Страница:
— И что? — Марина насторожилась. Она явно еще не понимала, к чему клонит Феликс.
— Так вот, золото он вывезти не смог. Короче, здесь началось такое… Город бомбили, немцев окружили, и пробиться к своим они не смогли. Пришлось им вернуться в крепость. Моргенштерн пытался выбраться отсюда разными путями. Он хотел вывезти золото на самолете, но взлетную полосу разбомбили. А затем, как он мне сам рассказывал, разбомбили и самолеты, стоящие на аэродроме. В общем, ничего у них не получалось. И тогда он со своим приятелем, тоже офицером СС, который работал в концлагере, спрятали это золото.
— А много его там, Феликс?
— Да, много. Сто восемьдесят три килограмма.
— Сколько-сколько? — не веря своим ушам, Марина даже вскочила.
— Сто восемьдесят три килограмма, — спокойно повторил Феликс, — если, конечно, Вильгельм Моргенштерн не ошибся. Хотя все, что он говорил, очень похоже на правду.
— А где теперь это золото? Где, Феликс?
— Оно спрятано в крепости, в одном из подземных казематов.
— И ты знаешь, где этот каземат находится?
— Да, знаю. Вильгельм Моргенштерн все объяснил подробно и нарисовал план.
— И ты, насколько я понимаю, хочешь его забрать?
— Да, хочу забрать.
— Но ведь это опасно!
— А что не опасно? Не опасно гонять машины через Польшу из Австрии или Германии в Россию? Совершенно безопасно только в гробу лежать.
— В общем-то, да, — задумчиво проговорила девушка. — Теперь я понимаю, почему ты меня спрашивал, что бы я делала с теми долларами.
— О чем это ты?
— Ну, помнишь, ты спрашивал, что бы я сделала, если бы ты мне дал двести тысяч долларов?
— А, помню-помню, — улыбнулся Феликс. — Так вот теперь, Марина, самое главное — добраться до нужного места и взять это золото.
— А как? Как ты это собираешься сделать? Ведь там же полно солдат, ты же его не вынесешь в кармане?
— Не вынесу, конечно. Ящик спрятан в стене, стена замурована, заложена кирпичом. Место я знаю, а вот как вынести ящики из подземелья, а затем из крепости, я еще не решил.
— Я тебе помогу! — воскликнула девушка, подходя к Феликсу.
— Знаешь, Марина, пока еще твоя помощь не нужна. Но может понадобиться.
— Я помогу тебе, Феликс, сделаю все, что в моих силах.
Несколько минут Марина и Феликс молчали, каждый размышляя о чем-то своем. Лицо Колчанова было сосредоточенным, время от времени он морщил лоб, потирал ладонями щеку. Марина сидела, полуприкрыв глаза.
Наконец она улыбнулась и первой нарушила молчание:
— Феликс, а как ты собираешься освободить этого старика?
— Тоже еще пока не знаю. Но думаю, смогу это сделать. Ведь за деньги можно купить кого угодно и что угодно.
— Нет, Феликс, не все можно купить за деньги.
— Да, я понимаю, о чем ты хочешь сказать. За деньги нельзя купить здоровье, нельзя купить любовь в большом смысле.
— Послушай, но как же ты все это сделаешь?
— Посмотрим, подумаем, решим, — уже спокойно и меланхолично сказал Феликс. — А теперь, между прочим, нам пора собираться. Нас ждет отставной капитан Федор Сапунов. Думаю, мы сможем его использовать.
— Феликс, — быстро заговорила Марина, расхаживая по гостиничному номеру, — а может, не стоит все это затевать, доставать это золото? Ведь оно, понимаешь…
— Я понимаю, о чем ты хочешь сказать.
— Оно как бы…
— Да, да…
— Вот именно! Ты же представляешь, из человеческих зубов, из обручальных колечек, из крестиков… Это ужасное золото, Феликс!
— Я уже думал об этом. Но знаешь, Марина, а что толку, если оно будет лежать замурованным в стену еще пятьдесят или сто лет и никому от него не будет никакого проку?
— Может, ты и прав, — согласилась Марина. — Слушай, а кто еще знает об этом золоте?
— Наверное, сейчас о нем знают три человека: ты, я и Вильгельм Моргенштерн. Может быть, знает еще кто-то, но я его не знаю.
А о золоте, замурованном в стене, действительно было известно еще одному человеку: школьному учителю, заключенному концлагеря № 131 Василию Петровичу Домейко. Выстрел эсэсовского офицера прямо в затылок Василию Петровичу оказался не смертельным. А расстреляли трех заключенных сразу после того, как они снесли ящики в казематы под восточный бастион и замуровали их в стене. Всех троих вывели на поверхность, и каждому Фридрих Зоммерфельд пустил пулю в затылок из своего «вальтера». Двое были убиты, а вот учитель выжил. Правда, может, было бы лучше, если бы он погиб. Тяжелая рана в голову повредила его рассудок. Василия Петровича пробовали лечить, но все оказалось бесполезным.
И, вернувшись из госпиталя, бывший школьный учитель стал городским сумасшедшим. Он ходил по улицам Бобруйска с лопатой в руках и всем рассказывал о каких-то несметных сокровищах, якобы спрятанных в Бобруйской крепости. Он даже пытался производить раскопки. Но его, как это водится, никто не слушал и, естественно, никто ему не верил. Мало ли что болтает несчастный инвалид, который даже свое имя забывает.
Так и жил еще лет двадцать после войны городской сумасшедший, бывший школьный учитель Василий Петрович Домейко. Может быть, он дожил бы до наших дней, если бы однажды, ранней весной, не отправился по льду на другую сторону Березины. Его разбухшее тело нашли только после того, как на Березине сошел лед. Никого из родных у Василия Петровича не осталось, так что некому было даже оплакать бывшего узника фашистского лагеря смерти.
Глава двадцатая
— Так вот, золото он вывезти не смог. Короче, здесь началось такое… Город бомбили, немцев окружили, и пробиться к своим они не смогли. Пришлось им вернуться в крепость. Моргенштерн пытался выбраться отсюда разными путями. Он хотел вывезти золото на самолете, но взлетную полосу разбомбили. А затем, как он мне сам рассказывал, разбомбили и самолеты, стоящие на аэродроме. В общем, ничего у них не получалось. И тогда он со своим приятелем, тоже офицером СС, который работал в концлагере, спрятали это золото.
— А много его там, Феликс?
— Да, много. Сто восемьдесят три килограмма.
— Сколько-сколько? — не веря своим ушам, Марина даже вскочила.
— Сто восемьдесят три килограмма, — спокойно повторил Феликс, — если, конечно, Вильгельм Моргенштерн не ошибся. Хотя все, что он говорил, очень похоже на правду.
