Хорошо, хорошо. Итак, Хэл, ты окажешься одним из членов Гильдии. Это означает, что ты, конечно, будешь иметь право голоса, но я предложил бы тебе не пользоваться им, пока лучше не поймешь нашу жизнь. Ты будешь жить в одной из общих спален для одиноких. У нас есть комнаты и для пар, но сейчас все они заняты и у нас не было времени, чтобы построить дополнительные; именно поэтому я и предложил, чтобы вы сегодня переночевали в моем кабинете.
– Спасибо, – кивнула Аманда. – Мы ценим это.
– Да, спасибо, – присоединился и Хэл.
– Я сплю здесь. – Амид сделал жест своими палочками для еды. – Теперь касательно самого круга. Каждый член Гильдии Придела – а она включает всех, кто живет на этом уступе, имеет возможность по очереди участвовать в круговом шествии. Он – или она – может при желании пропустить свою очередь. И мне, и Артуру приходится по большей части так и поступать, поскольку у нас много организационной работы. Что касается остальных, то каждый дожидается своей очереди, а затем присоединяется к небольшой группе ожидающих неподалеку от круга. Ты видел их, когда появился здесь?
Хэл постарался припомнить. Действительно, неподалеку от круга стояла горстка мужчин и женщин, но он подумал, что они просто ненадолго остановились, чтобы посмотреть.
– Правило, установленное Джатедом, – продолжал Амид, – состоит в том, что, как только вы вступаете в круг, то можете идти сколько желаете. Шествие продолжается круглые сутки, изо дня в день; так что если бы это было физически возможно, человек мог бы непрерывно участвовать в нем. Но он рано или поздно обессилеет, но на самом деле идущий обычно покидает круг в какой-то момент задолго до того и позволяет кому-то другому заменить его. Как будто человек сделал хорошую работу и удовлетворен результатом.
– А они способны рассказать тебе позже, что же заставило их остановиться? Что именно они совершили? – спросил Хэл.
Амид взглянул на него.
– Это – интересный вопрос. Нет. Не могут. Но они ответят, что ощущают… завершенность. Я сам после ходьбы ощущал именно это.
– Понимаю, – задумчиво произнес Хэл.
– Я могу рекомендовать, чтобы тебя немедленно приняли в Гильдию, – сказал Амид, – но тебе все-таки придется стоять у круга и ждать, когда настанет твоя очередь. Если только кто-нибудь впереди не уступит тебе свою; и это, конечно, предполагает, что остальные не возражают, что ты окажешься в круге раньше их.
– Я думаю, никто не возразил бы против того, что Хэл получит преимущество, – сказал Артур. – Даже будучи незнакомыми с ним, они не возразили бы против того, что собрат по Гильдии обменяется местом с кем-то, стоящим сзади.
– Ну, теоретически они имеют полное право возразить; и я хочу, чтобы Хэл это понял.
– Я понимаю, – кивнул Хэл.
– Тогда с этим все, – Амид обратился к Аманде. – Аманда, ты едва ли произнесла хоть слово. Ты также останешься? Если так, то возникнет вопрос с жильем. Я бы с удовольствием предоставил вам на любой срок свой кабинет, но иногда нам приходится работать то там, когда много людей осуществляют какой-нибудь серьезный проект, то здесь; и в любом случае…
– В любом случае, – прервала его Аманда, – я пробуду здесь лишь несколько дней, чтобы посмотреть, как сложатся дела у Хэла. А потом вернусь к собственной работе внизу.
– Как тебе будет угодно. Хотя, – пожал плечами Амид, – я достаточно старомоден, чтобы мне не нравилась мысль о том, что ты обучаешь экзотов физически бороться за свои права.
– Только если они просят о этом, – ответила Аманда. – Ты уже должен был к этому времени понять, что учу я их, главным образом, как выжить – если на тебя охотятся – и остаться в живых под носом у оккупантов.
– Значит, ты пробудешь здесь недолго, а вечером и ночью мой кабинет нам все равно не понадобится в течение нескольких недель. Если же ты снова решишь посетить нас, мы всегда сможем что-нибудь придумать. Но неужели тебе нечего добавить к сказанному нами? О Джатеде и истории нашей Гильдии Придела?
