Мать практически втащила Колю в подоспевшую десятку, толпа народа осадила троллейбус и уже через секунду Женька потеряла странную парочку из виду. Потом пришла ее девятка, и с трудом пробившись к окну, девушка вонзила взгляд в мутное стекло, не видя ничего — ни старых домов, шеренгой вытянувшихся вдоль улицы, пи мрачных прохожих, спешащий по своим делам, ничего. Всю дорогу до театра она размышляла о том, как трудно быть ребенком, если у твоих родителей что-то не ладится в жизни. Как же ей хочется помочь Коле, поддержать его, что-то для него сделать, но что? Она даже приласкать его не сумеет, да и принял бы он ее ласку? Все, что ей остается — это стоять в стороне и наблюдать, поражаться, тосковать и ни на шаг не сдвигаться с мертвой точки! Вот какой она психолог.
На встречу, Женька чуть-чуть опоздала — когда она поднялась на широкое парадное крыльцо театра, ее часы показывали без пятнадцати семь, и Денис ждал ее, прислонившись спиной к мраморной колонне. Его темно-шоколадные локоны чуть растрепались, глаза почему-то показались Женьке сонными — наверное, из-за тяжелых век, но все-таки он по-настоящему хорош, и эти плечи, и улыбка, и строгий серый костюм под распахнутой кожаной курткой, — все это в честь нее. Свидание. Удивительно!
Женька мягко улыбнулась и приняла протянутую Денисом руку. Почему она все время в штыки воспринимала мамины попытки познакомить ее с кем-нибудь? Иногда свидания с молодыми людьми бывают очень приятными… Хотя, наверное, все дело в том, что Денис — это ее собственное воспоминание, ее находка — неожиданный подарок, луч солнца посреди пасмурного дня, да как угодно! И мама тут не причем. Просто с ним ей почему-то захотелось стать прежней Женькой — пусть ненадолго, но… Сейчас они посмотрят спектакль, а потом выбегут на улицу из театра, и для них — вдруг, вот так просто — закончится октябрь и начнется июнь, и они сядут в кафе и выпьют по кружке пива, и это будет весело и здорово, потому что это и есть счастье!.. Хотя пиво она больше не пьет.
И снова она сидит на красном кресле в третьем ряду партера и неотрывно смотрит на сцену, и потом, когда занавес поднимется, будет хлопать и радоваться всему, что ей покажут… Такое уже было?
Женька нервно передернула плечами — как же холодно в октябре в театре, даже пиджак не спасает. Ее пальцы просто заледенели, и непонятно, сможет ли она держать ими бинокль, а потом хлопать актерам, снова и снова ударяя ладонью о ладонь? Женька повернулась к Денису, но его лицо выглядело таким сосредоточенным, а глаза — как будто прикованными к кулисам, что она не стала ничего ему говорить и отвернулась… Все, дирижер занял свое место в оркестровой яме, сейчас начнется спектакль!
Заиграла музыка, Женька откинулась на жесткую спинку кресла и приготовилась смотреть и слушать. Мамин бинокль на ее коленках, смолкшие шепотки и кашель в зале, серьезный Денис, чуть подавшийся всем телом вперед… все это вдруг показалось ей нереальным. Как будто она — это не она вовсе, а актриса, играющая роль себя, и парень на соседнем кресле — тоже актер, который просто выполняет указания режиссера и играет ее кавалера. Все это — ненастоящее… Денис повернул голову и улыбнулся ей, и Женька, покраснев, почувствовала себя мухой, пойманной на банке с вареньем.
Закусив подрагивающую от смеха нижнюю губу, она перевела взгляд на суфлерскую будку. Это на нее действует скрипка, а может быть, она просто давно никуда не выходила с кем-нибудь. Одна — да, но не с парнем! Те мамины протеже не считаются. Именно поэтому она ощущает сейчас такое волнение, даже тревогу… Вот откуда, скажите на милость, в ней эта неприятная уверенность, что сейчас не просто раздвинется занавес, а случится что-то необыкновенное? Что именно? Она не могла бы точно это сказать, но внезапно ее тело напряглось, и так сильно, что внутренние мышцы бедер свело судорогой, и Женька едва не охнула от боли.
Занавес разъехался в стороны, сцену залил огненный свет, и она вдруг ощутила, как неизвестность стремительно врывается в ее жизнь, тараном сокрушая дубовые двери, которыми она загородилась от мира… Невозможно. У нее в комнате над письменным столом висит старый журнальный снимок — апельсин, пробитый пулей… Фото сделано в тот момент, когда пуля только-только вылетела из фрукта, и видно все: саму пулю, две дыры от нее в апельсине, желтые брызги мякоти, медленно разлетающиеся от выстрела!.. Через секунду пуля скроется из виду, а апельсин разнесет в клочки, но снимок остался, и это — просто шедевр! Так вот сейчас Женька ощущает себя тем самым апельсином — уже пробитым, но еще целым… Откуда это ужасное чувство, что случилось? Или вот-вот случится…
Пленительно-тонкая и воздушная Изольда пронеслась по сцене, и свита вокруг нее восторженно пала на колени. Вот на трон взошел ее могучий супруг, смелый и отважный воин, достойный владыка, но — увы, старый. Женька приникла к биноклю — события разворачиваются быстро, не хочется упустить что-нибудь важное! А вот и трагедия — супруга-то слишком молода и легкомысленна, чтобы любить старика, и для того это — горе ужасное. И собирается царь в дальнюю дорогу — за любовным зельем, которое навсегда привяжет к нему красавицу Изольду. И жену, конечно же, берет с собой, и своего верного слугу — Тристана… Стоп. Бинокль дрогнул и едва не выпал из Женькиной руки, когда она навела его на высокую фигуру в черном, выпрыгнувшую из-за кулис и почтительно склонившуюся перед царем… То, что Женька увидела, невозможно. Потому что этого просто не может быть!
Музыка вдруг бешено закрутилась и сорвалась в пляс, и Тристан, размахивая мечом, вихрем пронесся по сцене, и все прочие актеры волнами расступились перед ним, пятясь и освобождая ему простор для танца… И правильно. С первой же секунды его появления на сцене всем в зале — Женька обвела глазами партер и ярусы — стало понятно, что смотреть нужно только на одного человека. На этого великолепного мужчину в черном, на его сильное тело, широкие плечи, на его такие — какие же? какие должны быть! — ноги, ступни с высоким подъемом! И даже меч, серебристо сверкающий в его руке, даже он кажется лишним! Ничего и никого не надо, только пусть он танцует так близко от нее, потому что то, то должно было с ней случиться, случилось.
