Дрейк Дэвид. В сердце тьмы

   Поблизости от ипподрома две женщины увидели дым, поднимающийся от костров, которые развели собирающиеся Голубые и Зеленые, чтобы погреть своих хулиганов. Они слышали слабый рев толпы, даже на таком расстоянии.
   — Как ситуация в Большом Дворце? — спросила Антонина у Ирины.
   — Напряженная. Очень напряженная. Юстиниан на сегодня на полдень назначил заседание высшего совета. Однако он все еще слушает Иоанна из Каппадокии, который заверяет его, что большая часть армейских подразделений будет защищать трон. Поэтому он живет в раю для дураков. Он не понимает, что единственная сила, которая у него есть, — это отряд дворцовой стражи — пятьсот человек — и войска, которые приведем мы.
   Ирина повернула голову и посмотрела на юг.
   — Ситтас с Гермогеном должны быть в гавани Хормиздаса. Мне лучше сейчас уехать и сказать им, где стоят твои силы.
   Антонина кивнула. Маврикий приказал взводу катафрактов сопроводить начальницу шпионской сети.
   Внимание Антонины привлек шум.
   Толпа гренадеров и их жен высыпала из дверей монастыря и направилась к ней. Все они смотрели на нее, на лицах было написано беспокойство.
   — Ты сказал им, — Антонина взглянула на Маврикия.
   Маврикий усмехнулся.
   — Сказал им? Я отправил сюда утром десять катафрактов, чтобы порадовать их рассказом. Полным рассказом! До последней мрачной, мерзкой, отвратной детали.
   Антонина вздохнула от раздражения, Маврикий поставил своего коня рядом с ней. Склонился к ней — весь юмор испарился — и хрипло прошептал:
   — Послушай меня, девочка, и хорошо послушай. Теперь ты ввязалась в войну, и ты — командир. Женщина-командир — первая в римской истории, если не считать древние легенды. Тебе нужна вся уверенность, которую ты можешь получить от своих солдат. А им она требуется еще больше, чем тебе.
   Антонина уставилась в его серые глаза. Она раньше никогда не замечала, насколько холодными могут быть эти глаза.
   — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь такой возможностью? — спросил он. Затем добавил с хриплым смешком: — Боже, теперь, после того как все закончилось, я почти готов поблагодарить Балбана! Какой подарок он нам сделал!
   Маврикий снова прямо сел в седле.
   — Антонина, самые суровые из моих катафрактов испытывают благоговение перед тобой. Попав в такую засаду — без оружия, только с одним маленьким кинжалом, — выжил бы, может, один из десяти. И они это знают. Как, ты думаешь, себя чувствуют эти сирийские крестьяне? Теперь? Что они думают о своем командире — маленькой женщине?
   Было очевидно, что чувствуют крестьяне. Гренадеры и их жены окружали Антонину, молча глядя на нее снизу вверх. Выражения их лиц читались без труда. Смесь чувств — облегчение от очевидного благополучия Антонины, яростное удовлетворение от ее победы, гордость своим командиром и гордость, что она командует ими.
   В большей мере — и это почти пугало Антонину — они испытывали чувство квазирелигиозного восхищения. Простые сирийцы смотрели на нее так, как они могли бы смотреть на живого святого.
   Она благословлена милостью Божьей.
   Как и предсказывал пророк Михаил.
   На мгновение Антонина почувствовала, что сжимается от этой давящей на нее ответственности.
   Затем, собрав в кулак огромную силу воли, которая всегда оставалась ее частью, с детства на улицах Александрии, Антонина отбросила все колебания в сторону.
   — Со мной все в порядке, — громко заверила она гренадеров.
   Она стала спешиваться, но тут же почувствовала, как ей помогает дюжина рук. Те же руки затем понесли ее к собору. Тут же возникли монахи и священники и открыли огромные ворота. Среди них Антонина увидела полную фигуру епископа Антония Александрийского.
   Когда ее проносили сквозь двери, она встретилась взглядом с Антонием. Он ответил ей улыбкой, но в глазах читалось беспокойство.
   Ее отнесли к алтарю и поставили на ноги. Она повернулась и увидела, как гренадеры и их жены быстро заходят в собор. В течение двух минут огромный собор заполнился. Там стояли все сирийцы. Они молча смотрели на нее.
   За много лет до этого мать Антонины немного обучала ее актерскому мастерству Антонина не пошла по стопам матери, выбрав другую дорогу, хотя такую же неуважаемую, но приносящую гораздо больший доход. Но она все еще помнила уроки. Не скромные таланты матери как трагической актрисы, а ее умение проецировать звук голоса.
