Додд Кристина. Первый любовник Англии

   — Нет, конечно, — живо возразила Джин. — Нас, например, отец очень любил и относился к нам с уважением.
   — А наш брат просто обожает своих дочерей, — кивнула Энн.
   — Тони любит женщин и будет прекрасным отцом. — Джин решила, что пора подготовить королеву к неожиданному известию о чудесном воскресении наследницы лорда Сэдлера, если, конечно, она снова найдется. — А помните, с какой любовью лорд Сэдлер относился к своей дочери, крошке Розалин? Он же носил ее на руках и сдувал каждую пылинку.
   — Да, — кивнула королева. — Я помню лорда Сэдлера. Это был самый достойный лорд, когда-либо живший на этом свете. Кстати, поползли слухи о появлении его наследницы. — Елизавета метнула на женщин короткий пронизывающий взгляд. — Вам что-нибудь известно на этот счет?
   — Да, она жива, — ответила леди Хонора. — Как-то раз моя тетушка нашла на дороге маленькую девочку, взяла на воспитание, и из ребенка получилась настоящая леди. — Хонора очень не любила лгать, но уж если начинала, то шла напролом. — К несчастью, я не смогла узнать наследницу, когда встретилась с ней в Одиси.
   — В Одиси? — Королева потеребила нить жемчуга на своей шее. — Почему же вы не привезли ее сразу ко мне?
   — Простите, мадам, но я не могла бы представить ее ко двору, не убедившись, что она действительно пропавший ребенок.
   — И что же вас убедило?
   — Ее постоянно преследовали призраки давно минувших дней. — Энн решила прийти на помощь леди Хоноре, но высказала свою мысль довольно неуклюже.
   — Энн имеет в виду, что Роузи… — начала вторая сестра.
   — Роузи? — встрепенулась королева, глядя на Джин. — Вы назвали ее Роузи?
   — Это сокращенное имя от Розалин.
   — Да, это сокращенное имя я уже слышала. — Похоже, что утро, начавшееся так отвратительно, обещает превратиться в более интересный день. Чем дальше — тем больше. — Елизавета улыбнулась. Эта улыбка была хорошо известна всем придворным и наводила на них ужас. — Садитесь, дамы. Когда надо мной кто-то стоит, это действует мне на нервы. Что оставалось делать? Джин села напротив королевы. Энн и леди Хонора расположились по обе стороны Джин. Со стороны они походили на прилежных учениц, взирающих на строгую учительницу.
   — Расскажите мне поподробней, что за призраки преследовали Роузи, — приказала королева, указывая пальцем на Джин.
   — Во-первых, леди Розалин вдруг обнаружила, что знает все поместье, несмотря на то, что никогда в нем не была, — покорно ответила Джин, — причем помнит его таким, каким оно было во времена лорда Сэдлера. Во-вторых, некоторые из старых слуг уверены, что узнали в ней пропавшую наследницу.
   — А помнит ли она своего отца?
   — Вот он-то как раз и являлся ей, как привидение, — со страхом прошептала Энн.
   Джин открыла было рот, чтобы пояснить, что имеет в виду сестра, однако королева взмахом руки приказала ей замолчать.
   — Про разного рода привидения ваша сестра рассказывает интереснее, чем вы. Итак, — обратилась она к Энн, — к ней являлся дух Эдуарда?
   — Только в ее видениях.
   — А как выглядит эта Роузи?
   — О! Она прекрасна. — Энн поняла, что нависшая было над ними гроза миновала, и теперь говорила с удовольствием. — Она скромна, любезна в обращении и быстро схватывает все, чему мы ее обучаем. Кроме того, Роузи талантлива, у нее обаятельная улыбка и прекрасные глаза.
   — Талантлива? — Этот вопрос королева задала с самым невинным видом.
   — Да, — простодушно откликнулась Энн, — она великолепная актриса.
   Джин толкнула локтем сестру так, что та едва не свалилась со скамьи. На лице королевы мелькнуло удовлетворение.
