Дрейк Шеннон. В полночный час

   Но она никого не нанимала себе в телохранители, и, как бы ей ни нравилось находиться рядом с ним, оставалось еще немало других тайн, которые требовали разгадки. Она не хотела, чтобы он знал о полицейском участке, где она побывала. Не хотела она делиться с ним и только что испытанным ужасом, чувствуя себя мотыльком, летящим на огонь. Огонь искушал без меры, но в отличие от мотылька она знала, что пламя грозит опалить ей крылья.
   — Вы ужинали?
   — Мне надо навестить Джареда и Синди.
   — Они поужинали и пошли спать.
   — Уже? И вы утверждаете, что они за меня волнуются?
   — Я сказал Синди, что, если вы не появитесь в ближайшее время, я сам пойду вас искать. Но все же позвоните им в номер. Ей будет приятно узнать, что вы вернулись.
   Джордан последовала его совету. Синди взяла трубку. Голос у нее казался усталым.
   — Что-то не так?
   — Не знаю. Может, грипп. Я спала все утро, а сейчас снова чувствую себя разбитой. Но ты, как ты могла! Мы смертельно за тебя боялись!
   — Я гуляла. Вспомни, Венеция — безопасный город. А полицейские носят оружие.
   — Венеция безопасный город, и все же… — Синди осеклась. — Я не знаю. Мне просто отчего-то страшно, когда я не знаю, где ты.
   — Со мной все в порядке.
   — Отлично. Идешь куда-нибудь ужинать с Рагнором?
   — Не знаю. Наверно.
   — Ну, хорошего вам вечера. И, пожалуйста, не срывайся с места завтра, не сообщив, куда идешь. Хорошо?
   Джордан так и подмывало сказать, что ей уже больше двадцати одного года, что она жила самостоятельно в Чарлстоне, что она знает итальянский пусть и не слишком хорошо, но вполне достаточно, чтобы сориентироваться на местности, но искренне озабоченную Синди не хотелось обижать.
   — Синди, мне не нравится твое состояние. Может, тебе следует показаться врачу?
   — Я так и сделаю, если не начну чувствовать себя лучше. Впрочем, я не могу сказать, что больна, только странное изнеможение.
   — И все же лучше проконсультироваться с врачом, — настаивала Джордан.
   Синди пообещала внять совету и попросила не вешать трубку: Джаред собирался ей что-то сказать.
   Синди вздохнула, вновь взяв трубку:
   — Он говорит, чтобы ты была осторожнее с Рагнором. Не доверяй ему и не пускай его к себе в номер.
   Джордан не стала говорить ей, что предупреждение несколько запоздало.
   — Я собираюсь поужинать с ним, и все, — ответила Джордан. Она не солгала. Как она могла спорить с Джаредом, если и сама точно не знала, что чувствует в отношении своего нового знакомого?
   — Поужинать, — повторила Синди и перешла на шепот: — Что до меня, то я думаю, что лучшей пары тебе в мире не найти!
   — Спасибо. Ладно, ложись спать.
   Повесив трубку, Джордан вернулась к Рагнору. Он снова принялся за чтение газеты.
   — Все в порядке. Они легли спать.
   — Итак, вы не против поужинать.
   — Не против. Дайте мне минутку, я хочу подняться к себе в номер.
   Он слегка нахмурился, не вполне одобряя ее намерение. Сложив газету, он встал, собираясь пойти вместе с ней.
   — Я сейчас спущусь, — опередила его действия Джордан и поспешила к лестнице, словно боялась, что он ее остановит.
   Джордан чуть не бегом влетела в номер. Быстро проверила, нет ли для нее сообщений. От полицейского из Нового Орлеана пришло еще одно письмо. Написанное просто, кратко и по сути.
   «Пожалуйста, звоните мне в любое время».
   Джордан хотела позвонить немедленно, но решила, что не стоит задерживаться. Завтра около полудня она позвонит. В Штатах, конечно, будет еще очень рано, но ведь он сам просил звонить в любое время.
