Страница:
Мы не можем просто уйти и оставить их здесь. Тогда им будет достаточно одного корабля, чтобы совершать дерзкие набеги в радиусе нескольких парсеков. Но, само собой разумеется, их штабы не замедлят выслать подкрепление, как это и намечалось с самого начала.
Сохранение же блокады — дело очень дорогостоящее. Даже вы, с вашей подготовкой, не определите, сколько понадобится кораблей. Мы должны неусыпно следить за ними и всегда быть готовыми отразить любую атаку. Кроме того, чтобы посланные противником подкрепления не пробились сюда, необходимо патрулировать космическое пространство вокруг солнца в радиусе более одного светового года. Если им удастся проскользнуть и высадиться на Третьей, или попасть на ее низкую орбиту, они станут неуязвимы, запомните это; в полной безопасности халиане будут наращивать свои ресурсы, пока не станут достаточно сильными, чтобы бросить нам вызов в открытом бою. В наземном обеспечении наших операций задействовано больше людей и оборудования, чем в самих боевых операциях.
Сейчас повсюду идет эскалация военных действий. И мы могли бы добиться больших сдвигов в ситуации вокруг Цели. Но Третья Григорианская стала бездонной бочкой, в которую уходят все ресурсы Флота и Альянса. Так что неизвестно еще, кто кого запер — мы халиан или они нас. Вы все поняли, лейтенант?
— Д-а-а… Д-а-а… мэм, — пробормотал Лент, Затем справился со смущением и выдавил из себя. — Нет, мэм, не совсем понял. Почему вы не подвергнете их бомбардировке из космоса? Ведь можно смешать с землей все их укрепленные районы, а в том месте, где находится подземная база, пробить огромную дыру.
— Это отрицательно скажется на планете, — пояснил Маклорен.
— Ну да, — согласился Лент с болью, — последуют огненные бури, выпадение радиоактивных осадков. «От ландшафтов Моцарта останутся только шлак и пыль. Но я с самого начала знал, что это случится».
— На Третьей нет разумных существ.
— М-ммм… «Да, конечно, есть амадеи. Но они все-таки не сапиенсы. Животные, хотя и смышленые. Ареал их обитания — более чем половина планеты, значит, как вид они могут сохраниться. И жизнь снова вернется на Моцарт. А халиане… — возможно, сейчас они охотятся на амадеев ради забавы».
— Нет. Я думал о лучах и плазме, а также о ракетах. Энергетические виды оружия… сравнительно чистые.
— Какую академию вы оканчивали, лейтенант? — поинтересовалась Дерябина.
— Академию Сианг, на Селестии, мэм. Когда я там учился…
— Чувствуется, теория оружия преподается у них отвратительно. Даже со скидкой на то, что вы не собирались стать строевым офицером, вас следовало получше подготовить. Или у вас все из головы выветрилось?
— Нет, мэм, я…
Дерябина дотронулась до клавиш компьютера, наверняка сделала себе пометку: организовать расследование в Сианге. А дальше, возможно, последуют военные трибуналы.
— Попробуйте объяснить вы, командир, — предложила она.
Лент с облегчением перевел взгляд на Маклорена. Тот откашлялся и заговорил:
— Все дело в количественном факторе. Халиане задействовали в обороне огромное количество сверхмощной техники. Вы ведь понимаете, что полностью уничтожать ракету не нужно. Чтобы вывести из строя всю электронику и превратить ракету в обычную болванку, достаточно кратковременного интенсивного облучения боеголовки или взорванного неподалеку ядерного заряда. Халиане уничтожали полностью все запускаемые нами ракеты, в том числе и самые мощные ракеты-заградители, патрулирующие в высоких слоях атмосферы. Никакие прикрытия, поддержка, отвлекающие маневры не срабатывают при той огневой мощи, которой располагают халиане. Не забывайте еще о подземных заводах, на которых работают роботы.
Мы пробовали кинетическое оружие, посылали метеориты на высоких скоростях. Облучение на них не действует. Но, к сожалению, чтобы вывести на правильную траекторию метеорит, способный причинить серьезный ущерб, требуется большая энергия, и корректировка курса проходит слишком медленно. Халианские детекторы быстро отслеживают камни, и у них остается достаточно времени, чтобы небольшими ядерными зарядами раздробить их на осколки безопасной величины. Да, мы пробовали энергетическое оружие, но вражеские ракеты-перехватчики и корабли-ловушки свели наши усилия на нет.
— А что значит безопасной величины? — уточнил Ленг.
— Мы видели, как двадцатитонные осколки врезались в зону их базирования со скоростью более пятидесяти километров в секунду. Они оставляли кратеры, уничтожали одну, может быть, две огневые позиции, но халиане окопались в глубоких слоях горных пород и укрепили свои сооружения кристаллическими материалами. Судя по всему, отравляющие вещества или радиоактивная пыль тоже лишь заразят поверхность, но не нанесут никакого вреда халианам, засевшим в своем логове.
Вы спрашиваете, можно ли сжечь их плазменными лучами? Что же, попытайтесь представить, какова должна быть длительность и интенсивность подобного излучения. К тому же для этого придется расположить нашу базу совсем близко от халиан, эта база станет неподвижной мишенью для противника; их стационарные генераторы энергии гораздо мощнее тех, что можно установить на корабле. Нет, эта попытка непременно закончится для нас катастрофой.
— Расскажите о наведении, — напомнила ему Дерябина.
— Ах да, мэм, конечно. Вот еще одна проблема, с которой мы столкнулись. Очевидно, противник посылал разведывательные корабли для сбора информации за много лет до высадки. Вы знаете, что во всем районе местность неровная, гористая. А погода облачная и очень капризная. Никто не предполагал, что планета может стать объектом военных действий. Оказалось, что Флот не располагает точными картами этого района. Если такие карты и существовали, они находились на Третьей и были утеряны во время эвакуации. Согласен — здесь проявились и некомпетентность, и неумение просчитывать ходы заранее. Несколько голов уже полетело — но. Господи, на Флоте тоже ведь служат обычные смертные. Ошибки и просчеты неизбежны.
