Страница:
– Домой? Откуда же? Я не слышал, чтобы ты куда-то выходила.
– Наверное, ты действительно не слышал, отец.
– Я заметил, что ты уже не в первый раз исчезаешь из дома в поздний час. Скажи мне, ты часто встречаешься с этим человеком?
Требовательный тон отца задел Роксану.
– Выслушай меня, отец! – раздраженно прервала она Максвелла, явно настроившегося на продолжение допроса. – Я прошу тебя прекратить подобные разговоры и...
– Прекратить? И это говорит человек, обещавший, что никогда не принесет позора в родной дом!
– Да, это говорю я. Потому что ничего позорного не совершила. Прошу тебя, садись и послушай, что я тебе скажу.
Максвелл нехотя опустился на стул и выжидающе посмотрел на дочь. Роксана села на другой стул и придвинулась вплотную к отцу. Заметив, что пальцы Максвелла нервно барабанят по стенкам стакана с виски, который он держал в руке, она положила ладонь на его колено и, улыбнувшись, очень мягко сказала:
– Папа... Этот человек – мой муж. Больше месяца назад мы с ним обвенчались в церкви Святого Иакова.
Роксана услышала глубокий вздох отца. Максвелл взял ее руку, поцеловал и долго сидел, не произнося ни слова...
Глава 17
Глава 18
– Наверное, ты действительно не слышал, отец.
– Я заметил, что ты уже не в первый раз исчезаешь из дома в поздний час. Скажи мне, ты часто встречаешься с этим человеком?
Требовательный тон отца задел Роксану.
– Выслушай меня, отец! – раздраженно прервала она Максвелла, явно настроившегося на продолжение допроса. – Я прошу тебя прекратить подобные разговоры и...
– Прекратить? И это говорит человек, обещавший, что никогда не принесет позора в родной дом!
– Да, это говорю я. Потому что ничего позорного не совершила. Прошу тебя, садись и послушай, что я тебе скажу.
Максвелл нехотя опустился на стул и выжидающе посмотрел на дочь. Роксана села на другой стул и придвинулась вплотную к отцу. Заметив, что пальцы Максвелла нервно барабанят по стенкам стакана с виски, который он держал в руке, она положила ладонь на его колено и, улыбнувшись, очень мягко сказала:
– Папа... Этот человек – мой муж. Больше месяца назад мы с ним обвенчались в церкви Святого Иакова.
Роксана услышала глубокий вздох отца. Максвелл взял ее руку, поцеловал и долго сидел, не произнося ни слова...
Глава 17
Мирут
Примерно на милю, если не больше, горизонт превратился в сплошную огненную стену, затмившую солнечный закат и вздымавшуюся к небу жадными языками пламени. Горело не меньше тысячи хижин сипаев. Находясь далеко от места трагедии, Колльер все-таки чувствовал жар грандиозного пожара. Он вытер ладонью пот со лба и с удивлением обнаружил на руке кровь. Когда его успели ранить, Гаррисон не помнил. Скорее всего это случилось на базаре, через который он проскакал на одном дыхании.
Сипаи появились из близлежащих деревень примерно за час до оглашения приговора захваченным бунтовщикам. Они принялись грабить, громить лавки и конюшни, принадлежавшие англичанам, нападать на попадавшихся на их пути европейцев. Затем сипаи ворвались в город и бросились к тюрьме, где содержались ждавшие приговора бунтовщики.
Собственно, все это произошло отнюдь не неожиданно. Накануне, когда Гаррисон сидел за ужином в бунгало своего друга лейтенанта Гофа, в дверь постучали, и на пороге появился смуглый офицер-индиец, служивший в расквартированном здесь полку. Он сообщил лейтенанту Гофу о том, что большая группа сипаев намерена ночью ворваться в город и освободить содержащихся в тюрьме бунтовщиков. Гоф с Гаррисоном тут же предупредили об этом полковника Кармайкла-Смита, а затем и бригадного генерала Арчдейла Уилсона. Городской гарнизон был приведен в состояние боевой готовности...
...Припав к земле, Гаррисон перезарядил винтовку. Прямо перед собой, совсем близко, он видел сипаев, пляшущих, прыгающих в отблесках пламени и беспорядочно стреляющих во всех направлениях из награбленного оружия.
В нескольких шагах от Колльера лежал убитый полковник, тело которого было изрешечено более чем двадцатью пулями. Еще дальше виднелись останки британского офицера, буквально разорванного на части озверевшей толпой, которую затем с трудом удалось отогнать. Как правило, в двадцатом веке мятежники в колониях избегали убивать британских офицеров. Но сейчас все обстояло совершенно иначе. Толпа взбунтовавшихся сипаев отлично понимала, что терять им уже нечего, ибо теперь их станут считать такими же преступниками, как и тех, кто уже сидел в тюрьме, ожидая приговора.
Гаррисон смотрел на происходящую перед его глазами вакханалию убийств и чувствовал, как непреодолимое бешенство закипает в его груди. Он уже забыл данную себе клятву оставаться здесь сторонним наблюдателем, ибо видел вокруг убитых соотечественников. Многих он знал. Знал как очень добрых и хороших людей, которые за несколько секунд до гибели призывали нападавших на них бунтовщиков образумиться и разойтись с миром. За спиной Гаррисона лежала растерзанная белая женщина со вспоротым животом, из которого был вырван неродившийся ребенок и тут же разорван на куски. В нескольких метрах от нее нашли свой конец молодой лейтенант Макензи и его слуга-индиец. Последний был виновен лишь в том, что попытался помочь лейтенанту перелезть через забор огорода, где можно было бы укрыться. Но он не знал, что по ту сторону изгороди уже притаились мятежники...
Отовсюду неслись свирепые вопли: «Вперед, вперед! За веру, за веру! Аллах за нас! Мы убьем всех этих проклятых иноверцев!»
Гаррисон снова вытер ладонью кровь со лба, все еще не понимая, как он мог получить рану и не почувствовать этого.
Наверное, потому, что все его тело как бы окоченело. Но сознание оставалось ясным. Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он думал о том, что должен как можно скорее присоединиться к другим офицерам, вознамерившимся совершить кавалерийский налет на сипаев. Этим маневром предполагалось предотвратить штурм сипаями тюрьмы с находившимися там мятежниками и деморализовать взбунтовавшуюся толпу.