– Мне интересно, но это область занятий Хэла, – ответила Аманда. – Я просто послушаю, если ты не возражаешь.
– Возражать? Конечно же, нет. Здесь не то место, где люди возражают против чего-либо. Кроме того, то, что мы обсуждаем, вовсе не тайна.
Амид обратился к Хэлу.
– Раз уж возник вопрос об области твоих занятий, я должен признаться тебе, Хэл, у нас есть и небескорыстная причина для того, чтобы ты пожил у нас; в особенности потому, что Аманда не может остаться. Оккупационные войска мгновенно уничтожили бы нас, если бы подозревали, что мы находимся здесь. Мы, насколько возможно, избегаем того, чтобы они нас обнаружили; а поэтому общаемся лишь с тремя людьми из Порфира, которые время от времени добираются сюда под предлогом сбора диких плодов и ягод. Но всегда есть опасность, что по какой-то причине местный гарнизон захочет обследовать эту местность. И нам было бы кстати иметь среди нас кого-то с военной подготовкой – даже если возможность того, что оккупанты узнают о нас, очень мала. Пока ты находишься здесь, мы будем спокойно спать.
– Боюсь, – сказал Хэл более холодным тоном, чем он намеревался, – вы заблуждаетесь. Возможно, Аманда могла бы оказать вам некоторую реальную помощь, но я не дорсаец.
Говоря это, он избегал смотреть в глаза Аманде, но знал, что та пристально смотрит на него.
– Да, ты не дорсаец, все мы знаем это, – поспешил высказаться Амид, – но насколько мне известно, один из твоих наставников был дорсаец, и ты гораздо больше походишь на них, чем кто-либо из тех, кто сейчас находится здесь на уступе, – конечно же, кроме Аманды. Но если солдаты обнаружат нас и дело дойдет до настоящей стычки…
– А, это… – Хэл пожал плечами. – Разумеется, все, что сможет сделать один человек. Я же ваш гость. Ну конечно же.
Он слегка улыбнулся печальной улыбкой.
– Хорошо, что вы не попросили меня об этом пару лет назад, – сказал он. – В то время я ответил бы вам, что стал несколько похож на вас самих – в том, что по философским взглядам я отошел от применения насилия. Но теперь я берусь помочь вам, чем смогу.
– Да, – мягко сказал Амид, – конечно, ты имеешь право жить согласно своим убеждениям – как и мы сами. Если это вынуждает тебя…
– Нет! – Хэл удивился резкости своего тона. Более мягко он добавил:
– Все в порядке. Я в вашем распоряжении – и словом, и делом.
– Мы это ценим, – ответил Амид. Аманда по-прежнему молчала, и Хэлу показалось, она не одобряет его слова.
– Расскажите мне побольше о Джатеде, – попросил он, чтобы сменить тему разговора.
– Дай Амиду поесть, Хэл, – наконец нарушила свое молчание Аманда, – а потом можешь задавать все вопросы, какие хочешь.
– Нет, нет. Все в порядке. Я ем очень немного, – сказал Амид. – А что именно ты хочешь знать о Джатеде?
– Если вы не возражаете, Мастер, – включился в разговор Артур, – я сидел здесь, и только ел и слушал, так что почти покончил с едой. А что, если отвечу я, в то время как вы поедите? Если зайдет речь о чем-нибудь важном, вы всегда можете прервать меня. Но вам следует поесть.
– Я буду есть, я буду есть! – кивнул Амид. – Почему меня все время стараются накормить до отвала!
– Извините, Мастер. Мы, конечно, склонны переусердствовать…
– Ничего. Я буду есть. А вы разговаривайте. Но если мне захочется что-то сказать, я не позволю жареным корешкам помешать мне это сделать. Хорошо, извините. Ты прав. Говорите. А я буду есть.
Он начал накладывать себе на тарелку еду из разных чашек.
– Если Джатед не верил в обучение, то что он делал? – спросил Хэл. – Он сам ходил в круге?