Итак, у нас нет привязки высот к карте местности, и мы не можем точно направить огонь, вернее, можем, но только визуально и пока позволяет видимость в атмосфере. У радаров недостаточная зона обзора, а кроме того неприятель создает различные помехи. Необходима топографическая разведка местности, но ни один корабль не пролетает там достаточно долго, его тут же собьют халиане. Точность, с которой мы можем вести прицельный огонь, составляет несколько километров. Теперь понятно, почему применение кинетического оружия окончилось для нас полным фиаско.
И самое печальное, что даже лучшие карты нам все равно не помогут, поскольку мы не знаем точного местонахождения вражеской базы. Мы следим за наземными сооружениями, но они разбросаны на половине континента. О центральном бункере, мозге и сердце неприятеля, мы знаем только, что он расположен под одной из впадин, укрытой со всех сторон горами. Халиане умело используют камуфляж, восстанавливая растительность, а что касается излучаемой ими радиации, то она рассеянная, и большинство источников работают для нашей дезориентации. Никто из нас не знаком с той местностью. И мы не можем отличить настоящее от фальшивого.
А вот вы. Лент, провели там годы. Бродили по планете, облетали ее, без конца сверяясь с картами. И должны знать ее как свои пять пальцев.
— Сказать по правде, я никогда особенно не приглядывался к своим пальцам, — улыбнулся Ленг.
— Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, у вас в голове нет геодезического прибора. Но некоторые ориентиры, я уверен, вы узнаете даже при облачной или дождливой погоде; а по ним найдете нужное место. Вы заметите также участки местности, на которых произошли сильные изменения. Правильно?
Ленг вспомнил Пик Веспера, озаренный вспышкой молнии, а под ним — реку Аргент и лагерь, в котором его ждала Тесс.
— Ну, что же, в какой-то мере вы правы. Я неплохо ориентируюсь на местности и с воздуха тоже.
— Это как раз то, что нам нужно, — сказала Дерябина.
Он снова повернулся к адмиралу. Взгляды ее обжигали, словно удары хлыста.
— Так или иначе, нам нужно выходить из этого тупика, и как можно быстрее. Сначала мы рассматривали план наземной операции. Под прикрытием тяжелых бомбардировщиков можно было попробовать высадить войска на другом континенте, а потом уже двигаться с этого плацдарма. Ракеты класса земля — земля размягчили бы оборону халиан, а корабли, бронетехника и пехота завершили бы разгром. Урон мы при этом понесем ужасающий. Погибнет около миллиона человек плюс потери в технике. Это по самым скромным оценкам. Раньше казалось, что другого выхода нет.
А потом появился новый план. Его разработал капитан Маклорен со своей группой. В случае успеха нам удастся уберечь миллион граждан Альянса от смерти и увечий, а сам Альянс — от нехватки людей на других участках фронта.
У Маклорена загорелись глаза, на щеках выступил румянец, и Ленг внезапно осознал смысл слова «акколада»— да, происходящее здесь чем-то напоминало древний обряд посвящения в рыцари.
— Вам тоже предоставлена честь участвовать в этой операции, лейтенант, — сказала Дерябина, и Ленг понял, почему, несмотря ни на что, люди смело идут в атаку под ее командованием.
— А что… я… должен делать, мэм? — прошептал он.
— Вы, а точнее копия вашего мозга, будет пилотировать оружие, которое способно положить конец этому противостоянию. — Дерябина снова заговорила на сухом военном языке, но в голосе ее сохранилась звонкость. — Оружие уже существует, нет только запускающей программы к нему. С виду это обыкновенный хондротический метеорит, перемещающийся в свободном пространстве, ломкая каменистая глыба, в самом широком месте достигающая всего лишь четырех метров, судя по размерам, масса его должна составлять около десяти тонн. На самом же деле масса меньше. Мы выведем его на такую орбиту, чтобы он вошел в атмосферу Третьей недалеко от зенита, как раз над вражеской базой. Халиане примут его за естественный метеорит, тем более что он распадется на куски на большой высоте, как обычно и бывает с хондротическими метеоритами.
И тут неожиданно один из осколков, шириной примерно метра три, выстрелит прямо по базе. Возможно, компьютеры халиан вычислят, что внутри этого осколка запрятан двигатель, но посылать ракеты-перехватчики будет уже поздно. Они попытаются вывести из строя электронику, направив луч на осколок. Но и это не поможет: метеорит ударит прямо по верхушке базы.
Дерябина смолкла. После некоторой паузы Лент спросил:
— Простите, мэм, я не совсем понял. Боеголовки в снаряде не будет, потому что в противном случае халианские приборы ее тут же обнаружат. Таким образом, на них обрушится падающий на обычной космической скорости каменный валун; мотор не слишком увеличит его скорость. А учитывая то, что вы рассказали про укрепления противника, вряд ли им это сильно досадит — разве что чашки задребезжат.
Адмирал явно старалась разжечь любопытство собеседника до такой степени, чтобы он слушал затаив дыхание; кое-что человеческое ей не было так уж чуждо.
— Все дело в том, что, помимо камуфляжной оболочки, двигателя и различных вспомогательных механизмов, внутри будет находиться пять тонн антивещества.
Ленгу дали двадцать часов, чтобы выспаться, адаптироваться к условиям жизни на Белизариусе, а затем явиться с рапортом в лабораторию Маклорена. Психофизиологи увели его в комнату отдыха, угостили кофе и завели неторопливый разговор. Все было бы отлично, если бы не тема беседы. И все-таки он не слишком нервничал, хотя в данной ситуации расслабиться полностью без помощи наркотиков было вряд ли возможно. Кроме того, повторял себе Лент снова и снова, чем больше он узнает, тем лучше выполнит поставленную задачу.
— Нельзя просто сканировать вашу нервную систему, перенести ее по точкам на образец и запустить в программу, — пояснял Маклорен, — так же как нельзя механически скопировать нужные нам участки памяти. Интеллект — вещь тонкая и сложная, его нельзя разложить на составляющие. И нам нужен или ваш разум целиком, или не нужен вообще. Неточное сканирование может дать нам какое-то подобие вашего мозга, но это будет копия мозга… безумца. Если я буду наблюдать за вами в течение всего процесса, внимательно следить за реакцией тела, за вашими ответами на разные вопросы, это станет существенным подспорьем при конструировании аппарата.
