Додд Кристина. Первый любовник Англии

   Тони говорил без умолку и чувствовал, что напряжение девушки начинает понемногу спадать.
   — Зачем мне знать что-то о поместье, — пробормотала Роузи, — если оно нужно мне только ради сэра Дэнни?
   — Тебе нужно было поместье только ради сэра Дэнни? Кого вы рассмешите этой шуткой, леди Розалин? Только не меня. Уж я-то знаю, зачем тебе нужно Одиси. Может быть, тебе это и не нравится, но ты и я похожи друг на друга, как два ссорящихся супруга.
   — Вот уж нет!
   — Да неужели? Двое бродяг, никогда не чувствующих покоя и несущих свои клейма: я — незаконнорожденного, ты — бродячего актера.
   — Вы слишком упрощаете, — вяло начала Роузи, но Тони не дал ей договорить.
   — Ты знаешь меня, но, что хуже для тебя, я знаю тебя, Я хорошо понимаю, что такое бродячая жизнь, как засасывает она тех, кто родился и вырос на воле. Когда ты начала требовать поместье, я уже знал, что творится у тебя на душе, и потому ты не можешь говорить, что эти земли нужны тебе только ради сэра Дэнни. Однако ты не могла не хотеть иметь собственный угол, где не нужно носить мужской наряд, где можно быть самой собой.
   Потеряв присутствие духа, потому что Тони был прав, Роузи тем не менее заставила себя сказать:
   — Совсем не так. Если сэр Дэнни погибнет, мне незачем жить на свете.
   Райклиф усмехнулся, и, заметив это, Роузи вспыхнула от гнева и обиды.
   — Так зачем же ты тогда пыталась вырваться, когда я угрожал тебе ножом? Если ты не видишь смысла в бренной жизни, могла бы позволить мне перерезать тебе горло.
   Роузи совсем не хотелось сознаваться, что тяга к жизни продолжает кипеть в ее крови. А, по мнению Тони, прелесть девушки после исчезновения сэра Дэнни расцвела еще сильнее.
   — Я не знаю, жив сэр Дэнни или нет, — ответила Роузи.
   — Ясно… — Большим пальцем руки Тони вытер мокрый след от слезинки, скатившейся по щеке девушки. — Подумай, Роузи, подумай о той несправедливости, которую ты совершаешь по отношению к сэру Дэнни, оплакивая его раньше времени, и как он будет гордиться, узнав, что его вера в тебя не оказалась напрасной. Он будет знать тогда, что принял верное решение!
   — Если он погиб, то ему уже ничего не суждено узнать!
   — Кто знает, так ли это…
   Роузи внимательно посмотрела на Тони и снова опустила глаза, а Тони снова с родительской нежностью вытер заплаканное лицо девушки.
   — Эй! — возмущенно воскликнула Роузи.
   — У меня неплохой опыт воспитания непослушных детей, — усмехнулся Тони.
   — Ваших собственных? — угрюмо переспросила Роузи.
   Тони сдержал смех и подтолкнул ее к постели.
   — Нет, конечно. Разве ты не знала? Мой брат Майкл произвел на свет восемь маленьких наследников, которых в свое время мне приходилось раздевать и укладывать спать. Именно это я собираюсь сделать с тобой.
   — Что?! — Роузи, как он и ожидал, изо всех сил вцепилась в ворот рубашки.
   — Я не имею в виду ничего бесчестного. Но ты плакала, а я знаю, каковы бывают последствия слез, исходя из того же опыта общения с племянниками и племянницами.
   Бросив быстрый взгляд на постель, потом на него, Роузи сверкнула глазами.
   — И каковы же они?
   — Тот ребенок, который плакал слишком много, обычно бывал усталым, капризным, болезненно раздражительным.. .
   — Только не я!
   — …хмурым, упрямым, противоречивым. — Взяв девушку в руки, Тони аккуратно опустил ее на постель. — Противным, несносным и, кроме того, нуждающимся в отдыхе. — Как же хотелось Тони забраться в постель и, крепко поцеловав, лечь рядом и ощутить всю ее, целиком!
