Диксон Гордон. Гильдия

   Хэл обратился к Рух и Аманде.
   – Но возможно, мне удастся сделать то, что я надеюсь, почти мгновенно, подобно любому фазовому скачку, так что я все равно сразу же возвращусь сюда. С другой стороны, вероятно и то, что время, затраченное между экранами, – то же самое время, что и здесь; так что пройдет некоторое время перед тем, как я возвращусь. Но у меня нет серьезных сомнений в том, что рано или поздно я вернусь.
   Рух приблизилась к нему, обняла его и поцеловала в губы.
   – Мы будем ждать тебя, Хэл.
   Он ненадолго обнял ее, чувствуя, как дернулось его сердце, как и тогда, четыре года назад, когда он вынес ее из тюремной камеры на Гармонии, – потому что ее тело даже и теперь осталось хрупким. Затем он отпустил ее и повернулся к Аманде, которая также обняла и поцеловала его.
   – Я люблю тебя.
   – И я люблю тебя, – ответил он. – То, что я собираюсь делать, может наконец оказаться ответом.
   – Я знаю, – кивнула Аманда и выпустила его из своих рук.
   Он повернулся и пошел прочь от них, прошел мимо более близкого экрана ко второму и шагнул в него.

Глава 37

   Он был повсюду и нигде.
   Его чувства больше не действовали. Он не мог осязать, обонять, слышать или видеть. Вместо этого он каким-то образом ощущал окружение, распознавая отдельные структуры, одни из которых имели форму предметов, а другие нет, но все они были совершенно не важны.
   Это было место, где время существовало, но не имело значения. Место, где его ныне изменившееся «я» совершенно не имело желания что-либо понимать или как-то действовать. По правде говоря, его способность делать то и другое была ограничена. Память у него осталась, но никакой цели не было, поскольку он обнаружил, что не мог представить себе будущее, и настоящее превратилось в вечность. Но он мог вспоминать, и занимаясь этим, он вспомнил, как он однажды уже прошел через нечто подобное. Это случилось, когда он был Доналом, и дух того вернулся в двадцать первый век, где действовал, поселившись в теле, которое принадлежало мертвому Полу Формейну. Тогда, как он сейчас вспомнил, что-то пронесло его через то, что он испытывал теперь.
   Он ожидал пройти через это состояние к чему-то другому, к Земле двадцать первого века; и движущая сила этого ожидания несла его дальше, хотя он и не понимал, что у него отсутствует понятие цели.
   Это было воспоминание о невозможном, которое все же произошло. Потому что Созидательная Вселенная, которую, как Хэл теперь понял, представил себе и тогда и теперь в своем воображении, не могла, по определению, существовать, не будучи созданной им. Сейчас она не существовала; и все же он ощущал, что пережил пребывание в ней, как необходимую часть возвращения назад – чтобы изменить какие-то части прошлого.
   Из-за ограничений этого места – этого Хаоса, которому еще предстояло возникнуть, его сознание, независимо от логики не было способно понимать противоречия. Здесь он мог положиться только на веру, философию и храбрость, на них не действовали границы его логического мышления. Посредством них он мог принять тот факт, что смог однажды на опыте познать Созидательную Вселенную и использовать ее как окно в прошлое. Его подсознание предположило, что найдется дорога назад сквозь время – чтобы он мог выяснить, кто же он; и это предположение заставило эту дорогу появиться – как предположение автора в том, что существует еще не написанное им стихотворение.
   Его логическое мышление впоследствии отвергло то, что для него не могло бы существовать, и засунуло память о нем, оказалось в подсознании. Там это воспоминание оставалось до сих пор, потому что рамки понимания, необходимого Хэлу, чтобы развить его, еще не возникли, и он не мог понять, как это могло произойти. Только теперь, распространившись по времени и пространству, все наконец приобрело смысл.
   Как и при создании стихотворения, объяснение состояло в том, что все механизмы здесь должны развиваться в подсознании.
   Хэл перешел в царство снов и грез; и мешанина воспоминаний и фантазий копошилась в его воображении, подобно вырвавшимся на свободу мыслям, которые приходят перед самым засыпанием, когда подсознание высвобождается полностью.
