Доренко Виктор. Золото Рейха

   На стоянке возле небольшого книжного магазина их поджидал другой джип, «Чероки» с затемненными стеклами.
   — Твоя тачка тоже ничего, — усмехнулся Феликс.
   — Не очень-то она мне нравится, — Хер-Голова галантно распахнул перед Мариной дверцу, — но в ней одно хорошо: когда имеешь такую машину, не нужно никому доказывать, что ты богатый человек. Посмотрят — и сразу станет ясно.
   — И что для тебя немаловажно — вместительный.
   Забравшись в недра «крутой тачки», Марина обнаружила, что там уже сидят две девушки. О роде их занятий гадать не приходилось: слишком много было на них черных шмоток, блестящих побрякушек, аляповатой «боевой раскраски», а уж юбки до середины бедер вполне заменяли плакат на груди с надписью: «Я — шлюха!».
   «Такое может нравиться разве что неграм да туркам с арабами», — подумала Марина.
   Она даже не успела с ними заговорить, как Хер-Голова и Феликс уже сели рядом с ней. Затем Марина поняла, что чуть было не дала маху. С этими двумя проститутками разговаривать не полагалось, как не полагалось разговаривать и им самим. На них смотрели как на товар, который нужно доставить по требуемому адресу, не более того.
   Парень, сидевший за рулем очень прямо, словно аршин проглотил, нажал на газ, и машина мягко тронулась с места.
   — Что нового? — спросил Хер-Голова у своего водителя.
   — Херня, босс, получается, оборвалась вся связь. Накрылась медным тазом, — образно выразился тот.
   — Да ты что, быть такого не может! Здесь же не совок все-таки.
   — Точно. Я уже звонил на станцию, сказали, что какая-то авария с ретрансляторами. Вся пейджинговая и радиотелефонная связь будет молчать до утра, можно пользоваться только обычными телефонами.
   — Вот же черт! — проворчал Хер-Голова, но затем немного повеселел. — Ничего, большую часть заказов мы уже приняли. Случись это на пару часов раньше — вечер и ночь потеряли бы.
   — Далеко едем? — поинтересовался Феликс.
   — Да нет, тут довольно близко, минут через пятнадцать будем. Вот с этого, с простых заказов, — Хер-Голова покрутил головой и глянул на Марину, — здесь все и начинают. Сперва на обслуживании турок и арабов — это для тех, кто языка совсем не знает. Конечно, если бабенка смазливая, то можно и более серьезных клиентов подыскать, но все равно, расчеты с ними идут только через моих людей. Сами они денег не получают.
   — А чаевые? — спросил Колчанов.
   — Это от черножопых-то! — захохотал Хер-Голова.
   Машина свернула в боковую улицу. Тут тоже было довольно чисто, но уже чувствовалось, что район значительно беднее, чем центральный. Шофер вышел, проверил, тот ли номер дома.
   — Сюда, на четвертый этаж, — сказал он.
   Все выбрались из машины, шофер набрал код переговорного устройства. Почти тут же отозвался мужской голос с таким сильным восточным акцентом, что Феликсу даже показалось, говоривший нарочно утрирует его.
   — Звонили? —Да.
   — Заказ с нами.
   — Входите.
   Дверь открылась. Лифт вознес всех на четвертый этаж. Дверь в квартиру уже была открыта. На пороге стояли двое крепко сложенных черноволосых мужчин с томными глазами потомков сластолюбивых калифов. Они тут же насторожились, увидев сразу троих сопровождающих и еще одну девушку «сверх заказа».
   Когда проститутки были уже в прихожей, один из арабов попытался остановить шофера. Но тот тут же перехватил его руку и грозно произнес:
   — Сперва мы квартиру осмотрим, ясно?
   Хозяева квартиры переглянулись. Вновь прибывшие имели, как в хоккее, численное преимущество, да и требование шофера выглядело вполне здравым.
   — Если договаривались, что две девочки на двоих клиентов, то следует проверить, — объяснил Хер-Голова. — А то знаем мы вас, приведете весь свой кагал и затрахаете до смерти.
   — Пошли, — Феликс взял Марину за руку, и они оказались в квартире.
   Шофер и Хер-Голова действовали быстро. Они открывали шкафы, заглядывали в ванную, в туалет, не поленились даже залезть под кровати. Все обошлось, арабов и впрямь было только двое. Напоследок Хер-Голова выглянул на балкон и произнес:
   — Порядок. Значит, так, — уже стоя на площадке и придерживая дверь ногой, обратился он к арабам, — девушек мы вам оставляем ровно на час. И если они пожалуются нам, что с ними обходились плохо, вам, парни, придется еще хуже. Вас самих трахнут.
