Страница:
— Но он был верен мне все это время, я нанял его семь лет назад. — Сэр Дэнни прижал к носу надушенный носовой платок.
— Насколько я помню, — вмешалась Роузи, — он сам принял это решение.
— Да, — признал сэр Дэнни. Он очень сильный. От одного его взгляда трепещет вся труппа, и одно время я даже подумывал выгнать Людовика от греха подальше, но оставил, подозревая, что он попросту откажется уйти.
— Эй, ты! — Дядюшка Уилл ткнул пальцем в одного из рабочих. — Найди управляющего труппой сэра Дэнни и скажи, чтобы он распорядился привезти сюда всех. С реквизитом, декорациями и всем остальным. — Он взглянул на сэра Дэнни. — Ты сможешь спокойно исчезнуть из города в крытой повозке. Пойдем в мою комнату, там нас никто не сможет подслушать.
Еще не до конца убежденная, что сэр Дэнни пребывает в добром здравии, Роузи пошла по пятам за обоими мужчинами в маленькую комнатенку, в которой хранились деньги, билеты и кучи разных бумаг. Со стороны могло показаться, что сэр Дэнни и дядюшка Уилл вечно соперничают и не доверяют друг другу, но на самом деле их связывала крепкая дружба. Не в первый раз Роузи мысленно сравнила их с Давидом и Голиафом: они были словно подобраны под стать друг другу — по своим размерам физически сильный, плешивый дядюшка Уилл затмевал хрупкого, щеголеватого сэра Дэнни. Хотя агрессивная натура сэра Дэнни была полной противоположностью задумчивой меланхоличности дядюшки Уилла, именно он вдохновлял последнего на описание наиболее воинственных персонажей его многочисленных пьес.
Сняв с пояса огромный ключ, дядюшка Уилл отворил дверь и жестом пригласил их войти.
— Ну, кто теперь хочет вырезать вам сердце?
— Ох! — вздохнул сэр Дэнни, постучав по денежному ящику. — Больше никто.
— Всего лишь граф Эссекс и граф Саутгемптон, — грубовато заметила Роузи.
Даже при скудном освещении она увидела, как с лица дядюшки Уилла исчез обычный румянец.
— Граф Саутгемптон? Господи Боже, да он же мой покровитель!
При последних словах дядюшки Уилла сэр Дэнни подпрыгнул, словно примадонна блошиного цирка.
— Проклятый предатель, этот твой граф! Он заслуживает по меньшей мере смертной казни!
— Именно так сэр Дэнни ему и сказал. Это было во дворце графа Эссекса в присутствии многих лордов. — Сообщила Роузи дядюшке Уиллу, который обессиленно прислонился к стене, прижав руки к груди жестом, отточенным до совершенства в бесчисленных театральных постановках.
— Какое ужасное несчастье! Саутгемптон знает о нашей дружбе!
— Все началось с того, — продолжала Роузи, что он вызвал нас прямо с улицы и приказал доставить вам письмо.
Дядюшка Уилл уронил пьесу на стол.
— Какое письмо?
— Саутгемптон хочет, чтобы ты, — сэр Дэнни сверкнул глазами, — поставил «Ричарда II».
Подергав себя за редкую бородку, дядюшка Уилл спросил:
— А зачем? Это же старая пьеса, она давно потеряла интерес у публики, тем более, что речь в ней идет о свержении монарха.
Сэр Дэнни схватил его за грудки и начал трясти с остервенением терьера, вцепившегося в медведя.
— Поэтому он и хочет поставить эту пьесу, садовая твоя голова, без всякого стыда и осторожности. Господи, да ведь Эссекс говорил о мятеже!
— О мятеже?
— О бунте, о восстании, о революции — как тебе угодно.
— Я знаю, — раздраженно сказал дядюшка Уилл, — но ничего не понимаю.
— Ах, не понимаешь? — Сэр Дэнни стоял, упершись одной рукой в бедро, а другой указывая куда-то в небо; он был похож на монумент, олицетворяющий негодование. — Эссекс и Саутгемптон хотят, чтобы ты поставил «Ричарда II» для нагнетания обстановки волнения и беспокойства, чтобы поднять мятеж против того самого капитана, который ведет наш остров-корабль сквозь бурные воды войны и мира.
— Против самой королевы? Ты ошибаешься, быть того не может! — Дядюшка Уилл воззвал к Роузи: — Он ошибается, ведь так?
— Дай-то Бог, чтобы он ошибался! — Роузи подошла к столу и взглянула на груду бумаг. — Но, как вы знаете, королева Елизавета, будучи недовольной Эссексом, урезала его доходы.
Все еще не придя в себя, дядюшка Уилл вымолвил:
— Но мятеж? Эссекс — ее фаворит. Он, должно быть, сошел с ума, если думает, что добьется успеха.
— Да, королева избаловала его своими милостями, — кивнул сэр Дэнни, — что в сочетании с его красивой внешностью и богатством вскружило графу голову. Теперь он говорит о нашей доброй Елизавете такие вещи, что, я думаю, с его разумом действительно не все в порядке. Проклиная свою бедность, он заявляет, — сэр Дэнни понизил голос, — что все меры, предпринятые королевой по его обузданию, такие же горбатые, как она сама. Да, этот бедняк, если захочет, сможет скупить пол-Англии!
— Видит Бог, она получит его голову, — ахнул дядюшка Уилл, сжимая рукой собственное горло.
— Я молюсь, чтобы так оно и случилось. — Сэр Дэнни прошелся по темной комнатке, возбужденно размахивая руками и поднимая при этом тучи пыли. — Он заявил, что взбудоражит весь Лондон, пленит королеву и заставит ее плясать под свою дудку.
— Это он тебе так заявил? — с сомнением спросил дядюшка Уилл.
— Да еще как горячо! — ответил сэр Дэнни. — Говорю же тебе, он, по-моему, сошел с ума.
Роузи соскребла со лба кусочек засохшей грязи и напомнила:
— То же самое вы говорили и Саутгемптону. Вы заявили им обоим, что мы отправимся в Уайтхолл и сообщим королеве об их замыслах.
— Ты разве не согласен, что мы должны поступить именно так? — спросил сэр Дэнни, заметив на лице дядюшки Уилла недовольную гримасу.
— Я-то согласен. Но вот только мой скудный умишко говорит мне, что сначала мы должны поставить пьесу, а уж потом разглагольствовать.
— Нам нужно выбраться из Лондона! — заявил на это сэр Дэнни, не обращая никакого внимания на гнев Роузи.
— И как можно скорее, — ответил дядюшка Уилл, свирепо повернувшись к нему. — Только это не то, чего я хочу!
— Знаю я, чего ты хочешь, — Сэр Дэнни стряхнул невидимую пыль с рукава. — Только мы уже разговаривали на эту тему, и я повторяю снова — нет. Это невозможно. Я не буду участвовать в новой постановке.
