Его рука рубила другую, рубила другую.
   Велисарий хитро улыбнулся.
   — Сосредотачивать артиллерийский огонь на передовых кораблях противника? Маневр, когда идешь наперерез эскадре и палишь по первым? Одновременный бортовой залп всех орудий на одном борту?
   Глаза Иоанна округлились. Он перестал размахивать руками. Ярость спала, ее заменил интерес.
   — Эй. Интересно. Мне это нравится. Звучит неплохо.
   У Велисария в сознании раздался еще один голос. Мрачный. Самодовольный.
   «Я тебя предупреждал»
   Велисарий рассмеялся.
   — Предполагаю, моя морская тактика была несколько примитивной, — признал он.
   У него в сознании возник образ.
   Человек. С опущенными плечами, грязный, одетый в грубо сшитые звериные шкуры. В руке сжимает топор. Лезвие — кусок камня, которому грубо придали нужную форму и привязали к топорищу сухожилиями.
   Стоит на бревне, которое несется вниз по течению реки. Яростно пытается бить топором другого человека, который одет и вооружен так же, как он, и стоит на том же бревне.
   Каменный топор против каменного топора.
   Прямо впередиводопад.

Глава 26

 
   После того как Велисарий и Валентин перебрались на боевую галеру, Велисарий посмотрел вверх на Иоанна Родосского, стоявшего на боевой платформе памфилоса.
   — Ты уверен, Иоанн? — спросил он. Морской офицер кивнул:
   — Отправляйся, Велисарий! — Затем добавил с хитрой улыбкой: — Я вот что хочу тебе сказать. Ты можешь быть самым сумасшедшим капитаном корабля, который когда-либо пытался совершить само убийство, но ты — и самый смертоносный.
   Иоанн махнул рукой, этим жестом охватывая половину Босфора.
   — Ты разрушил шесть из восьми галер и полдюжины корбит. А я утопил три корбиты и одну галеру. Это более трети армии Эгидия и три четверти его катафрактов. Ты посмотри на них!
   Велисарий обвел взглядом Босфор. Даже на взгляд сухопутного человека было очевидно: вражеский флот разбегается в стороны в страхе и смятении.
   Ему в голову внезапно пришла мысль. Иоанн облек ее в слова даже до того, как Велисарий что-то сказал.
   — Кроме того, как я думаю, Эгидий мертв. Вероятно, он находился на борту одной из галер, что означает: шансы на его выживание — три против одного.
   Велисарий кивнул.
   — Если я правильно интерпретирую движения судов, то это похоже на армию без командующего.
   Иоанн фыркнул.
   — Они похожи на утят, оставшихся без утки, которые шлепают лапами по воде, тыкаясь во всех направлениях. — Он снова махнул рукой. — Отправляйся, Велисарий. Теперь ты нужен в Константинополе, а не здесь. Твоя галера быстрее донесет тебя до берега, чем какое-либо из этих судов сможет до него добраться. А я тем временем продолжу наводить страх на этих ублюдков, — он похлопал по стоявшей рядом с ним катапульте. Хитрая улыбка снова вернулась на лицо, и он яростно добавил. — С приличного расстояния, как умный человек.
   Велисарий улыбнулся и отвернулся. Затем, услышав следующие слова Иоанна, улыбнулся очень широко.
   — Мне понравился твой маневр. Очень понравился!
   По сигналу полководца старший у гребцов на галере тут же отдал приказ и стал отсчитывать ритм. Весла опустились на воду. Галера быстро пошла к берегу.
   Некоторое время Велисарий наблюдал, как вражеские корабли бесцельно бродят по Босфору. Как увидел полководец, находившийся ближе всего к кораблю Иоанна уже пытался уйти от приближающегося родосца. Очевидно, одному из вражеских кораблей приключений хватило. Корбита направлялась прямо назад в Халкедон, на азиатскую часть пролива.
   Вскоре за первой последовали еще полдюжины корбит. Среди оставшихся кораблей вражеской армады все еще царила суматоха и смятение. Несколько кораблей — всего семь, которые вела одна из выживших галер — направлялись к порту Цезаря. Кто-то среди выживших катафрактов армии Вифинии — возможно, сам Эгидий, но скорее всего один из его заместителей — очевидно, решил продолжить выполнение предательского плана. Но осторожно. Теперь они планировали высадиться в более отдаленной гавани.