— А где теперь это золото? Где, Феликс?
— Оно спрятано в крепости, в одном из подземных казематов.
— И ты знаешь, где этот каземат находится?
— Да, знаю. Вильгельм Моргенштерн все объяснил подробно и нарисовал план.
— И ты, насколько я понимаю, хочешь его забрать?
— Да, хочу забрать.
— Но ведь это опасно!
— А что не опасно? Не опасно гонять машины через Польшу из Австрии или Германии в Россию? Совершенно безопасно только в гробу лежать.
— В общем-то, да, — задумчиво проговорила девушка. — Теперь я понимаю, почему ты меня спрашивал, что бы я делала с теми долларами.
— О чем это ты?
— Ну, помнишь, ты спрашивал, что бы я сделала, если бы ты мне дал двести тысяч долларов?
— А, помню-помню, — улыбнулся Феликс. — Так вот теперь, Марина, самое главное — добраться до нужного места и взять это золото.
— А как? Как ты это собираешься сделать? Ведь там же полно солдат, ты же его не вынесешь в кармане?
— Не вынесу, конечно. Ящик спрятан в стене, стена замурована, заложена кирпичом. Место я знаю, а вот как вынести ящики из подземелья, а затем из крепости, я еще не решил.
— Я тебе помогу! — воскликнула девушка, подходя к Феликсу.
— Знаешь, Марина, пока еще твоя помощь не нужна. Но может понадобиться.
— Я помогу тебе, Феликс, сделаю все, что в моих силах.
Несколько минут Марина и Феликс молчали, каждый размышляя о чем-то своем. Лицо Колчанова было сосредоточенным, время от времени он морщил лоб, потирал ладонями щеку. Марина сидела, полуприкрыв глаза.
Наконец она улыбнулась и первой нарушила молчание:
— Феликс, а как ты собираешься освободить этого старика?
— Тоже еще пока не знаю. Но думаю, смогу это сделать. Ведь за деньги можно купить кого угодно и что угодно.
— Нет, Феликс, не все можно купить за деньги.
— Да, я понимаю, о чем ты хочешь сказать. За деньги нельзя купить здоровье, нельзя купить любовь в большом смысле.
— Послушай, но как же ты все это сделаешь?
— Посмотрим, подумаем, решим, — уже спокойно и меланхолично сказал Феликс. — А теперь, между прочим, нам пора собираться. Нас ждет отставной капитан Федор Сапунов. Думаю, мы сможем его использовать.
— Феликс, — быстро заговорила Марина, расхаживая по гостиничному номеру, — а может, не стоит все это затевать, доставать это золото? Ведь оно, понимаешь…
— Я понимаю, о чем ты хочешь сказать.
— Оно как бы…
— Да, да…
— Вот именно! Ты же представляешь, из человеческих зубов, из обручальных колечек, из крестиков… Это ужасное золото, Феликс!
— Я уже думал об этом. Но знаешь, Марина, а что толку, если оно будет лежать замурованным в стену еще пятьдесят или сто лет и никому от него не будет никакого проку?
— Может, ты и прав, — согласилась Марина. — Слушай, а кто еще знает об этом золоте?
— Наверное, сейчас о нем знают три человека: ты, я и Вильгельм Моргенштерн. Может быть, знает еще кто-то, но я его не знаю.
А о золоте, замурованном в стене, действительно было известно еще одному человеку: школьному учителю, заключенному концлагеря № 131 Василию Петровичу Домейко. Выстрел эсэсовского офицера прямо в затылок Василию Петровичу оказался не смертельным. А расстреляли трех заключенных сразу после того, как они снесли ящики в казематы под восточный бастион и замуровали их в стене. Всех троих вывели на поверхность, и каждому Фридрих Зоммерфельд пустил пулю в затылок из своего «вальтера». Двое были убиты, а вот учитель выжил. Правда, может, было бы лучше, если бы он погиб. Тяжелая рана в голову повредила его рассудок. Василия Петровича пробовали лечить, но все оказалось бесполезным.
И, вернувшись из госпиталя, бывший школьный учитель стал городским сумасшедшим. Он ходил по улицам Бобруйска с лопатой в руках и всем рассказывал о каких-то несметных сокровищах, якобы спрятанных в Бобруйской крепости. Он даже пытался производить раскопки. Но его, как это водится, никто не слушал и, естественно, никто ему не верил. Мало ли что болтает несчастный инвалид, который даже свое имя забывает.
Так и жил еще лет двадцать после войны городской сумасшедший, бывший школьный учитель Василий Петрович Домейко. Может быть, он дожил бы до наших дней, если бы однажды, ранней весной, не отправился по льду на другую сторону Березины. Его разбухшее тело нашли только после того, как на Березине сошел лед. Никого из родных у Василия Петровича не осталось, так что некому было даже оплакать бывшего узника фашистского лагеря смерти.
Глава двадцатая
Ресторан, в который были приглашены Феликс и его подруга, назывался «Березина», по имени реки, на которой стоял город Бобруйск.
— И почему это, Феликс, рестораны в маленьких городках, как правило, называются одинаково? — спросила Марина, держа Феликса под руку и несильно сжимая его локоть своими длинными пальцами.
Колчанов пожал плечами.
— Вот уж не знаю, наверное, такая традиция. Люди ничего лучше придумать не могут и называют ресторан так, как назвали их предки реку, на которой стоит город. В Карелии, например, почти все рестораны называются «Онега».
— Все понятно, — ответила Марина.
Их ждал накрытый столик в углу. Отставной капитан Федор Сапунов, одетый в серый гражданский костюм, встал и шагнул навстречу своим знакомым.
— Ой, какой он сегодня чудной! — прошептала Марина.
— Почему? — спросил Феликс, догадываясь, что она имеет в виду.
— Да я привыкла, что он в форме. Я думаю, он чувствует себя не лучше, чем если бы надел рясу.
— Это точно. Военные, как правило, не умеют носить гражданскую одежду. Они врастают в форму, вернее, форма прилипает к ним и становится второй шкурой. У меня, Марина, такое впечатление, что и пиджак, и рубашка, а также брюки и ботинки надеты у отставного капитана поверх формы.
— Вот никогда бы до такого не додумалась! — рассмеялась девушка.
Между тем к ним подошел отставной капитан.
— Добрый вечер, — поздоровался он и попробовал было галантно поцеловать Марине руку, но, увы, сразу стало ясно, что в советских военных училищах в отличие от царских военных корпусов этой премудрости не обучали.
И Сапунов сам почувствовал, как нелепо он выглядит, а потому немного недовольно поморщился, и его лицо, а также шея, стянутая тугим воротником белой рубахи, покрылись красными пятнами. Но первое замешательство вскоре прошло.
— Марина, вы сегодня… — начал капитан.