Дядюшка Уилл взял рукопись и с глухим звуком швырнул ее обратно на стол.
— Я написал пьесу, в которой тебе отведена главная роль!
— Пусть ее играет Ричард!
— Ты более великий актер, чем Ричард Барбэйдж. Да что я говорю! Ты и сам знаешь, кто ты есть. Если бы ты только сыграл эту роль! Она принесет тебе славу и богатство! Но, конечно, ты не сможешь этого сделать — тебе ведь нужно упрямо сжать челюсти и ринуться на очередное самоубийство!
— Ты хочешь сказать, что я осел?
— Осел, добровольно изгоняющий себя в провинцию!
— А что? Я люблю деревню, — пожал плечами сэр Дэнни.
— Ты? Ты ее ненавидишь! — поправил его дядюшка Уилл.
Низко наклонив голову, Роузи мечтала только об одном — очутиться где-нибудь в другом месте. Она не желала ничего слышать об актерском мастерстве сэра Дэнни, хотя прекрасно знала, что это чистая правда. Когда сэр Дэнни выходил на сцену, мужчины рыдали, а малолетние дети слушали и взирали с восторженным вниманием. Женщины находили его просто неотразимым; сэру Дэнни рукоплескала бы сама королева, но он никогда не оставался долго на одном месте — ему было достаточно получить заслуженную овацию, чтобы тронуться в путь.
А причиной этому была сама Роузи.
Как мог сэр Дэнни задерживаться, если оба они жили в постоянном страхе: для разоблачения Роузи достаточно было одного лишь фамильярного прикосновения к ее телу. Такое положение вещей не позволяло развернуться его таланту и положить конец их скитаниям.
Кроме того, Роузи очень легко могла разрыдаться. Слишком даже легко. Она взглянула на рукопись пьесы, брошенную на стол дядюшкой Уиллом. Перелистав несколько страниц, Роузи покосилась на неровные чернильные строчки, извивающиеся по листу бумаги, словно дождевые черви. Безусловно, в них был какой-то смысл, в них чувствовалась упорядоченность, но разобрать, что же там написано, Роузи не смогла. Порой ей казалось, что она узнает в этих закорючках некоторые буквы и даже слова. Но, главным образом, она могла лишь представить в своем воображении то время, когда у нее был дом, свой учитель и отец, лица которого, как ни старалась, она так и не могла вспомнить. Все это было неотъемлемой частью ее детского желания научиться читать, но сейчас она считала себя слишком взрослой для мечтаний подобного рода.
— В этой пьесе я использовал твое имя, — сказал дядюшка Уилл. Роузи недоверчиво взглянула на него и убедилась, что тот не шутит. — Розен-кранц. — Продолжал дядюшка Уилл. — Роль не очень большая, но чертовски безнравственная — ты мог бы сыграть ее с блеском.
— И где же оно? — Роузи указала на рукопись.
— Твое имя?
Дядюшка Уилл начал перелистывать страницы. Делал он это намного дольше, чем Роузи, но, в отличие от нее, отлично понимал, что читает и что для Роузи было лишь загадочными значками.
— Здесь, — дядюшка Уилл показал девушке нужное место.
Роузи склонилась над рукописью и увидела, что его палец показывает на завиток, стоящий на ножке.
— Посмотри, — объяснил дядюшка Уилл, — это буква Р, первая буква твоего имени, она издает рычащий звук.
Дядюшка Уилл рыкнул, и Роузи повторила вслед за ним:
— Р-р-р! Р-р-р! — Она опять взглянула на букву, стараясь запомнить ее.
— Сэр Дэнни, взгляни-ка на него! — воскликнул дядюшка Уилл, и Роузи смущенно отпрянула от мужчин, пристально взирающих на нее. — Он рассматривает страницы с таким вниманием, словно от этого зависит его жизнь! Такому смышленому мальчишке, как он, ничего не стоит научиться читать.
— Для чего ему это? — проворчал сэр Дэнни. — У него такая же великолепная память, как у меня, а я могу запомнить любую роль, стоит мне услышать ее хоть раз.
— Знаю, ты можешь процитировать всю Библию задом наперед. Только не вздумай мне это доказать — я уже слышал, как ты проделывал такую штуку, и тем самым доказал истинную ценность Священного Писания.
Сэр Дэнни вынул из кармана гребень и принялся расчесывать свои длинные волосы — что бы ни происходило, его тщеславие всегда было превыше всего.
— Но Розенкранц — не актер, во всяком случае, не такой, как ты, — печально покачал головой дядюшка Уилл. — Я знаю, что ты не хочешь посмотреть правде в глаза и надеешься, что твой протеже будет по меньшей мере украшением сцены. Но… но он никогда не пойдет дальше женских ролей.
— Но у Розенкранца бывают изумительные взлеты! — возразил сэр Дэнни.
— Посмотри на жизнь с другой стороны! Если бы он мог читать, то сумел бы устроиться на службу и сделаться писарем. Но только он никогда этому не научится, потому что продолжает гастролировать с провинциальной труппой.
— Это моя провинциальная труппа, — напомнил ему сэр Дэнни.
Дядюшка Уилл презрительно наморщил нос.
— В повозках, из города в город, на неструганых досках вместо сцены! Возможно, ты и не претендуешь на нечто большее, но Розенкранц, который с тобой вот уже пятнадцать лет…
— Шестнадцать, — поправил сэр Дэнни.
— Следовательно, скоро ему будет восемнадцать…
— Мне уже двадцать один год, — протестующе возразила Роузи.
— О! Ты прекрасно выглядишь для столь почтенного возраста, — отозвался дядюшка Уилл, ни капли, впрочем, не поверив.
Роузи вздернула подбородок, на котором не было ни малейших признаков растительности.
— Сэр Дэнни говорил, что мне было четыре года или даже пять, когда он нашел меня. Поэтому мне двадцать один.
— Хм. — Дядюшка Уилл с сомнением осмотрел Роузи с головы до пят. — Очевидно, скитания не слишком закалили тебя, иначе ты не был бы таким тощим… Послушай, Розенкранц, — льстиво продолжал он, выказывая недюжинное чутье, — я сам бы научил тебя грамоте, если бы ты только остался в Лондоне.
— Мы не можем остаться. — Сэр Дэнни сжал руку Роузи. — Я начинаю терять самообладание, поэтому нам пора убираться отсюда.
— Почему ты не подумал о будущем паренька, предпочитая ему свои эгоистические чувства? — раздраженно спросил дядюшка Уилл.
— Я думал об этом, — ответил сэр Дэнни, стараясь сыграть роль благородного опекуна с максимально возможной искренностью. — Ты знаешь, что произойдет в случае государственного переворота? Королева Елизавета, правящая вот уже сорок два года, принесла нашей стране мир и процветание. Какая жизнь ожидает моего Розенкранца, если наша добрая королева потеряет власть?