   К тому же в полдень по тем или иным причинам все, кого она знала, обычно спят.
   Джордан быстро умылась, переодела жакет и открыла дверь. Рагнор ждал ее в коридоре.
   — Я уже начал волноваться. Джордан раздраженно вздохнула.
   — Почему все здесь постоянно за меня волнуются?
   — Я уже говорил. Вы можете натворить бед. Он молчал по дороге в ресторан, расположенный всего в сотне шагов от отеля. В небольшом зале оказалось много людей, на улице тоже.
   Джордан чувствовала себя в полной безопасности. Они заказали вина и обменялись шутками с официантом, который, кажется, хорошо знаком с Рагнором. Затем заказали поесть. Когда принесли вино вместе с антипасто, Рагнор вытащил газету из кармана синего замшевого пиджака. Он развернул ее, разгладил и показал на рисунок.
   — Узнаете этого человека?
   Джордан во все глаза смотрела на изображение. Заголовки ничего ей не говорили, она смогла разобрать лишь слово «смерть».
   — Я никогда не видела этого человека. Почему вы спросили?
   — Рисунок сделан специалистами в полиции. Так мог выглядеть мужчина, чью отрезанную голову нашли в канале. Джордан вгляделась в рисунок пристальнее.
   — Нет, я никогда его не видела, — медленно покачала она головой. — Я уверена, что никогда.
   — Они полагают, что он славянин.
   — Я его не знаю. А вы?
   Рагнор покачал головой. Джордан почему-то была абсолютно уверена в том, что он говорит правду.
   — Нет, — ответил он.
   — Как вы думаете, за что его убили?
   — Я не знаю.
   В его искренности сейчас она засомневалась. Но тут Рагнор наклонился к ней и взял за руку.
   Не ходите в город одна.
   — Одну минуту. Вы пытаетесь мне сказать…
   — Я говорю, чтобы вы не ходили одна.
   — Вы никогда ничего не объясняете.
   — Я не могу объяснить.
   — Почему? У вас что, обет молчания?
   — Что-то в этом роде.
   — Вы говорите загадками.
   — Давайте побеседуем о чем-нибудь другом.
   — Хорошо, давайте поговорим о вас.
   — Нет, о вас.
   Принесли спагетти. Джордан попробовала. Блюдо оказалось на редкость вкусным. Рагнор знал Венецию и знал, в какой ресторан следует ходить.
   Джордан пригубила вино, не сводя глаз со своего спутника.
   — Я — открытая книга. Живу в Чарлстоне. Родилась в Чарлстоне. Мы с Джаредом росли с моей бабушкой, мы ее звали «баба Джей». У нас обоих ее глаза. Я маленького роста, Джаред — высокий. Он начал встречаться с Синди еще в школе. Они обожают друг друга.
   — Вы рассказываете о Джареде и Синди. А как насчет вас?
   — Ну что же. Из Чарлстона я уехала в Браун учиться в университете, где специализировалась в английском и сравнительной лингвистике. Время от времени я пишу статьи, но в основном — обзоры и рецензии на различные книги: художественные и нехудожественные. Я работаю на синдикат, и за последние годы неплохо смогла продвинуться. Зарабатываю прилично.
   — А с личной жизнью как?
   Джордан глотнула еще вина.
   — Я уже рассказывала. Была помолвлена с копом по имени Стивен, которого убили. Я уверена, что вы в курсе подробностей — именно из-за них все полагают, будто я свихнулась на балу у графини, приняв шоу за реальность.
   — А после его смерти?
   — Я работала, И сейчас работаю. Вы не хотите спросить меня о моей личной жизни до Стивена? У меня был парень по имени Захар на первом курсе колледжа. Душка с красивыми волосами. Потом — Джимми Адар. Он мечтал уехать в Монтану и жить в глуши — без людей. Вернуться в прошлое. Поселиться в вагончике без электричества и изучать волков.