Ленг откинулся назад в неудобном кресле и постарался расслабиться. Апартаменты Маклорена располагали к этому: несмотря на строгость обстановки, в них было что-то домашнее — фотографии жены и детей на фоне парусной лодки, гитара, несколько потрепанных старинных рукописей, шахматная доска, подключенная к компьютеру.
— Я почти ничего не слышал о пересадке сознания, — сказал Лент, — насколько мне известно, таких операций было очень мало.
— Ненавижу это выражение — «пересадка сознания». — Маклорен нахмурился. — Так и хочется обречь человека, запустившего его в обиход, на вечные муки в аду — пусть ему там зачитывают писанину, сплошь состоящую из журналистских клише. Ваше сознание не просто некая «штуковина», которую можно вытащить, а потом воткнуть в машину, это непрерывный процесс, неразрывно связанный с жизнедеятельностью всего организма. Нам предстоит понаблюдать за работой вашего мозга с помощью приборов и получить систему уравнений — слишком многочисленных и сложных, чтобы мозг, состоящий из органических тканей, мог овладеть ими, а затем заложить эти уравнения в программу, которая запустит специальный компьютер. — Помолчав, он добавил: — Да, вы правы. Подобные эксперименты весьма редки и первоначально проводились исключительно в научных целях. В настоящее время на практике удобнее использовать роботов.
— Мне кажется, здесь могут возникнуть проблемы этического порядка. — Ленг отхлебнул кофе, теплый ароматный напиток действовал на него успокаивающе. — Следует ли нам относиться с жалостью к моему двойнику? Попасть в металлическую оболочку — уже не сладко, не говоря о той роли камикадзе, которую ему предстоит сыграть…
— Не волнуйтесь, — успокоил Маклорен. — Будут и приятные моменты. Люди, участвовавшие в опытах, описывали необыкновенное состояние, которое возникает при прямом подключении к датчикам приборов, с которых мы с вами можем только считывать показания, или при заимствовании интеллектуальной мощи у компьютера. Не стану отрицать, нам нелегко пойти на этот шаг. Действительно, ваше alter ego придется принести в жертву. Люди не раз жертвовали своей жизнью ради других. Но в случае успеха этой операции мы сохраним жизнь миллионам. — Он перевел дыхание. — Кроме того, для «эго» самоуничтожение произойдет безболезненно. Не забывайте, это все-таки копия, а не оригинал. Та же совокупность знаний, то же мышление, но при этом нечто, лишенное плоти, а главное — инстинкта самосохранения. Ваш двойник будет испытывать лишь одно чувство, если понятие «эмоции» вообще к нему применимо, — радость, что может послужить благому делу. Это можно утверждать на основе предыдущих опытов, иначе проект отвергли бы с ходу. Мы вынуждены оказывать давление на сознание индивидуума, ограничивая тем самым способность к самостоятельному мышлению. А в этом эксперименте решение должно быть принято мгновенно, а значит, самостоятельно и добровольно. Это одна из причин, по которой была выбрана ваша кандидатура. Вас отличает повышенное чувство долга.
— На этот раз придется выполнять весьма тягостный долг, — усмехнулся Лент.
Маклорен резко посмотрел на него, но постепенно взгляд его смягчился.
— Да, вам придется обезобразить те места, где вы так долго жили и работали, — согласился он.
— Да, я знаю. — Лент был немного возбужден. — Я почти не спал ночью. Лежал и думал обо всем этом.
— Я абсолютно уверен — пройдет несколько лет, и вы с коллегами сможете вернуться туда и возобновить работу. Флот не забывает тех, кто верно ему служил.
— Дело не в этом, — пробормотал Лент. — Исчезнет Земля Моцарта, не будет амадеев. Придется начинать все сначала и работать среди чужаков в незнакомой стране.
— Что? Амадеи?
— Это рабочее название было принято в нашей команде. — Ленг даже сам удивился, с каким оживлением он говорит о вещах, причинявших ему душевную боль. — Выражаясь научно, хрисодонты. Самое интересные животные на Кристине. Они и стали специализацией моей жены Тесс. Я наблюдал за ними, как только выдавалась возможность, а с некоторыми даже подружился.
— Подружились? — Маклорен удивленно поднял брови. — Но на третьей планете нет существ, близких к сапиенс. Или есть? — его голос стал суровым.
Флот всегда непримиримо относился к случаям геноцида.
— Нет, нет, — поспешно сказал Ленг. — Смешно, конечно, искать аналоги в истории геологических трансформаций, но с некоторыми оговорками Кристину можно сравнивать с Землей в эпоху позднего мелового периода. За исключением горной местности, климат теплый или жаркий. Никаких холодных полюсов. Динозавров, конечно, там не водится, в животном мире преобладают существа, похожие на рептилии и давшие восхитительное разнообразие видов. Хрисодонты — двуногие с довольно крупным мозгом. Тот вид, который мы окрестили амадеями, — самый разумный. Примерно на уровне земных обезьян, если вам это о чем-то говорит.
— Однажды я просматривал доклад о природных условиях на Земле. А почему вы их так назвали?
— Амадеями? Они дивно поют. Это имя придумали мы — те, кто работал в поле. — Ленг одним глотком допил кофе и поставил чашку на стол. — Господи, как вспомню о них, слезы на глаза наворачиваются.
— Не исключено, что халиане давно перебили тех, кого вы знали.
— М-да-а-а… — Ленг отвел взгляд. — Может быть, копии моего разума и понравится это задание… — Внезапно ему вдруг захотелось обдумать этот вопрос. — Но зачем применять такое мощное оружие? Оно ведь уничтожит все на своем пути.
— Нам нужны гарантии, — объяснил Маклорен. — Никто прежде не делал ничего подобного, и, как сказала адмирал, второй попытки у нас не будет. Получив чрезвычайные полномочия, наши агенты собрали практически весь запас антигидрида антилития, которым располагал Альянс. Вы ведь знаете, обычно его используют в небольших дозах в качестве взрывателей там, где необходима сверхточность. Теперь для восполнения этих пяти тонн нужно десять лет.
— Литий?