Женька перевела дыхание и выпрямилась. Как предательски дрожат ее руки. Все ее долгие дни, заполненные работой, и одинокие выходные, и нежелание ни с кем встречаться, и внезапное решение пойти в театр с Денисом, — все это только что кончилось, здесь и сейчас. Пуля завершила свой полет, апельсин с треском разорвался, а на сцене Игорь Ворон, сверкая синими глазами, протянул руку красавице Изольде.
— А в пятницу «Последняя ночь Шахерезады», пойдем? — Денис вежливо поддержал Женьку под локоток, когда она споткнулась и едва не упала на скользкой ступеньке. Спектакль закончился, они быстро оделись в гардеробе, Женька даже не глянула на себя в зеркало — почему-то ей ужасно захотелось как можно скорее покинуть холодные мраморные стены театра.
И вот теперь они идут вдвоем по грязной улице и разговаривают, и Женька то и дело ловит себя на странной мысли, почему ее не тянет к Денису, почему вся эта необыкновенная красота не задевает ее и не вызывает желания дотронуться до волос, погладить щеку, поцеловать, в конце концов… Вот прямо сейчас — взять бы и остановиться посреди дороги, повернуться к нему лицом и положить руки ему на грудь. И тогда Денис улыбнется ей уголками рта, — у него это очень здорово получается! — и обнимет, и его губы прикоснутся к ее, она вдохнет запах его кожи и одеколона, его волос… Это будет настоящий поцелуй двух людей, которые нравятся друг другу! Ведь он же ей нравится, так? Нравится… Но почему-то останавливаться и прижиматься к этому парню ей не хочется.
— Ну да, Ворон вернулся, он вообще никуда дольше, чем на три месяца не ездит. А тут у нас готовятся две премьеры, он будет в них играть, — Денис предложил Женьке «Орбит», но она отказалась.
Разумеется, она не могла не спросить про Ворона, хотя и клянет теперь себя почем зря за этот вопрос. Ну, зачем ей это надо? Теперь будет думать о нем, и гадать, почему он остался, когда мог уехать, может быть, из-за семьи?.. Женька вздохнула. Хватит, уже один раз переболела этими мыслями о жене и детях Игоря Ворона, больше она не совершит подобной ошибки. Этот человек — актер, звезда, до которой ей никогда не дотянуться, у них разные жизни, они как кометы, которые пересекаются на какой-то миг, когда она смотрит на него из зала, а он играет для нее на сцене, и тут же разлетаются!.. Но все-таки он есть.
Они молча пересекли освещенный золотыми фонарями проспект, думая каждый о своем. Глядя, как Денис лениво жует жвачку, Женька улыбнулась. В этом чувствуется такое спокойствие, как будто это не парень с девушкой возвращаются из театра, а брат с сестрой идут домой после долгого учебного дня. Тихо, только грязь чавкает под подошвами их ботинок, вокруг множество освещенных окон и в них — подвижные силуэты мужчин и женщин. Правда, Женька заметила, что женщин больше.
— А ты сейчас почему не танцуешь? — надо же что-то спрашивать! Хотя и так хорошо: ты идешь по безлюдной улице под ручку с симпатичным парнем, и каждый ваш шаг гулко отражается от стен домов и эхом катится вниз, к самой Волге… Только пронизывающий октябрьский ветер все портит, но уже скоро Денис доведет ее до дому, и Женька сможет принять горячую ванну… Еще немного — с Горькой повернуть на Бахметьевскую, а там два квартала, и они у цели.
— Я на больничном, у меня мениск поврежден… Я тренируюсь, конечно, но еще две недели танцевать не буду. Но… ты увидишь в «Шахерезаде», там есть такая роль — раб, который… Ну, ты сама посмотришь. Вот эта роль моя, мы ее с Лешкой на пару танцуем, в этот раз будет он… Увидишь, — снова эта замечательная улыбка и легкий наклон головы. Женьке показалось, или Денис действительно немного покраснел? Девушка хмыкнула — она и сама так же вспыхивает из-за любой ерунды, а уж Денису с его девичьим румянцем во всю щеку сам бог велел смущаться и заливаться краской.
Возле Женькиной девятиэтажки они замедлили шаг, потом совсем остановились, завернув за угол и спрятавшись от ледяного ветра. Что говорить в таких ситуациях, Женька никогда не знала, но раньше никогда и не задумывалась об этом. Однако сейчас ей вдруг стало не по себе. Должно быть, она отвыкла от внешнего мира, который может проявлять к ней что-то кроме делового интереса. В эту секунду она стоит один на один с красивым парнем и не знает, как правильно закончить вечер и что ему сказать напоследок, как будто сам факт их совместного посещения театра требует каких-то прощальных слов… Но ведь Денис чего-то ждет? Или ей кажется? Может быть, она все-таки должна его поцеловать?..
— Спасибо тебе за то, что пригласил меня в театр, я получила огромное удовольствие! — господи, она бы еще поблагодарила его за «приятное времяпрепровождение», только это и осталось! Вздохнув, Женька неуклюже поднялась на цыпочки и ткнулась губами Денису в щеку. Парень согласно чмокнул ее в ответ, и она облегченно перевела дух. Ну все, обязательная программа выполнена, все довольны.
— В пятницу я тебя жду, там же, постарайся не опаздывать, сама видела, как тяжело в гардероб пробиваться. Был рад тебя увидеть! — Денис выплюнул жвачку, кивнул Женьке, развернулся и резвым шагом скрылся за углом серого здания с тусклой надписью «Секонд Хенд». Свидание закончилось.
Расстегивая на ходу куртку, Женька побрела домой. Осталось только войти во двор, подняться на лифте и позвонить в дверь (как всегда, она забыла ключ), и тогда можно будет снять надоевший костюм, выкупаться и заново погрузиться в приятные впечатления последних часов. Вспомнить все детали, которые ее память сфотографировала и отложила на потом, чтобы веером развернуть их перед ней, когда она останется одна и ни на что и ни на кого не будет отвлекаться… Ни на маму, горящую желанием вызнать все подробности ее свидания с Денисом, ни на Ивана Семеновича, расспрашивающего ее о работе, ни на телевизор… Разве что Блинчик пусть лежит рядом, он не помешает ей думать о человеке, который так внезапно выплыл из ее прошлого и полностью затопил ее собой!
