Дубова Елена. Мальчик у моря

и нет ни стыда у них, ни совести, потому что другие люди, бывает, и
вовсе молока не видят... Но когда Бой, вылизав миску, оглянулся на нее
и завилял хвостом, она подлила ему сама.
В оранжевом свете керосиновой трехлинейки все плыло перед глазами
Антона. Он встряхивал головой и с трудом открывал глаза.
- Ты что, малый, глаза таращишь? - сказал дед Харлампий. -
Вали-ка на боковую, ты, видать, вовсе готов.
Они легли на пахучую, шуршащую постель, а тетка в кухне, повысив
голос - чтобы слышали! - бурчала о шалопутах и бездельниках, которые
неизвестно зачем таскают мальцов за собой. А если уж им так кортит,
шлялись бы сами, чтобы их нелегкая забрала...
Только теперь Антон почувствовал, как у него гудят ноги и что их
куда легче сгибать, чем вытягивать, веки нельзя раздвинуть даже
пальцами, и хотел удивиться, откуда Федор Михайлович знал заранее, что
так будет, но не успел.
Все происшествия долгого дня, все радости и обиды спутались в
клубок, в котором не было ни начал, ни концов, - Антон провалился в
сон.
Сон оборвали грохот и ругань. Тетка Катря гремела горшками,
проклинала их, мужа-лодыря, лоботрясов-постояльцев, которые
вылеживаются, как баре, когда на дворе давно божий день. Несколько
минут они лежали, прислушиваясь и улыбаясь.
- Вот дает! - восхищенно сказал Антон. - Мировая бабка, с такой
не соскучишься! Вроде динамика на вокзале...
Тетка Катря уже не казалась ему грозной, и руготня ее нисколько
не задевала.
- А и в самом деле хватит валяться, - сказал Федор Михайлович. -
Позавтракаем да пойдем посмотрим, какой он здесь, Сокол. Марш-марш к
колодцу!
Солнце взошло, но еще не показалось из-за деревьев. Листья на
кустах стали матовыми, как запотевший стакан с холодным молоком. Ветки
вздрагивали и брызгали росой. Там перепархивали и наперебой свиристели
неизвестные Антону пичуги, радовались утру или, может быть, спозаранку
ругались, не поделив чего-то в своей коммунальной квартире.
Даже на животе кожа у Антона стала гусиной, он потянулся было за
рубашкой, но, перехватив взгляд Федора Михайловича, сложил ее вместе с
брюками, спрятал в рюкзак. Что, в самом деле, девчонка он, что ли?
Закаляться так закаляться...
Перейдя шоссе, они вступили в смешанный лес. Бой бежал впереди.
Он совершенно преобразился. Здесь не было ни поводка, ни ошейника, не
было рычащих, воняющих машин и троллейбусов. Его окружали просторы,
глубины и тайники, полные шорохов, потрескиваний и еще каких-то
неведомых звуков. И запахи. Еле различимые струйки, потоки, водопады,
лавины запахов. Незнакомых, непонятных и манящих. Он вынюхивал,
перехватывал, упивался ими. То, остановившись и вытянув голову, он
шевелил своими шагреневыми ноздрями и ловил доносимое еле ощутимым
движением воздуха, то, почти уткнувшись носом в землю, распластывался
в беге по только для него ощутимому следу. Под массивными лапами его
не треснула ни одна веточка, не зашуршала хвоя. Внезапно он исчезал и,
неслышный, как тень, появлялся вдруг снова.
- Великий охотник в нем пропадает, - улыбнулся Федор Михайлович.
Тропа привела к малоезженой дороге. На пригорке ее преграждал
шлагбаум.
- Зачем? - удивился Антон.
- По идее, наверное, для того чтобы не ездили всякие разные
личности и не безобразничали в лесу. Но, как многие другие, эта идея
осуществлена наполовину. Видишь, клямка не заперта замком, а заткнута
колышком. Рассчитано на такую дисциплинированность и совестливость,
какие не часто встречаются. Впрочем, может, замок и вешали, а его
сперли...