   — Сейчас вы сами похожи на капризного и несносного ребенка, — сказала Роузи, сложив руки на груди.
   — Ты должна немного вздремнуть, после чего тебе снова покажется, что мир полон красок.
   — Проснувшись, я все равно буду знать, что со мной нет сэра Дэнни.
   — Проснувшись, ты снова обретешь смысл жизни, и я покажу тебе еще одну причину для того, чтобы жить!

16.

   Открыв глаза, Роузи поняла, что лежит на самом краю чужой постели и что ее голова покоится на чьей-то волосатой мускулистой руке. Рука Тони… Постель Тони… Ее спина упиралась в тело Тони. В камине слегка потрескивали угли, и в остывающем воздухе витал слабый запах дыма. Тусклые ранние сумерки указывали на то, что она проспала здесь по меньшей мере несколько часов. Роузи крепко зажмурилась, осознавая свою беззащитность. Ух! В памяти начало всплывать все, что произошло совсем недавно — ее слезы, доброта и участие Тони и причина всего этого — отъезд сэра Дэнни. Он уехал навстречу своей смерти, она знала это, уехал без нее. Он бросил ее, вот почему нет никаких причин выбраться из этой постели.
   Сколько времени Тони пролежал рядом? Она вспомнила его последнее обещание, перед тем как заснуть. Или это была скрытая угроза? Роузи осторожно приподняла голову и услышала голос около самого уха:
   — Проснулась?
   Роузи подпрыгнула — она и не подозревала, что губы Тони находятся совсем близко. Она вообще не Привыкла к тому, чтобы кто-нибудь находился от нее в такой непосредственной близости. Застыв от страха, Роузи не чувствовала ни подрагивания его широкой груди, ни того, что колени Тони касаются ее спины. Одна рука Райклифа поддерживала голову девушки, но зато другая обнимала за талию, и она шевелилась! С прерывающимся дыханием Роузи чувствовала, как эта рука перемещается к ребрам и старается прижать спину еще ближе. Неожиданно девушка хлюпнула носом: проклятая шелковая рубашка была столь тонка, что Роузи ощущала себя совершенно беззащитной перед мужской мощью Райклифа. Кроме того, пока она спала, ее чулки куда-то исчезли.
   — Я обещал показать тебе, что есть еще одна причина, для того чтобы жить, — прошептал Тони.
   Резко повернувшись к нему лицом, Роузи посмотрела на Тони, надеясь, что ее взгляд выражает суровое достоинство. Она схватилась за руку, продолжавшую обнимать ее за талию, и воскликнула:
   — Немедленно прекратите!
   — А я ничего и не делаю.
   Говоря это, Тони приподнялся на локте. Может быть, по его мнению, он ничего и не делал, но Роузи считала иначе.
   Его мускулистая грудь была покрыта золотистыми волосами, руки крепки и надежны, но она все это видела и раньше. Ниже пояса тело Тони прикрывала простыня, но и это она тоже видела раньше. И помнила, черт побери, совершенно отчетливо!
   Удивительно, как только ему удается отвлечь ее мысли от безутешного горя!
   — Я обещал показать тебе одну из причин для того, чтобы жить. — Он погладил ее волосы с таким видом, словно успокаивал дикую кошку. — Но на самом деле я знаю их несколько.
   — Меня не интересует ни одна из них. — Как это ни печально, но ей нравилась ласка сильных мужских рук. Роузи вдруг почувствовала себя маленьким котенком, которому очень хотелось вытянуться и блаженно замурлыкать.
   — Первая из них — поцелуи.
   — Не люблю поцелуи.
   — Зато это великолепно рифмуется с блаженством ^[1].
   — Перед вашим остроумием бледнеет поэзия самого Уильяма Шекспира, — саркастически сказала Роузи.
   — Блаженство — цель поцелуя.
   — К нам это не относится.
   — В поцелуях заложен глубокий жизненный смысл.
