Страница:
— Кофе действительно хорош, — стоически согласился Рыжая Лисица. — Колумбийский.
Вождь произнес это слово со странной интонацией, будто поиграл языком, удивляясь, что на свете существует место с таким названием. Он пожал плечами и сказал такое, отчего по спине Кендалл пробежал холодок.
— У нас много кофе. Это подарок Ночного Ястреба, Он отвернулся, что-то крикнул своим воинам и зашагал прочь, оставив Кендалл одну с тарелкой в руках и с кофе.
— Подкрепись, Кендалл Мур, — крикнул, обернувшись, Рыжая Лисица. — Сегодня нам предстоит долгий путь.
Она опустилась на песок и принялась за рыбу, которая была так же вкусна, как и кофе, — в нежнейшем филе не оказалось ни одной косточки. Эти семинолы, подумала Кендалл, знают, как орудовать своими ножами.
Лагерь был, свернут в считанные минуты. Двое воинов отплыли на пироге, а Рыжая Лисица без особых церемоний сопроводил Кендалл на борт «Мишель» и поднялся на нее вместе с остальными. На этот раз вождь не стал связывать Кендалл, решив, Что она не собирается сводить счеты с жизнью: прыжок в море вдали от родных берегов был бы настоящим самоубийством.
Но самой худшей пыткой для нее оказались ее собственные мысли. Индейцы были заняты парусами, и Кендалл, предоставленная самой себе, мучительно размышляла над одними и теми же вопросами. Куда ее везут? Зачем? Кто такой Ночной Ястреб? Чем она могла обидеть семинолов, если до сих пор в своей жизни не видела ни одного живого индейца?
Ближе к вечеру они подошли к той части моря, где было много островков, поросших мангровыми деревьями. Кендалл начала было волноваться, однако, как выяснилось, индейские мореходы знали толк в своем деле — шхуна благополучно миновала все рифы и подводные камни,.
«Где мы находимся? — спрашивала себя Кендалл. — Может быть, где-то возле Флориды?» Наверное, так и было, ибо, войдя в устье какой-то реки, шхуна продолжала путь вверх по течению, а по обе стороны миля за милей потянулись нескончаемые, покрытые сочной травой топкие болота.
Неподдельный страх охватил Кендалл. Боже милостивый, надо было выбрать смерть в океане! Теперь ведь бежать совсем некуда. Вдруг она увидела, что с покрытого грязью берега в воду сползает какое-то бревно, и, когда судно приблизилось к нему, она поняла, что это вовсе не бревно. Но ведь и не чудовище из давно канувших в Лету эпох? Монстр неуклюже соскользнул в воду, и движения его приобрели быстроту и даже своеобразную грациозность. Он стремительно приближался к шхуне — над поверхностью воды уже виднелись глаза и кончик носа.
— Аллигатор! — шепнул голос над ухом Кендалл, и она едва не подпрыгнула от страха.
Рыжая Лисица получил истинное удовольствие, оттого что ему удалось ее напугать.
— Он голоден. Наступили сумерки, и он ищет, чем бы поживиться на ужин, — продолжал индеец. — Цапля — один бросок и один глоток. Дикий кабан — два глотка. Мужчина… или женщина — четыре или пять глотков. Самое большее — шесть.
Кендалл внимательно посмотрела на индейца. В сумерках его темные глаза казались еще бесстрастнее, чем днем, однако Кендалл чувствовала, что продолжает удивлять его. Она еще раз посмотрела на берег.
— Потрясающе интересно, — пробормотала она.
И снова услышала дразнящий шепот индейского вождя:
— Интересно, Кендалл Мур? Тебе только интересно, и ты совсем не испугалась?
Выпрямив спину и расправив плечи, Кендалл вызывающе взглянула на Рыжую Лисицу.
— Нет, — упрямо произнесла она.
— Не глупи, ты просто не могла не испугаться.
— Ты хочешь скормить меня аллигаторам?
— Я хочу только одного — поскорее доставить тебя к Ночному Ястребу. Должен правда, сказать, что эта страна не очень любит белых людей. Здесь полно болотной грязи, которая так и жаждет тебя поглотить. Здесь полно аллигаторов, которые только и ждут момента, чтобы тебя сожрать. Здесь водятся змеи, от ядовитого укуса которых люди умирают на месте, не успев вскрикнуть.
Кендалл невольно задрожала. Рыжая Лисица посмотрел на корму, намереваясь идти туда, но Кендалл, охваченная внезапным порывом, изо всех сил вцепилась в его руку и повернула лицом к себе.
— Прошу вас. Что плохого я сделала этому Ночному Ястребу? — с отчаянием спросила она. — Клянусь: я никогда в жизни не причинила вреда ни одному индейцу! Я никогда даже не бывала во Флориде.
Рыжая Лисица окинул ее внимательным взглядом. Кендалл, напряженная, словно натянутая струна, ждала ответа, уверенная, что ее мольба не могла оставить бесчувственным сердце, стучавшее в бронзовой груди. Помолчав, Рыжая Лисица только развел руками.
— Ночной Ястреб не убивает женщин. Я говорю тебе это только потому, что ты храбрая, но слишком наивная. Не пытайся бежать. Даже если Ночной Ястреб решит тебя наказать, он не будет жестоким, как яд медноголового щитомордника.
Рыжая Лисица направился к штурвалу, а Кендалл, едва сдержав крик ужаса, прижала пальцы к губам. Боже милостивый! Индеец дал понять, какой у нее выбор: либо месть Ночного Ястреба, либо зубы ядовитой змеи; либо пасть аллигатора, либо зыбучие пески.
— Что я могла им сделать? — ломая руки, прошептала она. Со стороны левого борта донесся резкий, тоскливый крик какой-то птицы, от которого всю Кендалл пронзил леденящий ужас. Ночь наступила практически мгновенно, и в зловещем мраке над болотами встали какие-то страшные призраки. Неведомо откуда появились полчища москитов, от которых Кендалл едва успевала отбиваться. С берега что-то шумно плюхнулось в воду, но темнота мешала разглядеть, что именно. Неужели еще один аллигатор?
— Боже милостивый! — с мольбой прошептала Кендалл. Резко повернувшись, она опрометью бросилась в маленькую каюту, стремительно миновав двух воинов. Ее нисколько не смутил раздавшийся вслед язвительный хохот Рыжей Лисицы.
Наедине с собой Кендалл чуть не расплакалась — глаза наполнились горячими слезами, вот-вот готовыми хлынуть по щекам. Как далеко осталась та красота, к которой она стремилась вернуться и ради этого была готова пережить все. Где величественный дом с белыми высокими — как в детстве казалось, до самого неба — джорджийскими колоннами; где белый стол, который накрывали в саду и каждый день полировали до блеска пчелиным воском; где книги, которые читали обитатели того сказочного дома? Где мужчины, курившие маленькие сигары и неторопливо потягивавшие бренди? Где женщины, спокойно беседующие или мило сплетничающие в тени высоких дубов? Где хлопковые поля, простирающиеся до самого горизонта? Где тот мир, жизнь в котором была красива, как клубящиеся в небе легкие белые облачка?..