   — Что значит плохо? — сощурившись, поинтересовался один из арабов.
   — В зад и в рот не трахать, потому что за это другие расценки, — золотые коронки во рту Хер-Головы сверкали вполне убедительно. — Час времени и ни минутой больше. — Затем после небольшой паузы мафиози потребовал: — Деньги покажи.
   Араб вынул из кармана несколько купюр.
   — Нормально, можете развлекаться. Дверь закрылась.
   — Поехали, отдохнем немного, — сказал Хер-Голова, вызывая лифт.
   — Думаешь, тут все нормально? — засомневался Феликс.
   — Все нормально бывает только в гробу, — мрачно пошутил его приятель.
   Они проехали совсем немного и остановились возле моста. Хер-Голова откинул столик, положил на него новенькую колоду карт.
   — В «дурака», что ли, перекинемся? — предложил он.

* * *

   А тем временем в квартире на четвертом этаже стали происходить странные вещи. Арабы вернулись в комнату, но никто из них не спешил подходить к проституткам. Обычно подобные им заказчики тут же набрасывались на «девочек», словно голодные собаки на кусок мяса. Расслабиться, протянуть удовольствие позволяли себе клиенты побогаче.
   Девицы недоуменно переглянулись. В полной уверенности, что эти парни не понимают по-русски, одна из них сказала другой, продолжая мило улыбаться:
   — Что-то эти чурки не спешат.
   — А нам-то какое дело? — отмахнулась вторая. — Деньги уплачены, а остальное их проблемы.
   Они стали раздеваться.
   — Ну что смотришь, чучмек? — сказала одна из них. — Не стоит, что ли?
   Один из арабов поднялся, подошел к проститутке и толкнул ее рукой в грудь. Та упала на кровать и вся сжалась. В его движениях не чувствовалось ни желания, ни возбуждения.
   «Маньяк!» — пронеслось у нее в голове.
   — Так, сука, — сказал он на чистейшем русском языке, — лежи и не рыпайся! — После этого «чучмек» запустил руку в карман и показал полицейский значок.
   — Ты… ты… русский знаешь?
   Как ни странно, жрицу любви удивило не то, что «черный» служит в полиции, а то, что он говорит по-русски.
   — Учился когда-то в Питере. А теперь ты нам расскажешь все, что знаешь: кто с тобой приезжает, где живешь?
   Вторая проститутка куда более трезво смотрела на жизнь. Естественно, никаких документов на право пребывания в Австрии у нее не было. Туристическая виза кончилась три месяца тому назад, а возвращаться домой в Россию, да еще вдобавок быть занесенной в компьютер в списки лиц, которым запрещен въезд в страну, ей не хотелось
   Девица рванулась в коридор и даже успела распахнуть дверь. Ни один из полицейских не подумал, что она решится убежать наполовину раздетой. Полицейские поймали ее уже на лестничной площадке, схватили за волосы и потащили назад в квартиру. Проститутка кусалась, кричала, поэтому стражам правопорядка пришлось довольно ощутимо поучить ее уважать человека в форме.
   Бывший студент тогда еще ленинградского вуза остался допрашивать девушек, на всякий случай надев на них наручники. Второй достал из шкафа оружие: два коротких автомата лежали в картонной коробке от сапог, прикрытые одеждой.
   — Ни хрена я тебе не скажу, черножопый! — шипела проститутка, с ненавистью глядя на араба-полицейского. — Ты что, австриякам продался? Да это ж фашисты, они всех ваших с радостью на деревьях повесят. Они и нас, русских, и вас, арабов, и турок — ненавидят! И Гитлер был австрияком!
   Губы араба растянулись в приторной улыбке:
   — Какое знание истории! — Он резко хлестнул девушку по лицу.
   Но та увернулась и плюнула ему в глаза.
   — «Шестерка» черножопая! Белым стать хочешь? Хер тебе в рот!
   — Можешь говорить мне все, что хочешь. — Полицейский вытер носовым платком лицо, а затем несколько раз наотмашь ударил проститутку.
   — Отпусти… — заплакала та.
   — Белые здесь — мы, австрийские подданные, а черножопая как раз ты, — популярно разъяснил араб. — Называй имена.
   — Не дождешься, — сквозь слезы шептала проститутка. — Своих не сдам.