   Вы имеете что-то против волков?
   — Нет. Я бы хотела как-нибудь его навестить. Но жить там я просто не хотела. Я, знаете ли, люблю иногда ходить в кино. Ну а потом появился Стивен. Дальше вы все уже знаете.
   — Он был само совершенство.
   — Вам бы следовало сказать, что вы сожалеете или что-то в этом роде.
   Рагнор лишь пожал плечами.
   — Итак, вы пребывали в глубоком трауре. Верно?
   — Конечно.
   — Я польщен.
   — Спасибо, — как бы невзначай бросила Джордан. — Итак, теперь давайте поговорим о вас.
   — Рагнор. Вулфсон.
   — Это ваше настоящее имя?
   — Да, мое настоящее имя.
   Принесли главное блюдо. Они заулыбались, перебросившись репликами с официантом. Дождались его ухода.
   — И вы из Норвегии.
   — Да, оттуда родом.
   И вы много путешествуете.
   — Достаточно много.
   — Род занятий?
   — В разнос время занимался разными вещами. Но в основном тратил семенные деньги. Расставался с антиквариатом.
   — И изучал языки. Вы, должно быть, очень способный.
   — Такой, как все. Путешествую, слушаю. И никуда не тороплюсь, — печально добавил он. — Чем дольше вы живете в определенном месте, тем лучше можно выучить язык. Время помогает.
   — Как я поняла, вы встречались с графиней раньше.
   — Мне не очень хочется углубляться в эту тему.
   — Но вы считаете ее источником зла? упорствовала, насмешливо выгнув бровь, Джордан.
   — Я знаю, что она несет зло, — уточнил Рагнор.
   — Вы считаете графиню виновной в смерти того человека, не так ли?
   — У меня нет доказательств.
   — Вам следовало бы сообщить в полицию.
   — В самом деле? Вы полагаете, ее арестуют лишь потому, что я думаю, будто она причастна к его смерти?
   Джордан пожала плечами.
   — Ваш визит в полицию мог бы помочь. Тогда они и ко мне отнеслись бы более серьезно. Хотя, должна сказать, Роберто Капо… — Джордан осеклась.
   — Что Роберто Капо? — ухватился за ее слова Рагнор.
   — Он не считает меня сумасшедшей. Вам бы надо сказать ему, что вы по этому поводу думаете. Наверное, ваши слова имели бы значение. Возможно, они бы внимательнее присмотрелись к деятельности графини.
   — Ничего бы не изменилось.
   — Почему?
   — Поверьте мне, она умеет прятать концы в воду. И вновь к ним подошел официант. Пора заказывать кофе и десерт. Оба решили обойтись лишь кофе. И только тогда Джордан вспомнила, о чем хотела спросить Рагнора.
   — Никаких вестей от Тифф?
   Он весь насторожился.
   — Нет.
   — Разве вам не тревожно?
   — Что с того? — устало ответил он вопросом на вопрос.
   — Надо бы нам дать знать о том, что Тифф пропала.
   — Я думаю, полиция уже занимается ее делом.
   — Что заставляет вас так думать? Рагнор не торопился с ответом.
   — Я навел справки.
   — Вот как?
   — Послушайте, я сделаю все, чтобы завтра местонахождение Тифф стало известно, идет?
   Джордан благодарно кивнула. Официант принес чек, Рагнор расплатился, и они вышли из ресторана. Теперь на улице попадалось меньше людей, но рядом с Рагнором Джордан чувствовала себя в безопасности. Ни теней, ни зловещего шепота.
   — Вы в самом деле настояли на том, чтобы они занялись Тифф? — спросила она.
   —Да.
   В отеле он проводил ее до номера, вошел следом и проделал все то же, что и накануне. Джордан наблюдала за ним.
   — Вы еще больший неврастеник, чем я.
   — Я вам сказал, что волнуюсь за вас.