   — И какой же?
   Приблизив лицо так близко, что Роузи глядела ему прямо в глаза, Тони ответил:
   — Если мы в чем-то не правы по отношению друг к другу, целуясь, мы становимся добрее, мы сближаемся на расстояние, с которого уже невозможно рассмотреть наше неравенство. — Его губы трепетали совсем близко, призывая к нежному слиянию. — Ты можешь сосредоточиться на нашем неравенстве?
   Ее веки потяжелели, как перед сном, но совсем по другой причине.
   — Нет, — прошептала Роузи.
   — Тогда закрой глаза и положи мне руку на плечо.
   Роузи невольно подчинилась, и неравенство, о котором говорил Тони, неравенство в воспитании и поведении, сразу исчезло. Однако стоило ему прижаться к ее губам и обвить рукой дрожащее тело, как Роузи снова ощутила разницу. Главную разницу. Разницу между мужчиной и женщиной. Разницу между учителем и ученицей. Тони использовал свой трепещущий язык, как опытный рыбак использует приманку, а она попалась на удочку, словно шотландская форель.
   Глупая форель! Роузи толкнула Тони в плечо, и он тут же отпрянул. Когда, найдя в себе силы, Роузи приподняла веки, Тони, как всегда, улыбался. Да, поведи она себя и дальше как та форель, жариться бы сейчас рыбке на сковородке! Самоуверенный мужчина с такими взглядами, как Тони, не требует — он просто ждет, пока женщина сама станет умолять его взять то, что он хочет. Однако не такая она женщина!
   — Главная разница между нами, сэр Тони, заключается в том, что у нас разные цели и желания.
   — Разные желания. — Тони потер подбородок и нахмурился. — Да, несомненно, у нас разные желания. Ведь и мы с вами не похожи, вы женщина, я мужчина.
   — При чем тут… Что вы имеете в виду?
   Тони нежно провел пальцами по ее губам.
   — Твои губы, — прошептал он, приподнимая девушку с подушки, — твою шею, — Тони поцеловал напрягшуюся жилку на ее горле, — твою грудь, — добавил он, припадая губами к ее соску через шелковую рубашку.
   Неужели он может превратить ее в распутницу всего лишь несколькими словами и прикосновением? Неужели он может зажечь в ней огонь желания?
   — Похоже, у вас мозги съехали набекрень, — заявила Роузи, хотя голос ее немного дрожал.
   — Ладно, — рассмеялся Тони, глядя на нее. — Давай посмотрим, не сможешь ли ты поставить их на место.
   Роузи чуть было тоже не засмеялась. Проклятый обольститель! Он может заставить ее и смеяться и сердиться в одно и то же время.
   Тони заметил эту невольную вспышку одобрения и, придав голосу еще большую мягкость, сказал:
   — Я не собираюсь покушаться на твою драгоценную девственность, но попытаюсь показать тебе удовольствие, которое ожидает нас впереди, — он провел рукой по всему телу Роузи от плеча до самых колен, — если, конечно, ты сама пожелаешь.
   Проклятый обольститель! В самом деле, он без труда развеял все подозрения Роузи относительно чистоты своих намерений и, кроме того, пробудил в ней чисто девичье любопытство, поскольку она не представляла себе, что такое быть замужем и спать с мужчиной. А Тони… Казалось, Тони был тем человеком, который мог удовлетворить эту невинную любознательность, конечно, не в полной мере, но отчасти.
   — Я думаю… Думаю, что хотела бы… — нерешительно произнесла Роузи.
   В его улыбке сквозило явное удовольствие.
   — Вот увидишь, это будет так прекрасно, что с твоего лица пропадет недоверчивая улыбка.
   — Пока что улыбаюсь не я, а вы.
   Немного поразмышляв, Тони поправился:
   — Хорошо, улыбка останется.