А она-то думала, что вынужденное свидание с матерью Трофима и новое знакомство с Денисом — это случайные отголоски вчерашнего дня, а ее Вчера вдруг взбунтовалось и забило фонтаном из всех щелей!.. Как будто почти четыре месяца она провела в спячке, по-медвежьи закрыв лапой глаза и скрывшись от окружающих в своей уютной маленькой берлоге, а теперь вдруг во всем мире наступила весна и растаял снег, и ей на голову пролился сперва один ручей, потом другой, а теперь вдруг хлынула целая река! И не замечать этого, увы, уже не получится!
— Женька, неужели это ты? Какая удивительная встреча!
Женька отпустила ручку подъездной двери, за которую уже взялась, и повернулась на голос. Прямо перед ней, улыбаясь и настойчиво пытаясь стряхнуть с каблуков налипшую жирную грязь, возникла стройная фигурка в куртке с капюшоном. Что-то неуловимо знакомое почудилось Женьке в этих движениях, словно запах любимых когда-то духов, название которых с течением времени изгладилось из памяти и сохранилось только приятное ощущение от аромата… Но все же до тех пор, пока девушка не выпрямилась и не откинула с головы капюшон, Женька ее не узнала.
— Венера! Как же я рада тебя видеть, ты бы знала, как! — до этой минуты Женька и сама этого не знала. Но теперь, глядя на Венеру, улыбаясь ей и получая улыбку в ответ, она наконец-то поняла, чего была лишена все это время… Прошлое сделало последний предупреждающий звонок в ее дверь — или открывай сама, или я силой ворвусь в твою жизнь и все смету на своем пути!..
Женька предпочла открыть дверь.
— Пойдем ко мне, хоть поговорим нормально, мы с тобой сто лет не виделись!.. А я тут живу, — Женька пропустила Венеру вперед, девушки зашли в подъезд, и дверь с грохотом захлопнулась за ними.
Глава 5
На встречу, Женька чуть-чуть опоздала — когда она поднялась на широкое парадное крыльцо театра, ее часы показывали без пятнадцати семь, и Денис ждал ее, прислонившись спиной к мраморной колонне. Его темно-шоколадные локоны чуть растрепались, глаза почему-то показались Женьке сонными — наверное, из-за тяжелых век, но все-таки он по-настоящему хорош, и эти плечи, и улыбка, и строгий серый костюм под распахнутой кожаной курткой, — все это в честь нее. Свидание. Удивительно!
Женька мягко улыбнулась и приняла протянутую Денисом руку. Почему она все время в штыки воспринимала мамины попытки познакомить ее с кем-нибудь? Иногда свидания с молодыми людьми бывают очень приятными… Хотя, наверное, все дело в том, что Денис — это ее собственное воспоминание, ее находка — неожиданный подарок, луч солнца посреди пасмурного дня, да как угодно! И мама тут не причем. Просто с ним ей почему-то захотелось стать прежней Женькой — пусть ненадолго, но… Сейчас они посмотрят спектакль, а потом выбегут на улицу из театра, и для них — вдруг, вот так просто — закончится октябрь и начнется июнь, и они сядут в кафе и выпьют по кружке пива, и это будет весело и здорово, потому что это и есть счастье!.. Хотя пиво она больше не пьет.
И снова она сидит на красном кресле в третьем ряду партера и неотрывно смотрит на сцену, и потом, когда занавес поднимется, будет хлопать и радоваться всему, что ей покажут… Такое уже было?
Женька нервно передернула плечами — как же холодно в октябре в театре, даже пиджак не спасает. Ее пальцы просто заледенели, и непонятно, сможет ли она держать ими бинокль, а потом хлопать актерам, снова и снова ударяя ладонью о ладонь? Женька повернулась к Денису, но его лицо выглядело таким сосредоточенным, а глаза — как будто прикованными к кулисам, что она не стала ничего ему говорить и отвернулась… Все, дирижер занял свое место в оркестровой яме, сейчас начнется спектакль!
Заиграла музыка, Женька откинулась на жесткую спинку кресла и приготовилась смотреть и слушать. Мамин бинокль на ее коленках, смолкшие шепотки и кашель в зале, серьезный Денис, чуть подавшийся всем телом вперед… все это вдруг показалось ей нереальным. Как будто она — это не она вовсе, а актриса, играющая роль себя, и парень на соседнем кресле — тоже актер, который просто выполняет указания режиссера и играет ее кавалера. Все это — ненастоящее… Денис повернул голову и улыбнулся ей, и Женька, покраснев, почувствовала себя мухой, пойманной на банке с вареньем.
Закусив подрагивающую от смеха нижнюю губу, она перевела взгляд на суфлерскую будку. Это на нее действует скрипка, а может быть, она просто давно никуда не выходила с кем-нибудь. Одна — да, но не с парнем! Те мамины протеже не считаются. Именно поэтому она ощущает сейчас такое волнение, даже тревогу… Вот откуда, скажите на милость, в ней эта неприятная уверенность, что сейчас не просто раздвинется занавес, а случится что-то необыкновенное? Что именно? Она не могла бы точно это сказать, но внезапно ее тело напряглось, и так сильно, что внутренние мышцы бедер свело судорогой, и Женька едва не охнула от боли.
Занавес разъехался в стороны, сцену залил огненный свет, и она вдруг ощутила, как неизвестность стремительно врывается в ее жизнь, тараном сокрушая дубовые двери, которыми она загородилась от мира… Невозможно. У нее в комнате над письменным столом висит старый журнальный снимок — апельсин, пробитый пулей… Фото сделано в тот момент, когда пуля только-только вылетела из фрукта, и видно все: саму пулю, две дыры от нее в апельсине, желтые брызги мякоти, медленно разлетающиеся от выстрела!.. Через секунду пуля скроется из виду, а апельсин разнесет в клочки, но снимок остался, и это — просто шедевр! Так вот сейчас Женька ощущает себя тем самым апельсином — уже пробитым, но еще целым… Откуда это ужасное чувство, что случилось? Или вот-вот случится…
Пленительно-тонкая и воздушная Изольда пронеслась по сцене, и свита вокруг нее восторженно пала на колени. Вот на трон взошел ее могучий супруг, смелый и отважный воин, достойный владыка, но — увы, старый. Женька приникла к биноклю — события разворачиваются быстро, не хочется упустить что-нибудь важное! А вот и трагедия — супруга-то слишком молода и легкомысленна, чтобы любить старика, и для того это — горе ужасное. И собирается царь в дальнюю дорогу — за любовным зельем, которое навсегда привяжет к нему красавицу Изольду. И жену, конечно же, берет с собой, и своего верного слугу — Тристана… Стоп. Бинокль дрогнул и едва не выпал из Женькиной руки, когда она навела его на высокую фигуру в черном, выпрыгнувшую из-за кулис и почтительно склонившуюся перед царем… То, что Женька увидела, невозможно. Потому что этого просто не может быть!
