- Что же с этими фамилиями? - спросил Уильямс.
   - Я пытался вспомнить. Никого из этих людей я не знал, кроме Стефани Сполдинг.
   Но даже ее толком не помню.
   Уильямс спокойно отхлебнул виски. Он знал наверняка одно: Медуик мошенник. Но сейчас главным было не это.
   - Все они, - сказал Уильямс, - и еще я упомянут в этом письме.
   - Да бросьте вы.
   - Вот ксерокопия письма. - Уильямс протянул ее Медуику, тот разглядывал копию несколько минут, потом вернул.
   - Невероятно. Бессмысленно. Какое отношение имею я к Кеннеди?
   - Вот и давайте поговорим об этом.
   - Но что...
   - Мистер Медуик, между нами шестерыми существует какая-то связь. Фамилии эти не случайны; проверка показала, что все шестеро из намеченных жертв работали в администрации Кеннеди, но лишь на самых низких должностях. Никто не был значительным ни в каком смысле. И все же.
   - Чего вы от меня ждете?
   - Расскажите своими словами, что вы делали при Кеннеди; кто ввел вас в правительство; почему вы занялись политической деятельностью; все, что сможете припомнить, что может иметь отношение к угрозе смертью более чем десять лет спустя. Помогите мне найти эту связь...
   14
   - Ну так вот, - сказал Медуик, - я был одним из первых. Одним из вдохновенных.
   - Что это означает?
   - Какой-то репортер, кажется, Мерримент Смит, писал о съехавшихся в Вашингтон в шестьдесят первом... минутку, я попытаюсь вспомнить: "...вдохновенные, загадочные, с потрясающими идеями". Что-то в этом роде. Я жил в Джорджтауне с тремя другими выпускниками Гарварда, и мы называли себя "вдохновенными". Нам нравилось звучание этого слова.
   - Кто перетащил вас в Вашингтон?
   - Никто. Приехал сам. Сказать по правде, тогда я весь горел. Я был вдохновенным.
   Друг моего отца знал кое-кого в госдепар...
   - Кто он?
   Медуик встал, радуясь возможности разрядить напряжение.
   - Вы не против, если я налью себе еще? А вам?
   Он снова подлил в стаканы, стараясь не терять самообладания.
   - Джордж Болл. До тех пор я ни разу не встречался с ним. Обыкновенный служащий.
   Я скачал ему, что хочу сдать экзамены для службы -за границей. У меня было смутное желание работать в какой-нибудь африканской стране или в развивающемся государстве. Я хотел внести свой вклад, тогда эти слова были у всех на устах. - Медуик улыбнулся воспоминаниям.. Внести свой вклад. Каждый из нас стремился к этому.
   - Ну и что?
   - Ну, и я провалился на экзамене.
   Наступило молчание. Медуик отхлебнул виски и продолжал:
   - Я уже хотел уезжать из Вашингтона, когда один из моих соквартирников, Джо Форстер, был вызван для беседы в ЦРУ. Им был нужен человек, хорошо владеющий испанским. В Гарварде я специализировался по испанскому. Меня взяли на службу.
   Заметив на лице Уильямса внезапное удивление. Медуик сказал:
   - Я думал, вам это известно. Вы не просматривали досье?
   - Пока нет, - сказал Уильямс, но этот вопрос вывел его из равновесия. Нужно будет немедленно просмотреть досье всех пятерых. Если они одновременно служили в ЦРУ, что не исключено, масштабы угрозы увеличивались во много раз. Палестинцы, кубинцы, израильтяне, южноамериканцы, бывшие агенты, недовольные военные...
   - Долго вы там работали?
   - Семь месяцев, - ответил Медуик. - Начал как аналитик седьмой ступени, потом прошел курс подготовки "привидений". Обычная история. Вдаваться в подробности, очевидно, незачем?
   Но Уильямс ответил не сразу. Он снова подумал о том, что нельзя будет разыскать неизвестного убийцу, не зная его мотивов.
