Страница:
Сталин выступил с этим докладом на конференции 1 ноября 1926 года. Стало ясно, что оппозиция Троцкого и Зиновьева потерпела окончательное поражение. Теперь уже никакие меры не помогут вернуть того, что было. Любое их выступление теперь будет наказываться все строже и строже. Если до этого они были только членами ЦК, у которых есть какое-то свое, особенное мнение, которое они отстаивают, то теперь их официально назвали оппозиционным блоком, фракцией и подвели под действие решения Х съезда партии. С этого момента, после некоторого времени затишья, троцкистская и зиновьевская оппозиция начнет эволюционировать в сторону превращения в подпольную, законспирированную организацию с целью свержения Сталина и Советской власти.
XV конференция положила конец спорам вокруг хозяйственной политики. 3 ноября 1926 года конференция приняла резолюцию «О хозяйственном положении страны и задачах партии», которая содержала уже директивы хозяйственного строительства.
В преамбуле этой резолюции было заявлено:
«Под руководством ВКП(б) завершилась в общем и целом огромная работа по восстановлению народного хозяйства. Восстановительный период может считаться в общих чертах завершенным»[115].
Эта фраза впервые говорила о некоем восстановительном периоде в хозяйственном строительстве. До этого никто ничего по этому поводу не говорил. О «восстановительном периоде» не говорилось, а говорилось о восстановлении конкретных предприятий и отраслей, потом о восстановлении основного капитала. Этим заявлением Сталин как бы подводил черту под всей предыдущей работой, отграничивая ею свою политику от той, что была до него: вот – период восстановительный, а вот – период реконструкции.
Конференция провозгласила совершенно новый лозунг хозяйственной работы, который тоже до этого не применялся. Впервые была заявлена в директивном тоне, представлена задачей партии в хозяйственном строительстве цель – догнать и перегнать передовые капиталистические страны:
«Все усилия партии и Советского правительства должны быть в первую очередь направлены на обеспечение такого расширения основного капитала, которое обусловило бы постепенную перестройку всего народного хозяйства на более высокой технической базе.
Необходимо стремиться к тому, чтобы в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран»[116].
Но и это еще не все. Резолюция впервые поставила совершенно конкретную задачу хозяйственного строительства: не просто развитие хозяйства вообще, подъем производительности, улучшение качества, насыщение рынка, а развитие одной отрасли производства, роль которой была признана решающей:
«Имея в виду необходимость форсированной постройки в нашей стране производства орудий производства, с целью уничтожения зависимости от капиталистических стран в этой решающей для индустриализации области, конференция ставит задачу всемерного развития машиностроения. В этом направлении должны идти главные усилия руководящих органов промышленности, сюда должны быть направлены лучшие технические силы и лучшие коммунисты-администраторы»[117].
Если так можно выразиться, то 3 ноября 1926 года началась сталинская индустриализация СССР. Этой резолюцией работа была повернута в совершенно новое русло, не предусмотренное и не запланированное всеми предыдущими делами и планами.
До этого на национализированную промышленность коммунисты-хозяйственники смотрели как на целое, на что-то общее. Вместе рассматривались самые разные отрасли: металлургия, машиностроение, текстильное производство, угольная и нефтяная промышленности, лесопромышленность. Вместе рассматривались крупные предприятия, которые тянули на себе львиную долю промышленного производства, и мелкие мастерские. Например, существовало такое понятие – кустарная промышленность, то есть все мелкие фабрики и заводы, мельчайшие мастерские, производившие самые разнообразные изделия. Они ставились на одну полку рядом с черной металлургией и машиностроительными заводами-гигантами. Кустарей национализировали и трестировали. Правда, из этого мало что получилось. Кустарная промышленность благополучно умерла в годы сталинской ндустриализации, превратившись в местную государственную промышленность. Плановая работа велась, а также план восстановления основного капитала ОСВОК тоже был составлен исходя из такого понимания промышленности.
Теперь же проводилось совсем другое понимание дела. Гораздо жестче и тверже было проведено деление промышленности на тяжелую и легкую. В первую категорию попадало производство средств производства: оборудования, станков и машин плюс сопутствующие производства. Топливо и энергетика попали в эту категорию, потому что почти вся их продукция потреблялась производством. Во вторую категорию попало производство товаров народного потребления.
Гораздо более четко промышленность теперь делилась по отраслям, и отрасли производства были выстроены в своего рода иерархию по степени важности в хозяйстве. При Сталине самое большое значение придавалось машиностроению. Следом шли черная металлургия, топливная промышленность и электроэнергетика, а потом все остальное.
Изменялось представление о том, как следует развивать промышленность. Подход Дзержинского заключался в том, что нужно всем отраслям оказывать внимание. В идеале финансы должны распределяться по отраслям примерно поровну, и добавочное финансирование должно оказываться лишь при или очень плохом положении отрасли, или ее чрезвычайной важности. Но вообще-то промышленность должна жить на свои доходы. Дзержинский так много внимания уделял металлопромышленности только потому, что ее положение было хуже остальных, и она больше всех отставала в своем производстве, но при этом имела ключевое значение для развития экономики.
Сталинский подход был совершенно другим. Раз есть отрасль, чье значение признано решающим, то ее можно и нужно финансировать и снабжать за счет других отраслей. Нужно выделить группу отраслей, на которые бросается максимум средств и сил, оставив все остальное производство на минимальном финасировании и снабжении.
