Страница:
– Так и поступим. Хорошая идея. Жиль.
Ни одного зеленого дерева поблизости не было; Жиль говорил об останках ствола, немного расщепленного молнией. Он стоял позади, не более чем в десяти ярдах от них. Друзья привязали лошадей и вместе пошли по некошеной траве, доходившей им до колен. Отойдя от животных ярдов на сто, они остановились.
– Я, наверное, уже не напугаю их, – заметил Джим.
– В любом случае, вырваться они не смогут, – ответил Жиль, наблюдая за тем, как Джим раздевается. Жиль связал одежду друга в узел и прикрепил его к готовому узлу с провиантом.
– Хорошо, повесишь все это мне на шею, когда я стану драконом.
Жиль кивнул.
Стоя нагишом, Джим мысленно написал в голове формулу и в мгновение ока превратился в дракона.
– Клянусь, – Жиль в изумлении уставился на друга, – я думал, что приготовился к тому, что увижу, Джеймс, но я не ожидал, что ты будешь таким большим драконом.
– Не знаю, отчего я такой, – отозвался Джим из драконьего тела. – Может быть, это как-то связано с моим человеческим ростом. Привяжи, пожалуйста, узел мне на шею. Спасибо. Ну, я полетел.
Жиль обвязал веревку вокруг чешуйчатой шеи Джима.
– Держится? – уточнил он, отходя на всякий случай в сторону.
– Лучше и быть не может. Пока, Жиль. Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Я тоже, Джеймс. Попутного ветра!
Джим взмыл в небо, взмахивая крыльями, и почти сразу набрал скорость, которая изумила его в ту пору, когда он, оказавшись драконом впервые, попробовал полетать. Найдя первый же термал, он сделал плавный круг, расправил крылья и сфокусировал телескопическое драконье зрение на крохотной фигурке Жиля далеко внизу. Тот размахивал руками. Джим помахал ему в ответ хвостом.
Затем он вновь захлопал крыльями, набирая высоту. Ему пришлось немного потрудиться, прежде чем он попал в очередной поток воздуха и начал парить, ведомый чувством, влекущим его к ближайшим драконам.
Точно так же, как во время полета с Секохом в Клиффсайд, он обнаружил, что ему доставляет огромное удовольствие скользить по воздуху. Вне всяких сомнений, подумал он, этот способ путешествия наиболее приятен из всех, когда-либо изобретенных. Джим снова пообещал себе вылетать почаще на прогулку и побольше путешествовать в таком облике.
Ясный день обещал быть не по сезону теплым. Уже сейчас температура быстро росла. Это было заметно даже на высоте, фактически, если бы не ветер, возникающий при такой скорости, ему было бы даже жарковато. Но Джим чувствовал себя комфортно и всецело отдался радостному ощущению полета.
Мысли хаотично скакали с темы на тему. Сначала он подумал об Энджи, оставшейся в Англии, и пожалел о том, что не может каким-нибудь образом послать ей письмо так, чтобы оно дошло до нее прежде, чем вернется сам Джим, да и чтобы оно вообще дошло. Письма здесь просто передавались из рук в руки, пока не достигали адресата. Следовательно, если он и получал письмо, то скорее благодаря своему везению, а не закономерности. Потом Джим подумал о Жиле. Несмотря на взрывной характер рыцаря и прямолинейность, которая была свойственна и Брайену, и почти всем людям, с которыми Джиму довелось встречаться в этом мире, у Жиля оказался очень приятный характер.
По мнению Джима, это отчасти объяснялось тем, что, при всей своей, пусть даже чрезмерной, порывистости, он, как и остальные обитатели этого времени, был очень открытым, прямым и, пожалуй, простодушным человеком. В этом они все были похожи на детей. Они могли внезапно почувствовать себя безоблачно счастливыми, а в следующий момент – глубоко несчастными и, почти сразу, – разъяренными, а потом вдруг снова прийти в прекрасное расположение духа.
Для Жиля мир представлял собой нескончаемую цепочку интересных событий. Сюрпризы ждали его на каждом повороте. И дело не только в этом. Жиль рассматривал все именно как неожиданность. С его точки зрения, могло случиться все что угодно.
Часто случалось так, что, пока Джим думал о чем-то совершенно постороннем, ему в голову внезапно приходил ответ на какой-то вопрос, решить который раньше ему не удавалось. Будто кто-то на периферии его рассудка все время тщательно пережевывал проблему и, наконец, выдавал решение.
Джим обнаружил, что опять думает о Каролинусе, магии и попытке Каролинуса заставить его идти в магии своим собственным путем.
Идея, пришедшая ему сейчас в голову, отчасти продолжила прежние размышления. Магия – это не наука, а искусство. Она превращается в науку, когда прочно входит в повседневный обиход и становится доступной каждому. В этом – суть истории о сшивании шкур в одежду, приведенной в пример Каролинусом в его лекции.
Тот факт, что магия – это искусство и ничего кроме искусства, объяснял очень многое. Например, то, что в мире, по сути, нет какой-то единой магии, единого заклинания для любой ситуации. Каждый маг имеет доступ к водоему энергии, выделяемой Департаментом Аудиторства, и конструирует магические решения каких угодно проблем. В распоряжении магов нет ничего, кроме чистой энергии.
«А что такое искусство, в конце концов?» – спрашивал себя Джим. Он попробовал придумать определение, которое включало бы в себя и писателей, и художников, и актеров, и музыкантов, и композиторов, и скульпторов – всех, кто мог собраться под крылом этого слова.
Ответ, наверное, в том, что искусство – развитие, процесс, чем-то похожий на составление формул на доске внутри головы, как предложил Каролинус для превращения из человека в дракона и обратно.
Искусство, решил Джим, слегка удивившись своему философскому настрою, это процесс, а какой бы процесс художник ни осуществлял, он должен следовать определенному алгоритму.
Сначала вообразить что-то, что еще никто до него не представлял, подобно человеку каменного века, стоящему на холме, наблюдающему за птицами, парящими в небе, и мечтающему о том, чтобы самому полететь. Это пример действия простого, направленного воображения. Затем сырая болванка-фантазия должна перейти в нечто, где, собственно, и начинается искусство: в концептуализацию, которая гораздо более специфична, чем общий порыв, родившийся из воображения.
Оно должно выбрасывать на поверхность причудливые идеи, при помощи которых фантазия может стать реальностью, подобно тому, как рисунок орнитоптера Леонардо да Винчи стал попыткой создать принцип действия машины, которая позволит человеку летать. Потом эта попытка уточнялась несколькими поколениями в экспериментах, пока, наконец, она не обрела ясного и видимого воплощения, которое и есть окончательное решение.