Крестхейвен.
И вот сейчас люди сражаются за этот мир и здесь, и далеко отсюда. Какая несправедливость — только что она была пленницей в казармах юнионистов, а теперь вдруг ее приволокли в это смердящее болото…
«Конфедерация!..» — с горечью подумала она, готовая истерически расхохотаться. Наконец она дома, Куда так стремилась… Она в болотах Флориды, а Флорида — часть Конфедеративных Штатов Америки… Люди здесь умирают за острую осоку, зыбучие пески и аллигаторов. Люди сражаются.
Джон! Господи, ну как же она раньше не догадалась? Это Джон Мур виноват во всем. Кендалл знала, конечно, что ее муж очень жестокий человек, лютой ненавистью ненавидящий индейцев. Возможно, во время одного из рейдов он столкнулся с этим племенем и причинил какое-то зло Ночному Ястребу. Но что? Вырезал его семью? Вполне возможно: Джон считал индейцев дикарями и, не раздумывая, застрелил бы индейского ребенка, как волчонка. Кендалл с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Змеиные зубы и клыки аллигатора показались ей в этот момент менее страшными, чем встреча, которая ожидала ее в стане Ночного Ястреба.
Кендалл сидела в каюте до тех пор, пока не услышала крики на палубе. По суете на судне она догадалась, что воины только что бросили якорь. Она заторопилась к сходням, но запуталась в подоле платья и едва устояла на ногах. Вдруг стало светло: рядом, как по мановению волшебной палочки, оказался Рыжая Лисица — вождь держал в руке фонарь.
— До берега можно добраться только на лодках, — сказал индеец.
Другого выбора не было, и Кендалл последовала за ним.
— Возьми это! — Индеец передал Кендалл фонарь, схватился за леер и прыгнул в воду.
Фонтаном взметнулись брызги, но когда вода успокоилась, Кендалл увидела, что Рыжая Лисица стоит в реке по пояс — настолько здесь было мелко. Кровь отхлынула от лица Кендалл — она вспомнила об аллигаторах. Однако на лице вождя не было заметно ни малейших признаков страха.
— Прыгай! — нетерпеливо приказал он.
Индеец хотел, чтобы она вошла в эту болотную реку, да еще в кромешной тьме! Кендалл отшатнулась и в ужасе затрясла головой.
— Давай же! — настаивал снизу Рыжая Лисица. — Подними повыше фонарь, я подхвачу тебя.
Прикусив губу, Кендалл торопливо подошла к борту. Если она сейчас разозлит индейца, то он, чего доброго, может утопить ее в болоте.
Она высоко подняла фонарь, и в это мгновение Рыжая Лисица, обхватив ее сильными руками, поднял и снял с борта шхуны. Фонарь Кендалл держала левой рукой, а правой, чтобы ни упасть, инстинктивно обняла индейца за плечи и шею.
Его тело оказалось теплым, кожа гладкой и слегка лоснящейся. Пристально вглядываясь в чеканные черты индейского вождя, Кендалл почувствовала, что краснеет, — слишком сильно прижал ее к себе этот странный человек. Он тоже внимательно посмотрел на нее — его глаза, были очень близко, всего в нескольких дюймах… Чтобы справиться с собой и успокоиться, Кендалл сказала:
— Ты отлично говоришь по-английски. Рыжая Лисица неопределенно хмыкнул. Видимо, он отвечал на вопросы, лишь когда это было в его интересах.
— Где ты научился так хорошо говорить на нашем языке? — не отставала Кендалл.
Он снова взглянул на нее, и неприветливая глубина его темных глаз сказала Кендалл, что ничего приятного в ответ она не услышит.
— Я научился говорить на языке белых людей еще мальчиком. Я был совсем ребенком, когда они белым флагом перемирия заманили моего отца в ловушку. Мне исполнилось восемь лет, когда Оцеола умер в их тюрьме. Он всегда говорил, что надо хорошо понимать английские слова, потому что за ними всегда прячется коварство и предательство.
Кендалл молчала, пока Рыжая Лисица пробирался по илистому дну по пояс в воде. Оцеола умер в форте Моултри. Это произошло за два года до ее рождения, но история об Оцеоле была хорошо известна чарлстонским детям. Сейчас Кендалл казалось весьма странным и примечательным, что именно в том Городе, где умер Оцеола, раздались первые выстрелы бушевавшей теперь Гражданской войны.
Раздался зловещий крик еще какой-то ночной птицы, и Кендалл невольно вцепилась в плечи индейца. Заметив усмешку на его губах, она рассердилась:
— Я не знаю болот, Рыжая Лисица, но если их знают индейцы, то и белый человек не заблудится, и даже женщина освоит все премудрости.
Он, не обращая внимания на язвительные слова, посмотрел на Кендалл с улыбкой.
— Только благодаря Ночному Ястребу я с каждым годом все лучше и лучше говорю по-английски.
Кендалл с вызовом взглянула на него, но в этот момент Рыжая Лисица добрался до пироги. Кендалл поняла, Что вождь одной фразой легко отпарировал все ее плохо скрытые угрозы.
Рыжая Лисица посадил ее на корму пироги, забрался в нее сам и махнул рукой двум войнам, которые ждали сигнала к отплытию. Они погнали лодку вперед по мелкой, заросшей водорослями реке, отталкиваясь от дна длинными шестами.
— Нам недалеко, — успокоил Кендалл Рыжая Лисица. Плыть действительно оказалось недалеко. А Кендалл предпочла бы длительное путешествие. Но времени для пустых треволнений не оставалось. Впереди между деревьями уже показались какие-то огни. Миновав крутую излучину реки, пирога приближалась к лагерю семинолов.
Больше всего поразили Кендалл странные жилища индейцев: одни были сооружены прямо на деревьях, другие поставлены на низкие сваи. Стены нескольких хижин были собраны из расколотых коряг. На свободном пространстве между ними горело много костров, сгущавших мрак здешней глуши, а вокруг них хлопотали Женщины в пестрых, ярких одеждах, бегали дети. Внезапно они с радостными криками устремились к берегу.
Трепеща от страха, Кендалл съежилась на дне пироги. Так близко семинолы! Она увидела женщин разного возраста. Лица одних были грубыми, но лица других выделялись точеностью черт и красотой — той же благородной красотой, что и у Рыжей Лисицы. Несколько маленьких детишек были совершенно голенькими, старшие дети, как и взрослые, — кто в чем: или в одних коротких тонких штанах, или в европейских рубашках и брюках. Впрочем, сочетания одежды были самыми причудливыми. Преобладали пестрые рубашки — воины надевали их с наступлением прохладной ночи — и платья и юбки на женщинах.
Приветственные крики становились все громче. Воины, правившие пирогами, выпрямились во весь рост, а встречающие их родные и близкие, оглашая окрестности радостными воплями, кинулись обнимать их, ступая прямо по мелководью. Лодка ткнулась носом в болотистый берег. Кендалл перевела взгляд с трогательной сцены встречи на Рыжую Лисицу: вождь напряженно вглядывался в берег. Но вот и его лицо озарилось широкой улыбкой, он вскочил, едва не перевернув лодку.