   Все гренадеры в помещении — как и катафракты, которые к ним присоединились — чуть не подпрыгнули. Такая маленькая женщина и такой сильный, мощный голос!
   — Я не буду долго говорить, солдаты. Друзья. И не нужно много говорить. Наши враги собираются. Вы видите их костры. Вы слышите их грубые победные крики. Не бойтесь их. Они — ничто. Ничто. Наемные убийцы. Уличные бандиты. Головорезы. Насильники. Воры. Сутенеры. Мошенники. Ничто. Ничто!
   Она сделала паузу, подождала. Гренадеры — вначале один или два — подхватили клич. Вначале тихо. Затем громче и громче.
   — Ничто. Ничто!
   — Мы превратим их в ничто. Мы отгоним их назад в их сливные трубы.
   — Ничто! Ничто!
   — Мы загоним их в их норы. Мы последуем за ними в их крысиные норы. Мы будем гнать их, пока они не попросят пощады.
   — НИЧТО! НИЧТО!
   — Пощады не будет. Для ничтожеств — ничто!
   Теперь от криков содрогался сам собор. Антонина показала пальцем на катафрактов. Крики смолкли. Гренадеры слушали ее с полным вниманием.
   — У нас простой план. Предатели собирают силы на ипподроме. Мы пойдем туда. Катафракты поведут нас, но мы станем молотом Божьим. Удары нашего молота превратят ничтожество в ничто.
   Антонина пошла вперед, по центральному проходу. Гренадеры расступались перед нею, а затем мгновенно смыкали ряды. Она двигалась сквозь небольшое людское море, как корабль под всеми парусами.
   Когда она достигла двери, вперед шагнул Антоний Александрийский. На мгновение она обняла старого друга.
   — Пусть мне поможет Бог, — прошептала Антонина.
   — О, я считаю, Он поможет, — мягко ответил епископ. — Поверь мне в этом, Антонина. — На лице мелькнула улыбка: — Ты знаешь, я ведь довольно известный теолог.
   Она ответила на улыбку, поцеловала в щеку и пошла дальше.
   К этому времени на улице собралась большая толпа зрителей. Даже гневные взгляды катафрактов не могли отогнать любопытных. Но затем, услышав звук множества приближающихся лошадей — тяжелых, в броне, — толпа отошла назад, прижимаясь к стенам домов и заборам, которое стояли вдоль улицы.
   По улице рысью приближались две сотни катафрактов. Оставшиеся фракийские букелларии возвращались после собственного триумфа.
   Всадники достигли собора и остановились. Катафракты из первых рядов бросили результат своей мести к ногам Антонины.
   Толпа зрителей стала хватать ртом воздух и шипеть, сильнее прижалась к стенам. Некоторые, у кого страх пересилил любопытство, быстро скрылись в домах и дворах. Двадцать или около того отрубленных голов могут заставить похолодеть самого любопытного.
   Увидев мрачные трофеи, гренадеры с другой стороны разразились дикими довольными криками.
   — НИЧТО! НИЧТО! НИЧТО!
   Антонина двинулась к лошади. Маврикий и двое его катафрактов встретили ее на полпути.
   — Надень вот это, — приказал Маврикий. — Я специально заказывал их для тебя.
   Сопровождавшие его катафракты протянули ей кирасу и шлем.
   — Сделать шлем было легко, — заметил Маврикий. — Но кираса оказалась в некотором роде вызовом для мастера-оружейника. Он не привык делать ложбинки.
   Антонина улыбнулась. При помощи Маврикия надела непривычные доспехи. Улыбка сошла с лица.
   — Штуки-то тяжелые.
   — Не жалуйся, девочка. Скажи спасибо, что ты не в полном вооружении. И в особенности скажи спасибо, что мы сейчас в Константинополе и зимой, вместо Сирии летом.
   От этой мысли Антонина скорчила гримасу. Затем добавила с хитрой улыбкой:
   — А меч мне дают или как?
   Маврикий покачал головой. Достал нож в ножнах — большой странный нож, судя по ножнам — и протянул ей.
   — Ничего лучше у меня нет.
   Антонина достала клинок из ножен. Не смогла не вдохнуть воздух.
   — Как я вижу, ты его узнала, — сказал Маврикий довольным тоном. — Владелец магазинчика запросил за него много, но я решил, что его все равно стоит приобрести.
