Страница:
Началась активная перестройка металлургического оборудования. Шло переоборудование маломощных доменных печей в сторону увеличения объема печи и объема приемника металла, перестройка мартеновских печей в сторону увеличения объема и площади пода печи. Печи оснащались новыми, более мощными газовоздуходувками. Был принят стандарт мощности домны в 500 тонн чугуна в сутки, а мартена в 100 тонн стали в сутки. Маломощные домны и мартены, по 10–12 тонн, с ручной завалкой и разливкой решено было остановить и снести. Переоборудовались и оснащались дополнительными установками прокатные станы.
На Урале заводы постепенно переводились на минеральное топливо. Первая плавка на угле состоялась в 1923/24 году, и тогда минеральное топливо в балансе уральской металлургии составляло всего 4 %. К 1926/27 году доля угля выросла до 26 %, и на нем уже было выплавлено 151,8 тысяч тонн металла[80].
Большое внимание было уделено восстановлению цветной металлургии. В марте 1925 года был пущен Бакальско-Баймакский медеплавильный завод. В мае – Карабашский завод на Урале, в июне – Полевский завод. 14 июля 1925 года Совет Труда и Обороны создал специальный Комцветфонд для финансирования предприятий цветной металлургии[81].
Вслед за подъемом металлургического производства, ростом выплавки и выпуска продукции развивалась угольная промышленность. Особенно большое внимание уделялось важнейшему для южной металлургии страны Донецкому бассейну. В 1925/26 году в Донбассе началось активное строительство новых шахт от крупных до мелких, дооборудование и пуск уже построенных шахт и закладка разведочных шахт для последующего строительства. В 1925/26 году было начато строительство 184 шахт, из которых было 59 восстановленных средних шахт, 22 новые шахты, а остальные мелкие и разведочные. Вместе с ними было построено 27 новых крупных шахт мощностью от 190 до 800 тысяч тонн угля в год[82]. Правда, часть этого строительства пришлось остановить и ликвидировать. Под ликвидацию попало 79 шахт, из числа самых мелких, которые по стоимости составили 5,3 % jn общей стоимости программы. C 1924/25 по 1927/28 годы работы велись на 202 шахтах. Производилось оборудование шахт новыми механизмами на электрической энергии. В результате этой программы добыча угля была концентрирована на самых мощных шахтах. Выполнение этой угольной программы привело к тому, что в Донецком бассейне в 1926/27 году добывалось на 480 шахтах 24,5 млн. тонн угля, против 7,2 млн. тонн на 954 шахтах в 1921/22 году[83].
Развивались и другие угольные бассейны. В Кузнецком бассейне строилась мощная шахта в 640 тысяч тонн угля в год в Прокопьевске. В запасе были два крупных бездействовавших угольных бассейна в Казахстане: Карагандинский, шахты которого были законсервированы в 1923 году, и Экибастузский, шахты которого законсервировали в 1925 году[84].
Вторая задача – развитие производства средств производства, то есть выпуск станков, оборудования и инструмента. Это целая отрасль машиностроения, принципиально важная для развития всей промышленности. Развитие этой отрасли определяет развитие всех остальных отраслей промышленности. 27 и 28 апреля 1925 года в Главметалле состоялось совещание по вопросу развития тяжелого машиностроения. Была образована специальная комиссия по тяжелому машиностроению, которая должна была обследовать возможности советской промышленности, составить планы освоения и развития производства локомотивов, вагонов, котлов и котловых установок, паровых турбин, двигателей, локомобилей, молотов и прессов, оборудования шахт и рудников, станков самого разного назначения.
Совещание выявило тот факт, что имеющаяся промышленность не в состоянии наладить выпуск всего этого оборудования. Не хватает производственных мощностей, нет освоенных технологий. Выяснилось, например, что на большей части заводов стоит сильно изношенное оборудование. На заводах треста ГОМЗ износ составлял 42 %, на заводах Ленмаштреста – 31 %, на заводах Южмаштреста – 43 %. То есть около половины всех довоенных мощностей. Но и это использовалось только частично. Обследование заводов показало, что они работают в половину своих исправных мощностей. Трест ГОМЗ – на 44 %, Ленмаштрест – на 56 %, Южмаштрест – на 59 %[85].
Из этих цифр видно, что Ленинградский машиностроительный трест был в наилучшем состоянии и работал лучше всех. На нем было сосредоточено производство самого тяжелого и сложного оборудования. Например, только Ленинградский металлический завод мог производить котлы высокого давления и турбины.
Имеющиеся заводы, доставшиеся в наследство от довоенной промышленности, отличались тем, что были очень универсальными. Они могли производить буквально все: от иголок до паровозов. Потому они представляли собой скопище в одном месте десятков цехов и отделений, каждое из которых представляло собой маленький завод.
Обследование показало, что с этим явлением нужно бороться. Сочетание разных цехов и отделений, которые работали неравномерно и несогласованно, приводило к расточительству сырья и топлива. На одном заводе, например, имелась нехватка чугунного литья, а на другом его производилось больше, чем завод мог потребить. Таким, к примеру, был Путиловский завод, обладавший мощными литейными и кузнечным цехами.
