Страница:
Нет, не может быть! Слишком уж здесь хорошо. Мир же, в котором жила ее подруга, наполнен болью и страданиями – это Шарина знала наверняка, как знала саму Илну. Теперь, увидев эту прекрасную вселенную, она испытывала жалость к подруге, рядом с которой выросла. Но, в конце концов, каждый сам выбирает свой жизненный путь…
В какой-то момент ее великолепное путешествие замедлилось. Вернее, не так: время не имело смысла в нынешнем существовании Шарины, но она почувствовала, что какие-то границы замыкаются вокруг нее.
Затем все остановилось. На мгновение девушке показалось, что она ослепла, но это было не так. Просто теперь она снова видела окружающий мир глазами – вместо того, чтобы быть самим этим миром.
… День клонился к вечеру и было гораздо теплее, чем когда Шарина покидала развалины древнего города. В конце аллеи девушка разглядела двух-, трехэтажные здания. Там суетились, занятые своими делами, люди, одетые в килты и легкие, свободные блузоны.
Мужчина входивший в аллею, увидел Шарину и замедлил шаги. Он нахмурился скорее недовольно, чем удивленно.
Девушку била легкая дрожь. Она не могла припомнить детали своего переноса в эту реальность, но осталось ощущение огромного, чистого счастья от слияния с вечностью. И отсутствие этой гармонии в настоящий момент угнетало и глодало ее душу, подобно раковой опухоли. В своем путешествии она была… она была всем! А сейчас…
Шарина опустилась на корточки, опустив голову и заставляя себя дышать медленно и глубоко. Вскоре дрожь унялась, она смогла наконец выпрямиться, ощущая некоторую неловкость от своей реакции. Хотя, чего уж там…
Человек, которому удалось спастись из морской пучины, лежит на берегу, кашляя и отплевываясь. А ведь она тоже тонула и растворялась, угодив в поток вечности.
По аллее, мимо нее, спешили какие-то люди, они бросали любопытные взгляды на девушку. Их говор не сильно отличался от того, что она слышала на улицах Вэллиса. Несмотря на некоторый акцент, Шарина в общем улавливала, о чем говорят местные жители.
Она огляделась и решила: надо перевесить нож за плечо – так чтобы его скрывал свободный плащ. Похоже, здесь было не принято ходить вооруженными по улице. Пектораль по-прежнему находился там, куда она его поместила, – девушка ощущала тяжесть золота. Она сделала еще пару глубоких вдохов и приготовилась выйти из аллеи.
И только тогда обратила внимание на здание слева от себя. Местами штукатурка обсыпалась, и Шарина могла видеть под ней все те же каменные блоки, из которых был выстроен древний город – место ее встречи с Драконом.
Распрощавшись с Гарриком и двумя женщинами, Катчин-мельник понуро побрел по набережной. Он постоянно спотыкался, поскольку неровности каменной мостовой плохо были видны в неверном свете волшебного моста, а глаза Катчину застилали слезы обиды и разочарования.
Что же это такое? Как могло случиться, что маленький Гаррик ор-Рейзе – мальчишка, который вырос у него на глазах, – отослал его прочь?
Катчин слышал бормотание старухи у себя за спиной. Вдруг вспыхнул яркий свет. Внезапно удлинившаяся тень на мостовой напугала мельника. Он оглянулся через плечо и увидел, как расширяющийся конус голубого свечения охватил прогнавших его людей. Их фигуры обратились в дым, в воздухе раздалось жужжание – как от цикады, только громче. Картинка стала увеличиваться в размерах.
Перепуганный Катчин побежал. Прибыв в Вэллис он обзавелся парой новых туфель – из красной кожи, с загнутыми носами, которые оканчивались золотыми кисточками.
Их подметки были очень скользкими, а камни мостовой отполированные за долгие годы тысячами подошв превратились в сущий каток. Несчастный мельник поскользнулся и упал, крича от боли и злости на этот несправедливый мир.
Свет, окружавший Гаррика и остальных, делался все ярче, не отбрасывая больше теней. Конус постепенно начал раскручиваться, выбивая камни из мостовой у своего основания. Звук все усиливался, постепенно переходя на частоты, которые человеческим ухом уже не воспринимались. Но Катчин чувствовал, как его зубы и все кости вибрировали в унисон ультразвуку.
Задыхаясь от ужаса и тихонько скуля, он встал на четвереньки. С ума сойти! Сначала с ним обходятся, как с простым крестьянином… а теперь еще и это!
На улице не было ни души. Солдаты, стоявшие в отдалении, не могли видеть мужчину, скорчившегося в тени здания. Дома глядели на происходящее слепыми, темными окнами, там тоже никого не было.
А волшебная воронка, в центре которой находился Гаррик, все росла в своем вращении. Она медленно перемещалась по улице – освещая лишь саму себя и то, что мелькало внутри. С замирающим сердцем Катчин наблюдал обрывки других миров и других времен.
От основного конуса отделилось еще три воронки, поменьше размером. Каждая двигалась своим путем, одна из них направлялась в сторону мельника.
Мужчина вскочил на ноги и снова побежал. На сей раз, он старался двигаться осторожно – как горожанин, которому предстоит пересечь распаханное поле. Собираясь к Гаррику, Катчин надел свои лучшие одежды: короткий плащ с золотой каймой, многослойная туника темно-оранжевого цвета. Один только пояс малинового шелка обошелся ему в цену дюжины овец. Правда, он немного пострадал во время последней стирки. Дурочка Федра – жена Катчина – предпочла сделать это самостоятельно, чтоб не обращаться за помощью к Илне.
А ведь та бы не отказалась. Поворчала бы, конечно, но сделала бы все безупречно – как всегда, когда работала с тканью. Более того, еще и швырнула бы ему под ноги предложенную оплату… В том-то все и дело. Катчин, конечно, любил деньги. Но принимать одолжение от Илны было хуже, чем расставаться с деньгами. Вот в результате и поплатился испорченным поясом.
Мельник считал себя самой важной персоной в родной Барке. Ведь в качестве бейлифа он представлял самого графа Ласкарга! Как кто-то мог проявлять к нему неуважение!
Порой Катчин и сам верил в байки, которые рассказывал односельчанам: что присутствовал на обедах в каркозском дворце графа (на самом деле обычно его быстренько выпроваживали после доклада младшему служащему). Беда в том, что никто другой в них не верил. А ведь он являлся самым богатым человеком в деревне. И заслуживал уважения!