   И сделав это, он оказался внутри того, что было бы сновидением; если бы не управлялось неким глубоко укоренившимся чувством цели, которая направила его назад в двадцать первый век. В этой «вселенной-которой-не-было» он мог ощущать не только это предыдущее путешествие сюда, но и всю обширную информацию Абсолютной Энциклопедии. И та помогала Хэлу в этом путешествии…

* * *

   Это было мечтой, которая в конце концов сделалась реальностью. Реальностью – потому что не только все его чувства теперь уверяли его в том, что это так; но и его логическое мышление, которому приходится использовать язык символов и понятий, снова проснулось и было способно действовать. Но это было также и сновидение, поскольку Хэл помнил, когда впервые увидел его – тогда он находился в отряде Сопротивления на Гармонии. Он видел этот сон и тогда, и еще несколько раз; и теперь, с помощью знаний Энциклопедии, он превратил его в явь. И именно когда это сновидение началось, он с верой, убежденностью и храбростью преобразовал находившийся вокруг него хаос в действительность.
   Он снова сидел на коне, как и те, кто окружал его. Они вместе ехали по редкому лесу, находящемуся на равнине в умеренной зоне планеты, напоминавшей Землю. Они ехали молча – как и в предыдущих повторениях этого сна, но теперь он впервые узнал их – теперь все они были мертвы.
   Квакер Авдий, дорсаец Малахия и экзот Уолтер – его наставники ехали чуть позади него. А рядом находились члены его собственной – Донала – семьи. Ичан Хан Грим, его отец, умерший почти сотню лет назад, его мать, Мэри Грим, а рядом с ней Мор, его брат.
   Мор наклонился вперед в седле, чтобы взглянуть на него, и Хэл напрягся в ожидании этого взгляда. Их глаза встретились.
   – Добро пожаловать назад, Донни, – сказал Мор и улыбнулся теплой, счастливой улыбкой.
   Тут Хэл понял, что он действительно снова стал Доналом – как телом, как и воспоминаниями.
   – В чем дело, брат? – спросил Мор. – Ты думал, что я не понял бы?
   Он протянул руку над загривком шеи лошади Мэри Грим, и, чуть поколебавшись, Хэл коснулся ее и нашел рукопожатие брата таким же успокаивающим и теплым, как его улыбку.
   – Я не продумал это как следует, – сказал он. – Я никогда и ни за что не позволил бы ему сделать такое с тобой.
   – Я знаю, – кивнул Мор, когда они разняли руки, – но это привело нас сюда, что, разумеется к лучшему. Не так ли?
   – Да, – сказал Донал Хэл, – это наконец новый путь.
   Он посмотрел вокруг. По другую сторону Ичана ехали Ян и Кейси; а слева от Мора – его другой дядя, Джеймс.
   Он оглянулся назад и увидел Аманду Морган Вторую, так напоминавшую Аманду, которую он оставил позади фазового экрана. С ними ехало и множество других членов семейства, давно умерших, включая даже Клетуса Грима, его прапрадеда.
   Но еще дальше Хэл увидел Иакова Сына Божьего, помощника Рух в отряде Сопротивления, погибшего на Гармонии. Как раз теперь они приблизились к опушке леса на краю усыпанной камнями равнины, что протянулась далеко к горизонту, где скалистая поверхность встречалась со сплошным серым слоем облаков.
   В отдалении, почти у самого горизонта, мрачно возвышался силуэт одинокой башни. Все придержали лошадей и стали смотреть на башню.
   – Отсюда я поеду один, – сказал он остальным.
   Они ничего не ответили, но он почувствовал, что они согласились с его решением. Он также чувствовал, что они будут ждать его здесь, независимо от того, сколько времени для этого потребуется.
   Хэл слез с лошади – как ему помнилось, он и раньше поступал так во сне – и начал пешком пересекать бесконечную равнину, направляясь к башне.
   Он оглянулся назад и увидел своих спутников. Через некоторое время они казались крохотными из-за большого расстояния, что теперь разделяло их. Он снова повернулся и продолжил путь к башне, расстояние до которой, казалось, едва ли уменьшилось с те пор, так как он покинул опушку леса.
   Камни, покрывавшие равнину, стали крупнее. Благодаря сведениям, содержавшимся в Энциклопедии, они сразу возникли в его сознании, Хэл узнал в них обломки вулканических пород, сначала раскрошившиеся под долгим воздействием разницы температур, а затем обкатанные морем, на дне которого они оказались.