   Она молча встретила его взгляд, затем тихо спросила:
   — Вы остаетесь?
   — Да, — так же тихо ответил он. Джордан заперла дверь. Еще минута, и она была в его объятиях. Потом, глубокой ночью, несколькими часами позже, она повернулась к нему лицом и снова задала тот же вопрос:
   — Кто вы на самом деле?
   Он не отвечал, гладя ее по волосам.
   — Я сказал вам правду. Я из Норвегии. Я жил по всему миру. И меня зовут Рагнор Вулфсон. — Он привлек ее к себе и притворился спящим.
   Но она знала, что он не спит.
   Джордан слегка отстранилась. В комнате было очень темно, но она могла различить черты его лица.
   Она легонько провела пальцем по овалу его лица, подумав о том, какие правильные у него черты. Он невероятно хороший любовник, он ей нравился, если не сказать больше, ей нравилось находиться с ним.
   Ей нравились его прикосновения… Она никогда не чувствовала того, что чувствовала с ним.
   Если не считать…
   — Ладно, — очень тихо спросила она, — кто ты?
   — Человек, — пробормотал он. — Человек.
   Он лежал не шевелясь.
   Да, подумала она, он по-прежнему не спит. Она хотела бы знать о нем больше.

Глава 13

   Будучи маленьким мальчиком, Рагнор не ведал того, что мир полон насилия и жестокости, как и того, что его ждет удивительное наследие в будущем.
   Деревушку возле моря, в которой он родился и жил, можно назвать благословенным местом. Земля рождала отменно, здесь царили мир и покой. Фермеры пестовали землю, рыбаки выходили в море, пастухи заботились о тучности стад. Весной и летом наливались богатым урожаем поля, а в лесах водилось полно дичи. Долгими холодными зимами мужчины вырезали на брусках дерева затейливые узоры, а сказители развлекали молодых и старых сказками о богах, о войнах с гигантами, о безрассудстве всех земных созданий. Над людьми царствовала власть закона, и потому все жили в мире и согласии. Представители семейств собирались в большом доме, и его двоюродный дед имел решающее слово на совете старейшин. Когда спор нельзя было разрешить миром, мужчины брались за оружие, и тогда раздавался лязг мечей, как во времена битв между богами, когда Один раздувал северный ветер, а Тор в гневе своем метал громы и молнии. Умереть в такой битве считалось честью, ибо Валгалла была открыта только для тех, кто сражался храбро и победил королевство Зла, пристанище богов нижнего мира. Религия и сказания сплетались воедино.
   Несмотря на то что деревня, в которой жил Рагнор, считалась небедной, несмотря на мирное течение жизни, он с ранних лет обучался основам боевого искусства. Отец его приходился племянником старейшины и в своем королевстве находился не на последнем счету. Его уважали и боялись — он слыл великим и сильным воином, часто бывал в отъезде, и имя его произносилось почтительным шепотом. Он внушал благоговение и страх одновременно. Будучи седьмым сыном такого выдающегося человека, мальчик находился под пристальным присмотром. За ним наблюдали, на него возлагали надежды, и он знал с того самого часа, как научился говорить и ходить, что однажды он войдет в мир, где от него потребуют превзойти других мужчин в доблести и отваге. Ему не позволят обмануть возложенные на него надежды. Собственно, тут не было ничего особенного, ибо все юноши знатных родов обучались ценить силу и мужество как высшие добродетели. Несмотря на удачное географическое расположение и тучные поля его родины, она могла оставаться богатой и плодородной только при условии, что многие сыны ее будут плавать за моря и создавать новые поселения, привозя из-за морей новые богатства. Богатства, принадлежавшие другим людям.