— Ну и какая же?
— Кто-то должен предупредить королеву, — продолжал сэр Дэнни, не отвечая на вопрос. И этим «кто-то» должен быть ты. Конечно, я сделал бы это сам, но я не могу и носа высунуть на улицу.
— Ага, я должен предупредить королеву, а когда я сделаю это, то потеряю своего покровителя. — Дядюшка Уилл нервно пригладил редкие пряди волос, пытаясь прикрыть ими лысую макушку. — Моли Бога, сэр Дэнни, чтобы королева непредвзято выслушала старого актера и драматурга, игнорируя дурную славу, которой пользуется наша братия.
Сэр Дэнни криво ухмыльнулся.
— Как Людовик, например? Кстати, как ты думаешь, он уже прибыл? — Сэр Дэнни резко отворил дверь, и Роузи задохнулась от изумления: Людовик был тут как тут — высокий, мощный и неподвижный, как змея, застывшая на солнцепеке.
Родившийся где-то в Европе, но потом волей судеб выброшенный на берег Англии, Людовик вбил себе в голову, что крайне необходим актерской труппе, как, впрочем, и то, что не способен завести себе друзей. Не было ни одного человека, которому бы Людовик нравился. Не было ни одного человека, кто мог бы одолеть его. Хотя он никогда не прибегал к насилию, все боялись его, как огня: жестокая складка у рта и шрамы, покрывающие спину и грудь, разубеждали самых отъявленных задир.
— Людовик! — сэр Дэнни схватил руку Роузи и стиснул ее.
— Сэр Дэнни. — Низкий грудной голос с легким акцентом, казалось, делал великана еще массивнее. Неужели он подслушивал под дверью?
Оправившись от неожиданности, сэр Дэнни решил взять наглостью:
— Я посылал за тобой мальчишку. Он разыскал тебя?
— Я же здесь, разве не так?
— Хорошо. — Сэр Дэнни двинулся на Людовика, не выпуская руки Роузи, и тот отступил в сторону. — Я очень озабочен гастролями моей провинциальной труппы. — Людовик, ты явился с повозками?
— С повозками? Нет. Но я раздобуду их. — Людовик поклонился, так глядя на Роузи своими слегка выпуклыми глазами, что сэр Дэнни закричал:
— Убирайся!
Людовик сверкнул глазами и направился к выходу.
— Почему вы кричите на него? — набросилась Роузи на сэра Дэнни, когда Людовик вышел. — Это обижает Людовика, а он нам так нужен!
Сэр Дэнни задумчиво посмотрел вслед гиганту.
— Он пробыл с нами довольно долго. Возможно, слишком долго… Эй, Уилл, можешь выходить — он уже ушел!
Дядюшка Уилл высунул голову из комнаты и, покрутив ею в разные стороны, наконец появился полностью. Страстно желая отделаться от них обоих, он сказал:
— Я помогу тебе по мере своих скудных возможностей, но у меня нет денег для того, чтобы…
— Не заговаривай мне зубы! Дашь нам послушать свою новую пьесу?
— Нет!
— Но ведь мы будем в провинции, — ласково уговаривал сэр Дэнни, — вдали от твоих лондонских зрителей. Никто и не узнает, что мы поставили твою пьесу первыми.
— Нет. — Судя по голосу, решимость дядюшки Уилла явно слабела.
— Мой дорогой старый друг, — сэр Дэнни обвил рукой шею Уилла, — это маленькая любезность с твоей стороны для тех, кто уже почти поплатился своей жизнью за ее величество и благословенную Англию. Как ты назвал эту пьесу?
— «Гамлет». — Уильям Шекспир, дядюшка Уилл, с отвращением пнул грязь под ногами. — А себя я назвал дураком. Ладно, послушаете пьесу, но только один раз, — он поднял вверх длинный палец, — только один! А после этого вы должны уехать отсюда, прежде чем вас разыщет Саутгемптон. Куда вы поедете?
— В одно поместье неподалеку от Лондона, — с бандитским хладнокровием ответил сэр Дэнни.
Потрясенная Роузи выдернула свою руку из руки сэра Дэнни.
— Туда мы не поедем!
— У нас есть приглашение выступить перед гостями сэра Энтони Райклифа, — продолжал сэр Дэнни, не обращая внимания на Роузи.
— Туда мы не поедем!
— А почему, собственно, ты так не хочешь выступить перед сэром Райклифом, Розенкранц? — озадаченно спросил дядюшка Уилл.
Роузи с яростью оттолкнула от себя сэра Дэнни.
— Потому что Дэнни совсем потерял разум!
— Мы отправляемся туда творить наше счастье! — улыбнулся сэр Дэнни.
— Я почти вижу, как по твоим губам течет мед, — удивился дядюшка Уилл. — Что ты собираешься делать?
— Покинув тесные пределы Лондона, мы поедем в поместье лорда Энтони Райклифа, подышим здоровым деревенским воздухом, хорошенько поедим, выпьем от души…
— И с помощью шантажа вытянем из сэра Энтони хорошие денежки, — прервала его Роузи.
3.
— Насколько я помню, — вмешалась Роузи, — он сам принял это решение.
— Да, — признал сэр Дэнни. Он очень сильный. От одного его взгляда трепещет вся труппа, и одно время я даже подумывал выгнать Людовика от греха подальше, но оставил, подозревая, что он попросту откажется уйти.
— Эй, ты! — Дядюшка Уилл ткнул пальцем в одного из рабочих. — Найди управляющего труппой сэра Дэнни и скажи, чтобы он распорядился привезти сюда всех. С реквизитом, декорациями и всем остальным. — Он взглянул на сэра Дэнни. — Ты сможешь спокойно исчезнуть из города в крытой повозке. Пойдем в мою комнату, там нас никто не сможет подслушать.
Еще не до конца убежденная, что сэр Дэнни пребывает в добром здравии, Роузи пошла по пятам за обоими мужчинами в маленькую комнатенку, в которой хранились деньги, билеты и кучи разных бумаг. Со стороны могло показаться, что сэр Дэнни и дядюшка Уилл вечно соперничают и не доверяют друг другу, но на самом деле их связывала крепкая дружба. Не в первый раз Роузи мысленно сравнила их с Давидом и Голиафом: они были словно подобраны под стать друг другу — по своим размерам физически сильный, плешивый дядюшка Уилл затмевал хрупкого, щеголеватого сэра Дэнни. Хотя агрессивная натура сэра Дэнни была полной противоположностью задумчивой меланхоличности дядюшки Уилла, именно он вдохновлял последнего на описание наиболее воинственных персонажей его многочисленных пьес.
Сняв с пояса огромный ключ, дядюшка Уилл отворил дверь и жестом пригласил их войти.
— Ну, кто теперь хочет вырезать вам сердце?
— Ох! — вздохнул сэр Дэнни, постучав по денежному ящику. — Больше никто.