   Его разум объял все это – или же только предложил это как объяснение, извлеченное из Энциклопедии? В любом случае он представлял себе геологическое происхождение камней, по которым шел, и не зная, как это могло оказаться возможным, понимал, что башня, к которой он направлялся, была построена на том, что во время существования мелкого моря, обкатавшего камни, представляло собой остров. Как это ни казалось невероятным, она была построена прежде, чем воды поднялись и закрыли равнину. Значит, башня была древней – такой же древней, как само человечество; и то, что находилось внутри и притягивало его к ней, было настолько же древним.
   Но по-прежнему она находилась еще слишком далеко; и сейчас его больше интересовало, как же эта башня возникла. Потому что в действительности она представляла собой воплощение его сновидения. Он создал ее только теперь; но так же бесспорно, как он когда-либо создавал стихотворение или рассказ – из первобытного хаоса, в котором он обнаружил себя. Он создал свое тело и тела своих спутников и их лошадей. А также толстый слой облаков наверху, скрывший солнце, – копию звезды, вокруг которой вращалась Земля – да и сам этот мир был копией Земли в большей степени, чем любая из землеподобных планет Молодых Миров.
   Он построил ее здесь, в Созидательной Вселенной, которая была таковой только потому, что с помощью Энциклопедии он наконец воплотил ее в действительность. Потому если бы его собственное творческое подсознание не могло использовать знания Энциклопедии, ему ничего бы ни удалось сделать. Стихотворение невозможно написать, не зная, что составляет поэзию – образы, формы и язык.
   При создании той самой башни, к которой он теперь направлялся, надо было знать действие силы тяготения на ее конструкцию и то, какие материалы нужны для постройки ее стен.
   Оглянувшись через плечо назад, он увидел, что крошечные фигуры, ожидавшие его, казалось, стояли несколько выше него; и в самом деле, равнина, разделявшая их шла под уклон, как будто он опускался на бывшее морское дно, которое расстилалось перед ним, – пока вдалеке не поднималось снова. Еще раз взглянув вперед, он увидел, что на морском дне, которое ранее казалось ровным, в действительности встречались пригорки и впадины, и он теперь постепенно поднимался по склону одного из возвышений.
   Когда он снова посмотрел назад, показалось, что равнина спускалась к горизонту позади него, и группу людей уже невозможно было различить на фоне леса.
   Хэл продолжал идти вперед – и какая-то тень быстро пронеслась над ним, и он в удивлении посмотрел вверх, услышал резкий крик ворона.
   С этим криком было смешано странное ощущение – словно это был беззвучный крик, но все же каким-то образом воспринимавшийся его ухом. А еще оно походило на двойной удар тяжелого колокола и каким-то образом вернуло его назад ко времени, когда он был Пол Формейн. И все же оно принадлежало не памяти о том времени, а будущему, и подобно предупреждающей ноте, это ощущение напомнило ему о возможном течении реального времени. Он не знал, было ли его время, потраченное здесь просто частью момента мгновенного возвращения во вселенную, находившуюся позади фазовых экранов, или же минута, проведенная здесь, там означала день или месяц.
   Постепенно поднимаясь все круче, Хэл внезапно оказался на гребне холма, гораздо ближе к башне. Он остановился и взглянул вниз, в сторону спуска.
   Тот резко шел вниз – не больше, чем на десять шагов, а дальше оканчивался острым, как у утеса, краем. Ниже была пустота, без каких-либо признаков дна. Впереди, довольно близко от себя, он видел нечто, напоминавшее край другого утеса, находившийся вровень с первым, это явно был бывший берег острова, на котором стояла башня.
   Он осторожно пошел вперед, потому что склон был крут, и ему приходилось откидываться назад, чтобы не соскользнуть к краю. Но даже когда он уже стоял на самом краю, он не видел ничего внизу – кроме, казалось, бездонной пропасти. Он оценил на взгляд ширину провала, находившегося между ним и берегом острова. Та была как раз такой, что он не мог с определенностью сказать, из каких пород состоит этот островной берег.
   Он стоял в недоумении.
   Не было никакой причины для того, чтобы здесь оказался этот провал, преградивший ему путь. Он сделал усилие, чтобы представить себе, что этот промежуток заполняет такая же скала, из какой состоит и прежнее морское дно, на котором он находится. Но ничего не произошло. Как будто именно здесь его творческие способности не могли создать естественный мост там, где не было ничего. Как будто ему не из чего было его строить, как будто в нем не было того, чем можно соединить края этого промежутка.