   Победный крик Менандра привлек внимание Велисария к основному флоту. Как он тут же увидел, одна из корбит в гуще кораблей яростно горела. Иоанн нанес свой первый удар.
   Смятение в основной части предательского флота рассеивалось. Не прошло и минуты, как большинство из оставшихся кораблей уже неслись назад через Босфор. Только четыре из них — к сожалению, включая последнюю галеру с катафрактами — решили отправиться в порт Цезаря.
   Велисарий отметил, что теперь рядом с ним стоит Ашот. Ашот был армянским катафрактом, который возглавлял небольшой отряд, отправленный Антониной для встречи Велисария в Египте. Антонина и Маврикий выбрали Ашота для этого задания потому, что, кроме всего прочего, Ашот был одним из немногих катафрактов среди букеллариев Велисария, у кого имелся морской опыт.
   — Что ты думаешь? — спросил Велисарий.
   Ашот сразу же понял суть вопроса. Армянин показал пальцем на корабль Иоанна.
   — Если бы я был на месте Иоанна, то последовал бы за судами, возвращающимися в Халкедон. Гнал бы их безжалостно. Полностью вывел бы их из строя. Оставил бы все, которые идут в порт Цезаря, Ситтасу и Гермогену. У них не должно возникнуть никаких проблем.
   Мгновение. Ашот изучал одиннадцать судов, теперь направлявшихся в самую западную гавань на южном берегу Константинополя.
   — Две галеры, — произнес он. — И девять корбит. Чтобы не ошибиться, давай скажем: триста катафрактов и три тысячи пехотинцев. Против пятисот катафрактов Ситтаса и двух тысяч пехотинцев Гермогена.
   Ашот плюнул в море.
   — Ягнята на заклание, — сделал вывод он.
   Велисарий улыбался, глядя на яростное выражение лица армянина. Затем ему стало любопытно посмотреть на реакцию Ашота, и он заметил:
   — Пехоте придется тяжело.
   Армянин фыркнул.
   — Шутишь? Пехоте Гермогена? — катафракт уверенно покачал головой. — Ты отсутствовал почти полтора года, полководец. Ты не видел, что Гермоген сделал со своими войсками. А в Константинополь он привел свои лучшие подразделения. Лучшая римская пехота со дней принципата.39 Они прорвутся прямо сквозь этот вифинский мусор. Велисарий кивнул. Он не удивился. Тем не менее это доставило ему удовольствие.
   — Враг также утратил мужество, у него сломлена воля, — добавил Ашот. — В смятении — вероятно, у них нет лидера, и они испуганы. Некоторые — не исключено — наложат в штаны.
   Он снова плюнул в море.
   — Ягнята на заклание. Ягнята на заклание.
   Велисарий увидел, что Иоанн, очевидно, пришел к тому же выводу, что и Ашот. Его корабль преследовал корбиты, отступающие в Халкедон.
   — А он догонит кого-то их них? — спросил Велисарий.
   — Нет шансов, — тут же ответил армянин. — Они сейчас идут против ветра. Теперь преимущество на стороне более тяжелых корбит и их квадратных парусов, в особенности раз гребцы Иоанна устали. Но после того как они дойдут до Халкедона, эти корабли попадут в капкан. Иоанн может встать на входе в гавань и бомбардировать их, оставаясь в безопасности. Он превратит весь флот в щепки.
   Еще раз плюнул в море.
   — Армия Вифинии вышла из строя, полководец. За исключением нескольких судов, которые направляются в южный Константинополь.
   Мгновение Велисарий смотрел на стоявшего рядом с ним катафракта. Армянин следил за вражескими кораблями, направлявшимися к порту Цезаря, и не замечал взгляда полководца.
   Велисарий резко принял решение.
   — Через несколько месяцев, Ашот, ряд моих людей ждет повышение. Они станут гектонтархами. Ты — один из них.
   Глаза армянина округлились. Он уставился на полководца.
   — У нас только один гектонтарх — Маврикий. А я не… — Ашот пытался подобрать слова. Как и все катафракты Велисария, он глубоко уважал Маврикия.
   Велисарий улыбнулся.
   — О, Маврикия я тоже повышу. Теперь он станет хилиархом.
   Ашот так и смотрел круглыми глазами. Велисарий покачал головой.