Лес сменила полоса лощины, за ней открылось розовое поле. Над ним
стлалось негромкое монотонное гудение, будто где-то далеко-далеко шел
самолет. Антон посмотрел вверх. Безоблачное небо зияло бездонной
голубой пустотой.
- Что это, дядя Федя?
- Будущая гречневая каша и мед. Бродить там не советую - пчелы.
На краю поля снова рос кустарник, из него ветлы поднимали свои
растрепанные макушки, еще дальше вставала громада каменного обрыва. На
обрыве, озаренные солнцем, пламенели медно-красные стволы сосен.
- Вот это да! - сказал Антон и побежал.
Впереди, мотая черным факелом хвоста, мчался Бой.
Окаймленный зарослями ивняка, берег обрывался к реке. Она была
переменчива и капризна, будто ее сложили из разных, совсем непохожих
друг на друга рек. Прямо перед Антоном она была узенькая и мелкая.
Сквозь редкую поросль аира и кувшинки виднелось илистое, а дальше
песчаное дно. Выше по течению из воды торчали камни, здоровенные
глыбы, а направо за мелководьем река вдруг растекалась в глубоком и
широком плесе. На неподвижном зеркале его лежала опрокинутая громада
розоватой скалы левого берега. В ней было не меньше тридцати метров.
От самого уреза воды она поднималась отвесной стеной. А наверху
пламенел стволами, шумел кронами сосновый лес.
Антон смотрел и не мог насмотреться. Как это было не похоже на
приплюснутые, сожженные солнцем берега Днепра, поросшие низкорослым
редким тальником. Федор Михайлович подошел, остановился рядом.
- Ну, на этот раз тебе не хочется сказать "мирово", "сила" или
еще что-нибудь неандертальское? И то хорошо. Давай-ка последуем
примеру Боя, а то мне скоро нужно возвращаться.
Бой уже шлепал по воде, свесив башку, что-то рассматривал на дне.
Они прошли к широкому плесу. Антон съехал по крутому откосу к
воде, подпрыгнул и нырнул. Еще под водой он услышал буханье. Бой стоял
над обрывом и встревожено лаял.
- Это он опасается, что утонешь и тебя придется спасать! -
крикнул Федор Михайлович.
- Тонули такие, как же!
Федор Михайлович тоже нырнул. Бой залаял еще тревожнее. Хозяин
появился на поверхности, не оглядываясь, поплыл к левому берегу. Бой
коротко рыданул, скатился с откоса и бросился следом.
- Догоняй! - крикнул Федор Михайлович.
Боя не нужно было подгонять. Он тоненько, жалобно поскуливал и
греб лапами так сильно и торопливо, что по грудь высовывался из воды.
Они доплыли до левого берега и повернули обратно. Бой плыл
впереди и время от времени оглядывался на хозяина: "Ты здесь?
Здесь..." Теперь он уже не спешил, над водой виднелись только
шагреневые ноздри, круто поднимающийся лоб, уши не висели, а плыли по
сторонам, как лопухи.
Они взобрались на откос и легли на траву. Бой встряхнулся, окатив
их с ног до головы, и немедленно вывалялся в песке, всяческом
древесном соре. Внезапно он вскочил и сторожко уставился на левый
берег, хвост его заломился вниз. Кусты возле воды шевелились.
- Эй, кто там? - крикнул Федор Михайлович.
Кусты зашевелились сильнее, из них долетел ребячий голос:
- Дяденька, это ваша собака? Она кусается?
- Все собаки кусаются. Только одни сдуру, другие - когда нужно.
Из-за кустов показались две мальчишечьи головы.
- А нас покусает? Нам туда надо.
- Идите, не бойтесь.
Мальчишки о чем-то посовещались. Очевидно, заверение показалось
им малоубедительным.
- Дяденька, она ученая?
- Ученая.
Это решило дело. Из кустов вышли двое ребят. Мальчик постарше
закатал штаны и пошел по мелководью, опасливо поглядывая на Боя;
малыша закатывание не спасало - он скинул свои вовсе, свернул в дудку
и поднял к плечу.