Внезапно Джиму пришло в голову, что эти три ступени – фантазия, концептуализация и овеществление выработанного решения – основаны на тех самых дарованиях, которые в средневековье людям типа Брайена и Жиля только мешают жить. Жизнь в средние века располагала людей не к размышлениям о возможностях изменения мира вокруг них, а, скорее, учила принимать его таким, как он есть, мириться с ним. Чем лучше они справлялись с этим, воспринимая только то, что можно увидеть собственными глазами, тем больше у них было шансов удачно вписаться в структурные рамки их общества.
Ничего удивительного, что путь познания, указанный Джиму Каролинусом, звался у них магией.
Естественно, ему, как представителю цивилизации, в которой многое из этой магии превратилось в научную и технологическую реальность, было легче идти по этому пути, чем, скажем, его друзьям, при всей их храбрости и прочих положительных качествах.
Он очнулся от размышлений, почуяв, что приблизился вплотную к источнику драконьего духа. Он чувствовал, что ему нужно пролететь еще немножко вперед, а потом спуститься на землю.
Приглядевшись повнимательнее, Джим увидел милях в полутора довольно редкие деревья – лесом назвать это было трудно – с Полянкой посередине, в центре которой располагалось некое подобие замка.
Джим настроил драконье телескопическое зрение на самое большое увеличение и смог отчетливо разглядеть, что постройка, оказавшаяся действительно замком, находилась в довольно плачевном состоянии. Крепостной ров, окружавший здание, высох, и, хотя издалека крыша казалась целой, крепостная стена в нескольких местах обрушилась. Джим начал плавно спускаться к замку.
День выполнил свое обещание и был весьма жарким. Чем ближе Джим приближался к поверхности земли, тем слабее становился ветер. Он спускался вниз, не прилагая никаких усилий: парил на расправленных крыльях, легко несущих вес его тела. Резко взмахнув крыльями у самой земли, он с глухим шумом приземлился на краю высохшего рва разрушенного замка. Мост сохранился, как ни странно, лучше всего; он был опущен и вел к массивным двустворчатым дверям; одна из створок приоткрылась и зияла узкой темной щелью.
Здесь, на земле, воздух был абсолютно неподвижен. Несмотря на яркое солнце, освещавшее все вокруг, и маленькие росточки травы, пробивающиеся то тут, то там сквозь голую землю, в нависшей тишине вокруг разрушенного замка ощущалось что-то зловещее. Драконий дух доносился изнутри замка.
Джим заковылял вперед. Вряд ли можно иначе назвать походку драконов, когда они передвигаются на задних лапах. Перенося весь вес с одной лапы на другую, гулко бухая в абсолютной тишине, Джим подошел к высоким дверям и постучал. Двери были огромных размеров: в полтора раза выше Джима и в два раза шире.
Он постучал в дверь задней лапой, подождал.
Через некоторое время постучал опять, но ответа так и не последовало.
Джим настежь распахнул дверь и шагнул во тьму. Большой зал освещался лишь парой узких окон, более походивших на бойницы, по одному с каждой стороны двустворчатой двери.
– Есть здесь кто-нибудь? – закричал он, хотя прекрасно знал, что в замке кто-то есть. Он чувствовал его, ее или их. Минуту спустя, так и не получив ответа и устав от ожидания, Джим крикнул:
– Я знаю, что вы здесь. Не думаете же вы, что вам удастся обмануть такого же, как вы, дракона? Выходите! Выходите, где бы вы ни прятались.
Последние слова он непроизвольно произнес нараспев, как когда-то в детстве, когда играл в прятки со сверстниками.
Еще секунду было тихо, а потом из темноты от самого потолка прямо перед ним упал кусок белой материи футов сорок длиной: он крепился где-то наверху и колыхался, как будто им кто-то размахивал в разные стороны.
– Уходи, – загрохотал оглушительный и гулкий, как из пустой бочки, голос дракона. – Если тебе дорога жизнь, убирайся!
Неумелая попытка исказить голос, сделать его устрашающим, и колышущаяся белая материя, которую явно дергали где-то наверху, напомнили Джиму его детство и праздник Хеллоуин[16]. Он чуть не рассмеялся.
– Не смешите меня, – прокричал он в ответ. – Я не собираюсь уходить.
– Джим повысил голос. Точно воспроизвести голос хозяина ему не удалось, но разница была невелика.
– Ты английский дракон! – отдавалось эхо. – Тебе здесь нечего делать. Убирайся!
– Да, я английский дракон, – разозлился Джим. – Но у меня есть паспорт для передачи французскому дракону, достойному доверия.
На секунду воцарилась тишина. Затем заговорили снова, но уже в другом тоне:
– Паспорт? Стой там.
Белая материя скрылась наверху, послышалось царапанье, сначала над головой, потом оно продвинулось к дальней стене зала и, в конце концов, спустилось вниз. Джим ждал.
Спустя мгновение послышался звук тяжелых приближающихся шагов дракона. И, наконец, показались не один, а сразу два дракона. Один намного меньше другого. Оба худосочные. Тот, что крупнее, видимо, когда-то был таких же размеров, как Джим, но сказывался возраст, и шкура сморщилась и обвисла, обтянув громадные кости.
– Как тебя звать? – произнес он требовательным тоном. У него был глубокий скрежещущий бас.
Ничего удивительного, подумал Джим, что его голос звучал как из бочки, когда он кричал из-под потолка. Небось, внутри у него так же пусто, как в бочке. Определение «мешок с костями» подходило ему как нельзя лучше. Он, должно быть, годился Смрголу если не в отцы, то в старшие братья, однако Смргол был добродушным драконом, а этот выглядел дряхлым и злобным.
– Джеймс, – коротко ответил Джим.
– Дурацкое английское имя, – обратился его собеседник ко второму дракону.
Та, что поменьше – это оказалась дракониха, – в знак согласия кивнула узкой злой мордой. Внезапно до Джима дошло, что он наткнулся на нечто несвойственное английским драконам, на чету, живущую отдельно от драконьей коммуны.
Глаза того, что побольше, жадно горели.
– Где паспорт?
Джим почувствовал неладное и насторожился.
– Снаружи. Я схожу за ним. А вы пока подождите здесь.