   Он всегда знал, что станет викингом. Таков был порядок вещей. Его старшие братья разлетелись из отчего дома и возвращались порой спустя годы, чтобы похвалиться великими завоеваниями и привезти домой золото, произведения искусства. Они рассказывали о монахах, которые переписывали книги, привезенные ими из-за моря. Монахи поражали их своей беспомощностью. Слабаки, они плакали и молились, взывая к своему Богу, но не получали от него помощи, умирая в неравном бою с людьми его племени, которых они называли демонами.
   Часто, когда отец его уходил в море, мать шепотом молилась Фрее. Потом, повзрослев, он часто задавался вопросом, молится ли она о том, чтобы он вернулся, или о том, чтобы не возвращался никогда.
   К тринадцати годам он уже перерос большинство мужчин в деревне, а ведь все жители отличались высоким ростом, и владел лучше всех оружием.
   Одно из первых его воспоминаний относилось к тому, как он ходил на пристань встречать возвращавшихся воинов, храбрых, яростных, неистовых, среди которых находились те, что слыли неуязвимыми. Они плавали в поисках золота и сокровищ по морям, терзаемым штормом, наводили ужас на жителей прибрежных городов и селений. Они сеяли хаос и часто возвращались не только с мертвым металлом, но и с живой добычей, привозя рабов для жен знатных людей. Рабы обрабатывали поля и собирали урожай. В их сообществе существовали занятные законы: поскольку стойкость и мужество считались высшими добродетелями, раб, сумевший доказать, что обладает доблестью и храбростью, однажды мог стать одним из них и сам воевать за морем на их стороне. Когда возвращались воины, трубили в длинный рог, и вся деревня выходила встречать героев, чтобы послушать их рассказы о битвах и победах и подивиться тому, что создавали иные цивилизации.
   В тринадцать лет он впервые отправился в море со своим старшим братом Хаганом. Они сделали остановку на острове к северу от берегов Шотландии, затем путь их лежал на юг, вдоль Гебридских островов, где, по слухам, жили монахи, привезшие из Франции реликвии, выполненные из золота лучшими парижскими мастерами. Моряков мало интересовали хрупкие кусочки костей, хранившиеся в золотых ковчегах. Их интересовал только сам металл.
   Рагнору понравилось плавать. Он любил море и не возражал против ломовой работы. Рагнор мог грести часами без устали в штиль, когда ладья с головой дракона на носу могла передвигаться только на мускульной тяге. Он любил и штормовое море, когда ветер перемешивал небо и воду, черные волны вздымались ввысь и рождалась буря, которая заставляла его чувствовать себя как нельзя остро воином, сражавшимся со стихиями, ниспосланными богами.
   Острова, где правили его дальние родственники, погонщики рабов, в которых они превратили местных жителей, будили в нем острый интерес. Он никогда не видел столько разных народов: многие племена отличались низкорослостью. Маленькие черноволосые и смуглые люди говорили на незнакомом языке, который он находил занятным. На островах они запасались провиантом для дальнейших странствий и чинили суда. Там же они упражнялись во владении оружием, устраивали состязания, в которых призами служили женщины, доспехи, оружие и щиты. Все шло хорошо, покуда один из хозяев островов, на которых они отдыхали, не услышал о сокровищах, которые они собирались захватить на юге. Жители островов посчитали, что сокровище по праву принадлежит им, завязался спор. Ссора разгоралась, грозя перейти в резню. В круглом зале старейшин на собрании, проходившем у огромного костра, брат его Хаган похвалился, что его брат рожден под особой звездой и отмечен богами, поэтому способен победить воина вдвое крупнее себя. Брат его, седьмой сын седьмого сына, рожденный под черной луной глубокой полночью, способен победить самых сильных, самых искусных воинов. Они будут биться до смерти, и люди победителя отправятся в плавание, чтобы добыть сокровища юга.
   Многие стали смеяться над Рагнором. Рагнор был потрясен, он совершенно не мог понять, отчего его брат так жаждет его смерти. Старейшина пристально посмотрел на него, оценивая его шансы. Рагнору пришлось сказать, что его доблесть еще не подвергалась проверке, но старейшина настоял на битве, которую предложил Хаган. Старейшина пригласил самого сильного из своих людей, человека по имени Олаф, по кличке Гигант.