Музыка вдруг бешено закрутилась и сорвалась в пляс, и Тристан, размахивая мечом, вихрем пронесся по сцене, и все прочие актеры волнами расступились перед ним, пятясь и освобождая ему простор для танца… И правильно. С первой же секунды его появления на сцене всем в зале — Женька обвела глазами партер и ярусы — стало понятно, что смотреть нужно только на одного человека. На этого великолепного мужчину в черном, на его сильное тело, широкие плечи, на его такие — какие же? какие должны быть! — ноги, ступни с высоким подъемом! И даже меч, серебристо сверкающий в его руке, даже он кажется лишним! Ничего и никого не надо, только пусть он танцует так близко от нее, потому что то, то должно было с ней случиться, случилось.
Женька перевела дыхание и выпрямилась. Как предательски дрожат ее руки. Все ее долгие дни, заполненные работой, и одинокие выходные, и нежелание ни с кем встречаться, и внезапное решение пойти в театр с Денисом, — все это только что кончилось, здесь и сейчас. Пуля завершила свой полет, апельсин с треском разорвался, а на сцене Игорь Ворон, сверкая синими глазами, протянул руку красавице Изольде.
— А в пятницу «Последняя ночь Шахерезады», пойдем? — Денис вежливо поддержал Женьку под локоток, когда она споткнулась и едва не упала на скользкой ступеньке. Спектакль закончился, они быстро оделись в гардеробе, Женька даже не глянула на себя в зеркало — почему-то ей ужасно захотелось как можно скорее покинуть холодные мраморные стены театра.
И вот теперь они идут вдвоем по грязной улице и разговаривают, и Женька то и дело ловит себя на странной мысли, почему ее не тянет к Денису, почему вся эта необыкновенная красота не задевает ее и не вызывает желания дотронуться до волос, погладить щеку, поцеловать, в конце концов… Вот прямо сейчас — взять бы и остановиться посреди дороги, повернуться к нему лицом и положить руки ему на грудь. И тогда Денис улыбнется ей уголками рта, — у него это очень здорово получается! — и обнимет, и его губы прикоснутся к ее, она вдохнет запах его кожи и одеколона, его волос… Это будет настоящий поцелуй двух людей, которые нравятся друг другу! Ведь он же ей нравится, так? Нравится… Но почему-то останавливаться и прижиматься к этому парню ей не хочется.
— Ну да, Ворон вернулся, он вообще никуда дольше, чем на три месяца не ездит. А тут у нас готовятся две премьеры, он будет в них играть, — Денис предложил Женьке «Орбит», но она отказалась.
Разумеется, она не могла не спросить про Ворона, хотя и клянет теперь себя почем зря за этот вопрос. Ну, зачем ей это надо? Теперь будет думать о нем, и гадать, почему он остался, когда мог уехать, может быть, из-за семьи?.. Женька вздохнула. Хватит, уже один раз переболела этими мыслями о жене и детях Игоря Ворона, больше она не совершит подобной ошибки. Этот человек — актер, звезда, до которой ей никогда не дотянуться, у них разные жизни, они как кометы, которые пересекаются на какой-то миг, когда она смотрит на него из зала, а он играет для нее на сцене, и тут же разлетаются!.. Но все-таки он есть.
Они молча пересекли освещенный золотыми фонарями проспект, думая каждый о своем. Глядя, как Денис лениво жует жвачку, Женька улыбнулась. В этом чувствуется такое спокойствие, как будто это не парень с девушкой возвращаются из театра, а брат с сестрой идут домой после долгого учебного дня. Тихо, только грязь чавкает под подошвами их ботинок, вокруг множество освещенных окон и в них — подвижные силуэты мужчин и женщин. Правда, Женька заметила, что женщин больше.
— А ты сейчас почему не танцуешь? — надо же что-то спрашивать! Хотя и так хорошо: ты идешь по безлюдной улице под ручку с симпатичным парнем, и каждый ваш шаг гулко отражается от стен домов и эхом катится вниз, к самой Волге… Только пронизывающий октябрьский ветер все портит, но уже скоро Денис доведет ее до дому, и Женька сможет принять горячую ванну… Еще немного — с Горькой повернуть на Бахметьевскую, а там два квартала, и они у цели.
— Я на больничном, у меня мениск поврежден… Я тренируюсь, конечно, но еще две недели танцевать не буду. Но… ты увидишь в «Шахерезаде», там есть такая роль — раб, который… Ну, ты сама посмотришь. Вот эта роль моя, мы ее с Лешкой на пару танцуем, в этот раз будет он… Увидишь, — снова эта замечательная улыбка и легкий наклон головы. Женьке показалось, или Денис действительно немного покраснел? Девушка хмыкнула — она и сама так же вспыхивает из-за любой ерунды, а уж Денису с его девичьим румянцем во всю щеку сам бог велел смущаться и заливаться краской.
Возле Женькиной девятиэтажки они замедлили шаг, потом совсем остановились, завернув за угол и спрятавшись от ледяного ветра. Что говорить в таких ситуациях, Женька никогда не знала, но раньше никогда и не задумывалась об этом. Однако сейчас ей вдруг стало не по себе. Должно быть, она отвыкла от внешнего мира, который может проявлять к ней что-то кроме делового интереса. В эту секунду она стоит один на один с красивым парнем и не знает, как правильно закончить вечер и что ему сказать напоследок, как будто сам факт их совместного посещения театра требует каких-то прощальных слов… Но ведь Денис чего-то ждет? Или ей кажется? Может быть, она все-таки должна его поцеловать?..
— Спасибо тебе за то, что пригласил меня в театр, я получила огромное удовольствие! — господи, она бы еще поблагодарила его за «приятное времяпрепровождение», только это и осталось! Вздохнув, Женька неуклюже поднялась на цыпочки и ткнулась губами Денису в щеку. Парень согласно чмокнул ее в ответ, и она облегченно перевела дух. Ну все, обязательная программа выполнена, все довольны.
— В пятницу я тебя жду, там же, постарайся не опаздывать, сама видела, как тяжело в гардероб пробиваться. Был рад тебя увидеть! — Денис выплюнул жвачку, кивнул Женьке, развернулся и резвым шагом скрылся за углом серого здания с тусклой надписью «Секонд Хенд». Свидание закончилось.