— Я сегодня сюда пришла, — докончила за него девушка.
— И замечательно сделали, — улыбнулся Сапунов.
Марина действительно выглядела великолепно — на ней было облегающее темно-синее платье, ниточка жемчуга на шее, изящные жемчужные серьги, а на ногах тяжелые кожаные ботинки. Строго говоря, ботинки к платью совсем не подходили, но на Марине все смотрелось великолепно.
За столиками курили, смеялись, пили вино и водку. Громко играла музыка, на эстраде кривлялась и пела прокуренным голосом шлягер Аллы Пугачевой какая-то ее бездарная подражательница. Под ее вопли человек десять танцевали между столиками у небольшой эстрады.
— Пойдемте, пойдемте, все заказано, — пригласил капитан. — Столик у нас в углу, там тихо и хорошо. Мы сможем потанцевать, отдохнуть.
Когда они подошли к столику, в мгновение ока появился услужливый официант и выжидательно посмотрел на Федора Сапунова.
— Ну, что будем пить? Что будем заказывать? — капитан взглянул вначале на Феликса, понимая, что решать ему, затем на Марину.
Девушка пожала своими точеными плечами.
— А мне в общем-то все равно. Я выпью сухого вина, — сказала она.
— Прекрасно, — кивнул отставной капитан. — А какого?
— Какое вино будете пить, Марина?
— А я не знаю, какое здесь есть.
— Значит, так, — распорядился Сапунов, — для дамы бутылку самого лучшего сухого вина. А нам бутылочку водки «Абсолют». Правильно я говорю, Феликс?
— Как угодно, — сказал Колчанов и принялся просматривать меню. Для провинциального ресторана выбор блюд был достаточно богатым.
Когда официант удалился, капитан потер руки, как обыкновенно делает русский человек, собирающийся пропустить рюмку русского национального напитка.
— Что, Федор, трубы горят? — спросил Колчанов.
— А то нет! — ответил Сапунов. — Дел по горло. Кручусь, кручусь, думал, уйду в отставку, будет время для отдыха. А тут все наоборот. Пока служил — времени свободного было хоть отбавляй. А как вышел в отставку — так даже поспать некогда.
— А так всегда бывает, — ухмыльнулся Феликс. На столе появились бутылки. Официант, как профессионал экстра-класса, на глазах у посетителей откупорил бутылку с вином и наполнил бокал Марины. Та благодарно кивнула.
— Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать, — сказал Сапунов и налил в рюмки холодной водки, отчего стекло сразу же запотело, покрывшись множеством мельчайших туманных капелек. — Ой как сейчас станет хорошо! — Кончиками дрожащих пальцев отставной капитан поднял свою рюмку и, взглянув сначала на Марину, потом на Феликса, быстро опрокинул себе в рот и прошептал: — Хорошо пошла, родимая!
Марина подняла свой бокал, взглянула на Феликса и сделала маленький глоток.
— Так, а где же еда? — Капитан принялся недовольно оглядываться по сторонам.
Закуски мигом появились. Между тем ресторан уже был, Как говорят спортивные комментаторы, заполнен до отказа.
— А что, Федор, у вас здесь всегда так? — поинтересовался Феликс.
— Как так? — не понял капитан.
— Ну, всегда в ресторане так много народу?
— Да нет, иногда бывает почти пусто, и тогда официанты, как сонные мухи, чуть ходят. А сегодня я и сам не знаю, в чем дело.
Сапунов снова наполнил рюмки. Собираясь в ресторан, Феликс твердо решил пить совсем немного. Завтра придется спуститься в казематы Бобруйской крепости, и надо быть предельно внимательным.
А вот Сапунов ни о чем не беспокоился. Ему было наплевать на то, что назавтра предстоит работа. Выпить он был не дурак и, как правило, на следующий день чувствовал себя прекрасно, голова не болела. Единственное, чего ему всегда хотелось, так это пару-тройку бутылок пива. И, выпив с утра пива, он без труда входил в рабочий ритм: покрикивал на своих подчиненных, иногда даже пускал в ход кулаки. А служил он до выхода в отставку начальником военного гаража. Надо отдать ему должное, порядок в гараже был при нем образцовый. Машины всегда были досмотрены, вымыты, вычищены, моторы работали исправно, их можно было поднять по тревоге в любой момент. Поэтому капитану Сапунову всегда сходили с рук его грубость и пристрастие к зеленому змию.
После третьей рюмки капитан принялся рассказывать анекдоты, героем которых был тоже офицер, поручик Ржевский. При этом Сапунов все время посматривал на Марину. Та никак не реагировала на пошлости отставного военного и лишь изредка виновато поглядывала на Феликса. Тот сохранял непроницаемый вид.
В конце концов девушка рассмеялась, да так задорно, что капитан Сапунов даже захлопал в ладоши.
— А я думал, ты никогда не засмеешься, — облегченно вздохнул он. — Рассказываю, рассказываю самые лучшие анекдоты, а ты сидишь как царевна Несмеяна.
— Да нет, капитан, я слушаю и ем, — возразила Марина.
— Правильно, правильно, ешь побольше, завтра тяжелый день. Она пойдет с нами? — спросил Сапунов Феликса.
Тот пожал плечами — дескать, я еще не решил, это зависит не столько от меня, сколько от нее.
— Пойдем, пойдем, Марина! — пригласил капитан. — Там, правда, холодно, грязно и полно крыс. Ты боишься крыс?
Девушка поморщилась и поперхнулась куском мяса.
— Не надо их бояться, они совсем не страшные. А в подвалах их столько, что с ума сойти можно. Как тараканов в грязной квартире. Бегают стадами туда-сюда, туда-сюда. Все это от кухни, от складов с продовольствием. Мой знакомый прапорщик со своими солдатами занимается знаете чем?
Феликс отложил вилку и выразительно посмотрел на Сапунова. А тот, размахивая руками, принялся рассказывать:
— Так вот, на складе, где хранится НЗ, крыс раньше было видимо-невидимо. И чего только не пробовали: травили их всякой дрянью, но они, наверное, привыкли, и яд их не брал. Тогда один солдат придумал новый способ.
— Что, капканы начали ставить? — осведомился Феликс.
— Да нет, какие к черту капканы! В капканы они не лезут, умные животные.
— Так что же тогда?
— А вот что. Три солдата, которые были в подчинении прапорщика, сделали себе заточки из кусков арматуры и научились бросать эти заточки так искусно, что могли попасть в спичечный коробок с десяти шагов.
— Понятно, — сказал Феликс.