   — Если я правильно поняла, Роузи так хорошо знала поместье, что это убедило вас в ее наследных правах? — Голос Елизаветы был полон скептицизма Она разыгрывала недоверие, и леди Хонора попалась на удочку.
   — Не только! — запальчиво возразила она. — Кроме того, при девушке было письмо от лорда Сэдлера.
   Весь скепсис королевы как рукой сняло.
   — Письмо имело печать? В свое время я подарила ему перстень с печаткой.
   — К сожалению, нет.
   — Печать лорда Сэдлера была утеряна. Вероятно, это случилось, когда был ограблен его экипаж, — предположила Джин.
   — Очень надеюсь, что когда-нибудь смогу ее увидеть воочию. Это кольцо стало бы мне доброй памятью о благородном лорде Садлере. — В голосе королевы послышались нотки сентиментальности, но, впрочем, ненадолго. — Итак, что же говорилось в письме?
   — В нем предписывалось доставить ребенка ко двору Вашего Величества, — неохотно ответила леди Хонора.
   — Так почему же ваша возлюбленная тетушка не выполнила волю покойного?
   — Она слишком стара.
   — В самом деле? Может быть… Кстати, знаю всех знатных людей страны, а вашей тетушки что-то не припомню.
   — Как? Ваше Величевтво не помнит тетушку леди Хоноры? — послышался чей-то смелый голос. — Это, наверное, оттого что достоинства нашей дорогой леди Хоноры затевают всех остальных членов ее семьи.
   — Тони! — воскликнула Джин. Обе сестры сорвались с места и подбежали к Райклифу. — Господи, как мы рады тебя видеть!
   Притворяясь, чтд целуя сестру, Тони тихо прошептал ей на ухо:
   — Кажется, Ее Величество вас поймала?
   — Ага. Прошу тебя, займи чем-нибудь ее внимание.
   — Боже, — королева приложила руку ко лбу и застонала, — значит, если наследница Сэдлера вернулась, что же делать с Одиси и сэром Энтони?
   — Кажется, мне это уже удалось, — пробормотал Тони с таким видом, будто то, что королева сменила тему разговора, было исключительно его заслугой. — Ваше Величество, — он упал перед Елизаветой на колени, — я благодарен вам за великодушное разрешение снова находиться при вас, служить вам! Мой разум зачахнет в темноте, словно узник, заточенный в каменном мешке, если лучи, исходящие от солнца Вашего Величества, не коснутся меня.
   — Да-да, — рассеянно сказала она, принимая сентенцию Тони как должное. Сейчас ее мысли были заняты другим. — Но как нам решить вопрос относительно вашего наследства? Вы — хозяин поместья Одиси…
   — Вашей милостью, — вставил Тони.
   — …но наследница Сэдлера вернулась! Что же нам делать?
   — Одиси принадлежит мне!
   — А наследница?
   — Я женюсь на глупышке, если это будет необходимо.
   — Глупышке? — почти пропела Елизавета. — Странно. Только что леди Хонора и ваши сестры наперебой расхваливали мне ее.
   — Я говорил «глупышке», сравнивая ее с вами, Ваше Величество, — вывернулся Тони, мучительно соображая, что еще могла наговорить королеве эта троица.
   — Значит, вы уже с ней знакомы?
   — Конечно, мадам, — вмешалась Джин. — Она же сама приехала в дом хозяина. Тони был исключительно любезен, до тех пор, пока не понял, с кем имеет дело.
   — Я и после этого был с ней любезен, — тихо заметил Тони.
   — Ага, — пробормотала Джин, — как бык, гоняющийся за тореадором.
   — Вы… Вы целовали ее, сэр Энтони?
   — Мадам, я целую всех женщин, оказывающихся поблизости, но при этом я никогда не испытываю того счастья, которое испытываю, когда целую ваши прелестные ручки. — С этими словами Тони галантно прижал к губам руку королевы.
   Елизавета слегка улыбнулась, наблюдая представление, которое он перед ней разыгрывал.
   — Своими изысканными манерами вы напоминаете мне одного человека, исполненного… — королева запнулась.