Дракон покрупнее что-то недовольно проворчал. Но они даже не сдвинулись с места, пока Джим не вышел из зала. Он пересек ров и остановился на пустой площадке перед замком, поросшей редкой травой, повернувшись спиной к дверному проему.
Джим отчаянно пытался вспомнить наставления Каролинуса о том, как извлечь паспорт и увеличить его до нормальных размеров. Если бы только Каролинус не усложнил дело одновременным рассказом о том, как увеличивать Энциклопедию Некромантии!
Джим сосредоточился и вспомнил. Чтобы достать мешок с драгоценностями, ему нужно было дважды кашлянуть, один раз чихнуть, а потом снова один раз кашлянуть. Начинающий маг не задумывался раньше над тем, что, когда ему придется проделывать все это, он будет в облике дракона. Конечно, он в любой момент мог превратиться в человека, но после знакомства с обитателями замка ему не очень хотелось покидать, пусть даже ненадолго, сильное, юное драконье тело.
Ну ладно, попытка не пытка. Джим попробовал кашлянуть. К его великой радости, драконы умели кашлять. Кашель получился просто великолепный. Он кашлянул еще раз. Что дальше? Ах, да, чихнуть.
Однако, как выяснилось, не так-то просто чихнуть на заказ. Джим занервничал. Несмотря на то что, когда он выходил, драконы остались на месте, он был почти уверен в том, что чувствует на себе их взгляд. Створка так и осталась приоткрытой. Джим, выходя, обнаружил, что она просто не закрывается.
– Апчхи, – с надеждой произнес он.
Это не возымело ни малейшего действия. Мешок в его животе даже и не думал покидать своего уютного обиталища. Джим разозлился. Что, если Каролинус по рассеянности (а иногда он казался таким рассеянным) просто не принял в расчет, что драконы не умеют чихать? И правда, где это слыхано, чтобы драконы чихали?
В отчаянии Джим протянул лапу, сорвал травинку и попробовал пощекотать в носу. Но ноздря оказалась настолько просторной, а травинка настолько маленькой, что он даже ничего не почувствовал. Это был не выход из положения.
Возможно, найди он что-нибудь немного подлиннее и пожестче…
Обшарив глазами землю вокруг себя, Джим наконец обнаружил шагах в пятнадцати сухой старый прут, главным и единственным достоинством коего было то, что в нем было никак не меньше двенадцати дюймов.
Стараясь казаться как можно беспечнее, он заковылял к пруту, не оборачиваясь на приоткрытую дверь. Подойдя, он сначала огляделся по сторонам, потом посмотрел на небо и как можно небрежнее наклонился и поднял находку. Загораживая своим телом прут от наблюдателей, Джим попробовал пощекотать им в ноздре.
Прикосновение его ощущалось, но чиха не вызвало. Сучковатая ветка так царапала ноздрю, что на глаза наворачивались слезы.
Чихнуть так и не удалось.
Морда у драконов длинная, и ноздри, соответственно, тоже. Ветка не доставала до конца. Джим пропихнул ее как можно дальше. Сначала он почувствовал острую боль, а потом стало ужасно щекотно. Джим громко чихнул, и прут как ветром сдуло. Джим поспешно кашлянул.
Когда наконец он протер слезящиеся глаза, то увидел на земле прямо перед собственным носом мешок с драгоценностями, его паспорт. Он схватил мешок и поспешил вернуться к замку.
К тому времени, как Джим перешагнул через порог, драконы уже вернулись на то место, где он их оставил. Они, не отрываясь, как зачарованные, уставились на мешок.
– Смотри, – закричала дракониха.
Ее голос был таким же скрипучим, как и у ее мужа, однако казался немного выше и не так ухал. Выглядели они сверстниками.
– Финикийские сокровища! – прогрохотал ее супруг. – Впервые обнаружены на острове Скилли и в других местах почти две тысячи лет назад. Эти английские драконы забрали лучшие из них. – Он посмотрел Джиму в глаза. – Итак, давай сюда свой паспорт.
– Подождешь, – отрезал Джим, не выпуская мешка. – Как вас зовут?
– Сорпил, – проворчал большой дракон. – Я – Сорпил. А это – моя жена Майгра. А теперь отдай мне свой паспорт.
– Отдай нам паспорт, – поправила мужа Майгра.
– Не сейчас, – ответил Джим. Внезапно он почувствовал признательность Секоху за то, что тот на обратной дороге из Клиффсайдской драконьей коммуны в Маленконтри вкратце поведал ему о двух его обязанностях по отношению к французским драконам-хозяевам и о встречных обязанностях французов. – Можете ли вы подтвердить мне, что находитесь в хороших отношениях с остальными драконами Франции и имеете право принять паспорт от их имени?
– Конечно, конечно, – проворчал Сорпил. – А теперь давай его сюда.
– К чему эта адская спешка, – Джим позаимствовал одно из любимых выражений прадядюшки Горбаша. – Сначала соблюдем все формальности, если вы не возражаете. Ведь вы не возражаете?
Хозяева скисли. Но Джим знал, что у них нет другого выхода. Если они хотели наложить лапу на сокровища, они были обязаны не только правдиво отвечать на его вопросы, но и предоставить ему кров и еду на одну ночь и вообще быть как можно гостеприимнее. Таковы были условия сделки.
– Теперь, когда вы заверили меня, что вы в хороших отношениях со всем драконьим обществом (вы понимаете, что я проверю это, как только встречу первого французского дракона)…
– Да, да, – завизжала Майгра (по крайней мере, ее голос был визгливым по драконьим стандартам). Она едва не подпрыгивала на месте от нетерпения, не сводя глаз с паспорта.
– Я – в хороших, – прорычал Сорпил. – Мы оба – в хороших.
– Да, да, – снова подтвердила Майгра.
– Со своей стороны, – продолжал Джим, теперь точно следуя ритуалу, – даю слово не причинять французским драконам никаких неприятностей, и если по стечению обстоятельств мне придется нанести им какой-либо вред, то я обязуюсь исправить или устранить любые последствия перед тем, как я покину Францию, не обращаясь для этого за помощью к французским драконам. Вы слышали мое обещание?
– Да, – с отвращением промолвил Сорпил.
– С другой стороны, – продолжал Джим, – если в результате действий французских джорджей или любых других обитателей этой страны я попаду во Франции в беду, я могу, если в этом будет необходимость, обратиться за помощью к французским драконам, и такая помощь мне будет любезно оказана.
На сей раз ответа пришлось подождать. Сорпил и Майгра переглянулись, затем посмотрели на паспорт, потом снова переглянулись. Молчание затянулось.