Расстегивая на ходу куртку, Женька побрела домой. Осталось только войти во двор, подняться на лифте и позвонить в дверь (как всегда, она забыла ключ), и тогда можно будет снять надоевший костюм, выкупаться и заново погрузиться в приятные впечатления последних часов. Вспомнить все детали, которые ее память сфотографировала и отложила на потом, чтобы веером развернуть их перед ней, когда она останется одна и ни на что и ни на кого не будет отвлекаться… Ни на маму, горящую желанием вызнать все подробности ее свидания с Денисом, ни на Ивана Семеновича, расспрашивающего ее о работе, ни на телевизор… Разве что Блинчик пусть лежит рядом, он не помешает ей думать о человеке, который так внезапно выплыл из ее прошлого и полностью затопил ее собой!
А она-то думала, что вынужденное свидание с матерью Трофима и новое знакомство с Денисом — это случайные отголоски вчерашнего дня, а ее Вчера вдруг взбунтовалось и забило фонтаном из всех щелей!.. Как будто почти четыре месяца она провела в спячке, по-медвежьи закрыв лапой глаза и скрывшись от окружающих в своей уютной маленькой берлоге, а теперь вдруг во всем мире наступила весна и растаял снег, и ей на голову пролился сперва один ручей, потом другой, а теперь вдруг хлынула целая река! И не замечать этого, увы, уже не получится!
— Женька, неужели это ты? Какая удивительная встреча!
Женька отпустила ручку подъездной двери, за которую уже взялась, и повернулась на голос. Прямо перед ней, улыбаясь и настойчиво пытаясь стряхнуть с каблуков налипшую жирную грязь, возникла стройная фигурка в куртке с капюшоном. Что-то неуловимо знакомое почудилось Женьке в этих движениях, словно запах любимых когда-то духов, название которых с течением времени изгладилось из памяти и сохранилось только приятное ощущение от аромата… Но все же до тех пор, пока девушка не выпрямилась и не откинула с головы капюшон, Женька ее не узнала.
— Венера! Как же я рада тебя видеть, ты бы знала, как! — до этой минуты Женька и сама этого не знала. Но теперь, глядя на Венеру, улыбаясь ей и получая улыбку в ответ, она наконец-то поняла, чего была лишена все это время… Прошлое сделало последний предупреждающий звонок в ее дверь — или открывай сама, или я силой ворвусь в твою жизнь и все смету на своем пути!..
Женька предпочла открыть дверь.
— Пойдем ко мне, хоть поговорим нормально, мы с тобой сто лет не виделись!.. А я тут живу, — Женька пропустила Венеру вперед, девушки зашли в подъезд, и дверь с грохотом захлопнулась за ними.
Глава 5
Последний раз они виделись не так уж давно, если подходить ко времени с обычной человеческой меркой, — в начале июня, у бабки в квартире. Но как можно вести отсчет в днях или месяцах, если за это время Женька не просто стала на порядок взрослее, нет, она умерла и родилась заново, все ее мысли, чувства, страхи и надежды так же изменились, как и ее волосы. Венера рассталась с другой Женькой — с милой сероглазой девочкой с длинными пушистыми волосами, а теперь перед ней стильная женщина, которая знает, чего хочет в жизни!.. Женька подумала и вздохнула. Знает ли, в самом деле?..
— Я тебя сперва не узнала, ты так похудела, волосы у тебя теперь другие, тебе идет, кстати, — Венера подобрала под себя ноги и поудобнее устроилась на стуле у окна. Они сперва попытались обосноваться на кухне, но любопытная мама то и дело предлагала им печенье, варенье и булочку со сметаной, и Женька не выдержала, собрала поднос и заперлась с Венерой у себя в комнате. — Да и темно на улице. Но потом ты сделала вот так!.. И я тебя сразу узнала.
Женька улыбнулась: Венера удивительно точно передала ее излюбленный жест, от которого ей все никак не удается избавиться. Вот уже два месяца, как она коротко постриглась, но все равно ее рука по-прежнему то и дело взлетает к голове, и растопыренная пятерня погружается в волосы — только для того, чтобы тут же бессильно упасть, потому что скольжение сквозь густые пряди быстро заканчивается…
Иногда Женьке даже страшно становится, до того ей вдруг начинает не хватать ее длинных, ниже лопаток волос… Но потом приходит день, и, глядя на себя в зеркало, она радуется собственной яркости, свежести и — именно так! — новизне.
— А ты что тут делаешь? Так поздно… Мне казалось, что ты нашла себе квартиру где-то недалеко от бабки, или я ошиблась? Как дела с работой?
Когда Женька пригласила Венерку к себе, на какой-то миг она испугалась, что им будет не о чем говорить. Ждала обычной неловкости, которая запросто могла бы возникнуть у двух девушек, которым когда-то нравилось общаться, но которые со временем отвыкли друг от друга, и это было бы естественно, но так печально!.. Однако едва Венера переступила порог ее квартиры и Женька повернулась к ней, чтобы взять ее черное пальто и повесить на вешалку, все ее волнение вдруг пропало. Венерины модные ботинки с острыми носами, маленький темно-серый берет и такого же цвета шарф, и даже объемная кожаная сумка с двумя ручками, небрежно брошенная на тумбочку под зеркалом, — все это оказалось вдруг таким уместным в Женькином доме, таким правильным и нужным! Как будто хозяйка этих вещей регулярно приходит к Женьке, а не впервые. И ей понравилось это незнакомое ощущение тихого спокойствия.
— Я сейчас снимаю квартиру возле Липок с одной милой девушкой, но это уже другая квартира, с прежней я съехала… Я ведь замуж собиралась, да не сложилось, — Венера иронично пожала изящным плечиком, обтянутым черной водолазкой. — И работу я сменила… я теперь работаю в детской поликлинике, как раз в вашем доме. Жизни захотелось, устала я от смерти-то, а тут — детишки кричат, мамаши их бегают, жизнь просто ключом бьет!
— Не знала, что у тебя был жених, — ну зачем она об этом говорит? Ее это не касается… нет, касается, но вдруг для Венеры это болезненная тема? Не научилась же она сама спокойно вспоминать свой разрыв с Трофимом, и даже память об их счастливой жизни во всех этих съемных домиках и квартирах до сих пор вызывает у нее судороги, и если случается такой сон — Женька просыпается в слезах… Поэтому она всегда молчит. Зачем окружающим видеть ее тоску? А без нее — вдруг не получится ни слова?