Ребята перебрались на правый берег, но уйти были не в силах. Они
остановились в отдалении и уставились на Боя.
- Хотите посмотреть - идите ближе, - сказал Федор Михайлович.
- А он не тронет?
- Если не будете драться и орать - не тронет. А будете - хватит
за штаны. А которые голопузые - тех за это самое место...
Малыш, который, прижимая к груди сверток, остолбенело смотрел на
Боя, лихорадочно развернул штаны и поспешно натянул.
- Теперь все в порядке, - засмеялся Федор Михайлович. - Тебя как
зовут?
- Хома, - шепотом ответил мальчик.
- Ну, вот тебе и компания, Антон. А мне пора. - Бой вскочил. -
Нет, со мной нельзя. Оставайся здесь, охраняй Антона. Понял? - Бой
вильнул хвостом. - Лежать, охранять...
Бой, улегшись в позе сфинкса, провожал взглядом хозяина. Видя,
что собака не смотрит на них, ребята подошли ближе. Бой поднялся - они
замерли.
- Не надо их трогать, - строго сказал Антон. - Они хорошие
ребята, поди познакомься.
Мальчики затаили дыхание, на лицах у них застыли гримасы восторга
и ужаса. Бой подошел, обнюхал. Хома побелел и отчаянно зажмурился.
Когда он решился и приоткрыл глаз, страшная черная собака уже лежала
возле незнакомого пацана.
На Антона высыпался обычный ворох вопросов. Как она называется,
сколько ей лет, сколько она ест, волкодав ли она и что умеет. Антон
десятки раз слышал, что в таких случаях отвечает Федор Михайлович, и
теперь объяснял все горделиво и небрежно. Он не врал, но как-то само
собой получалось, что чем большее восхищение рисовалось на лицах
ребят, тем больше достоинств и доблестей оказывалось у Боя. А тот
развалился на боку, разбросал лапы и, вывалив язык, хахакал - ему уже
было жарко. Внезапно он закрыл пасть и прислушался. Из леса,
подступающего слева к реке, донесся треск. Бой повернулся на живот,
лег в сторожевую позу. На опушке леса появились коровы. Это было
вчерашнее стадо, и гнал его тот же долговязый пастух-подросток. Шерсть
на холке Боя вздыбилась, он поднялся, как медленно взводимый курок.
- Бой, нельзя! - сказал Антон и обхватил его шею руками.
Бой даже не повернул головы - он смотрел на рогатую опасность.
Опустив головы и хватая на ходу траву, коровы медленно приближались.
- Фу! Нельзя, Бой! - повторил Антон и еще крепче обхватил его
шею.
Бой, вырываясь, поднялся на дыбы, наотмашь ударил Антона лапой.
Антон опрокинулся навзничь, а Бой молчаливым свирепым галопом ринулся
на врага. Коров разметало, как смерчем. Некоторые бросились на
гречишное поле, остальные, круша, ломая ветки, - в тальник к реке.
Долговязый пастух увидел Боя издалека, отчаянным прыжком метнулся к
дереву и сразу оказался метрах в трех от земли.
Деревенские ребята орали от восторга и науськивали. Бой не
обращал на них внимания. Победоносно распушив поднятый хвост, он
остановился под сосной, на которую взобрался пастух, и бухнул.
Пастуха, будто пинком, подбросило еще выше. Ребята захохотали. Антон
подбежал к дереву.
- Забери свою зверюку, - заныл пастух, - вон он коров в гречку
позагонял, мне ж башку оторвут...
- Слезай, - сказал Антон, - он лает потому, что ты прячешься.
- Слезай, Верста! - кричали ребята. - Он не тронет. Нас же не
тронул...
Пастух посмотрел на Боя - тот миролюбиво повиливал кончиком
хвоста, не обращая внимания на коров, которые, уже успокоившись,
безмятежно хрупали цветущую гречиху, и медленно пополз вниз. Бой
обнюхал его и отошел. Пастух подобрал свой кнут, не спуская глаз с
Боя, попятился к гречишному полю. Только оказавшись на большом
расстоянии, он заорал на коров, погнал их к остальным. Бой тотчас
присоединился к нему и загнал преступниц в кусты.