— Гидрид. Твердый, довольно плотный, химически устойчивый, гораздо более удобный в обращении, чем антиводород или антигелий, и более эффективный для наших целей. Он хранится в вакуумной камере внутри метеорита и с помощью поля удерживается в подвешенном состоянии. От сотрясения генератор, создающий поле, выключится, произойдет выброс вещества в атмосферу, а затем на поверхность планеты. Преобразование массы в энергию будет стопроцентным. Но мы не беремся предсказывать, насколько быстро это случится и насколько эффективно для наших целей. Сгорая в атмосфере, осколки полетят в разные стороны от места взрыва. А мы должны быть абсолютно уверены, что удар сровняет с землей халианскую базу. Поэтому мы сбрасываем столько вещества, сколько смогли собрать, и нам нужен разумный пилот, который нанесет удар как можно ближе к объекту.
— Устроим грандиозный фейерверк! — рассмеялся Маклорен.
Возможно, это была его защитная реакция.
Нельзя сказать, что процесс сканирования превратился в ночной кошмар. Физическое неудобство было минимальным и в основном из-за длительной неподвижности. Ленг сидел в лабиринте пробирок, проводов, мониторов, измерителей. Маклорен и его ассистенты относились к нему с симпатией. Забытые эпизоды младенчества, детства, юности, сменяя друг друга, всплыли откуда-то из глубин памяти. Они проносились в сознании беспорядочно, смутно, как бывает в полудреме. Его захлестывали ни на что не направленные чувства: любовь, ненависть, страх, похоть, печаль, радость, какие-то примитивные эмоции, которым мозг и названия-то не мог дать. Они сливались в единое целое, которое затем взрывалось, рассыпаясь на миллионы вращающихся разноцветных кусочков. Время то сжималось до нуля, то растягивалось до бесконечности. Ленг ухватывал было смысл существования, а потом он снова ускользал от него. Позднее он не мог припомнить ни одного момента из долгих часов, проведенных в этом состоянии; в голове остались лишь обрывки снов. В конце концов ему сделали инъекцию, и он впал в беспамятство.
Проснулся Ленг в больничной палате. В местах уколов наложили повязки. Конечно, все заживет быстрее, чем волосы отрастут. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Очнулся он нескоро. В палату, чуть не подпрыгивая, вошел Маклорен.
— Сработало! Сработало! — ликовал он. — Все прошло как по маслу. Программа уже введена, оружие запущено.
Мы так никогда и не узнаем, о чем думал псевдомозг, обреченный на гибель. Мы располагаем лишь последним коротким посланием и описанием того события, которое за ним последовало. Еще меньше мы знаем о чувствах этого столь разительно отличающегося от нас индивидуума. И тем не менее история, услышанная мною в ту ночь в Ванг Фанге, сильно заинтересовала меня. Впоследствии, если меня заносило в те миры, где компьютерная сеть была доступна, я выуживал все что мог из банков данных. И я уже знал кое-что о таких машинах, даже разговаривал с одной из них. Интересные истории — мое хобби.
Итак, я попытаюсь воссоздать события, надеясь слишком далеко от истины не удаляться.
Представьте себе эту махину, которая медленно падает с адским грузом в чреве. Копия сознания Ленга воспринимает космос не так, как мы. Сложные датчики улавливают весь спектр явлений: незримые потоки атомов и ионов, силовые поля, различные импульсы, гравитационные поля планет, кружащих в танце вокруг своей прародительницы. Он видит перед собой раскаленное добела солнце, вихри огня и пылающие языки протуберанцев, ажурную корону, переливающуюся перламутром и, словно затянутое пеленой зодиакальное сияние, расходящееся гигантскими лучами. Но он не ослеплен, он различает тысячи оттенков звезд, усеявших небеса, он видит мириады небесных тел, скрытых от наших глаз. Оказывается, космос не погружен во мрак — он сияет огнями. Космос не безмолвен. Каждый атом в межзвездном пространстве излучает сигнал, и их пульсации сливаются в единый гимн творцу Вселенной. То и дело туманные дали озаряются едва родившимися солнцами или предсмертными вспышками агонизирующих светил. Облака, рассекающие Млечный путь, не могут скрыть от машины этого неистового сердцебиения Вселенной. А впереди открываются все новые и новые галактики, стремящиеся к тому незримому пределу, где встречаются начало и конец всего сущего.
Прошли часы, дни, прежде чем сознание Лента свыклось со своими новыми возможностями. Вряд ли его все еще можно было называть человеческим. Оно давно бы уже запуталось в самом себе, если бы не контроль подключенного к нему компьютера. Обладая такой мощностью, таким объемом и скоростью обработки данных, огромной библиотекой, из которой в считанные доли секунды можно почерпнуть все необходимое, он постепенно впитывает в себя поток информации, осмысливает ее и систематизирует. И теперь можно посмотреть на все свежим взглядом, но не как богу, захмелевшему от собственного величия. Отдавая должное нынешним своим божественным возможностям, надо помнить, кем был прежде.
Нет, это не совсем точно. Не помнить, а прийти к пониманию. Потому что он никогда не был Артуром Ленгом. Он снова переключился на рыжеватую искру, мерцающую в небе. Изображение увеличивается, и вот уже виден Белизариус — нагромождение камней, проступающих сквозь пыльные бури. Детекторы забирают все больше и больше энергии из аккумуляторов, но даже при самом большом увеличении база Флота не видна. Как мало ростков жизни во вселенной, как быстротечно их существование, как редко встречаются разумные существа!
А тем временем метеорит, вращаясь вокруг Кристины, переходит с одной орбиты на другую, постепенно приближаясь к ней. Моделируя траектории снаряда, создатели механизма принимали во внимание тот факт, что разуму Лента потребуется время для оценки ситуации. Кроме того, чем ближе к естественному будет движение метеорита, тем меньше шансов у халиан заподозрить неладное.
Кристина вырастает на глазах — сначала появляется белая звездочка, потом маленький серп, он растет и превращается в диск, темная часть которого слабо фосфоресцирует. На той стороне планеты, где сейчас день, облака создают причудливую игру света и тени. Мелькают голубые полосы океана и зеленовато-коричневые участки суши в тех районах, где погода ясная. Найденные следы говорят о том, что в свое время планета прошла через ледниковый период, но сейчас там установилось великое лето, и она пригрелась и сладко спит вот уже пятьдесят миллионов лет. Сквозь облака просвечивают две планеты-спутника — размером поменьше Луны.
Заработала память Лента.
Тесс сжимает его руку. С их кресел виден мир, распростертый перед ними.
