Довгань Владимир. Опыт предпринимателя

   Жгучая обида переполнила мою душу. Струна обожания, привя­занности к Свете, натягивавшаяся в течение двух лет, вдруг лопнула. Я ощутил, как спадают чары и улетучиваются сладостные грезы. Сердце мое опустело, я был свободен.
   Но тело жило своей жизнью. Романтическая любовь и плотское желание идут в юности разными дорогами. Несмотря на охлаждение к Свете, я был до предела «озабочен» и постоянно думал, как стать мужчиной. Проблема вырастала до небес, поскольку психика моя была совершенно изуродована постоянными самоограничениями, запретом на первородный грех. Если в спорте я был героем, творцом, то здесь -робким ягненком, настолько придавил меня комплекс неполноценности.
   Я поехал на сборы в маленький поселок Абрау-Дюрсо, знаменитый курортом и винами. Но для спортсменов отдых и алкоголь не существуют. Нас ждали только изнурительные тренировки. Я думал, что колоссальные нафузки вытеснят переживания, остановят болезненное самокопание. Но основной инстинкт напоминал о себе даже тогда, когда я валился с ног от усталости.
   Я перестал ждать случая, милости судьбы, и дозревал до решительных действий, до того, чтобы снести все преграды. Так ломится через чащу на зов матушки-природы дикий зверь или скачет по камням идущая на нерест рыба. К тому же я оказался в отстающих. Многие товарищи по команде, мои сверстники, давно обскакали меня, освоив мужскую, активную роль: назначали свидания, обнимались, целовались и склоняли девушек к таким делам, которые являлись мне лишь в розовых мечтах.
   Словно в спорте, я поставил себе цель – в течение месяца стать мужчиной. Вокруг было немало красивых, соблазнительных девушек, и некоторые относились ко мне очень благосклонно. Жребий брошен!
   Я положил глаз на прекрасную юную женщину. Она работала в столовой. Ей, как и мне, шел восемнадцатый год. Она была замужем и у нее уже был ребенок. Видимо, семейная жизнь ее была не очень удачной, потому что она с нескрываемым интересом посматривала на веселых молодых атлетов, сметавших трижды в день целые горы еды.
   Однажды, когда наши взгляды встретились, между нами проскочил электрический разряд симпатии и желания. Я понял, что эта красавица готова подчиниться мне, что она хочет того же, что и я. И вот мы начали смущаться, краснеть, мучимые одной мыслью – как осуществить то, о чем мы договорились глазами.
   Мы всей командой жили по двое в одной маленькой гостинице. Пригласить мою подругу в номер означало скомпрометировать ее. Я знал, что она боялась огласки: поселок небольшой, все всё друг о друге знают, новости разлетаются мгновенно.
   Я поступил, как опытный любовник, – в частном доме-мазанке на тихой улочке снял комнату для свиданий. Правда, когда я разговаривал с хозяйкой, решимость едва не изменила мне. Мне казалось, что эта старая, глуховатая женщина насквозь видит, для чего нужна комната с кроватью, и сгорал от стыда и смущения. Но старушка не выразила никаких эмоций. Позже я узнал, что ее интересовали только деньги, которые она полностью тратила на местное вино.
   Комната мне понравилась – белые стены, чистенькие половички, слоники на комоде. Большую часть помещения занимала довольно большая кровать, накрытая покрывалом с рюшечками. Меня бросило в жар, когда я представил, что произойдет на этом ложе любви.
   В перерыве между тренировками я забежал в столовую, отозвал девушку в сторону и, волнуясь до невозможности, пригласил ее в гости в бабушкину комнату. Зная об ее опасениях, я предложил идти порознь. С точки зрения конспирации получилось неплохо. Девушка пришла к бабулькиной мазанке с одного конца поселка, я с другого. Я деликатно отвернулся, давая подруге возможность раздеться и нырнуть в постель...
   Я боялся выдать свою неискушенность и невообразимое волнение. Плоть моя мучительно восстала еще в столовой. Я боялся, что это заметят люди, и прикрывался газетой «Советский спорт». В комнате я уже весь горел, меня била дрожь, в висках отдавались удары тяжеленных молотов. Шорох снимаемой одежды, щелчки застежек казались гулом бури, ломающей деревья. Решительный момент приблизился вплотную...
   Что произошло потом, помню слабо. Я был подобен летчику, преодолевающему звуковой барьер: перегрузка, удар, и ты – в солнечном царстве свободы, запредельных скоростей. Я очень переживал, все ли я правильно делаю, и при этом был полностью поглощен собой.