   - Послушайте, - сказал он Медуику, - когда мы закончим, я попрошу вас записать фамилии и адреса всех, с кем вы имели дела или поддерживали знакомство в Вашингтоне, начиная с троих ваших соседей по квартире и включая каждого, с кем вы тесно общались по работе. А теперь расскажите мне о своей службе в ЦРУ.
   - После ЦРУ я два года работал помощником сенатора Фулбрайта, - сказал Медуик.
   - Сперва о ЦРУ.
   - Но я пробыл там только семь месяцев и, за исключением одной недели, лишь перекладывал бумаги и переводил кое-что с испанского.
   - В том числе и то, что касалось Кубы?
   - Да.
   - Расскажите о той неделе, - сказал Уильямс.
   15
   Написанное от руки письмо, доставленное курьером из Белого дома заместителю начальника южноамериканского отдела ЦРУ:
   "Белый дом
   Вашингтон
   10 февраля 1961 года
   Дорогой Билл
   Все системы действуют, однако ДжФК недоволен ситуацией. У него такое чувство, будто Айк подложил ему свинью. Военные ежедневно убеждают его, что это будет всего трехдневная операция и волноваться нечего, но здесь все уверены, что они, как всегда, выдают желаемое за действительное.
   Президент попросил меня связаться с кем-нибудь из Департамента Грязных Дел в вашем управлении, и я сказал ему, что доверяю тебе. Речь идет о путешествии к нашим друзьям в Гватемалу. В самом ближайшем времени. Сможешь?
   Джордж Лэтем, специальный помощник".
   13 февраля 1961 года Томас Медуик, вызванный в кабинет своего начальника Уильяма Керрвуда, обнаружил там худощавого, интеллигентного вида человека с редеющими волосами, в очках. Керрвуд представил его как Джорджа Лэтема, одного из помощников президента.
   - Ваш инспектор утверждает, что вы говорите по-испански, - сказал Керрвуд.
   - Испанский - моя специальность. Отец занимался импортом в Южную Америку, и предполагалось, что я. возьму на себя ведение дел.
   Керрвуд был отставным полковником до мозга костей. Он позволил себе задать еще один вопрос, хотя его нисколько не интересовали дела этого мальчика на побегушках.
   - Почему же вместо этого вы работаете у нас?
   - Отец принял несколько ошибочных решений, и его предприятие лопнуло.
   - Об этом пока хватит. Вы решили работать здесь?
   - Да, сэр.
   - Но вы пока проходите обучение? Еще не получили должности?
   Медуик пришел в замешательство, но постарался ответить по-военному четко. В ЦРУ все было по-военному.
   - Я еще прохожу обучение, сэр. Но уже освоился с делом.
   - Вижу, я выражаюсь не совсем ясно, - сказал Керрвуд. - Меня интересует, можно ли прихватить вас в небольшое путешествие. Нам нужен переводчик всего на одну неделю. Мы сейчас не можем взять кого-то из штатных переводчиков, они и так уже запаздывают на три недели, поэтому...
   - Я буду очень рад поехать, - сказал Медуик. (Черт возьми! Неужели его собираются забросить куда-то за границу? Всего после трех недель обучения, да и то не по курсу особых агентов?
   Керрвуд, очевидно, разглядел недоумение на его лице, потому что улыбнулся.
   - Вы отправитесь с нами, мистер Медуик. Небольшая дипломатическая миссия, и только. В Гватемалу.
   - А что там такое? - выпалил Медуик.
   Керрвуд с Лэтемом переглянулись и рассмеялись.
   - Видишь, Джордж, - сказал Керрвуд, - сказать, что мы плохо храним секреты, ты не сможешь.
   Тут впервые заговорил Лэтем:
   - Мы обучаем там кубинских беженцев. Для вторжения на Кубу. Только вторжения может не получиться.
   Медуик промолчал, но выражение его лица сказало им все.
   Лэтем повернулся к Керрвуду.
   - Я думаю, мистер Медуик будет превосходным переводчиком. Никаких пристрастий ни к той, ни к другой стороне из-за отсутствия информации. Пусть так все и остается.
   Сержант ВВС потряс Медуика за плечо.
   - Идем на посадку, сэр.