   — Исполненного чего, мадам?
   — M-м… Любезности. Кстати, я наслышана, что и леди Хонора не прочь выйти за вас замуж?
   Тони задохнулся, не зная, что ответить, но леди Хонора сама пришла ему на выручку.
   — Я решила, что мне не стоит делать этого.
   — О Боги! Почему же нет? — Королева рассматривала Тони и леди Хонору, словно видела перед собой перспективную пару.
   — Без поместья Одиси он недостаточно богат для меня, — ответила леди Хонора.
   — Не беда, я дам ему приданое.
   Только сейчас Тони понял всю глубину чувств, испытываемых леди Хонорой к сэру Дэнни. Она прижала руки к груди в молчаливой мольбе. «Спасайте меня!» — говорил этот жест, обращенный главным образом, к Тони, но что, черт побери, ему было делать? Неужели Елизавета уже раскусила, что его желание жениться на Роузи вызвано отнюдь не стремлением оставить за собой Одиси, а совсем другим? Неужели она заметила, какой страстью он пылает к Роузи? В другом случае королева попросту опасается потерять одного из своих любимых придворных.
   — Ну так как? — продолжала Елизавета. — Насчет приданого?
   Тони изобразил на лице глубокую задумчивость и наконец сказал:
   — Я боготворю леди Хонору, и, когда узнал о ее предложении, был уверен, что лучшей партии мне не найти. — Пользуясь тем, что находятся позади королевы и она не может их видеть, сестры вытаращили глаза; леди Хонора поморщилась. — Но, если я женюсь на ней, у меня не останется шансов сохранить за собой поместье. Оно принадлежит мне, и я не хочу отдавать его.
   — Я пожаловала вам Одиси.
   — Да, мадам, вы его пожаловали, и вы же можете его отобрать. Когда вы дали мне это поместье, все полагали, что оно будет продолжать носить имя Сэдлера. Предполагалось, что я захочу связать себя с этим почтенным родом и изменю свое имя. Но я сделал по-другому. Я изменил название поместья.
   Королева покачала головой; сестры и леди Хонора хранили молчание.
   — Вы спросите — почему именно Одиси ^[2]? Что же, готов объяснить. Я слишком много странствовал по свету — от Шотландии до Корнуолла, от самых дальних уголков Европы до центральных лондонских улиц; я боролся против зависти, дерзости и других людских пороков, словно они были живыми монстрами, поселившимися в нашем грешном мире; я повсюду встречал людей, готовых убить меня или потому, что они были моими врагами, или просто ради собственного удовольствия. — Тони ударил себя кулаком в грудь. — И это поместье, и этот дом стали закономерным венцом моей личной одиссеи. Это моя награда за службу моей королеве и моей стране! Каждая пядь этой земли напоминает мне об остроконечных вершинах, на которые мне приходилось взбираться, срываться вниз и снова ползти к своей цели. Мадам, не разбивайте мне сердца, лишая единственного, что у меня есть.
   — Вы говорили весьма красноречиво, — сказала королева. — Что же, я подумаю.
   — Я очень благодарен вам, мадам! — Тони стоял на коленях уже так долго, что они начали затекать, но ничто не могло заставить его подняться.
   — Я сказала только, что я подумаю над этим. — По губам королевы пробежала легкая улыбка. — Однако я не видела от леди Розалин — или, надеюсь, я могу называть ее Роузи — никакой петиции на этот счет. Вам самому придется довести дело до конца, сэр Энтони. Для этого нужно представить мне эту девушку: я хотела бы с ней поговорить. Вы ведь знаете, где она сейчас, не так ли?
   Не дожидаясь ответа, королева пошла к Уайтхоллу. Встав с коленей, Тони отправился следом, вспомнив, что совсем забыл доложить королеве об Эссексе. Однако королева, похоже, сама вспомнила о государственных делах, потому что внезапно обернулась и пошла навстречу Тони.
   — Сэр Энтони!
   — Да, мадам?
   Она встала к Тони боком, не глядя в глаза.