В известной степени на это шел и Дзержинский, больше под давлением обстоятельств. Сталин стал проводить такую политику совершенно сознательно, и не обстоятельства давили на него, а он сам теперь давил на обстоятельства. Впоследствии Сталин подвел теоретические основы под такое понимание хозяйственной работы. У Ленина он нашел несколько фраз и высказываний, которые он привел в качестве основания своих инициатив. В ленинском архиве нашлись очень сходные по смыслу фразы об отставании страны от развитых стран и о необходимости срочно нагнать их в развитии, и о необходимости развивать обороноспособность страны. Все это, первоначально общие места и рассуждения вслух Сталин преобразовал в некую теорию развития социализма в СССР, которой будто бы придерживался Ленин. То, что у него получилось, было ленинским по форме, но сугубо сталинским по содержанию.
Здесь историки обычно обращаются к одной и той же теме: возможны ли были и хороши ли были другие варианты развития. Все сталинское объявляется негодным и разрушительным, вся его политика называется «доведением страны до развала», начинается поиск в записках расстрелянных теоретиков каких-то других сценариев развития и гадание на кофейной гуще о том, как хорошо было бы, если бы эти сценарии воплотились в жизнь.
Обычно сторонники сталинского курса жестко критиковали эти возможные варианты. По логике вещей так должно быть: раз поддержал сталинский вариант, значит, должен ругать и поносить все остальные. Но нет, я такого говорить не стану. И сталинский, и другие варианты были хороши. Между ними не было антагонистической борьбы. Это было скорее соревнование хорошего и еще лучшего.
Если бы победил другой, не сталинский вариант, то Советский Союз все равно бы пришел примерно к тому же результату. И не потому, что таковы какие-то объективные законы, а просто потому, что в среде большевистского руководства не было вопроса: будем проводить индустриализацию или не будем. Будем! Но споры шли вокруг сроков и методов.
Индустриализация шла бы, наверное, несколько более медленными темпами. Возможно, не две пятилетки, а три или четыре. Прошла бы и коллективизация крестьян, но не в год, а, предположим, лет в пять или семь. Были бы выстроены новые заводы, меньшие по масштабам, но зато количеством побольше. Вообще развитие при любом альтернативном варианте приняло бы более гладкий и равномерный характер. И только.
Многие убеждены, что войну бы тогда не выиграли. Выиграли бы. Точно выиграли. Когда припекало, большевики готовы были шкуру снять для достижения победы.
Во-первых, война бы в таком случае несколько отсрочилась. Сталин своим безудержным ростом и вооружением, которое, кстати, тогда не скрывалось, своей весьма кровожадной пропагандой сам подталкивал рост напряженности в мире и быстрее всех шел к большой войне. Сталинская напористость заставляла остальные страны тоже все плотнее и плотнее заниматься вооружениями. Специально для еще более быстрого разжигания войны Сталин привел к власти Гитлера в Германии.
При реализации альтернативных вариантов все было бы гораздо благопристойнее, было бы два-три десятилетия «мирного сосуществования», глубокой и основательной подготовки, воспитания нового поколения теперь уже советских людей. Подготовка была бы гораздо более скрытной и незаметной. И вдруг, однажды осенним днем, восстание, революция, Красная Армия идет на помощь, но не в насквозь милитаристскую Германию Гитлера, а в Веймарскую демократическую Германию. Красная Армия столкнулась бы не с двухмиллионным вермахтом, а всего со стотысячным рейхсвером Веймарской республики, значительно слабее вооруженным. Результат, понятно, в этом случае был бы другой.
Нельзя говорить, что Сталин был противником такого варианта. Более того, скорее всего, он бы и сам предпочел такое развитие событий, если был бы лет на десять моложе. Но в 1926 году ему было 48 лет, и он торопился перед лицом громады работы и грандиозности своего начинания. Эта торопливость в конечном счете и вылилась в то, что вышло из всей этой затеи. Он привнес эту торопливость в хозяйственную практику, которая стала причиной множества ошибок, просчетов, провалов и прямых преступлений.
Тем временем в Госплане СССР подходила к концу работа сразу над двумя большими планами: «Перспективами развития народного хозяйства СССР» и «Генеральным планом развития народного хозяйства СССР». Их должны были представить на обсуждение форума плановиков в марте 1927 года, на 2-й съезд президиумов госпланов. Вместе с ними руководство Госплана готовилось предложить и свою концепцию индустриализации.
Готовилось к этому съезду и руководство ВСНХ. Куйбышев намеревался представить на рассмотрение съезда свои тезисы, свои контрольные цифры по промышленности и добиться составления нужных ему планов.
Кржижановский, обобщив накопленный опыт планирования, создал что-то вроде модернизированной теории планирования хозяйственного развития. Основные положения этой теории заключались в том, что нужно проводить развитие промышленности поэтапно, от самых основных отраслей до задела для следующей ступени развития. Он предложил начать развитие промышленности с развития сырьевых отраслей: развития добычи руд и топлива, производства технических культур. Как только строительство новых объектов этих отраслей войдет в завершающую фазу, нужно приступить ко второму этапу индустриализации – реконструкции транспорта. Нужно было перестроить транспортную систему страны, увеличить ее грузоподъемность и пропускную способность, чтобы получить возможность перебросить огромные запасы сырья и топлива к местам их потребления и переработки.
Пока строятся новые транспортные артерии, вступившие в строй добывающие предпрития работают на склад, запасая сырье и топливо для предстоящего рывка промышленности. Тем временем начинается строительство новых заводов и предприятий вместе с достройкой транспортных магистралей. Когда первые заводы будут пущены, транспорт будет уже реконструирован и начнет поставлять сырье на новые заводы. В этот момент нужно приступать к строительству электростанций. По мере ввода в действие новых заводов, строительства электростанций, промышленность на запасенном заранее сырье и топливе рванет вперед и будет постоянно наращивать свое производство. Когда же вся программа будет выполнена, производство увеличится в разы против того, что было до начала. Для того, чтобы получилось так и чтобы не вышло сбоев в программе, нужно составить хороший перспективный план.