– Не на памяти никого из тех, кто стал его учеником, – ответил Артур. – Очевидно, он занимался этим долго, все те годы, когда жил один в джунглях, подобно отшельнику; потому что, как я уже и говорил, – вокруг хижины, которую он построил для себя к тому времени, когда начал принимать учеников, образовалась круговая колея, которую можно было бы даже назвать канавой. Она была уже настолько глубокой, что вскоре кое-кто из них начал потихоньку ее засыпать – когда Джатеда не было поблизости. Однажды он застиг их за этим, но возражать не стал. Так что они заровняли ее.
– Но сам он прекратил ходить к тому времени, когда жил уже не в одиночестве? – спросил Хэл.
– Он заявил, что больше не нуждается в этом. Что он теперь все время помнит о Законе, который проложил в нем самом колею, как в земле. Это было в одном из тех случаев, когда он ответил на чей-то вопрос – вместо того, чтобы просто крикнуть: «Глупец!» и прогнать спросившего своим посохом.
– Но что он делал, если он не учил, и не ходил по кругу?
– В конце его жизни, – ответил Артур, – после того как у него появились ученики, он имел обыкновение подолгу говорить перед ними. Я не хочу создать впечатление, что он все время был невыносим. На самом же деле он по большей части был приятным, даже остроумным, и всегда готовым к дискуссии. Единственная проблема состояла в том, что, если ты сделал ошибку, тебя прогоняли навсегда.
– А тот, которого он выгнал, не мог позже вернуться? – поинтересовалась Аманда. Артур покачал головой.
– Никакого предупредительного выстрела, никакого повторного шанса. Было очевидно, если вы задали не тот вопрос, то показали, что вам здесь не место, и вам следует уйти. Некоторые пытались создавать собственные группы, но ни у одного из них ничего не получилось.
– Джатед мог быть, да и был, – внезапно прервал Амид, – не только источником знаний, он и просто вызывал восхищение. Чтобы он разговорился, не требовалось вопроса. Птица, падающий лист – что угодно или вообще ничего, и он начинал одну из своих непринужденных лекций. Теоретически, как только сказал Артур, за неправильный вопрос он мог вас прогнать, но его ученики заметили, что когда он говорил таким образом, было гораздо безопаснее задавать вопросы. Тогда, он, похоже, более охотно давал объяснения, чем в остальное время. Некоторые из этих «лекций» записывались учениками. Джатед, похоже, не возражал против этого. Артур, где пульт управления? По-моему, он лежал на столе, прямо здесь, если я случайно не сбросил его…
Он пошарил на одном из концов стола.
– Я найду его, Амид, – сказал Артур. – Кажется, я видел его рядом со стулом, на котором вы обычно сидите.
Он вернулся туда, где они раньше сидели вокруг очага, и поднял со стула стеклянное пресс-папье в виде зеленой сосновой шишки: под ним оказался пульт управления, который он и подал Амиду.
– Спасибо, – поблагодарил его тот. – Моя память не хуже, чем всегда, если не считать вот таких мелочей.
– Вы слишком много работаете, Мастер.
– Я делаю то, что должно быть сделано. А, вот оно!
Он нажимал на клавиши. Внезапно в комнате зазвучал до удивления раскатистый и приятный глубокий бас.
– …другая вселенная. Моя вселенная – не ваша вселенная. Например, я в моей вселенной сейчас встану – следите за мной – пересеку комнату, пройду по стене и, оказавшись головой вниз, буду говорить с вами в точности, как сейчас. Дело в том, что в моей вселенной и я и кто угодно другой может это сделать.
Наступила долгая тишина, которую в конце концов нарушил несколько робкий голос молодого мужчины.
– Джатед?
– Да, Имхер?
– Простите меня… но мне кажется… то есть вы все еще сидите на вашем стуле. Вы говорили о том, что будете двигаться, но вы не двигались.
– Конечно, нет – в твоей вселенной. Но в моей вселенной я делал именно то, что и сказал. А ты этого не видел потому, что ты находишься не в моей вселенной, ты находишься в своей собственной. Сделай усилие и шагни в мою вселенную, и ты увидишь меня, стоящего вверх ногами на потолке и говорящего с вами.
Снова наступило молчание.