Такие цеха, построенные в разное время и для разных целей, обладали из рук вон плохим складским хозяйством и отвратительным внутризаводским транспортом, а также, кроме всего прочего, еще и устаревшим оборудованием. На том же Путиловском заводе, в кузнечном цехе производство было чуть ли не кустарным. Попытки организовать изготовление сложных высококачественных поковок для тракторов здесь потерпели неудачу. На всем Путиловском заводе для организации выпуска тракторов подошла только небольшая артиллерийская мастерская, поскольку только ее оборудование позволило выдержать требования качества и точности изделий.
Все это вместе говорило о том, что промышленность нужно подвергнуть серьезной реорганизации как путем весьма радикальной перестройки уже существующих заводов, так и путем строительства совершенно новых, с совершенно новой организацией и культурой производства.
Этот момент был поворотным в истории индустриализации. Он сразу же высветил недостаточную мощность и оснащенность советских заводов. Нужно было строить новые крупные машиностроительные заводы, которые могли бы освоить выпуск остро необходимого тяжелого оборудования. Также встала необходимость гораздо более широкого сотрудничества с иностранными фирмами, которые обладали технологией производства и мощностями для выпуска нужного оборудования.
1 мая 1925 года Дзержинский дал указание Межлауку разработать план новостроек, и к 1 августа доложить его в Президиуме ВСНХ. На этих заводах должно было развернуться производство тяжелого оборудования и машин. Они должны были стать флагманами новой советской промышленности.
План новостроек был составлен в рекордные сроки – за два месяца. Уже 29 июля 1925 года Дзержинский выпустил приказ по ВСНХ, который предписывал начать подготовительные работы по проектированию новых заводов, созданию строительных организаций, подготовке строительных площадок. Советская индустриализация, начавшаяся с решений Политбюро и Высшей правительственной комиссии 19 июля 1924 года, через год и десять дней дошла до начала проектирования и строительства новых заводов.
20 августа Президиум ВСНХ утвердил список из 14 новых предприятий, намеченных к постройке. В их число входили:
1) тракторный завод в Сталинграде;
2) вагоностроительный завод в Нижнем Тагиле;
3) завод тяжелого машиностроения в Свердловске;
4) завод текстильного машиностроения в Среднем Поволжье;
5) завод полиграфических машин в Ленинграде;
6) инструментальный завод в Ленинграде;
7) плужный завод в Челябинске;
8) плужный завод в Запорожье;
9) завод сеялок и молотилок в Воткинске;
10) завод кос в Златоусте;
11) завод пахотных орудий в Ростове-на-Дону;
12) завод уборочных машин в Ростове-на-Дону;
13) завод сеялок в Армавире;
14) завод молотилок в Бауманове;
15) болтовый завод на Юге[86].
В ноябре 1925 года к 7-му Всесоюзному съезду профсоюзов металлистов была предложена программа развития металлургии, в которой предусматривался пуск восьми крупных заводов:
1. Криворожского завода – 64 тысячи тонн чугуна;
2. Южноуральского завода – 64 тысячи тонн чугуна;
3. Кувшиновского завода – 48 тысяч тонн чугуна;
4. Кузнецкого завода – 48 тысяч тонн чугуна;
5. Богомоловского завода – 12, 5 тысячи тонн меди;
6. Атбасарского завода – 5 тысяч тонн меди;
7. Риддеровского завода – 9 тысяч тонн свинца и 14 тысяч тонн цинка;
8. Штеровского завода – 5 тысяч тонн алюминия в год[87].
В этом плане строительства – позиция Дзержинского в вопросе индустриализации. Хорошо видно, что главный упор делается на производство сельскохозяйственных орудий. Из 14 заводов только пять ориентированы для выпуска оборудования, транспортных средств и комплектующих. Этот план был принят только частично. Из этого плана, после всех его последующих изменений и дополнений, остались только шесть заводов. Это как раз та группа, которая должна была выпускать оборудование и машины.
Пока это были еще только наброски плана нового строительства. Но начало было положено. Работа по индустриализации страны развернулась всерьез. Хозяйственники быстро наращивали свои силы. 23 ноября 1925 года был создан ГИПРОМЕЗ – Государственный институт проектирования металлургических заводов в Ленинграде, первым директором которого 26 ноября стал А.П. Завенягин, за несколько дней до этого своего назначения получивший диплом Горной академии. Госплан 17 декабря 1925 года утвердил разработанные ВСНХ программы строительства. Подготовительные работы на строительных площадках планировалось начать весной и летом следующего, 1926 года.
Авраамий Павлович Завенягин вспоминал, как состоялось его назначение директором ГИПРОМЕЗа. В июле 1925 года он только получил диплом об окончании Горной академии в Москве. Но вскоре был вызван в ВСНХ, где Пятаков поручил ему возглавить новый, только что организованный институт. Все возражения о том, что нет опыта, что только диплом получил, были отметены: это важное задание партии. Завенягин поехал в Ленинград, где принял институт. Тут же на него свалилось задание – Магнитогорский металлургический завод. Причем проект нужно было составить в кратчайшие сроки. В условиях нехватки инженеров, неналаженной работы института Завенягин это задание провалил. Из Москвы пришла телеграмма, что на него наложен строгий выговор. Нарком рабоче-крестьянской инспекции Серго Орджоникизде вызвал Завенягина в Москву.
Речь Орджоникидзе при встрече свелась к тому, что выговор наложен за дело, но работу выполнять некому, и потому Завенягин должен поехать обратно в Ленинград, идти в обком партии и требовать все, что необходимо. Требовать так, чтобы в Москве было слышно. Завенягин так и сделал.