   И действительно, Роузи не смогла удержать улыбки, снова почувствовав вкус его губ. Но в этом поцелуе уже не было утонченной деликатности, а были острота и умение опытного мужчины. Когда он накрыл ее своим телом, большим и теплым, Роузи вдруг почувствовала себя так уютно, словно находилась под большим, приятно согревающим одеялом. Но каждое прикосновение Тони, каждое легкое движение его языка усиливало в девушке чувство сладостного безумия.
   Проведя кончиками пальцев по его груди, Роузи прошептала:
   — Вы такой мокрый…
   — Значит, — вымолвил Тони, пытаясь дышать ровно, — мы не сгорим. Нам не нужно делать этого больше, иначе в пожаре, который мы разожжем, мое обещание сэру Дэнни не овладевать тобой превратится в дым. Давай просто подольше смотреть друг на друга.
   Девушка скользнула взглядом по его обнаженному телу.
   — И сколько времени мне нужно на вас смотреть?
   Ее усмешка заставила Тони покривиться:
   — Юмор — хорошая штука, но не нужно сейчас шутить.
   — Почему же, многие мужчины считают меня веселой.
   — Многие мужчины… Но я не из их числа… — Медленно, очень медленно Тони приподнял подол шелковой рубашки, ожидая каждую секунду услышать решительный протест. И правда, возражения были готовы сорваться с ее языка, но что-то притягательно-манящее в его глазах толкнуло Роузи не на открытое сопротивление, а на колкость:
   — Значит, правду говорят, что, стоит протянуть мужчине палец, он ухватит всю руку… — ласковые мужские ладони продолжали скользить по ее телу, — …и будет счастлив воспользоваться такой возможностью.
   Рука Тони скользнула по ее груди, дыхание стало прерывистым, и девушка поняла, что Тони вряд ли услышал ее последнюю фразу.
   — Я не хочу брать тебя силой, — прошептал он, — но, клянусь Богом, ты прекрасна!
   И Роузи поверила ему. И особенно поверила, когда Тони наклонил голову и глубоким поцелуем прильнул к ее затвердевшему соску. Ее тело выгнулось дугой, чтобы как можно крепче прижаться к пылающей мужской плоти, которая тянула к себе Роузи, словно магнит. И, хотя она еще могла говорить, слова уже больше не имели смысла — они были просто бессмысленными звуками, рожденными в горниле наслаждения.
   Он бессильно положил голову на грудь Роузи, тяжело дыша, словно только что обежал все поместье.
   — Мои сестры частенько говорят, что мужчины — это существа, имеющие две ноги и восемь рук… Когда я с тобой, мне кажется, что это правда, но… Я не стану обладать тобой, потому что нам не нужен внебрачный ребенок. Но, если, конечно, это доставит тебе удовольствие, позволь мне развязать шнурок на рубашке.
   Роузи коснулась шнуровки, которую совсем недавно завязала так туго.
   — Это доставит мне невообразимое удовольствие.
   Тони дернул за конец шнурка с такой силой, словно развязывал тугой узел, и, справившись с этой задачей, проговорил:
   — Я больше ничего не буду делать. Только посмотрю. — Он коснулся губами ямки около ключицы Роузи. — Обещаю, что ты можешь не беспокоиться за свое целомудрие. Клянусь тебе!
   — За целомудрие? — переспросила Роузи срывающимся голосом.
   Потянув за широкий ворот, Тони освободил из плена плечи Роузи и прижался жадными губами к ее нежной коже. Прозрачная пена шелка медленно скользила все ниже под его ласковыми трепещущими пальцами, и Роузи начала извиваться всем телом, помогая Тони.
   — Нет! — вдруг приказал он.
   — Почему? — простонала Роузи.
   — Тогда ты будешь совсем голая.
   — Тони… — Роузи провела пальцами по его волосам, поскольку он выглядел так, будто хочет этого, а она и в самом деле этого хотела. Роузи промурлыкала: — Мне так нравится быть совсем раздетой.
   — Какая-то часть меня шепчет, что, пока на тебе есть хоть немного одежды, ты недосягаема. Но стоит тебе раздеться…
   — И какая же это часть?