– Вы не можете это сделать? – произнес голос Джатеда. – Конечно же, нет. Вы не верите в себя в достаточной степени, чтобы поверить, что вы можете войти во вселенную кого-то другого. Но даже сегодня, Имхер, в обитаемых мирах найдутся люди, у кого достаточно веры в себя, чтобы шагнуть во вселенную кого-то другого. Вера и… да, мужество, которого также недостает всем вам здесь. Прав ли я, когда говорю, что ни один из вас не видит, что в этот момент я стою на потолке вверх ногами?
И снова молчание.
– Хорошо, говорите же, говорите?
Ответил хор голосов, походивший на смущенное бормотание: «Нет».
– Но я вижу! Как раз сейчас вижу. Это произошло только что. Джатед, я вижу вас там.
– Действительно, видишь, Имхер? Прекрасно, тогда в качестве награды за твою веру и мужество можешь подняться сюда и присоединиться ко мне. Поднимайся.
– Подниматься?
– Разве я не это сказал?
– Это, Джатед.
На секунду наступила абсолютная тишины.
– Я… Я это сделал.
– ЛЖЕЦ! Прочь! Прочь! Прочь с моих глаз! Вон отсюда и никогда не попадайся на глаза никому из нас! Уходи! Уходи!
Послышался глухой удар, какое-то царапанье и шарканье удаляющихся ног. Хлопнула дверь.
На этот раз тишина оказалась более долгой. Затем снова раздался голос Джатеда. Чувствовалось, что тот слегка запыхался.
– Невыносимо! Возмутительно! Ну, а где был я? О да, на потолке. Я как раз собираюсь вернуться туда… попробуйте наблюдать за мной в это время и увидите меня. Вот я снова здесь, головой вниз; хотя, конечно, это не я головой вниз, это все вы остальные ногами вверх. Ну, так что у нас здесь? Кто-нибудь, у кого есть мужество и вера. Ладно, не сиди там, дрожа, на краешке стула! Если ты думаешь, что можешь это сделать, Рехо, поднимайся и присоединись ко мне.
– А я должна? – с сомнением произнес другой голос, на этот раз женский.
– Конечно ее, я думаю, что ты можешь, дурочка! Стал бы я приглашать тебя сюда, если бы не видел, что ты находишься в моей вселенной? Поднимайся немедленно!
– Хорошо…
Снова тишина.
– Я здесь! – произнес полный удивления голос.
– А где ты ожидала оказаться? А теперь, на пользу всем, кто внизу под нами и кому все еще недостает веры и мужества, докажи им, что ты действительно рядом со мной; протяни, руку в твою собственную вселенную и проломи, потолочный фонарь справа от себя, вон там.
Колебание. А потом звук удара и звон от удара осколков о твердую поверхность.
– Очень хорошо. Теперь мы возвратимся вниз. Вот так.
– Я… я боюсь высоты. Я не успела и подумать, как оказалась вверх ногами и без всякой опоры…
– НЕ В МОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ! В моей вселенной ты не боишься высоты, Рехо! Ты слышишь меня?
– Да, Джатед.
– Хорошо. Спускайся.
Снова тишина.
– Ну как? – спросил голос Джатеда. – Теперь, когда мы с Рехо вернулись на наши места, ни один из бас вообще не видел ничего необычного – если не считать необъяснимого разрушения потолочного фонаря в двух метрах у вас над головами?
– Нет, Джатед, – произнес хор.
– Ну, тогда вы все можете на что-то надеяться. Пусть каждый из вас подберет кусочек разбитого фонаря и заберет с собой, чтобы он помог вам учиться. Размышляйте, думайте, делайте это как следует, и тогда бы также, возможно, когда-нибудь познаете вашу собственную вселенную, отличную от вселенных, принадлежащих другим.
– Джатед? – На этот раз это был другой женский голос.
– Да, Качен?
– Мы не – я хочу сказать, что это я не видела, как вы поднялись по стене к потолку в вашей вселенной. Но когда Рехо разбила фонарь в ее вселенной, все мы видели, что он разбился. Почему мы могли видеть что-то, произошедшее в ее вселенной, но не в вашей?