Комиссия Струмилина к этому съезду закончила разработку второго варианта своего пятилетнего плана. Этот план составлялся уже начиная с промышленности и электроэнергетики. Все остальные плановые показатели рассчитывались исходя из совершенно другого показателя – движения народонаселения и роста рабочей силы, рассчитанного на увеличение рабочей силы в городах на 26 %. План был рассчитан в виде ряда балансов: промышленности, сельского хозяйства, транспорта, строительства, торговли, воспроизводства рабочей силы. Капиталовложения были увеличены на 1 млрд рублей, и большая их часть, более 75 %, направлена в промышленность и электроэнергетику[118].
Тогда складывались основы нашей сегодняшней жизни. Социальная система Советского Союза отличалась от остальных стран тем, что в ней все было почти что в прямом смысле для рабочих. В массе своей для нужд миллионов людей. Обвинения в том, что, мол, все было для номенклатуры, беспочвенны, хотя бы потому, что суммарная доля благ для рабочих и для членов номенклатуры была совершенно несопоставима.
Для рабочих строили дома, больницы, культурные объекты, здравницы, целые города. Именно при Советской власти появилось такое явление, как индустриальный город, то есть город, возникший вокруг и для одного-двух больших производств. Большие рабочие города строились вокруг новых заводов в уже существовавших тогда городах, например в той же Москве.
Одним словом, в СССР для рабочего было раздолье: все для него. Но в том же была и самая большая несвобода. Человек не мог легко и просто стать кем-нибудь, кроме рабочего. Была, конечно, культура, требовавшая своих работников, была наука, была партия. Но и там внутренний распорядок был построен по фабричному образцу. И, кроме того, чтобы попасть в науку, партию или культуру, тоже нужно было хотя бы немного побыть рабочим. Например, хотя бы в средней школе, на уроках труда или на дополнительном профессиональном образовании.
Основы такого необычного социального строя были заложены как раз в конце 1920-х, в начале 1930-х годов. Первые подходы к такому способу строительства социалистического общества уже хорошо заметны во втором варианте пятилетнего плана, когда все показатели, кроме показателей производства основной промышленной продукции, рассчитывались исходя из движения и роста рабочей силы. Когда была поставлена задача сконцентрировать большую часть капиталовложений в тяжелой промышленности и особенно в машиностроении, оказалось, что невозможно профинансировать в должной мере развитие легкой промышленности. Легкая промышленность в условиях недофинансирования не смогла бы обеспечить поднятие уровня жизни всего населения страны. Ее мощностей и возможностей хватило бы, скорее всего, только на часть населения.
Выход из такого положения был найден легко и непринужденно. Было решено бросить все силы легкой промышленности и жилищного строительства на снабжение и обеспечение рабочих. Советская промышленность сможет обеспечить более или менее высокий уровень их жизни, советское хозяйство сможет обеспечить их государственным жильем. Всех остальных придется перевести на остаточный принцип и снабжать их тем, что остается от снабжения рабочего класса.
Под это решение не нужно было подводить какой-то теоретической базы. Уже и так было два сильнейших довода в его пользу. Первое, если у нас диктатура пролетариата, то есть рабочего класса, то рабочий должен жить лучше остальных. И второе, рабочий класс играет ведущую роль в индустриализации страны и потому его интересам нужно отдать безусловный приоритет.
Накануне открытия 2-го съезда президиумов госпланов, 22 февраля 1927 года состоялось совместное заседание Совнаркома и Совета Труда и Обороны, на котором было принято решение закончить работу по составлению перспективного плана до 1 июня 1927 года и вступить в новый хозяйственный год с уже готовым пятилетним планом. Вроде бы уже составили много вариантов плана, вроде бы уже выяснили все спорные моменты, осталось только принять исправленный вариант плана, и дело с концом. По всей видимости, дело воспринималось именно так, как финал работы над перспективным планом. Однако этому решению не суждено быть выполненным.
На съезде президиумов госпланов представленные варианты перспектив развития народного хозяйства и генерального плана подверглись жесткой критике со стороны руководства ВСНХ. Куйбышев особенно напирал на то, что составленный план придерживается минималистских цифр. Он привел в качестве примера планирование начала 1920-х годов и планы, которые быстро перевыполнялись так, что к концу отведенного срока реальный рост промышленности был в разы больше запланированного. Куйбышев настаивал на том, что такой план, который легко перевыполнить, никому не нужен.
Досталось и генеральному плану развития народного хозяйства. Куйбышев здесь подошел с другой стороны. Он начал настаивать на том, что план строительства десятков маленьких заводов тоже никуда не годен. Такой путь совершенно неэкономичен и нерационален. Подсчеты показывают, что дешевле построить одно-два крупных предприятия, чем десять более мелких заводов такой же производительности. Потому, заключил Куйбышев, такой генеральный план развития тоже не может служить руководством для развития народного хозяйства, как бы хорошо он составлен ни был.
В ответ на эту критику Кржижановский предложил составить два варианта плана: минимальный и максимальный. Разница между ними должна составлять примерно 25–30 % по основным показателям. Это на тот случай, если возможности по вложениям снова окажутся выше, чем было запланировано, и тогда, в таком случае, открываются возможности, не ломая плана и не отменяя плановых заданий, перевыполнить минимальный план. Выполнение плана, по мысли Кржижановского, неизбежно окажется где-то между минимальным и максимальным показателями. Тогда, мол, и наша позиция будет удовлетворена, и будут удовлетворены требования товарища Куйбышева.