Венера подняла глаза на Женьку и улыбнулась, угадав ее волнение. На целую вечность в комнате повисло молчание, раздробленное на секунды старым Женькиным будильником, мерно и громко двигающим стрелку по кругу…
— Да я сама не знала, что соберусь замуж. Мы с ним давно встречались, но вроде как-то несерьезно. А тут он вдруг сделал предложение, и я так же вдруг согласилась. А через два месяца он передумал… И ты знаешь, мир не исчез и даже не разрушился, хотя я целую неделю была уверена, что это произойдет! — Венера засмеялась и встала, потирая затекшую ногу, и посмотрев на изумленную Женьку, подмигнула ей. — Сейчас я даже не знаю, что бы я делала, если бы меня-таки взяли замуж! А так — новая работа, новый стимул к жизни!..
Наверное, если бы не эти слова, Женька так и не решилась бы рассказать Венере о себе, но — это уже однажды было — она опять не смогла промолчать, и даже больше — ей ужасно захотелось в деталях вспомнить все, что случилось с ней в это лето. Походы в театр с Ладкой. ночные разговоры с Оксанкой, защиту диплома, а потом — телефонный разговор с Трофимом, который разом оборвал все ее счастье!.. Так слушать, как Венерка, никто не умеет, — и даже ее молчание не тяготит и не тревожит, хотя когда Женька не знает, что сказать, или боится своего откровения, эти черные глаза настойчиво требует продолжения рассказа.
— Ты понимаешь, дело даже не в том, что он меня бросил. Я не маленькая, я знаю, что это жизнь, и в ней может случиться все, что угодно. Хотя я, конечно, как все девчонки, думала, что со мной этого точно не произойдет!.. Но пусть так. Плохо одно — я до сих пор не могу объяснить себе его поведение. Почему? Почему он не поговорил со мной, а предпочел вот так — молчком, за моей спиной… Пришел, взял вещи, а я?.. Я в это время ждала его возвращения с Украины. Телефонный разговор — это уже мелочь, хотя это была последняя капля. Но я уже знала, о чем он мне скажет, вот лежала на этом самом диване и только думала — когда, когда это случится, этот ненужный разговор напоследок… Правда, думала, что он придет, но — все по телефону!..
Женька внезапно задохнулась и отвела глаза от задумчивого лица Венеры… Когда-то, сидя на этом же самом месте, мама попыталась прижать ее к себе и как-то утешить, но у Женьки тогда не было ни слез, ни сил, в ней вообще в тот момент ничего не было, как будто она в одночасье разлилась полноводной рекой и тут же обмелела. Вода ушла, остались горькие, сухие камни. А мама все ждала, когда дочь завоет от боли и упрется головой ей в плечо, и вот тогда бы вся материнская ласка обрушилась на нее, и Женька укуталась бы в нее, как в пуховой платок, и может быть, в мире одной невыплаканной болью стало бы меньше. Но Женька не сумела заплакать.
А теперь Венерка сидит напротив нее и смотрит так, словно видит в Женьке что-то такое, чего не увидела мать, только вот те слезы, которые могли бы пролиться, уже давно высохли, оставив после себя тяжесть на сердце и соленый привкус во рту. И эти понимающие глаза!
— Я, конечно, не знаю точно, зачем он это сделал, почему — именно так, резко и нечестно. Ты сейчас похожа на человека, который внезапно обнаружил в своей кирпичной стене брешь, — тебе обязательно хочется ее залатать, ты ищешь и не находишь ответы на свои вопросы… Только, Женька, вот что… Уверяю тебя, поведение твоего парня объясняется как-то очень просто, не стоит искать черную кошку в темной комнате. Это только наши мысли сложны, а в жизни так не бывает. Каждый день случаются сотни различных вещей, но побуждения людей, мотивы их поступков были и остаются банальными и простыми! Ты не можешь ответить на вопрос — почему он так с тобой поступил? — лишь из-за того, что не умеешь видеть мир таким, какой он есть. Но ты непременно все узнаешь, когда перестанешь анализировать свои и его действия и позволишь себе выкинуть все из головы!..
Во дворе почему-то погас последний работающий фонарь, и Женькина комната как будто скособочилась и странно съежилась, переместив тени с одного места на другое. Женька почему-то только сейчас поняла, что этот фонарь ей ужасно мешал, бил светом прямо в глаза, заставляя жмуриться и отворачивать лицо от окна… Наверное, она действительно слишком много думает, во всем виновата ее привычка всегда и всему искать разумное объяснение!
— А ничего разумного в этом мире нет, — Венера зябко обхватила руками плечи и грустно взглянула на Женьку. — Но может быть, в какой-то мере это и хорошо?..
— А теперь давайте поиграем в другую игру!.. Сядьте в кружок, вот так, да, и теперь давайте внимательно посмотрим друг на друга. Представьте, что вы все художники, ну хорошо, не художники, а фотографы, и вам надо сфотографировать всех, кого вы видите, — Женька обвела глазами ребят, ловящих каждое ее слово на лету, и улыбнулась. — Ну, а кто у нас будет первым ведущим? Хорошо, Гриша, выйди пока в другую комнату, пожалуйста… И теперь я хочу спросить у вас, дорогие коллеги, как выглядит Гриша Плотников? Вы же его только что сфотографировали, вот и давайте, расскажите мне все про его внешность!..
Женька специально затеяла эту игру для того, чтобы и дети, и она сама расслабились и получили удовольствие. Особенно Коля… Сидит воробышком на своем стуле, острые лопатки выпирают наружу, как крылышки, и глаза такие настороженные, что смотреть на это спокойно невозможно. Хочется встать и прижать его к себе, или схватить и посадить на колени, и баюкать, как младенца, и говорить ему — не надо, успокойся, все будет хорошо!.. Так должна делать мать, да только вчера Женька видела эту сцену на остановке. Она не так глупа, чтобы резко осудить почти незнакомую ей женщину, она же не знает, что творится в этой семье, какие жизненные обстоятельства мешают матери быть ласковой со своим ребенком, но… Но смотреть на Колю ей очень тяжело.
Игра оказалась увлекательной. Дети сперва описали Гришу, потом Анечку, Макса и Сережу, и внезапно оказалось, что каждому хочется стать ведущим и послушать из-за двери, что о нем говорят другие, чтобы после всех высказанных слов радостно впрыгнуть в круг и хоть на мгновение приковать к себе взгляды окружающих!..