– Думайте! Сами ответьте на ваш собственный вопрос. Почему? Думайте! Разве ты не можешь сама найти ответ?
– Нет. Джатед.
– Ты не видела, как Рехо разбила фонарь в ее вселенной – вот и ответ!
– Но…
– Но что?
– Но фонарь разбит. Мы все можем видеть осколки на полу. Все мы видели, как он разбился.
– Где?
– Где?
– Не повторяй, как попугай, мои слова. Я сказал: «где?» А теперь ты мне скажешь – где ты видишь дыру в фонаре?
Наступила долгая тишина.
– Каждый из вас видел, как это произошло в вашей собственной вселенной, Вы тупицы! – отрезал Джатед. – У вас нет веры и мужества поверить, что я могу – в ваших вселенных – подниматься по стене и стоять ногами на потолке. Это невозможно. Но вы могли поверить, что фонарь можно разбить. Потому что фонари бьются. Это – возможно! – Он с сарказмом растянул последнее слово. – Когда я, Ажатед, сказал вам, что фонарь будет разбит – так, чтобы вы все получили доказательство, что Рехо находилась рядом со мной на потолке, вот ТОГДА вы поверили! Тупицы! Рехо разбила фонарь в ее собственной вселенной – и только. Вы – каждый из вас – разбил его сам в своей собственной вселенной, чтобы превратить обещанное мной в действительность – потому что на секунду вы поверили, что это возможно. – Он умолк. Никто больше не сказал ни слова. – Ладно. Тогда поймите, что у каждого из вас есть вселенная, с которой вы можете делать что хочется. Те из вас, кто уже держит в руке осколок фонаря, взгляните на него. Остальные пусть тоже подберут по осколку и смотрят на него, думайте. Вы сделали это, не встав со стула, даже не пройдя по стене и не оказавшись ногами на потолке! Теперь вы понимаете? Вы осознаете, что ваша вселенная – это место, где вы можете делать что вам угодно: если у вас есть то, что для этого необходимо: вера, мужество и знание? В нашем случае – знание того, что фонарь с легкостью разобьется. Если я сказал, что Рехо пробьет дыру в потолке, вы, возможно, не поверили бы так быстро и не заставили это произойти в вашей собственной, вселенной.
– Ты не выключишь это? – попросил Хэл.
– Ладно, делайте, как я говорю, подбирайте…
Голос Джатеда внезапно прервался.
– Любопытно, – сказал Амид. – Почему ты хотел остановить запись, причем остановить именно в этом месте, Хэл?
– Потому что он сказал кое-что очень интересное. – Хэл улыбнулся старику. – Я хотел бы некоторое время подумать об этом.
– И что же он сказал такого уж интересного, если мне будет позволено спросить? – поинтересовался Амид.
– То, что он сказал о том, что каждый находится в своей собственной вселенной, – сказал Хэл. – А почему именно это мне интересно, не спрашивай меня сейчас, если не возражаешь. Единственный ответ, который я мог бы тебе дать, был бы слишком длинным и сложным, и я даже не уверен, что он удовлетворил бы тебя.
– Как хочешь, – пожал плечами Амид. – Эта лента и другие ленты Джатеда находится здесь, и ты можешь слушать их в любое время.
– Спасибо, – кивнул Хэл. – Теперь, поскольку ужин закончен – и спасибо за него, – возможно, нам с Амандой лучше отправиться в этот твой кабинет. Еще раз благодарю тебя за разрешение им воспользоваться. Сегодняшний день был долгим, и мы все время шли в гору.
– Могу себе представить, – вздохнул Амид. – Тогда – спокойной ночи. Очень, очень хорошо, что я увиделся с вами. Особенно с тобой, Хэл, так как я не был уверен – до того, как Аманда сказала мне, что приведет тебя к нам, – что когда-либо увижу тебя снова после того, как я покинул Энциклопедию.
– Невозможных встреч не бывает, – сказал Хэл.
– Верно. Еще раз – спокойной ночи. Артур покажет вам, где находится мой кабинет, и удостоверится, что вы нормально устроились. Хорошо, Артур?
– Конечно, – ответил тот.