   Долгое время он стоял, не веря самому себе. Затем его мозг начал работать, и откуда-то из глубины его пришел ответ. Он создал этот промежуток, совершенно не сознавая этого, а причиной было то, что он решил вернуться назад, чтобы быть Полом Формейном и изменить последствия прошедшей истории. Он намеревался расколоть Врага, который нанес ему удар во время церемонии основания старой Гильдии, – так чтобы тот стал не движением части людей, но частью каждого человеческого существа.
   Это был единственный тогда известный ему способ заставить человечество принять одну из сторон – или творческое развитие, или застой; и таким образом привести скрытый, внутренний конфликт к внешнему решению.
   Хэл не мог пересечь промежуток, находящийся перед ним, потому что до этого момента тот был не более, чем местом, которое он создал сам. Далее, на острове и в башне, он должен разделить эту вселенную с тем, кто выступит там против него. Потому что именно там спор достигнет кульминации и будет разрешен. Это место, которое он создал, было лишь ареной для решения этого спора – по его собственному, добровольному выбору.
   Изо всех пока живших людей имелся только один – кроме него самого – с достаточной подготовкой и опытом, чтобы пройти сквозь фазовый экран, как это сделал он, и создать такое место назначения. После того как сюда придет он, следующим будет все легче и легче сделать то же самое. Но в этот момент и для этого человека, времени было мало. Возможно, даже слишком мало.
   Он быстро повернулся и намеренно шагнул назад – сквозь дальний фазовый экран в коридор Абсолютной Энциклопедии.
   – Слава Богу! – воскликнул Джимус.
   – Как долго я отсутствовал? – спросил Хэл.
   – Вообще нисколько, – ответил Джимус. – Возможно, пару минут, а потом ты вышел из другого экрана…
   – Хорошо, – прервал его Хэл. – Теперь я хочу, чтобы все это сооружение перенесли и установили в главной комнате жилища Тама, и немедленно, – сказал он. – Сколько времени это займет?
   – Я… – Джимус заколебался. – Час…
   – Пять минут, – твердо произнес Хэл.
   – Пять?
   – Или настолько близко к этому времени, насколько вам удастся, – уточнил Хэл. – Только минимум из того, что у вас находится здесь, чтобы дверь работала.
   – Но минимум – это все, что у нас вообще есть…
   – Я говорю как директор Энциклопедии. Перенесите это. Как можно скорее. Аманда? Рух?
   Он покинул коридор. Женщины догнали его только за дверью.
   – В чем дело? – спросила Аманда. Он взглянул на нее, пока они шли бок о бок. Она имела право спросить. – Почему такая уж спешка?
   – Я был в Созидательной Вселенной, – кратко пояснил он. – Но кроме меня кто-то еще должен пойти туда, и годится для этого только Там, потому что он умеет читать содержимое хранилища памяти Энциклопедии – не в такой степени, как я, но достаточно хорошо.
   – Есть проблема? – продолжала допытываться Аманда.
   – Да. Та, о которой я упомянул, и кое-что еще. Расселина – там, где ее быть не должно; и такая, что я не могу через нее перебраться. Мне нужен мост.
   – Мост…
   Хэл повернулся, чтобы взглянуть на нее. На ее лице было знакомое ему выражение.
   – В чем дело? – спросил он.
   – Плащ… я думаю, – Аманда глядела мимо него. – Я не знаю, почему, но плащ послужит мостом.
   Они были уже у входа в жилище Тама.
   – Да, – сказала Рух, когда они вслед за ней повернули к двери. – Благодарение Богу, что ты вернулся, когда нужно. У меня есть чувство, что он очень близок к концу… очень близок.

Глава 38

   Они вошли, даже не попросив разрешения. Обстановка внутри едва ли изменилась. Теперь Аджела была одета в японское кимоно, которое, как отметил Хэл, выглядело совершенно аккуратно, в отличие от кое-как сидевшего сари. Она по-прежнему держала одну из рук Тама, а тот все еще пристально смотрел куда-то вдаль, его колени покрывал плащ межзвездного корреспондента, который он не носил с тех пор, как он вернулся в Абсолютную Энциклопедию больше девяноста лет тому назад.