   Мне и в голову не приходило, что нужно позаботиться об удо­вольствии девушки. Да и сам я в угаре и потрясении не испытал прелести секса. Подруга, наверное, недоумевала, почему я так странно себя веду, куда так тороплюсь. Скорее всего, я разочаровал мою возлюбленную. Но я точно знал, что я сделал то, к чему давно стремился, – стал мужчиной!
   Бурная радость распирала меня. Я несся к гостинице, как на крыльях, впервые ощущая чудесную легкость внизу живота. Влетаю в номер. Видимо, я был так взъерошен, что Олег Филиппов, лежавший на кровати, удивленно привстал. С криком: «Все, я больше не мальчик!» – разбегаюсь и бухаюсь в постель. Мне не терпелось поведать товарищу о своем подвиге. Но уже наступало время вечерней тренировки, и мы побежали на построение.
   С этого момента моя карьера мужчины-любовника начала развиваться не по дням, а по часам.
   В тот же день, вечером, меня пригласил в свою компанию бригадир строителей, ремонтировавших гостиницу. Это были вольные шабашники, работавшие по договору. Я восхищался их руководителем – умудренным жизнью человеком, интересным собеседником. Он был при деньгах и щедро их расходовал. Бригадир тоже почему-то выделил меня из массы спортсменов-гребцов, и мы водили дружбу. Мне было семнадцать, а ему – под пятьдесят.
   Бригадир организовал застолье в библиотеке, поскольку ею заведовала его подруга. Я едва не упал со стула, когда появилась еще одна гостья – яркая, веселая, ослепительно-красивая женщина в элегантном кожаном плаще и высоких сапогах. Ее со вкусом подобранный наряд, косметика, духи были предметом жутчайшего дефицита. Бригадир шепнул мне, что это жена капитана дальнего плавания. Тогда люди этой профессии, ходившие «в загранку», имевшие валюту, считались кем-то вроде сказочных принцев.
   В тот вечер я не пошел на ужин. Рядом с этой красавицей я готов был забыть не только о еде, но и обо всем на свете. Посуды почти не было, и бригадир разливал шампанское по пол-литровым банкам. Мы что-то горячо обсуждали, вспоминали смешные случаи, смеялись. Я соблюдал спортивный «сухой закон» и только для вида прикладывался к своей банке. Но я был пьян без вина. На меня накатывались пряные волны ее явно не нашей парфюмерии. Когда она откидывалась, заливаясь смехом, упругие выпуклости под платьем призывно подрагивали. Лучистые, выразительные глаза, мягкие, чувственные губы, нежная, белая кожа, -все говорило о том, что рядом со мной – царица любви.
   Я с удивлением и восторгом заметил, что интересен ей, что ее реплики, ободряющие улыбки, выпяченная грудь адресованы в первую очередь мне. Видимо, робкий, стеснительный, неинтересный для женщин юнец во мне умер, и за несколько часов развилось что-то сильное, властное, мужское. На короткое время, может быть, на секунду, как бы случайно, она положила свою руку поверх моей. Но этого было достаточно, чтобы меня пронзил сильнейший электрический разряд...
   Мы вместе выходим из библиотеки. Я беру холеную красавицу за руку и веду в сторону «моего» домика. Она послушно следует за мной. Мы ускоряем шаг, затем бежим со всех ног, охваченные страстным желанием...
   И вот мы взбегаем на крыльцо того домика, в котором я всего не­сколько часов назад так ничего и не понял, хотя и преодолел свой комплекс девственника. Бабуля открыла дверь и бровью не повела, увидев меня с новой женщиной. Кровать была аккуратно заправлена, словно здесь не бушевала буря, унесшая мою невинность.
   Теперь все было по-другому. С меня словно спали оковы. Я не ждал, пока подруга избавится от одежды. Я не боялся до нее дотронуться -торопливо раздевал ее, то и дело путаясь в пуговках и застежках.
   Девушка игриво отбивалась, но при этом только помогала мне. Было видно, что игра возбуждает ее. «Подожди чуть-чуть!» – предостерегала она меня от излишней поспешности. А у меня и в самом деле мелькало желание одним мощным рывком располосовать сверху донизу импортный наряд.