Глава 16
В кабинете Амида – его, как несколько извиняющееся объяснил Артур, следует называть кабинетом Мастера, когда они говорят со всеми, кроме Амида – можно было бы только работать вдвоем, и все. Места на полу, однако, там хватало для того, чтобы разостлать старомодный широкий матрац, который в остальное время лежал сложенным у стены.
– Ну, – сказала Аманда, устраиваясь поудобнее. – Хочешь рассказать мне, почему запись Джатеда тебе так подняла дух? Я чувствовала даже через стол, как от тебя исходит радость.
– Его слова о том, что у каждого своя вселенная, – ответил Хэл. – У меня хватало тому свидетельств. Я был на верном пути в своих поисках Созидательной Вселенной. Но мне уже в течение нескольких лет не встречалось новых тому подтверждений; и вдруг появляется человек, который согласен со мной.
– Как это, согласен с тобой? – удивилась Аманда. Они лежали в темноте, на спинах, бок об бок, не накрывшись ничем, так как было довольно жарко. – Он говорил о множестве вселенных. А ты всегда говорил об одной-единственной.
– Это не имеет значения, – ответил Хэл. – Одна большая вселенная, в которой достаточно места, так что каждый мог создать то, что он хочет, или по вселенной для каждого, чтобы создать то, что он хочет. Это сводится к одному и тому же…
Он внезапно остановился.
– В чем дело? – спросила Аманда.
– Я просто услышал, как сам говорю, что оба понятия означают одно и то же. Преходящее и вечное – едины. Это сходство напомнило мне о Законе Джатеда, вот и все. Так или иначе, Джатед определенно держался за угол того же самого одеяла, другой угол которого достался мне. Радует, что твои находки подтверждаются.
– Я тоже рада за тебя. – Аманда сжала его руку. – Но по правде говоря, я все еще не понимаю этого эпизода с разбитым фонарем. Был бы он «неразбитым» для кого-то, кто там не был, или вошел в комнату позже… или?..
– Я не знаю, – ответил Хэл. – Возможно, именно поэтому я прав – в том, что скорее есть одна большая вселенная неограниченного объема, чем неограниченное число личных вселенных, о которых говорил Джатед, а недостаток его теории как раз в том, что на заданный тобой сейчас вопрос ответить невозможно. Или, возможно, он был прав в том, что некоторые вещи, сделанные в Созидательной Вселенной, обретают существование в этой. Например, картина возникает в сознании художника, но появляется в том месте, что люди будут, вероятно, всегда называть реальной вселенной.
– Но ты знаешь, почему она появляется в реальной вселенной. Ты можешь следить за тем, как ее рисуют.
– Нет, – сказал Хэл, – ты наблюдаешь вот что: субстанции различных цветов накладывают на ровную вертикальную поверхность. А когда ты увидишь, как живописец вкладывает в живопись именно то, что заставляет эти цвета пробуждать в тебе такие глубокие чувства? Или взять, к примеру, музыку…
– Я вижу, к чему ты клонишь, – сказала Аманда. – Я, разумеется, рада, что он, по-твоему, подтверждает твою точку зрения, но суть в том, что на меня он такого уж глубокого впечатления не произвел. Мне показалось, что ему главным образом хотелось пустить пыль в глаза.
– Тем не менее, – сказал Хэл, – он сознательно, с определенными целями использовал Созидательную Вселенную, а я этого делать не умею. Он входил в нее. Те примеры из искусства различных эпох, которые я всегда привожу, относились только к бессознательному проявлению творческих способностей. Как будто художник может лишь погрузить руки в Созидательную Вселенную, и ему приходится работать только на ощупь. Я же хочу войти в нее полностью – шагнуть туда, как во всякое другое место. Я должен это сделать и превратить его в поле битвы, где я наконец смогу схватиться с Врагом, и создать вход – так, чтобы после меня там могли оказаться и другие, чтобы работать с ним. Но ты права в том, что чудеса – плохой способ преподать что бы то ни было вообще, не говоря уже о нашей цели. Когда я впервые обнаружил Созидательную Вселенную, то отверг этот метод убеждения в ее существовании – но я уже рассказывал тебе про это.