— Аполка! Аполка!
Кендалл проследила за его взглядом. К пироге приближалась стройная женщина в набивном ситцевом платье. Издав радостный крик, она бегом бросилась к пироге, и Кендалл увидела настоящую экзотическую красавицу с тонкими чертами лица, на котором выделялись огромные карие глаза, опушенные длинными темными ресницами. Походкой и движениями молодая женщина напомнила гибкую, изящную серну.
— Рыжая Лисица!
Индеец так стремительно выпрыгнул из лодки, что Кендалл чуть не свалилась в воду. В последний миг она отчаянно ухватилась за шершавый деревянный борт — не хватало еще упасть в это отвратительное болото. Рыжая Лисица обнимал свою красавицу. И если Кендалл ждала, что радость встречи притупит его бдительность, то здесь ее подстерегало горькое разочарование. Быстро что-то говоря вождю, индианка скосила глаза в сторону Кендалл и с любопытством ее разглядывала. Рыжая Лисица что-то ответил на своем языке, а потом они оба посмотрели на Кендалл. Та в ответ тоже — в упор взглянула на них.
Рыжая Лисица улыбнулся:
— Оказывается, тебе придется подождать, Кендалл Мур. Мы ожидали, что Ночной Ястреб будет сегодня здесь. Но… времена сейчас неспокойные. Впрочем, это не имеет значения — он все равно приедет сюда. А теперь ты пойдешь с Аполкой.
Кендалл заколебалась, глядя на индианку, которая продолжала рассматривать ее с нескрываемым любопытством.
— Иди же, Кендалл Мур! — В голосе индейца зазвучали металлические, повелительные нотки, но Кендалл колебалась.
Как много в этом лагере индейцев! Но все же сколько их? Казалось, они всюду, их число продолжало расти — все больше и больше находилось любопытных, кому было интересно поглазеть на белую женщину. Это были и совсем юные, и старые, морщинистые, продубленные тяжелой жизнью и беспощадным южным солнцем. Мужчины, женщины…
— Иди же! — рявкнул потерявший терпение Рыжая Лисица.
Коснувшись рукой плеча вождя, Аполка что-то тихо сказала ему. Индеец нетерпеливо пожал плечами, однако отступил назад, скрестив руки на бронзовой груди.
Индианка шагнула навстречу Кендалл, протянув ей натруженную, но изящной формы руку ладонью вверх — это было предложение дружбы. Кендалл взглянула в темные, как у серны, глаза — они были ласковыми и выражали только симпатию и сочувствие, а не жалость. Поколебавшись еще секунду, Кендалл протянула свою руку, коснувшись маленькой, но сильной ладони Аполки.
Сделав шаг, Кендалл покачнулась, ибо ее ноги увязли в топкой грязи речного берега. Помня, что идти придется сквозь строй любопытствующих индейцев, она постаралась взять себя в руки и приняла такой же стоический вид, как у Рыжей Лисицы. Выпрямившись, она гордо последовала за индианкой.
К Кендалл тотчас протянулись десятки рук. Индейцы старались дотронуться до ее одежды, волос, плеч… Она не уклонялась, но каких отчаянных усилий стоило ей сохранять достоинство и самообладание! Сзади, сбоку раздавались издевательские смешки и дразнящие крики, и она едва сдерживалась, чтобы не заткнуть уши и не слышать всего этого.
Но хорошо, что ее никто не ударил.
Кендалл не понимала ни слова, но было ясно, что Аполка ругает любопытных женщин. Подведя ее к шаткой Лестнице, приставленной к порогу высоко стоящей на сваях крепко сколоченной хижины, Аполка обернулась и что-то сказала шумевшим женщинам. Это подействовало, и они начали расходиться.
В единственной комнате хижины на низеньком столике горела маленькая лампа. Кендалл торопливо огляделась, заметив, что два окна в комнате не закрыты. Но они были настолько высоко от пола, что нечего было и думать добраться до них и выпрыгнуть наружу. В углу лежала стопка пестрых одеял, на столе стоял кувшин, вероятно, с водой.
Больше в комнате ничего не было.
— Кендалл.
Тихо произнесенное индианкой имя прозвучало так странно, что Кендалл не сразу поняла, что Аполка обращается именно к ней. Ясно, что эта индианка выбрана специально, чтобы оказать белой женщине самое лучшее гостеприимство. Аполка сделала движение рукой, и Кендалл поняла, что ее спрашивают, не хочет ли она есть. В ответ она энергично закивала головой: мол, просто умирает от голода.
Индианка грациозно повернулась и исчезла, закрыв за собой дощатую дверь. Раздался громкий звук задвигаемого засова — индейское гостеприимство имело свои границы. Кендалл оставалась пленницей, возможности бежать не было. Дверь будет заперта всегда.
Кендалл прошлась по маленькой комнате, с удивлением заметив, что пол в хижине и одеяла, сложенные в углу, были чистые. В кувшине действительно оказалась вода — Кендалл с жадностью приникла к нему, но, вспомнив наставления Рыжей Лисицы, стала пить не спеша, маленькими глотками. Вода была холодной и прозрачной.
Прежде чем Кендалл успела поставить кувшин на стол, вернулась Аполка. Она принесла с собой миску, наполненную каким-то ужасным на вид варевом. Голод взял верх, и Кендалл , тихо прошептав слова благодарности, приняла миску из рук индианки.
— Конти, — произнесла Аполка.
Это слово ничего не говорило Кендалл, однако она приветливо улыбнулась индианке. Та что-то снова сказала, но, видя, что Кендалл опять ничего не понимает, огорченно покачала головой. Подумав, Аполка сложила руки и прижала их к уху, изображая спящего человека. Не зная, как ответить, Кендалл согласно кивнула. Ответ вполне удовлетворил Аполку. Она тотчас вышла, не забыв запереть за собой дверь на засов.
Тяжело вздохнув, Кендалл опустилась на пол, держа в руках злополучную миску. Попробовав кашу, содрогнулась — во рту осталось ощущение чего-то грубого и зернистого. Отставив еду в сторону, Кендалл невесело задумалась. Неужели ее волокли в такую даль, чтобы отравить? Нет, этого не может быть.
Мысли снова лихорадочно закружились в ее мозгу. Она должна бежать, но бежать, увы, не может. Если даже она сумеет сбежать отсюда, то навсегда заблудится в болоте… Впрочем, нет, не навсегда, поправила себя Кендалл, — она будет блуждать я6 лесам до первой встречи со змеей или аллигатором, если, конечно, не набредет до этого на зыбучий песок…
«Боже милостивый! — прошептала она, представив себе, как ее засасывает беспощадная болотная топь. От страха Кендалл обхватила себя руками, чтобы унять непроизвольную дрожь. — Нет, нет, нет!.. — беспрестанно повторяла она, чтобы не прийти в отчаяние. — Выход должен быть». Она обязательно найдет способ убежать.