   Если в первый раз я делал все интуитивно, методом проб и ошибок, то теперь в нашем дуэте был дирижер. Моя возлюбленная деликатно и тактично взяла на себя роль руководителя. У нее был дар любовных утех и фантастическое умение. Я безоглядно отдался ей, и до самого утра меня несла река нежности, тепла, сладострастия, укутывала атмосфера добра и счастья. Шепот моей подруги был сладкой музыкой. За ночь я услышал добрых слов больше, чем за всю предыдущую жизнь. У меня возникло ощущение, что мы знаем и любим друг друга тысячу лет.
   Меня охватила эйфория. Я забыл, кто я есть, и что было прежде, не думал ни о родителях, ни о спорте, ни о своей первой любви. Я потерял ориентацию во времени и пространстве. Все в мире остановилось. Она ласкала меня, отдавая себя без остатка. Мы занимались любовью семь раз, и я мгновенно восстанавливался. Меня вновь и вновь возбуждали ее нежные прикосновения, страстные поцелуи самых отзывчивых мест, вызывающие желание немедленной близости, продолжения любовной феерии.
   Эта ночь перевернула мою жизнь. Я благодарен судьбе, пославшей мне выдающуюся учительницу. С талантливой, нежной и доброй подругой я за одну ночь прошел университет любви. Застенчивый, нерешительный мальчик за считанные часы превратился в страстного, умелого, неиссякаемого любовника. На все отпущенные годы она зажгла во мне жаркий огонь Казановы, Дон Жуана и предопределила мои будущие бурные, страстные романы и увлечения.
   Мы расстались даже не утром, а днем. Я впервые взглянул на часы – пропущены зарядка, завтрак, первая тренировка. Но это грубейшее нарушение спортивного режима вызвало лишь слабый укол совести. Так же слегка шевельнулось и пропало чувство содеянного греха: я совратил чужую жену. Любовный хмель еще кружил мою голову, а душа ликовала и пела.
   Многочасовые и очень интенсивные сексуальные упражнения, море ласки, нежности, страстных поцелуев совершенно обессилили меня. Я ступал нетвердо, меня по-прежнему укачивал волшебный вальс. Горячее южное солнце светило, как в тумане. Горлицы грудными голосами ворковали песню покоя. Хотелось в каком-нибудь укромном местечке броситься в мягкую траву и спать, спать, спать...
   Но я как железный спортсмен держал курс на гостиницу. Олег встретил меня возмущением, упреками: куда я пропал и почему не предупредил. Ему пришлось врать тренерам, что я вышел на зарядку раньше всех и побежал другой дорогой. А я в ответ: «Олежка, извини, но и ты на моем месте забыл бы все на свете. Я испытал такое!». Но у меня явно не хватало слов рассказать другу о фантастической ночи с богиней секса – красавицей-женой капитана. Олег усмехнулся: «Ладно, ты бы на себя в зеркало посмотрел!». Вид был еще тот: щеки ввалились, под глазами темнели круги, взгляд был, как у вконец измученного человека.
   Впоследствии к ярким, сладостным переживаниям примешалась большая доза стыда. Восприятие секса как чего-то запретного, греховного не оставляло меня. Я стеснялся своего любвеоби-лия и все время хотел остановиться, чтобы стать «правильным», похожим на положительных героев советских кинофильмов и книг. Правда, я все время откладывал момент перехода в разряд образцовых советских людей, разрешая себе еще чуть-чуть, немного погулять.
   Через годы я прочитал историю одного святого, который в молодости был страстным любовником и тоже не в силах был себя ограничить. Он слал Всевышнему такую молитву: «Господи, я Тебя бесконечно люблю, буду служить Тебе всю жизнь! Но разреши мне начать эту службу попозже, дай мне еще немного насладиться любовью телесной!».
   Я отделил отношения полов от чувства греха, когда мне было за тридцать. С тех пор я не раскаиваюсь в «грехах молодости». Наоборот, уверен, что все делал правильно: на то и даны нам молодые годы, и благодарю судьбу за то, что бросила меня в водоворот любовных приключений.
   Любовь – в высшей степени богоугодное дело. Никто не станет спорить, что она смягчает душу, снимает негативное напряжение, агрессию, стимулирует проявление лучших человеческих качеств. Чем больше люди занимаются любовью, тем меньше конфликтов, насилия, меньше потребность в алкоголе и наркотиках. Любовь -это мощный всплеск творческой энергии.
   Так пусть же мир наслаждается любовью! С любовью в сердце человек превосходит себя самого. Его потенциал возрастает во много раз. Задачи, казавшиеся сверхсложными, без труда находят свое решение. Любовь дает крылья, дарит вдохновение.