Вскоре, это было сразу после разгрома зиновьевцев в Ленинграде, в ЦК пришла жалоба на действия Завенягина. Он и в самом деле потребовал обеспечить работу института. Через крики и ругань, через жалобы ленинградские партийные руководители эти требования выполнили. ГИПРОМЕЗ заработал в полную мощь. А вскоре пришла телеграмма из ВСНХ о снятии строгого выговора.
К тому моменту, когда начался XIV съезд РКП(б), который, по уверениям советских историков, впервые поставил задачу индустриализации, идея индустриализации не только витала в воздухе, но и уже была довольно детально разработана. Уже был создан первый перспективный план развития промышленности, который, правда, впоследствии серьезно переработали, и к моменту открытия съезда партии 18 декабря 1925 года он уже поступил в Госплан, изучался, обсуждался и сопоставлялся с контрольными цифрами Госплана на 1925/26 год. В самом Госплане развернулась работа по созданию большого генерального плана развития народного хозяйства СССР.
Нужно еще добавить, что кроме выработки первых вариантов перспективного плана в ВСНХ развернулась активная работа по строительству и подготовке коренной реконструкции промышленности. Эта работа была, по сути, первыми шагами индустриализации. Представленный в Госплан план строительства новых заводов был утвержден Президиумом Госплана за день до открытия съезда.
Интересно получается: задача стала выполняться еще до того, как она была поставлена партией. Здесь все было скорее наоборот. Резолюция съезда была признанием и политическим оформлением уже давно и бурно идущего процесса строительства.
В книге В.С. Лельчука «Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии» приводится любопытное обстоятельство, связанное с этой резолюцией XIV съезда. Проект резолюции съезда по хозяйственной политике был написан Бухариным вполне в нэповском духе. В его проекте Сталин сделал свои поправки, коренным образом изменившие смысл всего документа:
«СССР (далее поправка)…из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование…
Чтобы СССР представлял собой (далее поправка)…самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную благодаря своему экономическому росту служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний»[88].
Проект резолюции, скорее всего, писался в самый последний момент перед съездом или даже уже в день открытия, после утверждения Госпланом плана строительства новых заводов. Поправки Сталина в проекте приводили резолюцию в соответствие с уже фактически сложившейся реальностью и давали этой реальности политическое объяснение.
На этом съезде Сталин выступил с политическим отчетом ЦК. В нем, как обычно, давался отчет в политике партии внутри страны и на международной арене. Сталин, рассказывая о международном положении, сделал гвоздем своего доклада план Дауэса, предложенный правительству Германии. Согласно этому плану, Германия должна была выплатить репарации, установленные Версальским мирным договором, получив прибыль от торговли со странами Восточной Европы, в первую очередь с СССР. Речь в плане шла о сумме 130 млрд. золотых марок. Сталин же заявил, что план этот составлен «без хозяина». Советский Союз не собирается превращаться в аграрный придаток Германии:
«Отсюда вывод: мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как ее подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок»[89].
В этой фразе Сталин впервые сформулировал генеральный хозяйственный курс партии. Это – главное определение задачи индустриализации. Как мы увидим, с этой задачей Сталин справился блестяще.
На съезде, после выступления Сталина, по заявлению делегатов от ленинградской парторганизации, содоклад к отчету ЦК сделал Зиновьев. Согласившись в целом с политикой индустриализации, он поставил вопрос о том, что нужно разобраться с тонкостями теоретического вопроса о государственном капитализме, и что не нужно, ни в коем случае, смешивать нэп с социализмом.
Этот содоклад тут же вызвал ответный удар. Сразу же после Зиновьева выступил Бухарин с бурной речью, в которой обвинил Зиновьева в размежевании с линией ЦК. Сторонники Сталина и Бухарина устроили на съезде погром зиновьевцев. В течение нескольких дней один оратор за другим били по Зиновьеву, его позиции и сторонникам. Под конец многодневных прений выступили Молотов и Сталин. Молотов огласил некоторые факты из жизни и деятельности руководства Ленинградской парторганизации. Зиновьевцы, по представленным им сведениям, занимались махинациями с голосованиями и формировали руководящие органы организации по своему усмотрению. А Сталин выступил против Сокольникова. Он говорил на съезде о том, что нужно расширять ввоз готовых товаров, чтобы заполнить рынок. Сталин заявил:
«Я хочу сказать, что здесь тов. Сокольников выступает, по сути дела, сторонником дауэсизации нашей страны… Отказаться от нашей линии – значит отойти от задачи социалистического строительства, значит встать на точку зрения дауэсизации нашей страны»[90].
Зиновьевцы потерпели на съезде сокрушительное поражение. Они не выдержали напора критических, разгромных выступлений, делали одну ошибку за другой и в конце концов оказались полностью разбитыми. На съезде прошла резолюция со сталинскими поправками. Оппозиционеры уже ничего не смогли сделать.
Вот здесь мы подошли к тому моменту, когда становится ясным, почему индустриализацию СССР можно с полным правом назвать сталинской. Советские историки употребляли другие названия, более нейтральные и политкорректные: «социалистическая индустриализация», «индустриализация СССР». Труды, в которых эти события назывались подобным образом, подавали их так, словно процесс индустриализации шел сам собой, самотеком, согласно каким-то «объективным» закономерностям. Это были книги о советской экономике, которая почему-то решила индустриализироваться. Роль Сталина и его соратников в них совсем никак не показана. Более того, некоторые историки договариваются до того, что утверждают, будто бы у Сталина не было готовой программы индустриализации и в этом вопросе он шел за Бухариным[91].