Соберись, Кендалл, — мысленно приказала она себе. — Ты выдержишь все и найдешь возможность ускользнуть из этой тюрьмы. До сих пор ты умела переносить удары судьбы, выпадавшие на твою долю. Что могут сделать с тобой? Никто не сможет отнять у тебя самое главное — гордость и твердость духа. Ты пережила издевательства Джона, ты пережила заточение в казарме юнионистов, когда кругом бушевала война…"
Наконец Кендалл перестала дрожать. Выход непременно найдется. Она цела и невредима, здоровая, сильная. Присмотрится к новому окружению, кое-чему научится и найдет способ, обязательно найдет…
Она взяла миску и начала есть: нельзя себе позволить лишиться сил из-за нелепого утверждения, что еда — дело вкуса!
Покончив с кашей, Кендалл выпила еще немного воды и, задув лампу, начала готовить себе постель. Из одного одеяла соорудила некое подобие подушки, а вторым накрылась. Спать она будет с той же целью, что и есть, — чтобы быть готовой сбежать, сохранить ясную голову и крепкое тело.
Но пока ей не спалось. В окно светила полная луна — необычайно яркое пятно на фоне непроглядного мрака.
Кто такой Ночной Ястреб? Такой же воин, как Рыжая Лисица? Сейчас вождь ее защищает, но как он поведет себя в присутствии Ночного Ястреба?
Кендалл застонала и, повернувшись на бок, плотно сомкнула веки. Рыжая Лисица сказал, что Ночной Ястреб не убивает женщин. Но горит жаждой мести. И как он будет мстить — насиловать, издеваться, пытать? Зачем убивать жертву, если можно по одному отрубать пальцы и бросать их аллигаторам.
Кендалл снова мучительно застонала. «Стоп, — приструнила она себя, — прекрати!» И повторяла это слово много раз, будто считала овец, чтобы уснуть.
Наконец она забылась неглубоким, тяжелым сном, в котором ей привиделся сильный высокий человек. Он приближался к ней под крики ночных ястребов, а она содрогалась, но спасения не было…
Глава 3
Вождь произнес это слово со странной интонацией, будто поиграл языком, удивляясь, что на свете существует место с таким названием. Он пожал плечами и сказал такое, отчего по спине Кендалл пробежал холодок.
— У нас много кофе. Это подарок Ночного Ястреба, Он отвернулся, что-то крикнул своим воинам и зашагал прочь, оставив Кендалл одну с тарелкой в руках и с кофе.
— Подкрепись, Кендалл Мур, — крикнул, обернувшись, Рыжая Лисица. — Сегодня нам предстоит долгий путь.
Она опустилась на песок и принялась за рыбу, которая была так же вкусна, как и кофе, — в нежнейшем филе не оказалось ни одной косточки. Эти семинолы, подумала Кендалл, знают, как орудовать своими ножами.
Лагерь был, свернут в считанные минуты. Двое воинов отплыли на пироге, а Рыжая Лисица без особых церемоний сопроводил Кендалл на борт «Мишель» и поднялся на нее вместе с остальными. На этот раз вождь не стал связывать Кендалл, решив, Что она не собирается сводить счеты с жизнью: прыжок в море вдали от родных берегов был бы настоящим самоубийством.
Но самой худшей пыткой для нее оказались ее собственные мысли. Индейцы были заняты парусами, и Кендалл, предоставленная самой себе, мучительно размышляла над одними и теми же вопросами. Куда ее везут? Зачем? Кто такой Ночной Ястреб? Чем она могла обидеть семинолов, если до сих пор в своей жизни не видела ни одного живого индейца?
Ближе к вечеру они подошли к той части моря, где было много островков, поросших мангровыми деревьями. Кендалл начала было волноваться, однако, как выяснилось, индейские мореходы знали толк в своем деле — шхуна благополучно миновала все рифы и подводные камни,.
«Где мы находимся? — спрашивала себя Кендалл. — Может быть, где-то возле Флориды?» Наверное, так и было, ибо, войдя в устье какой-то реки, шхуна продолжала путь вверх по течению, а по обе стороны миля за милей потянулись нескончаемые, покрытые сочной травой топкие болота.
Неподдельный страх охватил Кендалл. Боже милостивый, надо было выбрать смерть в океане! Теперь ведь бежать совсем некуда. Вдруг она увидела, что с покрытого грязью берега в воду сползает какое-то бревно, и, когда судно приблизилось к нему, она поняла, что это вовсе не бревно. Но ведь и не чудовище из давно канувших в Лету эпох? Монстр неуклюже соскользнул в воду, и движения его приобрели быстроту и даже своеобразную грациозность. Он стремительно приближался к шхуне — над поверхностью воды уже виднелись глаза и кончик носа.
— Аллигатор! — шепнул голос над ухом Кендалл, и она едва не подпрыгнула от страха.
Рыжая Лисица получил истинное удовольствие, оттого что ему удалось ее напугать.
— Он голоден. Наступили сумерки, и он ищет, чем бы поживиться на ужин, — продолжал индеец. — Цапля — один бросок и один глоток. Дикий кабан — два глотка. Мужчина… или женщина — четыре или пять глотков. Самое большее — шесть.
Кендалл внимательно посмотрела на индейца. В сумерках его темные глаза казались еще бесстрастнее, чем днем, однако Кендалл чувствовала, что продолжает удивлять его. Она еще раз посмотрела на берег.
— Потрясающе интересно, — пробормотала она.
И снова услышала дразнящий шепот индейского вождя:
— Интересно, Кендалл Мур? Тебе только интересно, и ты совсем не испугалась?
Выпрямив спину и расправив плечи, Кендалл вызывающе взглянула на Рыжую Лисицу.
— Нет, — упрямо произнесла она.
— Не глупи, ты просто не могла не испугаться.
— Ты хочешь скормить меня аллигаторам?
— Я хочу только одного — поскорее доставить тебя к Ночному Ястребу. Должен правда, сказать, что эта страна не очень любит белых людей. Здесь полно болотной грязи, которая так и жаждет тебя поглотить. Здесь полно аллигаторов, которые только и ждут момента, чтобы тебя сожрать. Здесь водятся змеи, от ядовитого укуса которых люди умирают на месте, не успев вскрикнуть.
Кендалл невольно задрожала. Рыжая Лисица посмотрел на корму, намереваясь идти туда, но Кендалл, охваченная внезапным порывом, изо всех сил вцепилась в его руку и повернула лицом к себе.
— Прошу вас. Что плохого я сделала этому Ночному Ястребу? — с отчаянием спросила она. — Клянусь: я никогда в жизни не причинила вреда ни одному индейцу! Я никогда даже не бывала во Флориде.
Рыжая Лисица окинул ее внимательным взглядом. Кендалл, напряженная, словно натянутая струна, ждала ответа, уверенная, что ее мольба не могла оставить бесчувственным сердце, стучавшее в бронзовой груди. Помолчав, Рыжая Лисица только развел руками.