– Мне хотелось бы, – сказала Аманда, – чтобы ты прекратил заявлять, что рассказывал мне о каких-то» вещах, хотя в действительности этого не делал. Ты никогда и ничего не рассказал мне о том, когда же ты обнаружил Созидательную Вселенную.
– Извини, – ответил Хэл. – Я неоднократно обдумываю некоторые вещи, мысленно обсуждая их с тобой; и если только не постараюсь запомнить, когда именно я при этом касался определенной темы, то путаю мнимые и реальные разговоры с тобой.
Аманда повернула голову и поцеловала его щеку.
– К чему это? – спросил он.
– Ни к чему. Продолжай, – сказала она. – Ты расскажешь мне – на этот раз по-настоящему – когда ты впервые обнаружил Созидательную Вселенную.
– Это произошло, когда я был Доналом, – начал Хэл. – Помнишь, в Энциклопедии я показал тебе Сэйону Связующего? А это произошло за некоторое время до того. Я только что ушел с поста Военного Руководителем двух Квакерских миров после довольно неприятной сцены со Старейшиной Брайтом, который был у квакеров главой Объединенного Совета Церквей; фактически, он угрожал мне дисциплинарным судом и казнью. Мне пришлось застрелить троих из его гвардейцев, которым он приказал арестовать меня; а также напомнить ему, что в его столице находится множество моих наемников и они могут настолько высоко оценивать бескровную победу, которую я только что помог им одержать, что для него окажется неразумным пытаться предпринимать подобные действия. А Брайт обвинил меня в том, что я подкуплен экзотами, над чьими силами я только что и одержал эту победу – для него. Оказалось, что бескровной победы он не хотел. Он жаждал крови, большой крови, и в особенности – крови экзотов.
Так что ему пришлось отпустить меня, но его последние слова сводились к тому, что мне следует отправиться искать работу у экзотов. Именно это я все равно уже решил сделать и связался с ними. Это привело к беседе с Сэйоной, который нанял меня, но также предложил мне стать экзотом. Одна из вещей, которые он при этом сказал, заключалась в том, что он, во всяком случае, верит, что я похож на человека, который мог бы пройти по воздуху, если мне этого действительно захочется. Я отказался от того, чтобы сделаться экзотом, но…
– Ну, – сказала Аманда, устраиваясь поудобнее. – Хочешь рассказать мне, почему запись Джатеда тебе так подняла дух? Я чувствовала даже через стол, как от тебя исходит радость.
– Его слова о том, что у каждого своя вселенная, – ответил Хэл. – У меня хватало тому свидетельств. Я был на верном пути в своих поисках Созидательной Вселенной. Но мне уже в течение нескольких лет не встречалось новых тому подтверждений; и вдруг появляется человек, который согласен со мной.
– Как это, согласен с тобой? – удивилась Аманда. Они лежали в темноте, на спинах, бок об бок, не накрывшись ничем, так как было довольно жарко. – Он говорил о множестве вселенных. А ты всегда говорил об одной-единственной.
– Это не имеет значения, – ответил Хэл. – Одна большая вселенная, в которой достаточно места, так что каждый мог создать то, что он хочет, или по вселенной для каждого, чтобы создать то, что он хочет. Это сводится к одному и тому же…
Он внезапно остановился.
– В чем дело? – спросила Аманда.
– Я просто услышал, как сам говорю, что оба понятия означают одно и то же. Преходящее и вечное – едины. Это сходство напомнило мне о Законе Джатеда, вот и все. Так или иначе, Джатед определенно держался за угол того же самого одеяла, другой угол которого достался мне. Радует, что твои находки подтверждаются.
– Я тоже рада за тебя. – Аманда сжала его руку. – Но по правде говоря, я все еще не понимаю этого эпизода с разбитым фонарем. Был бы он «неразбитым» для кого-то, кто там не был, или вошел в комнату позже… или?..
– Я не знаю, – ответил Хэл. – Возможно, именно поэтому я прав – в том, что скорее есть одна большая вселенная неограниченного объема, чем неограниченное число личных вселенных, о которых говорил Джатед, а недостаток его теории как раз в том, что на заданный тобой сейчас вопрос ответить невозможно. Или, возможно, он был прав в том, что некоторые вещи, сделанные в Созидательной Вселенной, обретают существование в этой. Например, картина возникает в сознании художника, но появляется в том месте, что люди будут, вероятно, всегда называть реальной вселенной.