   Конец любви – конец творчества. Владимир Яковлевич Ворошилов, создатель известной телевизионной передачи «Что? Где? Когда?», как-то сказал: «Если я утрачу тягу к женщинам, то брошу заниматься искусством». Мастеру было за семьдесят, когда у него родился ребенок. Любовь и женские прелести волновали его едва ли не до последних дней.
   Сторонников этих идей на Земле все больше и больше. В Германии прошла большая выставка, посвященная эротике. При том, что билеты стоили бешеные деньги, ее посетили триста тысяч человек Раньше, представив подобную экспозицию, я бы поежился. Мол, нельзя, невозможно выставлять напоказ интимные вещи, это признак падения нравственности. А сегодня я думаю, что рождается культ, посвященный светлой страсти, всепобеждающей любви.
   Впрочем, правильнее сказать – возрождается. В древнем языческом мире секс обожествлялся. В Индии еще сохранились храмы, посвященные любви, фаллосу, наслаждениям. Я бы построил новые святилища, в которых воздавались бы моления любви и женщине -источнику жизни, вдохновения, творчества, наслаждения. Лучшая, прекрасная половина человечества – это не просто красивые слова. Это действительно так!
   Волнующие минуты любовных страстей и переживаний, фан­тастическое наслаждение сексом, с которым ничто не может сравниться на Земле, – все это связано с женщиной. Когда два человека любят друг друга и занимаются сексом, происходит нечто божественное и уж никак не грех. Прекрасная, нежная, страстная женщина – венец творения. Думаю, Всевышний настолько любит нас, что подарил самые приятные и будоражащие игрушки – любовь, секс, поцелуи. Это Он дал нам возможность при жизни ощутить себя в райских садах, Как гордые, сильные птицы, мы то парим под облаками, то, подобно дельфинам, погружаемся в теплые ласковые волны. В момент оргазма, в момент апогея сексуальных игр взлетаем выше звезд, за мгновения пролетаем безбрежный Космос...
   В том же Абрау-Дюрсо я многократно пользовался моими новыми способностями и уроками жены капитана. Дух мужчины-победителя, толкавший меня к рекордам в спорте, быстро охватил и сферу любви. Мой арсенал героя-любовника наполнился самыми разнообразными приемами. Я не жалел волнующих, приятных, лестных слов, от которых мои собеседницы таяли. Завлекающими взглядами, движениями, жестами давал им знать, насколько они желанны.
   Девушки, женщины легко попадали в ловушки, более того, они жаждали в них угодить, ощущая шестым чувством мое эротическое притяжение. Заработал сумасшедший конвейер любви, питавшийся энергией моей юношеской гиперсексуальности. И чем больше я покорял женских сердец, тем больше было новых прелестниц, готовых оказаться в моих объятиях.
   И вот я еду на побывку в Тольятти. Я уже не робкий мальчик, а опытный ловелас, переживший минуты трепетной любви с многими женщинами. Чувства к Свете остыли, ореол богини, небожи-тельницы она утратила. Но неведомая сила влекла меня к ней. Видимо, не познав бывшего кумира физически, я не мог окончательно поставить крест на своих комплексах и страхах.
   Поскольку я владел «технологиями», то сближение произошло мгновенно. Я оказался в постели с моей бывшей возлюбленной. Но странно: я не чувствовал ни нежности, ни умиления, ни жара, хотя, случись такое прежде, умер бы от счастья. Я не хотел ее, мне было с ней неинтересно! Помню, меня разочаровывали разные пустяки, вроде неуничтоженных волос на ее ногах, каких-то пустых реплик. Встреча со Светой меня разочаровала. Начав было любовную игру, я передумал и, сославшись на что-то, оставил ее. Это был эпилог романа: я сам себя остановил, мне «этого» уже не хотелось. Не ей, а мне! Скажите после этого, что судьба не любит шутить.
   Моих дальнейших приключений могло бы хватить на несколько жизней. Обо мне ходили легенды среди спортсменов, в институте, стройотрядах. Везде, где можно, я влюблялся. Мне всегда не хватало женщин, я постоянно их хотел. Страсть, бешеное влечение не оставляли меня ни днем, ни ночью.
   Я мог на улице заглядеться на симпатичную девушку и, забыв, куда иду и что мне нужно, мысленно раздевать ее, ласкать. Мгновенно находил повод для знакомства, через секунды в моих руках оказывались цветы или какой-нибудь другой приятный подарок. Я был настолько любвеобилен, что мне хотелось овладеть всей женской половиной человечества!