— Прапорщик, начальник склада НЗ, минут на пять гасил свет. Крысы в темноте выползали из своих нор и громко шуршали. Это они начинали жрать. И тогда прапорщик резко включал свет, а три его бойца принимались бросать заточки. И вот этими заточками за неделю они убили столько крыс, что выносили их из склада на носилках. Почти всех уничтожили. А крысы, наверное, поняли, что лучше на склад НЗ не ходить, и перестали там появляться.
— Да, хитрый способ, — ухмыльнулся Колчанов, подумав, что крыс уничтожали скорее огнеметами, а не какими-то заточками.
Как ни странно, рассказ о крысиной войне не поверг Марину в ужас, а, наоборот, развеселил.
Она принялась вертеть головой по сторонам. А посмотреть было на что. За каждым столом кипело веселье. Приносилась водка, убирались пустые бутылки, на столах появлялись закуски. Певица распиналась, как могла, да и музыканты старались вовсю. В общем, праздник жизни кипел.
— Послушай, Федор, — обратился Феликс к Сапунову, — я-то думал, что в Бобруйске очень много евреев, а что-то их не видно.
— Ой, Феликс, раньше их здесь было столько, что куда ни плюнь, обязательно попадешь в еврея.
— А где же все они сейчас?
— Да уехали на свою историческую родину. Да еще война «помогла» очень сильно. Знаешь, сколько немцы уничтожили евреев?
Феликс пожал плечами.
— Десятки тысяч! Представляешь, какой-то маленький Бобруйск до войны был еврейским городом. А после войны евреи опять вернулись в город.
— Понятно, — кивнул Феликс.
— И вообще, если хочешь знать, Голда Меир[3] тоже родилась в Бобруйске.
— Надо же!
— А кто такая Голда Меир? — поинтересовалась Марина Езерская.
— Как, ты не знаешь? — удивился Феликс. — Да это же самая знаменитая еврейская женщина. Она была у них как Ельцин в России или что-то вроде того.
— Да, что-то слышала, — сказала Марина, кротко улыбнувшись.
Но Феликс понял, что девушка никогда и слы-
шать не слышала о какой-то там Голде Меир. Ведь когда имя этой удивительной женщины не сходило с газетных полос, Марины и на свете-то не было.
Девушка выглядела очень привлекательно, пожалуй, даже слишком. Феликс уже замечал, как мужчины за соседними столиками то и дело бросают на нее весьма недвусмысленные взгляды. И он понял, что скоро Марину начнут приглашать на танец.
Так оно и вышло. Ансамбль заиграл медленный танец, и возле столика возник курчавый загорелый детина лет тридцати пяти.
— Добрый вам всем вечер, — прохрипел верзила и кивнул Марине так, словно она была его старой знакомой. — Тебя можно пригласить на танец? Всего лишь один танец?
Феликс повернул голову в сторону кавалера и смерил его взглядом. Своими габаритами мужчина напоминал, говоря словами Гоголя, средней величины медведя или двустворчатый шкаф. Две пуговицы его шелковой рубахи с короткими рукавами были расстегнуты, а в густой поросли на груди прятался массивный золотой крест на золотой цепи якорной толщины.
— Нет, извините. Я не танцую, — сказала Марина, немного смутившись.
— Что значит не танцую? Пойдем, пойдем, — мужчина схватил своей лапищей Марину за руку и уже хотел было выдернуть девушку из кресла — как выдергивают из грядки луковицу. Марина испуганно и умоляюще взглянула на Феликса.
Колчанов положил свою руку на запястье мужчины и сжал ее, как в тисках. Верзила посмотрел на Феликса, как смотрят на какую-то бумажку.
— Она не танцует, — спокойно выдавил из себя Феликс.
— А я не с тобой разговариваю, — почти рявкнул амбал и вновь попытался выдернуть Марину из кресла.
Отставной капитан вскочил со своего стула. По своему телосложению он почти не уступал наглецу, хотя в последние годы несколько обрюзг.
— Мужик, ты что, не понял? Она не танцует, — попытался он вразумить хама с крестом на шее.
— А ты сиди, дядя, как сидел, а то твои дети увидят горбатого папу, — сказал верзила и довольно заржал.
— Ты че сказал, козел? — взревел отставной капитан.
Но Феликс перегнулся через стол и вдавил капитана в кресло.
— Сиди, Федор, я сам разберусь. Послушай, иди сюда. — Он так крепко сжал волосатое запястье, что пальцы подошедшего мужчины разжались. — Иди сюда, иди.
Феликс отвел верзилу к стене.
— Слушай, пойми меня правильно. Девушка не хочет танцевать, и приставать к ней не надо, — сказал он совершенно спокойно и даже дружелюбно.
— Не, ну чего, командир. Я ничего, в натуре, — пробормотал верзила и вразвалку двинулся к своему столику, за которым сидело человек пять таких же амбалов.
— Кто это такой? — спросил Феликс у капитана.
— Да местная шушера, качки так называемые. Отслужили армию, отсидели в тюрьме, поприходили и не знают чем заняться. Ходят, ко всем пристают, рэкетом занимаются. В общем, держат город в своих руках.
— Понятно. — Феликс вернулся на свое место и стал спокойно жевать кусок холодной телятины.
— А что ты ему сказал? — спросила Марина.
— Что ты не танцуешь и что ты моя невеста.
— А он что?
— Наверное, понял. Он ведь понятливый, сразу видно.
Марина улыбнулась.
— Я не хотела, Феликс, он сам пристал.
— Да что ты оправдываешься! Сиди себе спокойно.
Марина взглянула на отставного капитана. Тот взял бутылку с вином и наполнил ее фужер. Девушка отпила из бокала.
— Вообще в городе творится черт знает что, — продолжал Сапунов. — Рядом зона, и все уголовники, отсидев, никуда не уезжают, остаются здесь. А милиция с ними ничего не может поделать. В общем, они взяли город в свои руки. Большая станция, масса поездов… Есть где развернуться. Попались бы они мне в армии, я бы из них весь сок выжал — вот так, — капитан взял с тарелочки лимон и выдавил его в свою рюмку. — Ходят, только настроение портят.
А пятеро мужчин за большим столом время от времени бросали недовольные взгляды на Сапунова и Феликса.
— Шлюха, по всему видать, а целку строит, блин, — ворчал отвергнутый кавалер.
— Да ладно, брось. Давай лучше выпьем, — уговаривали его приятели.
— Нет, я его поставлю на место.
— А если он тебя?
— Нет, я его, в натуре, урою!
— Ай, надоел ты всем. Пришли отдохнуть, а ты опять за свое, опять права качать. Они что, нам чего-нибудь должны?
— Конечно, должны! Сидят в моем ресторане.
— Да какой он, на хрен, твой?!
— Ну, не мой, так наш. Директор-то платит нам бабки!
— Верно, блин, — поддержали черноволосого верзилу его товарищи.