Боль в костях нарастала, становилась нестерпимой, как отчаянный заячий крик. На бегу Катчин бросил взгляд через плечо. Воронка его нагоняла! Мельник закричал, и как бы в ответ, воронка сделала пируэт, как искусный хороводный танцор.
Мельник рванулся в сторону…
… поскользнулся…
… и упал в тусклое, залитое серым светом пространство. Ни цвета, ни теней… Перед ним стояла женщина в робе из беленого полотна. Лицо ее под свинцовыми белилами выглядело еще белее одеяния.
– Где я? – произнес Катчин слабым голосом и отметил, что эхо здесь отсутствовало. Улица, мост из голубого света и магическая воронка, которая, как догадывался мельник, таки его настигла, – все это куда-то исчезло. Не было ничего, кроме женщины, бесцветной, как старые побелевшие кости. – Кто вы?.. Это вы перенесли меня сюда?
Пронзительное жужжание тоже пропало. Здешняя серая атмосфера казалась стеной, отделившей Катчина от мира, который он покинул.
Незнакомка подняла правую руку и легонько качнула предметом, свисавшим с указательного пальца, – это был человеческий шейный позвонок. Он висел на шнурке, сплетенном из человеческих волос. Другой рукой женщина закрутила свою страшную игрушку – сначала по часовой стрелке, затем против. Катчин смотрел во все глаза.
– Нам есть что обсудить, Катчин-мельник, – произнесла незнакомка монотонным голосом. – Ты пойдешь со мной.
– Япойду с вами, – повторили губы Катчина. Собственный голос показался ему безжизненным эхом. – Нам есть что обсудить.
Женщина развернулась и медленной поступью человека, несущего гроб, направилась прочь, в серую мглу. Шейный позвонок она по-прежнему несла на пальце, раскручивая то в одну, то в другую сторону. Катчин шел следом, не в силах оторвать глаз от страшной ноши.
Я пойду с вами, – бессознательно повторял он.
Глава 12
В какой-то момент ее великолепное путешествие замедлилось. Вернее, не так: время не имело смысла в нынешнем существовании Шарины, но она почувствовала, что какие-то границы замыкаются вокруг нее.
Затем все остановилось. На мгновение девушке показалось, что она ослепла, но это было не так. Просто теперь она снова видела окружающий мир глазами – вместо того, чтобы быть самим этим миром.
… День клонился к вечеру и было гораздо теплее, чем когда Шарина покидала развалины древнего города. В конце аллеи девушка разглядела двух-, трехэтажные здания. Там суетились, занятые своими делами, люди, одетые в килты и легкие, свободные блузоны.
Мужчина входивший в аллею, увидел Шарину и замедлил шаги. Он нахмурился скорее недовольно, чем удивленно.
Девушку била легкая дрожь. Она не могла припомнить детали своего переноса в эту реальность, но осталось ощущение огромного, чистого счастья от слияния с вечностью. И отсутствие этой гармонии в настоящий момент угнетало и глодало ее душу, подобно раковой опухоли. В своем путешествии она была… она была всем! А сейчас…
Шарина опустилась на корточки, опустив голову и заставляя себя дышать медленно и глубоко. Вскоре дрожь унялась, она смогла наконец выпрямиться, ощущая некоторую неловкость от своей реакции. Хотя, чего уж там…
Человек, которому удалось спастись из морской пучины, лежит на берегу, кашляя и отплевываясь. А ведь она тоже тонула и растворялась, угодив в поток вечности.
По аллее, мимо нее, спешили какие-то люди, они бросали любопытные взгляды на девушку. Их говор не сильно отличался от того, что она слышала на улицах Вэллиса. Несмотря на некоторый акцент, Шарина в общем улавливала, о чем говорят местные жители.
Она огляделась и решила: надо перевесить нож за плечо – так чтобы его скрывал свободный плащ. Похоже, здесь было не принято ходить вооруженными по улице. Пектораль по-прежнему находился там, куда она его поместила, – девушка ощущала тяжесть золота. Она сделала еще пару глубоких вдохов и приготовилась выйти из аллеи.
И только тогда обратила внимание на здание слева от себя. Местами штукатурка обсыпалась, и Шарина могла видеть под ней все те же каменные блоки, из которых был выстроен древний город – место ее встречи с Драконом.
* * *
Распрощавшись с Гарриком и двумя женщинами, Катчин-мельник понуро побрел по набережной. Он постоянно спотыкался, поскольку неровности каменной мостовой плохо были видны в неверном свете волшебного моста, а глаза Катчину застилали слезы обиды и разочарования.
Что же это такое? Как могло случиться, что маленький Гаррик ор-Рейзе – мальчишка, который вырос у него на глазах, – отослал его прочь?
Катчин слышал бормотание старухи у себя за спиной. Вдруг вспыхнул яркий свет. Внезапно удлинившаяся тень на мостовой напугала мельника. Он оглянулся через плечо и увидел, как расширяющийся конус голубого свечения охватил прогнавших его людей. Их фигуры обратились в дым, в воздухе раздалось жужжание – как от цикады, только громче. Картинка стала увеличиваться в размерах.
Перепуганный Катчин побежал. Прибыв в Вэллис он обзавелся парой новых туфель – из красной кожи, с загнутыми носами, которые оканчивались золотыми кисточками.
Их подметки были очень скользкими, а камни мостовой отполированные за долгие годы тысячами подошв превратились в сущий каток. Несчастный мельник поскользнулся и упал, крича от боли и злости на этот несправедливый мир.
Свет, окружавший Гаррика и остальных, делался все ярче, не отбрасывая больше теней. Конус постепенно начал раскручиваться, выбивая камни из мостовой у своего основания. Звук все усиливался, постепенно переходя на частоты, которые человеческим ухом уже не воспринимались. Но Катчин чувствовал, как его зубы и все кости вибрировали в унисон ультразвуку.
Задыхаясь от ужаса и тихонько скуля, он встал на четвереньки. С ума сойти! Сначала с ним обходятся, как с простым крестьянином… а теперь еще и это!
На улице не было ни души. Солдаты, стоявшие в отдалении, не могли видеть мужчину, скорчившегося в тени здания. Дома глядели на происходящее слепыми, темными окнами, там тоже никого не было.