– Ну так что? – в конце концов поторопил их Джим. – Да или нет? Может, мне следует вернуться назад в Англию?
– Нет-нет, – живо откликнулась Майгра.
– Теперь ты адски спешишь, – пробормотал Сорпил. Он повернулся к Майгре: – Ты думаешь, остальные…
– Нам, разумеется, придется заплатить, – промурлыкала Майгра.
Долгое время они смотрели друг на друга и на сокровища и наконец повернулись к Джиму.
– Мы принимаем твои условия, – выдавил из себя Сорпил. – Мы согласны.
– Прекрасно, – отозвался Джим.
– А что ты собираешься здесь делать? – спросил Сорпил.
Джим, уже готовый было передать паспорт, снова прижал его к себе.
– Я не обязан отвечать на этот вопрос.
Сорпил выругался скорее как джордж, чем как дракон.
– Я просто думал, что смогу чем-нибудь помочь, только и всего, – недовольно пробормотал он.
– Спасибо, – поблагодарил Джим, – но то, что я здесь буду делать, никого не касается, и я надеюсь, что местные драконы не будут ходить за мной по пятам и шпионить. Это понятно?
– Да, – взвизгнула Майгра.
– Тогда я передаю вам на хранение свой паспорт до того момента, пока мне не придет время покинуть Францию. А тогда, если мною не будут нарушены условия нашего соглашения, вы отдадите мне паспорт в том виде, в котором вы его получили. Вы понимаете, что он просто является залогом моего хорошего поведения, пока я нахожусь в вашей стране.
– Разумеется, – подтвердил Сорпил. – А теперь передай его нам, и мы пригласим тебя в дом и накормим. Это ведь одно из твоих условий?
– Насколько я понимаю, таков обычай. – Джим передал паспорт Сорпилу.
– Да, да, – голос Майгры не был особо гостеприимен. – Проходи уж…
Джим последовал за ними. Они прошли через тускло освещенный зал в еще более темные внутренние помещения замка.
Ни одного зеленого дерева поблизости не было; Жиль говорил об останках ствола, немного расщепленного молнией. Он стоял позади, не более чем в десяти ярдах от них. Друзья привязали лошадей и вместе пошли по некошеной траве, доходившей им до колен. Отойдя от животных ярдов на сто, они остановились.
– Я, наверное, уже не напугаю их, – заметил Джим.
– В любом случае, вырваться они не смогут, – ответил Жиль, наблюдая за тем, как Джим раздевается. Жиль связал одежду друга в узел и прикрепил его к готовому узлу с провиантом.
– Хорошо, повесишь все это мне на шею, когда я стану драконом.
Жиль кивнул.
Стоя нагишом, Джим мысленно написал в голове формулу и в мгновение ока превратился в дракона.
– Клянусь, – Жиль в изумлении уставился на друга, – я думал, что приготовился к тому, что увижу, Джеймс, но я не ожидал, что ты будешь таким большим драконом.
– Не знаю, отчего я такой, – отозвался Джим из драконьего тела. – Может быть, это как-то связано с моим человеческим ростом. Привяжи, пожалуйста, узел мне на шею. Спасибо. Ну, я полетел.
Жиль обвязал веревку вокруг чешуйчатой шеи Джима.
– Держится? – уточнил он, отходя на всякий случай в сторону.
– Лучше и быть не может. Пока, Жиль. Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Я тоже, Джеймс. Попутного ветра!
Джим взмыл в небо, взмахивая крыльями, и почти сразу набрал скорость, которая изумила его в ту пору, когда он, оказавшись драконом впервые, попробовал полетать. Найдя первый же термал, он сделал плавный круг, расправил крылья и сфокусировал телескопическое драконье зрение на крохотной фигурке Жиля далеко внизу. Тот размахивал руками. Джим помахал ему в ответ хвостом.
Затем он вновь захлопал крыльями, набирая высоту. Ему пришлось немного потрудиться, прежде чем он попал в очередной поток воздуха и начал парить, ведомый чувством, влекущим его к ближайшим драконам.
Точно так же, как во время полета с Секохом в Клиффсайд, он обнаружил, что ему доставляет огромное удовольствие скользить по воздуху. Вне всяких сомнений, подумал он, этот способ путешествия наиболее приятен из всех, когда-либо изобретенных. Джим снова пообещал себе вылетать почаще на прогулку и побольше путешествовать в таком облике.
Ясный день обещал быть не по сезону теплым. Уже сейчас температура быстро росла. Это было заметно даже на высоте, фактически, если бы не ветер, возникающий при такой скорости, ему было бы даже жарковато. Но Джим чувствовал себя комфортно и всецело отдался радостному ощущению полета.
Мысли хаотично скакали с темы на тему. Сначала он подумал об Энджи, оставшейся в Англии, и пожалел о том, что не может каким-нибудь образом послать ей письмо так, чтобы оно дошло до нее прежде, чем вернется сам Джим, да и чтобы оно вообще дошло. Письма здесь просто передавались из рук в руки, пока не достигали адресата. Следовательно, если он и получал письмо, то скорее благодаря своему везению, а не закономерности. Потом Джим подумал о Жиле. Несмотря на взрывной характер рыцаря и прямолинейность, которая была свойственна и Брайену, и почти всем людям, с которыми Джиму довелось встречаться в этом мире, у Жиля оказался очень приятный характер.
По мнению Джима, это отчасти объяснялось тем, что, при всей своей, пусть даже чрезмерной, порывистости, он, как и остальные обитатели этого времени, был очень открытым, прямым и, пожалуй, простодушным человеком. В этом они все были похожи на детей. Они могли внезапно почувствовать себя безоблачно счастливыми, а в следующий момент – глубоко несчастными и, почти сразу, – разъяренными, а потом вдруг снова прийти в прекрасное расположение духа.
Для Жиля мир представлял собой нескончаемую цепочку интересных событий. Сюрпризы ждали его на каждом повороте. И дело не только в этом. Жиль рассматривал все именно как неожиданность. С его точки зрения, могло случиться все что угодно.
Часто случалось так, что, пока Джим думал о чем-то совершенно постороннем, ему в голову внезапно приходил ответ на какой-то вопрос, решить который раньше ему не удавалось. Будто кто-то на периферии его рассудка все время тщательно пережевывал проблему и, наконец, выдавал решение.
Джим обнаружил, что опять думает о Каролинусе, магии и попытке Каролинуса заставить его идти в магии своим собственным путем.