Гаррисон оказался отрезанным от своих товарищей по полку вклинившимся между ними отрядом повстанцев. Но отнюдь не отчаивался. Еще в субботу он был здесь вместе с лейтенантом Гофом и разговаривал с некоторыми из сипаев. Как Колльеру, так и Гофу стало ясно, что среди последних не было единства. Многие из них давно служили в британской армии, участвовали в ряде сражений под командой английских офицеров, получили награды за храбрость. Эти люди, чуть ли не со слезами на глазах, стали упрашивать обоих офицеров защитить их. Ибо были уверены, что всех участников мятежа ждет еще более ужасная судьба, чем тех, кто уже сидит в тюрьме. И что им уготовано наказание, в сравнении с которым даже смерть показалась бы милостью...
– Все это можно было бы предотвратить, – сказал Гоф чуть позже Гаррисону, – если бы Кармайклу-Смиту не пришло в голову устроить подчиненным ему сипаям построение не после раздачи ружей, а накануне.[2]
Гаррисон только недоверчиво фыркнул на это замечание лейтенанта, после чего оба отправились ужинать. Несмотря на разное отношение к создавшейся ситуации, Колльер и Гоф сходились в том, что в конце концов здравый смысл должен возобладать и все окончится благополучно.
Уже сидя за столом, Гоф хитро посмотрел на Гаррисона и неожиданно спросил:
– А что, Колльер, вы женились на той девушке, которая проезжала тогда через Дели из Лахора со своим отцом? Ее, кажется, звали... Как же ее звали?.. А! Вспомнил! Оливия! Так?
– Да, так.
– Вы женились на ней?
– Нет, Гоф.
– Значит, предпочли остаться убежденным холостяком?
– Нет. Я женился. Женился на самой замечательной женщине на свете.
– Как ее имя?
– Роксана.
Помимо его воли перед внутренним взором Гаррисона возник образ Роксаны. Во тьме ночи, полной смертельной опасности, он вспомнил все подробности их взаимоотношений и короткие дни безоблачного счастья. Но тут же постарался отогнать от себя эти мысли, пришедшие совершенно не ко времени...
Когда Гаррисон и капитан Крейги, сумевший убедить своих солдат-индийцев последовать за командиром, вместе с лейтенантами Макензи и Мелвилл-Кларком пробились к тюрьме, то поняли, что опоздали. Ворота были распахнуты настежь, а заключенные бунтовщики уже смешались с толпой. Охрана тюрьмы, состоявшая из сипаев, оружейными залпами встретила отряд, сохранивший верность британцам. Последнему ничего другого не оставалось, как отступить и укрыться за стенами расположенных рядом конюшен.
Офицеры решили разделиться. Колльер со своими солдатами проводил Макензи и дюжину его добровольцев-сипаев до дома Крейги, где скрывались сестра лейтенанта и жена самого капитана. Они только что вернулись из церкви, служба в которой была отменена из-за разыгравшихся событий. Колльер взглянул на дом и с облегчением вздохнул: бунтовщики не успели его поджечь.
Отогнав толпу мятежников на приличное расстояние, офицеры вошли в дом, где увидели обеих перепуганных женщин. У их ног валялись два двуствольных ружья. Каким-то чудом сестре лейтенанта и жене капитана удалось пронести их в дом. Но ни та, ни другая не знала, как заряжать оружие.
Гаррисон поднял одно ружье, осмотрел его и потянулся за вторым. Тем временем лейтенант Макензи подвел обеих женщин к выходу. Приоткрыв дверь, он приказал двоим сипаям из своего отряда, ждавшим на крыльце, войти в дом и поручил им заботу о своей сестре и жене капитана.
Гаррисон зарядил винтовку и встал у стены напротив двери. В доме было темно. Лишь отблески пламени пожара освещали комнату колеблющимся светом. С улицы все громче доносились истошные крики обезумевшей толпы, ломавшей и громившей все на своем пути. Треск ружейных выстрелов перекрывался ревом сотен глоток, требовавших смерти иноверцам.
Лейтенант Макензи поднялся на второй этаж и вышел на верхнюю веранду. Оттуда, спрятавшись за колонну, он мог видеть все, что происходило вблизи дома. Верные англичанам верховые сипаи растянулись цепью по всему фасаду дома и ждали нападения. Их лошади храпели и тревожно ржали, в страхе взирая на отсветы пламени и пугаясь уже совсем близкого дикого рева толпы.
– Они подходят? – услышал Гаррисон женский голос и почувствовал прикосновение руки. Повернув голову, он увидел миссис Крейги. И почему-то сразу подумал о Роксане... Но тут же поспешил успокоить стоявшую рядом женщину:
– Пока еще нет! Но чувствуется, что их с каждой минутой становится все больше. Думаю, нам следовало бы попробовать подыскать более надежное убежище. Такое, куда бы не могли залетать пули и которое нельзя было бы поджечь. Миссис Крейги на мгновение задумалась и вдруг сказала:
– Я знаю такое убежище. Индийский храм в парке за городской стеной! Где лейтенант Макензи? Надо его срочно разыскать и посоветоваться.
Макензи появился через несколько секунд. Он тут же поддержал идею миссис Крейги.
– А где мой супруг? – спросила она.
– Вот-вот будет. Я его только что видел. Он скачет сюда.
– Один?
– Слава Богу, нет! С ним вся его конная команда.
– Интересно, какие новости он везет? – с тревогой проговорила вторая женщина.
– Лейтенант, в Дели уже сообщили об этих событиях? – спросил Гаррисон, не отрывая взгляда от двери.
Лейтенант не ответил. Гаррисон посмотрел на него, и их взгляды встретились. В комнате повисло тягостное молчание. Потом лейтенант покачал головой.
– Почему же, черт побери? – взорвался Гаррисон, забыв о присутствии женщин. – Давайте я прямо сейчас это сделаю!
– Ничего не получится, капитан! Телеграфная связь уже с утра прервана.
– Но надо же как-то остановить этих мятежников, пока они не ворвались в Дели!
– Почему вы так уверены, что они направятся в Дели? – пожал плечами лейтенант. Мне кажется более вероятным, что этот народ постарается поскорее расползтись по своим домам.
– Этот бунт – только начало, – покачал головой Колльер. – Я думаю, нам надо благодарить Бога за то, что он произошел сейчас, а не тремя неделями позже. Мятежники еще не успели толком организоваться. И если мы немедленно выступим против них, то сохраним не только время, но и жизни многих наших людей. При этом нам следует продемонстрировать максимум силы и уверенности. И в первую очередь надо оградить от их вторжения Дели. Нельзя забывать, что там находится Мохаммед Бахадур-шах – последний из великих моголов, завоевателей Индии. Если он поддержит бунтовщиков, большинство повстанцев станут под его знамена, чтобы бороться против европейцев.