Нужно понять, уяснить себе, что в развитии чего-то всегда бывает две стороны. Одна сторона – материальная. То есть разнообразные возможности, наличие материалов, запасов, капитала, денег, технологий, оборудования. С наличием или отсутствием чего-то не поспоришь: завод либо есть, либо его нет, и это имеет различные последствия. Другая сторона – это воля человека, его состояние ума. В развитии эта сторона играет огромную роль, активную и ведущую[92]. Нередко человек способен действовать наперекор обстоятельствам. Столкнувшись с фактом отсутствия завода, он может сказать: «Построим!» и начнет решать задачу строительства остронеобходимого завода.
Наличие или отсутствие заводов, шахт, рудников, дорог, оборудования и денег, это, конечно, серьезные обстоятельства, и в истории сталинской индустриализации они сыграли большую роль. Но нужно сказать со всей твердостью: без Сталина индустриализация не состоялась бы! Он был центром, сосредоточием и руководителем той воли населения СССР, которая сдвинула трудноразрешимую экономическую задачу с мертвой точки. Именно Сталин сумел так сформулировать политику партии, что все силы страны оказались брошенными на разрешение задачи индустриализации, и это позволило добиться выполнения тех грандиозных планов.
Было потрачено немало слов на то, чтобы доказать неспособность Сталина к управлению страной[93]. Приводились самые разные доводы и примеры, в числе которых был и такой: вот, мол, Сталин, разгромив троцкистскую оппозицию, тут же вооружился идеями троцкистов о сверхиндустриализации, повел наступление на Бухарина, ликвидировал нэп и развернул коллективизацию крестьян. И неизменно добавляют при этом: «Довел страну до развала».
Такого взгляда придерживались сам Троцкий и Валентинов, которые, собственно, пустили эту идею в широкое хождение. Понятно, из каких побуждений так говорил Троцкий – из желания оправдаться перед читателем его воспоминаний, уверить его в жизнеспособности своих идей, которые, мол, и сам Сталин не постеснялся заимствовать. Почему же так говорил Валентинов, оставивший детальное описание советской жизни середины 1920-х годов и сделавший много интересных наблюдений, однозначно сказать нелегко.
Вслед за ними, историки стали повторять, что Сталин заимствовал идеи троцкистов, что, мол, сталинская индустриализация делалась по троцкистским рецептам. Это утверждение можно встретить в очень даже солидных и достойных внимания исследованиях. Не обошли этот взгляд своим вниманием Эдвард Радзинский и Дмитрий Волкогонов. Любопытно, что он приводится на фоне замалчивания фактов хозяйственного строительства и деятельности Сталина на этом поприще.
Все такие заявления, конечно, ерунда. Это только слова Троцкого и ничего больше. Товарищи, которые делают такие заявления, совершенно не замечают, что между идеей и ее воплощением «в металл» есть огромная разница. Всякая идея, обставившись со всех сторон фактами, данными, разработанными программами, отделяется от автора и начинает самостоятельное существование. Ядро заложено автором, но вот к последствиям он может не иметь никакого отношения. Кроме того, нельзя не заметить, что между взглядами Преображенского и Сталина на индустриализацию есть огромная разница. Первый говорит об этом вообще, в целом: «сверхиндустриализация». Второй говорит сугубо конкретно: заводы, станки, оборудование, машины. Обобщая, конечно, для необходимости охвата больших отраслей тяжелой промышленности.
Преображенский говорит об индустриализации, не выделяя никакой приоритетной отрасли. Сталин же, наоборот, говорит об индустриализации, как о развитии конкретно тяжелой промышленности, а еще конкретнее – машиностроения. Для Преображенского строительство металлургического и текстильного предприятия равнозначно. И то и другое будет индустриализацией. Сталин настаивает: индустриализация индустриализации рознь. С одним вариантом можно попасть в кабалу к капиталистам, а с другим нет. Нам, говорит Сталин, нужна такая индустриализация, которая бы не завела в эту кабалу. Одним словом, нужно стать страной, которая производит машины. Преображенский говорит, что для финансирования промышленности нужно взять средства у крестьянина. Сталин говорит, что нет, главные средства для промышленности будут взяты из доходов государства от внешней торговли, работы промышленности, из сэкономленных средств и займов у населения.
Эти утверждения могут показаться странными. Но, тем не менее, это так. Сам Сталин сформулировал свои взгляды с исчерпывающей ясностью в своих статьях и выступлениях:
«Просто развития государственной промышленности теперь уже недостаточно. Тем более недостаточен ее довоенный уровень. Теперь задача состоит в том, чтобы двинуть вперед переоборудование нашей государственной промышленности и ее дальнейшее развертывание на новой технической базе»[94].
«Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее состоит в развитии тяжелой промышленности, в развитии, в конце концов, производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения»[95].
Я привел четыре главных различия взглядов Преображенского и Сталина на индустриализацию, из чего вытекает, что утверждение о заимствовании Сталина взглядов троцкистской оппозиции – ложь. Когда Преображенский впервые выразил свои взгляды в печати, Сталин даже и на схожую тему не говорил. Это легко проверить по его собранию сочинений. А когда заговорил уже об индустриализации, тот тут выяснилось, что взгляды Сталина существенно отличаются от взглядов Преображенского.