   — Когда милорд Эссекс предстанет перед Тайным советом?
   — Он не поехал в Уайтхолл, Ваше Величество, сказавшись больным.
   — Хм! Но он хотя бы передал мне какое-нибудь письмо? — В ее голосе было столько надежды, что Тони стало жаль королеву.
   — Нет, мадам.
   — Что ж, он сам себе сделал хуже… Кстати, вы знаете, что по его приказу придворная труппа сегодня играет «Ричарда II»?
   — Мне это неизвестно, мадам.
   — Итак, передайте Тайному совету, что завтра к десяти утра Эссекс будет у них. Пусть милорд тайный советник приведет его хоть силой!
   — Нужно ли мне сопровождать милорда тайного советника в этом деле, мадам? — спросил Тони.
   — Думаю, нет, сэр Энтони. — Королева в упор посмотрела на Тони. — Мне кажется, вы оказываете дурное влияние на милорда Эссекса, в частности на его уступчивость.
   — Вы, как всегда, правы, мадам. — Тони отвесил Елизавете глубокий поклон.
   — Хотя все-таки проводите милорда тайного советника, но сами оставайтесь снаружи — так будет лучше.
   — Да, мадам.
   — Когда Эссекс выйдет из дома, сопроводите его в Уайтхолл. — Отдав это приказание, королева повернулась и сделала несколько шагов ко дворцу, но остановилась и снова обернулась к Райклифу.
   — И еще, сэр Энтони…
   — Да, мадам?
   — Поклянитесь, что не убьете его по дороге.

24.

   — И Эссекс осмелился взять милорда тайного советника и его свиту под стражу? — Тони изумленно взглянул на Носа-с-Бородавкой, сообщившего эту новость. По приказу Ее Величества Тони проводил тайного советника к дому Эссекса, а сам остался у ворот.
   Двери дворца Эссекса широко распахнулись, и из них потекла живая людская река. Их было много, очень много — Тони думал, что не меньше двух сотен. Впереди, размахивая руками, шел Эссекс, глаза его горели лихорадочным блеском. Темная шляпа графа с белым плюмажем реяла впереди мятежников, словно знамя.
   — Во дворец! К Уайтхоллу! — кричали люди, потрясая обнаженными шпагами.
   На этот счет Райклиф был спокоен — почти все его гвардейцы, вооруженные и хорошо обученные, охраняли сейчас дворец. Тем не менее Тони преградил дорогу графу. Эссекс остановился.
   — Прочь с дороги, — взревел Эссекс, набрасывая на плечо полу своего алого шелкового плаща. — Ты не сможешь остановить нас, как не смог бы остановить морской прилив.
   — А я и не намереваюсь вас останавливать, — крикнул в ответ Тони, — а просто пришел вызвать тебя на бой! На открытый и честный бой, в котором незаконнорожденный и лорд равны. Посмотрим, кто из нас лучший воин.
   Похоже, граф не мог устоять перед искушением убить Тони. Он облизнул губы, словно кот, на глаза которому попалась глупая мышка.
   — Эй! — Тони специально закричал громче, чтобы его голос достиг самых дальних рядов мятежников. — Или ты трусишь? Что, не хочется ощущать сталь моего клинка у своего горла еще раз?
   Граф зарычал и выхватил одной рукой шпагу, другой — кинжал. Спокойно наблюдая за противником, Тони без труда отразил первый выпад Эссекса и, ловко проскочив под его шпагой, крепко схватил за руку. Гримаса боли пробежала по лицу Тони: рана, нанесенная кинжалом графа днем раньше, давала о себе знать. Заметив это, Эссекс улыбнулся и попытался взмахнуть шпагой, однако ему мешал его же собственный плащ. Тони презрительно улыбнулся и одним ударом рассек шнуровку плаща.
   — Милорд, я оделся для боя, а вы — для подлости. Позвольте вам помочь! — С этими словами он сдернул красный шелк с плеч Эссекса и бросил его на землю.
   Цвет лица графа и цвет его плаща стали одинаковыми.