Но несмотря на споры и разногласия, тогда широко ходило мнение, что план скоро будет составлен в окончательной редакции и переделка его не займет много времени. Были уже приняты постановления Совнаркома о плане электростроительства, которое регламентировало начавшиеся работы до принятия окончательного плана, и 12 мая 1927 года вышло большое постановление ЦК ВКП(б) «О строительстве новых заводов металлопромышленности», которое также давало указания по усилению работы по возведению этих предприятий. Наконец, 4-й съезд Советов, который прошел 18–26 апреля 1927 года, принял резолюцию о разработке пятилетнего перспективного плана индустриализации страны. Все это давало повод думать, что работа над планом близка к завершению.
Тем временем произошли большие политические события. В то время, когда Зиновьев был уже отстранен от руководства Коминтерна, Сталин и Бухарин предприняли свою первую попытку проведения самостоятельной внешней политики через Коминтерн, первую попытку самостоятельного руководства международным революционным движением.
В то время их деятельность была направлена на две стороны. С одной стороны, велась активная работа в Великобритании, где рабочее движение пошло на соглашение с коммунистами и согласилось сесть за стол переговоров с представителями Коминтерна. С другой стороны, велась активная работа в Китае, где шла сложная борьба за независимость. Коминтерн старался привести китайских коммунистов в руководство национально-освободительным движением, их руками сделать страну независимой, а потом произвести в Китае революцию.
Новое руководство Коминтерна в лице Бухарина и Политбюро ЦК ВКП(б) надеялось с помощью работы в профсоюзах, через сотрудничество по линии Англо-русского комитета профсоюзов, подчинить себе английское рабочее движение и вытеснить из него британских социал-демократов. Если бы это удалось, то тогда Коминтерну удалось бы добиться гораздо более благоприятных условий для своей работы в странах Европы. В этом деле коминтерновцы достигли кое-каких успехов. Через комитет удалось даже организовать всеобщую забастовку в 1926 году. Однако вскоре произошел провал. Забастовка была быстро подавлена британскими властями, и дальнейшее расследование показало, что за ее организаторами стоит Коминтерн и помощь советских коммунистов. Это послужило причиной и поводом к разрыву дипломатических отношений с СССР со стороны Великобритании 26 мая 1927 года. Британское правительство сделало ряд резких заявлений о том, что в случае дальнейшей подрывной деятельности советских коммунистов в Великобритании, оно не остановится перед объявлением войны СССР.
Этим резким изменением позиции британского правительства воспользовались в Польше, где в 1926 году произошел переворот и к власти пришел Юзеф Пилсудский, убежденный противник коммунистов. В июне 1927 года в Варшаве был убит советский посол. Этим польская сторона обозначила свои далеко не мирные намерения в отношении Советского Союза. В Европе создалась угроза войны против Советского Союза, и уже начала складываться коалиция государств, готовых принять участие в этой войне.
В Китае события тоже в одночасье вышли из-под контроля. С 1923 года Коминтерн поддерживал партию Гоминьдан, боровшуюся за освобождение Китая от власти иностранных империалистов. В эту партию входило большинство противников иностранного владычества, и Гоминьдан сумел организовать вооруженное сопротивление иностранным войскам. С полного согласия Коминтерна Гоминьдан поддерживали и китайские коммунисты. Одно время даже сам Чан Кайши, лидер партии, с большой симпатией относился к Советскому Союзу и приезжал с дружественным визитом. Но в апреле 1927 года он, накопив сил и сколотив внутри Гоминьдана свою группировку, пошел на захват власти в освободительном движении и неожиданно расправился с руководством коммунистической фракции Гоминьдана.
Бухарин и Сталин попытались спасти положение и отдали указание уцелевшему руководству китайских коммунистов поддержать левую группировку Гоминьдана, которая обосновалась в Ухани и отмежевалась от остальной партии. Какое-то время этот союз держался, и казалось, что положение выправляется, но в июле 1927 года эта группировка отмежевалась от коммунистов. Бухарин попытался сколотить внутри Гоминьдана группу недовольных политикой националистического руководства партии во главе с коммунистами. Но и эта попытка потерпела крах, и тогда уже Коминтерн, после больших потерь и серьезных неудач, отказался от поддержки Гоминьдана.
В сентябре 1927 года, сразу же после скандала с рабочей забастовкой, британские профсоюзы резко переложили руль своей политики, решительно отказались от сотрудничества с советскими профсоюзами и вышли из Англо-русского комитета. Европейские социал-демократы развернули активную и шумную агитацию против Советского Союза, в которой главным лейтмотивом было обвинение СССР в подготовке войны. Коммунисты не остались в долгу и тоже развернули активную агитацию против социал-демократов, объявив их самыми страшными врагами рабочего класса и мировой революции.
Можно сколько угодно иронизировать над советской пропагандой конца 1920-х годов, но тем не менее нужно признать, что в ней было свое рациональное зерно. Вот, например, отрывок из статьи, опубликованной в немецкой социал-демократической газете «Vollzeitung fьr das Vogtland» в октябре 1927 года:
«Режим большевистской диктатуры, не желающий выпускать из рук своих господства, прибегает не только к политическим авантюрам, но и к авантюрам внешнеполитическим, последствия которых не поддаются сразу учету… Опасность империалистической войны таится на Востоке. И не только политика правительств капиталистических стран обостряет эту опасность; большевистское правительство уже доказало, что оно отлично умеет копировать империалистическую политику буржуазии. Таким образом, борьба с режимом диктатуры за демократическую Россию с полнотой политических и экономических свобод есть борьба против империалистической войны, есть борьба за мир»[119].