— Всего лишь граф Эссекс и граф Саутгемптон, — грубовато заметила Роузи.
Даже при скудном освещении она увидела, как с лица дядюшки Уилла исчез обычный румянец.
— Граф Саутгемптон? Господи Боже, да он же мой покровитель!
При последних словах дядюшки Уилла сэр Дэнни подпрыгнул, словно примадонна блошиного цирка.
— Проклятый предатель, этот твой граф! Он заслуживает по меньшей мере смертной казни!
— Именно так сэр Дэнни ему и сказал. Это было во дворце графа Эссекса в присутствии многих лордов. — Сообщила Роузи дядюшке Уиллу, который обессиленно прислонился к стене, прижав руки к груди жестом, отточенным до совершенства в бесчисленных театральных постановках.
— Какое ужасное несчастье! Саутгемптон знает о нашей дружбе!
— Все началось с того, — продолжала Роузи, что он вызвал нас прямо с улицы и приказал доставить вам письмо.
Дядюшка Уилл уронил пьесу на стол.
— Какое письмо?
— Саутгемптон хочет, чтобы ты, — сэр Дэнни сверкнул глазами, — поставил «Ричарда II».
Подергав себя за редкую бородку, дядюшка Уилл спросил:
— А зачем? Это же старая пьеса, она давно потеряла интерес у публики, тем более, что речь в ней идет о свержении монарха.
Сэр Дэнни схватил его за грудки и начал трясти с остервенением терьера, вцепившегося в медведя.
— Поэтому он и хочет поставить эту пьесу, садовая твоя голова, без всякого стыда и осторожности. Господи, да ведь Эссекс говорил о мятеже!
— О мятеже?
— О бунте, о восстании, о революции — как тебе угодно.
— Я знаю, — раздраженно сказал дядюшка Уилл, — но ничего не понимаю.
— Ах, не понимаешь? — Сэр Дэнни стоял, упершись одной рукой в бедро, а другой указывая куда-то в небо; он был похож на монумент, олицетворяющий негодование. — Эссекс и Саутгемптон хотят, чтобы ты поставил «Ричарда II» для нагнетания обстановки волнения и беспокойства, чтобы поднять мятеж против того самого капитана, который ведет наш остров-корабль сквозь бурные воды войны и мира.
— Против самой королевы? Ты ошибаешься, быть того не может! — Дядюшка Уилл воззвал к Роузи: — Он ошибается, ведь так?
— Дай-то Бог, чтобы он ошибался! — Роузи подошла к столу и взглянула на груду бумаг. — Но, как вы знаете, королева Елизавета, будучи недовольной Эссексом, урезала его доходы.
Все еще не придя в себя, дядюшка Уилл вымолвил:
— Но мятеж? Эссекс — ее фаворит. Он, должно быть, сошел с ума, если думает, что добьется успеха.
— Да, королева избаловала его своими милостями, — кивнул сэр Дэнни, — что в сочетании с его красивой внешностью и богатством вскружило графу голову. Теперь он говорит о нашей доброй Елизавете такие вещи, что, я думаю, с его разумом действительно не все в порядке. Проклиная свою бедность, он заявляет, — сэр Дэнни понизил голос, — что все меры, предпринятые королевой по его обузданию, такие же горбатые, как она сама. Да, этот бедняк, если захочет, сможет скупить пол-Англии!
— Видит Бог, она получит его голову, — ахнул дядюшка Уилл, сжимая рукой собственное горло.
— Я молюсь, чтобы так оно и случилось. — Сэр Дэнни прошелся по темной комнатке, возбужденно размахивая руками и поднимая при этом тучи пыли. — Он заявил, что взбудоражит весь Лондон, пленит королеву и заставит ее плясать под свою дудку.
— Это он тебе так заявил? — с сомнением спросил дядюшка Уилл.
— Да еще как горячо! — ответил сэр Дэнни. — Говорю же тебе, он, по-моему, сошел с ума.
Роузи соскребла со лба кусочек засохшей грязи и напомнила:
— То же самое вы говорили и Саутгемптону. Вы заявили им обоим, что мы отправимся в Уайтхолл и сообщим королеве об их замыслах.
— Ты разве не согласен, что мы должны поступить именно так? — спросил сэр Дэнни, заметив на лице дядюшки Уилла недовольную гримасу.
— Я-то согласен. Но вот только мой скудный умишко говорит мне, что сначала мы должны поставить пьесу, а уж потом разглагольствовать.
— Нам нужно выбраться из Лондона! — заявил на это сэр Дэнни, не обращая никакого внимания на гнев Роузи.
— И как можно скорее, — ответил дядюшка Уилл, свирепо повернувшись к нему. — Только это не то, чего я хочу!
— Знаю я, чего ты хочешь, — Сэр Дэнни стряхнул невидимую пыль с рукава. — Только мы уже разговаривали на эту тему, и я повторяю снова — нет. Это невозможно. Я не буду участвовать в новой постановке.
Дядюшка Уилл взял рукопись и с глухим звуком швырнул ее обратно на стол.
— Я написал пьесу, в которой тебе отведена главная роль!
— Пусть ее играет Ричард!
— Ты более великий актер, чем Ричард Барбэйдж. Да что я говорю! Ты и сам знаешь, кто ты есть. Если бы ты только сыграл эту роль! Она принесет тебе славу и богатство! Но, конечно, ты не сможешь этого сделать — тебе ведь нужно упрямо сжать челюсти и ринуться на очередное самоубийство!
— Ты хочешь сказать, что я осел?
— Осел, добровольно изгоняющий себя в провинцию!
— А что? Я люблю деревню, — пожал плечами сэр Дэнни.
— Ты? Ты ее ненавидишь! — поправил его дядюшка Уилл.
Низко наклонив голову, Роузи мечтала только об одном — очутиться где-нибудь в другом месте. Она не желала ничего слышать об актерском мастерстве сэра Дэнни, хотя прекрасно знала, что это чистая правда. Когда сэр Дэнни выходил на сцену, мужчины рыдали, а малолетние дети слушали и взирали с восторженным вниманием. Женщины находили его просто неотразимым; сэру Дэнни рукоплескала бы сама королева, но он никогда не оставался долго на одном месте — ему было достаточно получить заслуженную овацию, чтобы тронуться в путь.
А причиной этому была сама Роузи.
Как мог сэр Дэнни задерживаться, если оба они жили в постоянном страхе: для разоблачения Роузи достаточно было одного лишь фамильярного прикосновения к ее телу. Такое положение вещей не позволяло развернуться его таланту и положить конец их скитаниям.