   — Тоже мне Зоя Космодемьянская. Я тебе вот что предлагаю: ты мне все рассказываешь, а потом тебя отпускаем.
   — Обманешь!
   — Мое дело предложить. Мне обманывать резона нет. От тебя самой вреда никакого. Пересадят всех ваших, так ты у югославов и у турок работать станешь. Не в тебе дело, а в них.
   — Своих не сдам!
   — Давай тогда по-другому решим: ты все рассказываешь, а я тебя отпускаю, и никто не узнает, что это твоих рук дело. Могу дать честное слово.
   — Честное слово! — расхохоталась сквозь слезы проститутка. — Да кто тебе поверит!
   Но потом она задумалась и с надеждой проговорила:
   — А ты поклянись.
   — Чем?
   Девица еще сильней напрягла свой не очень разработанный мыслительный аппарат.
   — Матерью поклянись!
   И тут же по глазам полицейского она поняла: такая клятва для него, восточного человека, будет в самом деле святой.
   Полицейский поднял руку и произнес:
   — Клянусь матерью, что, если вы нам поможете, мы вас отпустим.
   Проститутка вспомнила Хер-Голову, шофера и сообразила, что ничего хорошего им не светит. Но и самой ей не улыбалась перспектива видеть небо в клеточку.
   — Черт с тобой, скажу, — решилась она.

* * *

   А тем временем Феликс, Хер-Голова и Марина мирно играли в карты. Шофер сидел, полуприкрыв глаза, как обычно сидят в консерватории, и наслаждался порцией очередной российской попсы.
   — Попробуй связаться с диспетчерской, — посоветовал ему Хер-Голова, поднимая со столика карты и раскрывая их веером.
   Сегодня ему везло, он уже дважды оставил Феликса в «дураках», а Марину так целых пять раз. Сам же проиграл только однажды.
   Шофер еще раз попробовал позвонить по мобильному телефону, но безуспешно.
   — Ну прям как у нас в совке: деньги дерут и ни хрена не делают! Сотовая связь, сотовая связь! — негодовал Хер-Голова, подкидывая Марине сразу две семерки.
   Если бы он знал о том, что случилось с диспетчерской, то наверняка не сидел бы спокойно с картами в руках, а, говоря его языком, рвал бы когти или залег бы на своей квартире, которую с чисто русским гостеприимством предоставил в пользование Колчанову.

* * *

   У пруда с лебедями трое парней в кожаных куртках тоже играли в карты. Они не покидали своего места за столиками возле воды в надежде, что связь вот-вот заработает. Правда, в отличие от сидевших в машине здесь играли на деньги. А чтобы ветер не унес купюры, их придавливали пепельницей, полной окурков.
   — Колода у тебя, Санек, какая-то неправильная, — негодовал один из игроков. — Как ни беру, все не та масть приходит.
   — Это тебе не шахматы, тут головой думать надо, — наставительно заметил другой.
   Уже почти собравшийся выиграть Сашка насторожился и отложил карты в сторону. Возле пруда остановилась какая-то машина.
   — Из наших кто? — спросил невезучий игрок.
   — Да нет вроде… — ответил Санек, пристально рассматривая машину.
   Тем временем из нее вышел мужчина, одетый, несмотря на теплую погоду, в длинный плащ.
   — Ты знаешь его? — спросил проигравшийся.
   — Первый раз вижу, — пожал плечами Санек.
   — Подойди разберись.
   — Вот еще! Сам подойдет.
   У невезучего игрока наконец-то появилась надежда, что на этот раз ему, возможно, удастся отыграться. Пока двое других смотрели на незнакомца, он подменил в колоде две карты.
   Шагах в десяти от столика мужчина в плаще остановился и замер со скрещенными на груди руками.
   — Чего надо? — спросил по-немецки Санек.
   — По-немецки не понимаю, — с сильным акцентом ответил мужчина по-французски.
   Бандит замахал на него руками: убирайся, мол, нечего тебе здесь делать.
   Но, как оказалось, мужчина в плаще стоял как монумент не из праздного любопытства. За те несколько минут, когда внимание всех троих было приковано к нему, двое его коллег-полицейских успели подобраться поближе к столику и укрылись за кустами шиповника.
   — Да чего ты с ним ля-ля тополя? — раздраженно бросил один из игроков. — Дай ему поджопника, блин!
   — Ща сделаем. — Санек даже не успел подняться из-за стола, как один из полицейских раздвинул кусты, а второй выпустил по сидевшим за столом длинную очередь из автомата с глушителем.