   — Ах ты, грязный ублюдок! Наконец-то я научу тебя уважению!
   Хорошо Эссексу — вокруг него стояла плотная стена союзников, и жаждал он только одного — убить Тони, связанного клятвой, данной королеве. Похоже, у Райклифа не осталось шансов на спасение… Разве только, отбросив этикет и правила придворных дуэлей, вспомнить свой богатый опыт уличных драк. Один хороший удар ногой, и Эссекс рухнет как подкошенный… Тони опять увернулся от кинжала графа. Эссекс с самодовольной ухмылкой тряхнул головой, и белое перо на шляпе закачалось… Шляпа…
   Тони слегка приподнял кончик шпаги, и Эссекс, уклоняясь, резко дернул головой. Не удержавшись, шляпа слетела с головы и, подгоняемая ветром, покатилась по земле. Этот нехитрый маневр Тони заставил графа на мгновение отвлечься, но и этой секунды хватило Тони для того, чтобы нанести легкую царапину руке противника, сжимающей кинжал. Ловким движением Тони выбил оружие у Эссекса и, низко пригнувшись, ударил графа по ноге.
   Баловень королевы звонко шлепнулся в грязь, освобождая путь к отступлению, но не успели еще брызги, вызванные его падением, достичь земли, как шпага Тони была уже приставлена к горлу Эссекса. В тот же миг чье-то тело, словно сжатая пружина, оттолкнуло Райклифа.
   — Бежим! — бросил через плечо Нос-с-Боро-давкой. — Бежим, пока не поздно!
   Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться в правоте Носа. Мятежники еще не пришли в себя от поражения предводителя, однако лезвия их шпаг угрожающе зашевелились.
   И Тони побежал. Побежал изо всех сил, пока не убедился, что топот смельчаков, решившихся на преследование, затих где-то далеко позади. Похоже, сторонники Эссекса сочли более благоразумным вернуться к своему хозяину. Резко остановившись, Тони пошел назад, стараясь остаться незамеченным, пока не вернулся почти к самому дворцу графа. Здесь продолжали раздаваться воинственные вопли мятежников.
   — Во дворец! К королеве, к королеве! — яростно кричали они.

* * *

   — И ты носишь его ребенка? — Дядюшка Уилл говорил очень тихо, не желая, чтобы его услышали актеры, находящиеся в этой же комнате. Но даже негромкий голос Шекспира выдавал его гнев. — Ты носишь ребенка сэра Энтони и сбегаешь из его дома!
   — Ш-ш… — Комната Уайтхолла была очень просторной, но все равно не стоило повышать голос.
   Актеры готовились к выступлению перед самой королевой. Они помогали друг другу натягивать костюмы, поправляли грим перед крошечными зеркалами и в безумном отчаянии повторяли свои роли еще и еще раз. Однако Роузи подозревала, что причиной всеобщей нервозности была не высокая ответственность предстоящего спектакля, а ее участие в нем. Все актеры усиленно делали вид, что не обращают на Роузи никакого внимания, хотя в душе трепетали от страха.
   — И я не буду молчать, — снова зашипел дядюшка Уилл, помогая Роузи пудрить лицо. — Нет, в конце концов ответь мне, какое право ты имела мне лгать?
   — Я не лгала, — ответила Роузи, осторожно ощупывая живот. Как ей хотелось, чтобы там кто-нибудь пошевелился! — Я просто ничего не говорила.
   Решив, что с пудрой покончено, дядюшка Уилл приступил к румянам.
   — Я дрожу от одной мысли, что могло бы произойти, если бы тебя случайно не нашел Людовик.
   Роузи промолчала, но выражение ее лица не понравилось Шекспиру, и он продолжил допрос:
   — Что ты молчишь? Тебе совсем нечего мне сказать?
   — Людовик пропал.
   — О Боже! Когда?
   — В ту самую ночь, когда нас чуть было не нашел Тони. Уж не знаю почему — то ли из-за Тони, то ли из-за ребенка, то ли еще почему-то. Тем не менее с тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала.