   Медуик, помигивая, выпрямился. В военном самолете С-47 было темно, прохладно.
   Впереди на одном из кресел Лэтем, включив светильник, читал донесения.
   Медуик все еще удивлялся, что он, Лэтем и Керрвуд были единственными пассажирами громадного самолета. Потянувшись, он снова ощутил восторг приключения, потом взглянул в маленький иллюминатор на темные тучи, яркую луну и мерцающие вдали огни, должно быть, Гватемала-сити.
   Рев двигателей ударил ему в уши, самолет медленно развернулся, стал снижаться, и внезапно Медуик увидел красные и зеленые огни посадочной полосы. Но она находилась далеко от огней города; собственно говоря, они исчезли с горизонта, когда самолет снизился. Колеса коснулись полосы, самолет встряхнуло, и послышался визг шин. Потом, когда двигатели перевели на реверс, чтобы снизить скорость пробега, раздался пронзительный свист. К Медуику кто-то подошел.
   - Удалось вздремнуть?
   Это был Керрвуд. В тусклом свете он выглядел осунувшимся. Медуик кивнул.
   - Хорошо, - сказал Керрвуд. - Теперь, может, спать не придется трое суток.
   Самолет остановился неизвестно где. Медуик не видел ни строений, ни контрольной башни; непонятно было, как только удалось посадить этот громадный самолет. Он отстегнул привязной ремень, взял чемодан с полки и направился к выходу. У двери его остановил второй пилот. Через несколько секунд командир экипажа обернулся и сказал:
   - Все в порядке.
   Должно быть, он услышал в наушниках сигнал, но Медуик начал понимать, что попал в мир, где все распланировано и о котором знать ему ничего не положено. Второй пилот распахнул дверь и сказал Керрвуду:
   - Желаю удачи, сэр.
   - Благодарю, капитан.
   Три человека спустились один за другим по складному трапу - Медуик шел последним.
   Взлетно-посадочная полоса находилась посреди леса, подступавшего вплотную со всех сторон. Справа виднелось небольшое здание, рассмотреть его в темноте Медуик не мог, вне всякого сомнения, это была контрольная башня. Керрвуд и Лэтем направились к ней, и вдруг Медуик услышал стрельбу. Он было испугался, но Керрвуд с Лэтемом шли, не обращая на нее внимания. Уже у самой башни Медуик разглядел вращающийся над крышей громадный радиолокатор. Керрвуд знаком велел им оставаться на месте и постучал в дверь. Дверь отворилась, внутри горел тусклый красный свет, и Керрвуд вошел.
   Через пять минут он вышел. В лесу, менее чем в полумиле, опять послышались выстрелы. Керрвуд по-прежнему не обратил на них внимания, он лишь сказал:
   - Неоперативность, как всегда. Они уже выехали. Подождем здесь.
   С-47 уже несся по взлетной полосе и через минуту оторвался. Керрвуд закурил, Медуик последовал его примеру. Прислонясь к стене и глядя на желтую луну, он стал припоминать все подробности, чтобы когда-нибудь рассказать об этом приключении своим детям. Потом при свете луны он увидел человека в воздухе.
   - Мистер Керрвуд, смотрите!
   Парашютист, раскачиваясь, опускался на взлетную полосу, яростная стрельба раздалась еще ближе. Что тут происходит? Неожиданно появились другие парашютисты, они опускались группами, вот первый приземлился, покатился по взлетной полосе, быстро поднялся, отстегнул парашют, и Керрвуд сказал:
   - Неплохо. Неплохо!
   Внезапно показались огни фар, подъехала машина; Медуик смотрел, как парашютисты бегут к ним, они сели втроем на заднее сиденье машины, и никто по ним не стрелял.
   - Беда в том, - сказал Керрвуд, - что это легко здесь, в Гватемале. На Кубе будут стрелять боевыми.
   Сердце Медуика учащенно забилось. Ему все это казалось учениями, максимально приближенными к боевой обстановке. Он даже не был уверен, что это учения. И лишь после слов Керрвуда до него дошла суть происходящего. Война! Эти люди не играли.