На несколько минут воцарилось молчание. Даже шум приближающейся толпы, казалось, слегка затих. Лейтенант посмотрел на Гаррисона, потом по очереди на обеих женщин и глубоко вздохнул:
– Вся надежда на Бога!
После этого разговор прекратился. Колльер попрощался с лейтенантом, обеими женщинами и вышел на улицу, чтобы попытаться пробиться на учебный плац, где, как предполагалось, должен был собраться отряд из шестидесяти стрелков драгунского караула, готовых выступить против мятежников. Конь Гаррисона уже нетерпеливо бил копытом. Гаррисон легко вскочил в седло и тронул поводья. Адейн сорвался с места. И как раз вовремя, потому что в следующий момент над головой Колльера просвистела пуля и впилась в бревно коновязи. Гаррисон тут же пустил Адейна в галоп. Высоким скачком красавец жеребец перемахнул через довольно высокий забор и очутился на дороге. Гремели выстрелы, кругом свистели пули. Но Гаррисон, умело маневрируя, не давал бунтовщикам как следует прицелиться. А совсем недалеко догорали домики английского военного гарнизона. Колльер невольно подумал, что мир, похоже, начинает просто-напросто сходить с ума. Ибо войной в принятом понимании этого слова все происходящее назвать было нельзя...
Добравшись до учебного плаца, Гаррисон был поражен царившими там хаосом и беспорядком. Причиной тому была полная неспособность командиров руководить своими подчиненными. Вполне разумные приказы, отданные несколько минут назад, тут же отменялись. Следовали другие, совершенно противоположные и бессмысленные. Никто ничего не мог понять. Но самое опасное заключалось в том, что в дыму пожарища было совершенно невозможно определить место расположения основных сил мятежников. Поэтому артиллерия, выпустив всего несколько снарядов в сторону видневшихся невдалеке деревьев, откуда, как кому-то показалось, слышались выстрелы, замолчала. Мост через небольшую речку никем не охранялся. Как, впрочем, и дорога в сторону Дели.
Колльер с трудом отыскал капитана драгун, которым оказался молодой человек по фамилии Россер. После недолгого, но очень неприятного для молодого офицера разговора драгунский капитан исчез, крикнув Гаррисону, что должен переговорить с бригадным генералом. Позже Колльер узнал, что капитан Россер попытался выпросить у генерала Уилсона два кавалерийских эскадрона и несколько полевых орудий на конной тяге. Увидев удивленно выгнутую бровь генерала, Россер поспешил объяснить, что намерен преследовать группу бунтовщиков, направившихся в Дели с целью освободить из тюрьмы заключенных.
Но бригадный генерал только пожал плечами и ответил, что не позволит дробить силы.
Гаррисон решил не терять времени и, не спрашивая ни у кого разрешения, лично провести эту операцию, без всяких эскадронов и орудий на конной тяге. Он пришпорил Адейна, пролетел через мост и поскакал дальше по дороге, намереваясь очень скоро настичь бунтовщиков. Благо, что до Дели оставалось не больше сорока километров, Адейн отличался завидной силой и выносливостью, а сам Гаррисон был отлично вооружен. Мятежники же в большинстве своем представляли собой пехоту, а заключенные делийской тюрьмы, даже если бы их успели освободить, были закованы в кандалы, от которых не сразу могли бы избавиться. Так что у Гаррисона была надежда, что ему удастся расправиться и с теми, и с другими. Он подумал также и о том, что в случае осложнений сможет все-таки прорваться в Дели, предупредить власти о готовящемся нападении на город больших сил мятежников, а главное – защитить Роксану.
О том, что его самого могут убить по дороге, Гаррисон не думал...
Примерно на милю, если не больше, горизонт превратился в сплошную огненную стену, затмившую солнечный закат и вздымавшуюся к небу жадными языками пламени. Горело не меньше тысячи хижин сипаев. Находясь далеко от места трагедии, Колльер все-таки чувствовал жар грандиозного пожара. Он вытер ладонью пот со лба и с удивлением обнаружил на руке кровь. Когда его успели ранить, Гаррисон не помнил. Скорее всего это случилось на базаре, через который он проскакал на одном дыхании.
Сипаи появились из близлежащих деревень примерно за час до оглашения приговора захваченным бунтовщикам. Они принялись грабить, громить лавки и конюшни, принадлежавшие англичанам, нападать на попадавшихся на их пути европейцев. Затем сипаи ворвались в город и бросились к тюрьме, где содержались ждавшие приговора бунтовщики.
Собственно, все это произошло отнюдь не неожиданно. Накануне, когда Гаррисон сидел за ужином в бунгало своего друга лейтенанта Гофа, в дверь постучали, и на пороге появился смуглый офицер-индиец, служивший в расквартированном здесь полку. Он сообщил лейтенанту Гофу о том, что большая группа сипаев намерена ночью ворваться в город и освободить содержащихся в тюрьме бунтовщиков. Гоф с Гаррисоном тут же предупредили об этом полковника Кармайкла-Смита, а затем и бригадного генерала Арчдейла Уилсона. Городской гарнизон был приведен в состояние боевой готовности...
...Припав к земле, Гаррисон перезарядил винтовку. Прямо перед собой, совсем близко, он видел сипаев, пляшущих, прыгающих в отблесках пламени и беспорядочно стреляющих во всех направлениях из награбленного оружия.
В нескольких шагах от Колльера лежал убитый полковник, тело которого было изрешечено более чем двадцатью пулями. Еще дальше виднелись останки британского офицера, буквально разорванного на части озверевшей толпой, которую затем с трудом удалось отогнать. Как правило, в двадцатом веке мятежники в колониях избегали убивать британских офицеров. Но сейчас все обстояло совершенно иначе. Толпа взбунтовавшихся сипаев отлично понимала, что терять им уже нечего, ибо теперь их станут считать такими же преступниками, как и тех, кто уже сидел в тюрьме, ожидая приговора.