На Урале заводы постепенно переводились на минеральное топливо. Первая плавка на угле состоялась в 1923/24 году, и тогда минеральное топливо в балансе уральской металлургии составляло всего 4 %. К 1926/27 году доля угля выросла до 26 %, и на нем уже было выплавлено 151,8 тысяч тонн металла[80].
Большое внимание было уделено восстановлению цветной металлургии. В марте 1925 года был пущен Бакальско-Баймакский медеплавильный завод. В мае – Карабашский завод на Урале, в июне – Полевский завод. 14 июля 1925 года Совет Труда и Обороны создал специальный Комцветфонд для финансирования предприятий цветной металлургии[81].
Вслед за подъемом металлургического производства, ростом выплавки и выпуска продукции развивалась угольная промышленность. Особенно большое внимание уделялось важнейшему для южной металлургии страны Донецкому бассейну. В 1925/26 году в Донбассе началось активное строительство новых шахт от крупных до мелких, дооборудование и пуск уже построенных шахт и закладка разведочных шахт для последующего строительства. В 1925/26 году было начато строительство 184 шахт, из которых было 59 восстановленных средних шахт, 22 новые шахты, а остальные мелкие и разведочные. Вместе с ними было построено 27 новых крупных шахт мощностью от 190 до 800 тысяч тонн угля в год[82]. Правда, часть этого строительства пришлось остановить и ликвидировать. Под ликвидацию попало 79 шахт, из числа самых мелких, которые по стоимости составили 5,3 % jn общей стоимости программы. C 1924/25 по 1927/28 годы работы велись на 202 шахтах. Производилось оборудование шахт новыми механизмами на электрической энергии. В результате этой программы добыча угля была концентрирована на самых мощных шахтах. Выполнение этой угольной программы привело к тому, что в Донецком бассейне в 1926/27 году добывалось на 480 шахтах 24,5 млн. тонн угля, против 7,2 млн. тонн на 954 шахтах в 1921/22 году[83].
Развивались и другие угольные бассейны. В Кузнецком бассейне строилась мощная шахта в 640 тысяч тонн угля в год в Прокопьевске. В запасе были два крупных бездействовавших угольных бассейна в Казахстане: Карагандинский, шахты которого были законсервированы в 1923 году, и Экибастузский, шахты которого законсервировали в 1925 году[84].
Вторая задача – развитие производства средств производства, то есть выпуск станков, оборудования и инструмента. Это целая отрасль машиностроения, принципиально важная для развития всей промышленности. Развитие этой отрасли определяет развитие всех остальных отраслей промышленности. 27 и 28 апреля 1925 года в Главметалле состоялось совещание по вопросу развития тяжелого машиностроения. Была образована специальная комиссия по тяжелому машиностроению, которая должна была обследовать возможности советской промышленности, составить планы освоения и развития производства локомотивов, вагонов, котлов и котловых установок, паровых турбин, двигателей, локомобилей, молотов и прессов, оборудования шахт и рудников, станков самого разного назначения.
Совещание выявило тот факт, что имеющаяся промышленность не в состоянии наладить выпуск всего этого оборудования. Не хватает производственных мощностей, нет освоенных технологий. Выяснилось, например, что на большей части заводов стоит сильно изношенное оборудование. На заводах треста ГОМЗ износ составлял 42 %, на заводах Ленмаштреста – 31 %, на заводах Южмаштреста – 43 %. То есть около половины всех довоенных мощностей. Но и это использовалось только частично. Обследование заводов показало, что они работают в половину своих исправных мощностей. Трест ГОМЗ – на 44 %, Ленмаштрест – на 56 %, Южмаштрест – на 59 %[85].
Из этих цифр видно, что Ленинградский машиностроительный трест был в наилучшем состоянии и работал лучше всех. На нем было сосредоточено производство самого тяжелого и сложного оборудования. Например, только Ленинградский металлический завод мог производить котлы высокого давления и турбины.
Имеющиеся заводы, доставшиеся в наследство от довоенной промышленности, отличались тем, что были очень универсальными. Они могли производить буквально все: от иголок до паровозов. Потому они представляли собой скопище в одном месте десятков цехов и отделений, каждое из которых представляло собой маленький завод.
Обследование показало, что с этим явлением нужно бороться. Сочетание разных цехов и отделений, которые работали неравномерно и несогласованно, приводило к расточительству сырья и топлива. На одном заводе, например, имелась нехватка чугунного литья, а на другом его производилось больше, чем завод мог потребить. Таким, к примеру, был Путиловский завод, обладавший мощными литейными и кузнечным цехами.
Такие цеха, построенные в разное время и для разных целей, обладали из рук вон плохим складским хозяйством и отвратительным внутризаводским транспортом, а также, кроме всего прочего, еще и устаревшим оборудованием. На том же Путиловском заводе, в кузнечном цехе производство было чуть ли не кустарным. Попытки организовать изготовление сложных высококачественных поковок для тракторов здесь потерпели неудачу. На всем Путиловском заводе для организации выпуска тракторов подошла только небольшая артиллерийская мастерская, поскольку только ее оборудование позволило выдержать требования качества и точности изделий.