   Антонина переводила взгляд с Маврикия на мясницкий нож и обратно. Губы гектонтарха изобразили мрачную улыбку.
   — Спроси любого ветерана, Антонина. Они скажут тебе, что во время сражения нет ничего более важного, чем иметь при себе проверенный в деле клинок, которому ты доверяешь.
   Внезапно наличие этого простого кухонного предмета в руке наполнило Антонину уверенностью.
   — Думаю, ты прав, Маврикий.
   Она услышала голоса катафрактов. Они передавали новость гренадерам. Секунды спустя гренадеры начали новую песню:
   — Ножом их, ножом! Мясницким ножом!
   При помощи. Маврикия Антонина забралась в седло, с трудом сдержав ругательство: мешал лишний вес шлема и доспехов. Усевшись в седло, она подняла мясницкий нож над головой и помахала им.
   Гренадеры закричали. Катафракты присоединили к ним свои голоса.
   — НИЧТО! НИЧТО!
   Антонина сдержала смех. Для всего мира она была воином из легенды, который размахивал таинственным, обладающим магической силой прославленным мечом! И она, хотя сама этого пока и не знала, на самом деле стала таким воином. А этот скромный мясницкий нож, к ее нескончаемому удивлению, тоже станет частью легенды.

Глава 25

 
   Увидев приближающееся судно, Иоанн Родосский стал сильно ругаться. Некоторые из ругательств направлялись на Ирину Макремболитиссу. Начальница шпионской сети не предупредила его, что предатель полководец Эгидий приобрел боевую галеру. Видимо, с ее помощью намеревался очистить путь для перевозящих его войска судов. Иоанн уже видел первые из них, с эмблемами армии Вифинии. Четыре судна прямо в эти минуты покидали гавань Халкедона, направляясь через Босфор в Константинополь. Но большая часть ругательств направлялась на жизнь в целом. Иоанн Родосский на самом деле не очень винил Ирину за недостаток в шпионской работе. Если быть справедливым, то от начальницы шпионской сети нельзя ожидать, что она узнает о враге абсолютно все.
   — Просто это жизнь, — пробормотал он. — Она всегда была непостоянной сукой.
   — Прости? — спросил Эйсебий, подняв голову от работы. Лицо молодого артиллерийского техника приобрело зеленоватый оттенок. Он явно плохо себя чувствовал из-за качающегося движения судна. В особенности когда стоял в центре корабля, на платформе с оружием, занятый важным делом открывания ящиков с зажигательными бомбами. Платформа поднималась на десять футов над палубой и на ней неустойчивость корабля чувствовалась сильнее.
   — Побыстрее, Эйсебий, — проворчал Иоанн Родосский. Морской офицер показал вправо по борту. — Нам вначале придется разобраться с этим.
   Эйсебий выпрямился, прищурился близоруко, глядя на приближающуюся с юга галеру.
   — О, Боже, — пробормотал он. — Я не очень хорошо вижу, но… Это то, что я думаю?
   Иоанн мрачно кивнул.
   — Да, боевая галера. Сто солдат и по меньшей мере сто пятьдесят гребцов, причем хороших гребцов, судя по скорости. И они уже опустили паруса.
   Эйсебий побледнел. Парусные боевые галеры были самыми быстроходными судами — по крайней мере до того, как устанут гребцы — и самыми маневренными. Настоящие военные суда.
   Иоанн Родосский спустился по лестнице вниз на основную палубу и поспешил в кормовую часть, где быстро проконсультировался с лоцманом. В его отсутствие Эйсебий стал распаковывать еще один ящик с зажигательными бомбами. Артиллеристы на платформе предложили свою помощь, но он от нее отказался. Вероятно, Эйсебий был слишком осторожен — после того как сражение начнется, артиллеристам самим придется заряжать, но Эйсебий лучше, чем кто-либо, знал, насколько опасны могут быть эти бомбы, если случайно взорвутся.
   Кроме этого, таким образом он мог отключиться от волнений.
   А поводов для волнения имелось более чем достаточно. Эйсебий не был моряком, но он за последние месяцы узнал многое от Иоанна Родосского, чтобы понять серьезность их положения.
   Артиллерийский техник посмотрел на две катапульты, установленные на боевой платформе корабля. Затем, медленнее, изучил приближающееся к ним судно.
   Он не получил никакой радости от этого изучения.