Гаррисон смотрел на происходящую перед его глазами вакханалию убийств и чувствовал, как непреодолимое бешенство закипает в его груди. Он уже забыл данную себе клятву оставаться здесь сторонним наблюдателем, ибо видел вокруг убитых соотечественников. Многих он знал. Знал как очень добрых и хороших людей, которые за несколько секунд до гибели призывали нападавших на них бунтовщиков образумиться и разойтись с миром. За спиной Гаррисона лежала растерзанная белая женщина со вспоротым животом, из которого был вырван неродившийся ребенок и тут же разорван на куски. В нескольких метрах от нее нашли свой конец молодой лейтенант Макензи и его слуга-индиец. Последний был виновен лишь в том, что попытался помочь лейтенанту перелезть через забор огорода, где можно было бы укрыться. Но он не знал, что по ту сторону изгороди уже притаились мятежники...
Отовсюду неслись свирепые вопли: «Вперед, вперед! За веру, за веру! Аллах за нас! Мы убьем всех этих проклятых иноверцев!»
Гаррисон снова вытер ладонью кровь со лба, все еще не понимая, как он мог получить рану и не почувствовать этого.
Наверное, потому, что все его тело как бы окоченело. Но сознание оставалось ясным. Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он думал о том, что должен как можно скорее присоединиться к другим офицерам, вознамерившимся совершить кавалерийский налет на сипаев. Этим маневром предполагалось предотвратить штурм сипаями тюрьмы с находившимися там мятежниками и деморализовать взбунтовавшуюся толпу.
Гаррисон оказался отрезанным от своих товарищей по полку вклинившимся между ними отрядом повстанцев. Но отнюдь не отчаивался. Еще в субботу он был здесь вместе с лейтенантом Гофом и разговаривал с некоторыми из сипаев. Как Колльеру, так и Гофу стало ясно, что среди последних не было единства. Многие из них давно служили в британской армии, участвовали в ряде сражений под командой английских офицеров, получили награды за храбрость. Эти люди, чуть ли не со слезами на глазах, стали упрашивать обоих офицеров защитить их. Ибо были уверены, что всех участников мятежа ждет еще более ужасная судьба, чем тех, кто уже сидит в тюрьме. И что им уготовано наказание, в сравнении с которым даже смерть показалась бы милостью...
– Все это можно было бы предотвратить, – сказал Гоф чуть позже Гаррисону, – если бы Кармайклу-Смиту не пришло в голову устроить подчиненным ему сипаям построение не после раздачи ружей, а накануне.[2]
Гаррисон только недоверчиво фыркнул на это замечание лейтенанта, после чего оба отправились ужинать. Несмотря на разное отношение к создавшейся ситуации, Колльер и Гоф сходились в том, что в конце концов здравый смысл должен возобладать и все окончится благополучно.
Уже сидя за столом, Гоф хитро посмотрел на Гаррисона и неожиданно спросил:
– А что, Колльер, вы женились на той девушке, которая проезжала тогда через Дели из Лахора со своим отцом? Ее, кажется, звали... Как же ее звали?.. А! Вспомнил! Оливия! Так?
– Да, так.
– Вы женились на ней?
– Нет, Гоф.
– Значит, предпочли остаться убежденным холостяком?
– Нет. Я женился. Женился на самой замечательной женщине на свете.
– Как ее имя?
– Роксана.
Помимо его воли перед внутренним взором Гаррисона возник образ Роксаны. Во тьме ночи, полной смертельной опасности, он вспомнил все подробности их взаимоотношений и короткие дни безоблачного счастья. Но тут же постарался отогнать от себя эти мысли, пришедшие совершенно не ко времени...
Когда Гаррисон и капитан Крейги, сумевший убедить своих солдат-индийцев последовать за командиром, вместе с лейтенантами Макензи и Мелвилл-Кларком пробились к тюрьме, то поняли, что опоздали. Ворота были распахнуты настежь, а заключенные бунтовщики уже смешались с толпой. Охрана тюрьмы, состоявшая из сипаев, оружейными залпами встретила отряд, сохранивший верность британцам. Последнему ничего другого не оставалось, как отступить и укрыться за стенами расположенных рядом конюшен.
Офицеры решили разделиться. Колльер со своими солдатами проводил Макензи и дюжину его добровольцев-сипаев до дома Крейги, где скрывались сестра лейтенанта и жена самого капитана. Они только что вернулись из церкви, служба в которой была отменена из-за разыгравшихся событий. Колльер взглянул на дом и с облегчением вздохнул: бунтовщики не успели его поджечь.
Отогнав толпу мятежников на приличное расстояние, офицеры вошли в дом, где увидели обеих перепуганных женщин. У их ног валялись два двуствольных ружья. Каким-то чудом сестре лейтенанта и жене капитана удалось пронести их в дом. Но ни та, ни другая не знала, как заряжать оружие.
Гаррисон поднял одно ружье, осмотрел его и потянулся за вторым. Тем временем лейтенант Макензи подвел обеих женщин к выходу. Приоткрыв дверь, он приказал двоим сипаям из своего отряда, ждавшим на крыльце, войти в дом и поручил им заботу о своей сестре и жене капитана.
Гаррисон зарядил винтовку и встал у стены напротив двери. В доме было темно. Лишь отблески пламени пожара освещали комнату колеблющимся светом. С улицы все громче доносились истошные крики обезумевшей толпы, ломавшей и громившей все на своем пути. Треск ружейных выстрелов перекрывался ревом сотен глоток, требовавших смерти иноверцам.
Лейтенант Макензи поднялся на второй этаж и вышел на верхнюю веранду. Оттуда, спрятавшись за колонну, он мог видеть все, что происходило вблизи дома. Верные англичанам верховые сипаи растянулись цепью по всему фасаду дома и ждали нападения. Их лошади храпели и тревожно ржали, в страхе взирая на отсветы пламени и пугаясь уже совсем близкого дикого рева толпы.
– Они подходят? – услышал Гаррисон женский голос и почувствовал прикосновение руки. Повернув голову, он увидел миссис Крейги. И почему-то сразу подумал о Роксане... Но тут же поспешил успокоить стоявшую рядом женщину:
– Пока еще нет! Но чувствуется, что их с каждой минутой становится все больше. Думаю, нам следовало бы попробовать подыскать более надежное убежище. Такое, куда бы не могли залетать пули и которое нельзя было бы поджечь. Миссис Крейги на мгновение задумалась и вдруг сказала:
– Я знаю такое убежище. Индийский храм в парке за городской стеной! Где лейтенант Макензи? Надо его срочно разыскать и посоветоваться.
Макензи появился через несколько секунд. Он тут же поддержал идею миссис Крейги.
– А где мой супруг? – спросила она.
– Вот-вот будет. Я его только что видел. Он скачет сюда.
– Один?
– Слава Богу, нет! С ним вся его конная команда.