А волшебная воронка, в центре которой находился Гаррик, все росла в своем вращении. Она медленно перемещалась по улице – освещая лишь саму себя и то, что мелькало внутри. С замирающим сердцем Катчин наблюдал обрывки других миров и других времен.
От основного конуса отделилось еще три воронки, поменьше размером. Каждая двигалась своим путем, одна из них направлялась в сторону мельника.
Мужчина вскочил на ноги и снова побежал. На сей раз, он старался двигаться осторожно – как горожанин, которому предстоит пересечь распаханное поле. Собираясь к Гаррику, Катчин надел свои лучшие одежды: короткий плащ с золотой каймой, многослойная туника темно-оранжевого цвета. Один только пояс малинового шелка обошелся ему в цену дюжины овец. Правда, он немного пострадал во время последней стирки. Дурочка Федра – жена Катчина – предпочла сделать это самостоятельно, чтоб не обращаться за помощью к Илне.
А ведь та бы не отказалась. Поворчала бы, конечно, но сделала бы все безупречно – как всегда, когда работала с тканью. Более того, еще и швырнула бы ему под ноги предложенную оплату… В том-то все и дело. Катчин, конечно, любил деньги. Но принимать одолжение от Илны было хуже, чем расставаться с деньгами. Вот в результате и поплатился испорченным поясом.
Мельник считал себя самой важной персоной в родной Барке. Ведь в качестве бейлифа он представлял самого графа Ласкарга! Как кто-то мог проявлять к нему неуважение!
Порой Катчин и сам верил в байки, которые рассказывал односельчанам: что присутствовал на обедах в каркозском дворце графа (на самом деле обычно его быстренько выпроваживали после доклада младшему служащему). Беда в том, что никто другой в них не верил. А ведь он являлся самым богатым человеком в деревне. И заслуживал уважения!
Боль в костях нарастала, становилась нестерпимой, как отчаянный заячий крик. На бегу Катчин бросил взгляд через плечо. Воронка его нагоняла! Мельник закричал, и как бы в ответ, воронка сделала пируэт, как искусный хороводный танцор.
Мельник рванулся в сторону…
… поскользнулся…
… и упал в тусклое, залитое серым светом пространство. Ни цвета, ни теней… Перед ним стояла женщина в робе из беленого полотна. Лицо ее под свинцовыми белилами выглядело еще белее одеяния.
– Где я? – произнес Катчин слабым голосом и отметил, что эхо здесь отсутствовало. Улица, мост из голубого света и магическая воронка, которая, как догадывался мельник, таки его настигла, – все это куда-то исчезло. Не было ничего, кроме женщины, бесцветной, как старые побелевшие кости. – Кто вы?.. Это вы перенесли меня сюда?
Пронзительное жужжание тоже пропало. Здешняя серая атмосфера казалась стеной, отделившей Катчина от мира, который он покинул.
Незнакомка подняла правую руку и легонько качнула предметом, свисавшим с указательного пальца, – это был человеческий шейный позвонок. Он висел на шнурке, сплетенном из человеческих волос. Другой рукой женщина закрутила свою страшную игрушку – сначала по часовой стрелке, затем против. Катчин смотрел во все глаза.
– Нам есть что обсудить, Катчин-мельник, – произнесла незнакомка монотонным голосом. – Ты пойдешь со мной.
– Япойду с вами, – повторили губы Катчина. Собственный голос показался ему безжизненным эхом. – Нам есть что обсудить.
Женщина развернулась и медленной поступью человека, несущего гроб, направилась прочь, в серую мглу. Шейный позвонок она по-прежнему несла на пальце, раскручивая то в одну, то в другую сторону. Катчин шел следом, не в силах оторвать глаз от страшной ноши.
Я пойду с вами, – бессознательно повторял он.
Глава 12
Внутренний двор, в котором стояли Гаррик, Теноктрис и Лиэйн, был огромным – больше Поля Героев в Каркозе. Постройки с запада – дома или просто стены? – оказались сплошь засыпанными песком.
– Не пойму: это город или все одно здание? – спросила Лиэйн. – С виду похоже, что все соединено между собой.
– И то, и другое, – ответила Теноктрис. – Огромное здание, вмещающее все человечество. Строители называли его Алэ, что в переводе с их языка означает «крылья». Последний город людей.
Несмотря на то что старая женщина бодрилась, Гаррик старался поддерживать ее при ходьбе. За то время, пока они шли, его левая рука онемела от веса колдуньи. Юноша старался дышать поглубже, но разреженный воздух не насыщал легкие. Нет, определенно нельзя позволять бедной женщине перенапрягаться в таких условиях.
– Последний? – переспросила Лиэйн. Ее голос едва доносился: и воздух плохо проводил звук, но и девушка говорила тихо. Похоже, эта мысль ее всерьез заинтриговала. Гаррик же был слишком сконцентрирован на своих проблемах, чтобы заинтересоваться мертвым городом.
– Смерть человечества в этом мире, – спокойно пояснила Теноктрис. – Всему рано или поздно приходит конец. Но хочу подчеркнуть: это был естественный конец – не то, что хаос возобладал над порядком и до времени прервал нить жизни.
Она ласково сжала бицепс Гаррика и потянулась, чтобы похлопать по руке девушку.
– Во всяком случае, мы должны постараться это понять.
– Зло не победит, пока я жив, – заявил Гаррик вслед за королем Карусом в его сознании. Затем, рассмеявшись, добавил: – Пока хоть один из нас жив.
Западные постройки, принесенные в жертву песку, тем не менее остановили его наступление и спасли от заносов остаток площади. Блестящие языки песка дотягивались до первой из пяти террас, вздымавшихся от центральной площадки. Но невысокий кустарник с мелкими листиками, пустивший корни в щели между плитами, заметно отличался от растительности песчаной дюны.
Они преодолели три ступени и поднялись на первую террасу. Раньше Гаррику доводилось видеть поля, где землю поднимали и укрепляли для лучшего сохранения дождевой влаги: таким образом облегчался труд земледельцев. Но то, что он наблюдал здесь – изменение ландшафта в таких грандиозных масштабах, – было для него совершенно внове.
Память Каруса услужливо предлагала ему образы городов Старого Королевства. Каркоза, Вэллис и еще дюжина столиц, конечно, впечатляли, но ни один из них не мог похвастаться таким памятником материальной культуры.
По периметру площадки – примерно через каждые двадцать ярдов – стояли статуи каких-то зверей, припавших к земле, будто изготовившихся к прыжку. Многие из них были изрядно занесены песком.