   — Мы в новом мире, Ашот Раньше я никогда не считал, что мне нужно более нескольких сотен букеллариев. Но среди многого, чему я научился в Индии, я узнал одну вещь: у малва нет по-настоящему элитных войск. По крайней мере тех, на которые они могут положиться. А я намерен максимально использовать это римское преимущество.
   Он почесал подбородок, оценивая.
   — Пять тысяч букеллариев. Если возможно — семь. Конечно, не сразу. Я хочу, чтобы они были элитными войсками, а не просто приближенными ко мне лицами. Но это моя цель. — Он хитро улыбнулся. — Вероятно, ты сам достаточно скоро станешь хилиархом. Мне потребуется несколько для этих войск. Командовать всеми будет Маврикий.
   Ашот снова попытался подобрать слова.
   — Я не думаю… Это слишком много фракийцев, полководец. Пять тысяч? Семь тысяч? — Он добавил, колеблясь: — А я армянин. Я лажу с фракийцами, которые служат сейчас, это так. Они давно меня знают. Но я не уверен, что новые фракийские ребята будет так рады иметь армянина…
   — Если не смогут справиться, то я смогу их убедить, — резко ответил Велисарий. — Или выгоню их к чертовой бабушке. — Он снова улыбнулся. — Кроме того, кто сказал, что все они будут фракийцы?
   Он усмехнулся, увидев, как. Ашот нахмурился.
   — У меня больше нет времени на нежные чувства кого-либо. Мне нужно пять тысяч букеллариев — лучших в мире катафрактов — причем как можно быстрее. Большую часть составят фракийцы. Но там будет также много иллирийцев и так много ассирийцев, сколько мы сможем найти, желающих стать катафрактами. Ассирийцы — очень крепкие ребята. Кроме этого… — Велисарий пожал плечами. — Все, кто может хорошо сражаться и научиться стать катафрактом. Греки, армяне, египтяне, варвары, даже евреи. Меня это не волнует.
   Ашот справился с изначальным удивлением, теперь задумчиво трепал бороду.
   — Дорого, полководец. Пять тысяч букеллариев — даже если ты не будешь таким щедрым, как обычно — то все равно…
   Он замолчал, вспомнив. Он видел сокровища малва, которые полководец привез из Индии. Да, Велисарий отдал три четверти взятки Шакунтале. Но остаток все равно был огромным богатством по всем, кроме императорских, стандартам.
   Ашот кивнул.
   — Да, ты можешь себе это позволить. Даже с хорошим жалованьем и средствами на экипировку у тебя хватит денег, чтобы платить пяти тысячам букеллариев по меньшей мере четыре года. После этого…
   — После этого или будет достаточно трофеев, или мы все умрем, — холодным тоном заявил Велисарий.
   Ашот кивнул.
   — Новый мир, — пробормотал он.
   Их внимание привлек крик Анастасия:
   — Вон Ситтас! Я его вижу!
   Велисарий и. Ашот посмотрели вперед. Галера проходила сквозь двойной волнорез, который отмечал вход в небольшую гавань Хормиздаса, частную гавань римских императоров. За гаванью поднимались возвышенности Константинополя. Большой Дворец, хотя и находился рядом, был спрятан за склоном. Но они видели последние ряды ипподрома. И могли слышать рев собравшейся на нем толпы.
   Глаза Велисария опустились ниже, к большой фигуре, стоявшей на ближайшем причале.
   Да, Ситтас. Рядом с ним стояли Гермоген и Ирина.
   Когда они приблизились, Ситтас заорал громовым голосом:
   — Что вы так долго? Разве не знаете, что пришла пора сражаться?
   Кабан в полной ярости.
 
   Толпа тоже пришла в полную ярость. Сиденья на ипподроме были забиты вооруженными людьми. Конечно, с одной стороны находились Голубые, с другой — Зеленые. Даже во время неожиданного союзничества лидеры группировок были достаточно мудры, чтобы не перемешивать своих людей.
   Наблюдая за сценой, Балбан радовался. Стоявший рядом с ним Нарсес не радовался.
   — Почти сорок тысяч! — воскликнул начальник шпионской сети малва. — Я самое большее надеялся на тридцать.
   Нарсес чуть не произнес то, что вертелось у него в мозгу: «Я с ужасом думал о более чем двадцати», но сдержался. Теперь не имело смысла ввязываться в еще один бесполезный спор.
   Балбан ушел. Его позвали, чтобы решить какой-то спорный вопрос между бандами. Нарсес и Аджатасутра остались, стоя в укрепленной ложе в юго-восточной части ипподрома, которую называли катхизма.