XV конференция положила конец спорам вокруг хозяйственной политики. 3 ноября 1926 года конференция приняла резолюцию «О хозяйственном положении страны и задачах партии», которая содержала уже директивы хозяйственного строительства.
В преамбуле этой резолюции было заявлено:
«Под руководством ВКП(б) завершилась в общем и целом огромная работа по восстановлению народного хозяйства. Восстановительный период может считаться в общих чертах завершенным»[115].
Эта фраза впервые говорила о некоем восстановительном периоде в хозяйственном строительстве. До этого никто ничего по этому поводу не говорил. О «восстановительном периоде» не говорилось, а говорилось о восстановлении конкретных предприятий и отраслей, потом о восстановлении основного капитала. Этим заявлением Сталин как бы подводил черту под всей предыдущей работой, отграничивая ею свою политику от той, что была до него: вот – период восстановительный, а вот – период реконструкции.
Конференция провозгласила совершенно новый лозунг хозяйственной работы, который тоже до этого не применялся. Впервые была заявлена в директивном тоне, представлена задачей партии в хозяйственном строительстве цель – догнать и перегнать передовые капиталистические страны:
«Все усилия партии и Советского правительства должны быть в первую очередь направлены на обеспечение такого расширения основного капитала, которое обусловило бы постепенную перестройку всего народного хозяйства на более высокой технической базе.
Необходимо стремиться к тому, чтобы в относительно минимальный исторический срок нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых капиталистических стран»[116].
Но и это еще не все. Резолюция впервые поставила совершенно конкретную задачу хозяйственного строительства: не просто развитие хозяйства вообще, подъем производительности, улучшение качества, насыщение рынка, а развитие одной отрасли производства, роль которой была признана решающей:
«Имея в виду необходимость форсированной постройки в нашей стране производства орудий производства, с целью уничтожения зависимости от капиталистических стран в этой решающей для индустриализации области, конференция ставит задачу всемерного развития машиностроения. В этом направлении должны идти главные усилия руководящих органов промышленности, сюда должны быть направлены лучшие технические силы и лучшие коммунисты-администраторы»[117].
Если так можно выразиться, то 3 ноября 1926 года началась сталинская индустриализация СССР. Этой резолюцией работа была повернута в совершенно новое русло, не предусмотренное и не запланированное всеми предыдущими делами и планами.
До этого на национализированную промышленность коммунисты-хозяйственники смотрели как на целое, на что-то общее. Вместе рассматривались самые разные отрасли: металлургия, машиностроение, текстильное производство, угольная и нефтяная промышленности, лесопромышленность. Вместе рассматривались крупные предприятия, которые тянули на себе львиную долю промышленного производства, и мелкие мастерские. Например, существовало такое понятие – кустарная промышленность, то есть все мелкие фабрики и заводы, мельчайшие мастерские, производившие самые разнообразные изделия. Они ставились на одну полку рядом с черной металлургией и машиностроительными заводами-гигантами. Кустарей национализировали и трестировали. Правда, из этого мало что получилось. Кустарная промышленность благополучно умерла в годы сталинской ндустриализации, превратившись в местную государственную промышленность. Плановая работа велась, а также план восстановления основного капитала ОСВОК тоже был составлен исходя из такого понимания промышленности.
Теперь же проводилось совсем другое понимание дела. Гораздо жестче и тверже было проведено деление промышленности на тяжелую и легкую. В первую категорию попадало производство средств производства: оборудования, станков и машин плюс сопутствующие производства. Топливо и энергетика попали в эту категорию, потому что почти вся их продукция потреблялась производством. Во вторую категорию попало производство товаров народного потребления.
Гораздо более четко промышленность теперь делилась по отраслям, и отрасли производства были выстроены в своего рода иерархию по степени важности в хозяйстве. При Сталине самое большое значение придавалось машиностроению. Следом шли черная металлургия, топливная промышленность и электроэнергетика, а потом все остальное.
Изменялось представление о том, как следует развивать промышленность. Подход Дзержинского заключался в том, что нужно всем отраслям оказывать внимание. В идеале финансы должны распределяться по отраслям примерно поровну, и добавочное финансирование должно оказываться лишь при или очень плохом положении отрасли, или ее чрезвычайной важности. Но вообще-то промышленность должна жить на свои доходы. Дзержинский так много внимания уделял металлопромышленности только потому, что ее положение было хуже остальных, и она больше всех отставала в своем производстве, но при этом имела ключевое значение для развития экономики.
Сталинский подход был совершенно другим. Раз есть отрасль, чье значение признано решающим, то ее можно и нужно финансировать и снабжать за счет других отраслей. Нужно выделить группу отраслей, на которые бросается максимум средств и сил, оставив все остальное производство на минимальном финасировании и снабжении.
В известной степени на это шел и Дзержинский, больше под давлением обстоятельств. Сталин стал проводить такую политику совершенно сознательно, и не обстоятельства давили на него, а он сам теперь давил на обстоятельства. Впоследствии Сталин подвел теоретические основы под такое понимание хозяйственной работы. У Ленина он нашел несколько фраз и высказываний, которые он привел в качестве основания своих инициатив. В ленинском архиве нашлись очень сходные по смыслу фразы об отставании страны от развитых стран и о необходимости срочно нагнать их в развитии, и о необходимости развивать обороноспособность страны. Все это, первоначально общие места и рассуждения вслух Сталин преобразовал в некую теорию развития социализма в СССР, которой будто бы придерживался Ленин. То, что у него получилось, было ленинским по форме, но сугубо сталинским по содержанию.