Пастух уже не так боялся и остановился, чтобы получше рассмотреть
страшного зверя.
- Мне бы такую собаку... - сказал он. - Он волка задушит?
- А тут есть волки? - спросил Антон.
- Пока не слыхать, а может, и есть, кто их знает.
- А кто есть?
- Белки, зайцы. Раньше козы были. Постреляли всех.
- Кто?
- Люди, кто их знает.
- А почему ты - Верста, это фамилия?
- Не, - засмеялся мальчик постарше. - Он Семен, это мы его так
зовем. Вон он какой длинный...
Спутника маленького Хомы звали Сашко, и он оказался одногодком
Антона, пятиклассником. Семен был на год старше и в школе уже не
учился.
- Зароблять надо, - сказал он. - Вот худобу пасу. Осенью, может,
батько в город, в ремесленное отвезут...
- Здесь разве негде работать?
- Та шо тут робыть, коровам хвосты крутить?
- А я бы здесь жил и жил, - сказал Антон. - Хорошо у вас!
- Раньше было хорошо, - мрачно сказал Сашко. - Когда дачники не
ездили. А теперь полные Ганеши. И сюда наезжают. На машинах.
- Ну и пускай, жалко тебе, что ли?
- Не жалко. Вон посмотри: как свиньи, понакидали...
Антон оглянулся и только теперь увидел то, что раньше не замечал:
черные раны кострищ в зеленой мураве, ржавые консервные банки, обрывки
пожелтевших на солнце газет.
- Почему же им не запрещают?
- А кто им запретит? Одни уехали, другие приехали. Что тут,
сторожа поставишь? А и поставить - надают ему по шее, и все, будь
здоров, не кашляй...
- Ну, огородить, что ли... - нерешительно сказал Антон.
- Чудак! - засмеялся Сашко. - Разве лес огородишь? Тут раньше
вывески вешали - то запрещается, это воспрещается. Чихали все на эти
вывески. С присвистом. И перестали вешать. И зачем эти дачники сюда
ездят? В городе же интереснее!
- Тут природа, - солидно сказал Антон.
- Ну и что? Зато ни кина, ни футбола.
- А ты тоже на дачу? - мрачно спросил Семен.
Антон объяснил, кто он и почему приехал.
- Ну ладно, я пошел, - так же мрачно сказал Семен, выслушав, -
пора худобу гнать.
Сашко и маленький Хома, которой поочередно смотрел в рот каждому
говорившему и даже шевелил своими пухлыми губами, будто повторял
сказанное, тоже ушли.
Антон решил пройти вверх по реке. Еле приметная тропка вилась у
самого берега среди кустов ивняка, поднималась вверх в заросли лещины,
переваливала через торчащие из почвы глыбы замшелого камня. Здесь было
сумрачно и сыро. В просветах между кустами поблескивала река, а над
нею высилась гранитная стена противоположного берега. Она была совсем
не такой неприступной, как показалась издали. Уступы и распады,
заросшие кустарником и молодыми деревцами, указывали места, где можно
взобраться наверх. Антон решил обязательно побывать на той стороне и
все как следует рассмотреть.
Бежавший впереди Бой остановился. На тропинке перед ним появилась
худенькая девочка в трусах и майке. Если бы не две косицы, ее можно
было принять за мальчишку. Зацепив пальцами тесемки белых теннисных
тапочек, она вертела ими в воздухе. Бой внимательно присматривался к
мельканию тапочек.
- Брось, - крикнул Антон, - а то укусит!
Девочка подняла на него спокойный взгляд.
- Это собака, да? Такая большая? Зачем же она будет меня кусать?
Она, наверное, умная. Правда? Ты ведь умная, хорошая собака? Нет. Ты
не собака. Ты собачина. Нет - собачища... Какой ты красивый! И глаза у
тебя умные. Ты, наверное, все понимаешь? Ну, иди сюда, собакин, давай
познакомимся... - Девочка присела на корточки. Бой, виляя хвостом,
подошел к ней и лизнул в нос. - Вот видишь, - сказала девочка Антону,
- я говорила, что он умный. А откуда...