– Это львы? – с сомнением спросил Гаррик. Его смущали горбы на спинах тварей.
– Это сфинксы, Гаррик, – откликнулась Лиэйн. – Так называемые крылатые сфинксы. Хотя летать они не умели с такими маленькими крыльями.
Она бросила взгляд на Теноктрис:
– Или умели?
Юноша так и не понял, насколько серьезен ее вопрос.
Эти статуи поставлены просто для украшения, – ответила старая колдунья, рассматривая фигуры, пока они поднимались по лестнице на следующую террасу. – Но вот люди, изготовившие их, умели летать. По крайней мере те, которые хотели. Но они бросили это занятие задолго до того, как умер последний из них.
Гаррик от удивления даже оступился.
– Не поверю, чтобы кто-то отказался от возможности летать.
У себя в Барке часто, приглядывая за овцами, юноша откладывал в сторону начатую книгу и засматривался на чаек над морем. Сухопутные птички оставляли его равнодушным. Эти крохи перепархивали с места на место, озабоченные лишь собственной безопасностью и поисками пищи. Стервятники целыми днями кружили над залитыми солнцем полями, но их полеты также диктовались чувством голода – еще более очевидный факт, чем в случае с их младшими собратьями.
А вот чайки… Чайкам принадлежал весь мир. Эти серокрылые птицы перелетали с острова на остров, устраиваясь на ночлег там, где захотят.
– Люди, построившие Алэ, имели другие интересы, – заметила Теноктрис, оглядываясь на застывших сфинксов. – Возможно, им жилось лучше без полетов. Хотя кто я такая, чтобы судить других людей, – добавила она.
Третью террасу окружали перила. Тучи вездесущего песка истончили их первоначальную форму. Местами середина столбиков оказалась выломанной. Тогда торчавшие обломки напоминали стремящиеся друг к другу сталактиты и сталагмиты.
Ступеньки упирались в массивные ворота – прямоугольные, украшенные орнаментом. Очевидно, ветер дул всегда с северо-запада, потому что резьба на противоположной, защищенной стороне дверей хорошо сохранилась. Гаррик разглядывал гибкие человеческие фигуры – обнаженные, бесполые, они выполняли какой-то сложный ритуал, заключавшийся в переливании жидкости из одной емкости в другую, а затем через ее край. Их миндалевидные лица выглядели совершенно бесстрастными.
Лиэйн, как обычно, несла с собой складной бювар. В нем она хранила письменные принадлежности и необходимые бумаги. Хотя поклажа была не тяжелее рядовой сумки, девушка остановилась, чтобы перекинуть лямку папки с правого плеча на левое. Гаррик и сам много быстрее уставал в этом разреженном воздухе.
– Так что, Альман – последний представитель сгинувшей расы? – спросила Лиэйн.
– Великий маг Альман бор-Халлиман жил во времена короля Лоркана, – с легкой улыбкой пояснила Теноктрис. – Устрашенный сдвигом реальности, неизбежно последовавшим за основанием Королевства, он решил удалиться в пустынное место, где ничто бы не отвлекало его от занятий. Он пришел в Алэ после того, как другие люди уже покинули город.
Волшебница оглянулась на окружавшее их великолепие, века и века разорявшееся ветром.
– У него есть магическая линза, сделанная из хрусталика единственного глаза Бехемоза, – добавила она. – Я хочу позаимствовать ее, чтобы разглядеть другой конец моста.
– А захочет Альман помогать нам? – спросила Лиэйн. – Если он пришел сюда в поисках покоя…
– Он поможет нам, потому что он человек – представитель человечества, которое сейчас в опасности, – вмешался Гаррик. – Если же Альмана не заботят больше судьбы человечества… – и юноша положил руку на эфес меча, – тогда меня не заботят желания самого Альмана.
Покрытие на четвертой террасе сильно отличалось от грубого камня, из которого был сложен весь город. Вода! Вот что подсказывали Гаррику глаза, но он не мог не замечать песчаной поземки на этой чрезвычайно гладкой поверхности.
– Неужто стекло? – спросил юноша вслух.
Поверхность к тому же была скользкой, опасно скользкой. Гаррик старался ступать очень осторожно, аккуратно ставя ноги одну перед другой. Он боялся в противном случае упасть и увлечь за собой Теноктрис. Песок скрипел под его ногами.
– Слишком твердо для стекла, Гаррик, – сказала Лиэйн. – Посмотри, за долгие годы песчаные бури не оставили ни малейшего следа на поверхности.
Она с трудом сглотнула. В такой разреженной атмосфере горло моментально пересыхало.
– Возможно, это сапфир, – спокойно добавила девушка. Гаррик нахмурился, пытаясь посмотреть на покрытие новым взглядом: как на любопытное создание человеческих рук, а не как досадное препятствие, которое приходится преодолевать. Поверхность казалась абсолютно гладкой: окружающие постройки отражались в ней без малейшего искажения, да и соотношение звезд в этом зеркале нисколько не изменялось по сравнению с тем, которое было на небе.
Гаррик не мог сказать ничего определенного насчет цвета покрытия. Голубое или даже черно-голубое, но, может быть, просто в нем отражался цвет ночного неба.
Наконец они достигли верхней террасы. У Гаррика вырвался вздох облегчения, когда его ноги снова коснулись бледного песчаника. Он тоже был твердым и идеально отшлифованным – если судить по углам, которые не успело занести песком. Но по крайней мере безопасным для хождения.
– Как здешние жители умудрялись пересекать эту площадку, не свернув себе шеи? – пожаловался Гаррик.
– Они редко покидали свои дома, – пояснила Теноктрис. – Ближе к концу все вообще оставались в своих комнатах. Их жизнеобеспечением занимались создания, которые специально для этого сконструировали. Ничего удивительного, что в конце концов они все вымерли.
– Не понимаю, как кому-то может понравиться здесь жить, – произнесла Лиэйн. – Наверное, Альман мог выбрать другое место для уединения. Алэ не просто мертвое место – оно никогда и не было живым.
– Люди, построившие его, думали не так, как мы, – возразила старая волшебница, – и я очень благодарна им за это. Что касается Альмана, то тут я ничего не могу с уверенностью сказать… Знаю одно: он мог в любое время покинуть Алэ, но не сделал этого. Наверное, ему здесь хорошо.