Здесь историки обычно обращаются к одной и той же теме: возможны ли были и хороши ли были другие варианты развития. Все сталинское объявляется негодным и разрушительным, вся его политика называется «доведением страны до развала», начинается поиск в записках расстрелянных теоретиков каких-то других сценариев развития и гадание на кофейной гуще о том, как хорошо было бы, если бы эти сценарии воплотились в жизнь.
Обычно сторонники сталинского курса жестко критиковали эти возможные варианты. По логике вещей так должно быть: раз поддержал сталинский вариант, значит, должен ругать и поносить все остальные. Но нет, я такого говорить не стану. И сталинский, и другие варианты были хороши. Между ними не было антагонистической борьбы. Это было скорее соревнование хорошего и еще лучшего.
Если бы победил другой, не сталинский вариант, то Советский Союз все равно бы пришел примерно к тому же результату. И не потому, что таковы какие-то объективные законы, а просто потому, что в среде большевистского руководства не было вопроса: будем проводить индустриализацию или не будем. Будем! Но споры шли вокруг сроков и методов.
Индустриализация шла бы, наверное, несколько более медленными темпами. Возможно, не две пятилетки, а три или четыре. Прошла бы и коллективизация крестьян, но не в год, а, предположим, лет в пять или семь. Были бы выстроены новые заводы, меньшие по масштабам, но зато количеством побольше. Вообще развитие при любом альтернативном варианте приняло бы более гладкий и равномерный характер. И только.
Многие убеждены, что войну бы тогда не выиграли. Выиграли бы. Точно выиграли. Когда припекало, большевики готовы были шкуру снять для достижения победы.
Во-первых, война бы в таком случае несколько отсрочилась. Сталин своим безудержным ростом и вооружением, которое, кстати, тогда не скрывалось, своей весьма кровожадной пропагандой сам подталкивал рост напряженности в мире и быстрее всех шел к большой войне. Сталинская напористость заставляла остальные страны тоже все плотнее и плотнее заниматься вооружениями. Специально для еще более быстрого разжигания войны Сталин привел к власти Гитлера в Германии.
При реализации альтернативных вариантов все было бы гораздо благопристойнее, было бы два-три десятилетия «мирного сосуществования», глубокой и основательной подготовки, воспитания нового поколения теперь уже советских людей. Подготовка была бы гораздо более скрытной и незаметной. И вдруг, однажды осенним днем, восстание, революция, Красная Армия идет на помощь, но не в насквозь милитаристскую Германию Гитлера, а в Веймарскую демократическую Германию. Красная Армия столкнулась бы не с двухмиллионным вермахтом, а всего со стотысячным рейхсвером Веймарской республики, значительно слабее вооруженным. Результат, понятно, в этом случае был бы другой.
Нельзя говорить, что Сталин был противником такого варианта. Более того, скорее всего, он бы и сам предпочел такое развитие событий, если был бы лет на десять моложе. Но в 1926 году ему было 48 лет, и он торопился перед лицом громады работы и грандиозности своего начинания. Эта торопливость в конечном счете и вылилась в то, что вышло из всей этой затеи. Он привнес эту торопливость в хозяйственную практику, которая стала причиной множества ошибок, просчетов, провалов и прямых преступлений.
Тем временем в Госплане СССР подходила к концу работа сразу над двумя большими планами: «Перспективами развития народного хозяйства СССР» и «Генеральным планом развития народного хозяйства СССР». Их должны были представить на обсуждение форума плановиков в марте 1927 года, на 2-й съезд президиумов госпланов. Вместе с ними руководство Госплана готовилось предложить и свою концепцию индустриализации.
Готовилось к этому съезду и руководство ВСНХ. Куйбышев намеревался представить на рассмотрение съезда свои тезисы, свои контрольные цифры по промышленности и добиться составления нужных ему планов.
Кржижановский, обобщив накопленный опыт планирования, создал что-то вроде модернизированной теории планирования хозяйственного развития. Основные положения этой теории заключались в том, что нужно проводить развитие промышленности поэтапно, от самых основных отраслей до задела для следующей ступени развития. Он предложил начать развитие промышленности с развития сырьевых отраслей: развития добычи руд и топлива, производства технических культур. Как только строительство новых объектов этих отраслей войдет в завершающую фазу, нужно приступить ко второму этапу индустриализации – реконструкции транспорта. Нужно было перестроить транспортную систему страны, увеличить ее грузоподъемность и пропускную способность, чтобы получить возможность перебросить огромные запасы сырья и топлива к местам их потребления и переработки.
Пока строятся новые транспортные артерии, вступившие в строй добывающие предпрития работают на склад, запасая сырье и топливо для предстоящего рывка промышленности. Тем временем начинается строительство новых заводов и предприятий вместе с достройкой транспортных магистралей. Когда первые заводы будут пущены, транспорт будет уже реконструирован и начнет поставлять сырье на новые заводы. В этот момент нужно приступать к строительству электростанций. По мере ввода в действие новых заводов, строительства электростанций, промышленность на запасенном заранее сырье и топливе рванет вперед и будет постоянно наращивать свое производство. Когда же вся программа будет выполнена, производство увеличится в разы против того, что было до начала. Для того, чтобы получилось так и чтобы не вышло сбоев в программе, нужно составить хороший перспективный план.