За кустами раздался сдавленный вопль и громкий всплеск. Бой
метнулся туда, Антон и девочка бросились следом.
Реку преграждала гряда больших камней. По ним можно было перейти
с берега на берег, не замочив ног. Посередине гряды, согнувшись, в
воде стоял мальчик. Он изо всех сил цеплялся за камень, а Бой, стоя по
брюхо в воде, вцепился сзади в его куртку и тащил к себе. Антон
устремился на помощь, но девочка схватила его за руку.
- Подожди, - сказала она, - очень интересно, что будет дальше.
Сверкая глазами, прикусив губу, она с ликованием и жадным
любопытством следила за происходящим. Там продолжалась немая борьба:
мальчик цеплялся за камень, Бой, упираясь ногами, изо всех сил дергал
его за куртку.
- Толя, - с коварной нежностью сказала девочка, - что ты там
делаешь? Почему ты обнимаешь камень?
Толя повернул побелевшее, в красных пятнах лицо и, должно быть,
расслабил руки. Бой оторвал его от камня, но Толя тотчас еще крепче
припал к другому.
- Что это... т-такое? - с трудом проговорил Толя. - Чего он хочет
от меня? Куда... куда он меня тянет? - Он повернул голову, уже не
ослабляя хватки, и увидел Антона. - Это ваше животное?
- Мое, - фыркнул Антон.
- Скажите ему, пожалуйста, чтобы оно меня отпустило.
- Чудак! - уже в голос захохотал Антон. - Он же тебя спасает, из
воды тащит. Он водолаз, спасает тонущих.
- Я вовсе не тону, меня не надо спасать. Он только порвет мне
куртку, а она новая, заграничная.
- Бой, ко мне!
Бой выпустил из пасти куртку, оглянулся и вильнул хвостом.
- Ко мне!
Бой нехотя побрел к берегу. Несколько раз он останавливался и
смотрел на Антона и незнакомого мальчика - может, все-таки надо его
спасти?
Толя выпрямился и сел на камень. Он запыхался, будто бежал в
гору. Достав из кармана куртки аккуратно сложенный носовой платок,
Толя вытер лицо, потом руки.
- Что это за чудик? - тихонько спросил Антон.
- Мой спутник. Воображает себя рыцарем, хотя он всего-навсего
Санчо Панса. Только очень нудный. Ходит следом и умничает, будто
пришел в гости к древним родственникам и показывает, какой он пай и
воспитанный. Только ночью от меня и отстает. Чтобы не огорчать
родителей. Он ужасно послушный.
- А ты?
- Я - нет. Я кошмарный ребенок. Так говорит моя мама. Наверное,
так и есть... Толя, ты уселся там навеки?
- Сейчас, - ответил Толя. - Скажите, пожалуйста, - обратился он к
Антону, - как называется порода вашей собаки?
- Ньюфаундленд.
- Если не ошибаюсь, это остров возле Канады?
- Не ошибаешься, остров. И собака оттуда.
- Тогда я, наверное, вылезу: эта собака должна быть культурной.
Только вы ей все-таки скажите, чтобы она отошла в сторону.
- Ты всегда такой нудник? - не выдержал Антон.
- Почему я "нудник"?
- А вот так тягомотно разговариваешь.
- Это не потому, что я нудник, а потому что вежливый.
- Ну и пускай там сидит со своей вежливостью хоть до вечера, -
сказала девочка. - Пошли.
Они вскарабкались по откосу к тропинке. Сзади зашлепал по воде
вежливый Толя.
- Ты откуда? А как тебя зовут?.. А мы из Ленинграда. И зовут меня
Юка.
- Это под кого тебя так обозвали?
- Ни под кого. Я, когда была маленькая, не могла выговорить Юлька
и говорила Юка. Так все и привыкли.
- Дачница? - со всем презрением, на какое он был способен,
спросил Антон.
- Да... А почему ты так говоришь? Это плохо? Или стыдно?