– Интересно, какие новости он везет? – с тревогой проговорила вторая женщина.
– Лейтенант, в Дели уже сообщили об этих событиях? – спросил Гаррисон, не отрывая взгляда от двери.
Лейтенант не ответил. Гаррисон посмотрел на него, и их взгляды встретились. В комнате повисло тягостное молчание. Потом лейтенант покачал головой.
– Почему же, черт побери? – взорвался Гаррисон, забыв о присутствии женщин. – Давайте я прямо сейчас это сделаю!
– Ничего не получится, капитан! Телеграфная связь уже с утра прервана.
– Но надо же как-то остановить этих мятежников, пока они не ворвались в Дели!
– Почему вы так уверены, что они направятся в Дели? – пожал плечами лейтенант. Мне кажется более вероятным, что этот народ постарается поскорее расползтись по своим домам.
– Этот бунт – только начало, – покачал головой Колльер. – Я думаю, нам надо благодарить Бога за то, что он произошел сейчас, а не тремя неделями позже. Мятежники еще не успели толком организоваться. И если мы немедленно выступим против них, то сохраним не только время, но и жизни многих наших людей. При этом нам следует продемонстрировать максимум силы и уверенности. И в первую очередь надо оградить от их вторжения Дели. Нельзя забывать, что там находится Мохаммед Бахадур-шах – последний из великих моголов, завоевателей Индии. Если он поддержит бунтовщиков, большинство повстанцев станут под его знамена, чтобы бороться против европейцев.
На несколько минут воцарилось молчание. Даже шум приближающейся толпы, казалось, слегка затих. Лейтенант посмотрел на Гаррисона, потом по очереди на обеих женщин и глубоко вздохнул:
– Вся надежда на Бога!
После этого разговор прекратился. Колльер попрощался с лейтенантом, обеими женщинами и вышел на улицу, чтобы попытаться пробиться на учебный плац, где, как предполагалось, должен был собраться отряд из шестидесяти стрелков драгунского караула, готовых выступить против мятежников. Конь Гаррисона уже нетерпеливо бил копытом. Гаррисон легко вскочил в седло и тронул поводья. Адейн сорвался с места. И как раз вовремя, потому что в следующий момент над головой Колльера просвистела пуля и впилась в бревно коновязи. Гаррисон тут же пустил Адейна в галоп. Высоким скачком красавец жеребец перемахнул через довольно высокий забор и очутился на дороге. Гремели выстрелы, кругом свистели пули. Но Гаррисон, умело маневрируя, не давал бунтовщикам как следует прицелиться. А совсем недалеко догорали домики английского военного гарнизона. Колльер невольно подумал, что мир, похоже, начинает просто-напросто сходить с ума. Ибо войной в принятом понимании этого слова все происходящее назвать было нельзя...
Добравшись до учебного плаца, Гаррисон был поражен царившими там хаосом и беспорядком. Причиной тому была полная неспособность командиров руководить своими подчиненными. Вполне разумные приказы, отданные несколько минут назад, тут же отменялись. Следовали другие, совершенно противоположные и бессмысленные. Никто ничего не мог понять. Но самое опасное заключалось в том, что в дыму пожарища было совершенно невозможно определить место расположения основных сил мятежников. Поэтому артиллерия, выпустив всего несколько снарядов в сторону видневшихся невдалеке деревьев, откуда, как кому-то показалось, слышались выстрелы, замолчала. Мост через небольшую речку никем не охранялся. Как, впрочем, и дорога в сторону Дели.
Колльер с трудом отыскал капитана драгун, которым оказался молодой человек по фамилии Россер. После недолгого, но очень неприятного для молодого офицера разговора драгунский капитан исчез, крикнув Гаррисону, что должен переговорить с бригадным генералом. Позже Колльер узнал, что капитан Россер попытался выпросить у генерала Уилсона два кавалерийских эскадрона и несколько полевых орудий на конной тяге. Увидев удивленно выгнутую бровь генерала, Россер поспешил объяснить, что намерен преследовать группу бунтовщиков, направившихся в Дели с целью освободить из тюрьмы заключенных.
Но бригадный генерал только пожал плечами и ответил, что не позволит дробить силы.
Гаррисон решил не терять времени и, не спрашивая ни у кого разрешения, лично провести эту операцию, без всяких эскадронов и орудий на конной тяге. Он пришпорил Адейна, пролетел через мост и поскакал дальше по дороге, намереваясь очень скоро настичь бунтовщиков. Благо, что до Дели оставалось не больше сорока километров, Адейн отличался завидной силой и выносливостью, а сам Гаррисон был отлично вооружен. Мятежники же в большинстве своем представляли собой пехоту, а заключенные делийской тюрьмы, даже если бы их успели освободить, были закованы в кандалы, от которых не сразу могли бы избавиться. Так что у Гаррисона была надежда, что ему удастся расправиться и с теми, и с другими. Он подумал также и о том, что в случае осложнений сможет все-таки прорваться в Дели, предупредить власти о готовящемся нападении на город больших сил мятежников, а главное – защитить Роксану.
О том, что его самого могут убить по дороге, Гаррисон не думал...
Глава 18
Дели
Роксана проснулась от какого-то ужасного, безумного кошмара и села на край кровати. Сердце ее гулко и часто стучало, на лбу выступили капли холодного пота, а по спине ползли мурашки. Она протерла глаза и отбросила упавшие на лицо локоны. Несколько минут Роксана сидела неподвижно, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу.
Из кухни тянуло приятным запахом готовящегося завтрака и вскипевшего кофе. В последние дни повар, будучи мусульманином и свято соблюдая закон начавшегося чуть больше двух недель назад Рамадана, завтракал у себя на кухне еще до восхода солнца.
Роксана встала с постели, перешагнула через пристроившуюся на полу у ножки кровати безобидную ящерицу, тут же шмыгнувшую под дверь в коридор, и быстро оделась. Затем на несколько минут присела у туалетного столика, расчесала волосы, слегка тронула лицо косметикой и спустилась вниз, намереваясь зайти к Сэре. Проходя через холл, Роксана вдруг почувствовала запах дыма. Она остановилась и втянула носом воздух, приняв это за следствие ночного кошмара, в котором ей действительно виделись костры, взрывы и пожары. Однако запах дыма не исчез...