   Гигантом его назвали не зря. В плечах он был так же широк, как высок ростом, а рост его поражал воображение. Однако толстым его нельзя было назвать — сплошная глыба мускулов. В возрасте тринадцати лет Рагнор оставался худым, несмотря на тяжелый физический труд на корабле и неустанные упражнения с оружием. Боги ждали от него неколебимого мужества перед лицом битвы, но Рагнор не мог не бросить взгляд на своего брата, прежде чем сразиться со своим будущим и скорым убийцей. Во взгляде его читался упрек — брат предал его. Однако Рагнор знал, что лучше пасть от руки Олафа Гиганта, чем проявить трусость и стать объектом гнева своих собратьев-викингов.
   Он вышел в круг перед костром — место, означенное для битвы. Ему дали три щита и три вида оружия. Рагнор выбрал топор, палицу и меч. Едва он вышел в круг, едва заслонился деревянным мечом, как Олаф налетел на него, пообещав подарить смерть быструю и безболезненную, что позволит ему занять «детское» место среди богов. Одним взмахом боевого топора Олаф разрубил деревянный щит противника. Рагнор отступил, взял протянутый ему второй щит. Он едва успел схватить его, как Олаф наскочил на него вновь и занес боевой топор.
   Рагнор отскочил в сторону. Олаф промахнулся, и боевой топор глубоко ушел в землю.
   — Убей его! Вот твой шанс! — закричал ему брат. Но Рагнор медлил с ответным ударом. Олаф вытащил оружие из земли и вновь пошел в наступление.
   Рагнор пригнулся и пошел вкруговую под одобрительные крики присутствующих. Когда Олаф разрубил второй его щит, Рагнор уронил палицу и, бросив на землю расщепленный щит, уже не годный для боя, взял меч.
   Когда Олаф бросился на него, со смехом занося топор, Рагнор сделал стремительный выпад. Он ударил молниеносно и нанес удар с потрясающей, смертельной точностью.
   Рагнор попал Олафу в горло. Олаф, ошалело глядя на юнца, уронил оружие и схватился за горло обеими руками.
   Кровь текла по пальцам гиганта. Мгновения казались вечностью. Олаф во все глаза смотрел на Рагнора.
   Затем, мертвый, повалился на землю.
   Мужчины ликовали, приветствуя победителя. Хаган выступил вперед и обнял брата за плечи.
   Ему бы следовало испытать восторг, душевный подъем, какой испытывали его соотечественники, но внутри его оставалась пустота.
   В ту ночь старейшина острова дал ему щит, обрамленный серебром, древнюю реликвию, привезенную с развалин римской деревни, расположенной далеко на юге, на континенте, не на островах. Старейшина наградил его еще и двумя женщинами, привезенными с тех островов, где живет желтая раса.
   Рагнор ничего не имел против такого подарка. Женщины научили его таким вещам, о которых он раньше не имел представления. Но, несмотря на все выпитое, несмотря на силы, отданные женщинам, он так и не уснул в ту ночь.
   Ведь он должен был умереть.
   На следующее утро он обратился к брату:
   — Ты не раздумывал, рискуя моей жизнью.
   — Я никогда не рисковал твоей жизнью.
   — Он был вдвое больше меня.
   — Но ты седьмой сын нашего отца.
   — Значит, я бессмертен? Сын богов? — презрительно процедил Рагнор.
   Хаган ткнул пальцем брату в лоб.
   — Седьмой сын волка, седьмого сына волка. Дитя глубокой полночи, зачатый глубокой полночью, рожденный глубокой полночью. У тебя есть хитрость волка, голод волка и волчья верность.
   — И потому я бессмертен? Хаган широко улыбнулся.
   — Ну, я слышал о бессмертии, а теперь у меня есть доказательства.