- И чего вас сюда принесло? - вместо ответа сказал Антон. - Аж из
Ленинграда.
- Знакомая знакомой моей мамы ездит сюда уже пять лет. И очень
хвалит. Вот мы и приехали. Ленинградцы всюду ездят. Им все интересно.
И мне здесь очень интересно.
- Ты и в блокаду жила в Ленинграде?
- Нет, меня на свете не было. Мама жила. А я послеблокадная.
Девчонка была самая обыкновенная, даже некрасивая. Только глаза у
нее были не глаза, а глазищи. Огромные, с неистовым любопытством
распахнутые на все окружающее.
Сзади послышались чавкающие шаги. Следом за ними шел Толя в
хлюпающих башмаках и пытался на ходу отжать воду из полы куртки.
- Ты сними и выжми. И штаны тоже.
- Ничего, я так.
- И башмаки сними, а то пропадут - дома влетит.
- Что значит "влетит"? - Толя поднял на Антона незамутненно
голубые глаза.
- Всыплют тебе, вот и все.
- Вы хотите сказать, что меня побьют?
- А что же!
- В нашей семье это абсолютно исключено, - уверенно сказал Толя.
- Самому же противно мокрому. И чего ты так вырядился? Жарко
ведь.
- Он всегда так. Босиком только в постели ходит. Боится инфекции.
- Эх ты, инфекция, - пренебрежительно сказал Антон. - Ну и потей.
- У каждого свои убеждения и привычки, - невозмутимо ответил
Толя, - я своих никому не навязываю.

5

Федор Михайлович пришел хмурый, рассказ о встречах Антона,
подвигах Боя пропустил мимо ушей.
- Вот какая штука, Антон: придется тебе остаться одному. Мне надо
съездить в райцентр. Затевается здесь дрянная история. И я не могу не
вмешаться. Лесничий получил указание выделить участки для вырубки.
- Рубить лес?
- Вот именно! Район и так лысый, как колено. Реки усыхают, овраги
пожирают поля. А тут, вместо того чтобы новые леса сажать, собираются
сводить единственный уцелевший. А лес не репа, за лето не вырастишь,
ему столетия нужны. Вот мне с лесничим и надо ехать...
- А как же я?
- А что ты, маленький? До Чугунова недалеко. Если завтра не
обернемся, послезавтра во всяком случае будем здесь. Ничего с тобой не
сделается. Тетка Катря накормит, а занятие ты сам подыщешь...
Слушай-ка, совесть у тебя не пробудилась? Пора бы! Если Серафима
Павловна не получит о тебе сообщения, ей Черное море покажется
красным, фиолетовым или еще не знаю каким и она может ударить во все
колокола...
- Это да! - улыбнулся Антон. - Дикая паникерша.
- Благовоспитанные люди называют это качество любовью, заботой о
ближнем... Так вот, завтра с утра сходи в Ганеши на почту и отправь ей
телеграмму. А потом можешь шататься по лесу, подставлять пузо солнцу и
предаваться прочим удовольствиям. Только смотри - я ведь вас, пацанов,
знаю: пугачи, самопалы и прочее грозное оружие, - предупреди своих
новых дружков, чтобы при Бое не стреляли. Он обучен бросаться на
стреляющих, и может получиться скверная история... И еще: ни при каких
обстоятельствах не употребляй команду "фас!" - не оберешься беды. В
нужном случае Бой сам сориентируется. Договорились?
- А чего ж! - сказал Антон.
Перспектива остаться одному встревожила его только в первую
минуту, а чем больше он об этом думал, тем привлекательнее она
казалась.
Дядя Федя, конечно, мировой парень, морали не читает, и, в
сущности, они как товарищи, только один старше, другой моложе.
Но остаться на день-два совсем одному, даже без дяди Феди, -
просто здорово!
После завтрака Антон свистнул Бою - пошли гулять! Бой уверенно
помчался напрямик через лес к реке. Потеряв из глаз Антона, он
останавливался, поджидал и снова бежал вперед.
Гречишное поле исходило самолетным гулом. Над берегом навис зной,
на остекленелой поверхности реки не было ни рябинки.