   Жизнь улыбалась мне. В спорте шла удача за удачей.
   Наша команда добилась невероятных успехов. Мы ставили рекорды, выиграли много золотых и серебряных медалей. Я, многократный призер, находился в отличной спортивной форме и знал, что мне нет равных. Счастье пьянило меня. Такая безудержная эйфория возможна только в ранней молодости. Я чувствовал себя богом, который может все! Тут я и получил от судьбы очень чувствительный щелчок по носу.
   Мы, команда гребцов армейского спортклуба, были на сборах на турбазе «Дубки» под Куйбышевом (ныне Самара). Результаты были прекрасные, и военное начальство относилось к нам благосклонно. На воскресенье нас нередко отпускали домой, благо до Тольятти было полтора часа езды на автобусе. Как и все ребята, я не упускал возможности вырваться к родителям, на домашние пироги.
   События черной субботы я помню в деталях. Закончив на стадионе «Буревестник» изматывающую тренировку, я с земляками-тольяттинцами еду на городском автобусе на автовокзал. Билет у меня был куплен заранее, он стоил один рубль пятнадцать копеек
   Автобус сбавляет ход перед остановкой, и я вижу на тротуаре красивую молодую девушку, работницу нашей турбазы. Я и раньше с интересом поглядывал на нее, а теперь проснулось острое желание овладеть ею. Я заколебался: то ли выскочить из автобуса и приударить за девчонкой, то ли все-таки ехать домой.
   Я сражался с соблазном до последнего. Уже зашипели, открываясь, двери, когда я сунул ребятам билет до Тольятти и со словами: «Я остаюсь!» – рванулся к выходу. Знахь бы наперед, чем обернется этот донжуанский порыв, как осложнит мою жизнь, искалечит спортивную карьеру!
   ...Был выходной, и мы занимались любовью долго, несколько часов без перерыва. Мы погрузились в нирвану, и наше постельное усердие не знало границ. Этому способствовали «нектар и амброзия» – виноградный сок и шоколад, запасы которых в нашей комнате не иссякали.
   Это были трофеи от игры в шашки. На турбазах, в домах отдыха бывают на открытых площадках такие огромные шашки или шахматы с фигурами в рост человека. Я придумал резаться в них двое на двое, чтобы повысить темп и азарт игры. Ставкой были талоны на дополнительное питание. Я и мой постоянный напарник Александр Витошко обыгрывали всех, поэтому подоконник в нашей комнате ломился от шоколада и виноградного сока.
   В воскресенье вечером ребята вернулись на турбазу и начали расспрашивать меня, чего это я, как ошпаренный, выскочил из автобуса. Я признался, что сделал это из-за девчонки с нашей базы, и похвастался, что провел с ней фантастическую ночь. Друзья, конечно, выпытали, как ее зовут.
   И вдруг один парень говорит: «Ты попал – у нее гонорея! Она меня недавно наградила». Волна ужаса обдала меня, волосы встали дыбом. Я не хотел верить, надеялся, что, может быть, пронесет. Не пронесло. На третий день появились признаки болезни.
   Это была расплата за легкомыслие. Я был тогда наивен, как все дети природы, не думал предохраняться, не ведал о возможных последствиях многочисленных связей. Хорошо, что в то время венерические заболевания были редкостью, а СПИДа еще не было в помине. Но тем тяжелее была моя беда. Звезда спорта, воин Советской Армии и -заразился! Позор!
   Но это было еще не все. Самое страшное, что до возвращения ребят из увольнения я успел переспать еще с двумя подругами. С одной, экономистом шоколадной фабрики «Россия», у меня был длительный роман. С другой я встретился впервые. Еще не зная, что я болен, даже не представляя, что такое вообще возможно, я заразил еще двух ни в чем не повинных женщин!
   Стыд не оставляет меня до сих пор. Стоит мне приехать в Самару, как перед глазами встают улица и дом, в котором жила моя прекрасная дама с шоколадной фабрики. Она безумно меня любила, всегда готовилась к встрече. Домашняя снедь, выходившая из-под ее рук, – пельмени, котлеты, жареная картошка казались мне королевскими лакомствами. В ее маленькой квартирке я попадал в атмосферу обожания и страсти. Я отвечал ей тем же, буквально на руках носил.
   Видимо, свои стены помогали ей быть невероятно раскованной. В постели, да и не только в постели, мы вытворяли разные чудеса, придумывали невероятные позы. Наших сил хватало на всю ночь. На сон я оставлял минут тридцать. Иногда убегал в свою спортроту, вообще не сомкнув глаз.