— Наш дом, — говорит она, задыхаясь от восторга. — Я знаю, мы будем там счастливы.
Сохранение же блокады — дело очень дорогостоящее. Даже вы, с вашей подготовкой, не определите, сколько понадобится кораблей. Мы должны неусыпно следить за ними и всегда быть готовыми отразить любую атаку. Кроме того, чтобы посланные противником подкрепления не пробились сюда, необходимо патрулировать космическое пространство вокруг солнца в радиусе более одного светового года. Если им удастся проскользнуть и высадиться на Третьей, или попасть на ее низкую орбиту, они станут неуязвимы, запомните это; в полной безопасности халиане будут наращивать свои ресурсы, пока не станут достаточно сильными, чтобы бросить нам вызов в открытом бою. В наземном обеспечении наших операций задействовано больше людей и оборудования, чем в самих боевых операциях.
Сейчас повсюду идет эскалация военных действий. И мы могли бы добиться больших сдвигов в ситуации вокруг Цели. Но Третья Григорианская стала бездонной бочкой, в которую уходят все ресурсы Флота и Альянса. Так что неизвестно еще, кто кого запер — мы халиан или они нас. Вы все поняли, лейтенант?
— Д-а-а… Д-а-а… мэм, — пробормотал Лент, Затем справился со смущением и выдавил из себя. — Нет, мэм, не совсем понял. Почему вы не подвергнете их бомбардировке из космоса? Ведь можно смешать с землей все их укрепленные районы, а в том месте, где находится подземная база, пробить огромную дыру.
— Это отрицательно скажется на планете, — пояснил Маклорен.
— Ну да, — согласился Лент с болью, — последуют огненные бури, выпадение радиоактивных осадков. «От ландшафтов Моцарта останутся только шлак и пыль. Но я с самого начала знал, что это случится».
— На Третьей нет разумных существ.
— М-ммм… «Да, конечно, есть амадеи. Но они все-таки не сапиенсы. Животные, хотя и смышленые. Ареал их обитания — более чем половина планеты, значит, как вид они могут сохраниться. И жизнь снова вернется на Моцарт. А халиане… — возможно, сейчас они охотятся на амадеев ради забавы».
— Нет. Я думал о лучах и плазме, а также о ракетах. Энергетические виды оружия… сравнительно чистые.
— Какую академию вы оканчивали, лейтенант? — поинтересовалась Дерябина.
— Академию Сианг, на Селестии, мэм. Когда я там учился…
— Чувствуется, теория оружия преподается у них отвратительно. Даже со скидкой на то, что вы не собирались стать строевым офицером, вас следовало получше подготовить. Или у вас все из головы выветрилось?
— Нет, мэм, я…
Дерябина дотронулась до клавиш компьютера, наверняка сделала себе пометку: организовать расследование в Сианге. А дальше, возможно, последуют военные трибуналы.
— Попробуйте объяснить вы, командир, — предложила она.
Лент с облегчением перевел взгляд на Маклорена. Тот откашлялся и заговорил:
— Все дело в количественном факторе. Халиане задействовали в обороне огромное количество сверхмощной техники. Вы ведь понимаете, что полностью уничтожать ракету не нужно. Чтобы вывести из строя всю электронику и превратить ракету в обычную болванку, достаточно кратковременного интенсивного облучения боеголовки или взорванного неподалеку ядерного заряда. Халиане уничтожали полностью все запускаемые нами ракеты, в том числе и самые мощные ракеты-заградители, патрулирующие в высоких слоях атмосферы. Никакие прикрытия, поддержка, отвлекающие маневры не срабатывают при той огневой мощи, которой располагают халиане. Не забывайте еще о подземных заводах, на которых работают роботы.
Мы пробовали кинетическое оружие, посылали метеориты на высоких скоростях. Облучение на них не действует. Но, к сожалению, чтобы вывести на правильную траекторию метеорит, способный причинить серьезный ущерб, требуется большая энергия, и корректировка курса проходит слишком медленно. Халианские детекторы быстро отслеживают камни, и у них остается достаточно времени, чтобы небольшими ядерными зарядами раздробить их на осколки безопасной величины. Да, мы пробовали энергетическое оружие, но вражеские ракеты-перехватчики и корабли-ловушки свели наши усилия на нет.
— А что значит безопасной величины? — уточнил Ленг.
— Мы видели, как двадцатитонные осколки врезались в зону их базирования со скоростью более пятидесяти километров в секунду. Они оставляли кратеры, уничтожали одну, может быть, две огневые позиции, но халиане окопались в глубоких слоях горных пород и укрепили свои сооружения кристаллическими материалами. Судя по всему, отравляющие вещества или радиоактивная пыль тоже лишь заразят поверхность, но не нанесут никакого вреда халианам, засевшим в своем логове.
Вы спрашиваете, можно ли сжечь их плазменными лучами? Что же, попытайтесь представить, какова должна быть длительность и интенсивность подобного излучения. К тому же для этого придется расположить нашу базу совсем близко от халиан, эта база станет неподвижной мишенью для противника; их стационарные генераторы энергии гораздо мощнее тех, что можно установить на корабле. Нет, эта попытка непременно закончится для нас катастрофой.
— Расскажите о наведении, — напомнила ему Дерябина.
— Ах да, мэм, конечно. Вот еще одна проблема, с которой мы столкнулись. Очевидно, противник посылал разведывательные корабли для сбора информации за много лет до высадки. Вы знаете, что во всем районе местность неровная, гористая. А погода облачная и очень капризная. Никто не предполагал, что планета может стать объектом военных действий. Оказалось, что Флот не располагает точными картами этого района. Если такие карты и существовали, они находились на Третьей и были утеряны во время эвакуации. Согласен — здесь проявились и некомпетентность, и неумение просчитывать ходы заранее. Несколько голов уже полетело — но. Господи, на Флоте тоже ведь служат обычные смертные. Ошибки и просчеты неизбежны.
Итак, у нас нет привязки высот к карте местности, и мы не можем точно направить огонь, вернее, можем, но только визуально и пока позволяет видимость в атмосфере. У радаров недостаточная зона обзора, а кроме того неприятель создает различные помехи. Необходима топографическая разведка местности, но ни один корабль не пролетает там достаточно долго, его тут же собьют халиане. Точность, с которой мы можем вести прицельный огонь, составляет несколько километров. Теперь понятно, почему применение кинетического оружия окончилось для нас полным фиаско.