   Экипаж полномасштабной большой парусной галеры, как той, которая к ним приближалась, составлял от двухсот до трехсот человек. Гребцы размещались на двух палубах с двумя рядами весел каждая. Пятьдесят гребцов были постоянно приписаны к внутренней нижней палубе, по человеку на весло. Остальной экипаж, который насчитывал по меньшей мере сто пятьдесят человек, приписывался к верхней открытой палубе. Сто из них будут сидеть на веслах в верхнем ряду, по два человека на весло, в то время как другие служили лучниками или использовались, когда брали другое судно на абордаж. В случае преследования или, наоборот, ухода от противника гребцы на верхней палубе менялись местами с солдатами таким образом, чтобы люди не уставали.
   Технически, как знал. Эйсебий, их судно относится к такому же классу и именуется боевой галерой с гребцами. Но она являлась типом среднего размера, который назывался памфилосом. У них имелось место только для восьмидесяти весел, по двадцать в каждом ряду. На верхней палубе имелось место только для одного гребца на весло.
   Сто пятьдесят гребцов против восьмидесяти. Несмотря на больший вес приближающейся галеры, она будет быстрее, чем их собственная. И они двигались еще медленнее из-за модификаций Иоанна, проведенных на их корабле.
   Иоанн знал, что над ними во время предстоящего сражения будет большое численное преимущество — один корабль против двадцати, может и больше. Поэтому он решил использовать одно судно чисто как артиллерийское, бомбардирующее вражеский флот с большого расстояния зажигательными бомбами. По этой причине с ними плыло всего двенадцать солдат — достаточно только, чтобы заниматься двумя катапультами. В случае бомбардировки они окажутся в безнадежном меньшинстве.
   Да, у них также был двойной экипаж гребцов. Если план Иоанна сработает, то его людям придется грести долго. Поэтому он загрузил на корабль сменных гребцов. Они выдержат быстрый темп дольше, чем экипаж приближающейся галеры, но вес запасных гребцов тоже замедлит их ход.
   Не упоминая…
   Эйсебий осмотрел платформу, на которой стоял. Она была больше и тяжелее, чем обычно у галер такого размера. Это требовалось, чтобы обеспечить необходимую опору и место для двух катапульт, которые Иоанн установил на платформе. Но этот дополнительный размер тоже добавлял вес. Как и…
   Эйсебий опустил глаза за палубу самого корабля. Обычно византийские боевые галеры имели современный дизайн, который назывался афракт — «небронированный». Поскольку современные морские тактики использовали абордаж, как и пробивание тараном, гребцы-солдаты на верхних палубах защищались только легким каркасом, установленным вдоль сходен, к которому они прикрепляли свои щиты.
   Но поскольку Иоанн не имел намерения брать суда на абордаж, он переделал судно под старый дизайн катафрактов: добавил твердые деревянные выступы к планширам, с нависающими балками, чтобы защитить гребцов от стрел. Бронированные выступы напоминали каркасы древних эллинистических галер, хотя сами гребцы все еще сидели внутри корпуса. Конечной целью было размещение гребцов в крепких, защищающих от стрел укрытиях. Возможно, там было душновато из-за отсутствия вентиляции, но предоставлялась гораздо лучшая защита, чем просто щиты, висящие на легком каркасе.
   Но судно становилось гораздо тяжелее.
   Однако их судно все равно было быстрым и более маневренным, чем бочкообразные, оснащенные четырехугольными парусами корабли, которые использовала армия Вифинии для перевозки бойцов. Но оно казалось медлительной черепахой в сравнении с приближающейся галерой.
   Иоанн не ожидал на самом деле увидеть настоящий военный корабль.
   — Быстро! — рявкнул родосец, забираясь назад на платформу. — Нет. Неважно. Нам придется довольствоваться бомбами, которые ты уже распаковал.
   — Их только восемь, — запротестовал Эйсебий.
   — Значит, нам придется хорошо стрелять! — рявкнул Иоанн. — У нас нет времени, Эйсебий. Эта чертова галера идет, как морская свинья. Шевелись!
   Когда Иоанн с Эйсебием стали заряжать две катапульты первыми зажигательными бомбами, лоцман выкрикнул приказы команде. Хотя лица моряков были такими же мрачными, как у капитана, они без колебаний взялись за дело. Моряки сами родились на Родосе. Иоанн лично выбирал их из римских морских сил, расквартированных в Селевкии. Их командиры даже не жаловались, по крайней мере не после того, как увидели подписанный императрицей Феодорой приказ о полномочиях Иоанна, который он носил с собой.