Все это вместе говорило о том, что промышленность нужно подвергнуть серьезной реорганизации как путем весьма радикальной перестройки уже существующих заводов, так и путем строительства совершенно новых, с совершенно новой организацией и культурой производства.
Этот момент был поворотным в истории индустриализации. Он сразу же высветил недостаточную мощность и оснащенность советских заводов. Нужно было строить новые крупные машиностроительные заводы, которые могли бы освоить выпуск остро необходимого тяжелого оборудования. Также встала необходимость гораздо более широкого сотрудничества с иностранными фирмами, которые обладали технологией производства и мощностями для выпуска нужного оборудования.
1 мая 1925 года Дзержинский дал указание Межлауку разработать план новостроек, и к 1 августа доложить его в Президиуме ВСНХ. На этих заводах должно было развернуться производство тяжелого оборудования и машин. Они должны были стать флагманами новой советской промышленности.
План новостроек был составлен в рекордные сроки – за два месяца. Уже 29 июля 1925 года Дзержинский выпустил приказ по ВСНХ, который предписывал начать подготовительные работы по проектированию новых заводов, созданию строительных организаций, подготовке строительных площадок. Советская индустриализация, начавшаяся с решений Политбюро и Высшей правительственной комиссии 19 июля 1924 года, через год и десять дней дошла до начала проектирования и строительства новых заводов.
20 августа Президиум ВСНХ утвердил список из 14 новых предприятий, намеченных к постройке. В их число входили:
1) тракторный завод в Сталинграде;
2) вагоностроительный завод в Нижнем Тагиле;
3) завод тяжелого машиностроения в Свердловске;
4) завод текстильного машиностроения в Среднем Поволжье;
5) завод полиграфических машин в Ленинграде;
6) инструментальный завод в Ленинграде;
7) плужный завод в Челябинске;
8) плужный завод в Запорожье;
9) завод сеялок и молотилок в Воткинске;
10) завод кос в Златоусте;
11) завод пахотных орудий в Ростове-на-Дону;
12) завод уборочных машин в Ростове-на-Дону;
13) завод сеялок в Армавире;
14) завод молотилок в Бауманове;
15) болтовый завод на Юге[86].
В ноябре 1925 года к 7-му Всесоюзному съезду профсоюзов металлистов была предложена программа развития металлургии, в которой предусматривался пуск восьми крупных заводов:
1. Криворожского завода – 64 тысячи тонн чугуна;
2. Южноуральского завода – 64 тысячи тонн чугуна;
3. Кувшиновского завода – 48 тысяч тонн чугуна;
4. Кузнецкого завода – 48 тысяч тонн чугуна;
5. Богомоловского завода – 12, 5 тысячи тонн меди;
6. Атбасарского завода – 5 тысяч тонн меди;
7. Риддеровского завода – 9 тысяч тонн свинца и 14 тысяч тонн цинка;
8. Штеровского завода – 5 тысяч тонн алюминия в год[87].
В этом плане строительства – позиция Дзержинского в вопросе индустриализации. Хорошо видно, что главный упор делается на производство сельскохозяйственных орудий. Из 14 заводов только пять ориентированы для выпуска оборудования, транспортных средств и комплектующих. Этот план был принят только частично. Из этого плана, после всех его последующих изменений и дополнений, остались только шесть заводов. Это как раз та группа, которая должна была выпускать оборудование и машины.
Пока это были еще только наброски плана нового строительства. Но начало было положено. Работа по индустриализации страны развернулась всерьез. Хозяйственники быстро наращивали свои силы. 23 ноября 1925 года был создан ГИПРОМЕЗ – Государственный институт проектирования металлургических заводов в Ленинграде, первым директором которого 26 ноября стал А.П. Завенягин, за несколько дней до этого своего назначения получивший диплом Горной академии. Госплан 17 декабря 1925 года утвердил разработанные ВСНХ программы строительства. Подготовительные работы на строительных площадках планировалось начать весной и летом следующего, 1926 года.
Авраамий Павлович Завенягин вспоминал, как состоялось его назначение директором ГИПРОМЕЗа. В июле 1925 года он только получил диплом об окончании Горной академии в Москве. Но вскоре был вызван в ВСНХ, где Пятаков поручил ему возглавить новый, только что организованный институт. Все возражения о том, что нет опыта, что только диплом получил, были отметены: это важное задание партии. Завенягин поехал в Ленинград, где принял институт. Тут же на него свалилось задание – Магнитогорский металлургический завод. Причем проект нужно было составить в кратчайшие сроки. В условиях нехватки инженеров, неналаженной работы института Завенягин это задание провалил. Из Москвы пришла телеграмма, что на него наложен строгий выговор. Нарком рабоче-крестьянской инспекции Серго Орджоникизде вызвал Завенягина в Москву.
Речь Орджоникидзе при встрече свелась к тому, что выговор наложен за дело, но работу выполнять некому, и потому Завенягин должен поехать обратно в Ленинград, идти в обком партии и требовать все, что необходимо. Требовать так, чтобы в Москве было слышно. Завенягин так и сделал.
Вскоре, это было сразу после разгрома зиновьевцев в Ленинграде, в ЦК пришла жалоба на действия Завенягина. Он и в самом деле потребовал обеспечить работу института. Через крики и ругань, через жалобы ленинградские партийные руководители эти требования выполнили. ГИПРОМЕЗ заработал в полную мощь. А вскоре пришла телеграмма из ВСНХ о снятии строгого выговора.