Роксана в тревоге бросилась в комнату Сэры. Там никого не было. Но разбросанные вокруг вещи говорили о том, что Сэра уже давно проснулась и куда-то вышла. Не на шутку рассердившись на непослушную девчонку, никак не желавшую привыкнуть к элементарному порядку, Роксана собрала разбросанную по стульям и прямо по полу одежду Сэры и сложила ее аккуратной стопкой на кровати. Книга, которую Роксана накануне дала почитать сестренке, чтобы отвлечь ее от мыслей о несостоявшейся верховой прогулке, была раскрыта и валялась на кресле вверх обложкой, отчего страницы превратились в некое подобие листьев растрепанного капустного кочана.
Подняв книгу, Роксана попыталась все-таки привести ее в приличный вид, стараясь при этом не слишком обвинять Сэру. Ведь, в конце концов, она еще ребенок...
Выйдя из комнаты Сэры, Роксана подумала о том, что теперь уже наверняка придется надолго забыть о всяких верховых поездках или охоте, которые планировали Гаррисон и Ахмед. Хотя бы потому, что за все это время она не получила от мужа ни одной весточки. «От мужа»... Ей было приятно думать о том, что Гаррисон теперь ее муж... Но все же почему он совсем не дает о себе знать?
Накануне отец уверял Роксану, что из Мирута пока не было получено ни одной мало-мальски серьезной телеграммы, а потому у нее не должно быть никаких причин для волнений. Наверное, как представлялось полковнику, Колльер встретил в Мируте своих прежних однополчан, а потому и задержался. Макс говорил, что не сомневается в очень скором возвращении Гаррисона. А что касается их несостоявшихся планов, то верховую прогулку можно спокойно перенести на любой другой день.
Но Роксане было не до прогулок. Ее беспокоило отсутствие Гаррисона в гарнизоне и его полное молчание. Она уже дважды сама ходила на почту, но каждый раз на вопрос о телеграммах или письмах от капитана Гаррисона получала отрицательный ответ...
...Спустившись по лестнице, Роксана заглянула в гостиную и увидела у стола отца, сидящего за чашкой кофе и просматривающего свежие газеты.
Максвелл удивленно посмотрел на дочь:
– Ты что здесь делаешь?
– Извини, отец, я тоже хотела бы выпить кофе.
Роксана взяла стоявший на серебряном подносе кофейник, налила полчашки ароматного напитка и придвинула к себе тарелку с аккуратно порезанной дыней. Макс тем временем наблюдал за ней поверх газеты.
– А я думал, что вы с Сэрой уже где-то гуляете, – нахмурился он, выдержав паузу.
– С Сэрой? Но ведь я только что встала. А когда ты ее видел?
– Полчаса назад, – уже с явным беспокойством ответил Макс. – Она сказала, что собирается пойти в город. Я решил, что вместе с тобой. А как же иначе?
Роксана опустила чашку с кофе на самый край стола, даже не заметив этого, и с не меньшей тревогой посмотрела на отца:
– Мы даже не говорили с ней об этом!
Она вскочила со стула и бросилась к двери. Но у самого порога на несколько мгновений остановилась, чтобы успокоиться. Она никак не могла понять, почему Сэра решила именно сегодня пойти в город. Причём – одна! Может быть, тем самым девочка выражала протест против отмены верховой прогулки? Или же просто хотела как-то занять освободившийся день? Вряд ли! Сэра не могла себе такого позволить! Скорее всего она сейчас гуляет где-то около дома.
– Я спрошу слуг, не видели ли они, куда она пошла.
– Хорошо, – кивнул Максвелл и вновь уткнулся носом в газету.
Полчаса поисков не дали результата, не считая того, что Роксана убедилась, что исчезла и собака. Няни также нигде не было видно. Но слуги сказали, что еще вечером она ушла из дома с большой сумкой и до сих пор не возвращалась.
Роксана почувствовала, как неприятный холодок пробежал по ее спине.
– Почему вы мне ничего об этом не сказали? – обратилась она к слугам.
Ответа не последовало. Роксана пожала плечами, повернулась и поднялась в кабинет отца. Максвелл стоял у окна, держа в руке саблю.
– Это ты, Роксана! – сумрачно сказал он. – Я должен сейчас идти. На учебном плацу назначено построение для заслушивания приговора арестованным бунтовщикам. После чего лорд Каннинг обратится к сипаям, сохранившим верность, с призывом к осторожности. Я должен обязательно присутствовать на этой церемонии.
Максвелл помолчал, а потом спросил:
– Ты нашла Сэру?
Роксана ничего не ответила, а лишь отрицательно покачала головой.
– Нет? Но ребенок не должен уходить в город без взрослых! Почему Сэра нарушила это правило?
– Не знаю, – вздохнула Роксана, которую уже не на шутку начинало тревожить исчезновение сестренки.
– Ну, не мучь себя! – поспешил успокоить ее Макс. – Лучше возьми моего грума и постарайтесь вместе отыскать Сэру. Пешком она не могла уйти особенно далеко. Все же я беспокоюсь: время тревожное и в большом городе, не ровен час, с ребенком всякое может случиться! Как только Сэра найдется, примерно накажи ее за подобное ослушание. Я сам прослежу за этим!
– Хорошо, отец!
Роксана направилась к двери. Но уже взявшись за ручку, она обернулась и увидела, что отец продолжает стоять все в той же позе. Ее поразило выражение крайней тревоги и даже страха на лице Максвелла. Роксана вернулась, взяла отца за руку и тихо сказала:
– Я прошу тебя быть сегодня очень осторожным, папа! Максвелл нахмурился и покачал головой:
– Я всегда осторожен, Роксана. Не надо волноваться за меня, милая. Занимайся своими делами, а мне предоставь делать мои.
– Хорошо, папа...
Роксана чуть привстала на цыпочки и поцеловала отца в щеку. Максвелл нежно посмотрел на дочь и ласково похлопал ее по спине.
– Иди, Роксана, – прошептал он.
Она вышла и вернулась к себе. Вынув из коробки подаренные Ахмедом пистолеты, Роксана зарядила их и положила в сумку. Потом спустилась в холл и принялась искать грума, на что ушло немало времени. Наконец тот появился, и Роксана передала ему приказ отца отправиться с ней в город на поиски Сэры. Грум выслушал это с таким явным неудовольствием, что у Роксаны возникли подозрения на его счет. Все же он смирился...
Теперь надо было найти Гондию – садовника. Благо, он оказался неподалеку. Роксана провела его в холл и протянула старый темный ключ:
– Это от буфетной и кладовки. Если я почему-либо не вернусь, сохрани все, что там лежит, в целости. А если какие-то из этих вещей будут кому-нибудь очень нужны, отдай их.