   — Без него ты совсем беззащитна. Ты же совсем одна в большом жестоком Лондоне!
   — Только до окончания спектакля, — ответила Роузи, натягивая парик.
   — Вот как? И что же случится после спектакля?
   — Что? Кто знает… — но Роузи была уверена, что Господь не допустит того, чтобы она не увидела Тони хотя бы еще один раз. Порой ей казалось, что достаточно только выйти на любую улицу города и громко крикнуть: «Я здесь!» — и Тони, веселый и нежно любящий Тони, обязательно предстанет перед ней.
   — Роузи, — дядюшка Уилл схватил ее руку, — тебе оказано огромное доверие, и ты не можешь забивать себе голову перед выступлением.
   — Я сыграю так, что Ее Величество будет смеяться и плакать, я заслужу ее благосклонность и добьюсь свободы для сэра Дэнни. — Роузи произнесла это с таким жаром, словно все, что она задумала — главная цель ее жизни. Она слегка коснулась кольца, висящего на шее, и прошептала: — Только так, наверное, я смогу избавиться от этих проклятых видений…

* * *

   «Гамлет». Акт I. Сцена 3.
 
   — Роузи, сейчас твой первый выход, — тихим голосом напомнил дядюшка Уилл, видя, что волнение девушки достигло апогея. — Самое главное, все время помни, что ты не Роузи, а Офелия. Ты прекрасная девушка, любящая принца и уверенная, что принц тоже любит тебя.
   Актеры уже отыграли две сцены, может быть, как показалось Роузи, с излишней поспешностью. Алейн Брюэр с большим чувством изображал Гертруду, мать Гамлета, Дики Джастин Макбрайд — Клавдия, Ричард Барбэйдж, ведущий актер придворной труппы, играл роль Гамлета так, словно родился принцем датским. Менее маститые актеры вроде Седрика быстро разыгрывали свои эпизодические партии, переодевались за кулисами и тут же снова выбегали на сцену в новом обличье.
   — Джон Барнстейпл выйдет вместе с тобой, так что ты не будешь чувствовать себя одинокой. Кроме того, помни, я тоже рядом, — продолжил Шекспир, ободряюще похлопав Роузи по плечу. — Ну, с Богом! И играй так, чтобы у всех зрителей замерло сердце.
   Роузи хотела что-то ответить, но дядюшка Уилл подтолкнул ее к сцене. «Господи! Мне уже что-то нужно говорить? Нет… Сейчас вступает Барнстейпл… А… Нет, он ждет реплики ее брата Ааэрта, он должен произнести первые четыре строки этой сцены».

 
Мешки на корабле, прощай, сестра.
Пообещай не упускать оказий,
И при попутном ветре не ленись
И вести шли ^[3].
 

   Все, пора. Роузи набрала побольше воздуха и произнесла свои слова:
   — Не сомневайтесь в этом ^[4]. — Ничего страшного не случилось.
   Так, Джон Барнстейпл молчит и смотрит на Лаэрта. Теперь ей опять нужно открыть рот и сказать целых два слова: «Не более?»
   Доски наспех сколоченной сцены скрипели под ногами. Вокруг стояли огромные канделябры, ярко освещающие актеров, однако места для публики тонули в темноте. Роузи казалось, что гробовая тишина зрительного зала поглощает воздух, и от этого начинает шуметь в ушах, а по спине бегают мурашки леденящего ужаса. Давняя спутница — паническая боязнь сцены — кажется, собралась вновь навестить Роузи.
   Нет, ничего не выйдет. Сейчас ее время! Это время специально для нее, для Офелии! Как ни старалась она себя успокоить, из головы не выходила мысль, что никакая она не Офелия, а всего лишь Роузи. Роузи, трясущаяся от страха. Как в бреду, она отговорила еще семь строчек, обращаясь к Лаэрту, и на сцене появился сам дядюшка Уилл, играющий ее отца Полония. Роузи пришла в голову мысль, что после сэра Дэнни он действительно самый близкий ей человек, любящий ее, словно собственного ребенка. Дядюшка Уилл, то есть нет, Полоний, начал свой монолог, повествующий о страстном чувстве принца Гамлета. В голове Шекспира звучали те же самые нотки негодования, что и у сэра Дэнни, когда в реальной жизни он предостерегал свою приемную дочь от необдуманных поступков.