   Новый враг приближался из Мраморного моря.
   Иоанн внимательно смотрел на приближающуюся галеру.
   «Боже, какие прекрасные гребцы!»
   Несколько катафрактов стояли на боевой платформе на носу галеры, в свою очередь уставившись на него. Черты их лиц скрывали шлемы.
   «Потрепанные шлемы, — мрачно подумал Иоанн. — Как и их броня, черт ее подери. И — о, дерьмо — как они уверенно держат луки! Явно большой опыт в этом деле. Просто великолепно. Черт побери!».
   Он уставился на одного из катафрактов. Он был крупным мужчиной.
   «Боже, я даже не хочу думать о мощности лука этого великана. Вероятно, двести фунтов»
   Иоанн уже начал разворачиваться, направляясь к одной из катапульт. Мысль заставила его остановиться. Иоанн повернулся и снова посмотрел на огромного катафракта. Затем посмотрел на другого, стоявшего на носу галеры.
   Высокого катафракта.
   Высокий катафракт снял шлем. Его лицо больше не было закрыто.
   Иоанн Родосский славился отличным зрением.
   Мгновение спустя Эйсебий и весь экипаж прекратили свои занятия. Они были поражены, отвесили челюсти, выпучили глаза при виде своего командующего.
   Иоанн Родосский прыгал по деревянной платформе и вопил, как банши.³⁷ Он прыгнул на левую сторону боевой платформы и изобразил неприличный жест флоту, переносящему армию Вифинии через Босфор. Затем, очевидно неудовлетворенный только жестами, Иоанн развязал штаны, достал пенис и помахал им все еще далеко находящемуся врагу.
   — Он сошел с ума! — воскликнул Эйсебий.
   Артиллерийский техник не представлял, что делать, разрываясь между необходимостью срочно заряжать катапульты и еще большей необходимостью остановить Иоанна до того, как маньяк свалится в море. Деревянная платформа выступала на два фута за корпус корабля.
   К счастью, морской офицер умел прекрасно удерживать равновесие на движущемся судне. Мгновение спустя Иоанн завязал штаны и прыгнул на середину платформы. Подскочил к Эйсебию, улыбаясь от уха до уха.
   Внезапно до. Эйсебия дошло, что очевидному сумасшествию Иоанна может найтись и другое объяснение. Артиллерийский техник повернул голову и уставился на галеру. Она теперь находилась менее чем в пятидесяти ярдах.
   — Это?..
   — Да! — закричал Иоанн. — Велисарий! Как раз в нужное время! Правильно выбрал момент!
   Все еще кружась, морской офицер в новом свете осмотрел боевую галеру. Его улыбка стала шире. Глаза Иоанна плясали между галерой, его собственным судном и флотилией врага.
   К тому времени, как галера встала рядом с ним, его улыбка стала просто ослепительной.
   — О, этим жалким ублюдкам конец! — весело воскликнул он. — Конец.
   Минуту спустя Иоанн и его команда помогали Велисарию перебраться к ним на борт.
   После короткого, но крепкого объятия Велисарий мгновенно забрался на боевую платформу. Быстро осмотрел бомбы в открытых ящиках рядом с артиллерийскими орудиями. Бомбы были аккуратно уложены в многочисленные куски шерстяной материи.
   — Зажигательные? — спросил он. — Или пороховые? Полководец кивнул на. Ашота, который все еще стоял на носу галеры.
   — Ашот сообщил мне, что ты открыл секрет пороха, — одобрительно сказал он.
   Иоанн кивнул.
   — Да, хотя уверен, что у тебя будут предложения по улучшению его качества. Но эти не пороховые. Как я подумал, для морского сражения зажигательные будут лучше. Они сделаны по моей особой формуле. Я добавил селитру к лигроину. Отличная штука! Великолепная! Но с ними нужно проявлять повышенную осторожность.
   Движения глаз Велисария теперь повторяли движения глаз Иоанна не более двух минут назад. Катапульты — галера — вражеский флот; катапульты — галера — вражеский флот.
   — У тебя есть план сражения, — заявил он.
   — Да, — подтвердил Иоанн. — Я надеялся только уничтожить достаточно этих судов, чтобы Ситтас и Гермоген смогли справиться с оставшимися воинами, которым удастся сойти на берег. Но теперь — с твоей галерой — мы можем добиться большего. Гораздо большего.
   — Опиши мне всю ситуацию, — приказал Велисарий.