Идея, пришедшая ему сейчас в голову, отчасти продолжила прежние размышления. Магия – это не наука, а искусство. Она превращается в науку, когда прочно входит в повседневный обиход и становится доступной каждому. В этом – суть истории о сшивании шкур в одежду, приведенной в пример Каролинусом в его лекции.
Тот факт, что магия – это искусство и ничего кроме искусства, объяснял очень многое. Например, то, что в мире, по сути, нет какой-то единой магии, единого заклинания для любой ситуации. Каждый маг имеет доступ к водоему энергии, выделяемой Департаментом Аудиторства, и конструирует магические решения каких угодно проблем. В распоряжении магов нет ничего, кроме чистой энергии.
«А что такое искусство, в конце концов?» – спрашивал себя Джим. Он попробовал придумать определение, которое включало бы в себя и писателей, и художников, и актеров, и музыкантов, и композиторов, и скульпторов – всех, кто мог собраться под крылом этого слова.
Ответ, наверное, в том, что искусство – развитие, процесс, чем-то похожий на составление формул на доске внутри головы, как предложил Каролинус для превращения из человека в дракона и обратно.
Искусство, решил Джим, слегка удивившись своему философскому настрою, это процесс, а какой бы процесс художник ни осуществлял, он должен следовать определенному алгоритму.
Сначала вообразить что-то, что еще никто до него не представлял, подобно человеку каменного века, стоящему на холме, наблюдающему за птицами, парящими в небе, и мечтающему о том, чтобы самому полететь. Это пример действия простого, направленного воображения. Затем сырая болванка-фантазия должна перейти в нечто, где, собственно, и начинается искусство: в концептуализацию, которая гораздо более специфична, чем общий порыв, родившийся из воображения.
Оно должно выбрасывать на поверхность причудливые идеи, при помощи которых фантазия может стать реальностью, подобно тому, как рисунок орнитоптера Леонардо да Винчи стал попыткой создать принцип действия машины, которая позволит человеку летать. Потом эта попытка уточнялась несколькими поколениями в экспериментах, пока, наконец, она не обрела ясного и видимого воплощения, которое и есть окончательное решение.
Внезапно Джиму пришло в голову, что эти три ступени – фантазия, концептуализация и овеществление выработанного решения – основаны на тех самых дарованиях, которые в средневековье людям типа Брайена и Жиля только мешают жить. Жизнь в средние века располагала людей не к размышлениям о возможностях изменения мира вокруг них, а, скорее, учила принимать его таким, как он есть, мириться с ним. Чем лучше они справлялись с этим, воспринимая только то, что можно увидеть собственными глазами, тем больше у них было шансов удачно вписаться в структурные рамки их общества.
Ничего удивительного, что путь познания, указанный Джиму Каролинусом, звался у них магией.
Естественно, ему, как представителю цивилизации, в которой многое из этой магии превратилось в научную и технологическую реальность, было легче идти по этому пути, чем, скажем, его друзьям, при всей их храбрости и прочих положительных качествах.
Он очнулся от размышлений, почуяв, что приблизился вплотную к источнику драконьего духа. Он чувствовал, что ему нужно пролететь еще немножко вперед, а потом спуститься на землю.
Приглядевшись повнимательнее, Джим увидел милях в полутора довольно редкие деревья – лесом назвать это было трудно – с Полянкой посередине, в центре которой располагалось некое подобие замка.
Джим настроил драконье телескопическое зрение на самое большое увеличение и смог отчетливо разглядеть, что постройка, оказавшаяся действительно замком, находилась в довольно плачевном состоянии. Крепостной ров, окружавший здание, высох, и, хотя издалека крыша казалась целой, крепостная стена в нескольких местах обрушилась. Джим начал плавно спускаться к замку.
День выполнил свое обещание и был весьма жарким. Чем ближе Джим приближался к поверхности земли, тем слабее становился ветер. Он спускался вниз, не прилагая никаких усилий: парил на расправленных крыльях, легко несущих вес его тела. Резко взмахнув крыльями у самой земли, он с глухим шумом приземлился на краю высохшего рва разрушенного замка. Мост сохранился, как ни странно, лучше всего; он был опущен и вел к массивным двустворчатым дверям; одна из створок приоткрылась и зияла узкой темной щелью.
Здесь, на земле, воздух был абсолютно неподвижен. Несмотря на яркое солнце, освещавшее все вокруг, и маленькие росточки травы, пробивающиеся то тут, то там сквозь голую землю, в нависшей тишине вокруг разрушенного замка ощущалось что-то зловещее. Драконий дух доносился изнутри замка.
Джим заковылял вперед. Вряд ли можно иначе назвать походку драконов, когда они передвигаются на задних лапах. Перенося весь вес с одной лапы на другую, гулко бухая в абсолютной тишине, Джим подошел к высоким дверям и постучал. Двери были огромных размеров: в полтора раза выше Джима и в два раза шире.
Он постучал в дверь задней лапой, подождал.
Через некоторое время постучал опять, но ответа так и не последовало.
Джим настежь распахнул дверь и шагнул во тьму. Большой зал освещался лишь парой узких окон, более походивших на бойницы, по одному с каждой стороны двустворчатой двери.
– Есть здесь кто-нибудь? – закричал он, хотя прекрасно знал, что в замке кто-то есть. Он чувствовал его, ее или их. Минуту спустя, так и не получив ответа и устав от ожидания, Джим крикнул:
– Я знаю, что вы здесь. Не думаете же вы, что вам удастся обмануть такого же, как вы, дракона? Выходите! Выходите, где бы вы ни прятались.
Последние слова он непроизвольно произнес нараспев, как когда-то в детстве, когда играл в прятки со сверстниками.
Еще секунду было тихо, а потом из темноты от самого потолка прямо перед ним упал кусок белой материи футов сорок длиной: он крепился где-то наверху и колыхался, как будто им кто-то размахивал в разные стороны.
– Уходи, – загрохотал оглушительный и гулкий, как из пустой бочки, голос дракона. – Если тебе дорога жизнь, убирайся!
Неумелая попытка исказить голос, сделать его устрашающим, и колышущаяся белая материя, которую явно дергали где-то наверху, напомнили Джиму его детство и праздник Хеллоуин[16]. Он чуть не рассмеялся.
– Не смешите меня, – прокричал он в ответ. – Я не собираюсь уходить.
– Джим повысил голос. Точно воспроизвести голос хозяина ему не удалось, но разница была невелика.