   Только один Санек успел упасть под стол. Двое его приятелей так и остались в своих креслах, изрешеченные пулями. Поскольку столики отгораживала от парка невысокая кирпичная стена, полицейский мог не опасаться попасть в случайного прохожего. Вся операция была просчитана до мельчайших подробностей. С истинно арийской пунктуальностью австрийцы определили огневые точки и сектора обстрела.
   Лежа на каменных плитах, Санек несколько раз выстрелил из пистолета по кустам. Но противников своих он не видел, мешали ветки, стрелять приходилось наугад. Бандит лихорадочно соображал, куда же ему теперь можно рвануть. Подняться в полный рост он не рискнул, тут же скосили бы очередью, уж очень хорошо он был виден на фоне выбеленной стены. Броситься по дорожке к улице, где стояла машина, тоже не представлялось возможным, мужчина уже успел выхватить из-под плаща пистолет и не стрелял только потому, что его противника скрывал стол. Оставался последний шанс: скатиться по откосу к пруду и попробовать уйти берегом. Это давало ему фору секунд в десять. Довольно высокий берег пруда делал его на это время недосягаемым для выстрелов.
   Выпустив еще две пули по кустам, Санек резко скатился с откоса, вскочил и побежал. Вновь зазвучали выстрелы, но теперь уже с другой стороны. «Черт, так вы и за стеной прятались!» — успел он подумать и сообразил, что шагов через пять попадет в новый сектор обстрела.
   Ничего другого не оставалось, как только прыгнуть в воду. Он нырнул на самое илистое дно и поплыл под водой.
   — Смотри, где вынырнет! — раздался крик. Двое полицейских с автоматами уже стояли на берегу и до боли в глазах всматривались в поверхность пруда, пытаясь определить, где же появится голова бандита.
   Тот не показывался с полминуты, но доплыть до островка за это время так и не сумел. Он с шумом вынырнул, набрал полные легкие воздуха и тут же попытался уйти на дно. Но ему это не удалось: пуля попала точно в голову, чуть выше левого уха. Его тело медленно пошло на дно, а затем всплыло. Из-под расстегнутой кожаной куртки не успел выйти весь воздух, и она держала облаченный в нее труп на плаву.
   — Найдите багор и вытащите его, — сказал мужчина в плаще, обращаясь к полицейским.
   Через пять минут уже ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Трупы положили на носилки, запаковали в черные полиэтиленовые мешки с «молниями», положили на носилки и доставили на машине в морг. А полицейский в штатском сел за пластиковый столик возле пруда и принялся составлять рапорт, из которого следовало, что во время попытки задержать троих русских преступников те открыли стрельбу и в ходе завязавшейся перестрелки были убиты.
   Набросав черновик рапорта, полицейский поднял лежавшие на столе веером карты, взглянул на них и вздохнул:
   — Хорошая была комбинация. С такими картами обязательно выиграешь.
   Порывы ветра, то и дело налетавшие со стороны улицы, сдували со столиков пепел, окурки и какие-то странные зерна, напоминавшие австрийцам корм для издавна любимых у них в стране певчих птичек.

Глава двенадцатая

   Тем временем, пока арабы-полицейские обрабатывали проституток, готовясь к встрече Хер-Головы, когда сам Хер-Голова, Марина Езерская и Феликс Колчанов играли в карты, в разных концах города происходили вещи странные и непривычные для тихой старушки Вены. Конечно, и прежде сюда наведывались мафиози различных рангов, особенно из бывшего соцлагеря, но крупных разборок почти никогда не происходило. Австрийская столица использовалась бандитами в основном для крупных сходок и как перевалочная база в торговле крадеными автомобилями и наркотиками.
   На восточном выезде из города, неподалеку от Пратера, знаменитого квартала развлечений, располагалось сооружение, построенное еще в конце прошлого века. Никто давно уже не помнил, что в нем тогда размещалось. Скорее всего это был небольшой арсенал давно ликвидированной воинской части или военный склад. Архитектор постарался на совесть, выполняя армейский заказ. Даже если бы на маленьких окнах этого приземистого здания из красного кирпича не было решеток, пролезть в них смог бы разве что ребенок. Войти в это гробоподобное строение можно было только через большие ворота в торце. Вот уже два года здание пустовало, и Хер-Голова приобрел его у отцов города Вены.