   Иоанн выдохнул воздух.
   — Сердце заговора предателей на ипподроме. Малва подкупили и Голубых, и Зеленых — ты можешь представить, сколько денег потребовалось на это? — и полагаются на них. Надеются, что головорезы с ипподрома выполнят за них всю по-настоящему грязную работу. — Иоанн поднял голову на солнце, которое недавно взошло над горизонтом. — Через три или четыре часа — самое позднее к полудню — они соберутся на ипподроме. Двадцать, может, тридцать тысяч уличных бандитов. Ирина также обнаружила, что малва тайно ввезли несколько сотен своих солдат. С пороховым оружием. Ракетами и гранатами, как мы думаем.
   Велисарий кивнул.
   — Скорее всего. Это кшатрии. Хотя я сомневаюсь, что им удалось ввезти сколько-то пушек.
   Полководец посмотрел на вражеский флот. Теперь все суда уже вышли из гавани. Халкедона и вошли в Босфор.
   — Итак, — задумчиво произнес он. — Они используют кшатриев как головной отряд, а огромная толпа бандитов обеспечит основную массу сражающихся. Что еще? Как настроены воинские подразделения Константинополя?
   Иоанн пожал плечами.
   — Все стоят в сторонке. Вонючие трусы прячутся по своим казармам.
   Он кивнул на флотилию.
   — Это армия Вифинии. Полководец Эгидий участвует в заговоре. У него на этих судах восемь тысяч человек, включая тысячу катафрактов и их лошадей. По информации Ирины, его основной задачей является нейтрализация любых воинских подразделений, которые могут прийти на помощь императору.
   Иоанн повернулся на запад, изучая берег Константинополя.
   — Ситтас и Гермоген смогли доставить сюда небольшую армию из Сирии. Пятьсот катафрактов и две тысячи пехотинцев. Они с самого прибытия прятались на кораблях, стоящих в порту Цезаря. Но они должны были выступить сегодня утром. К этому времени — я надеюсь — они заняли позиции, охраняя гавань Хормиздаса. Это ближайшее к ипподрому и Большому Дворцу место высадки. В соответствии с информацией Ирины, именно там планирует высаживаться армия Вифинии.
   Велисарий кивнул.
   — Как я понимаю, это означает, что у нас для подавления кшатриев и толпы на ипподроме есть только мои триста катафрактов и когорта гренадеров Антонины.
   — Дело хуже, Велисарий. Иоанн из Каппадокии собрал почти тысячу собственных букеллариев. Я уверен: он использует их против стражников, охраняющих Юстиниана в Большом Дворце.
   Велисарий сильно нахмурился.
   — Ради всего святого! Почему же Юстиниан не распустил их?
   Иоанн поморщился. Он понимал удивление и ярость Велисария.
   — По римскому праву частные армии — букелларии — считались незаконными у всех, за исключением действующих полководцев типа Велисария и Ситтаса. Этот закон был введен более пятидесяти лет назад императором. Львом³⁸ именно для того, чтобы не позволять находящимся на государственной службе чиновникам и землевладельцам становиться слишком могущественными.
   — Юстиниан предоставил эту привилегию Иоанну из Каппадокии, — объяснил он. Затем добавил с хриплым смешком: — Даже не это! Он сделал его полководцем. Через несколько месяцев после того, как ты отправился в Индию.
   Велисарий в отвращении закатил глаза.
   — Этот вонючий мошенник никогда в жизни не участвовал в сражении! — рявкнул он. Затем внезапно на его лице появилась обычная хитроватая усмешка. — Что, как я сейчас думаю, не так уж и плохо.
   Полководец почесал подбородок, наблюдая за вражескими судами.
   — Ты их считал? — спросил у Иоанна.
   Морской офицер кивнул.
   — Во флотилии Эгидия тридцать один корабль. Большинство — самые крупные — это корбиты.
   Увидев непонимание на лице Велисария, Иоанн объяснил поподробнее:
   — Мы, моряки, называем их «корзинами». Корбиты — это грузовые корабли, полководец. Они работают только под парусом, без гребцов. Они медленно идут при самых благоприятных обстоятельствах, и они еще более медленно идут здесь, в. Босфоре, когда борются против северных ветров. Но у них большая вместимость. На каждом может размещаться до четырехсот пассажиров, хотя сомневаюсь, что сейчас на каждом больше трехсот. Им ведь также приходится перевозить доспехи и оружие.
   — И лошадей катафрактов, — добавил Велисарий.