И самое печальное, что даже лучшие карты нам все равно не помогут, поскольку мы не знаем точного местонахождения вражеской базы. Мы следим за наземными сооружениями, но они разбросаны на половине континента. О центральном бункере, мозге и сердце неприятеля, мы знаем только, что он расположен под одной из впадин, укрытой со всех сторон горами. Халиане умело используют камуфляж, восстанавливая растительность, а что касается излучаемой ими радиации, то она рассеянная, и большинство источников работают для нашей дезориентации. Никто из нас не знаком с той местностью. И мы не можем отличить настоящее от фальшивого.
А вот вы. Лент, провели там годы. Бродили по планете, облетали ее, без конца сверяясь с картами. И должны знать ее как свои пять пальцев.
— Сказать по правде, я никогда особенно не приглядывался к своим пальцам, — улыбнулся Ленг.
— Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Конечно, у вас в голове нет геодезического прибора. Но некоторые ориентиры, я уверен, вы узнаете даже при облачной или дождливой погоде; а по ним найдете нужное место. Вы заметите также участки местности, на которых произошли сильные изменения. Правильно?
Ленг вспомнил Пик Веспера, озаренный вспышкой молнии, а под ним — реку Аргент и лагерь, в котором его ждала Тесс.
— Ну, что же, в какой-то мере вы правы. Я неплохо ориентируюсь на местности и с воздуха тоже.
— Это как раз то, что нам нужно, — сказала Дерябина.
Он снова повернулся к адмиралу. Взгляды ее обжигали, словно удары хлыста.
— Так или иначе, нам нужно выходить из этого тупика, и как можно быстрее. Сначала мы рассматривали план наземной операции. Под прикрытием тяжелых бомбардировщиков можно было попробовать высадить войска на другом континенте, а потом уже двигаться с этого плацдарма. Ракеты класса земля — земля размягчили бы оборону халиан, а корабли, бронетехника и пехота завершили бы разгром. Урон мы при этом понесем ужасающий. Погибнет около миллиона человек плюс потери в технике. Это по самым скромным оценкам. Раньше казалось, что другого выхода нет.
А потом появился новый план. Его разработал капитан Маклорен со своей группой. В случае успеха нам удастся уберечь миллион граждан Альянса от смерти и увечий, а сам Альянс — от нехватки людей на других участках фронта.
У Маклорена загорелись глаза, на щеках выступил румянец, и Ленг внезапно осознал смысл слова «акколада»— да, происходящее здесь чем-то напоминало древний обряд посвящения в рыцари.
— Вам тоже предоставлена честь участвовать в этой операции, лейтенант, — сказала Дерябина, и Ленг понял, почему, несмотря ни на что, люди смело идут в атаку под ее командованием.
— А что… я… должен делать, мэм? — прошептал он.
— Вы, а точнее копия вашего мозга, будет пилотировать оружие, которое способно положить конец этому противостоянию. — Дерябина снова заговорила на сухом военном языке, но в голосе ее сохранилась звонкость. — Оружие уже существует, нет только запускающей программы к нему. С виду это обыкновенный хондротический метеорит, перемещающийся в свободном пространстве, ломкая каменистая глыба, в самом широком месте достигающая всего лишь четырех метров, судя по размерам, масса его должна составлять около десяти тонн. На самом же деле масса меньше. Мы выведем его на такую орбиту, чтобы он вошел в атмосферу Третьей недалеко от зенита, как раз над вражеской базой. Халиане примут его за естественный метеорит, тем более что он распадется на куски на большой высоте, как обычно и бывает с хондротическими метеоритами.
И тут неожиданно один из осколков, шириной примерно метра три, выстрелит прямо по базе. Возможно, компьютеры халиан вычислят, что внутри этого осколка запрятан двигатель, но посылать ракеты-перехватчики будет уже поздно. Они попытаются вывести из строя электронику, направив луч на осколок. Но и это не поможет: метеорит ударит прямо по верхушке базы.
Дерябина смолкла. После некоторой паузы Лент спросил:
— Простите, мэм, я не совсем понял. Боеголовки в снаряде не будет, потому что в противном случае халианские приборы ее тут же обнаружат. Таким образом, на них обрушится падающий на обычной космической скорости каменный валун; мотор не слишком увеличит его скорость. А учитывая то, что вы рассказали про укрепления противника, вряд ли им это сильно досадит — разве что чашки задребезжат.
Адмирал явно старалась разжечь любопытство собеседника до такой степени, чтобы он слушал затаив дыхание; кое-что человеческое ей не было так уж чуждо.
— Все дело в том, что, помимо камуфляжной оболочки, двигателя и различных вспомогательных механизмов, внутри будет находиться пять тонн антивещества.
Ленгу дали двадцать часов, чтобы выспаться, адаптироваться к условиям жизни на Белизариусе, а затем явиться с рапортом в лабораторию Маклорена. Психофизиологи увели его в комнату отдыха, угостили кофе и завели неторопливый разговор. Все было бы отлично, если бы не тема беседы. И все-таки он не слишком нервничал, хотя в данной ситуации расслабиться полностью без помощи наркотиков было вряд ли возможно. Кроме того, повторял себе Лент снова и снова, чем больше он узнает, тем лучше выполнит поставленную задачу.
— Нельзя просто сканировать вашу нервную систему, перенести ее по точкам на образец и запустить в программу, — пояснял Маклорен, — так же как нельзя механически скопировать нужные нам участки памяти. Интеллект — вещь тонкая и сложная, его нельзя разложить на составляющие. И нам нужен или ваш разум целиком, или не нужен вообще. Неточное сканирование может дать нам какое-то подобие вашего мозга, но это будет копия мозга… безумца. Если я буду наблюдать за вами в течение всего процесса, внимательно следить за реакцией тела, за вашими ответами на разные вопросы, это станет существенным подспорьем при конструировании аппарата.
Ленг откинулся назад в неудобном кресле и постарался расслабиться. Апартаменты Маклорена располагали к этому: несмотря на строгость обстановки, в них было что-то домашнее — фотографии жены и детей на фоне парусной лодки, гитара, несколько потрепанных старинных рукописей, шахматная доска, подключенная к компьютеру.