Кроме того, Роузи очень легко могла разрыдаться. Слишком даже легко. Она взглянула на рукопись пьесы, брошенную на стол дядюшкой Уиллом. Перелистав несколько страниц, Роузи покосилась на неровные чернильные строчки, извивающиеся по листу бумаги, словно дождевые черви. Безусловно, в них был какой-то смысл, в них чувствовалась упорядоченность, но разобрать, что же там написано, Роузи не смогла. Порой ей казалось, что она узнает в этих закорючках некоторые буквы и даже слова. Но, главным образом, она могла лишь представить в своем воображении то время, когда у нее был дом, свой учитель и отец, лица которого, как ни старалась, она так и не могла вспомнить. Все это было неотъемлемой частью ее детского желания научиться читать, но сейчас она считала себя слишком взрослой для мечтаний подобного рода.
— В этой пьесе я использовал твое имя, — сказал дядюшка Уилл. Роузи недоверчиво взглянула на него и убедилась, что тот не шутит. — Розен-кранц. — Продолжал дядюшка Уилл. — Роль не очень большая, но чертовски безнравственная — ты мог бы сыграть ее с блеском.
— И где же оно? — Роузи указала на рукопись.
— Твое имя?
Дядюшка Уилл начал перелистывать страницы. Делал он это намного дольше, чем Роузи, но, в отличие от нее, отлично понимал, что читает и что для Роузи было лишь загадочными значками.
— Здесь, — дядюшка Уилл показал девушке нужное место.
Роузи склонилась над рукописью и увидела, что его палец показывает на завиток, стоящий на ножке.
— Посмотри, — объяснил дядюшка Уилл, — это буква Р, первая буква твоего имени, она издает рычащий звук.
Дядюшка Уилл рыкнул, и Роузи повторила вслед за ним:
— Р-р-р! Р-р-р! — Она опять взглянула на букву, стараясь запомнить ее.
— Сэр Дэнни, взгляни-ка на него! — воскликнул дядюшка Уилл, и Роузи смущенно отпрянула от мужчин, пристально взирающих на нее. — Он рассматривает страницы с таким вниманием, словно от этого зависит его жизнь! Такому смышленому мальчишке, как он, ничего не стоит научиться читать.
— Для чего ему это? — проворчал сэр Дэнни. — У него такая же великолепная память, как у меня, а я могу запомнить любую роль, стоит мне услышать ее хоть раз.
— Знаю, ты можешь процитировать всю Библию задом наперед. Только не вздумай мне это доказать — я уже слышал, как ты проделывал такую штуку, и тем самым доказал истинную ценность Священного Писания.
Сэр Дэнни вынул из кармана гребень и принялся расчесывать свои длинные волосы — что бы ни происходило, его тщеславие всегда было превыше всего.
— Но Розенкранц — не актер, во всяком случае, не такой, как ты, — печально покачал головой дядюшка Уилл. — Я знаю, что ты не хочешь посмотреть правде в глаза и надеешься, что твой протеже будет по меньшей мере украшением сцены. Но… но он никогда не пойдет дальше женских ролей.
— Но у Розенкранца бывают изумительные взлеты! — возразил сэр Дэнни.
— Посмотри на жизнь с другой стороны! Если бы он мог читать, то сумел бы устроиться на службу и сделаться писарем. Но только он никогда этому не научится, потому что продолжает гастролировать с провинциальной труппой.
— Это моя провинциальная труппа, — напомнил ему сэр Дэнни.
Дядюшка Уилл презрительно наморщил нос.
— В повозках, из города в город, на неструганых досках вместо сцены! Возможно, ты и не претендуешь на нечто большее, но Розенкранц, который с тобой вот уже пятнадцать лет…
— Шестнадцать, — поправил сэр Дэнни.
— Следовательно, скоро ему будет восемнадцать…
— Мне уже двадцать один год, — протестующе возразила Роузи.
— О! Ты прекрасно выглядишь для столь почтенного возраста, — отозвался дядюшка Уилл, ни капли, впрочем, не поверив.
Роузи вздернула подбородок, на котором не было ни малейших признаков растительности.
— Сэр Дэнни говорил, что мне было четыре года или даже пять, когда он нашел меня. Поэтому мне двадцать один.
— Хм. — Дядюшка Уилл с сомнением осмотрел Роузи с головы до пят. — Очевидно, скитания не слишком закалили тебя, иначе ты не был бы таким тощим… Послушай, Розенкранц, — льстиво продолжал он, выказывая недюжинное чутье, — я сам бы научил тебя грамоте, если бы ты только остался в Лондоне.
— Мы не можем остаться. — Сэр Дэнни сжал руку Роузи. — Я начинаю терять самообладание, поэтому нам пора убираться отсюда.
— Почему ты не подумал о будущем паренька, предпочитая ему свои эгоистические чувства? — раздраженно спросил дядюшка Уилл.
— Я думал об этом, — ответил сэр Дэнни, стараясь сыграть роль благородного опекуна с максимально возможной искренностью. — Ты знаешь, что произойдет в случае государственного переворота? Королева Елизавета, правящая вот уже сорок два года, принесла нашей стране мир и процветание. Какая жизнь ожидает моего Розенкранца, если наша добрая королева потеряет власть?
— Ну и какая же?
— Кто-то должен предупредить королеву, — продолжал сэр Дэнни, не отвечая на вопрос. И этим «кто-то» должен быть ты. Конечно, я сделал бы это сам, но я не могу и носа высунуть на улицу.
— Ага, я должен предупредить королеву, а когда я сделаю это, то потеряю своего покровителя. — Дядюшка Уилл нервно пригладил редкие пряди волос, пытаясь прикрыть ими лысую макушку. — Моли Бога, сэр Дэнни, чтобы королева непредвзято выслушала старого актера и драматурга, игнорируя дурную славу, которой пользуется наша братия.
Сэр Дэнни криво ухмыльнулся.
— Как Людовик, например? Кстати, как ты думаешь, он уже прибыл? — Сэр Дэнни резко отворил дверь, и Роузи задохнулась от изумления: Людовик был тут как тут — высокий, мощный и неподвижный, как змея, застывшая на солнцепеке.
Родившийся где-то в Европе, но потом волей судеб выброшенный на берег Англии, Людовик вбил себе в голову, что крайне необходим актерской труппе, как, впрочем, и то, что не способен завести себе друзей. Не было ни одного человека, которому бы Людовик нравился. Не было ни одного человека, кто мог бы одолеть его. Хотя он никогда не прибегал к насилию, все боялись его, как огня: жестокая складка у рта и шрамы, покрывающие спину и грудь, разубеждали самых отъявленных задир.
— Людовик! — сэр Дэнни схватил руку Роузи и стиснул ее.
— Сэр Дэнни. — Низкий грудной голос с легким акцентом, казалось, делал великана еще массивнее. Неужели он подслушивал под дверью?
Оправившись от неожиданности, сэр Дэнни решил взять наглостью:
— Я посылал за тобой мальчишку. Он разыскал тебя?
— Я же здесь, разве не так?
— Хорошо. — Сэр Дэнни двинулся на Людовика, не выпуская руки Роузи, и тот отступил в сторону. — Я очень озабочен гастролями моей провинциальной труппы. — Людовик, ты явился с повозками?