— Ночной Ястреб не убивает женщин. Я говорю тебе это только потому, что ты храбрая, но слишком наивная. Не пытайся бежать. Даже если Ночной Ястреб решит тебя наказать, он не будет жестоким, как яд медноголового щитомордника.
Рыжая Лисица направился к штурвалу, а Кендалл, едва сдержав крик ужаса, прижала пальцы к губам. Боже милостивый! Индеец дал понять, какой у нее выбор: либо месть Ночного Ястреба, либо зубы ядовитой змеи; либо пасть аллигатора, либо зыбучие пески.
— Что я могла им сделать? — ломая руки, прошептала она. Со стороны левого борта донесся резкий, тоскливый крик какой-то птицы, от которого всю Кендалл пронзил леденящий ужас. Ночь наступила практически мгновенно, и в зловещем мраке над болотами встали какие-то страшные призраки. Неведомо откуда появились полчища москитов, от которых Кендалл едва успевала отбиваться. С берега что-то шумно плюхнулось в воду, но темнота мешала разглядеть, что именно. Неужели еще один аллигатор?
— Боже милостивый! — с мольбой прошептала Кендалл. Резко повернувшись, она опрометью бросилась в маленькую каюту, стремительно миновав двух воинов. Ее нисколько не смутил раздавшийся вслед язвительный хохот Рыжей Лисицы.
Наедине с собой Кендалл чуть не расплакалась — глаза наполнились горячими слезами, вот-вот готовыми хлынуть по щекам. Как далеко осталась та красота, к которой она стремилась вернуться и ради этого была готова пережить все. Где величественный дом с белыми высокими — как в детстве казалось, до самого неба — джорджийскими колоннами; где белый стол, который накрывали в саду и каждый день полировали до блеска пчелиным воском; где книги, которые читали обитатели того сказочного дома? Где мужчины, курившие маленькие сигары и неторопливо потягивавшие бренди? Где женщины, спокойно беседующие или мило сплетничающие в тени высоких дубов? Где хлопковые поля, простирающиеся до самого горизонта? Где тот мир, жизнь в котором была красива, как клубящиеся в небе легкие белые облачка?..
Крестхейвен.
И вот сейчас люди сражаются за этот мир и здесь, и далеко отсюда. Какая несправедливость — только что она была пленницей в казармах юнионистов, а теперь вдруг ее приволокли в это смердящее болото…
«Конфедерация!..» — с горечью подумала она, готовая истерически расхохотаться. Наконец она дома, Куда так стремилась… Она в болотах Флориды, а Флорида — часть Конфедеративных Штатов Америки… Люди здесь умирают за острую осоку, зыбучие пески и аллигаторов. Люди сражаются.
Джон! Господи, ну как же она раньше не догадалась? Это Джон Мур виноват во всем. Кендалл знала, конечно, что ее муж очень жестокий человек, лютой ненавистью ненавидящий индейцев. Возможно, во время одного из рейдов он столкнулся с этим племенем и причинил какое-то зло Ночному Ястребу. Но что? Вырезал его семью? Вполне возможно: Джон считал индейцев дикарями и, не раздумывая, застрелил бы индейского ребенка, как волчонка. Кендалл с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Змеиные зубы и клыки аллигатора показались ей в этот момент менее страшными, чем встреча, которая ожидала ее в стане Ночного Ястреба.
Кендалл сидела в каюте до тех пор, пока не услышала крики на палубе. По суете на судне она догадалась, что воины только что бросили якорь. Она заторопилась к сходням, но запуталась в подоле платья и едва устояла на ногах. Вдруг стало светло: рядом, как по мановению волшебной палочки, оказался Рыжая Лисица — вождь держал в руке фонарь.
— До берега можно добраться только на лодках, — сказал индеец.
Другого выбора не было, и Кендалл последовала за ним.
— Возьми это! — Индеец передал Кендалл фонарь, схватился за леер и прыгнул в воду.
Фонтаном взметнулись брызги, но когда вода успокоилась, Кендалл увидела, что Рыжая Лисица стоит в реке по пояс — настолько здесь было мелко. Кровь отхлынула от лица Кендалл — она вспомнила об аллигаторах. Однако на лице вождя не было заметно ни малейших признаков страха.
— Прыгай! — нетерпеливо приказал он.
Индеец хотел, чтобы она вошла в эту болотную реку, да еще в кромешной тьме! Кендалл отшатнулась и в ужасе затрясла головой.
— Давай же! — настаивал снизу Рыжая Лисица. — Подними повыше фонарь, я подхвачу тебя.
Прикусив губу, Кендалл торопливо подошла к борту. Если она сейчас разозлит индейца, то он, чего доброго, может утопить ее в болоте.
Она высоко подняла фонарь, и в это мгновение Рыжая Лисица, обхватив ее сильными руками, поднял и снял с борта шхуны. Фонарь Кендалл держала левой рукой, а правой, чтобы ни упасть, инстинктивно обняла индейца за плечи и шею.
Его тело оказалось теплым, кожа гладкой и слегка лоснящейся. Пристально вглядываясь в чеканные черты индейского вождя, Кендалл почувствовала, что краснеет, — слишком сильно прижал ее к себе этот странный человек. Он тоже внимательно посмотрел на нее — его глаза, были очень близко, всего в нескольких дюймах… Чтобы справиться с собой и успокоиться, Кендалл сказала:
— Ты отлично говоришь по-английски. Рыжая Лисица неопределенно хмыкнул. Видимо, он отвечал на вопросы, лишь когда это было в его интересах.
— Где ты научился так хорошо говорить на нашем языке? — не отставала Кендалл.
Он снова взглянул на нее, и неприветливая глубина его темных глаз сказала Кендалл, что ничего приятного в ответ она не услышит.
— Я научился говорить на языке белых людей еще мальчиком. Я был совсем ребенком, когда они белым флагом перемирия заманили моего отца в ловушку. Мне исполнилось восемь лет, когда Оцеола умер в их тюрьме. Он всегда говорил, что надо хорошо понимать английские слова, потому что за ними всегда прячется коварство и предательство.
Кендалл молчала, пока Рыжая Лисица пробирался по илистому дну по пояс в воде. Оцеола умер в форте Моултри. Это произошло за два года до ее рождения, но история об Оцеоле была хорошо известна чарлстонским детям. Сейчас Кендалл казалось весьма странным и примечательным, что именно в том Городе, где умер Оцеола, раздались первые выстрелы бушевавшей теперь Гражданской войны.
Раздался зловещий крик еще какой-то ночной птицы, и Кендалл невольно вцепилась в плечи индейца. Заметив усмешку на его губах, она рассердилась:
— Я не знаю болот, Рыжая Лисица, но если их знают индейцы, то и белый человек не заблудится, и даже женщина освоит все премудрости.
Он, не обращая внимания на язвительные слова, посмотрел на Кендалл с улыбкой.
— Только благодаря Ночному Ястребу я с каждым годом все лучше и лучше говорю по-английски.
Кендалл с вызовом взглянула на него, но в этот момент Рыжая Лисица добрался до пироги. Кендалл поняла, Что вождь одной фразой легко отпарировал все ее плохо скрытые угрозы.