   Тони не ответил.
   — Надеюсь, большая?
   — Лестью можно достичь всего, но мы не должны…
   Роуэи выскользнула из рубашки и отбросила ее прочь.
   — Мы не должны… — Взгляд Тони против воли спустился ниже. — Нет, я не возьму тебя. Могу же я просто доставить тебе удовольствие без… без этого? — Не дожидаясь разрешения, он коснулся Роузи.
   Легко. Едва-едва. Пальцы пронеслись по ее телу, словно пушинки одуванчика, гонимые легким ветерком. Она вздрогнула и затихла не дыша, ожидая чего-то неведомого, желая открыть один из величайших секретов бытия.
   Она желала его.
   — Тони… — прошептала Роузи.
   Вздрогнув, словно голос девушки вернул его из небытия, Тони взглянул на Роузи с выражением дикого страха в глазах.
   — Прикажи мне немедленно оставить тебя, или мы погибнем, — прохрипел он.
   — Погибнем, — Роузи провела прохладным пальцем по его щеке, — но погибнем вместе.
   Тони застонал, словно получил удар в спину, и ей это понравилось. Ей понравилось, что Тони, этот волевой, сильный Тони, находился сейчас всецело в ее власти, власти ее тела. Ей понравилось, что и сама она была всецело в его власти, во власти его тела.
   Тони отчаянно боролся с самим собой, пытаясь взять под контроль остатки помутившегося разума и спасти Роузи от позора. Но саму девушку это не волновало. Она стала выше всех ограничений, удерживающих женщину, и знала, что ничто в их соитии не сможет опозорить ее. Подчиняясь могучему инстинкту женщины, Роузи в изнеможении опустила голову на плечо Тони и, поцеловав в шею, дотронулась языком до мочки уха. Почувствовав мощную волну дрожи, пробежавшей по его телу, Роузи прильнула к полуоткрытому рту Тони. Их губы слились, и всепоглощающий пожар страсти, которого так опасался Тони, был зажжен. К своему удовольствию, Роузи поняла, что она, и только она, является причиной блаженного восторга этого мужчины и порождает в нем огненную страсть одним лишь легким прикосновением. Но больше всего девушке нравилось, что теперь она учит Тони ласке, а не наоборот. Но прежде чем она смогла понять, чему же еще она может обучить Тони, их роли поменялись. Теперь он стал хозяином положения. Он страстно ласкал все, что видел, целовал все, к чему прикасался.
   — Тебе нравится это? — простонала Роузи, и глаза Тони заблестели.
   — Если ты не уверена в этом, я могу начать все сначала, — улыбнулся он.
   — Да… — Она закрыла глаза, словно стараясь удержать при себе эти новые для нее ощущения. — Еще… Сейчас… — Тони снова начал целовать Роузи, но та, поймав его руку, настойчиво шепнула: — Сейчас.
   — Сейчас? — Он оглядел ее с головы до пят. — Прямо сейчас?
   —Да.
   — Что ж, — пробормотал Тони, — это все равно должно когда-нибудь случиться. Но клянусь, я буду осторожен и не потеряю рассудок. Клянусь. — Он поцеловал Роузи в лоб, словно подтверждая этим свою клятву.
   Глаза его закрылись, и Роузи поняла почему: он, как и она, не хотел, чтобы посторонние чувства мешали предстоящему блаженству.
   — Ты готова к этому, — прошептал он, проведя рукой по подрагивающему низу ее живота, — да, ты готова…
   — А ты? — Роузи произнесла это только для того, чтобы доказать самой себе, что еще может говорить.
   — Если бы я не был готов, — ласково улыбнулся Тони, — то ты бы пожалела о том, что потеряла лучшее из того, что тебе когда-либо приходилось испытывать…
   Она ощутила, как напрягшаяся мужская плоть начинает погружаться в ее пылающее тело, и неожиданно для себя всхлипнула.
   — Ни о чем не беспокойся, — снова попросил Тони. — Доверься мне, я не подвергну тебя опасности.