– Что бы вы ни говорили, – вмешался Гаррик, – это место по-своему прекрасно. Сам бы я не смог здесь жить, но мне нравится ощущение покоя.
– Покой не для тебя, парень, – раздался голос короля Каруса. – В мое время тоже были мудрые, миролюбивые люди: среди них попадались священники, философы да и просто обыкновенные люди, возомнившие, что не смогут жить, если отнимут жизнь даже у законченных мерзавцев.
Предок Гаррика видел окружающее его глазами, но замечал гораздо больше: нишу, возможно скрывавшую убийцу; парапет, с которого лучники могли поливать стрелами тех, кто находился внизу; нависающий ветхий карниз, который даже ребенок обрушил бы, если б прикоснулся к нему. С несвойственной Гаррику резкостью Карус добавил:
– Возможно, Госпоже приятно их присутствие, но их принципы – то, что они боятся или не желают делать, – разрушают все государство и жизнь его подданных.
Юноша посмотрел на Лиэйн, затем на волшебницу. Вслух он сказал:
– Вселенная достаточно велика. В ней есть место и для миролюбивых людей. Думаю, они так же радеют за дело добра, как я со своим мечом.
Теноктрис ответила ему понимающим взглядом, Лиэйн удивленно подняла брови. Зато король в его сознании рассмеялся – похоже, он одобрял позицию Гаррика.
Троица вошла в здание через портал, достаточно высокий для настоящих великанов. Дверные створки, сделанные из серебра, гораздо больше пострадали от песчаных атак, чем каменный косяк. Одна из них беспомощно свисала с петель, другая была наполовину распахнута в обширный холл. На ней виднелись следы гравировки, хотя, возможно, здесь тоже поработал своим песчаным резцом ветер.
С расстояния здание выглядело хорошо сохранившейся монолитной глыбой. Но вблизи стало видно, что песок бесследно стер детали в нижней части резьбы. К тому же долгие века на стенах оседала утренняя роса, которая затем ручейками стекала вниз, создавая постоянный источник влажности в этих безжизненных пространствах.
Одного взгляда в сводчатый холл хватило, чтобы увидеть: безжалостное время и здесь поработало. Но даже при этом зрелище было незабываемое. Рука Гаррика невольно потянулась к мечу, а Лиэйн ахнула при виде гигантских каменных лиц, улыбающихся им со стен.
Черный жук размером с ноготь Гаррика поспешно полз по губам ближайшей маски. Первое живое существо, которое они обнаружили.
– Кто они? – тихо спросил юноша.
Лунный свет, падавший из отверстий наверху стен, освещал десять огромных ликов – по пять с каждой стороны – зловещее число… Но сами лица хранили благостное и безмятежное выражение. Полные губы, широкие носы, очертания щек слишком тяжелы по сравнению с бесполой грацией фигур, которые они раньше видели на воротах.
Теноктрис рассматривала изображения с тем спокойным интересом, который проявляла ко всему вокруг. Каждую голову венчал сложный головной убор, составленный из портиков и лесенок. Даже в слабом освещении Гаррик отметил, что неведомые скульпторы несколько исказили пропорции с целью компенсировать взгляд снизу.
– Подозреваю, эти лица символизируют все человечество в целом, – задумчиво сказала волшебница. – Впрочем, я не уверена.
Она улыбнулась своим спутникам.
– Единственный, кто имеет достоверные сведения про Алэ, – это сам Альман и его ученик, помогавший ему в исследованиях. Полное имя этого человека не сохранилось… все звали его Эколайт с Шенги. Он оставил после себя записи, которые позднейшие ученые использовали при составлении собственных альмагестов.
И Теноктрис смущенно закашлялась, как бы извиняясь за свое невинное хвастовство.
– Я не отношу себя к могущественным магам, – твердо сказала женщина. – Но магия – не единственный путь для постижения нашего мира. У меня на руках было несколько свидетельств, где даже не упоминалось имя Альмана, и одно, где о нем прямо говорилось, но отнюдь не в связи с Алэ. Сопоставив их, я тут же догадалась, что именно сюда он бежал во время Объединительных Войн, прихватив свой магический арсенал. И, честно говоря, очень горжусь своей необычайной прозорливостью.
Волшебница снизу вверх взирала на лики, возвышавшиеся над ее маленькой хрупкой фигуркой. Странное дело: при всей несхожести ее птичьего личика с остро очерченными чертами что-то роднило ее с древними колоссами на стенах – наверное, тихая, безмятежная улыбка.
– Я никогда не могла и подумать, – продолжала Теноктрис, – что увижу Алэ собственными глазами. Мне не хватало магических сил заглянуть сюда, не говоря уж о материальном переносе. Но мост представляет собой вытянутую плоскую полоску космоса с единым временем. Именно он сделал невозможное – позволил нам попасть сюда.
– Да, – кивнула Лиэйн, – но нам необходимо убрать мост, пока Алэ, Вэллис и все прочие эпохи не перемешаются и не сольются воедино. Трудно предсказать, к каким результатам это приведет, но я подозреваю… – Девушка мрачно усмехнулась и в поисках поддержки сжала руку Гаррика. – … что, скорее всего, повторится печальный конец Старого Королевства.
– Именно поэтому мы здесь, – осторожно промолвил юноша.
Теноктрис рассмеялась.
– Ну да, конечно, – согласилась она, пытаясь откашляться и освежить пересохшее горло. – Я так привыкла рассматривать себя в качестве беспристрастного ученого, что порой забываю: возникают ситуации, когда я могу и должна действовать.
– Ну хорошо, – встрепенулась она. – Так как же нам разыскать Альмана?
Взгляд волшебницы скользнул по трем коридорам, которые открывались из холла.
– Заклинание, которое я прочитала, призвано было по принципу подобия перенести нас в точку, откуда Альман вошел в этот план. Сходные приемы дают сходные результаты. Прекрасно, но мы, к сожалению, не знаем, куда направился Альман отсюда.
Песок на полу, увы, не давал им никакой информации – его поверхность была девственно чистой, если не считать мелких бороздок, надутых ветром. Гаррик оглянулся: за каждым из них тянулась четкая цепочка следов. Несомненно, со временем они исчезнут, но в такой разреженной атмосфере на это уйдут годы.
– Интересно, ему нужно выращивать какие-то растения? спросил Гаррик. – Или он колдовством добывает себе пропитание?