   Наконец сцена подошла к концу, дядюшка Уилл улыбнулся, и Роузи убежала за кулисы, едва ощущая одобрительные рукопожатия своих товарищей.

* * *

   Ворота во дворец Эссекса были широко распахнуты, и хотя из печных труб все еще вился легкий дымок, со стороны он казался всеми покинутым. Толпа мятежников, почувствовав ветер перемен, предпочла рассеяться. Похоже, даже слуги оставили дом графа.
   Тони осторожно прошел ворота и направился через сад.
   — Сэр! — окликнул его женский голос. — Сэр, до нас дошли какие-то ужасные слухи. Не могли бы вы объяснить нам, куда исчез милорд Эссекс?
   Смеркалось, и Тони пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть в открытом окне второго этажа лицо леди Рич, сестры графа. По правде говоря, Тони не испытывал к ней особых симпатий, поскольку именно леди Рич постоянно подстрекала брата и будила в нем его неуемную гордыню и тщеславие. Но рядом с ней, спиной к окну и лишь бросая через плечо быстрые взгляды, стояла леди Эссекс — жена человека, чья придворная карьера началась так блистательно, жена того, кто стал величайшим предателем Англии.
   — Не понимаю, почему дамы остались здесь, — поклонился в ответ Тони.
   Леди Рич высунулась из окна еще сильнее.
   — Ба! Да вы же сэр Энтони Райклиф, капитан королевской гвардии! И вы должны отлично знать все последние события.
   — Конечно, миледи! Но в первую очередь мне хотелось бы знать, освобождены ли люди из Тайного совета.
   — Да, сэр. Все они освобождены час назад и находятся в добром здравии.
   — Ну что же, миледи, — Тони приподнял одну бровь, — боюсь, что мои новости окажутся не так хороши для вас. Все кончено. Лондон отверг своего кумира — сам архиепископ настоял на этом, и Эссексу пришлось спасаться бегством.
   Леди Эссекс издала пронзительный вопль, но сестра графа продолжала сохранять бесстрастный вид.
   — Где же он скрывается, сэр Энтони?
   — Очень надеюсь, что здесь, миледи.
   Бросив на него гневный взгляд, леди Рич захлопнула окно. В Тони почему-то вселилась уверенность, что ее вещи уже собраны, и через несколько минут обе леди покинут этот дом, чтобы никогда в него не вернуться. Да, поистине графа Эссекса покинули все.
   Теперь им интересовались только те, кто должен был поймать его и доставить к королеве. Пройдя дом и конюшни, Тони пересек сад и очутился около ворот, ведущих к Темзе. Река, обычно кишевшая лодчонками и торговыми судами, сейчас была пустынна. Лишь одинокая лодка с одним-единственным пассажиром быстро приближалась к берегу. Старательно борющийся с течением лодочник сидел спиной к Тони, но второго, рыжебородого, сидящего лицом, Тони узнал сразу. Притаившись в кустах, он стал ждать.
   Наконец послышался плеск мерно бьющих по воде весел, затем легкий удар дерева и звяканье отсчитываемых монет. Эссекс что-то пробормотал лодочнику и направился по тропинке. Тони, выждав немного, двинулся следом.
   Граф шел медленно и словно неохотно. Вернуться сюда, помня, что всего лишь утром это место было полно единомышленников, казалось немыслимым. Вернуться и посмотреть в глаза двум женщинам — жене и сестре — было для него слишком унизительно. Тони очень надеялся, что поверженный Эссекс находится в таком состоянии, что не станет оказывать сопротивления. В доме оставались только две женщины и собаки графа, так пусть первые его отвергнут, а вторые набросятся, чтобы разорвать на куски!