По всему было видно, что он если и не главный, то, во всяком случае, и не последний человек в кругу себе подобных. Коля, а именно так звали черноволосого, расстегнул еще одну пуговицу на груди своей шелковой рубахи.
— Блин, сходи пригласи эту проститутку, — обратился он через стол к парню кавказской внешности.
— Зачем, слушай! — возразил тот. — Мне блондинки нравятся.
— Я кому сказал! — рявкнул Коля.
Кавказец поднялся, поправил рубаху и двинулся между столиками в тот угол, где сидели отставной капитан и его гости.
— Слушай, девушка, можно вас пригласить на танец? — сказал он.
— Я не хочу танцевать, — тряхнула головой Марина. — Вы уж извините меня, ребята, мне не хочется танцевать.
— Но со мной, один танец?
— Ни танец, ни полтанца. Не буду.
— Ты что, не понял? Она не будет танцевать, — спокойно сказал Феликс, понимая, что назревает драка и что изрядно подвыпивший Сапунов ему не помощник.
— Иди отсюда, вали, пока не вызвали милицию! — фальцетом взвизгнул капитан. — А то потом пожалеешь!
— А ты сиди, мудак! — бросил капитану кавказец и снова тронул Марину за плечо. — Пошли потанцуем, а то пожалеешь.
— Да иди ты… козел! — вскипела Марина и уже собиралась дать назойливому кавалеру по морде, но Феликс перехватил ее руку.
— Сядь, Марина, успокойся. А ты иди себе с Богом, дорогой, и оставь нас в покое. Скажи своим приятелям, пусть угомонятся и не нарываются на неприятности.
— А ты что, пугать задумал?
— Я тебя не пугаю, а пока еще предупреждаю, понял? — Феликс сдвинул брови к переносице, но понял, что его слова не произвели на парня буквально никакого впечатления.
Кавказец развернулся на нетвердых ногах и с мерзкой улыбочкой на смуглой физиономии направился к своим приятелям несолоно хлебавши.
После этого настроение у Марины окончательно испортилось. Она нервничала и бросала виноватые взгляды то на Феликса, то на Сапунова. Правда, отставной капитан делал хорошую мину при плохой игре.
— Да ну их к черту! — хорохорился он. — Они не полезут, меня здесь все знают. В этом сраном ресторане бояться нечего.
— А я и не боюсь, — спокойно сказал Феликс Колчанов.
Капитан без устали наполнял рюмки и опрокидывал их себе в рот. Он давно усвоил один простой способ избежать всяких инцидентов: просто надо напиться до поросячьего визга, до состояния невменяемости. А пьяному на все плевать. Вот он и преследовал эту цель, понимая, что, если останется трезвым, конфликта не избежать.
А Феликс вообще не пил водку. Он изредка наливал в свой бокал минералку и пил ее маленькими глотками. Марина потягивала вино и почти ничего не ела. После столкновения с теми типами ей кусок не лез в горло.
— Послушай, Феликс, может, уйдем отсюда? — наконец предложила она.
— Да никуда ходить не надо. Я сейчас позову милицию, — замахал руками отставной капитан.
— И что же ты ей скажешь? — иронически спросил Феликс.
— Кому это ей? — рявкнул капитан.
— Ну, своей милиции.
— Скажу, чтобы они арестовали тех за столиком.
— И что, ты думаешь, их арестуют?
— Конечно, арестуют! Ведь меня здесь все знают, я козырный.
«Не козырная ты карта, а битая!» — подумал Феликс, глотнув минералки.
Наконец Марина положила свою руку на ладонь Феликса.
— Послушай, а почему бы тебе не пригласить меня на танец? — спросила она.
— Я бы пригласил, — сказал Феликс, — но думал, тебе не хочется.
— Почему же, очень даже хочется… С тобой.
— Тогда я тебя приглашаю.
Как раз в это время ансамбль заиграл медленный танец. Коля и компания, грязно матерясь, смотрели то на Феликса, то на его столик, за которым капитан Сапунов раскачивался в такт музыке, словно буддийский монах на молитве.
— Иди поговори с этим козлом, — обратился черноволосый Коля к парню с кавказской внешностью. — Узнай, что это за птица. Я его никогда здесь раньше не видел.
— И я не видел, — поддержал Колю еще один амбал с «форменной» для такой публики толстой золотой цепью на шее.
Прихватив початую бутылку водки, кавказец направился к столику капитана Сапунова.
— Послушай, капитан, — обратился он к Федору, — что это за птица, этот мужик с хвостом, как у бабы?
— О, это мой друг. Вы его не трогайте, лучше будет.
— Кому будет лучше?
— Тебе будет лучше, кацо, понял?
— Да я-то все понял, капитан, только ты не понимаешь, кто хозяин в этом ресторане.
Марина нежно прижималась в танце к Феликсу, положив голову ему на плечо. Колчанов чувствовал, как трепещет тело девушки, когда соприкасается с его телом. И ему до боли захотелось покрепче обнять Марину и поцеловать в губы. Несколько мгновений он медлил, затем своими сильными руками прижал Марину к себе, и их губы слились в долгом поцелуе.
— Ой, как хорошо, — выдохнула Марина, — спасибо тебе. Просто от сердца отлегло.
— И у меня тоже, — сказал Феликс. — Пойдем отсюда. Надо хорошенько выспаться, ведь завтра предстоит тяжелый день, — прошептал он девушке на ухо.
— Да-да, я согласна, — шепотом ответила Марина
— Но вначале, наверное, надо забрать нашего бравого вояку, а то как бы эти орлы не разбили ему нос.
— А может, уйдем тихо, ни с кем не прощаясь?
— Нет, это будет некрасиво, — отрезал Феликс. Они подошли к столику, где Федор Сапунов что-то упорно пытался объяснить кавказцу. Когда Феликс и Марина приблизились, сын Востока яростно сверкнул темными глазами и быстро зашагал к своим приятелям.
— И почему это, Феликс, рестораны в маленьких городках, как правило, называются одинаково? — спросила Марина, держа Феликса под руку и несильно сжимая его локоть своими длинными пальцами.
Колчанов пожал плечами.
— Вот уж не знаю, наверное, такая традиция. Люди ничего лучше придумать не могут и называют ресторан так, как назвали их предки реку, на которой стоит город. В Карелии, например, почти все рестораны называются «Онега».
— Все понятно, — ответила Марина.
Их ждал накрытый столик в углу. Отставной капитан Федор Сапунов, одетый в серый гражданский костюм, встал и шагнул навстречу своим знакомым.
— Ой, какой он сегодня чудной! — прошептала Марина.
— Почему? — спросил Феликс, догадываясь, что она имеет в виду.
— Да я привыкла, что он в форме. Я думаю, он чувствует себя не лучше, чем если бы надел рясу.