– Трудно однозначно ответить за такого могущественного мага, как Альман, – по губам Теноктрис скользнула скупая улыбка. Однако для обычных волшебников усилия, потребные для создания или преобразования материи, заняли бы большую часть их времени.
Бросив взгляд назад, на открывавшуюся внизу пустынную площадь, она с сомнением покачала головой.
– Хотя здесь выращивать что-то естественным образом может оказаться не менее трудоемким делом. Конечно, у меня немного опыта в сельском хозяйстве… Как, впрочем, и во всем, что не касается книг.
Гаррик рассмеялся.
– Ятоже небольшой эксперт по выращиванию сельскохозяйственных культур в такой неблагодарной местности, – сказал он. – Одно несомненно: если Альман решил жить здесь, то где-то обязательно должны сыскаться такие растения. Давайте просто пойдем… – Он махнул рукой вперед. – … и посмотрим, нет ли там еще одного двора. В любом случае заниматься земледелием внутри здания он не станет.
– Похоже, крыша в правом крыле обвалилась, – подала голос Лиэйн. – И, кажется, оно ведет к той точке, куда мы прибыли.
Гаррик потопал ногой.
– Пол здесь каменный, – констатировал он. – Трудно что-то выращивать на камне, даже при наличии достаточного количества света.
Юноша вспомнил, как неуютно чувствовал себя, впервые попав в большой город. И до сих пор здесь многое его смущало. Горожане, как правило, злятся или высмеивают человека, задающего глупые (с их точки зрения) вопросы. Слава Госпоже, что рядом находилась Лиэйн. Она терпеливо все объясняла, не смешивая глупость с невежеством в каких-то частностях. Это качество – одну из ее многочисленных добродетелей – Гаррик и сам пытался копировать.
Они шли по длинному коридору, и их шаги эхом отзывались в пустом помещении. Босые ноги Теноктрис ступали бесшумно. Перехватив ее поудобнее за талию, юноша поднял пожилую женщину на руки, чтобы максимально экономить ее силы.
– Не пойму: это город или все одно здание? – спросила Лиэйн. – С виду похоже, что все соединено между собой.
– И то, и другое, – ответила Теноктрис. – Огромное здание, вмещающее все человечество. Строители называли его Алэ, что в переводе с их языка означает «крылья». Последний город людей.
Несмотря на то что старая женщина бодрилась, Гаррик старался поддерживать ее при ходьбе. За то время, пока они шли, его левая рука онемела от веса колдуньи. Юноша старался дышать поглубже, но разреженный воздух не насыщал легкие. Нет, определенно нельзя позволять бедной женщине перенапрягаться в таких условиях.
– Последний? – переспросила Лиэйн. Ее голос едва доносился: и воздух плохо проводил звук, но и девушка говорила тихо. Похоже, эта мысль ее всерьез заинтриговала. Гаррик же был слишком сконцентрирован на своих проблемах, чтобы заинтересоваться мертвым городом.
– Смерть человечества в этом мире, – спокойно пояснила Теноктрис. – Всему рано или поздно приходит конец. Но хочу подчеркнуть: это был естественный конец – не то, что хаос возобладал над порядком и до времени прервал нить жизни.
Она ласково сжала бицепс Гаррика и потянулась, чтобы похлопать по руке девушку.
– Во всяком случае, мы должны постараться это понять.
– Зло не победит, пока я жив, – заявил Гаррик вслед за королем Карусом в его сознании. Затем, рассмеявшись, добавил: – Пока хоть один из нас жив.
Западные постройки, принесенные в жертву песку, тем не менее остановили его наступление и спасли от заносов остаток площади. Блестящие языки песка дотягивались до первой из пяти террас, вздымавшихся от центральной площадки. Но невысокий кустарник с мелкими листиками, пустивший корни в щели между плитами, заметно отличался от растительности песчаной дюны.
Они преодолели три ступени и поднялись на первую террасу. Раньше Гаррику доводилось видеть поля, где землю поднимали и укрепляли для лучшего сохранения дождевой влаги: таким образом облегчался труд земледельцев. Но то, что он наблюдал здесь – изменение ландшафта в таких грандиозных масштабах, – было для него совершенно внове.
Память Каруса услужливо предлагала ему образы городов Старого Королевства. Каркоза, Вэллис и еще дюжина столиц, конечно, впечатляли, но ни один из них не мог похвастаться таким памятником материальной культуры.
По периметру площадки – примерно через каждые двадцать ярдов – стояли статуи каких-то зверей, припавших к земле, будто изготовившихся к прыжку. Многие из них были изрядно занесены песком.
– Это львы? – с сомнением спросил Гаррик. Его смущали горбы на спинах тварей.
– Это сфинксы, Гаррик, – откликнулась Лиэйн. – Так называемые крылатые сфинксы. Хотя летать они не умели с такими маленькими крыльями.
Она бросила взгляд на Теноктрис:
– Или умели?
Юноша так и не понял, насколько серьезен ее вопрос.
Эти статуи поставлены просто для украшения, – ответила старая колдунья, рассматривая фигуры, пока они поднимались по лестнице на следующую террасу. – Но вот люди, изготовившие их, умели летать. По крайней мере те, которые хотели. Но они бросили это занятие задолго до того, как умер последний из них.
Гаррик от удивления даже оступился.
– Не поверю, чтобы кто-то отказался от возможности летать.
У себя в Барке часто, приглядывая за овцами, юноша откладывал в сторону начатую книгу и засматривался на чаек над морем. Сухопутные птички оставляли его равнодушным. Эти крохи перепархивали с места на место, озабоченные лишь собственной безопасностью и поисками пищи. Стервятники целыми днями кружили над залитыми солнцем полями, но их полеты также диктовались чувством голода – еще более очевидный факт, чем в случае с их младшими собратьями.
А вот чайки… Чайкам принадлежал весь мир. Эти серокрылые птицы перелетали с острова на остров, устраиваясь на ночлег там, где захотят.
– Люди, построившие Алэ, имели другие интересы, – заметила Теноктрис, оглядываясь на застывших сфинксов. – Возможно, им жилось лучше без полетов. Хотя кто я такая, чтобы судить других людей, – добавила она.
Третью террасу окружали перила. Тучи вездесущего песка истончили их первоначальную форму. Местами середина столбиков оказалась выломанной. Тогда торчавшие обломки напоминали стремящиеся друг к другу сталактиты и сталагмиты.