— Я почти ничего не слышал о пересадке сознания, — сказал Лент, — насколько мне известно, таких операций было очень мало.
— Ненавижу это выражение — «пересадка сознания». — Маклорен нахмурился. — Так и хочется обречь человека, запустившего его в обиход, на вечные муки в аду — пусть ему там зачитывают писанину, сплошь состоящую из журналистских клише. Ваше сознание не просто некая «штуковина», которую можно вытащить, а потом воткнуть в машину, это непрерывный процесс, неразрывно связанный с жизнедеятельностью всего организма. Нам предстоит понаблюдать за работой вашего мозга с помощью приборов и получить систему уравнений — слишком многочисленных и сложных, чтобы мозг, состоящий из органических тканей, мог овладеть ими, а затем заложить эти уравнения в программу, которая запустит специальный компьютер. — Помолчав, он добавил: — Да, вы правы. Подобные эксперименты весьма редки и первоначально проводились исключительно в научных целях. В настоящее время на практике удобнее использовать роботов.
— Мне кажется, здесь могут возникнуть проблемы этического порядка. — Ленг отхлебнул кофе, теплый ароматный напиток действовал на него успокаивающе. — Следует ли нам относиться с жалостью к моему двойнику? Попасть в металлическую оболочку — уже не сладко, не говоря о той роли камикадзе, которую ему предстоит сыграть…
— Не волнуйтесь, — успокоил Маклорен. — Будут и приятные моменты. Люди, участвовавшие в опытах, описывали необыкновенное состояние, которое возникает при прямом подключении к датчикам приборов, с которых мы с вами можем только считывать показания, или при заимствовании интеллектуальной мощи у компьютера. Не стану отрицать, нам нелегко пойти на этот шаг. Действительно, ваше alter ego придется принести в жертву. Люди не раз жертвовали своей жизнью ради других. Но в случае успеха этой операции мы сохраним жизнь миллионам. — Он перевел дыхание. — Кроме того, для «эго» самоуничтожение произойдет безболезненно. Не забывайте, это все-таки копия, а не оригинал. Та же совокупность знаний, то же мышление, но при этом нечто, лишенное плоти, а главное — инстинкта самосохранения. Ваш двойник будет испытывать лишь одно чувство, если понятие «эмоции» вообще к нему применимо, — радость, что может послужить благому делу. Это можно утверждать на основе предыдущих опытов, иначе проект отвергли бы с ходу. Мы вынуждены оказывать давление на сознание индивидуума, ограничивая тем самым способность к самостоятельному мышлению. А в этом эксперименте решение должно быть принято мгновенно, а значит, самостоятельно и добровольно. Это одна из причин, по которой была выбрана ваша кандидатура. Вас отличает повышенное чувство долга.
— На этот раз придется выполнять весьма тягостный долг, — усмехнулся Лент.
Маклорен резко посмотрел на него, но постепенно взгляд его смягчился.
— Да, вам придется обезобразить те места, где вы так долго жили и работали, — согласился он.
— Да, я знаю. — Лент был немного возбужден. — Я почти не спал ночью. Лежал и думал обо всем этом.
— Я абсолютно уверен — пройдет несколько лет, и вы с коллегами сможете вернуться туда и возобновить работу. Флот не забывает тех, кто верно ему служил.
— Дело не в этом, — пробормотал Лент. — Исчезнет Земля Моцарта, не будет амадеев. Придется начинать все сначала и работать среди чужаков в незнакомой стране.
— Что? Амадеи?
— Это рабочее название было принято в нашей команде. — Ленг даже сам удивился, с каким оживлением он говорит о вещах, причинявших ему душевную боль. — Выражаясь научно, хрисодонты. Самое интересные животные на Кристине. Они и стали специализацией моей жены Тесс. Я наблюдал за ними, как только выдавалась возможность, а с некоторыми даже подружился.
— Подружились? — Маклорен удивленно поднял брови. — Но на третьей планете нет существ, близких к сапиенс. Или есть? — его голос стал суровым.
Флот всегда непримиримо относился к случаям геноцида.
— Нет, нет, — поспешно сказал Ленг. — Смешно, конечно, искать аналоги в истории геологических трансформаций, но с некоторыми оговорками Кристину можно сравнивать с Землей в эпоху позднего мелового периода. За исключением горной местности, климат теплый или жаркий. Никаких холодных полюсов. Динозавров, конечно, там не водится, в животном мире преобладают существа, похожие на рептилии и давшие восхитительное разнообразие видов. Хрисодонты — двуногие с довольно крупным мозгом. Тот вид, который мы окрестили амадеями, — самый разумный. Примерно на уровне земных обезьян, если вам это о чем-то говорит.
— Однажды я просматривал доклад о природных условиях на Земле. А почему вы их так назвали?
— Амадеями? Они дивно поют. Это имя придумали мы — те, кто работал в поле. — Ленг одним глотком допил кофе и поставил чашку на стол. — Господи, как вспомню о них, слезы на глаза наворачиваются.
— Не исключено, что халиане давно перебили тех, кого вы знали.
— М-да-а-а… — Ленг отвел взгляд. — Может быть, копии моего разума и понравится это задание… — Внезапно ему вдруг захотелось обдумать этот вопрос. — Но зачем применять такое мощное оружие? Оно ведь уничтожит все на своем пути.
— Нам нужны гарантии, — объяснил Маклорен. — Никто прежде не делал ничего подобного, и, как сказала адмирал, второй попытки у нас не будет. Получив чрезвычайные полномочия, наши агенты собрали практически весь запас антигидрида антилития, которым располагал Альянс. Вы ведь знаете, обычно его используют в небольших дозах в качестве взрывателей там, где необходима сверхточность. Теперь для восполнения этих пяти тонн нужно десять лет.
— Литий?