— Это точно. Военные, как правило, не умеют носить гражданскую одежду. Они врастают в форму, вернее, форма прилипает к ним и становится второй шкурой. У меня, Марина, такое впечатление, что и пиджак, и рубашка, а также брюки и ботинки надеты у отставного капитана поверх формы.
— Вот никогда бы до такого не додумалась! — рассмеялась девушка.
Между тем к ним подошел отставной капитан.
— Добрый вечер, — поздоровался он и попробовал было галантно поцеловать Марине руку, но, увы, сразу стало ясно, что в советских военных училищах в отличие от царских военных корпусов этой премудрости не обучали.
И Сапунов сам почувствовал, как нелепо он выглядит, а потому немного недовольно поморщился, и его лицо, а также шея, стянутая тугим воротником белой рубахи, покрылись красными пятнами. Но первое замешательство вскоре прошло.
— Марина, вы сегодня… — начал капитан.
— Я сегодня сюда пришла, — докончила за него девушка.
— И замечательно сделали, — улыбнулся Сапунов.
Марина действительно выглядела великолепно — на ней было облегающее темно-синее платье, ниточка жемчуга на шее, изящные жемчужные серьги, а на ногах тяжелые кожаные ботинки. Строго говоря, ботинки к платью совсем не подходили, но на Марине все смотрелось великолепно.
За столиками курили, смеялись, пили вино и водку. Громко играла музыка, на эстраде кривлялась и пела прокуренным голосом шлягер Аллы Пугачевой какая-то ее бездарная подражательница. Под ее вопли человек десять танцевали между столиками у небольшой эстрады.
— Пойдемте, пойдемте, все заказано, — пригласил капитан. — Столик у нас в углу, там тихо и хорошо. Мы сможем потанцевать, отдохнуть.
Когда они подошли к столику, в мгновение ока появился услужливый официант и выжидательно посмотрел на Федора Сапунова.
— Ну, что будем пить? Что будем заказывать? — капитан взглянул вначале на Феликса, понимая, что решать ему, затем на Марину.
Девушка пожала своими точеными плечами.
— А мне в общем-то все равно. Я выпью сухого вина, — сказала она.
— Прекрасно, — кивнул отставной капитан. — А какого?
— Какое вино будете пить, Марина?
— А я не знаю, какое здесь есть.
— Значит, так, — распорядился Сапунов, — для дамы бутылку самого лучшего сухого вина. А нам бутылочку водки «Абсолют». Правильно я говорю, Феликс?
— Как угодно, — сказал Колчанов и принялся просматривать меню. Для провинциального ресторана выбор блюд был достаточно богатым.
Когда официант удалился, капитан потер руки, как обыкновенно делает русский человек, собирающийся пропустить рюмку русского национального напитка.
— Что, Федор, трубы горят? — спросил Колчанов.
— А то нет! — ответил Сапунов. — Дел по горло. Кручусь, кручусь, думал, уйду в отставку, будет время для отдыха. А тут все наоборот. Пока служил — времени свободного было хоть отбавляй. А как вышел в отставку — так даже поспать некогда.
— А так всегда бывает, — ухмыльнулся Феликс. На столе появились бутылки. Официант, как профессионал экстра-класса, на глазах у посетителей откупорил бутылку с вином и наполнил бокал Марины. Та благодарно кивнула.
— Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать, — сказал Сапунов и налил в рюмки холодной водки, отчего стекло сразу же запотело, покрывшись множеством мельчайших туманных капелек. — Ой как сейчас станет хорошо! — Кончиками дрожащих пальцев отставной капитан поднял свою рюмку и, взглянув сначала на Марину, потом на Феликса, быстро опрокинул себе в рот и прошептал: — Хорошо пошла, родимая!
Марина подняла свой бокал, взглянула на Феликса и сделала маленький глоток.
— Так, а где же еда? — Капитан принялся недовольно оглядываться по сторонам.
Закуски мигом появились. Между тем ресторан уже был, Как говорят спортивные комментаторы, заполнен до отказа.
— А что, Федор, у вас здесь всегда так? — поинтересовался Феликс.
— Как так? — не понял капитан.
— Ну, всегда в ресторане так много народу?
— Да нет, иногда бывает почти пусто, и тогда официанты, как сонные мухи, чуть ходят. А сегодня я и сам не знаю, в чем дело.
Сапунов снова наполнил рюмки. Собираясь в ресторан, Феликс твердо решил пить совсем немного. Завтра придется спуститься в казематы Бобруйской крепости, и надо быть предельно внимательным.
А вот Сапунов ни о чем не беспокоился. Ему было наплевать на то, что назавтра предстоит работа. Выпить он был не дурак и, как правило, на следующий день чувствовал себя прекрасно, голова не болела. Единственное, чего ему всегда хотелось, так это пару-тройку бутылок пива. И, выпив с утра пива, он без труда входил в рабочий ритм: покрикивал на своих подчиненных, иногда даже пускал в ход кулаки. А служил он до выхода в отставку начальником военного гаража. Надо отдать ему должное, порядок в гараже был при нем образцовый. Машины всегда были досмотрены, вымыты, вычищены, моторы работали исправно, их можно было поднять по тревоге в любой момент. Поэтому капитану Сапунову всегда сходили с рук его грубость и пристрастие к зеленому змию.
После третьей рюмки капитан принялся рассказывать анекдоты, героем которых был тоже офицер, поручик Ржевский. При этом Сапунов все время посматривал на Марину. Та никак не реагировала на пошлости отставного военного и лишь изредка виновато поглядывала на Феликса. Тот сохранял непроницаемый вид.
В конце концов девушка рассмеялась, да так задорно, что капитан Сапунов даже захлопал в ладоши.
— А я думал, ты никогда не засмеешься, — облегченно вздохнул он. — Рассказываю, рассказываю самые лучшие анекдоты, а ты сидишь как царевна Несмеяна.
— Да нет, капитан, я слушаю и ем, — возразила Марина.
— Правильно, правильно, ешь побольше, завтра тяжелый день. Она пойдет с нами? — спросил Сапунов Феликса.
Тот пожал плечами — дескать, я еще не решил, это зависит не столько от меня, сколько от нее.
— Пойдем, пойдем, Марина! — пригласил капитан. — Там, правда, холодно, грязно и полно крыс. Ты боишься крыс?
Девушка поморщилась и поперхнулась куском мяса.
— Не надо их бояться, они совсем не страшные. А в подвалах их столько, что с ума сойти можно. Как тараканов в грязной квартире. Бегают стадами туда-сюда, туда-сюда. Все это от кухни, от складов с продовольствием. Мой знакомый прапорщик со своими солдатами занимается знаете чем?