   Это была императорская ложа. Зарезервированная только для него. Захватив ее, конспираторы объявили о своих намерениях.
   Нарсес взглянул через плечо. Дверь в задней части ложи закрыли на засов. Эта дверь была единственным входом в катхизму, за исключением открытой стены впереди. За дверью находился крытый проход, который соединял императорскую ложу на ипподроме с Большим Дворцом.
   Теперь дверь заперли с обеих сторон. Со своей стороны Нарсес видел пятерых кшатриев малва, стоявших на страже. С другой стороны, как он знал, дежурит даже большее количество личных стражников императора, с беспокойством теребящих свое оружие.
   Этот проход между ипподромом и Большим Дворцом теперь служил границей между Юстинианом и теми, кто хотел его сбросить с престола.
   Нарсес отвернулся. Граница тоже падет, и скоро. Ее сломает дальнейшее предательство.
   Его размышления прервал тихий голос Аджатасутры:
   — Кажется, ты не разделяешь энтузиазма Балбана от нашей многочисленной армии.
   Нарсес фыркнул.
   — Позволь мне объяснить тебе истинное положение вещей с бандами с ипподрома, Аджатасутра. И Зеленые, и Голубые имеют примерно по пять тысяч человек, которые могут считаться настоящими уличными бандитами и способны преуспеть в уличных драках. Возничие на колесницах и те, кто их окружает. Те, кто принимает ставки, и их прислужники, помогающие ставки выбивать. Такой сорт. Серьезные бандиты.
   Он показал пальцем на простирающийся перед ними ипподром.
   — Это те, кто держит в руках настоящее оружие — хорошо сделанные мечи, копья и имеет на голове шлем. Может, даже какие-то доспехи.
   Его губы исказила гримаса.
   — Затем у каждой группировки есть еще по пять тысяч человек — самое большее — которые могут за себя постоять в драке. На уровне драки в таверне. Остальные…
   Он презрительно отмахнулся, жест был почти неприличный.
   — Просто дерьмо. Любители падали, которых привлек запах гниющей плоти.
   Нарсес опустил руку. Ухмылка исчезла, теперь он просто хмурился.
   — Я вспоминаю разговор, который у меня однажды состоялся с Велисарием. Полководец сказал мне, что одна из худших ошибок, которые делают люди, когда дело доходит до военных вопросов, — это путать количество с качеством. Многочисленная, некомпетентная армия, сказал он мне, больше мешает сама себе, чем противнику. А затем, если их отбрасывают назад, то паника толпы заражает хорошие войска.
   Нарсес вздохнул.
   — Поэтому давай надеяться, что нас никто не откинет назад. И не нарушит планов. Я не стал бы доверять этой толпе в критическом положении больше, чем я стану доверять такому количеству крыс.
   Аджатасутра пожал плечами.
   — Не забывай, Нарсес. У нас еще есть четыреста кшатриев, чтобы укрепить их намерения. С оружием Вед. Это должно придать мужества толпе.
   — Вскоре мы узнаем, — Нарсес снова вытянул палец вперед. На этот раз просто показывал. — Посмотри. Они закончили установку ракет.
   Аджатасутра взглянул в нужном направлении. В дальней северо-восточной части ипподрома, где беговая дорожка заворачивала, кшатрии малва установили несколько ракетниц на грязной поверхности арены. Желоба смотрели вверх под углом, целясь прямо через ипподром.
   Балбан хотел зацементировать преданность группировок демонстрацией оружия Вед. Начальник шпионской сети не сомневался: римлян наполнит чувство религиозного благоговения. Сработают предрассудки. Со своей стороны Нарсес был скептически настроен. Бандиты с ипподрома — не дикари. Они все-таки жили в Константинополе. Но евнух не стал возражать против плана. В то время, как он не думал, что бандиты придут в благоговейный трепет, на них произведет впечатление простая сила ракет.
   Наблюдая, как последние Голубые и Зеленые занимают свои места, Нарсес улыбнулся. Малва убедили группировки, что ракеты безопасно пройдут над юго-западной стеной ипподрома, но бандиты не рисковали. Вся юго-западная часть ипподрома оставалась пустой. У основания желобов кшатрии бросили кучи слоновьих шкур, которые сейчас смачивали из ближайшего питьевого фонтана. На ипподроме было много таких фонтанов, в которые вода поступала по небольшому акведуку. Та же вода использовалась для смачивания больших деревянных частоколов, которые малва воздвигли за своими стреляющими желобами. Несмотря на заверения лидеров группировок, у кшатриев был слишком большой опыт с непредсказуемыми ракетами, чтобы лишний раз рисковать самим. Большинство солдат малва встанут за этими баррикадами, когда начнется стрельба.