Рыжая Лисица посадил ее на корму пироги, забрался в нее сам и махнул рукой двум войнам, которые ждали сигнала к отплытию. Они погнали лодку вперед по мелкой, заросшей водорослями реке, отталкиваясь от дна длинными шестами.
— Нам недалеко, — успокоил Кендалл Рыжая Лисица. Плыть действительно оказалось недалеко. А Кендалл предпочла бы длительное путешествие. Но времени для пустых треволнений не оставалось. Впереди между деревьями уже показались какие-то огни. Миновав крутую излучину реки, пирога приближалась к лагерю семинолов.
Больше всего поразили Кендалл странные жилища индейцев: одни были сооружены прямо на деревьях, другие поставлены на низкие сваи. Стены нескольких хижин были собраны из расколотых коряг. На свободном пространстве между ними горело много костров, сгущавших мрак здешней глуши, а вокруг них хлопотали Женщины в пестрых, ярких одеждах, бегали дети. Внезапно они с радостными криками устремились к берегу.
Трепеща от страха, Кендалл съежилась на дне пироги. Так близко семинолы! Она увидела женщин разного возраста. Лица одних были грубыми, но лица других выделялись точеностью черт и красотой — той же благородной красотой, что и у Рыжей Лисицы. Несколько маленьких детишек были совершенно голенькими, старшие дети, как и взрослые, — кто в чем: или в одних коротких тонких штанах, или в европейских рубашках и брюках. Впрочем, сочетания одежды были самыми причудливыми. Преобладали пестрые рубашки — воины надевали их с наступлением прохладной ночи — и платья и юбки на женщинах.
Приветственные крики становились все громче. Воины, правившие пирогами, выпрямились во весь рост, а встречающие их родные и близкие, оглашая окрестности радостными воплями, кинулись обнимать их, ступая прямо по мелководью. Лодка ткнулась носом в болотистый берег. Кендалл перевела взгляд с трогательной сцены встречи на Рыжую Лисицу: вождь напряженно вглядывался в берег. Но вот и его лицо озарилось широкой улыбкой, он вскочил, едва не перевернув лодку.
— Аполка! Аполка!
Кендалл проследила за его взглядом. К пироге приближалась стройная женщина в набивном ситцевом платье. Издав радостный крик, она бегом бросилась к пироге, и Кендалл увидела настоящую экзотическую красавицу с тонкими чертами лица, на котором выделялись огромные карие глаза, опушенные длинными темными ресницами. Походкой и движениями молодая женщина напомнила гибкую, изящную серну.
— Рыжая Лисица!
Индеец так стремительно выпрыгнул из лодки, что Кендалл чуть не свалилась в воду. В последний миг она отчаянно ухватилась за шершавый деревянный борт — не хватало еще упасть в это отвратительное болото. Рыжая Лисица обнимал свою красавицу. И если Кендалл ждала, что радость встречи притупит его бдительность, то здесь ее подстерегало горькое разочарование. Быстро что-то говоря вождю, индианка скосила глаза в сторону Кендалл и с любопытством ее разглядывала. Рыжая Лисица что-то ответил на своем языке, а потом они оба посмотрели на Кендалл. Та в ответ тоже — в упор взглянула на них.
Рыжая Лисица улыбнулся:
— Оказывается, тебе придется подождать, Кендалл Мур. Мы ожидали, что Ночной Ястреб будет сегодня здесь. Но… времена сейчас неспокойные. Впрочем, это не имеет значения — он все равно приедет сюда. А теперь ты пойдешь с Аполкой.
Кендалл заколебалась, глядя на индианку, которая продолжала рассматривать ее с нескрываемым любопытством.
— Иди же, Кендалл Мур! — В голосе индейца зазвучали металлические, повелительные нотки, но Кендалл колебалась.
Как много в этом лагере индейцев! Но все же сколько их? Казалось, они всюду, их число продолжало расти — все больше и больше находилось любопытных, кому было интересно поглазеть на белую женщину. Это были и совсем юные, и старые, морщинистые, продубленные тяжелой жизнью и беспощадным южным солнцем. Мужчины, женщины…
— Иди же! — рявкнул потерявший терпение Рыжая Лисица.
Коснувшись рукой плеча вождя, Аполка что-то тихо сказала ему. Индеец нетерпеливо пожал плечами, однако отступил назад, скрестив руки на бронзовой груди.
Индианка шагнула навстречу Кендалл, протянув ей натруженную, но изящной формы руку ладонью вверх — это было предложение дружбы. Кендалл взглянула в темные, как у серны, глаза — они были ласковыми и выражали только симпатию и сочувствие, а не жалость. Поколебавшись еще секунду, Кендалл протянула свою руку, коснувшись маленькой, но сильной ладони Аполки.
Сделав шаг, Кендалл покачнулась, ибо ее ноги увязли в топкой грязи речного берега. Помня, что идти придется сквозь строй любопытствующих индейцев, она постаралась взять себя в руки и приняла такой же стоический вид, как у Рыжей Лисицы. Выпрямившись, она гордо последовала за индианкой.
К Кендалл тотчас протянулись десятки рук. Индейцы старались дотронуться до ее одежды, волос, плеч… Она не уклонялась, но каких отчаянных усилий стоило ей сохранять достоинство и самообладание! Сзади, сбоку раздавались издевательские смешки и дразнящие крики, и она едва сдерживалась, чтобы не заткнуть уши и не слышать всего этого.
Но хорошо, что ее никто не ударил.
Кендалл не понимала ни слова, но было ясно, что Аполка ругает любопытных женщин. Подведя ее к шаткой Лестнице, приставленной к порогу высоко стоящей на сваях крепко сколоченной хижины, Аполка обернулась и что-то сказала шумевшим женщинам. Это подействовало, и они начали расходиться.
В единственной комнате хижины на низеньком столике горела маленькая лампа. Кендалл торопливо огляделась, заметив, что два окна в комнате не закрыты. Но они были настолько высоко от пола, что нечего было и думать добраться до них и выпрыгнуть наружу. В углу лежала стопка пестрых одеял, на столе стоял кувшин, вероятно, с водой.
Больше в комнате ничего не было.
— Кендалл.
Тихо произнесенное индианкой имя прозвучало так странно, что Кендалл не сразу поняла, что Аполка обращается именно к ней. Ясно, что эта индианка выбрана специально, чтобы оказать белой женщине самое лучшее гостеприимство. Аполка сделала движение рукой, и Кендалл поняла, что ее спрашивают, не хочет ли она есть. В ответ она энергично закивала головой: мол, просто умирает от голода.
Индианка грациозно повернулась и исчезла, закрыв за собой дощатую дверь. Раздался громкий звук задвигаемого засова — индейское гостеприимство имело свои границы. Кендалл оставалась пленницей, возможности бежать не было. Дверь будет заперта всегда.