Садовник не стал расспрашивать Роксану, зачем она ему это говорит и почему может не вернуться из города. Видимо, все понял и так. Он молча взял ключ и, присоединив его к висевшей на шее цепочке, сказал:
– Берегите себя, мисс Шеффилд.
Роксана села в коляску, грум тронул вожжи, и они поехали по вымощенной булыжником дороге, поминутно посматривая по сторонам и надеясь обнаружить за каким-нибудь углом или кустом исчезнувшую Сэру. По пути останавливали и расспрашивали встречных. Но те либо давали отрицательные ответы, либо просто недоуменно пожимали плечами.
На учебном плацу Роксана увидела выстроившихся в три шеренги сипаев. Перед ними стоял незнакомый офицер и что-то говорил. Слов не было слышно. Но Роксана заметила, что некоторые солдаты стояли с недовольными лицами, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Другие же о чем-то перешептывались между собой. Это еще более усилило тревогу Роксаны. Она приказала груму ехать быстрее, не забывая, однако, внимательно смотреть по сторонам. Несколько раз они останавливались и снова расспрашивали прохожих. Но и здесь никто не видел маленькой смуглой девочки с зелеными глазами.
Недалеко от городских ворот, где перед мостом через пересохший ручей образовалась пробка из повозок, телег и навьюченных всякой поклажей животных, коляска поневоле остановилась. Грум вскочил и начал через головы о чем-то громко переговариваться с другими возницами. Разговор шел на местном языке, и Роксана, естественно, ничего не понимала. Но вот грум покорно опустился на свою скамью и со вздохом сказал уже по-английски:
– Дальше не проехать...
– Вижу, – с досадой ответила Роксана. – Нам придется оставить здесь коляску и пойти пешком.
– Оставить коляску?! – испугался грум. – А если ее кто-нибудь украдет? Что я тогда скажу хозяину?!
Роксана с досадой посмотрела на него:
– Он ничего не скажет. Мы же ищем его родную дочь. При чем тут коляска?
Но грум категорически отказался бросить лошадь и повозку. Роксана, скрипнув зубами, без его помощи спрыгнула на землю и, перекинув через плечо сумку с пистолетами, направилась к мосту, не обращая внимания на отчаянные крики грума. Тяжелая сумка, за которую непрерывно кто-нибудь задевал, больно резала плечо. К тому же Роксану буквально душили страх перед толпой и растущее возмущение поступком Сэры. Но она упорно пробивалась вперед, не поддаваясь страху, стараясь сохранить спокойствие и не потерять ясность мыслей.
Роксана проснулась от какого-то ужасного, безумного кошмара и села на край кровати. Сердце ее гулко и часто стучало, на лбу выступили капли холодного пота, а по спине ползли мурашки. Она протерла глаза и отбросила упавшие на лицо локоны. Несколько минут Роксана сидела неподвижно, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу.
Из кухни тянуло приятным запахом готовящегося завтрака и вскипевшего кофе. В последние дни повар, будучи мусульманином и свято соблюдая закон начавшегося чуть больше двух недель назад Рамадана, завтракал у себя на кухне еще до восхода солнца.
Роксана встала с постели, перешагнула через пристроившуюся на полу у ножки кровати безобидную ящерицу, тут же шмыгнувшую под дверь в коридор, и быстро оделась. Затем на несколько минут присела у туалетного столика, расчесала волосы, слегка тронула лицо косметикой и спустилась вниз, намереваясь зайти к Сэре. Проходя через холл, Роксана вдруг почувствовала запах дыма. Она остановилась и втянула носом воздух, приняв это за следствие ночного кошмара, в котором ей действительно виделись костры, взрывы и пожары. Однако запах дыма не исчез...
Роксана в тревоге бросилась в комнату Сэры. Там никого не было. Но разбросанные вокруг вещи говорили о том, что Сэра уже давно проснулась и куда-то вышла. Не на шутку рассердившись на непослушную девчонку, никак не желавшую привыкнуть к элементарному порядку, Роксана собрала разбросанную по стульям и прямо по полу одежду Сэры и сложила ее аккуратной стопкой на кровати. Книга, которую Роксана накануне дала почитать сестренке, чтобы отвлечь ее от мыслей о несостоявшейся верховой прогулке, была раскрыта и валялась на кресле вверх обложкой, отчего страницы превратились в некое подобие листьев растрепанного капустного кочана.
Подняв книгу, Роксана попыталась все-таки привести ее в приличный вид, стараясь при этом не слишком обвинять Сэру. Ведь, в конце концов, она еще ребенок...
Выйдя из комнаты Сэры, Роксана подумала о том, что теперь уже наверняка придется надолго забыть о всяких верховых поездках или охоте, которые планировали Гаррисон и Ахмед. Хотя бы потому, что за все это время она не получила от мужа ни одной весточки. «От мужа»... Ей было приятно думать о том, что Гаррисон теперь ее муж... Но все же почему он совсем не дает о себе знать?
Накануне отец уверял Роксану, что из Мирута пока не было получено ни одной мало-мальски серьезной телеграммы, а потому у нее не должно быть никаких причин для волнений. Наверное, как представлялось полковнику, Колльер встретил в Мируте своих прежних однополчан, а потому и задержался. Макс говорил, что не сомневается в очень скором возвращении Гаррисона. А что касается их несостоявшихся планов, то верховую прогулку можно спокойно перенести на любой другой день.
Но Роксане было не до прогулок. Ее беспокоило отсутствие Гаррисона в гарнизоне и его полное молчание. Она уже дважды сама ходила на почту, но каждый раз на вопрос о телеграммах или письмах от капитана Гаррисона получала отрицательный ответ...
...Спустившись по лестнице, Роксана заглянула в гостиную и увидела у стола отца, сидящего за чашкой кофе и просматривающего свежие газеты.
Максвелл удивленно посмотрел на дочь:
– Ты что здесь делаешь?
– Извини, отец, я тоже хотела бы выпить кофе.
Роксана взяла стоявший на серебряном подносе кофейник, налила полчашки ароматного напитка и придвинула к себе тарелку с аккуратно порезанной дыней. Макс тем временем наблюдал за ней поверх газеты.
– А я думал, что вы с Сэрой уже где-то гуляете, – нахмурился он, выдержав паузу.
– С Сэрой? Но ведь я только что встала. А когда ты ее видел?
– Полчаса назад, – уже с явным беспокойством ответил Макс. – Она сказала, что собирается пойти в город. Я решил, что вместе с тобой. А как же иначе?