— Гидрид. Твердый, довольно плотный, химически устойчивый, гораздо более удобный в обращении, чем антиводород или антигелий, и более эффективный для наших целей. Он хранится в вакуумной камере внутри метеорита и с помощью поля удерживается в подвешенном состоянии. От сотрясения генератор, создающий поле, выключится, произойдет выброс вещества в атмосферу, а затем на поверхность планеты. Преобразование массы в энергию будет стопроцентным. Но мы не беремся предсказывать, насколько быстро это случится и насколько эффективно для наших целей. Сгорая в атмосфере, осколки полетят в разные стороны от места взрыва. А мы должны быть абсолютно уверены, что удар сровняет с землей халианскую базу. Поэтому мы сбрасываем столько вещества, сколько смогли собрать, и нам нужен разумный пилот, который нанесет удар как можно ближе к объекту.
— Устроим грандиозный фейерверк! — рассмеялся Маклорен.
Возможно, это была его защитная реакция.
Нельзя сказать, что процесс сканирования превратился в ночной кошмар. Физическое неудобство было минимальным и в основном из-за длительной неподвижности. Ленг сидел в лабиринте пробирок, проводов, мониторов, измерителей. Маклорен и его ассистенты относились к нему с симпатией. Забытые эпизоды младенчества, детства, юности, сменяя друг друга, всплыли откуда-то из глубин памяти. Они проносились в сознании беспорядочно, смутно, как бывает в полудреме. Его захлестывали ни на что не направленные чувства: любовь, ненависть, страх, похоть, печаль, радость, какие-то примитивные эмоции, которым мозг и названия-то не мог дать. Они сливались в единое целое, которое затем взрывалось, рассыпаясь на миллионы вращающихся разноцветных кусочков. Время то сжималось до нуля, то растягивалось до бесконечности. Ленг ухватывал было смысл существования, а потом он снова ускользал от него. Позднее он не мог припомнить ни одного момента из долгих часов, проведенных в этом состоянии; в голове остались лишь обрывки снов. В конце концов ему сделали инъекцию, и он впал в беспамятство.
Проснулся Ленг в больничной палате. В местах уколов наложили повязки. Конечно, все заживет быстрее, чем волосы отрастут. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон.
Очнулся он нескоро. В палату, чуть не подпрыгивая, вошел Маклорен.
— Сработало! Сработало! — ликовал он. — Все прошло как по маслу. Программа уже введена, оружие запущено.
Мы так никогда и не узнаем, о чем думал псевдомозг, обреченный на гибель. Мы располагаем лишь последним коротким посланием и описанием того события, которое за ним последовало. Еще меньше мы знаем о чувствах этого столь разительно отличающегося от нас индивидуума. И тем не менее история, услышанная мною в ту ночь в Ванг Фанге, сильно заинтересовала меня. Впоследствии, если меня заносило в те миры, где компьютерная сеть была доступна, я выуживал все что мог из банков данных. И я уже знал кое-что о таких машинах, даже разговаривал с одной из них. Интересные истории — мое хобби.
Итак, я попытаюсь воссоздать события, надеясь слишком далеко от истины не удаляться.
Представьте себе эту махину, которая медленно падает с адским грузом в чреве. Копия сознания Ленга воспринимает космос не так, как мы. Сложные датчики улавливают весь спектр явлений: незримые потоки атомов и ионов, силовые поля, различные импульсы, гравитационные поля планет, кружащих в танце вокруг своей прародительницы. Он видит перед собой раскаленное добела солнце, вихри огня и пылающие языки протуберанцев, ажурную корону, переливающуюся перламутром и, словно затянутое пеленой зодиакальное сияние, расходящееся гигантскими лучами. Но он не ослеплен, он различает тысячи оттенков звезд, усеявших небеса, он видит мириады небесных тел, скрытых от наших глаз. Оказывается, космос не погружен во мрак — он сияет огнями. Космос не безмолвен. Каждый атом в межзвездном пространстве излучает сигнал, и их пульсации сливаются в единый гимн творцу Вселенной. То и дело туманные дали озаряются едва родившимися солнцами или предсмертными вспышками агонизирующих светил. Облака, рассекающие Млечный путь, не могут скрыть от машины этого неистового сердцебиения Вселенной. А впереди открываются все новые и новые галактики, стремящиеся к тому незримому пределу, где встречаются начало и конец всего сущего.
Прошли часы, дни, прежде чем сознание Лента свыклось со своими новыми возможностями. Вряд ли его все еще можно было называть человеческим. Оно давно бы уже запуталось в самом себе, если бы не контроль подключенного к нему компьютера. Обладая такой мощностью, таким объемом и скоростью обработки данных, огромной библиотекой, из которой в считанные доли секунды можно почерпнуть все необходимое, он постепенно впитывает в себя поток информации, осмысливает ее и систематизирует. И теперь можно посмотреть на все свежим взглядом, но не как богу, захмелевшему от собственного величия. Отдавая должное нынешним своим божественным возможностям, надо помнить, кем был прежде.
Нет, это не совсем точно. Не помнить, а прийти к пониманию. Потому что он никогда не был Артуром Ленгом. Он снова переключился на рыжеватую искру, мерцающую в небе. Изображение увеличивается, и вот уже виден Белизариус — нагромождение камней, проступающих сквозь пыльные бури. Детекторы забирают все больше и больше энергии из аккумуляторов, но даже при самом большом увеличении база Флота не видна. Как мало ростков жизни во вселенной, как быстротечно их существование, как редко встречаются разумные существа!
А тем временем метеорит, вращаясь вокруг Кристины, переходит с одной орбиты на другую, постепенно приближаясь к ней. Моделируя траектории снаряда, создатели механизма принимали во внимание тот факт, что разуму Лента потребуется время для оценки ситуации. Кроме того, чем ближе к естественному будет движение метеорита, тем меньше шансов у халиан заподозрить неладное.
Кристина вырастает на глазах — сначала появляется белая звездочка, потом маленький серп, он растет и превращается в диск, темная часть которого слабо фосфоресцирует. На той стороне планеты, где сейчас день, облака создают причудливую игру света и тени. Мелькают голубые полосы океана и зеленовато-коричневые участки суши в тех районах, где погода ясная. Найденные следы говорят о том, что в свое время планета прошла через ледниковый период, но сейчас там установилось великое лето, и она пригрелась и сладко спит вот уже пятьдесят миллионов лет. Сквозь облака просвечивают две планеты-спутника — размером поменьше Луны.
Заработала память Лента.
Тесс сжимает его руку. С их кресел виден мир, распростертый перед ними.
— Наш дом, — говорит она, задыхаясь от восторга. — Я знаю, мы будем там счастливы.