Комиссия Струмилина к этому съезду закончила разработку второго варианта своего пятилетнего плана. Этот план составлялся уже начиная с промышленности и электроэнергетики. Все остальные плановые показатели рассчитывались исходя из совершенно другого показателя – движения народонаселения и роста рабочей силы, рассчитанного на увеличение рабочей силы в городах на 26 %. План был рассчитан в виде ряда балансов: промышленности, сельского хозяйства, транспорта, строительства, торговли, воспроизводства рабочей силы. Капиталовложения были увеличены на 1 млрд рублей, и большая их часть, более 75 %, направлена в промышленность и электроэнергетику[118].
Тогда складывались основы нашей сегодняшней жизни. Социальная система Советского Союза отличалась от остальных стран тем, что в ней все было почти что в прямом смысле для рабочих. В массе своей для нужд миллионов людей. Обвинения в том, что, мол, все было для номенклатуры, беспочвенны, хотя бы потому, что суммарная доля благ для рабочих и для членов номенклатуры была совершенно несопоставима.
Для рабочих строили дома, больницы, культурные объекты, здравницы, целые города. Именно при Советской власти появилось такое явление, как индустриальный город, то есть город, возникший вокруг и для одного-двух больших производств. Большие рабочие города строились вокруг новых заводов в уже существовавших тогда городах, например в той же Москве.
Одним словом, в СССР для рабочего было раздолье: все для него. Но в том же была и самая большая несвобода. Человек не мог легко и просто стать кем-нибудь, кроме рабочего. Была, конечно, культура, требовавшая своих работников, была наука, была партия. Но и там внутренний распорядок был построен по фабричному образцу. И, кроме того, чтобы попасть в науку, партию или культуру, тоже нужно было хотя бы немного побыть рабочим. Например, хотя бы в средней школе, на уроках труда или на дополнительном профессиональном образовании.
Основы такого необычного социального строя были заложены как раз в конце 1920-х, в начале 1930-х годов. Первые подходы к такому способу строительства социалистического общества уже хорошо заметны во втором варианте пятилетнего плана, когда все показатели, кроме показателей производства основной промышленной продукции, рассчитывались исходя из движения и роста рабочей силы. Когда была поставлена задача сконцентрировать большую часть капиталовложений в тяжелой промышленности и особенно в машиностроении, оказалось, что невозможно профинансировать в должной мере развитие легкой промышленности. Легкая промышленность в условиях недофинансирования не смогла бы обеспечить поднятие уровня жизни всего населения страны. Ее мощностей и возможностей хватило бы, скорее всего, только на часть населения.
Выход из такого положения был найден легко и непринужденно. Было решено бросить все силы легкой промышленности и жилищного строительства на снабжение и обеспечение рабочих. Советская промышленность сможет обеспечить более или менее высокий уровень их жизни, советское хозяйство сможет обеспечить их государственным жильем. Всех остальных придется перевести на остаточный принцип и снабжать их тем, что остается от снабжения рабочего класса.
Под это решение не нужно было подводить какой-то теоретической базы. Уже и так было два сильнейших довода в его пользу. Первое, если у нас диктатура пролетариата, то есть рабочего класса, то рабочий должен жить лучше остальных. И второе, рабочий класс играет ведущую роль в индустриализации страны и потому его интересам нужно отдать безусловный приоритет.
Накануне открытия 2-го съезда президиумов госпланов, 22 февраля 1927 года состоялось совместное заседание Совнаркома и Совета Труда и Обороны, на котором было принято решение закончить работу по составлению перспективного плана до 1 июня 1927 года и вступить в новый хозяйственный год с уже готовым пятилетним планом. Вроде бы уже составили много вариантов плана, вроде бы уже выяснили все спорные моменты, осталось только принять исправленный вариант плана, и дело с концом. По всей видимости, дело воспринималось именно так, как финал работы над перспективным планом. Однако этому решению не суждено быть выполненным.
На съезде президиумов госпланов представленные варианты перспектив развития народного хозяйства и генерального плана подверглись жесткой критике со стороны руководства ВСНХ. Куйбышев особенно напирал на то, что составленный план придерживается минималистских цифр. Он привел в качестве примера планирование начала 1920-х годов и планы, которые быстро перевыполнялись так, что к концу отведенного срока реальный рост промышленности был в разы больше запланированного. Куйбышев настаивал на том, что такой план, который легко перевыполнить, никому не нужен.
Досталось и генеральному плану развития народного хозяйства. Куйбышев здесь подошел с другой стороны. Он начал настаивать на том, что план строительства десятков маленьких заводов тоже никуда не годен. Такой путь совершенно неэкономичен и нерационален. Подсчеты показывают, что дешевле построить одно-два крупных предприятия, чем десять более мелких заводов такой же производительности. Потому, заключил Куйбышев, такой генеральный план развития тоже не может служить руководством для развития народного хозяйства, как бы хорошо он составлен ни был.
В ответ на эту критику Кржижановский предложил составить два варианта плана: минимальный и максимальный. Разница между ними должна составлять примерно 25–30 % по основным показателям. Это на тот случай, если возможности по вложениям снова окажутся выше, чем было запланировано, и тогда, в таком случае, открываются возможности, не ломая плана и не отменяя плановых заданий, перевыполнить минимальный план. Выполнение плана, по мысли Кржижановского, неизбежно окажется где-то между минимальным и максимальным показателями. Тогда, мол, и наша позиция будет удовлетворена, и будут удовлетворены требования товарища Куйбышева.