   Провожая, она совала мне в руки пакет с домашней едой, сладостями, шоколадом. Мне было неловко раз за разом принимать щедрые подарки, я отказывался, зная о ее небольшой зарплате. Она отшучивалась: мол, это не мне, а моему соседу Саше.
   Мы с Александром Витушко занимали комнату на первом этаже. Чтобы меня не «засекли» и не уличили в нарушении спортивного режима, я проникал в наш номер с улицы; через балкон, дверь которого мой друг специально оставлял незапертой.
   Хоть я и старался не шуметь, но от моей возни он просыпался и с надеждой спрашивал: «Пожрать чего-нибудь принес?». Я тут же высыпал на его одеяло все вкусные гостинцы и шутил, что я всю ночь напролет работаю в поте лица, а он, тунеядец, только и думает, как слопать подарки моей девушки.
   ...Начались мои хождения по мукам. Один товарищ по оружию назвал тогда гонорею «глазной болезнью», потому что, когда ходишь в туалет по-маленькому, глаза на лоб лезут от боли. Так и было!
   Пойти в медсанчасть и во всем признаться было выше моих сил. Это был бы крах моей репутации: чрезвычайное происшествие, дурная слава, повод для наказания, воспитательных мер. Я начал искать путь тайного лечения. Ребята привели ко мне мед-брата, который за гонорар в десять рублей взялся меня исцелить. Он приступил к делу немедленно: притащил кучу шприцев и начал делать уколы. Вскоре внешние проявления болезни пропали, боли прекратились.
   Но радоваться было нечему. Медбрат, конечно, не обладал по­знаниями врача и своими уколами только приглушил болезнь, загнал ее внутрь. С наступлением холодов у меня началось воспаление. Я чувствовал боли в пояснице, но связывал их с перегрузками от гребли.
   Застудиться было где: собачий холод на воде и ледяной неуют на турбазе, которая предназначалась только для летнего проживания. Мы шутили, что в «Дубках» недолго и дуба дать. Спали в одежде, вплоть до шапок. Ломали голову, как утеплиться. Скажем, сшивали из четырех матрасов подобие двухместных спальных мешков и забирались в них, прижимаясь друг к другу спинами. Из спиралей для утюгов и кирпичей мастерили «электрокамины». Грели они неплохо, но недолго – до прихода администратора, который, конечно, жалел нас, но и не хотел, чтобы от нашей самодеятельности сгорела турбаза.
   Когда Волга замерзла, мы улетели в Краснодар на незамерзающее водохранилище теплоэлектроцентрали. Увы, комфорта не прибавилось. Промозглая сырость, которая шла от парящей на 18-градусном морозе воды, доконала меня. Боли в пояснице распространились на все тело и изнуряли меня днем и ночью.
   Развязка наступила, когда мы вернулись в Куйбышев. Меня сразу же разыскала моя верная шоколадница. Сердце мое дрогнуло: она-то за что страдает! Я ждал заслуженного укора, даже ругани, однако добрая и милая женщина ни в чем не упрекала меня, виновника несчастья, а приехала меня предупредить. Она со слезами рассказала, как отказывалась верить, что заболела, и как в конце концов пришлось пойти в кожвендиспансер. Порядки тогда были очень строгие, всегда доискивались до источника заражения, прослеживали цепочки контактов. Принимали санитарные и медицинские меры, нажимали на мораль. Моя подруга молчала, как партизан, однако из нее все-таки выжали, что она была в связи «с каким-то парнем из спортроты».
   Вычислить виновника, то есть меня, было делом техники. На другой день нас построили, и тренер Олег Павлович Трофимов устроил нам жуткий разнос. Мол, донельзя распустились, позорим честь спортсмена и воина и думаем не головой, а одним местом. Уже на каждом углу говорят, что гребцы мотаются по Куйбышеву, по всей стране и направо-налево заражают женщин гонореей. Наконец, он пообещал, что домой на выходные больше никого не отпустит. Последнее было просто мерой для отчета, поскольку все потому и произошло, что я не поехал в Тольятти.
   Так как мои подвиги были известны всем то на беседу к командиру спортроты меня вызвали первым. Я не стал запираться и признался, что у меня страшные боли. По своей командирской обязанности он, конечно, пропесочил меня по полной программе. Но, видимо, в душе он посочувствовал любвеобильному солдату, вляпавшемуся в неприятности по неопытности, потому что сразу после беседы меня посадили в его машину и повезли в медсанчасть.