   — Ты рисковал моей жизнью! — гневно воскликнул Рагнор.
   — Викинги не живут вечно. А место в Валгалле им гарантировано, лишь если они совершают великие подвиги на земле.
   На следующий день они отплыли на поиски сокровища юга.
   На берегу началась резня, от которой Рагнора замутило. Викинги напали на маленькое поселение монахов и затеяли кровавую бойню.
   Мужчины в коричневых одеяниях, с выбритыми тонзурами носились по берегу, вопя и падая на колени. Они взывали к своему единственному истинному богу. Хаган смеялся и рубил их в щепки, неуклонно приближаясь к их капищу.
   Рагнор шел следом, напоминая себе, что он здесь на испытании, что его назовут трусливой девчонкой, если он осудит насилие.
   Но они заставили его драться с Гигантом, и он имел право голоса.
   И вот он закричал так громко, что заставил их прекратить бойню и посмотреть на него.
   — Оставьте их! Оставьте им жизнь! — приказал он и, подойдя к брату, выхватил у него из рук тощего человечка, которого тот хотел убить.
   — Вы пришли за сокровищем. Берите сокровище.
   — Ты струсил? — закричал один из самых неистовых воинов, викинг по имени Ульрик. — Седьмой сын седьмого сына — трус? — Ульрик трясся от хохота.
   Наступила мертвая тишина.
   — Берите сокровище! — стоял на своем Рагнор. Монахи были слишком потрясены, чтобы протестовать. Позже Рагнор подумал, что при иных обстоятельствах они предпочли бы умереть, защищая свои реликвии. Один из них стоял у входа в монастырь. Высокий, очень высокий мужчина.
   — Берите золото и серебро. Оставьте то, что для вас ничего не значит, — кости и прах.
   — Кости и прах принадлежат земле! — выкрикнул Хаган.
   — Оставьте им их талисманы, — приказал Рагнор. — Я слышал о дворцах Валгаллы и понял, что великие воины умеют проявлять милосердие.
   Викинги, сквернословя сквозь чубы, позволили оставшимся в живых монахам переложить свои драгоценные реликвии в каменные чаши, которые они скорее всего использовали для еды. Брать с собой то, что монахи считали священным, воины не стали. Перед отплытием к Рагнору, ожидавшему погрузки судна на каменистом утесе, подошел тот самый высокий монах.
   — У меня было видение, что ты придешь, — сообщил он юноше.
   Рагнор скептически на него посмотрел. Монах улыбнулся.
   — Не досаждай мне, не то я велю им перерезать тебе горло.
   — Паренек с огоньком, — пробормотал монах, — но ребенок остается ребенком.
   — Я больше не ребенок.
   — Пройдут годы, прежде чем ты превратишься во взрослого мужчину. Но я начал молиться много лет назад, зная, что корабли викингов опять выходят в море. И Бог ответил мне во сне, он велел мне не бояться. Ты придешь, чтобы защитить нас.
   — Я пришел, чтобы украсть серебро.
   Монах пожал плечами. Он снял с шеи медальон и протянул его Рагнору. Рагнор едва не ударил его, когда тот попытался надеть ему цепочку на шею.
   — Вот серебро, но не украденное, а подаренное. Медальон украшен драгоценными камнями, это реликвия. Он снят с тела самого Иоанна Крестителя.
   — Я не верю…
   — Ты поверишь. Ты седьмой сын седьмого сына, но не седьмой сын своей матери. Рагнор насупил брови.
   — Твой отец забрал ее из наших краев много лет назад. Она была целительницей, ребенком язычников, принесенным в церковь на крещение. Твой отец благословен — или проклят — властью. Твоя мать знала дела земные.
   — Ты глупец, старик. Откуда ты все знаешь?
   — Вы зовете его Одином. Римляне звали его Юпитером. Он могущественнее, чем думаете вы или думали римляне, но он остается самим собой. И поэтому я знаю, о чем говорю.