— С повозками? Нет. Но я раздобуду их. — Людовик поклонился, так глядя на Роузи своими слегка выпуклыми глазами, что сэр Дэнни закричал:
— Убирайся!
Людовик сверкнул глазами и направился к выходу.
— Почему вы кричите на него? — набросилась Роузи на сэра Дэнни, когда Людовик вышел. — Это обижает Людовика, а он нам так нужен!
Сэр Дэнни задумчиво посмотрел вслед гиганту.
— Он пробыл с нами довольно долго. Возможно, слишком долго… Эй, Уилл, можешь выходить — он уже ушел!
Дядюшка Уилл высунул голову из комнаты и, покрутив ею в разные стороны, наконец появился полностью. Страстно желая отделаться от них обоих, он сказал:
— Я помогу тебе по мере своих скудных возможностей, но у меня нет денег для того, чтобы…
— Не заговаривай мне зубы! Дашь нам послушать свою новую пьесу?
— Нет!
— Но ведь мы будем в провинции, — ласково уговаривал сэр Дэнни, — вдали от твоих лондонских зрителей. Никто и не узнает, что мы поставили твою пьесу первыми.
— Нет. — Судя по голосу, решимость дядюшки Уилла явно слабела.
— Мой дорогой старый друг, — сэр Дэнни обвил рукой шею Уилла, — это маленькая любезность с твоей стороны для тех, кто уже почти поплатился своей жизнью за ее величество и благословенную Англию. Как ты назвал эту пьесу?
— «Гамлет». — Уильям Шекспир, дядюшка Уилл, с отвращением пнул грязь под ногами. — А себя я назвал дураком. Ладно, послушаете пьесу, но только один раз, — он поднял вверх длинный палец, — только один! А после этого вы должны уехать отсюда, прежде чем вас разыщет Саутгемптон. Куда вы поедете?
— В одно поместье неподалеку от Лондона, — с бандитским хладнокровием ответил сэр Дэнни.
Потрясенная Роузи выдернула свою руку из руки сэра Дэнни.
— Туда мы не поедем!
— У нас есть приглашение выступить перед гостями сэра Энтони Райклифа, — продолжал сэр Дэнни, не обращая внимания на Роузи.
— Туда мы не поедем!
— А почему, собственно, ты так не хочешь выступить перед сэром Райклифом, Розенкранц? — озадаченно спросил дядюшка Уилл.
Роузи с яростью оттолкнула от себя сэра Дэнни.
— Потому что Дэнни совсем потерял разум!
— Мы отправляемся туда творить наше счастье! — улыбнулся сэр Дэнни.
— Я почти вижу, как по твоим губам течет мед, — удивился дядюшка Уилл. — Что ты собираешься делать?
— Покинув тесные пределы Лондона, мы поедем в поместье лорда Энтони Райклифа, подышим здоровым деревенским воздухом, хорошенько поедим, выпьем от души…
— И с помощью шантажа вытянем из сэра Энтони хорошие денежки, — прервала его Роузи.
3.
Вздрогнув от укола трости, сэр Энтони Райклиф оторвался от своего страстного исследования пухлых губок очаровательной леди Бланш. Он поднял голову и свирепо взглянул на осмелившегося прервать этот восхитительный поцелуй — перед ним стоял негодующий отец девушки.
— Предпочитаю притвориться, что ничего этого не видел. — Лорду Боузи явно хотелось голыми руками разорвать Тони на мелкие кусочки, однако его сдерживали две причины: собственный непомерный вес и, главное, нежелание портить отношения с капитаном королевской гвардии.
Именно поэтому лорд Боузи скользнул взглядом по верхушкам деревьев и жестом приказал дочери следовать за ним. Отец собирался отвести ее обратно на длинную галерею, где танцевали другие аристократы, приехавшие в поместье Одиси.
Бланш не обратила на жест лорда Боузи никакого внимания и, улыбнувшись Тони, провела по губам языком, еще влажным от поцелуя. Это было явным приглашением, перед которым немногие мужчины могли бы устоять, но сэр Энтони снял гибкие руки девушки со своих плеч и, расправив рюши воротничка, сказал:
— Иди со своим отцом, любовь моя. Увидимся… позже.
Глаза Бланш заблестели еще ярче от навернувшихся слез, и она взмахнула своими длинными ресницами, как сеньорита веером.
— Но, Тони…
Он шутливо щелкнул ее пальцем по носу, словно ребенка.
— Позже!
— Но вы же обещали…
Он ничего ей не обещал — и не будет, пока не сделает свой выбор. Дело в том, что каждая девушка, входящая в его дом, желала стать женщиной в его объятиях, и довольно многие из них добивались своей цели. Тони чувствовал себя исследователем: здесь — поцелуй, там — страстные объятия… Он старался решить для себя, которая же из этих знатных женщин станет его невестой.
Безусловно, для честного джентльмена такое поведение было недопустимым, но Тони гордился тем, что не был ни честным, ни джентльменом. Все еще продолжая улыбаться, он вручил Бланш отцу.
— Я бы с удовольствием продолжил нашу дискуссию, дорогая, но аудитория растет. — Он указал рукой на двух леди, чинно вышагивающих по подстриженному газону. — Мои сестры ожидают меня.
Лорд Боузи схватил Бланш за руку и потащил за собой, прежде чем она смогла запротестовать.
— Тони, ты что, с ума сошел?
Сэр Энтони шикнул на Джин, ожидая, когда Бланш обернется в последний раз. Он послал ей воздушный поцелуй, выбросил из головы и сказал:
— Если я женюсь на Бланш, ей придется поберечь свои поцелуи только для меня. Слишком уж свободно она распоряжается ими.
— Ты не женишься на ней, — объявила Джин.
— Наверное, нет. Ее отец всего лишь барон, вдобавок его неотесанность, вероятнее всего, доставит неприятности королеве. Мне не к лицу иметь такого тестя! Да, Джин, ты права: я не женюсь на ней.
— Вот и хорошо, — подхватила Энн, вторая сестра, бросив взгляд на брата из-под насупленных бровей. — Я очень рада, что у тебя есть хоть какой-то здравый смысл.
— Это у него-то? — Джин отлично знала своего брата и поэтому никогда не верила, когда о нем говорили в благожелательном тоне.
Тони лучезарно улыбнулся.
— Не надо бросать на меня свои обезоруживающие взгляды, — продолжала Джин. — Извольте, сэр, подойти сюда и получить нагоняй!
— Нагоняй? — Он сгреб обеих миниатюрных сестер в медвежьи объятия. — За что же, леди, вы хотите наказать меня?
— За то, что ты ведешь себя как сумасшедший! Бросаешься с поцелуями ко всем девушкам подряд! — Джин вырвалась из рук брата и погрозила ему пальцем. — Их отцы грозятся уехать из твоего дома.