   — Идет Ипатий, — объявил Аджатасутра. — И Помпей.
   Нарсес бросил взгляд вниз по ступенькам, которые вели с ипподрома к императорской ложе. Ступеньки заканчивались на широкой каменной платформе прямо перед катхизмой. В целях безопасности прямой доступ оттуда в императорскую ложу отсутствовал. Но почетные гости и официальные лица, салютующие императору, могли стоять на платформе и смотреть на Их Высочество, которое восседало на троне над ними. От наемных убийц императора отделяла стена высотой в девять футов.
   По этим каменным ступеням два племянника бывшего императора Анастасия взбирались вверх в сопровождении Балбана. Лица Ипатия и Помпея побелели от беспокойства. Их шаги были нетвердыми, губы дрожали. Но они все равно поднимались. Жадность и амбиции в конце победили страх.
   — Наконец-то, — проворчал Нарсес.
   Минуту спустя вновь прибывших подняли через стену в императорскую ложу. Императорские племянники с трудом перенесли это, несмотря на помощь нескольких кшатриев. Балбан, несмотря на плотное телосложение, справился гораздо легче.
   Увидев, как Нарсес нахмурился, Балбан весело улыбнулся.
   — Ты слишком пессимистичен, друг мой. Какой мрачный человек! Теперь все на месте. Группировки здесь. Кшатрии здесь. Новый император здесь. Армия Вифинии на пути сюда. А Иоанн из Каппадокии уже готов воткнуть нож в Большом Дворце.
   Внезапно из-за двери, ведущий в Большой. Дворец, донеслись крики. Крики тревоги, от стражников. Затем лязганье стали. Балбан развел руками, широко улыбаясь.
   — Видишь? Иоанн выпустил своих букеллариев. Что может пойти не так?
   Когда пришел черед последнего предательства Иоанна из Каппадокии, оно оказалось грубым и простым.
   Он стоял на полу небольшого зала для приемов, где Юстиниан срочно собрал совет, и неистово отрицал последнее обвинение Феодоры, выдвинутое против него.
   — Это наглая ложь, Ваше Величество, — клянусь в этом! Стражники в этом зале — самые лучшие из твоих личных охранников, — он махнул рукой на солдат с копьями, которые стояли вдоль стен и за тронами.
   — Которых выбрал ты, — рявкнула Феодора.
   Иоанн развел руки в успокаивающем жесте.
   — Эта одна из моих обязанностей, как префекта претория.
   Юстиниан твердо кивнул. Пять других министров в зале повторили его жест, хотя и не так явно. Им не хотелось навлекать на себя гнев Феодоры.
   Императрица проигнорировала их. Феодора наполовину привстала с трона и показала пальцем на Иоанна из Каппадокии. Ее голос, несмотря на всю ярость, был холодным и почти спокойным.
   — Ты предатель, Иоанн из Каппадокии. Ирина Макремболитисса сказала мне, что ты дал взятку и подстрекая к предательству дюжину императорских стражников.
   Внезапно за закрытыми дверьми зала, где совещался совет, раздался звук схватки Иоанн из Каппадокии на мгновение повернул голову. Когда он снова посмотрел вперед, то улыбнулся императрице.
   — Она ошиблась, императрица, — сказал Иоанн.
   И рубанул воздух.
   Четверо стражников, стоявших в дальней части зала, прошли вперед и схватили императора и императрицу за руки, прижимая их к подлокотникам. Десять других, стоявших вдоль стен, мгновенно подняли копья и закололи шесть оставшихся стражников. Атаки были такими быстрыми и безжалостными, что только один из преданных стражников смог отразить первый удар копья. Но все равно умер мгновение спустя от второго удара.
   — Их четырнадцать! — воскликнул Иоанн из Каппадокии.
   Десять предателей-стражников теперь бросились на пятерых министров, стоявших с одной стороны. Четверо из них, пораженные случившимся, даже не пошевелились. Они умерли там, где стояли, с открытыми ртами и выпученными глазами.