   Этот обломок австро-венгерской империи приглянулся Хер-Голове по нескольким причинам. Во-первых, через такие маленькие окошечки не очень-то разглядишь, что происходит внутри. Во-вторых, толстые стены, заглушавшие звуки, в-третьих, уединенное расположение. И наконец, в-четвертых, к зданию можно было довольно легко подъехать. Официально в нем теперь располагалась авторемонтная мастерская, о чем даже извещал небольшой рекламный щит на обочине шоссе. Впрочем, реклама была довольно странной: текст, извещавший об услугах, оказываемых автомобильной мастерской, был написан мелкими буквами, без подсветки. К тому же стоял этот щит чуть подальше от дороги, чем другие, с таким расчетом, чтобы свет фар не падал на него.
   Такая антиреклама имела под собой основания, ибо оказывать услуги автомобилистам совсем не входило в расчеты Хер-Головы. Здесь перекрашивались украденные в Германии автомобили, перебивались номера на кузовах, двигателях, рамах, и затем измененные до неузнаваемости машины перегонялись на Украину, а оттуда в Россию.
   Дело было поставлено на широкую ногу. Все машины угонялись строго под заказ. Клиент называл марку, цвет, дату выпуска и цену. Затем небольшая бригада из трех человек высматривала потенциальную жертву в Германии. Около недели следили за владельцем, составляли скрупулезный отчет о том, куда он ездит, где и когда обедает, где оставляет машину. И уже на восьмой день можно было безбоязненно угонять тачку. Делали это обычно вечером, чтобы хозяин наверняка не хватился пропажи до самого утра. Наскоро менялись номера, и машина отправлялась в Австрию.
   К тому времени, когда владелец заявлял в полицию, автомобиль уже прятался за толстыми стенами якобы мастерской автосервиса Хер-Головы. Некоторые машины, примерно каждая десятая, угонялись на запчасти. С этими было проще: разбирали по винтику и вывозили из страны или использовали тут же, на месте, для доведения до ума машин, угнанных под заказ.
   В день, когда власти города на прекрасном голубом Дунае решили разом покончить с русской мафией, в мастерской скопилось целых три готовых к отправке автомобиля. Выкрашенные, начищенные, с перебитыми номерами, они поблескивали свежим лаком, словно только что сошли с заводского конвейера. В это позднее время здесь не боялись незваных гостей. Местные жители, даже те, кто и не догадывался об истинном предназначении мастерской, все равно старались держаться подальше от русских. А если даже какой-нибудь чудак, проезжая по шоссе, и останавливался возле рекламного щита, то тут же для таких недогадливых, как он, был вывешен прейскурант на проведение ремонтных работ: цены устанавливались процентов на двадцать выше, чем во всех остальных мастерских города. Более того, рядом были указаны адреса двух ближайших мастерских, где такой же ремонт выполнят дешевле.
   Только часам к восьми вечера работники этого специфического заведения закончили доводку всех трех машин. Хозяин выдал им аванс, и теперь они считали, что имеют полное право расслабиться после напряженной работы. Тут же в гараже составили столы, потом съездили за выпивкой и закуской, прихватили с собой девочек, естественно, тоже находившихся в ведении Хер-Головы. Общаться с такими выходило и дешевле, и безопаснее. Чужих босс запрещал приводить в свое заведение, а если проститутки обслуживали своих, то это обходилось почти бесплатно: только проставляй выпивку и закуску да оплачивай другие мелкие удовольствия.
   Шестеро парней и пять девиц сидели возле двух сдвинутых столов. Вдоль стен тянулись стеллажи с жестянками, наполненными смазкой, моторными маслами, растворителями, краской. Конечно, здесь пахло не как в дорогих ресторанах, но зато погулять можно было вволю, без европейских условностей. Месяц тому назад Хер-Голова распорядился для надежности заложить окна стеклянными кирпичами, так что ни заглянуть в здание мастерской, ни выглянуть из него, кроме как через ворота, было невозможно.
   Громко играла музыка, парни и их спутницы уже успели изрядно нагрузиться. Одна из проституток поднялась, не очень уверенной походкой подошла к стеллажу, сняла большую квадратную жестянку со смазкой и, даже ничего не подстелив под себя, уселась на нее, приподняв юбку, чтобы не измять. Затем девица вытащила сигарету и принялась щелкать зажигалкой. Из искры никак не хотело возгораться пламя.
   — Ксюха, ты что! — забеспокоился один из парней, которого звали Шуркой.
   — Отвяжись! — Ксюха мотнула головой и наконец-то сумела высечь огонь, но никак не могла попасть в него кончиком сигареты.