— Ты стал причиной скандала! — Энн встала перед Тони, отрезая ему путь к отступлению. — Никто не знал, с какой целью ты пригласил сюда половину английской знати, но, кажется, теперь госта начинают прозревать — в каждой приглашенной семье есть дочка на выданье.
— Не отрицаю. — Тони забавно приподнял одну бровь.
— Ты меняешь их одну за другой, словно подбираешь себе перчатки по размеру!
— Ну, это слишком грубое сравнение. — Тони постарался, чтобы его голос звучал сурово.
— А ты и сам грубиян! — парировала Энн. — Родители девушек страшно перепуганы.
— А сами девушки — нет!
— Да уж! — с отвращением воскликнула Джин. Они начинают щебетать, словно стая весенних скворцов, стоит тебе пройти мимо!
Тони попытался найти в глубине души остатки скромности, однако ему никогда не удавалось искусство самообмана, особенно, если дело касалось женщин.
— Мне уже двадцать восемь. В таком возрасте пора подумать о женитьбе.
— С этим никто не спорит. — Джин почти насильно усадила его на мраморную скамейку. — Мы тебе советовали жениться, как только ты вернулся из Европы. Если бы ты искал невесту тогда, согретый благосклонностью Ее Величества, то мог бы выбрать себе в жены любую женщину королевства. Правда, это было пять лет назад.
— Неужели память людская так коротка? — грустно вздохнул Тони.
— Хватит паясничать и изображать перед нами невинного младенца! — Джин нахмурилась. — Ты — капитан королевской гвардии! Ее Величество пожаловала тебе поместье лорда Сэдлера — Одиси, один из самых лакомых кусочков Англии! Где же наследник? Кто будет получать огромный доход, который дают твои земли? В конце концов ты мог бы жениться на какой-нибудь богатой вдове.
— На вдове…
Тони с отвращением начал склонять это слово на все лады, но Джин не обратила на это никакого внимания и продолжала:
— Вместо этого ты продолжаешь портить отношения со всеми знатными дворянами, у кого есть незамужние дочери.
Тони сладко потянулся и заложил руки за голову.
— Я никого здесь не задерживаю.
— Они боятся тебя, — ответила Энн и внимательно посмотрела на брата, уловив в его голосе угрожающие нотки.
Вскочив со скамейки, Тони хлопнул по ней рукой.
— Садись-ка сюда, любезная сестрица, и расскажи мне, с какой это стати они должны меня бояться. Что я могу сделать, если они уедут? Я ведь не собираюсь скрещивать с ними свою шпагу.
— Да неужели? — спросила Джин сладким голосом, в котором звучал плохо скрытый сарказм.
Энн робко подошла к скамейке и села на краешек.
— Ты пользуешься благосклонностью королевы.
— Но не в настоящее время.
— Это тебе только кажется, — воскликнула Джин. — Время — лучший лекарь. Никто не сомневается, что стоит тебе сказать Ее Величеству несколько лестных слов, как ты умеешь это делать, и ее благосклонность сразу же вернется.
— Ты льстишь мне.
— Перестань разговаривать со мной таким покровительственным тоном, Тони Райклиф! — Джин потеряла терпение. — Я наказывала тебя за шалости, когда ты был еще ребенком, и буду наказывать впредь, если это добавит тебе хоть немного ума!
Тони уже не смеялся. Если Джин примет решение отлупить его палкой, он безропотно примет побои, поскольку слишком многим обязан обеим сестрам.
Прислонившись к дереву, Тони изучающе разглядывал Джин и Энн. Первая сердилась на брата довольно часто, вот как сейчас, например. Ее смуглое лицо вспыхнуло от гнева — сначала покраснел кончик носа, а затем и на щеках проступил румянец.
Энн… Нет, Энн, похоже, не сердилась. Такая же смуглая, как и сестра, с карими глазами, на которые легко наворачивались слезы, она и сейчас была готова заплакать. Тяжело переживая нелады между сестрой и братом, она, ломая руки, тихим голосом бормотала слова примирения.
Тони никогда не мог противостоять страданию Энн и гневу Джин. Вероятно, сейчас было необходимо дать некоторые разъяснения своего поведения, поведать им свою главную цель.
— Я хочу положить начало новой знатной династии, — начал он.
Энн положила руку на плечо брата.
— Ты и так принадлежишь к этой династии!
— Это не моя династия — она носит фамилию моего отца и брата.
— Но ты тоже приходишься мне братом! — воскликнула Энн.
— За что я премного благодарен тебе. И тебе тоже. — Он кивнул Джин, которая поняла его намного лучше, чем добрая Энн. — Но я создам свою династию Райклифов, и для этого мне нужна молодая девушка, а не вдова.
— Но у молодой девушки, как правило, есть отец, который сам решает будущее своей дочери. И далеко не каждый… — Энн запнулась на полуслове.
— Захочет видеть меня своим зятем? — закончил за нее Тони.
Энн смущенно потупила глаза и начала внимательно разглядывать свои руки.
— Ты пользуешься репутацией задиры и обольстителя… — пришла ей на помощь Джин.
— Вдобавок незаконнорожденного!
— Предпочитаю притвориться, что ничего этого не видел. — Лорду Боузи явно хотелось голыми руками разорвать Тони на мелкие кусочки, однако его сдерживали две причины: собственный непомерный вес и, главное, нежелание портить отношения с капитаном королевской гвардии.
Именно поэтому лорд Боузи скользнул взглядом по верхушкам деревьев и жестом приказал дочери следовать за ним. Отец собирался отвести ее обратно на длинную галерею, где танцевали другие аристократы, приехавшие в поместье Одиси.
Бланш не обратила на жест лорда Боузи никакого внимания и, улыбнувшись Тони, провела по губам языком, еще влажным от поцелуя. Это было явным приглашением, перед которым немногие мужчины могли бы устоять, но сэр Энтони снял гибкие руки девушки со своих плеч и, расправив рюши воротничка, сказал:
— Иди со своим отцом, любовь моя. Увидимся… позже.
Глаза Бланш заблестели еще ярче от навернувшихся слез, и она взмахнула своими длинными ресницами, как сеньорита веером.
— Но, Тони…
Он шутливо щелкнул ее пальцем по носу, словно ребенка.
— Позже!
— Но вы же обещали…
Он ничего ей не обещал — и не будет, пока не сделает свой выбор. Дело в том, что каждая девушка, входящая в его дом, желала стать женщиной в его объятиях, и довольно многие из них добивались своей цели. Тони чувствовал себя исследователем: здесь — поцелуй, там — страстные объятия… Он старался решить для себя, которая же из этих знатных женщин станет его невестой.
Безусловно, для честного джентльмена такое поведение было недопустимым, но Тони гордился тем, что не был ни честным, ни джентльменом. Все еще продолжая улыбаться, он вручил Бланш отцу.