   Они готовились к высадке на Кубу. Они готовились идти под огонь, может быть, на смерть!
   - Угораздило вас явиться именно сегодня, - сказал им человек в спортивной рубашке и зеленых брюках. Они пили кофе в бункере, каждый сидел на отдельной низкой койке. Человек этот, Кевин О'Ши, казался Медуику совершенно невоенным. У него было небольшое брюшко, седеющие волосы и усталый взгляд бывшего газетчика.
   - На счету каждый день, - сказал Керрвуд. - Президент еще не дал окончательного согласия.
   Эти слова, казалось, разозлили О'Ши.
   - К чему эта канитель? Черт возьми, у нас все готово!
   - Не все согласны, - ответил Керрвуд и стал потягивать кофе, а О'Ши раздраженно заходил по комнате.
   - Вот оно, значит, что, - сердито сказал он. - Очередное никчемное путешествие.
   Керрвуд встал, и Медуик впервые заметил в нем властность.
   - Ваше дело - исполнять приказы, О'Ши. Успокойтесь.
   О'Ши сел и все так же сердито сказал:
   - Вы хотите угробить этот план? Скажите прямо, и дело с концом.
   - Мы заняты тем, о чем вам было сказано... собираем факты. Теперь, раз подготовка окончена, я хотел бы поговорить с кубинскими полковниками и Дейвом Гриффином. Где Гриффин?
   - В Гватемала-сити, у эль президенте. Должен вернуться с минуты на минуту.
   - Что он там делает?
   О'Ши взглянул на Керрвуда с иронической усмешкой.
   - Вы шутите? Повез очередной подарок.
   - Хорошо, - сказал Керрвуд, лег на койку и заложил руки под голову. Ну и дела!
   Когда все это кончится, Дрю Пирсон напишет четыре тысячи фельетонов и не исчерпает всего материала.
   - И снова выведет вас из себя, - сказал О'Ши. - Ведь вы тоже принимали участие в разработке этого плана.
   - Да, пока не выяснил, что кубинские беженцы врут, а мы им верим. "Народ только и дожидается этого вторжения. Люди взбунтуются против Кастро, стоит нам только высадиться где-нибудь на побережье!" Чушь собачья, братец, и вы это знаете. Мы послали туда людей и выяснили настоящее положение дел, его вы тоже знаете. Но вы, Гриффин и остальные, по-прежнему стегаете дохлую лошадь.
   Наступило зловещее молчание. Медуик взглянул на О'Ши и увидел, что он уже не похож на усталого газетчика. Он походил на убийцу. Может, оттого, что молча сверкал маленькими глазами на Керрвуда.
   Лэтем нарушил молчание.
   - Дело в том, О'Ши, что, кто бы из нас ни был прав, президент находится в затруднении. Если он даст согласие и эти ребята будут перебиты, с ним тоже будет кончено. Если не даст и тысячи кубинских беженцев вернутся после обучения в Америку, где заявят, что добились бы успеха, он ничем не сможет их опровергнуть.
   А Кастро будет набирать силу. Так что выбор здесь труден.
   - Какая там, к черту, трудность, - сказал О'Ши. - У нас есть обученные люди, они жаждут мести. У нас есть корабли. У нас есть чем оказать поддержку с воздуха. В самом худшем случае мы снимем их с побережья. Уверяю вас, президент не может проиграть. А если выиграет, то вся слава достанется ему, а не нам, беднягам, два месяца потевшим и оравшим в джунглях.
   О'Ши вышел собрать людей на совещание. Примерно через час явились четверо кубинских офицеров и трое сотрудников ЦРУ. Все трое были по-военному подтянутыми, сильными. Старший из них, командующий операцией отставной генерал Фредерик Шарп, был крепко сложенным, лысым, в мундире цвета хаки и с биноклем на груди. Худощавый, жилистый Дэвид Гриффин пришел в мундире офицера морской пехоты без погон. Самый младший, голубоглазый с массивной челюстью, по имени Карл Ричардсон, явно исполнял при них роль оруженосца.