Впрочем, не всем. Когда очередь дошла до Коли, мальчик испуганно замотал головой, изо всех сил вжался в сиденье и вцепился худыми пальчиками в край стула, и если бы Женька вдруг проявила настойчивость, это напряженное маленькое тело, наверное, упало бы на пол и забилось в судорогах… Но Женька согласно кивнула и перевела взгляд на Сашу Чухрина — вот уж кто никогда ничего не боится!.. И все-таки на одну секунду Женькпны и Колины глаза встретились и — как бы Женьке хотелось, чтобы все это оказалось правдой, а не игрой ее воображения! — между ними пробежала, искра… Так часто говорят телеэкранные герои, но ведь иначе и не выразишь это странное ощущение! Как будто они внезапно узнали друг друга, и удивились, что так долго не виделись, не разговаривали. Как будто… впрочем, стоило Коле отвести глаза, и иллюзия растаяла.
А через час, когда дети со счастливым визгом носились по раздевалке, заставляя родителей, пришедших за ними, добродушно ворчать и даже немного сердиться, Женька вдруг сделала нечто для себя неожиданное. Почему-то в тот момент, когда Коля, зажав под мышкой мешок с обувью, почти прошел мимо нее, она вдруг потрепала его по волосам, и сама замерла, не веря себе… Ее собственная рука только что дотронулась до пушистых локонов чужого ребенка, и это было так просто и естественно, как будто она прикоснулась к маминой щеке, или к папиному плечу… Вот так же без раздумий, легко она гладит своего Блинчика, но это жест близости, это — нечто необыкновенное для нее!.. Почему она это сделала? Как это вдруг ее непослушная рука забыла о своей нелюбви к прикосновениям, к ласкам?..
— Я тебя сперва не узнала, ты так похудела, волосы у тебя теперь другие, тебе идет, кстати, — Венера подобрала под себя ноги и поудобнее устроилась на стуле у окна. Они сперва попытались обосноваться на кухне, но любопытная мама то и дело предлагала им печенье, варенье и булочку со сметаной, и Женька не выдержала, собрала поднос и заперлась с Венерой у себя в комнате. — Да и темно на улице. Но потом ты сделала вот так!.. И я тебя сразу узнала.
Женька улыбнулась: Венера удивительно точно передала ее излюбленный жест, от которого ей все никак не удается избавиться. Вот уже два месяца, как она коротко постриглась, но все равно ее рука по-прежнему то и дело взлетает к голове, и растопыренная пятерня погружается в волосы — только для того, чтобы тут же бессильно упасть, потому что скольжение сквозь густые пряди быстро заканчивается…
Иногда Женьке даже страшно становится, до того ей вдруг начинает не хватать ее длинных, ниже лопаток волос… Но потом приходит день, и, глядя на себя в зеркало, она радуется собственной яркости, свежести и — именно так! — новизне.
— А ты что тут делаешь? Так поздно… Мне казалось, что ты нашла себе квартиру где-то недалеко от бабки, или я ошиблась? Как дела с работой?
Когда Женька пригласила Венерку к себе, на какой-то миг она испугалась, что им будет не о чем говорить. Ждала обычной неловкости, которая запросто могла бы возникнуть у двух девушек, которым когда-то нравилось общаться, но которые со временем отвыкли друг от друга, и это было бы естественно, но так печально!.. Однако едва Венера переступила порог ее квартиры и Женька повернулась к ней, чтобы взять ее черное пальто и повесить на вешалку, все ее волнение вдруг пропало. Венерины модные ботинки с острыми носами, маленький темно-серый берет и такого же цвета шарф, и даже объемная кожаная сумка с двумя ручками, небрежно брошенная на тумбочку под зеркалом, — все это оказалось вдруг таким уместным в Женькином доме, таким правильным и нужным! Как будто хозяйка этих вещей регулярно приходит к Женьке, а не впервые. И ей понравилось это незнакомое ощущение тихого спокойствия.
— Я сейчас снимаю квартиру возле Липок с одной милой девушкой, но это уже другая квартира, с прежней я съехала… Я ведь замуж собиралась, да не сложилось, — Венера иронично пожала изящным плечиком, обтянутым черной водолазкой. — И работу я сменила… я теперь работаю в детской поликлинике, как раз в вашем доме. Жизни захотелось, устала я от смерти-то, а тут — детишки кричат, мамаши их бегают, жизнь просто ключом бьет!
— Не знала, что у тебя был жених, — ну зачем она об этом говорит? Ее это не касается… нет, касается, но вдруг для Венеры это болезненная тема? Не научилась же она сама спокойно вспоминать свой разрыв с Трофимом, и даже память об их счастливой жизни во всех этих съемных домиках и квартирах до сих пор вызывает у нее судороги, и если случается такой сон — Женька просыпается в слезах… Поэтому она всегда молчит. Зачем окружающим видеть ее тоску? А без нее — вдруг не получится ни слова?
Венера подняла глаза на Женьку и улыбнулась, угадав ее волнение. На целую вечность в комнате повисло молчание, раздробленное на секунды старым Женькиным будильником, мерно и громко двигающим стрелку по кругу…
— Да я сама не знала, что соберусь замуж. Мы с ним давно встречались, но вроде как-то несерьезно. А тут он вдруг сделал предложение, и я так же вдруг согласилась. А через два месяца он передумал… И ты знаешь, мир не исчез и даже не разрушился, хотя я целую неделю была уверена, что это произойдет! — Венера засмеялась и встала, потирая затекшую ногу, и посмотрев на изумленную Женьку, подмигнула ей. — Сейчас я даже не знаю, что бы я делала, если бы меня-таки взяли замуж! А так — новая работа, новый стимул к жизни!..
Наверное, если бы не эти слова, Женька так и не решилась бы рассказать Венере о себе, но — это уже однажды было — она опять не смогла промолчать, и даже больше — ей ужасно захотелось в деталях вспомнить все, что случилось с ней в это лето. Походы в театр с Ладкой. ночные разговоры с Оксанкой, защиту диплома, а потом — телефонный разговор с Трофимом, который разом оборвал все ее счастье!.. Так слушать, как Венерка, никто не умеет, — и даже ее молчание не тяготит и не тревожит, хотя когда Женька не знает, что сказать, или боится своего откровения, эти черные глаза настойчиво требует продолжения рассказа.