– Ты английский дракон! – отдавалось эхо. – Тебе здесь нечего делать. Убирайся!
– Да, я английский дракон, – разозлился Джим. – Но у меня есть паспорт для передачи французскому дракону, достойному доверия.
На секунду воцарилась тишина. Затем заговорили снова, но уже в другом тоне:
– Паспорт? Стой там.
Белая материя скрылась наверху, послышалось царапанье, сначала над головой, потом оно продвинулось к дальней стене зала и, в конце концов, спустилось вниз. Джим ждал.
Спустя мгновение послышался звук тяжелых приближающихся шагов дракона. И, наконец, показались не один, а сразу два дракона. Один намного меньше другого. Оба худосочные. Тот, что крупнее, видимо, когда-то был таких же размеров, как Джим, но сказывался возраст, и шкура сморщилась и обвисла, обтянув громадные кости.
– Как тебя звать? – произнес он требовательным тоном. У него был глубокий скрежещущий бас.
Ничего удивительного, подумал Джим, что его голос звучал как из бочки, когда он кричал из-под потолка. Небось, внутри у него так же пусто, как в бочке. Определение «мешок с костями» подходило ему как нельзя лучше. Он, должно быть, годился Смрголу если не в отцы, то в старшие братья, однако Смргол был добродушным драконом, а этот выглядел дряхлым и злобным.
– Джеймс, – коротко ответил Джим.
– Дурацкое английское имя, – обратился его собеседник ко второму дракону.
Та, что поменьше – это оказалась дракониха, – в знак согласия кивнула узкой злой мордой. Внезапно до Джима дошло, что он наткнулся на нечто несвойственное английским драконам, на чету, живущую отдельно от драконьей коммуны.
Глаза того, что побольше, жадно горели.
– Где паспорт?
Джим почувствовал неладное и насторожился.
– Снаружи. Я схожу за ним. А вы пока подождите здесь.
Дракон покрупнее что-то недовольно проворчал. Но они даже не сдвинулись с места, пока Джим не вышел из зала. Он пересек ров и остановился на пустой площадке перед замком, поросшей редкой травой, повернувшись спиной к дверному проему.
Джим отчаянно пытался вспомнить наставления Каролинуса о том, как извлечь паспорт и увеличить его до нормальных размеров. Если бы только Каролинус не усложнил дело одновременным рассказом о том, как увеличивать Энциклопедию Некромантии!
Джим сосредоточился и вспомнил. Чтобы достать мешок с драгоценностями, ему нужно было дважды кашлянуть, один раз чихнуть, а потом снова один раз кашлянуть. Начинающий маг не задумывался раньше над тем, что, когда ему придется проделывать все это, он будет в облике дракона. Конечно, он в любой момент мог превратиться в человека, но после знакомства с обитателями замка ему не очень хотелось покидать, пусть даже ненадолго, сильное, юное драконье тело.
Ну ладно, попытка не пытка. Джим попробовал кашлянуть. К его великой радости, драконы умели кашлять. Кашель получился просто великолепный. Он кашлянул еще раз. Что дальше? Ах, да, чихнуть.
Однако, как выяснилось, не так-то просто чихнуть на заказ. Джим занервничал. Несмотря на то что, когда он выходил, драконы остались на месте, он был почти уверен в том, что чувствует на себе их взгляд. Створка так и осталась приоткрытой. Джим, выходя, обнаружил, что она просто не закрывается.
– Апчхи, – с надеждой произнес он.
Это не возымело ни малейшего действия. Мешок в его животе даже и не думал покидать своего уютного обиталища. Джим разозлился. Что, если Каролинус по рассеянности (а иногда он казался таким рассеянным) просто не принял в расчет, что драконы не умеют чихать? И правда, где это слыхано, чтобы драконы чихали?
В отчаянии Джим протянул лапу, сорвал травинку и попробовал пощекотать в носу. Но ноздря оказалась настолько просторной, а травинка настолько маленькой, что он даже ничего не почувствовал. Это был не выход из положения.
Возможно, найди он что-нибудь немного подлиннее и пожестче…
Обшарив глазами землю вокруг себя, Джим наконец обнаружил шагах в пятнадцати сухой старый прут, главным и единственным достоинством коего было то, что в нем было никак не меньше двенадцати дюймов.
Стараясь казаться как можно беспечнее, он заковылял к пруту, не оборачиваясь на приоткрытую дверь. Подойдя, он сначала огляделся по сторонам, потом посмотрел на небо и как можно небрежнее наклонился и поднял находку. Загораживая своим телом прут от наблюдателей, Джим попробовал пощекотать им в ноздре.
Прикосновение его ощущалось, но чиха не вызвало. Сучковатая ветка так царапала ноздрю, что на глаза наворачивались слезы.
Чихнуть так и не удалось.
Морда у драконов длинная, и ноздри, соответственно, тоже. Ветка не доставала до конца. Джим пропихнул ее как можно дальше. Сначала он почувствовал острую боль, а потом стало ужасно щекотно. Джим громко чихнул, и прут как ветром сдуло. Джим поспешно кашлянул.
Когда наконец он протер слезящиеся глаза, то увидел на земле прямо перед собственным носом мешок с драгоценностями, его паспорт. Он схватил мешок и поспешил вернуться к замку.
К тому времени, как Джим перешагнул через порог, драконы уже вернулись на то место, где он их оставил. Они, не отрываясь, как зачарованные, уставились на мешок.
– Смотри, – закричала дракониха.
Ее голос был таким же скрипучим, как и у ее мужа, однако казался немного выше и не так ухал. Выглядели они сверстниками.
– Финикийские сокровища! – прогрохотал ее супруг. – Впервые обнаружены на острове Скилли и в других местах почти две тысячи лет назад. Эти английские драконы забрали лучшие из них. – Он посмотрел Джиму в глаза. – Итак, давай сюда свой паспорт.
– Подождешь, – отрезал Джим, не выпуская мешка. – Как вас зовут?
– Сорпил, – проворчал большой дракон. – Я – Сорпил. А это – моя жена Майгра. А теперь отдай мне свой паспорт.
– Отдай нам паспорт, – поправила мужа Майгра.
– Не сейчас, – ответил Джим. Внезапно он почувствовал признательность Секоху за то, что тот на обратной дороге из Клиффсайдской драконьей коммуны в Маленконтри вкратце поведал ему о двух его обязанностях по отношению к французским драконам-хозяевам и о встречных обязанностях французов. – Можете ли вы подтвердить мне, что находитесь в хороших отношениях с остальными драконами Франции и имеете право принять паспорт от их имени?