   Поговорив немного о том о сем, они расселись на койках, и Керрвуд принялся с помощью Медуика расспрашивать кубинцев. Каков дух беженцев? Хватает ли продовольствия, боеприпасов? Чего недостает? Какие есть жалобы? Что еще необходимо для успеха операции?
   Ответы на испанском следовали залпами, Медуик переводил, а Керрвуд, не переставая говорить, делал пометки в блокноте. Медуику это казалось обычным военным инструктажем. Но потом Керрвуд задал вопрос, потрясший кубинцев:
   - Что скажете вы и ваши люди, если президент по каким-то причинам будет вынужден отменить операцию?
   Наступило молчание. Кубинский полковник, к которому был обращен вопрос, не скрывал злобы. Маленький, мускулистый, с блестящими черными глазами и неизменно свирепым взглядом, он отвечал резко, в голосе его слышались военная четкость и презрение. Несомненно, О'Ши предупредил их о подлинных намерениях Керрвуда.
   - Мы все равно пойдем, - ответил кубинец. - А те, кто останется, расскажут об этом всему миру. Что ваш великий президент Кеннеди обещал изгнать Кастро из западного полушария и что он трус и лжец.
   В комнате воцарилась напряженность и злость. Но Керрвуд улыбался.
   - Такого ответа я и ждал от вас, полковник. Вы смелый человек.
   Эти слова ошеломили кубинца. Он впервые посмотрел на Керрвуда с уважением, но по-прежнему настороженно. Керрвуд повернулся к отставному генералу и сказал:
   - Это пока все, что я хотел сказать кубинцам. Кубинцы резко поднялись и вышли.
   Когда дверь за ними захлопнулась, Керрвуд, спокойно покуривая, откинулся к стене.
   - Суть в том, что этот человек прав. В телевизионных дебатах с Никсоном Кеннеди заявил, что прогонит Кастро. Его слышала вся Америка.
   - Да, - подтвердил Лэтем. - Но он готов сказать, что был не прав, и принять все последствия.
   - Но это возможно теперь или никогда, - сказал отставной генерал. Через полгода Кастро так окопается, что нам не удастся его прогнать.
   Лэтем поднялся и возглавил совещание.
   - Наконец мы подошли к подлинной цели нашего приезда, джентльмены. Судя по тому, как вы набрасывались на Керрвуда, вы все помешались. Неужели он стал бы тратить время, чтобы отговаривать вас от этой операции? Вас, олимпийцев?!
   Так Медуик впервые услышал об олимпийцах.
   Лэтем продолжал:
   - Нам нужна от вас информация с места. Может ли удаться это вторжение без поддержки с воздуха?
   Все подскочили с криками: "Немыслимо! Самоубийство! Предатели!" Керрвуд встал и поднял руку.
   - Джентльмены, - сказал он. - Такого решения не может принять никто, даже президент. Если американские самолеты будут сбиты над Кубой, если станет известно, что в этой игре принимал участие американский персонал, пропадет вся ценность операции. Без нас - это кубинцы отвоевывают свою родную землю. С нами и нашими самолетами - это громадная мощь плохих янки обрушивается на крошечный островок. Так не пойдет.
   Молчание.
   - Поэтому мы прилетели сюда, чтобы узнать ваше мнение.
   Возможна ли эта операция без воздушной поддержки? Если нет, мы немедленно отменяем ее и берем все последствия на себя. Если она может как-то удаться, мы позволим вам действовать, но лишь при этом основном условии. Никакой открытой американской поддержки.
   - Невероятно, - сказал генерал.
   Гриффин повернулся к нему.
   - Нам нужно совместно подумать об этом, генерал, - сказал он. И обратился к Керрвуду: - Сколько времени остается у нас на анализ?
   - Мы должны знать ваше мнение завтра. Каждый день - это потеря, черт возьми, - ответил Керрвуд.
   - Увидимся утром, - сказал генерал. - А теперь доброй ночи. Трое служащих ЦРУ вышли. Керрвуд постоял, глядя на закрытую дверь, потом повернулся к Лэтему.
   - Зря ты упомянул об олимпийцах.