Кендалл прошлась по маленькой комнате, с удивлением заметив, что пол в хижине и одеяла, сложенные в углу, были чистые. В кувшине действительно оказалась вода — Кендалл с жадностью приникла к нему, но, вспомнив наставления Рыжей Лисицы, стала пить не спеша, маленькими глотками. Вода была холодной и прозрачной.
Прежде чем Кендалл успела поставить кувшин на стол, вернулась Аполка. Она принесла с собой миску, наполненную каким-то ужасным на вид варевом. Голод взял верх, и Кендалл , тихо прошептав слова благодарности, приняла миску из рук индианки.
— Конти, — произнесла Аполка.
Это слово ничего не говорило Кендалл, однако она приветливо улыбнулась индианке. Та что-то снова сказала, но, видя, что Кендалл опять ничего не понимает, огорченно покачала головой. Подумав, Аполка сложила руки и прижала их к уху, изображая спящего человека. Не зная, как ответить, Кендалл согласно кивнула. Ответ вполне удовлетворил Аполку. Она тотчас вышла, не забыв запереть за собой дверь на засов.
Тяжело вздохнув, Кендалл опустилась на пол, держа в руках злополучную миску. Попробовав кашу, содрогнулась — во рту осталось ощущение чего-то грубого и зернистого. Отставив еду в сторону, Кендалл невесело задумалась. Неужели ее волокли в такую даль, чтобы отравить? Нет, этого не может быть.
Мысли снова лихорадочно закружились в ее мозгу. Она должна бежать, но бежать, увы, не может. Если даже она сумеет сбежать отсюда, то навсегда заблудится в болоте… Впрочем, нет, не навсегда, поправила себя Кендалл, — она будет блуждать я6 лесам до первой встречи со змеей или аллигатором, если, конечно, не набредет до этого на зыбучий песок…
«Боже милостивый! — прошептала она, представив себе, как ее засасывает беспощадная болотная топь. От страха Кендалл обхватила себя руками, чтобы унять непроизвольную дрожь. — Нет, нет, нет!.. — беспрестанно повторяла она, чтобы не прийти в отчаяние. — Выход должен быть». Она обязательно найдет способ убежать.
Соберись, Кендалл, — мысленно приказала она себе. — Ты выдержишь все и найдешь возможность ускользнуть из этой тюрьмы. До сих пор ты умела переносить удары судьбы, выпадавшие на твою долю. Что могут сделать с тобой? Никто не сможет отнять у тебя самое главное — гордость и твердость духа. Ты пережила издевательства Джона, ты пережила заточение в казарме юнионистов, когда кругом бушевала война…"
Наконец Кендалл перестала дрожать. Выход непременно найдется. Она цела и невредима, здоровая, сильная. Присмотрится к новому окружению, кое-чему научится и найдет способ, обязательно найдет…
Она взяла миску и начала есть: нельзя себе позволить лишиться сил из-за нелепого утверждения, что еда — дело вкуса!
Покончив с кашей, Кендалл выпила еще немного воды и, задув лампу, начала готовить себе постель. Из одного одеяла соорудила некое подобие подушки, а вторым накрылась. Спать она будет с той же целью, что и есть, — чтобы быть готовой сбежать, сохранить ясную голову и крепкое тело.
Но пока ей не спалось. В окно светила полная луна — необычайно яркое пятно на фоне непроглядного мрака.
Кто такой Ночной Ястреб? Такой же воин, как Рыжая Лисица? Сейчас вождь ее защищает, но как он поведет себя в присутствии Ночного Ястреба?
Кендалл застонала и, повернувшись на бок, плотно сомкнула веки. Рыжая Лисица сказал, что Ночной Ястреб не убивает женщин. Но горит жаждой мести. И как он будет мстить — насиловать, издеваться, пытать? Зачем убивать жертву, если можно по одному отрубать пальцы и бросать их аллигаторам.
Кендалл снова мучительно застонала. «Стоп, — приструнила она себя, — прекрати!» И повторяла это слово много раз, будто считала овец, чтобы уснуть.
Наконец она забылась неглубоким, тяжелым сном, в котором ей привиделся сильный высокий человек. Он приближался к ней под крики ночных ястребов, а она содрогалась, но спасения не было…
Глава 3
Кендалл чертыхнулась, вздрогнув от боли. Круглый голыш, которым она изо всех сил отбивала рубашку, стирая ее, содрал с ладони самый большой волдырь. Конечно, воспитанной южанке, леди не пристало поминать чертей, но сейчас Кендалл меньше всего чувствовала себя леди. Присев на корточки, она взглянула на свои руки. Ну и зрелище! Обломанные ногти, кожа на ладонях потрескалась.
В порыве ярости она швырнула в реку только что постиранную рубашку и злорадно наблюдала, как, подхваченная течением, пестрая тряпка медленно скрылась из виду. Кендалл облегченно вздохнула — эта выходка немного улучшила ей настроение. Рядом на камне высилась гора нестираного белья, и Кендалл охватило едва сдерживаемое желание отправить все это вслед за рубашкой. Наверное, семинолы накажут за такое, но она знала, что наказания здесь — строжайшее табу. Да, отдохнуть не мешает. Кендалл уселась на камни. Она жила среди индейцев уже целую неделю и внимательно изучала их быт и нравы.
Сначала она боялась, что ее будут держать взаперти в высокой хижине. Но этого не случилось.
Жизнь среди болот текла, насыщенная трудами и заботами. Воины покидали становище задолго до рассвета, проводя дни на охоте — в лесах водились олени и птицы — и охраняя местность от чужаков. Старики что-то постоянно строгали, мастерили всякую всячину и коротали время в рассказах о днях былой славы. Дети пасли кур и свиней, женщины, как всегда, выполняли тяжелую и нудную работу — стирали, варили, шили.
Ни одной женщине не позволялось праздно сидеть в хижине, поэтому на рассвете второго дня пребывания в плену у семинолов Кендалл выпустили из хижины и дали первое трудовое задание. Вот тут-то она и узнала значение таинственного слова «конти», услышанного в первую ночь из уст Аполки. Оказалось, это корень, составляющий основу питания семинолов. Его перетирали, потом пекли из него хлеб, варили кашу вроде той, которую с превеликим трудом Кендалл осилила в ночь своего прибытия. К концу первого же дня после растирания конти у нее начала жутко ныть спина.
Кендалл снова взглянула на свои руки и тяжело вздохнула, Трудно было представить себе, что когда-то она слыла первой красавицей Южной Каролины и у нее имелось столько платьев, юбок, тончайшего белья и кринолинов, что при всем желании она не смогла бы их пересчитать по памяти. Трудно также представить, что всего неделю назад она была под опекой солдат-янки, которые ухаживали за ней, как ухаживают за призовым щенком:
Что и говорить, в отсутствие Джона ее жизнь у янки можно было назвать даже приятной. Конечно, ей приходилось жить в казарме северян, зато каждый день она слышала волнующие сообщения о победах конфедератов.
Кендалл посмотрела на реку, откуда вытаскивали на берег пару лодок.