Феликс отложил вилку и выразительно посмотрел на Сапунова. А тот, размахивая руками, принялся рассказывать:
— Так вот, на складе, где хранится НЗ, крыс раньше было видимо-невидимо. И чего только не пробовали: травили их всякой дрянью, но они, наверное, привыкли, и яд их не брал. Тогда один солдат придумал новый способ.
— Что, капканы начали ставить? — осведомился Феликс.
— Да нет, какие к черту капканы! В капканы они не лезут, умные животные.
— Так что же тогда?
— А вот что. Три солдата, которые были в подчинении прапорщика, сделали себе заточки из кусков арматуры и научились бросать эти заточки так искусно, что могли попасть в спичечный коробок с десяти шагов.
— Понятно, — сказал Феликс.
— Прапорщик, начальник склада НЗ, минут на пять гасил свет. Крысы в темноте выползали из своих нор и громко шуршали. Это они начинали жрать. И тогда прапорщик резко включал свет, а три его бойца принимались бросать заточки. И вот этими заточками за неделю они убили столько крыс, что выносили их из склада на носилках. Почти всех уничтожили. А крысы, наверное, поняли, что лучше на склад НЗ не ходить, и перестали там появляться.
— Да, хитрый способ, — ухмыльнулся Колчанов, подумав, что крыс уничтожали скорее огнеметами, а не какими-то заточками.
Как ни странно, рассказ о крысиной войне не поверг Марину в ужас, а, наоборот, развеселил.
Она принялась вертеть головой по сторонам. А посмотреть было на что. За каждым столом кипело веселье. Приносилась водка, убирались пустые бутылки, на столах появлялись закуски. Певица распиналась, как могла, да и музыканты старались вовсю. В общем, праздник жизни кипел.
— Послушай, Федор, — обратился Феликс к Сапунову, — я-то думал, что в Бобруйске очень много евреев, а что-то их не видно.
— Ой, Феликс, раньше их здесь было столько, что куда ни плюнь, обязательно попадешь в еврея.
— А где же все они сейчас?
— Да уехали на свою историческую родину. Да еще война «помогла» очень сильно. Знаешь, сколько немцы уничтожили евреев?
Феликс пожал плечами.
— Десятки тысяч! Представляешь, какой-то маленький Бобруйск до войны был еврейским городом. А после войны евреи опять вернулись в город.
— Понятно, — кивнул Феликс.
— И вообще, если хочешь знать, Голда Меир[3] тоже родилась в Бобруйске.
— Надо же!
— А кто такая Голда Меир? — поинтересовалась Марина Езерская.
— Как, ты не знаешь? — удивился Феликс. — Да это же самая знаменитая еврейская женщина. Она была у них как Ельцин в России или что-то вроде того.
— Да, что-то слышала, — сказала Марина, кротко улыбнувшись.
Но Феликс понял, что девушка никогда и слы-
шать не слышала о какой-то там Голде Меир. Ведь когда имя этой удивительной женщины не сходило с газетных полос, Марины и на свете-то не было.
Девушка выглядела очень привлекательно, пожалуй, даже слишком. Феликс уже замечал, как мужчины за соседними столиками то и дело бросают на нее весьма недвусмысленные взгляды. И он понял, что скоро Марину начнут приглашать на танец.
Так оно и вышло. Ансамбль заиграл медленный танец, и возле столика возник курчавый загорелый детина лет тридцати пяти.
— Добрый вам всем вечер, — прохрипел верзила и кивнул Марине так, словно она была его старой знакомой. — Тебя можно пригласить на танец? Всего лишь один танец?
Феликс повернул голову в сторону кавалера и смерил его взглядом. Своими габаритами мужчина напоминал, говоря словами Гоголя, средней величины медведя или двустворчатый шкаф. Две пуговицы его шелковой рубахи с короткими рукавами были расстегнуты, а в густой поросли на груди прятался массивный золотой крест на золотой цепи якорной толщины.
— Нет, извините. Я не танцую, — сказала Марина, немного смутившись.
— Что значит не танцую? Пойдем, пойдем, — мужчина схватил своей лапищей Марину за руку и уже хотел было выдернуть девушку из кресла — как выдергивают из грядки луковицу. Марина испуганно и умоляюще взглянула на Феликса.
Колчанов положил свою руку на запястье мужчины и сжал ее, как в тисках. Верзила посмотрел на Феликса, как смотрят на какую-то бумажку.
— Она не танцует, — спокойно выдавил из себя Феликс.
— А я не с тобой разговариваю, — почти рявкнул амбал и вновь попытался выдернуть Марину из кресла.
Отставной капитан вскочил со своего стула. По своему телосложению он почти не уступал наглецу, хотя в последние годы несколько обрюзг.
— Мужик, ты что, не понял? Она не танцует, — попытался он вразумить хама с крестом на шее.
— А ты сиди, дядя, как сидел, а то твои дети увидят горбатого папу, — сказал верзила и довольно заржал.
— Ты че сказал, козел? — взревел отставной капитан.
Но Феликс перегнулся через стол и вдавил капитана в кресло.
— Сиди, Федор, я сам разберусь. Послушай, иди сюда. — Он так крепко сжал волосатое запястье, что пальцы подошедшего мужчины разжались. — Иди сюда, иди.
Феликс отвел верзилу к стене.
— Слушай, пойми меня правильно. Девушка не хочет танцевать, и приставать к ней не надо, — сказал он совершенно спокойно и даже дружелюбно.
— Не, ну чего, командир. Я ничего, в натуре, — пробормотал верзила и вразвалку двинулся к своему столику, за которым сидело человек пять таких же амбалов.
— Кто это такой? — спросил Феликс у капитана.
— Да местная шушера, качки так называемые. Отслужили армию, отсидели в тюрьме, поприходили и не знают чем заняться. Ходят, ко всем пристают, рэкетом занимаются. В общем, держат город в своих руках.
— Понятно. — Феликс вернулся на свое место и стал спокойно жевать кусок холодной телятины.
— А что ты ему сказал? — спросила Марина.
— Что ты не танцуешь и что ты моя невеста.
— А он что?
— Наверное, понял. Он ведь понятливый, сразу видно.
Марина улыбнулась.
— Я не хотела, Феликс, он сам пристал.
— Да что ты оправдываешься! Сиди себе спокойно.
Марина взглянула на отставного капитана. Тот взял бутылку с вином и наполнил ее фужер. Девушка отпила из бокала.
— Вообще в городе творится черт знает что, — продолжал Сапунов. — Рядом зона, и все уголовники, отсидев, никуда не уезжают, остаются здесь. А милиция с ними ничего не может поделать. В общем, они взяли город в свои руки. Большая станция, масса поездов… Есть где развернуться. Попались бы они мне в армии, я бы из них весь сок выжал — вот так, — капитан взял с тарелочки лимон и выдавил его в свою рюмку. — Ходят, только настроение портят.