   - Я дал им понять, что мы в Белом доме их раскусили, - сказал Лэтем.
   - И все же... нам был нужен от них честный ответ. Теперь мы его не получим.
   - Почему?
   - Раз они, как ты говоришь, олимпийцы, вторжение им будет только на руку. Даже если произойдет катастрофа. Они поднимут крик, что Кеннеди отменил поддержку с воздуха и погубил свободолюбивых изгнанников, завладеют ЦРУ, и мне придется уходить.
   - Вот как?
   - Да.
   Лэтем лег на койку и уставился в потолок.
   - Недолюбливаю я ЦРУ, - сказал он. - И президент тоже.
   - Кто-то должен делать грязную работу, - ответил Керрвуд.
   16
   Рано утром беженцы снова отправились на учения, и Медуик от нечего делать гулял по лагерю. На вырубке среди джунглей стояли сборные домики из гофрированной жести типа тех, что изготовлялись во времена второй мировой войны, на грунтовых дорогах - "джипы", в глубине виднелись серые бункеры, слышались щебет птиц в лесу и далеко в горах прерывистый треск выстрелов.
   Воздух был теплым, прозрачным. Медуик пошел по дороге, оскальзываясь городскими туфлями на острых камнях, и вскоре оказался у ворот в изгороди из колючей проволоки; часовой-кубинец сидел в шезлонге, покуривая и держа автомат на коленях. Ничего не сказав ему, Медуик повернулся и пошел обратно. Керрвуд, Лэтем и сотрудники ЦРУ были на совещании у генерала кубинцев туда даже не пригласили, поэтому задача Медуика в этой миссии была выполнена. Внезапно рядом с ним, подняв облако пыли, остановился "джип".
   - Медуик! - окликнул сидящий за рулем. Это был Карл Ричардсон, младший из сотрудников ЦРУ, с которыми он встречался накануне вечером.
   - Я просто прогуливаюсь, - сказал Медуик, словно бы оправдываясь.
   - А прокатиться не хочешь? - спросил Ричардсон. - Мне нужно доставить кой-кому донесение.
   - Блестящая мысль.
   Медуик взобрался на небольшое сиденье рядом с Ричардсоном, Ричардсон передвинул рычаг переключения передач назад, потом вперед, они подъехали к воротам, и часовой пропустил их, махнув рукой.
   По обе стороны широкой грунтовой дороги простирались гватемальские джунгли.
   Вверху раскачивались ветви больших дубов, внизу рос густой подлесок в рост человека.
   - Как они воюют в такой чащобе? - спросил Медуик. - Как хоть они видят друг друга?
   - На расчистку района, который нам нужен, ушел месяц, - сказал Ричардсон. - Но теперь он расчищен. И видимость, чтобы убивать, достаточная.
   Медуик засмеялся, но тут же с удивлением заметил, что Ричардсон не шутит.
   - Здесь никто не убивает друг друга, так ведь? - спросил Медуик.
   - Было несколько... несчастных случаев, - ответил Ричардсон. Кубинская родовая вражда, что-то в этом роде. Они дожидаются, пока попадут сюда, а потом пуля в спину - и вражде конец.
   - Предупредите их всех, что я не кубинец, - сказал Медуик, чтобы рассмешить Ричардсона. Но ему это не удалось. Ричардсон был серьезным парнем.
   Какое-то время они ехали молча, потом Ричардсон спросил:
   - К чему Лэтем упомянул об олимпийцах?
   - Мистер Ричардсон, хочу сказать вам кое-что сразу. Я работаю в управлении всего три недели. И ничего не знаю. Я даже не знал, что наши люди находятся в Гватемале. А олимпийцы для меня просто неизвестное кодовое слово.
   - Ну так вот, ты едешь с одним из них, - сказал Ричардсон.
   - И вы, разумеется, не скажете мне, кто такие олимпийцы. Машину потряхивало.
   Ричардсон крепко сжимал баранку, суставы его пальцев побелели.
