Дольд-Михайлик Юрий Петрович. У Черных рыцарей

   Как и полагалось влюблённому, хотя и обиженному, Фред спрятал листок в карман.
   — Что вы думаете об этой выходке с банком?
   — Узнаю, как бы это сказать, почерк падре Антонио.
   — Вот что, Фред! У нас нет времени на обсуждение. Мы потеряли кругленькую сумму, которой хватило бы не на один год существования школы. Мы можем потерять и вывеску, такую нужную и удобную. Вы — невесту и приданое. Напоминаю — солидное, так тысяч около ста долларов, если считать и наследство Менендоса. — Назвав сумму, босс внимательно поглядел на Шульца.
   На лице того отразились и радость и тревога. Фред отлично знал, что от наследства Менендоса остались лишь рожки да ножки, и в душе потешался над неуклюжими уловками босса.
   — И все это можете вернуть только вы!
   — Как?
   — Немедленно, не позднее завтрашнего дня, вылететь в Рим, разыскать Агнессу и вернуться с ней сюда!
   — Согласен, Фред? — улыбаясь, спросил Нунке.
   — Согласен! — радость в голосе Шульца на сей раз была неподдельной.
   — Вместе с вами полетит Вайс. Его задание — в случае необходимости ликвидировать падре Антонио.
   «И наблюдать за мной», — мысленно прибавил Фред.
   — Собирайтесь: позаботьтесь о гардеробе, возьмите побольше денег. Распоряжения на этот счёт даны. Самое лучшее, если ваше обратное путешествие с Агнессой станет свадебным, — Думбрайт говорил о браке Фреда с Агнессой, как о деле окончательно решённом.
   Шульц повернулся, собираясь идти, но вдруг вспомнил:
   — А задания, которые я должен был выполнить? Передать Домантовичу?
   — Домантович повредил ногу, прыгая вчера с парашютом. Он пролежит долго, — сказал Нунке.
   — О каких заданиях идёт речь? — поинтересовался Думбрайт.
   — Проверить знание фамилий местных руководителей и обстановки у пяти слушателей группы «А», пояснил Шульц.
   — Это Домантович может сделать и лёжа в постели. Скажите ему, кого именно он должен проэкзаменовать, и пусть сообщит собственное мнение о каждом, — решил босс.
   — До свидания!
   — Счастливого пути! Помните: в вашем распоряжении три дня. Информируйте Вайса каждое утро, а он обеспечит связь с нами. У вас и без того будет достаточно хлопот.
   Прямо из кабинета Нунке Фред поспешил к Домантовичу.
   Тот лежал в кровати, взгромоздив правую ногу на большую подушку.
   — Понимаете, Шульц, маленький камешек — и вот…
   — Надо больше тренироваться, опираться на носки…
   — Вы пришли в качестве инструктора парашютного спорта?
   — Я пришёл не как инструктор, а по делу…
   Григорий заговорил о тех пятерых, которых должен проэкзаменовать Домантович. А в это же время шла живейшая переписка:
   — «Вылетаю в Рим, вернуть Агнессу, которая убежала. Информацию оттуда передам».
   — «Счастливый! Дураком будешь, если вернёшься сюда. Так и передай от меня полковнику Титову».
   — «Это решит он».
   — «Категорически требую передать ему, что я справлюсь один».
   — «Прощай, Мишка! Помни адрес старого цыгана».
   — «Ещё бы!»
   — «Береги себя, дружище! За это время ты стал мне роднее брата».
   На последнюю фразу Домантович не ответил. Он притянул Григория эа руку к себе и крепко поцеловал.
   Григорий рывком поднялся, хотел уйти, но, что-то вспомнив, вытащил новый листок бумаги и написал:
   — «Что передать твоим?»
   — «Адрес у Титова. Если удастся, поезжай к маме, она в Минске. Расскажи, что можно…»
   Первый листочек прожевал Григорий.
   Второй — Михаил.
   Очевидно, глотать бумагу было неприятно и трудно. У обоих на глаза навернулись слезы.

НАД МОРЕМ

   Как только самолёт оторвался от земли, Григорий в изнеможении прислонился к спинке кресла и закрыл глаза. Тяжёлая усталость словно вдавила его в сиденье. Так наваливаются на пилота перегрузки при смене траектории полёта на больших скоростях. Эта аналогия промелькнула и исчезла, ибо усталость уже сковала мозг.
   Не думать! Ни о чём не думать! Сейчас можно не думать!
   Григорий так и не понял, был это сон или короткое забытьё, исцеляющее не продолжительностью времени, а самой своей глубиной. Но вернулся он в действительность, словно омытый в семи купелях.
   Самолёт набирал высоту. Ослепительно белые облака проплывали над крылом. По временам они утончались, становились совсем прозрачными, потом вновь громоздились, создавая фантастически-сказочные пейзажи, словно возникавшие из хаоса первозданности.
   Из этого эфемерного, изменчивого мира, с заоблачных высот на грешную землю Григория вернуло отвратительное хрипение, послышавшееся сзади.
   Григорий повернул голову и увидел Вайса. Позеленевший, с выпученными, покрасневшими, словно у кролика, глазами, он блевал…
   Гончаренко передёрнуло от отвращения. Эта гадкая фигура словно олицетворяла теперь всю мерзость мира, из которого он только что вырвался.
   Мерзость! Да, да, мерзость — все думбрайты, нунке, вороновы, вайсы, стремящиеся опоганить землю.
   Он и Домантович сделали всего лишь небольшую часть того, что надо сделать, чтобы очистить мир от нечистот, извергаемых глотками этих подонков человечества. Бр-р, как это гадко и трудно. А впрочем…
   Что ж, на долю санитаров всегда выпадает немало грязной работы! Но цель её благородна: оздоровить окружающий мир. Смыть с земли всю грязь и нечисть. Выскрести её так, чтобы не осталось уголка, где могла бы плодиться всякая погань.
   Миша, дорогой! Как трудно тебе, и как ты сейчас завидуешь мне! Если б не этот глупый несчастный случай с вывихом, ты бы мог уже быть дома…
   Подумать только: от какого-то маленького камешка, случайно попавшего под ногу, зависит успех или провал задуманного, а возможно, и судьба человека!
   А вот мне под ноги попался этот проклятый Вайс Что же меня спасло? Тоже случай? История с Середой, который сжёг таверну и этим навёл Думбрайта и Нунке на ложный след? Бегство Агнессы? Как хорошо, что я увижусь с ней и сведу её с надёжными людьми.
   На всякий случай они послали со мной Вайса… О, в Риме, в Италии, я найду возможность от него избавиться!
   Курт, Матини, гарибальдийцы — настоящие друзья, целая армия людей доброй воли! Я знаю, вы мне поможете во всём, ибо хозяева земли вы, а не вайсы…
   Нет, не случай спасает нас, ведёт к победе! Всем сердцем я ощущаю закономерность победы добра над злом.
   Достигаешь этого в муках, но, политый потом, слезами и кровью, путь этот ведёт к победе. Он тянется все вверх и вверх, и им идут миллионы… А с высоты, с вершины горизонты перед людьми, двинувшимися в поход за правду, все расширяются и расширяются…
   И словно в подтверждение этого самолёт прорвался сквозь тучи. Яркая, пронизанная солнцем голубизна неба и моря слились в единый безбрежный простор.
   А впереди замелькали очертания земли.
   Всегда прекрасной земли, на которой родился и утвердился человек.