   Это было чертовски трудно — плакать, когда хотелось смеяться. Тони вошел в нее еще глубже, и Роузи забыла о смехе. Она не закричала, потому что никогда не кричала от боли, а лишь только впилась зубами в свою руку.
   Осторожно вытерев с ее виска слезинку, Тони прошептал:
   — Вот и все, самое страшное позади. Теперь, роузи, тебе будет хорошо. — Он смотрел ей прямо в глаза, словно произносил еще одну клятву, и Роузи поверила. — Я сделаю тебя счастливой.
   И он сделал это. Роузи, которая никогда не кричала от боли, теперь кричала от радости и восторга, а Тони, который никогда не позволил бы себе потерять разум, так и не сдержал своего слова. Первый раз в жизни он так и не смог остановить волшебную сказку.

* * *

   — Никак не могу поверить, что позволил себе это… Господи, я, видно, совсем лишился рассудка! Как только ты можешь испытывать хоть каплю уважения к такому безумцу?
   — Я уважаю тебя.
   — Я-то ведь думал, что я сильный, а оказалось, что не смог противостоять искушению.
   — Как и я.
   Прикрыв глаза рукой, Тони тихо простонал:
   — Люди, теряющие разум в таких обстоятельствах, рано или поздно становятся родителями.
   Роузи испытывала странное ощущение, что она играет какую-то невероятную роль в странном спектакле. Должна ли девушка, потерявшая невинность, испытывать острое чувство вины? Она взглянула на мужчину, вытянувшегося поперек кровати. Несмотря на свои чувства, Роузи не могла не видеть, что Тони мучится не меньше, чем она.
   — Тони, — сказала наконец Роузи, подавляя страшное разочарование от такого окончания этого идиллического действа, — если у нас появится ребенок, это не имеет никакого значения для…
   Она хотела сказать для тебя, но Тони не дал ей договорить.
   — Мы обязательно поженимся. И теперь же. Я немедленно пошлю за священником и вытащу его, черт побери, даже из-за стола, если понадобится. Он нас обвенчает.
   — Обвенчает? — Роузи сжала простыню.
   — Непременно! Не правда ли, здорово, что у меня в поместье собственный священник?
   Тони натянул через голову рубашку — ту самую шелковую рубашку, которая совсем недавно была на Роузи, решительно завязал шнуровку и нашел среди разбросанной по всему полу одежды теплый войлочный плащ.
   — И еще я закажу поварам изысканные блюда, которые мы отведаем вместе сегодня вечером. Должны же мы отпраздновать это событие, несмотря на то, что мои сестрицы будут шокированы столь скоропалительным венчанием. Ха! — Тони потер руки. — А каково крушение всех планов леди Хоноры! Представляешь ее возмущение?
   Господи, какое безумство могло заставить Роузи совершить это? Могла ли она сдержать задыхающегося от возбуждения Тони? Могла ли противиться зову природы?
   Уже у самых дверей Тони сказал:
   — Но настоящий праздник будет завтра. Поджарим баранины, заколем молодого бычка и хорошо погуляем, а несколько баррелей пива и бочонок вина еще больше улучшат наше настроение. Надо сказать Хэлу, чтобы он оповестил приход.
   — Вы ничего не забыли? — холодно спросила Роузи.
   Рука Тони застыла на дверной ручке.
   — Признаться, с тобой я забыл обо всем. — Улыбнувшись, он посмотрел на свои босые ноги. — Даже об этом. Ты уже ведешь себя, как настоящая жена. Представляю, как глупо бы я выглядел, спустившись в холл босиком!
   — Я говорю не об одежде, а о ваших планах.
   Считая вопрос о венчании полностью решенным, Тони остолбенел: ему и в голову не могло прийти, что Роузи станет возражать после всего, что произошло между ними.
   — Ты… Ты не можешь отказаться выйти за меня замуж!