Ступеньки упирались в массивные ворота – прямоугольные, украшенные орнаментом. Очевидно, ветер дул всегда с северо-запада, потому что резьба на противоположной, защищенной стороне дверей хорошо сохранилась. Гаррик разглядывал гибкие человеческие фигуры – обнаженные, бесполые, они выполняли какой-то сложный ритуал, заключавшийся в переливании жидкости из одной емкости в другую, а затем через ее край. Их миндалевидные лица выглядели совершенно бесстрастными.
Лиэйн, как обычно, несла с собой складной бювар. В нем она хранила письменные принадлежности и необходимые бумаги. Хотя поклажа была не тяжелее рядовой сумки, девушка остановилась, чтобы перекинуть лямку папки с правого плеча на левое. Гаррик и сам много быстрее уставал в этом разреженном воздухе.
– Так что, Альман – последний представитель сгинувшей расы? – спросила Лиэйн.
– Великий маг Альман бор-Халлиман жил во времена короля Лоркана, – с легкой улыбкой пояснила Теноктрис. – Устрашенный сдвигом реальности, неизбежно последовавшим за основанием Королевства, он решил удалиться в пустынное место, где ничто бы не отвлекало его от занятий. Он пришел в Алэ после того, как другие люди уже покинули город.
Волшебница оглянулась на окружавшее их великолепие, века и века разорявшееся ветром.
– У него есть магическая линза, сделанная из хрусталика единственного глаза Бехемоза, – добавила она. – Я хочу позаимствовать ее, чтобы разглядеть другой конец моста.
– А захочет Альман помогать нам? – спросила Лиэйн. – Если он пришел сюда в поисках покоя…
– Он поможет нам, потому что он человек – представитель человечества, которое сейчас в опасности, – вмешался Гаррик. – Если же Альмана не заботят больше судьбы человечества… – и юноша положил руку на эфес меча, – тогда меня не заботят желания самого Альмана.
Покрытие на четвертой террасе сильно отличалось от грубого камня, из которого был сложен весь город. Вода! Вот что подсказывали Гаррику глаза, но он не мог не замечать песчаной поземки на этой чрезвычайно гладкой поверхности.
– Неужто стекло? – спросил юноша вслух.
Поверхность к тому же была скользкой, опасно скользкой. Гаррик старался ступать очень осторожно, аккуратно ставя ноги одну перед другой. Он боялся в противном случае упасть и увлечь за собой Теноктрис. Песок скрипел под его ногами.
– Слишком твердо для стекла, Гаррик, – сказала Лиэйн. – Посмотри, за долгие годы песчаные бури не оставили ни малейшего следа на поверхности.
Она с трудом сглотнула. В такой разреженной атмосфере горло моментально пересыхало.
– Возможно, это сапфир, – спокойно добавила девушка. Гаррик нахмурился, пытаясь посмотреть на покрытие новым взглядом: как на любопытное создание человеческих рук, а не как досадное препятствие, которое приходится преодолевать. Поверхность казалась абсолютно гладкой: окружающие постройки отражались в ней без малейшего искажения, да и соотношение звезд в этом зеркале нисколько не изменялось по сравнению с тем, которое было на небе.
Гаррик не мог сказать ничего определенного насчет цвета покрытия. Голубое или даже черно-голубое, но, может быть, просто в нем отражался цвет ночного неба.
Наконец они достигли верхней террасы. У Гаррика вырвался вздох облегчения, когда его ноги снова коснулись бледного песчаника. Он тоже был твердым и идеально отшлифованным – если судить по углам, которые не успело занести песком. Но по крайней мере безопасным для хождения.
– Как здешние жители умудрялись пересекать эту площадку, не свернув себе шеи? – пожаловался Гаррик.
– Они редко покидали свои дома, – пояснила Теноктрис. – Ближе к концу все вообще оставались в своих комнатах. Их жизнеобеспечением занимались создания, которые специально для этого сконструировали. Ничего удивительного, что в конце концов они все вымерли.
– Не понимаю, как кому-то может понравиться здесь жить, – произнесла Лиэйн. – Наверное, Альман мог выбрать другое место для уединения. Алэ не просто мертвое место – оно никогда и не было живым.
– Люди, построившие его, думали не так, как мы, – возразила старая волшебница, – и я очень благодарна им за это. Что касается Альмана, то тут я ничего не могу с уверенностью сказать… Знаю одно: он мог в любое время покинуть Алэ, но не сделал этого. Наверное, ему здесь хорошо.
– Что бы вы ни говорили, – вмешался Гаррик, – это место по-своему прекрасно. Сам бы я не смог здесь жить, но мне нравится ощущение покоя.
– Покой не для тебя, парень, – раздался голос короля Каруса. – В мое время тоже были мудрые, миролюбивые люди: среди них попадались священники, философы да и просто обыкновенные люди, возомнившие, что не смогут жить, если отнимут жизнь даже у законченных мерзавцев.
Предок Гаррика видел окружающее его глазами, но замечал гораздо больше: нишу, возможно скрывавшую убийцу; парапет, с которого лучники могли поливать стрелами тех, кто находился внизу; нависающий ветхий карниз, который даже ребенок обрушил бы, если б прикоснулся к нему. С несвойственной Гаррику резкостью Карус добавил:
– Возможно, Госпоже приятно их присутствие, но их принципы – то, что они боятся или не желают делать, – разрушают все государство и жизнь его подданных.
Юноша посмотрел на Лиэйн, затем на волшебницу. Вслух он сказал:
– Вселенная достаточно велика. В ней есть место и для миролюбивых людей. Думаю, они так же радеют за дело добра, как я со своим мечом.
Теноктрис ответила ему понимающим взглядом, Лиэйн удивленно подняла брови. Зато король в его сознании рассмеялся – похоже, он одобрял позицию Гаррика.
Троица вошла в здание через портал, достаточно высокий для настоящих великанов. Дверные створки, сделанные из серебра, гораздо больше пострадали от песчаных атак, чем каменный косяк. Одна из них беспомощно свисала с петель, другая была наполовину распахнута в обширный холл. На ней виднелись следы гравировки, хотя, возможно, здесь тоже поработал своим песчаным резцом ветер.
С расстояния здание выглядело хорошо сохранившейся монолитной глыбой. Но вблизи стало видно, что песок бесследно стер детали в нижней части резьбы. К тому же долгие века на стенах оседала утренняя роса, которая затем ручейками стекала вниз, создавая постоянный источник влажности в этих безжизненных пространствах.