   — Ошизела! Мы же сейчас на воздух взлетим! Крематорий нам устроишь.
   — Чего? — Ксюха резко прислонилась к стеллажу, тот зашатался, банки чуть не посыпались с полок.
   — Курить здесь нельзя, сгорим!
   — А-а, — Ксюха затянулась и, вместо того чтобы отпустить рычажок на газовой зажигалке, задула ее и поднесла к носу.
   Шурка с шумом отставил стул и подошел к злостной нарушительнице правил пожарной безопасности.
   — Дай сюда! — Он попытался забрать сигарету. Но девица с удивительной для такой «кондиции» ловкостью спрятала ее за спину.
   — А это видел? — И свободной рукой она показала ему фигу.
   Шурка кинулся на нее с кулаками. Но Ксюха только хохотала, будто ее щекотали, а затем броском Арвидаса Сабониса швырнула сигарету на самую верхнюю полку.
   Тут уже не выдержали нервы у остальных. Похоже было, что пьяная проститутка всерьез решила на горе всем буржуям, русским и австрийским, раздуть мировой пожар. Матеря поджигательницу на чем свет стоит, кто-то полез на стеллаж, с грохотом посыпались на пол банки. Это всех насмешило и немного сняло напряжение.
   Наконец сигарету нашли и торжественно потушили в стакане с вином.
   — Идиотка! — крикнул Шурка.
   — Сам такой, — огрызнулась девица и вновь уселась на квадратной жестянке, вытерла пот со лба рукавом блузки, а затем принялась томно обмахиваться подолом юбки с видом графини пушкинских времен на придворном балу.
   — Ты что, убить нас всех решила? — не унимался Шурка.
   — Нет, только тебя и тебя, — Ксюха наугад ткнула пальцем. Она с детства плохо видела, но очки носить не позволяла профессия, а возиться с линзами было лень.
   — Тебе что, жить надоело? — сказал один из парней.
   — Да ну вас всех, блин! Никто не трахает, как педики какие.
   — Все претензии к Шурке. Он тебя привел, пусть и трахает.
   — С ним неинтересно, у него маленький, — отпарировала Ксюха и, сощурившись, посмотрела на Шурку, продолжая призывно обмахиваться подолом.
   Оскорбленный в лучших чувствах парень подхватил свою обидчицу под мышки и поставил на ноги. Девушка сделала вид, что не может стоять, притворно норовя упасть.
   — Я вся ватная, — бормотала она, — пьяная и ватная.
   — А ну стой! — прикрикнул на нее Шурка.
   — Не могу.
   — Почему?
   — Потому что я — хер, который стоять не может. Кончила уже. — И девица легкого поведения пустила из уголка губ густую слюну.
   Шурка полез Ксюхе под юбку, но вдруг отдернул ладонь и принялся ее рассматривать.
   — Да у тебя вся жопа в солидоле! — воскликнул он.
   — Это у меня смазка такая! — Ксюха наконец-то стала на одну ногу и прошептала: — С детства машины люблю. Поэтому и стала машиной для траханья.
   — Шурка, слаб ты для нее, — крикнул механик по двигателям, сидевший в торце стола.
   — Чем это я слаб? — возмущенно вопросил парень.
   — Ксюха трахается, как швейная машинка, а ты у нас шприц одноразовый.
   Это было уже слишком.
   — Да что ты их слушаешь? Докажи! — зашептала Ксюха на ухо Шурке.
   — Сейчас мы им выдадим! — решительно произнес парень.
   Он схватил проститутку в охапку и потащил к одной из машин. Из открытой дверцы виднелись Шуркины спущенные штаны. Ксюха же уперлась ногами в крышу и, немало не стесняясь, громко высказывала партнеру «пожелания трудящихся».
   А за столом тем временем уже заспорили, сможет ли Шурка удовлетворить Ксюху или будет как всегда: он кончит, а эта ненасытная потом будет приставать ко всем подряд, чтобы ее, как она любила выражаться, «затрахали, замучали, как Пол Пот Кампучию».
   За шумом и гамом никто из участников застолья и не услышал, как невдалеке от ремонтной мастерской остановился микроавтобус, в котором сидели десять полицейских в штатском. Офицер дал им последние инструкции: — Еще раз запомните: в сегодняшней операции ни один из вас не понесет ответственности за смерть бандитов. Наша задача сегодня — не арестовывать, не задерживать, а уничтожить русскую мафию. Если сегодня мы не покончим с ними, то не покончим никогда. Только убивать!