   — Получилось так, что все четырнадцать оказались в этом зале, — смеялся префект претория.
   Пятый министр, старший над нотариусами40, соображал быстро. Несмотря на возраст и внешность ученого, он ловко уклонился от удара мечом и рванул к двери. Ему удалось положить руку на ручку до того, как ему в спину врезалось копье. Мгновение спустя ему в спину воткнулись еще два.
   Даже тогда, даже падая на колени, он слабо попытался открыть дверь. Но первый из предателей-стражников добрался до него, и яростный удар меча отрубил голову пожилого человека.
   Иоанн смотрел, как голова министра катится по полу и останавливается у задравшегося угла ковра.
   — Конечно, я проверил, чтобы они все сегодня стояли здесь. Знаете ли, это моя работа. Как префекта претория.
   Он улыбнулся императору и императрице. Юстиниан молчал, бледный от шока, обвисший в руках захвативших его в плен. Феодора тоже прекратила сражаться против державших ее рук, но не побледнела и не молчала.
   Она яростно шипела.
   — Только четырнадцать, предатель? Значит, остается пятьсот верных стражников, чтобы порубить тебя на куски!
   Иоанн из Каппадокии весело засмеялся. С показным издевательским поклоном махнул на большую дверь, ведущую в коридор. Не прошло и пяти секунд, как дверь резко распахнулась. Заляпанные кровью солдаты ввалились в зал для приемов. Они широко улыбались и победно махали окровавленными мечами. Они были в форме букеллариев Иоанна из Каппадокии.
   — Все, Иоанн! — закричал один из вновь прибывших. — Клянусь — все!
   Один из следовавших за ним добавил:
   — Не совсем. Несколько стражников забаррикадировались в монетном дворе. И все стражники Феодоры еще в Гинекее.
   — Разберитесь с ними, — приказал префект претория. Его букелларии тут же покинули зал.
   Иоанн повернулся к императорской чете. Феодора плюнула в него. Он уклонился от плевка и ответил на презрение императрицы веселой улыбкой, перед тем как посмотреть на Юстиниана.
   — Действуйте, — приказал он.
   Двое державших Юстиниана стражников стащили императора с трона и с возвышения на покрытый ковром пол зала. Третий врезал Юстиниану под колени сзади так, что император упал на колени и согнулся пополам. Двое держали его за руки. Третий сбросил у него с головы тиару, схватил Юстиниана за волосы обеими руками и оттянул голову императора назад.
   Когда Юстиниан поднимал голову, его глаза встретились с взглядом палача, заходящего в зал через боковую дверь. В руках он нес железный прут. На руках были надеты рукавицы. Конец прута раскалили докрасна.
   Это станет последним, что император увидит в жизни, и он это знал. Ему едва хватило времени, чтобы начать кричать до того, как раскаленный прут врезался ему в левый глаз. Мгновение спустя — в правый. Палач действовал быстро, он знал свое дело.
   Крик императора, казалось, сотряс стены зала. Но он был коротким, очень коротким. Через несколько секунд настоящая агония лишила Юстиниана сознания. Державший его голову стражник отпустил ее. Мгновение спустя то же сделали те, кто держал его руки. Император рухнул на пол.
   Крови не было. Раскаленный докрасна конец железного прута прижег жуткие раны как только их нанес.
   На что тут же указал Иоанн из Каппадокии.
   — Ты видишь, какой я милостивый, Феодора? — спросил он. Еще один издевательский поклон. — Другой человек — жестокий и презренный, как ты так часто меня называла, — убил бы твоего мужа. Но я удовлетворен, просто ослепив его.
   Затем он добавил весело:
   — И ведь ослепление проведено экспертом. — Затем с небрежной беззаботностью ценителя: — Знаешь, это настоящее искусство. Большинство людей это не оценивают. Сложно ослепить человека, одновременно не убив его. Менее чем один из десяти выживает после обычного палача. — Иоанн величественно показал на человека в рукавицах, который ослепил императора. — Я использую только лучших! Самых лучших! По моим оценкам… — Он сделал паузу, изучая распростертое на полу тело Юстиниана с преувеличенной внимательностью. — У твоего мужа один шанс из трех! — пришел к выводу Иоанн.
   На протяжении всего монолога Феодора не произнесла ни слова. Она не смотрела на Юстиниана. Она не отводила взгляда от Иоанна из Каппадокии. Смотрела пустыми глазами, как ворота к проклятию.