— Я бы с удовольствием продолжил нашу дискуссию, дорогая, но аудитория растет. — Он указал рукой на двух леди, чинно вышагивающих по подстриженному газону. — Мои сестры ожидают меня.
Лорд Боузи схватил Бланш за руку и потащил за собой, прежде чем она смогла запротестовать.
— Тони, ты что, с ума сошел?
Сэр Энтони шикнул на Джин, ожидая, когда Бланш обернется в последний раз. Он послал ей воздушный поцелуй, выбросил из головы и сказал:
— Если я женюсь на Бланш, ей придется поберечь свои поцелуи только для меня. Слишком уж свободно она распоряжается ими.
— Ты не женишься на ней, — объявила Джин.
— Наверное, нет. Ее отец всего лишь барон, вдобавок его неотесанность, вероятнее всего, доставит неприятности королеве. Мне не к лицу иметь такого тестя! Да, Джин, ты права: я не женюсь на ней.
— Вот и хорошо, — подхватила Энн, вторая сестра, бросив взгляд на брата из-под насупленных бровей. — Я очень рада, что у тебя есть хоть какой-то здравый смысл.
— Это у него-то? — Джин отлично знала своего брата и поэтому никогда не верила, когда о нем говорили в благожелательном тоне.
Тони лучезарно улыбнулся.
— Не надо бросать на меня свои обезоруживающие взгляды, — продолжала Джин. — Извольте, сэр, подойти сюда и получить нагоняй!
— Нагоняй? — Он сгреб обеих миниатюрных сестер в медвежьи объятия. — За что же, леди, вы хотите наказать меня?
— За то, что ты ведешь себя как сумасшедший! Бросаешься с поцелуями ко всем девушкам подряд! — Джин вырвалась из рук брата и погрозила ему пальцем. — Их отцы грозятся уехать из твоего дома.
— Ты стал причиной скандала! — Энн встала перед Тони, отрезая ему путь к отступлению. — Никто не знал, с какой целью ты пригласил сюда половину английской знати, но, кажется, теперь госта начинают прозревать — в каждой приглашенной семье есть дочка на выданье.
— Не отрицаю. — Тони забавно приподнял одну бровь.
— Ты меняешь их одну за другой, словно подбираешь себе перчатки по размеру!
— Ну, это слишком грубое сравнение. — Тони постарался, чтобы его голос звучал сурово.
— А ты и сам грубиян! — парировала Энн. — Родители девушек страшно перепуганы.
— А сами девушки — нет!
— Да уж! — с отвращением воскликнула Джин. Они начинают щебетать, словно стая весенних скворцов, стоит тебе пройти мимо!
Тони попытался найти в глубине души остатки скромности, однако ему никогда не удавалось искусство самообмана, особенно, если дело касалось женщин.
— Мне уже двадцать восемь. В таком возрасте пора подумать о женитьбе.
— С этим никто не спорит. — Джин почти насильно усадила его на мраморную скамейку. — Мы тебе советовали жениться, как только ты вернулся из Европы. Если бы ты искал невесту тогда, согретый благосклонностью Ее Величества, то мог бы выбрать себе в жены любую женщину королевства. Правда, это было пять лет назад.
— Неужели память людская так коротка? — грустно вздохнул Тони.
— Хватит паясничать и изображать перед нами невинного младенца! — Джин нахмурилась. — Ты — капитан королевской гвардии! Ее Величество пожаловала тебе поместье лорда Сэдлера — Одиси, один из самых лакомых кусочков Англии! Где же наследник? Кто будет получать огромный доход, который дают твои земли? В конце концов ты мог бы жениться на какой-нибудь богатой вдове.
— На вдове…
Тони с отвращением начал склонять это слово на все лады, но Джин не обратила на это никакого внимания и продолжала:
— Вместо этого ты продолжаешь портить отношения со всеми знатными дворянами, у кого есть незамужние дочери.
Тони сладко потянулся и заложил руки за голову.
— Я никого здесь не задерживаю.
— Они боятся тебя, — ответила Энн и внимательно посмотрела на брата, уловив в его голосе угрожающие нотки.
Вскочив со скамейки, Тони хлопнул по ней рукой.
— Садись-ка сюда, любезная сестрица, и расскажи мне, с какой это стати они должны меня бояться. Что я могу сделать, если они уедут? Я ведь не собираюсь скрещивать с ними свою шпагу.
— Да неужели? — спросила Джин сладким голосом, в котором звучал плохо скрытый сарказм.
Энн робко подошла к скамейке и села на краешек.
— Ты пользуешься благосклонностью королевы.
— Но не в настоящее время.
— Это тебе только кажется, — воскликнула Джин. — Время — лучший лекарь. Никто не сомневается, что стоит тебе сказать Ее Величеству несколько лестных слов, как ты умеешь это делать, и ее благосклонность сразу же вернется.
— Ты льстишь мне.
— Перестань разговаривать со мной таким покровительственным тоном, Тони Райклиф! — Джин потеряла терпение. — Я наказывала тебя за шалости, когда ты был еще ребенком, и буду наказывать впредь, если это добавит тебе хоть немного ума!
Тони уже не смеялся. Если Джин примет решение отлупить его палкой, он безропотно примет побои, поскольку слишком многим обязан обеим сестрам.
Прислонившись к дереву, Тони изучающе разглядывал Джин и Энн. Первая сердилась на брата довольно часто, вот как сейчас, например. Ее смуглое лицо вспыхнуло от гнева — сначала покраснел кончик носа, а затем и на щеках проступил румянец.
Энн… Нет, Энн, похоже, не сердилась. Такая же смуглая, как и сестра, с карими глазами, на которые легко наворачивались слезы, она и сейчас была готова заплакать. Тяжело переживая нелады между сестрой и братом, она, ломая руки, тихим голосом бормотала слова примирения.
Тони никогда не мог противостоять страданию Энн и гневу Джин. Вероятно, сейчас было необходимо дать некоторые разъяснения своего поведения, поведать им свою главную цель.
— Я хочу положить начало новой знатной династии, — начал он.
Энн положила руку на плечо брата.
— Ты и так принадлежишь к этой династии!
— Это не моя династия — она носит фамилию моего отца и брата.
— Но ты тоже приходишься мне братом! — воскликнула Энн.
— За что я премного благодарен тебе. И тебе тоже. — Он кивнул Джин, которая поняла его намного лучше, чем добрая Энн. — Но я создам свою династию Райклифов, и для этого мне нужна молодая девушка, а не вдова.
— Но у молодой девушки, как правило, есть отец, который сам решает будущее своей дочери. И далеко не каждый… — Энн запнулась на полуслове.
— Захочет видеть меня своим зятем? — закончил за нее Тони.
Энн смущенно потупила глаза и начала внимательно разглядывать свои руки.
— Ты пользуешься репутацией задиры и обольстителя… — пришла ей на помощь Джин.
— Вдобавок незаконнорожденного!