– Конечно, конечно, – проворчал Сорпил. – А теперь давай его сюда.
– К чему эта адская спешка, – Джим позаимствовал одно из любимых выражений прадядюшки Горбаша. – Сначала соблюдем все формальности, если вы не возражаете. Ведь вы не возражаете?
Хозяева скисли. Но Джим знал, что у них нет другого выхода. Если они хотели наложить лапу на сокровища, они были обязаны не только правдиво отвечать на его вопросы, но и предоставить ему кров и еду на одну ночь и вообще быть как можно гостеприимнее. Таковы были условия сделки.
– Теперь, когда вы заверили меня, что вы в хороших отношениях со всем драконьим обществом (вы понимаете, что я проверю это, как только встречу первого французского дракона)…
– Да, да, – завизжала Майгра (по крайней мере, ее голос был визгливым по драконьим стандартам). Она едва не подпрыгивала на месте от нетерпения, не сводя глаз с паспорта.
– Я – в хороших, – прорычал Сорпил. – Мы оба – в хороших.
– Да, да, – снова подтвердила Майгра.
– Со своей стороны, – продолжал Джим, теперь точно следуя ритуалу, – даю слово не причинять французским драконам никаких неприятностей, и если по стечению обстоятельств мне придется нанести им какой-либо вред, то я обязуюсь исправить или устранить любые последствия перед тем, как я покину Францию, не обращаясь для этого за помощью к французским драконам. Вы слышали мое обещание?
– Да, – с отвращением промолвил Сорпил.
– С другой стороны, – продолжал Джим, – если в результате действий французских джорджей или любых других обитателей этой страны я попаду во Франции в беду, я могу, если в этом будет необходимость, обратиться за помощью к французским драконам, и такая помощь мне будет любезно оказана.
На сей раз ответа пришлось подождать. Сорпил и Майгра переглянулись, затем посмотрели на паспорт, потом снова переглянулись. Молчание затянулось.
– Ну так что? – в конце концов поторопил их Джим. – Да или нет? Может, мне следует вернуться назад в Англию?
– Нет-нет, – живо откликнулась Майгра.
– Теперь ты адски спешишь, – пробормотал Сорпил. Он повернулся к Майгре: – Ты думаешь, остальные…
– Нам, разумеется, придется заплатить, – промурлыкала Майгра.
Долгое время они смотрели друг на друга и на сокровища и наконец повернулись к Джиму.
– Мы принимаем твои условия, – выдавил из себя Сорпил. – Мы согласны.
– Прекрасно, – отозвался Джим.
– А что ты собираешься здесь делать? – спросил Сорпил.
Джим, уже готовый было передать паспорт, снова прижал его к себе.
– Я не обязан отвечать на этот вопрос.
Сорпил выругался скорее как джордж, чем как дракон.
– Я просто думал, что смогу чем-нибудь помочь, только и всего, – недовольно пробормотал он.
– Спасибо, – поблагодарил Джим, – но то, что я здесь буду делать, никого не касается, и я надеюсь, что местные драконы не будут ходить за мной по пятам и шпионить. Это понятно?
– Да, – взвизгнула Майгра.
– Тогда я передаю вам на хранение свой паспорт до того момента, пока мне не придет время покинуть Францию. А тогда, если мною не будут нарушены условия нашего соглашения, вы отдадите мне паспорт в том виде, в котором вы его получили. Вы понимаете, что он просто является залогом моего хорошего поведения, пока я нахожусь в вашей стране.
– Разумеется, – подтвердил Сорпил. – А теперь передай его нам, и мы пригласим тебя в дом и накормим. Это ведь одно из твоих условий?
– Насколько я понимаю, таков обычай. – Джим передал паспорт Сорпилу.
– Да, да, – голос Майгры не был особо гостеприимен. – Проходи уж…
Джим последовал за ними. Они прошли через тускло освещенный зал в еще более темные внутренние помещения замка.
18
За обедом Сорпил и Майгра, хоть и несколько запоздало, разыгрывали из себя гостеприимных хозяев. Однако у них это не слишком получалось. Джим заметил, что, пока они ели, пили вино и беседовали, лица супружеской пары оставались одинаково кислыми, смотрели они друг на друга или куда-то еще. Исключение составлял лишь дорогой гость из Англии.
Все же краткие едкие реплики супругов в адрес друг друга проскальзывали в разговоре, несмотря на то что драконья чета изо всех сил старалась вести светскую беседу. Вдобавок ко всему, они явно пытались хитростью и обманом выведать у Джима цель его пребывания во Франции и планы на будущее.
Однако делали они это крайне неуклюже; видно, Сорпил и Майгра вели уединенный образ жизни и утратили все практические навыки в подобных делах. Джим подозревал, что они вообще ни с кем не общались, даже с остальными драконами.
Майгра говорила намного быстрее мужа и норовила все время встрять в середине фразы, медленно произносимой ее мужем. Иногда Сорпил был вынужден прерваться сам, чтобы высказать ей свое недовольство. В результате все попытки выведать у Джима его секреты провалились, потому что они не могли действовать слаженно, как одна команду. Они, скорее, постоянно путались друг у друга под ногами.
Зато Джиму удалось немного узнать о них.
– Этот замок? Раньше он, разумеется, принадлежал джорджам, – ответил Сорпил на один из вопросов Джима. – Я отбил его лет сто двадцать назад. Они мне надоели: вечно сидели без дела и высасывали из крестьян все до крохи, не оставляя паре драконов абсолютно ничего, кроме разве нескольких тощих коз. Так что…
– На самом деле, к тому времени, как Сорпил напал на этот замок, – вставила Майгра, – он уже сильно пострадал после битвы с отрядом ваших английских джорджей. Вот почему шато в таком плачевном состоянии.
– Я сам расскажу, Майгра, если ты не возражаешь, – грозно произнес Сорпил. – Как я уже говорил, когда те английские джорджи ушли, я подождал, пока в шато все заснут, и проник внутрь через брешь в стене. Я один…
– Я была с ним, – вставила Майгра, – но разумеется, я для него не в счет. Дело в том, что…
– Стояла ночь, – продолжал Сорпил, – и большинство из этих маленьких огоньков, как же они их называют?..
– Свечи, – выпалила Майгра.
– Их свечи были погашены, а в темноте они, разумеется, как слепые.