   Он вернулся обратно к постели и угрожающе навис над Роузи, но та, похоже, нисколько не испугалась. Если бы только она позволила, Тони, не задумываясь, насильно взял бы ее за руку и повел к алтарю. Но… Но только сама Роузи не была готова к этому. Конечно, к некоторым вещам она легко привыкнет — к теплой и сухой постели, к вкусной еде, даже женской одежде, в которой она так прекрасна. Но все эти маленькие радости жизни не заменят ей свободу бродячего юноши.
   Тони совершенно не представлял себе, о чем она думает, но то, что его угрожающая поза не достигла цели, было для него совершенно очевидно. Тем не менее что-то в выражении ее лица подсказывало Тони, что она все-таки выйдет за него замуж.
   — Я не собирался ничего этого делать, — пробормотал он, присаживаясь рядом.
   — Знаю, что не хотели…
   — И я никогда не брал женщин силой.
   — Вы не брали меня силой.
   — И никогда не заманивал их в ловушки.
   — В этом не было надобности.
   Тони коснулся ее плеча, но Роузи тут же прикрылась простыней.
   — Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу жениться на тебе только из-за ребенка?
   — Нет, но сейчас вы думаете только об этом.
   — Я всегда хотел этого, поэтому и хочу жениться как можно скорее. — Он рассерженно нахмурил брови. — И кроме того, я не соблазнял тебя только из-за поместья.
   — Вы легко можете обмануть меня и по первой, и по второй причине.
   На лице Роузи отразилось упорство и даже враждебность, и, размышляя над каждой из причин ее возможного отказа, Тони никак не мог постигнуть, какая же из них главная. Похоже, она не собиралась давать никаких разъяснений и, более того, с каждым его заверением ее раздражение становилось все больше.
   — Я был эгоистом, надоедая тебе своими терзаниями. Вместо этого мне надо было бы сказать, что ты подарила мне минуты неописуемого восторга. — Тони легко коснулся щеки Роузи, но она моментально отпрянула.
   Не обращая внимания на эту реакцию, Тони коснулся другой щеки, лба, кончика носа, и Роузи поняла, насколько глупо выглядела бы, если бы стала сопротивляться.
   — Ты действительно подарила мне радость, — сказал Тони и улыбнулся так лучезарно, что Роузи невольно смягчилась. — Раньше я никогда не любил женщин, — Тони нанес очередной удар, — а теперь я люблю только одну.
   — Нет! — воскликнула Роузи, вскакивая с постели. — И вы смеете говорить, что любите меня?
   Для Тони, уверенного в собственной неотразимости, это было по меньшей мере неожиданностью, которая доказывала, что не так-то он хорошо разбирается в женщинах, как думал раньше. Особенно в Роузи. Черт возьми, он преподнес ей восхитительный урок любви, а она еще и сопротивляется! Он преподнес ей собственное сердце со своим поместьем в придачу, а она отвергает и то, и другое!
   — Итак, ты не хочешь, чтобы я тебя любил? — Потрясенно спросил Райклиф.
   — Что эта любовь принесла мне, кроме сердечной боли и терзаний?
   — А! Так, значит, ты уже кого-то любишь! — воскликнул Тони, дрожа от ярости, поскольку в голове у него сразу замаячил образ Людовика. — Говори, кто он!
   — Тот, кто ушел утром и которого вы уже выбросили из головы.
   Сэр Дэнни! Она говорила о сэре Дэнни! Тони вскочил на ноги — ему казалось, что мир рушится.
   — Конечно, я не выбросил его из головы, но что делать мне, тому, кто тебя любит?
   — Не говорите так!
   Ожидал ли Тони, что Роузи оттает от его последних слов? Он мог бы посмеяться над собой, если бы сердце его не разрывалось. Второй раз в своей жизни он предложил любовь, и второй раз над ней надсмеялись, отвергли, игнорировали. Но в первый раз он был незаконнорожденным членом семьи графа Дребреда, но не такой была Роузи, чтобы принимать во внимание его незаконное происхождение! Она отвергла его любовь потому, что нуждалась в любви отца, а отнюдь не мужа.