Одного взгляда в сводчатый холл хватило, чтобы увидеть: безжалостное время и здесь поработало. Но даже при этом зрелище было незабываемое. Рука Гаррика невольно потянулась к мечу, а Лиэйн ахнула при виде гигантских каменных лиц, улыбающихся им со стен.
Черный жук размером с ноготь Гаррика поспешно полз по губам ближайшей маски. Первое живое существо, которое они обнаружили.
– Кто они? – тихо спросил юноша.
Лунный свет, падавший из отверстий наверху стен, освещал десять огромных ликов – по пять с каждой стороны – зловещее число… Но сами лица хранили благостное и безмятежное выражение. Полные губы, широкие носы, очертания щек слишком тяжелы по сравнению с бесполой грацией фигур, которые они раньше видели на воротах.
Теноктрис рассматривала изображения с тем спокойным интересом, который проявляла ко всему вокруг. Каждую голову венчал сложный головной убор, составленный из портиков и лесенок. Даже в слабом освещении Гаррик отметил, что неведомые скульпторы несколько исказили пропорции с целью компенсировать взгляд снизу.
– Подозреваю, эти лица символизируют все человечество в целом, – задумчиво сказала волшебница. – Впрочем, я не уверена.
Она улыбнулась своим спутникам.
– Единственный, кто имеет достоверные сведения про Алэ, – это сам Альман и его ученик, помогавший ему в исследованиях. Полное имя этого человека не сохранилось… все звали его Эколайт с Шенги. Он оставил после себя записи, которые позднейшие ученые использовали при составлении собственных альмагестов.
И Теноктрис смущенно закашлялась, как бы извиняясь за свое невинное хвастовство.
– Я не отношу себя к могущественным магам, – твердо сказала женщина. – Но магия – не единственный путь для постижения нашего мира. У меня на руках было несколько свидетельств, где даже не упоминалось имя Альмана, и одно, где о нем прямо говорилось, но отнюдь не в связи с Алэ. Сопоставив их, я тут же догадалась, что именно сюда он бежал во время Объединительных Войн, прихватив свой магический арсенал. И, честно говоря, очень горжусь своей необычайной прозорливостью.
Волшебница снизу вверх взирала на лики, возвышавшиеся над ее маленькой хрупкой фигуркой. Странное дело: при всей несхожести ее птичьего личика с остро очерченными чертами что-то роднило ее с древними колоссами на стенах – наверное, тихая, безмятежная улыбка.
– Я никогда не могла и подумать, – продолжала Теноктрис, – что увижу Алэ собственными глазами. Мне не хватало магических сил заглянуть сюда, не говоря уж о материальном переносе. Но мост представляет собой вытянутую плоскую полоску космоса с единым временем. Именно он сделал невозможное – позволил нам попасть сюда.
– Да, – кивнула Лиэйн, – но нам необходимо убрать мост, пока Алэ, Вэллис и все прочие эпохи не перемешаются и не сольются воедино. Трудно предсказать, к каким результатам это приведет, но я подозреваю… – Девушка мрачно усмехнулась и в поисках поддержки сжала руку Гаррика. – … что, скорее всего, повторится печальный конец Старого Королевства.
– Именно поэтому мы здесь, – осторожно промолвил юноша.
Теноктрис рассмеялась.
– Ну да, конечно, – согласилась она, пытаясь откашляться и освежить пересохшее горло. – Я так привыкла рассматривать себя в качестве беспристрастного ученого, что порой забываю: возникают ситуации, когда я могу и должна действовать.
– Ну хорошо, – встрепенулась она. – Так как же нам разыскать Альмана?
Взгляд волшебницы скользнул по трем коридорам, которые открывались из холла.
– Заклинание, которое я прочитала, призвано было по принципу подобия перенести нас в точку, откуда Альман вошел в этот план. Сходные приемы дают сходные результаты. Прекрасно, но мы, к сожалению, не знаем, куда направился Альман отсюда.
Песок на полу, увы, не давал им никакой информации – его поверхность была девственно чистой, если не считать мелких бороздок, надутых ветром. Гаррик оглянулся: за каждым из них тянулась четкая цепочка следов. Несомненно, со временем они исчезнут, но в такой разреженной атмосфере на это уйдут годы.
– Интересно, ему нужно выращивать какие-то растения? спросил Гаррик. – Или он колдовством добывает себе пропитание?
– Трудно однозначно ответить за такого могущественного мага, как Альман, – по губам Теноктрис скользнула скупая улыбка. Однако для обычных волшебников усилия, потребные для создания или преобразования материи, заняли бы большую часть их времени.
Бросив взгляд назад, на открывавшуюся внизу пустынную площадь, она с сомнением покачала головой.
– Хотя здесь выращивать что-то естественным образом может оказаться не менее трудоемким делом. Конечно, у меня немного опыта в сельском хозяйстве… Как, впрочем, и во всем, что не касается книг.
Гаррик рассмеялся.
– Ятоже небольшой эксперт по выращиванию сельскохозяйственных культур в такой неблагодарной местности, – сказал он. – Одно несомненно: если Альман решил жить здесь, то где-то обязательно должны сыскаться такие растения. Давайте просто пойдем… – Он махнул рукой вперед. – … и посмотрим, нет ли там еще одного двора. В любом случае заниматься земледелием внутри здания он не станет.
– Похоже, крыша в правом крыле обвалилась, – подала голос Лиэйн. – И, кажется, оно ведет к той точке, куда мы прибыли.
Гаррик потопал ногой.
– Пол здесь каменный, – констатировал он. – Трудно что-то выращивать на камне, даже при наличии достаточного количества света.
Юноша вспомнил, как неуютно чувствовал себя, впервые попав в большой город. И до сих пор здесь многое его смущало. Горожане, как правило, злятся или высмеивают человека, задающего глупые (с их точки зрения) вопросы. Слава Госпоже, что рядом находилась Лиэйн. Она терпеливо все объясняла, не смешивая глупость с невежеством в каких-то частностях. Это качество – одну из ее многочисленных добродетелей – Гаррик и сам пытался копировать.
Они шли по длинному коридору, и их шаги эхом отзывались в пустом помещении. Босые ноги Теноктрис ступали бесшумно. Перехватив ее поудобнее за талию, юноша поднял пожилую женщину на руки, чтобы максимально экономить ее силы.