   Хэл быстро приблизился к креслу Тама с противоположной от Аджелы стороны и опустился на колени, положив свою руку на руку Тама, бессильно лежавшую на подлокотнике кресла.
   – Там! – сказал он негромко, но настойчиво. – Я был в Созидательной Вселенной. А теперь, чтобы Энциклопедия стала инструментом для всех, как всегда мечтали мы и Марк Торре, нам нужно еще лишь одно – одно заключительное усилие от тебя. Можешь ты его сделать?
   – Что ты говоришь? – прозвенел голос Аджелы. – Ты же не собираешься теперь просить его о чем-нибудь?
   Хэл проигнорировал ее. Подошли Аманда и Рух, увели ее в сторону и заговорили с ней негромкими, но властными голосами.
   – Но он сейчас не может сделать ничего! Он не может…
   Негромкие, но твердые голоса двух других женщин прервали ее. Хэл, не обращая внимания на Аджелу, сосредоточился на Таме, пристально смотря в выцветшие глаза старика, находившиеся всего в нескольких сантиметрах от его собственных.
   – Можешь ты сделать это, Там? – повторил Хэл. – Джимус со своими людьми находится на пути сюда с тем оборудованием, которое сделает это возможным. Ты войдешь в Созидательную Вселенную, и я пойду с тобой. Вначале, это должен сделать еще кто-то помимо меня, ее должен использовать больше чем один мозг, иначе она существует как нечто созданное мной только для себя самого. Но если я смогу разделить ее с тобой, мы также сможем разделить ее со, всеми остальными, на всех мирах. Ты понимаешь, Там?
   Глаза старика смотрели в его глаза. Голова сделала еле заметное движение вперед и снова назад, которое могло быть кивком.
   – Но он не может… он не может сделать ничего! – Судя по звуку голоса, Аджела теперь скорее кричала, чем говорила. – У него совершенно не осталось сил! Вы не можете сейчас просить у него что бы то ни было. Слишком поздно. Позвольте ему умереть в мире.
   – Именно это я и предлагаю ему, – ответил ей Хэл, не сводя глаз с Тама. – Дело именно в этом. Там. У тебя наконец есть шанс увидеть конец, шанс увидеть завершение.
   – Я вам говорю, что он не может сделать вообще ничего, он не мог бы, если бы и захотел! – возразила Аджела.
   – Я думаю, что он может, – отозвался Хэл. – Это заключительное усилие, Там. Разве ты не можешь?
   В лице Тама произошло изменение, настолько малое, что его не заметил бы никто – только эти четверо. Он снова сделал движение головой, теперь более явно выражая согласие.
   – Хорошо. Ты помнишь, – начал Хэл, – что обладание знаниями Абсолютной Энциклопедии должно было быть обязательным требованием.
   Он приостановился.
   – Ты меня слышишь, Там? – спросил он. – Ты понимаешь?
   Там сделал еще одни крохотный кивок. Его глаза, казалось, не видели ничего, кроме лица Хэла.
   – Я думал, что должен был существовать путь в нее. Я думал, что найду его здесь, – продолжал Хэл. – Но в течение трех лет, этих трех последних лет, я не мог здесь найти его.
   – И тогда появилась Аманда и предложила, чтобы я заново взглянул на проблему, извне Абсолютной Энциклопедии и она была права. Я отправился на Культис в Гильдию Придела – новую Гильдию Придела, Там – и обнаружил, что я пытался достичь Созидательной Вселенной, не отказавшись от установлений и законов реальной вселенной, которую мы уже знаем. А эти установления, по, определению, наименее всею подходили, чтобы прилагать их к Созидательной Вселенной, где должен применяться самый первый принцип творчества – что можно сделать абсолютно все мыслимое.
   Он умолк на несколько секунд, а затем снова заговорил:
   – Не было никаких правил, но имелись обязательные условия. Прежде всего, было необходимо, чтобы те, кто входит в Созидательную Вселенную, верили в нее. Второе: всякий, кто пробовал войти в нее, должен был поверить, что люди могут такое сделать. Третье и последнее: в нее мог войти только разум, готовый отказаться от законов и установлений реальной вселенной.