А пятеро мужчин за большим столом время от времени бросали недовольные взгляды на Сапунова и Феликса.
— Шлюха, по всему видать, а целку строит, блин, — ворчал отвергнутый кавалер.
— Да ладно, брось. Давай лучше выпьем, — уговаривали его приятели.
— Нет, я его поставлю на место.
— А если он тебя?
— Нет, я его, в натуре, урою!
— Ай, надоел ты всем. Пришли отдохнуть, а ты опять за свое, опять права качать. Они что, нам чего-нибудь должны?
— Конечно, должны! Сидят в моем ресторане.
— Да какой он, на хрен, твой?!
— Ну, не мой, так наш. Директор-то платит нам бабки!
— Верно, блин, — поддержали черноволосого верзилу его товарищи.
По всему было видно, что он если и не главный, то, во всяком случае, и не последний человек в кругу себе подобных. Коля, а именно так звали черноволосого, расстегнул еще одну пуговицу на груди своей шелковой рубахи.
— Блин, сходи пригласи эту проститутку, — обратился он через стол к парню кавказской внешности.
— Зачем, слушай! — возразил тот. — Мне блондинки нравятся.
— Я кому сказал! — рявкнул Коля.
Кавказец поднялся, поправил рубаху и двинулся между столиками в тот угол, где сидели отставной капитан и его гости.
— Слушай, девушка, можно вас пригласить на танец? — сказал он.
— Я не хочу танцевать, — тряхнула головой Марина. — Вы уж извините меня, ребята, мне не хочется танцевать.
— Но со мной, один танец?
— Ни танец, ни полтанца. Не буду.
— Ты что, не понял? Она не будет танцевать, — спокойно сказал Феликс, понимая, что назревает драка и что изрядно подвыпивший Сапунов ему не помощник.
— Иди отсюда, вали, пока не вызвали милицию! — фальцетом взвизгнул капитан. — А то потом пожалеешь!
— А ты сиди, мудак! — бросил капитану кавказец и снова тронул Марину за плечо. — Пошли потанцуем, а то пожалеешь.
— Да иди ты… козел! — вскипела Марина и уже собиралась дать назойливому кавалеру по морде, но Феликс перехватил ее руку.
— Сядь, Марина, успокойся. А ты иди себе с Богом, дорогой, и оставь нас в покое. Скажи своим приятелям, пусть угомонятся и не нарываются на неприятности.
— А ты что, пугать задумал?
— Я тебя не пугаю, а пока еще предупреждаю, понял? — Феликс сдвинул брови к переносице, но понял, что его слова не произвели на парня буквально никакого впечатления.
Кавказец развернулся на нетвердых ногах и с мерзкой улыбочкой на смуглой физиономии направился к своим приятелям несолоно хлебавши.
После этого настроение у Марины окончательно испортилось. Она нервничала и бросала виноватые взгляды то на Феликса, то на Сапунова. Правда, отставной капитан делал хорошую мину при плохой игре.
— Да ну их к черту! — хорохорился он. — Они не полезут, меня здесь все знают. В этом сраном ресторане бояться нечего.
— А я и не боюсь, — спокойно сказал Феликс Колчанов.
Капитан без устали наполнял рюмки и опрокидывал их себе в рот. Он давно усвоил один простой способ избежать всяких инцидентов: просто надо напиться до поросячьего визга, до состояния невменяемости. А пьяному на все плевать. Вот он и преследовал эту цель, понимая, что, если останется трезвым, конфликта не избежать.
А Феликс вообще не пил водку. Он изредка наливал в свой бокал минералку и пил ее маленькими глотками. Марина потягивала вино и почти ничего не ела. После столкновения с теми типами ей кусок не лез в горло.
— Послушай, Феликс, может, уйдем отсюда? — наконец предложила она.
— Да никуда ходить не надо. Я сейчас позову милицию, — замахал руками отставной капитан.
— И что же ты ей скажешь? — иронически спросил Феликс.
— Кому это ей? — рявкнул капитан.
— Ну, своей милиции.
— Скажу, чтобы они арестовали тех за столиком.
— И что, ты думаешь, их арестуют?
— Конечно, арестуют! Ведь меня здесь все знают, я козырный.
«Не козырная ты карта, а битая!» — подумал Феликс, глотнув минералки.
Наконец Марина положила свою руку на ладонь Феликса.
— Послушай, а почему бы тебе не пригласить меня на танец? — спросила она.
— Я бы пригласил, — сказал Феликс, — но думал, тебе не хочется.
— Почему же, очень даже хочется… С тобой.
— Тогда я тебя приглашаю.
Как раз в это время ансамбль заиграл медленный танец. Коля и компания, грязно матерясь, смотрели то на Феликса, то на его столик, за которым капитан Сапунов раскачивался в такт музыке, словно буддийский монах на молитве.
— Иди поговори с этим козлом, — обратился черноволосый Коля к парню с кавказской внешностью. — Узнай, что это за птица. Я его никогда здесь раньше не видел.
— И я не видел, — поддержал Колю еще один амбал с «форменной» для такой публики толстой золотой цепью на шее.
Прихватив початую бутылку водки, кавказец направился к столику капитана Сапунова.
— Послушай, капитан, — обратился он к Федору, — что это за птица, этот мужик с хвостом, как у бабы?
— О, это мой друг. Вы его не трогайте, лучше будет.
— Кому будет лучше?
— Тебе будет лучше, кацо, понял?
— Да я-то все понял, капитан, только ты не понимаешь, кто хозяин в этом ресторане.
Марина нежно прижималась в танце к Феликсу, положив голову ему на плечо. Колчанов чувствовал, как трепещет тело девушки, когда соприкасается с его телом. И ему до боли захотелось покрепче обнять Марину и поцеловать в губы. Несколько мгновений он медлил, затем своими сильными руками прижал Марину к себе, и их губы слились в долгом поцелуе.
— Ой, как хорошо, — выдохнула Марина, — спасибо тебе. Просто от сердца отлегло.
— И у меня тоже, — сказал Феликс. — Пойдем отсюда. Надо хорошенько выспаться, ведь завтра предстоит тяжелый день, — прошептал он девушке на ухо.
— Да-да, я согласна, — шепотом ответила Марина
— Но вначале, наверное, надо забрать нашего бравого вояку, а то как бы эти орлы не разбили ему нос.
— А может, уйдем тихо, ни с кем не прощаясь?
— Нет, это будет некрасиво, — отрезал Феликс. Они подошли к столику, где Федор Сапунов что-то упорно пытался объяснить кавказцу. Когда Феликс и Марина приблизились, сын Востока яростно сверкнул темными глазами и быстро зашагал к своим приятелям.