Но несмотря на споры и разногласия, тогда широко ходило мнение, что план скоро будет составлен в окончательной редакции и переделка его не займет много времени. Были уже приняты постановления Совнаркома о плане электростроительства, которое регламентировало начавшиеся работы до принятия окончательного плана, и 12 мая 1927 года вышло большое постановление ЦК ВКП(б) «О строительстве новых заводов металлопромышленности», которое также давало указания по усилению работы по возведению этих предприятий. Наконец, 4-й съезд Советов, который прошел 18–26 апреля 1927 года, принял резолюцию о разработке пятилетнего перспективного плана индустриализации страны. Все это давало повод думать, что работа над планом близка к завершению.
Тем временем произошли большие политические события. В то время, когда Зиновьев был уже отстранен от руководства Коминтерна, Сталин и Бухарин предприняли свою первую попытку проведения самостоятельной внешней политики через Коминтерн, первую попытку самостоятельного руководства международным революционным движением.
В то время их деятельность была направлена на две стороны. С одной стороны, велась активная работа в Великобритании, где рабочее движение пошло на соглашение с коммунистами и согласилось сесть за стол переговоров с представителями Коминтерна. С другой стороны, велась активная работа в Китае, где шла сложная борьба за независимость. Коминтерн старался привести китайских коммунистов в руководство национально-освободительным движением, их руками сделать страну независимой, а потом произвести в Китае революцию.
Новое руководство Коминтерна в лице Бухарина и Политбюро ЦК ВКП(б) надеялось с помощью работы в профсоюзах, через сотрудничество по линии Англо-русского комитета профсоюзов, подчинить себе английское рабочее движение и вытеснить из него британских социал-демократов. Если бы это удалось, то тогда Коминтерну удалось бы добиться гораздо более благоприятных условий для своей работы в странах Европы. В этом деле коминтерновцы достигли кое-каких успехов. Через комитет удалось даже организовать всеобщую забастовку в 1926 году. Однако вскоре произошел провал. Забастовка была быстро подавлена британскими властями, и дальнейшее расследование показало, что за ее организаторами стоит Коминтерн и помощь советских коммунистов. Это послужило причиной и поводом к разрыву дипломатических отношений с СССР со стороны Великобритании 26 мая 1927 года. Британское правительство сделало ряд резких заявлений о том, что в случае дальнейшей подрывной деятельности советских коммунистов в Великобритании, оно не остановится перед объявлением войны СССР.
Этим резким изменением позиции британского правительства воспользовались в Польше, где в 1926 году произошел переворот и к власти пришел Юзеф Пилсудский, убежденный противник коммунистов. В июне 1927 года в Варшаве был убит советский посол. Этим польская сторона обозначила свои далеко не мирные намерения в отношении Советского Союза. В Европе создалась угроза войны против Советского Союза, и уже начала складываться коалиция государств, готовых принять участие в этой войне.
В Китае события тоже в одночасье вышли из-под контроля. С 1923 года Коминтерн поддерживал партию Гоминьдан, боровшуюся за освобождение Китая от власти иностранных империалистов. В эту партию входило большинство противников иностранного владычества, и Гоминьдан сумел организовать вооруженное сопротивление иностранным войскам. С полного согласия Коминтерна Гоминьдан поддерживали и китайские коммунисты. Одно время даже сам Чан Кайши, лидер партии, с большой симпатией относился к Советскому Союзу и приезжал с дружественным визитом. Но в апреле 1927 года он, накопив сил и сколотив внутри Гоминьдана свою группировку, пошел на захват власти в освободительном движении и неожиданно расправился с руководством коммунистической фракции Гоминьдана.
Бухарин и Сталин попытались спасти положение и отдали указание уцелевшему руководству китайских коммунистов поддержать левую группировку Гоминьдана, которая обосновалась в Ухани и отмежевалась от остальной партии. Какое-то время этот союз держался, и казалось, что положение выправляется, но в июле 1927 года эта группировка отмежевалась от коммунистов. Бухарин попытался сколотить внутри Гоминьдана группу недовольных политикой националистического руководства партии во главе с коммунистами. Но и эта попытка потерпела крах, и тогда уже Коминтерн, после больших потерь и серьезных неудач, отказался от поддержки Гоминьдана.
В сентябре 1927 года, сразу же после скандала с рабочей забастовкой, британские профсоюзы резко переложили руль своей политики, решительно отказались от сотрудничества с советскими профсоюзами и вышли из Англо-русского комитета. Европейские социал-демократы развернули активную и шумную агитацию против Советского Союза, в которой главным лейтмотивом было обвинение СССР в подготовке войны. Коммунисты не остались в долгу и тоже развернули активную агитацию против социал-демократов, объявив их самыми страшными врагами рабочего класса и мировой революции.
Можно сколько угодно иронизировать над советской пропагандой конца 1920-х годов, но тем не менее нужно признать, что в ней было свое рациональное зерно. Вот, например, отрывок из статьи, опубликованной в немецкой социал-демократической газете «Vollzeitung fьr das Vogtland» в октябре 1927 года:
«Режим большевистской диктатуры, не желающий выпускать из рук своих господства, прибегает не только к политическим авантюрам, но и к авантюрам внешнеполитическим, последствия которых не поддаются сразу учету… Опасность империалистической войны таится на Востоке. И не только политика правительств капиталистических стран обостряет эту опасность; большевистское правительство уже доказало, что оно отлично умеет копировать империалистическую политику буржуазии. Таким образом, борьба с режимом диктатуры за демократическую Россию с полнотой политических и экономических свобод есть борьба против империалистической войны, есть борьба за мир»[119].