   Хэл опять сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
   – И это последнее оказалось самым трудным, – сказал он. – С самого начала жизни инстинкт говорит нам, что единственные законы – это законы того места, где мы родились и существуем. Я не думаю, что смог бы продолжать идти дальше, если бы уже не имел собственного, личного доказательства, что где-то есть место с другими законами. Я получил его в своей поэзии. Я получил его, когда возвратился – только духом – в двадцать первый век, чтобы изменить еще не наступившее будущее, будущее, относившееся к тому времени, которое я знал как Донал.
   Он не сводил с Тама глаз.
   – В новой Гильдии Придела я нашел это – веру другого человека, который был настолько же близок к Созидательной Вселенной, как и я. Он провидел одну вещь. Только одну, но ее было достаточно, чтобы направить меня к тому, чтобы и я наконец смог понять, что точно так же, как могут существовать физические законы нашей вселенной, точно так же они могут и не существовать… и что они подчиняются нам, а не мы им!
   Он снова остановился. Где же Джимус?
   – Его звали Джатед, и его боевым кличем было: «преходящее и вечное – едины». Вначале эти слова для меня логически ничего не означали – только словесное противоречие. А потом я осознал истинность этой фразы. Я наконец совершил прорыв к этой истине – и Созидательная Вселенная открылась передо мной, подобно цветку под утренним солнцем. Потому что если Преходящее и Вечное могли быть чем-то одним, то и все остальное тоже. И только наша собственная точка зрения научилась охватывать возможности того, что она хотела, используя знания, уже накопленные людьми, чтобы превратить ее в реальность; и это знание уже имелось и ожидало нас в Абсолютной Энциклопедии!
   – Джимус и его люди будут здесь всего через несколько минут с оборудованием, которое нам понадобится для этого путешествия, – произнес Хэл. Он не осмеливался отводить глаза от глаз Тама и видел в них, как старик пытается собраться с силами, пробудить в себе былой боевой дух для еще одного усилия. Но он ощущал, как утекает время, подобно воде в ручейке, около кресла Тама.
   – Аманда, Рух, – позвал он, по-прежнему пристально глядя на Тама. – Разве нет никакого способа вызвать этот коридор, где мы находились?
   Выясните, когда они прибудут сюда. Скажите им, что мы нуждаемся в этом оборудовании – и сейчас же!
   Он снова сосредоточился на Таме.
   – У нас все это время были средства попасть туда, – продолжал он, обращаясь к неподвижному лицу, за которым продолжалась яростная борьба, чтобы пробудить умирающий дух. – Они содержались в технологии фазовых перемещений. Той же самой, которая дала нам фазовые скачки и фазовые щиты. Но, возможно, даже это не является необходимым. Возможно, для мозга это только предлог, чтобы войти в Созидательную Вселенную. Я не могу судить об этом. Но теперь у нас нет времени, чтобы экспериментировать; и я использовал этот способ, когда пошел туда в первый раз. Так что…
   Он говорил без паузы, отчаянно, как будто его слова были спасательным канатом, по которому Там взбирался в безопасное место. Он испытывал страх, что если он прекратит говорить, даже на секунду, Там выпустит этот канат, упадет, и они потеряют его.
   – Видишь ли, – сказал он, – ты пройдешь через фазовый экран и в результате распространишься в бесконечность…
   Наконец позади него послышался громкий стук открывшейся двери, и вскоре в его поле зрения появился обливающийся потом Джимус, который с помощью еще одного человека с трудом тащил один из фазовых экранов. Это сооружение, конечно же, сделали невесомым, но им все же приходилось бороться с его массой и неудобством, которое им доставлял предмет такого размера и формы.
   – Есть шанс… – с трудом переводя дыхание произнес Джимус, когда они вдвоем остановились позади кресла Тама. – Возможен шанс, что ты можешь уйти – и вернуться через тот же самый экран – так что, чтобы сберечь время, мы принесли – только его. Хочешь попробовать это сделать? Если да, то где – где нам его поставить?
   – Да! – отрезал Хэл. – Поставьте это прямо здесь, перед креслом Тама!
   Он снова повернулся к Таму и прочел в его глазах согласие.
   – Теперь мы пойдем, – мягко обратился он к Таму. – Мы пойдем вместе. Я знаю, что ты не можешь встать и войти в эту дверь, как сделал я. Но когда я возвратился во времена первой Гильдии Придела, я послал туда только мое сознание. Доверься мне. Ты можешь послать свое сознание через этот экран, как я это сделал тогда.