— Ты понимаешь, дело даже не в том, что он меня бросил. Я не маленькая, я знаю, что это жизнь, и в ней может случиться все, что угодно. Хотя я, конечно, как все девчонки, думала, что со мной этого точно не произойдет!.. Но пусть так. Плохо одно — я до сих пор не могу объяснить себе его поведение. Почему? Почему он не поговорил со мной, а предпочел вот так — молчком, за моей спиной… Пришел, взял вещи, а я?.. Я в это время ждала его возвращения с Украины. Телефонный разговор — это уже мелочь, хотя это была последняя капля. Но я уже знала, о чем он мне скажет, вот лежала на этом самом диване и только думала — когда, когда это случится, этот ненужный разговор напоследок… Правда, думала, что он придет, но — все по телефону!..
Женька внезапно задохнулась и отвела глаза от задумчивого лица Венеры… Когда-то, сидя на этом же самом месте, мама попыталась прижать ее к себе и как-то утешить, но у Женьки тогда не было ни слез, ни сил, в ней вообще в тот момент ничего не было, как будто она в одночасье разлилась полноводной рекой и тут же обмелела. Вода ушла, остались горькие, сухие камни. А мама все ждала, когда дочь завоет от боли и упрется головой ей в плечо, и вот тогда бы вся материнская ласка обрушилась на нее, и Женька укуталась бы в нее, как в пуховой платок, и может быть, в мире одной невыплаканной болью стало бы меньше. Но Женька не сумела заплакать.
А теперь Венерка сидит напротив нее и смотрит так, словно видит в Женьке что-то такое, чего не увидела мать, только вот те слезы, которые могли бы пролиться, уже давно высохли, оставив после себя тяжесть на сердце и соленый привкус во рту. И эти понимающие глаза!
— Я, конечно, не знаю точно, зачем он это сделал, почему — именно так, резко и нечестно. Ты сейчас похожа на человека, который внезапно обнаружил в своей кирпичной стене брешь, — тебе обязательно хочется ее залатать, ты ищешь и не находишь ответы на свои вопросы… Только, Женька, вот что… Уверяю тебя, поведение твоего парня объясняется как-то очень просто, не стоит искать черную кошку в темной комнате. Это только наши мысли сложны, а в жизни так не бывает. Каждый день случаются сотни различных вещей, но побуждения людей, мотивы их поступков были и остаются банальными и простыми! Ты не можешь ответить на вопрос — почему он так с тобой поступил? — лишь из-за того, что не умеешь видеть мир таким, какой он есть. Но ты непременно все узнаешь, когда перестанешь анализировать свои и его действия и позволишь себе выкинуть все из головы!..
Во дворе почему-то погас последний работающий фонарь, и Женькина комната как будто скособочилась и странно съежилась, переместив тени с одного места на другое. Женька почему-то только сейчас поняла, что этот фонарь ей ужасно мешал, бил светом прямо в глаза, заставляя жмуриться и отворачивать лицо от окна… Наверное, она действительно слишком много думает, во всем виновата ее привычка всегда и всему искать разумное объяснение!
— А ничего разумного в этом мире нет, — Венера зябко обхватила руками плечи и грустно взглянула на Женьку. — Но может быть, в какой-то мере это и хорошо?..
— А теперь давайте поиграем в другую игру!.. Сядьте в кружок, вот так, да, и теперь давайте внимательно посмотрим друг на друга. Представьте, что вы все художники, ну хорошо, не художники, а фотографы, и вам надо сфотографировать всех, кого вы видите, — Женька обвела глазами ребят, ловящих каждое ее слово на лету, и улыбнулась. — Ну, а кто у нас будет первым ведущим? Хорошо, Гриша, выйди пока в другую комнату, пожалуйста… И теперь я хочу спросить у вас, дорогие коллеги, как выглядит Гриша Плотников? Вы же его только что сфотографировали, вот и давайте, расскажите мне все про его внешность!..
Женька специально затеяла эту игру для того, чтобы и дети, и она сама расслабились и получили удовольствие. Особенно Коля… Сидит воробышком на своем стуле, острые лопатки выпирают наружу, как крылышки, и глаза такие настороженные, что смотреть на это спокойно невозможно. Хочется встать и прижать его к себе, или схватить и посадить на колени, и баюкать, как младенца, и говорить ему — не надо, успокойся, все будет хорошо!.. Так должна делать мать, да только вчера Женька видела эту сцену на остановке. Она не так глупа, чтобы резко осудить почти незнакомую ей женщину, она же не знает, что творится в этой семье, какие жизненные обстоятельства мешают матери быть ласковой со своим ребенком, но… Но смотреть на Колю ей очень тяжело.
Игра оказалась увлекательной. Дети сперва описали Гришу, потом Анечку, Макса и Сережу, и внезапно оказалось, что каждому хочется стать ведущим и послушать из-за двери, что о нем говорят другие, чтобы после всех высказанных слов радостно впрыгнуть в круг и хоть на мгновение приковать к себе взгляды окружающих!..
Впрочем, не всем. Когда очередь дошла до Коли, мальчик испуганно замотал головой, изо всех сил вжался в сиденье и вцепился худыми пальчиками в край стула, и если бы Женька вдруг проявила настойчивость, это напряженное маленькое тело, наверное, упало бы на пол и забилось в судорогах… Но Женька согласно кивнула и перевела взгляд на Сашу Чухрина — вот уж кто никогда ничего не боится!.. И все-таки на одну секунду Женькпны и Колины глаза встретились и — как бы Женьке хотелось, чтобы все это оказалось правдой, а не игрой ее воображения! — между ними пробежала, искра… Так часто говорят телеэкранные герои, но ведь иначе и не выразишь это странное ощущение! Как будто они внезапно узнали друг друга, и удивились, что так долго не виделись, не разговаривали. Как будто… впрочем, стоило Коле отвести глаза, и иллюзия растаяла.
А через час, когда дети со счастливым визгом носились по раздевалке, заставляя родителей, пришедших за ними, добродушно ворчать и даже немного сердиться, Женька вдруг сделала нечто для себя неожиданное. Почему-то в тот момент, когда Коля, зажав под мышкой мешок с обувью, почти прошел мимо нее, она вдруг потрепала его по волосам, и сама замерла, не веря себе… Ее собственная рука только что дотронулась до пушистых локонов чужого ребенка, и это было так просто и естественно, как будто она прикоснулась к маминой щеке, или к папиному плечу… Вот так же без раздумий, легко она гладит своего Блинчика, но это жест близости, это — нечто необыкновенное для нее!.. Почему она это сделала? Как это вдруг ее непослушная рука забыла о своей нелюбви к прикосновениям, к ласкам?..