«Завтра!» — решительно прошептала она. Она сдержала данное себе в первую же ночь слово и полностью была готова к побегу. Покорно принимаясь за любую работу, которую ей поручали, Кендалл внимательно следила за всеми событиями и перемещениями в становище, стараясь не упустить ни одной мелочи. Похоже, индейцы начинали ей доверять, а может, просто были уверены, что бегство через болота бессмысленно и обречет ее на смерть.
Но кто может знать это наверняка? Вдруг ей повезет… Кендалл вспомнила, какой страх наводила на нее темнота в первую ночь. При дневном свете вернулась способность собраться с мыслями. Если суметь запастись достаточным количеством пищи и воды и удастся угнать пирогу, то все будет в порядке. Она отправится по реке, ни при каких обстоятельствах не покинет лодку, и тогда ей не страшны ни аллигаторы, ни зыбучий песок, ни змеи. Щитомордник, правда, плавает, но Кендалл не будет опускать в воду руки, чтобы не привлекать тварей.
Сомнений, что ей удастся без труда угнать пирогу, у нее не было. Семинолы настолько уверились в ее покорности, что оставляли одну на берегу стирать белье. Каждый день как две капли воды походил на предыдущий: по утрам перетирка конти, после обеда стирка белья. Последние пять дней она ходила с Аполкой купаться перед наступлением сумерек и училась плавать. Сначала чувствовала себя очень уязвимой, стоя голой в воде, которая кишела бог, знает какими тварями, да к тому же рядом находились молодые, здоровые мужчины. Но вскоре она поняла, что семинолы сумели построить очень нравственное общество. Браки, даже полигамные, были священны, и молодых женщин тщательно оберегали. Аполка была женой, или женщиной. Рыжей Лисицы, и никто из мужчин племени не мог даже помыслить о том, чтобы посягнуть на собственность вождя. Вечерние купания были для Кендалл истинным наслаждением после одуряющей дневной жары, которая могла довести ее до бессмысленного бунта, а этой вспышки надо было, во что бы то ни стало избежать — успех задуманного плана целиком зависел от ее покорности и послушания. Индианки, если не считать их воркотни по поводу бесплодных попыток научить чему-то путному белую женщину, были вполне добры к ней. Аполка приняла ее почти как равную себе, к неудовольствию некоторых соплеменников. Но за неделю к Кендалл привыкли, как к забавному зверьку, и приняли в племя.
В порыве ярости она швырнула в реку только что постиранную рубашку и злорадно наблюдала, как, подхваченная течением, пестрая тряпка медленно скрылась из виду. Кендалл облегченно вздохнула — эта выходка немного улучшила ей настроение. Рядом на камне высилась гора нестираного белья, и Кендалл охватило едва сдерживаемое желание отправить все это вслед за рубашкой. Наверное, семинолы накажут за такое, но она знала, что наказания здесь — строжайшее табу. Да, отдохнуть не мешает. Кендалл уселась на камни. Она жила среди индейцев уже целую неделю и внимательно изучала их быт и нравы.
Сначала она боялась, что ее будут держать взаперти в высокой хижине. Но этого не случилось.
Жизнь среди болот текла, насыщенная трудами и заботами. Воины покидали становище задолго до рассвета, проводя дни на охоте — в лесах водились олени и птицы — и охраняя местность от чужаков. Старики что-то постоянно строгали, мастерили всякую всячину и коротали время в рассказах о днях былой славы. Дети пасли кур и свиней, женщины, как всегда, выполняли тяжелую и нудную работу — стирали, варили, шили.
Ни одной женщине не позволялось праздно сидеть в хижине, поэтому на рассвете второго дня пребывания в плену у семинолов Кендалл выпустили из хижины и дали первое трудовое задание. Вот тут-то она и узнала значение таинственного слова «конти», услышанного в первую ночь из уст Аполки. Оказалось, это корень, составляющий основу питания семинолов. Его перетирали, потом пекли из него хлеб, варили кашу вроде той, которую с превеликим трудом Кендалл осилила в ночь своего прибытия. К концу первого же дня после растирания конти у нее начала жутко ныть спина.
Кендалл снова взглянула на свои руки и тяжело вздохнула, Трудно было представить себе, что когда-то она слыла первой красавицей Южной Каролины и у нее имелось столько платьев, юбок, тончайшего белья и кринолинов, что при всем желании она не смогла бы их пересчитать по памяти. Трудно также представить, что всего неделю назад она была под опекой солдат-янки, которые ухаживали за ней, как ухаживают за призовым щенком:
Что и говорить, в отсутствие Джона ее жизнь у янки можно было назвать даже приятной. Конечно, ей приходилось жить в казарме северян, зато каждый день она слышала волнующие сообщения о победах конфедератов.
Кендалл посмотрела на реку, откуда вытаскивали на берег пару лодок.
«Завтра!» — решительно прошептала она. Она сдержала данное себе в первую же ночь слово и полностью была готова к побегу. Покорно принимаясь за любую работу, которую ей поручали, Кендалл внимательно следила за всеми событиями и перемещениями в становище, стараясь не упустить ни одной мелочи. Похоже, индейцы начинали ей доверять, а может, просто были уверены, что бегство через болота бессмысленно и обречет ее на смерть.
Но кто может знать это наверняка? Вдруг ей повезет… Кендалл вспомнила, какой страх наводила на нее темнота в первую ночь. При дневном свете вернулась способность собраться с мыслями. Если суметь запастись достаточным количеством пищи и воды и удастся угнать пирогу, то все будет в порядке. Она отправится по реке, ни при каких обстоятельствах не покинет лодку, и тогда ей не страшны ни аллигаторы, ни зыбучий песок, ни змеи. Щитомордник, правда, плавает, но Кендалл не будет опускать в воду руки, чтобы не привлекать тварей.
Сомнений, что ей удастся без труда угнать пирогу, у нее не было. Семинолы настолько уверились в ее покорности, что оставляли одну на берегу стирать белье. Каждый день как две капли воды походил на предыдущий: по утрам перетирка конти, после обеда стирка белья. Последние пять дней она ходила с Аполкой купаться перед наступлением сумерек и училась плавать. Сначала чувствовала себя очень уязвимой, стоя голой в воде, которая кишела бог, знает какими тварями, да к тому же рядом находились молодые, здоровые мужчины. Но вскоре она поняла, что семинолы сумели построить очень нравственное общество. Браки, даже полигамные, были священны, и молодых женщин тщательно оберегали. Аполка была женой, или женщиной. Рыжей Лисицы, и никто из мужчин племени не мог даже помыслить о том, чтобы посягнуть на собственность вождя. Вечерние купания были для Кендалл истинным наслаждением после одуряющей дневной жары, которая могла довести ее до бессмысленного бунта, а этой вспышки надо было, во что бы то ни стало избежать — успех задуманного плана целиком зависел от ее покорности и послушания. Индианки, если не считать их воркотни по поводу бесплодных попыток научить чему-то путному белую женщину, были вполне добры к ней. Аполка приняла ее почти как равную себе, к неудовольствию некоторых соплеменников. Но за неделю к Кендалл привыкли, как к забавному зверьку, и приняли в племя.