Джим обедал с супружеской парой драконов в зале, почти таком же большом, как тот, в который он вошел через парадную дверь. Помещение освещалось лишь светом луны, сочащимся через высокие окна, высеченные в одной из стен комнаты. Джима в его драконьем теле это, конечно, не беспокоило. Драконы чувствуют себя уютно и в полумраке, и даже в абсолютной темноте, хотя все же предпочитают передвигаться хотя бы при самом слабом освещении. Но сейчас, в общем, лучшего и желать не стоило.
– Итак, я переловил большинство из них поодиночке, одного за другим, в их комнатах и коридорах, и без хлопот убил всех. С одним или двумя пришлось, правда, повозиться, но они были пешими и даже без панцирей, так что…
– Так что это не стоило ему ни малейших усилий, – усмехнулась Майгра.
Сорпил резко повернулся и хмуро посмотрел на нее: наконец он опять развернулся к Джиму.
– Таким образом, мы заняли шато примерно сто лет назад, – продолжал он, – и с тех пор крестьяне платят подати нам, а не джорджам, благодаря чему мы можем предложить тебе сегодня прекрасные яства и вина.
Джим подумал, что высказывание насчет яств и вин – явное преувеличение. Правда, три только что забитых овцы, принесенных Майгрой к столу – кожа, кости и требуха, – с драконьей точки зрения вполне съедобны, а вино не так уж плохо. Джим счел бы его просто великолепным, если бы последние недели не был занят почти исключительно дегустацией тех вин, которые принято пить во Франции.
Сорпил торжественно проломил крышку объемистого бочонка одним ударом, и драконы запустили в него оставшиеся от людей кувшины, используя их вместо кубков; вино было чуть лучше самого худшего из тех, что довелось Джиму попробовать с тех пор, как он ступил на землю Бреста. До лучшего вина, питого им в ту пору, этому пойлу было далеко.
Джим подозревал, что это вино предназначалось для обычных обеденных трапез, видимо, хозяева рассчитывали, что английский дракон разницы не заметит. Будь вино чуть похуже, Джим воспринял бы его как оскорбление в свой адрес. Наличие паспорта означало, что Джим временно был владельцем сокровищ, находящихся в паспорте, и потому с ним полагалось обращаться с предельным уважением.
Все же краткие едкие реплики супругов в адрес друг друга проскальзывали в разговоре, несмотря на то что драконья чета изо всех сил старалась вести светскую беседу. Вдобавок ко всему, они явно пытались хитростью и обманом выведать у Джима цель его пребывания во Франции и планы на будущее.
Однако делали они это крайне неуклюже; видно, Сорпил и Майгра вели уединенный образ жизни и утратили все практические навыки в подобных делах. Джим подозревал, что они вообще ни с кем не общались, даже с остальными драконами.
Майгра говорила намного быстрее мужа и норовила все время встрять в середине фразы, медленно произносимой ее мужем. Иногда Сорпил был вынужден прерваться сам, чтобы высказать ей свое недовольство. В результате все попытки выведать у Джима его секреты провалились, потому что они не могли действовать слаженно, как одна команду. Они, скорее, постоянно путались друг у друга под ногами.
Зато Джиму удалось немного узнать о них.
– Этот замок? Раньше он, разумеется, принадлежал джорджам, – ответил Сорпил на один из вопросов Джима. – Я отбил его лет сто двадцать назад. Они мне надоели: вечно сидели без дела и высасывали из крестьян все до крохи, не оставляя паре драконов абсолютно ничего, кроме разве нескольких тощих коз. Так что…
– На самом деле, к тому времени, как Сорпил напал на этот замок, – вставила Майгра, – он уже сильно пострадал после битвы с отрядом ваших английских джорджей. Вот почему шато в таком плачевном состоянии.
– Я сам расскажу, Майгра, если ты не возражаешь, – грозно произнес Сорпил. – Как я уже говорил, когда те английские джорджи ушли, я подождал, пока в шато все заснут, и проник внутрь через брешь в стене. Я один…
– Я была с ним, – вставила Майгра, – но разумеется, я для него не в счет. Дело в том, что…
– Стояла ночь, – продолжал Сорпил, – и большинство из этих маленьких огоньков, как же они их называют?..
– Свечи, – выпалила Майгра.
– Их свечи были погашены, а в темноте они, разумеется, как слепые.
Джим обедал с супружеской парой драконов в зале, почти таком же большом, как тот, в который он вошел через парадную дверь. Помещение освещалось лишь светом луны, сочащимся через высокие окна, высеченные в одной из стен комнаты. Джима в его драконьем теле это, конечно, не беспокоило. Драконы чувствуют себя уютно и в полумраке, и даже в абсолютной темноте, хотя все же предпочитают передвигаться хотя бы при самом слабом освещении. Но сейчас, в общем, лучшего и желать не стоило.
– Итак, я переловил большинство из них поодиночке, одного за другим, в их комнатах и коридорах, и без хлопот убил всех. С одним или двумя пришлось, правда, повозиться, но они были пешими и даже без панцирей, так что…
– Так что это не стоило ему ни малейших усилий, – усмехнулась Майгра.
Сорпил резко повернулся и хмуро посмотрел на нее: наконец он опять развернулся к Джиму.
– Таким образом, мы заняли шато примерно сто лет назад, – продолжал он, – и с тех пор крестьяне платят подати нам, а не джорджам, благодаря чему мы можем предложить тебе сегодня прекрасные яства и вина.
Джим подумал, что высказывание насчет яств и вин – явное преувеличение. Правда, три только что забитых овцы, принесенных Майгрой к столу – кожа, кости и требуха, – с драконьей точки зрения вполне съедобны, а вино не так уж плохо. Джим счел бы его просто великолепным, если бы последние недели не был занят почти исключительно дегустацией тех вин, которые принято пить во Франции.
Сорпил торжественно проломил крышку объемистого бочонка одним ударом, и драконы запустили в него оставшиеся от людей кувшины, используя их вместо кубков; вино было чуть лучше самого худшего из тех, что довелось Джиму попробовать с тех пор, как он ступил на землю Бреста. До лучшего вина, питого им в ту пору, этому пойлу было далеко.
Джим подозревал, что это вино предназначалось для обычных обеденных трапез, видимо, хозяева рассчитывали, что английский дракон разницы не заметит. Будь вино чуть похуже, Джим воспринял бы его как оскорбление в свой адрес. Наличие паспорта означало, что Джим временно был владельцем сокровищ, находящихся в паспорте, и потому с ним полагалось обращаться с предельным уважением.