К тому моменту, когда начался XIV съезд РКП(б), который, по уверениям советских историков, впервые поставил задачу индустриализации, идея индустриализации не только витала в воздухе, но и уже была довольно детально разработана. Уже был создан первый перспективный план развития промышленности, который, правда, впоследствии серьезно переработали, и к моменту открытия съезда партии 18 декабря 1925 года он уже поступил в Госплан, изучался, обсуждался и сопоставлялся с контрольными цифрами Госплана на 1925/26 год. В самом Госплане развернулась работа по созданию большого генерального плана развития народного хозяйства СССР.
Нужно еще добавить, что кроме выработки первых вариантов перспективного плана в ВСНХ развернулась активная работа по строительству и подготовке коренной реконструкции промышленности. Эта работа была, по сути, первыми шагами индустриализации. Представленный в Госплан план строительства новых заводов был утвержден Президиумом Госплана за день до открытия съезда.
Интересно получается: задача стала выполняться еще до того, как она была поставлена партией. Здесь все было скорее наоборот. Резолюция съезда была признанием и политическим оформлением уже давно и бурно идущего процесса строительства.
В книге В.С. Лельчука «Социалистическая индустриализация СССР и ее освещение в советской историографии» приводится любопытное обстоятельство, связанное с этой резолюцией XIV съезда. Проект резолюции съезда по хозяйственной политике был написан Бухариным вполне в нэповском духе. В его проекте Сталин сделал свои поправки, коренным образом изменившие смысл всего документа:
«СССР (далее поправка)…из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование…
Чтобы СССР представлял собой (далее поправка)…самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную благодаря своему экономическому росту служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний»[88].
Проект резолюции, скорее всего, писался в самый последний момент перед съездом или даже уже в день открытия, после утверждения Госпланом плана строительства новых заводов. Поправки Сталина в проекте приводили резолюцию в соответствие с уже фактически сложившейся реальностью и давали этой реальности политическое объяснение.
На этом съезде Сталин выступил с политическим отчетом ЦК. В нем, как обычно, давался отчет в политике партии внутри страны и на международной арене. Сталин, рассказывая о международном положении, сделал гвоздем своего доклада план Дауэса, предложенный правительству Германии. Согласно этому плану, Германия должна была выплатить репарации, установленные Версальским мирным договором, получив прибыль от торговли со странами Восточной Европы, в первую очередь с СССР. Речь в плане шла о сумме 130 млрд. золотых марок. Сталин же заявил, что план этот составлен «без хозяина». Советский Союз не собирается превращаться в аграрный придаток Германии:
«Отсюда вывод: мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как ее подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся, главным образом, на внутренний рынок»[89].
В этой фразе Сталин впервые сформулировал генеральный хозяйственный курс партии. Это – главное определение задачи индустриализации. Как мы увидим, с этой задачей Сталин справился блестяще.
На съезде, после выступления Сталина, по заявлению делегатов от ленинградской парторганизации, содоклад к отчету ЦК сделал Зиновьев. Согласившись в целом с политикой индустриализации, он поставил вопрос о том, что нужно разобраться с тонкостями теоретического вопроса о государственном капитализме, и что не нужно, ни в коем случае, смешивать нэп с социализмом.
Этот содоклад тут же вызвал ответный удар. Сразу же после Зиновьева выступил Бухарин с бурной речью, в которой обвинил Зиновьева в размежевании с линией ЦК. Сторонники Сталина и Бухарина устроили на съезде погром зиновьевцев. В течение нескольких дней один оратор за другим били по Зиновьеву, его позиции и сторонникам. Под конец многодневных прений выступили Молотов и Сталин. Молотов огласил некоторые факты из жизни и деятельности руководства Ленинградской парторганизации. Зиновьевцы, по представленным им сведениям, занимались махинациями с голосованиями и формировали руководящие органы организации по своему усмотрению. А Сталин выступил против Сокольникова. Он говорил на съезде о том, что нужно расширять ввоз готовых товаров, чтобы заполнить рынок. Сталин заявил:
«Я хочу сказать, что здесь тов. Сокольников выступает, по сути дела, сторонником дауэсизации нашей страны… Отказаться от нашей линии – значит отойти от задачи социалистического строительства, значит встать на точку зрения дауэсизации нашей страны»[90].
Зиновьевцы потерпели на съезде сокрушительное поражение. Они не выдержали напора критических, разгромных выступлений, делали одну ошибку за другой и в конце концов оказались полностью разбитыми. На съезде прошла резолюция со сталинскими поправками. Оппозиционеры уже ничего не смогли сделать.
Вот здесь мы подошли к тому моменту, когда становится ясным, почему индустриализацию СССР можно с полным правом назвать сталинской. Советские историки употребляли другие названия, более нейтральные и политкорректные: «социалистическая индустриализация», «индустриализация СССР». Труды, в которых эти события назывались подобным образом, подавали их так, словно процесс индустриализации шел сам собой, самотеком, согласно каким-то «объективным» закономерностям. Это были книги о советской экономике, которая почему-то решила индустриализироваться. Роль Сталина и его соратников в них совсем никак не показана. Более того, некоторые историки договариваются до того, что утверждают, будто бы у Сталина не было готовой программы индустриализации и в этом вопросе он шел за Бухариным[91].