Роксана опустила чашку с кофе на самый край стола, даже не заметив этого, и с не меньшей тревогой посмотрела на отца:
– Мы даже не говорили с ней об этом!
Она вскочила со стула и бросилась к двери. Но у самого порога на несколько мгновений остановилась, чтобы успокоиться. Она никак не могла понять, почему Сэра решила именно сегодня пойти в город. Причём – одна! Может быть, тем самым девочка выражала протест против отмены верховой прогулки? Или же просто хотела как-то занять освободившийся день? Вряд ли! Сэра не могла себе такого позволить! Скорее всего она сейчас гуляет где-то около дома.
– Я спрошу слуг, не видели ли они, куда она пошла.
– Хорошо, – кивнул Максвелл и вновь уткнулся носом в газету.
Полчаса поисков не дали результата, не считая того, что Роксана убедилась, что исчезла и собака. Няни также нигде не было видно. Но слуги сказали, что еще вечером она ушла из дома с большой сумкой и до сих пор не возвращалась.
Роксана почувствовала, как неприятный холодок пробежал по ее спине.
– Почему вы мне ничего об этом не сказали? – обратилась она к слугам.
Ответа не последовало. Роксана пожала плечами, повернулась и поднялась в кабинет отца. Максвелл стоял у окна, держа в руке саблю.
– Это ты, Роксана! – сумрачно сказал он. – Я должен сейчас идти. На учебном плацу назначено построение для заслушивания приговора арестованным бунтовщикам. После чего лорд Каннинг обратится к сипаям, сохранившим верность, с призывом к осторожности. Я должен обязательно присутствовать на этой церемонии.
Максвелл помолчал, а потом спросил:
– Ты нашла Сэру?
Роксана ничего не ответила, а лишь отрицательно покачала головой.
– Нет? Но ребенок не должен уходить в город без взрослых! Почему Сэра нарушила это правило?
– Не знаю, – вздохнула Роксана, которую уже не на шутку начинало тревожить исчезновение сестренки.
– Ну, не мучь себя! – поспешил успокоить ее Макс. – Лучше возьми моего грума и постарайтесь вместе отыскать Сэру. Пешком она не могла уйти особенно далеко. Все же я беспокоюсь: время тревожное и в большом городе, не ровен час, с ребенком всякое может случиться! Как только Сэра найдется, примерно накажи ее за подобное ослушание. Я сам прослежу за этим!
– Хорошо, отец!
Роксана направилась к двери. Но уже взявшись за ручку, она обернулась и увидела, что отец продолжает стоять все в той же позе. Ее поразило выражение крайней тревоги и даже страха на лице Максвелла. Роксана вернулась, взяла отца за руку и тихо сказала:
– Я прошу тебя быть сегодня очень осторожным, папа! Максвелл нахмурился и покачал головой:
– Я всегда осторожен, Роксана. Не надо волноваться за меня, милая. Занимайся своими делами, а мне предоставь делать мои.
– Хорошо, папа...
Роксана чуть привстала на цыпочки и поцеловала отца в щеку. Максвелл нежно посмотрел на дочь и ласково похлопал ее по спине.
– Иди, Роксана, – прошептал он.
Она вышла и вернулась к себе. Вынув из коробки подаренные Ахмедом пистолеты, Роксана зарядила их и положила в сумку. Потом спустилась в холл и принялась искать грума, на что ушло немало времени. Наконец тот появился, и Роксана передала ему приказ отца отправиться с ней в город на поиски Сэры. Грум выслушал это с таким явным неудовольствием, что у Роксаны возникли подозрения на его счет. Все же он смирился...
Теперь надо было найти Гондию – садовника. Благо, он оказался неподалеку. Роксана провела его в холл и протянула старый темный ключ:
– Это от буфетной и кладовки. Если я почему-либо не вернусь, сохрани все, что там лежит, в целости. А если какие-то из этих вещей будут кому-нибудь очень нужны, отдай их.
Садовник не стал расспрашивать Роксану, зачем она ему это говорит и почему может не вернуться из города. Видимо, все понял и так. Он молча взял ключ и, присоединив его к висевшей на шее цепочке, сказал:
– Берегите себя, мисс Шеффилд.
Роксана села в коляску, грум тронул вожжи, и они поехали по вымощенной булыжником дороге, поминутно посматривая по сторонам и надеясь обнаружить за каким-нибудь углом или кустом исчезнувшую Сэру. По пути останавливали и расспрашивали встречных. Но те либо давали отрицательные ответы, либо просто недоуменно пожимали плечами.
На учебном плацу Роксана увидела выстроившихся в три шеренги сипаев. Перед ними стоял незнакомый офицер и что-то говорил. Слов не было слышно. Но Роксана заметила, что некоторые солдаты стояли с недовольными лицами, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Другие же о чем-то перешептывались между собой. Это еще более усилило тревогу Роксаны. Она приказала груму ехать быстрее, не забывая, однако, внимательно смотреть по сторонам. Несколько раз они останавливались и снова расспрашивали прохожих. Но и здесь никто не видел маленькой смуглой девочки с зелеными глазами.
Недалеко от городских ворот, где перед мостом через пересохший ручей образовалась пробка из повозок, телег и навьюченных всякой поклажей животных, коляска поневоле остановилась. Грум вскочил и начал через головы о чем-то громко переговариваться с другими возницами. Разговор шел на местном языке, и Роксана, естественно, ничего не понимала. Но вот грум покорно опустился на свою скамью и со вздохом сказал уже по-английски:
– Дальше не проехать...
– Вижу, – с досадой ответила Роксана. – Нам придется оставить здесь коляску и пойти пешком.
– Оставить коляску?! – испугался грум. – А если ее кто-нибудь украдет? Что я тогда скажу хозяину?!
Роксана с досадой посмотрела на него:
– Он ничего не скажет. Мы же ищем его родную дочь. При чем тут коляска?
Но грум категорически отказался бросить лошадь и повозку. Роксана, скрипнув зубами, без его помощи спрыгнула на землю и, перекинув через плечо сумку с пистолетами, направилась к мосту, не обращая внимания на отчаянные крики грума. Тяжелая сумка, за которую непрерывно кто-нибудь задевал, больно резала плечо. К тому же Роксану буквально душили страх перед толпой и растущее возмущение поступком Сэры. Но она упорно пробивалась вперед, не поддаваясь страху, стараясь сохранить спокойствие и не потерять ясность мыслей.