   - Скоро узнают все, - сказал он, словно разговаривая сам с собой. - В управлении есть патриоты. Есть и болваны, оставшиеся с прежних времен. Он повернулся к Медуику и, видимо, заметил на его лице удивление, потому что сказал: - Не удивляйся так. К нам, знаешь ли, тоже внедряются агенты.
   - Вы хотите сказать, что в ЦРУ есть... коммунисты?
   Медуику это казалось немыслимым.
   - Конечно, - ответил Ричардсон. И выражение его лица словно бы говорило: "Что за болванов берут на службу в последнее время?"
   - А на какой стороне Керрвуд? - спросил Медуик.
   - Он против вторжения, - сказал Ричардсон. - Так что делай выводы сам.
   Залив Свиней был моментом в истории, - подготовка же заняла целый год. В операции участвовал, можно сказать, цвет богатой кубинской молодежи; смелые и озлобленные молодые люди, внезапно лишенные беззаботной жизни и бежавшие в чужую страну, где у них не было ни денег, ни связей, ни влияния. Они были готовы умереть, лишь бы вернуться домой. И умерли.
   Медуик видел их в тот день на вырубке, они отдыхали, небольшой группе американский инструктор объяснял устройство 105-мм орудия, остальные сидели на земле, положив локти на колени, курили, болтали и отпускали по-испански грубые шутки.
   По разговору, слышанному накануне, Медуик понимал, что они обречены. Без поддержки с воздуха надеяться им было не на что. Их наивная, беспочвенная вера, что, едва они высадятся, кубинский народ восстанет, довершала эту обреченность.
   Внезапно Медуик ощутил сильное желание объяснить им все: сказать, что они должны оставить это безрассудное решение, сохранить свою жизнь. Но тут раздался пронзительный свисток, кубинцы в зеленой рабочей форме вскочили и построились, момент был упущен.
   Но это желание не покидало Медуика. На обратном пути он повернулся к Ричардсону и сказал:
   - Керрвуд прав, а вы - нет.
   Ричардсон стиснул челюсти и промолчал. Медуик не унимался:
   - Если вы пошлете их без поддержки с воздуха, они будут уничтожены.
   И тут Ричардсон показал свое подлинное нутро.
   - Какая жалость!
   - Вы не нравитесь мне, - сказал Медуик, и до конца пути оба молчали. Но когда Медуик сошел у казарм, Ричардсон сказал нечто странное:
   - Берегись, а то попадешь в чей-нибудь список.
   Через три дня Медуик снова был в Вашингтоне, через неделю вся эта поездка в Гватемалу представлялась сном, невозможным, воображаемым, странным эпизодом, не происходившим в действительности, а через три недели он читал о высадке кубинских беженцев на побережье, о том, что самолеты Кастро беспрепятственно пикировали на них, бомбили и обстреливали, видел фотографии трупов и молодых людей, осужденных на пожизненное тюремное заключение, и вспоминал веселых богатых юношей на вырубке в гватемальских джунглях в один из моментов "холодной войны", которая, в сущности, никогда не кончится.
   17
   - Сколько лет было Ричардсону? - спросил Уильямс.
   - Наверно, под тридцать.
   - И он сказал: "Берегись, ты можешь попасть в чей-нибудь список"?
   - Да. Но это был просто оборот речи. Я совершенно уверен, что он не имел в виду такого списка, как этот, двенадцать лет спустя.
   Уильямс вовсе не был уверен в этом, но спросил лишь:
   - Вы не слышали, что сталось с ним? Медуик затянулся сигаретой.
   - Слышал. Я член комитета по военным делам, несколько лет назад его фамилия появилась в одном из документов, которые мы изучали. Он был майором у "зеленых беретов", по крайней мере носил эту личину.
   - Что это за документ?
   - О массовом убийстве. Чего еще можно ждать от Ричардсона? Уильямс на минуту задумался.
   - Вы не могли чем-то рассердить кого-то из так называемых олимпийцев?
   - Я вам рассказал все.
   Уильямс поднялся.
   - Ричардсон не в том возрасте. Ему сейчас должно быть около сорока, а мне кажется, что автор письма помоложе. Но олимпийцы... Помните "Уотергейт"?