Нужно понять, уяснить себе, что в развитии чего-то всегда бывает две стороны. Одна сторона – материальная. То есть разнообразные возможности, наличие материалов, запасов, капитала, денег, технологий, оборудования. С наличием или отсутствием чего-то не поспоришь: завод либо есть, либо его нет, и это имеет различные последствия. Другая сторона – это воля человека, его состояние ума. В развитии эта сторона играет огромную роль, активную и ведущую[92]. Нередко человек способен действовать наперекор обстоятельствам. Столкнувшись с фактом отсутствия завода, он может сказать: «Построим!» и начнет решать задачу строительства остронеобходимого завода.
Наличие или отсутствие заводов, шахт, рудников, дорог, оборудования и денег, это, конечно, серьезные обстоятельства, и в истории сталинской индустриализации они сыграли большую роль. Но нужно сказать со всей твердостью: без Сталина индустриализация не состоялась бы! Он был центром, сосредоточием и руководителем той воли населения СССР, которая сдвинула трудноразрешимую экономическую задачу с мертвой точки. Именно Сталин сумел так сформулировать политику партии, что все силы страны оказались брошенными на разрешение задачи индустриализации, и это позволило добиться выполнения тех грандиозных планов.
Было потрачено немало слов на то, чтобы доказать неспособность Сталина к управлению страной[93]. Приводились самые разные доводы и примеры, в числе которых был и такой: вот, мол, Сталин, разгромив троцкистскую оппозицию, тут же вооружился идеями троцкистов о сверхиндустриализации, повел наступление на Бухарина, ликвидировал нэп и развернул коллективизацию крестьян. И неизменно добавляют при этом: «Довел страну до развала».
Такого взгляда придерживались сам Троцкий и Валентинов, которые, собственно, пустили эту идею в широкое хождение. Понятно, из каких побуждений так говорил Троцкий – из желания оправдаться перед читателем его воспоминаний, уверить его в жизнеспособности своих идей, которые, мол, и сам Сталин не постеснялся заимствовать. Почему же так говорил Валентинов, оставивший детальное описание советской жизни середины 1920-х годов и сделавший много интересных наблюдений, однозначно сказать нелегко.
Вслед за ними, историки стали повторять, что Сталин заимствовал идеи троцкистов, что, мол, сталинская индустриализация делалась по троцкистским рецептам. Это утверждение можно встретить в очень даже солидных и достойных внимания исследованиях. Не обошли этот взгляд своим вниманием Эдвард Радзинский и Дмитрий Волкогонов. Любопытно, что он приводится на фоне замалчивания фактов хозяйственного строительства и деятельности Сталина на этом поприще.
Все такие заявления, конечно, ерунда. Это только слова Троцкого и ничего больше. Товарищи, которые делают такие заявления, совершенно не замечают, что между идеей и ее воплощением «в металл» есть огромная разница. Всякая идея, обставившись со всех сторон фактами, данными, разработанными программами, отделяется от автора и начинает самостоятельное существование. Ядро заложено автором, но вот к последствиям он может не иметь никакого отношения. Кроме того, нельзя не заметить, что между взглядами Преображенского и Сталина на индустриализацию есть огромная разница. Первый говорит об этом вообще, в целом: «сверхиндустриализация». Второй говорит сугубо конкретно: заводы, станки, оборудование, машины. Обобщая, конечно, для необходимости охвата больших отраслей тяжелой промышленности.
Преображенский говорит об индустриализации, не выделяя никакой приоритетной отрасли. Сталин же, наоборот, говорит об индустриализации, как о развитии конкретно тяжелой промышленности, а еще конкретнее – машиностроения. Для Преображенского строительство металлургического и текстильного предприятия равнозначно. И то и другое будет индустриализацией. Сталин настаивает: индустриализация индустриализации рознь. С одним вариантом можно попасть в кабалу к капиталистам, а с другим нет. Нам, говорит Сталин, нужна такая индустриализация, которая бы не завела в эту кабалу. Одним словом, нужно стать страной, которая производит машины. Преображенский говорит, что для финансирования промышленности нужно взять средства у крестьянина. Сталин говорит, что нет, главные средства для промышленности будут взяты из доходов государства от внешней торговли, работы промышленности, из сэкономленных средств и займов у населения.
Эти утверждения могут показаться странными. Но, тем не менее, это так. Сам Сталин сформулировал свои взгляды с исчерпывающей ясностью в своих статьях и выступлениях:
«Просто развития государственной промышленности теперь уже недостаточно. Тем более недостаточен ее довоенный уровень. Теперь задача состоит в том, чтобы двинуть вперед переоборудование нашей государственной промышленности и ее дальнейшее развертывание на новой технической базе»[94].
«Не всякое развитие промышленности представляет собой индустриализацию. Центр индустриализации, основа ее состоит в развитии тяжелой промышленности, в развитии, в конце концов, производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения»[95].
Я привел четыре главных различия взглядов Преображенского и Сталина на индустриализацию, из чего вытекает, что утверждение о заимствовании Сталина взглядов троцкистской оппозиции – ложь. Когда Преображенский впервые выразил свои взгляды в печати, Сталин даже и на схожую тему не говорил. Это легко проверить по его собранию сочинений. А когда заговорил уже об индустриализации, тот тут выяснилось, что взгляды Сталина существенно отличаются от взглядов Преображенского.