– Но ты знаешь, почему она появляется в реальной вселенной. Ты можешь следить за тем, как ее рисуют.
– Нет, – сказал Хэл, – ты наблюдаешь вот что: субстанции различных цветов накладывают на ровную вертикальную поверхность. А когда ты увидишь, как живописец вкладывает в живопись именно то, что заставляет эти цвета пробуждать в тебе такие глубокие чувства? Или взять, к примеру, музыку…
– Я вижу, к чему ты клонишь, – сказала Аманда. – Я, разумеется, рада, что он, по-твоему, подтверждает твою точку зрения, но суть в том, что на меня он такого уж глубокого впечатления не произвел. Мне показалось, что ему главным образом хотелось пустить пыль в глаза.
– Тем не менее, – сказал Хэл, – он сознательно, с определенными целями использовал Созидательную Вселенную, а я этого делать не умею. Он входил в нее. Те примеры из искусства различных эпох, которые я всегда привожу, относились только к бессознательному проявлению творческих способностей. Как будто художник может лишь погрузить руки в Созидательную Вселенную, и ему приходится работать только на ощупь. Я же хочу войти в нее полностью – шагнуть туда, как во всякое другое место. Я должен это сделать и превратить его в поле битвы, где я наконец смогу схватиться с Врагом, и создать вход – так, чтобы после меня там могли оказаться и другие, чтобы работать с ним. Но ты права в том, что чудеса – плохой способ преподать что бы то ни было вообще, не говоря уже о нашей цели. Когда я впервые обнаружил Созидательную Вселенную, то отверг этот метод убеждения в ее существовании – но я уже рассказывал тебе про это.
– Мне хотелось бы, – сказала Аманда, – чтобы ты прекратил заявлять, что рассказывал мне о каких-то» вещах, хотя в действительности этого не делал. Ты никогда и ничего не рассказал мне о том, когда же ты обнаружил Созидательную Вселенную.
– Извини, – ответил Хэл. – Я неоднократно обдумываю некоторые вещи, мысленно обсуждая их с тобой; и если только не постараюсь запомнить, когда именно я при этом касался определенной темы, то путаю мнимые и реальные разговоры с тобой.
Аманда повернула голову и поцеловала его щеку.
– К чему это? – спросил он.
– Ни к чему. Продолжай, – сказала она. – Ты расскажешь мне – на этот раз по-настоящему – когда ты впервые обнаружил Созидательную Вселенную.
– Это произошло, когда я был Доналом, – начал Хэл. – Помнишь, в Энциклопедии я показал тебе Сэйону Связующего? А это произошло за некоторое время до того. Я только что ушел с поста Военного Руководителем двух Квакерских миров после довольно неприятной сцены со Старейшиной Брайтом, который был у квакеров главой Объединенного Совета Церквей; фактически, он угрожал мне дисциплинарным судом и казнью. Мне пришлось застрелить троих из его гвардейцев, которым он приказал арестовать меня; а также напомнить ему, что в его столице находится множество моих наемников и они могут настолько высоко оценивать бескровную победу, которую я только что помог им одержать, что для него окажется неразумным пытаться предпринимать подобные действия. А Брайт обвинил меня в том, что я подкуплен экзотами, над чьими силами я только что и одержал эту победу – для него. Оказалось, что бескровной победы он не хотел. Он жаждал крови, большой крови, и в особенности – крови экзотов.
Так что ему пришлось отпустить меня, но его последние слова сводились к тому, что мне следует отправиться искать работу у экзотов. Именно это я все равно уже решил сделать и связался с ними. Это привело к беседе с Сэйоной, который нанял меня, но также предложил мне стать экзотом. Одна из вещей, которые он при этом сказал, заключалась в том, что он, во всяком случае, верит, что я похож на человека, который мог бы пройти по воздуху, если мне этого действительно захочется. Я отказался от того, чтобы сделаться экзотом, но…