   Он поднял голову и увидел, что Джимус с помощником как раз установили экран меньше чем в метре от ног Тама; а затем подсоединили ее к какому-то тяжелому кабелю, который исчезал среди иллюзорных деревьев справа.
   Хэл охватил рукой широкую, хотя и костистую, холодную руку Тама.
   – Иди со мной. Смотри на этот экран, как на дверь, что открывает тебе путь туда, куда ты только хочешь. Мысленно встань и пройди через нее в это место, и я пойду рядом с тобой, поддерживая тебя, как поддерживаю сейчас.
   Он умолк. Вместо ровной серебристой пластины, как это было раньше в коридоре, теперь его взгляду открывался зеленый склон, поднимавшийся вверх, к гребню холма, всего в нескольких метрах за ним, а дальше было только синее безоблачное небо. Это было небо одного из Молодых Миров, в котором Хэл никогда не бывал; но видел его изображения. Это было весеннее небо северного полушария маленькой планеты Сент-Мари, мира, где умерли Джеймтон и Кейси.
   Хэл поднялся, позволив руке Тама выскользнуть из его собственной. Но – если только это не было его воображением – казалось, что он все еще чувствует ее, хотя Там не пошевелился и никто видимый не стоял рядом с Хэлом.
   Однако его не оставляло ощущение, что Там все еще находился около него и их руки соединены.
   – Ну вот, мы идем, – сказал он и шагнул вперед.
   Сразу Хэл оказался на склоне холма. Он перестал чувствовать руку Тама и, повернувшись в сторону, увидел его, стоящего рядом с ним.
   Но этому Таму было не больше тридцати и одет он был в зеленую полевую форму, а также плащ корреспондента. Там шагнул вперед и замер, глядя на вершину холма.
   В выражении его лица странно смешивались сумрачность и надежда. Сначала он выпустил руку Хэла. А теперь пошел прочь от него. Хэл стоял на прежнем месте и наблюдал за ним.
   И вскоре, немного справа от них, над кромкой холма появился человек. Это был Кейси – такой, каким Хэл последний раз видел его рядом на коне; его сердечная улыбка была обращена к Таму. На Кейси была темно-синяя полевая форма наемной армии экзотов. В тот же самый момент другой человек, одетый в черную форму квакерского офицера прошлого столетия, пересек гребень холма слева от них. Он был худощав и высок, но заметно ниже Кейси, и также слегка улыбался, глядя на Тама.
   Там не спускал глаз с Джеймтона, когда тот стал спускаться по склону.
   На вершине холма появились еще две фигуры. Одна принадлежала молодой женщине, лет двадцати, с черными волосами и теми же острыми чертами лица, как у самого Тама. Она держала за руку мужчину, который выглядел не старше ее, в старинной серой полевой форме кассиданской армии без знаков различия. Эти двое также заулыбались, направляясь к Таму, – и он внезапно побежал вперед, к ним. Женщина была его сестрой, а мужчина с ней – ее мужем.
   Все семейство, воссоединилось после разлуки.
   Хэл повернул обратно и шагнул туда, где, как говорил ему инстинкт, находился фазовый экран, и снова оказался в комнате со стариком и тремя женщинами, около ручейка, в окружении иллюзорных деревьев.
   Хэл оглянулся назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как те, кого он оставил на склоне, и Там вместе с ними, пересекают гребень холма и исчезают из вида. Затем холм исчез, и поверхность фазового экрана снова сделалась серебряной и пустой.
   Хэл повернулся к Аджеле и остальным.
   – Вы видели? Вы видели, как они встретили его и увели с собой?
   – Нет, – прошептала Аджела. Рух и Аманда медленно покачали головами.
   – Я видел… – едва выдохнул Там, но все они услышали его. Веки Тама медленно опустились. Но новая, слабая улыбка на его губах осталась. Аджела подбежала к нему и обняла; но без отчаяния, а с сердечностью и радостью.
   Глаза Тама закрылись, а грудь прекратила едва заметно вздыматься и опадать. Слабая улыбка все еще оставалась на его губах.
   – Господи, – сказала Рух, – ныне отпущаеши раба Твоего, с миром.
   И в этот тот же самый момент плащ, подобно существу, выпущенному на свободу, изменил цвет с белого и красного и засиял, как ему и полагалось, всеми цветами радуги Земли.
   Хэл посмотрел на него. Аманда была права. Это был мост.