- Э-гей! - донеслось с правого берега.
"Эй! Эй!" - Гранитная стена оттолкнула гулкое эхо.
На противоположном берегу стояла Юка и махала рукой.
- Подождите, я с вами! - крикнула она и бросилась в воду.
Бой стоял над обрывом и, склонив набок голову, наблюдал за
плывущей. Юка гребла одной рукой, другую с зажатым пакетом высоко
держала над водой. Юка подплыла.
Бой скатился по откосу и завертелся вокруг нее, мотая хвостом.
- Ты меня узнал, да? Запомнил?! - обрадовалась Юка.
- Он всех с одного раза запоминает, - сказал Антон.
- А я тебе гостинец принесла, - показала Юка пакет. - Можно его
покормить?
- Нет, - солидно сказал Антон, - не полагается, чтобы посторонние
кормили собаку.
- Но я же не посторонняя, я же его люблю! - обиделась Юка.
- Мало ли что! Бой, возьми пакет, давай сюда.
Бой осторожно, стараясь не прихватить зубами пальцев, отобрал у
девочки пакет и принес Антону.
- Теперь лежать. - Антон развернул газету и положил Бою между
лапами. - Ешь.
Юка присела перед ним на корточки. Она уже забыла об обиде и с
восторгом смотрела Бою в рот. Сладостно жмурясь, закидывая вверх
голову, тот громко хрупал кости.
- Так вкусно ест, даже завидно! - сказала Юка. - Это я вчера от
обеда собрала. Я теперь всегда буду приносить, ладно?
- Приноси... А где чудик этот, спутник твой?
- Его в постель уложили, выпаривают инфекцию. Малиной, аспирином
и еще чем-то. Чтобы потел. А зачем ему потеть, если он здоровый? Но
его маме ничего нельзя объяснить. Почему это мамам никогда ничего
нельзя объяснить? Они ужасно непонятливые. Твоя тоже?.. А у Тольки она
кошмарно крикливая. Вчера кричала на все Ганеиш, когда Толька пришел
мокрый... Ты еще не купался? Поплыли?
Они долго плавали, потом легли на песок согреться. Потихоньку
подошел и сел рядом Семен-Верста. Бой остался в реке. Он стоял на
мелководье, свесив башку, разглядывал что-то на дне, разгребал лапой,
взмучивая ил, ждал, пока муть унесет течением, и снова разгребал.
Потом он вдруг нырнул и достал что-то черное, лохматое и блестящее.
- Галоша! Нашел старую галошу! - засмеялась Юка. - Как она сюда
попала?
Горделиво вскинув голову, Бой принес свой трофей, ткнул Антону в
руку и тотчас отпрыгнул, когда тот хотел взять. Началась любимая игра
Боя - он дразнил и не отдавал, за ним гонялись и не могли догнать.
Наконец Антон изловчился, вырвал галошу и снова забросил в реку. Бой
кинулся за ней. Он нашел ее очень быстро, опять греб лапой и, нырнув,
достал. Однако больше Бой не играл. Он вернулся, прихрамывая, лег и
начал зализывать лапу. Из подушки второго пальца текла кровь.
- Ой, чем это он? - встревожилась Юка.
- А бутылкой, - сказал Семен.
- Да откуда там бутылки?
- Приезжают тут всякие, водку пьют, а бутылки бьют. Хоть бы
оставляли, так я бы собирал да сдавал. Свежая копейка была б...
Экономические расчеты Семена не интересовали ни Юку, ни Антона.
- Но там же и люди могут порезаться!
- Еще як режутся. Я в прошлом году месяц лежал, аж в Чугуново в
больницу возили...
- Вот тебе твои дачники! - язвительно сказал Юке Антон.
- При чем тут дачники? Они здесь сами купаются и не станут
бросать битое стекло.
- А, - сказал Семен, - мало они кидают!.. Куды, чертова твоя
душа! - заорал он вдруг и побежал.
Коровы, выйдя из леса, прямиком устремились на заветное гречишное
поле. Бой поднял голову, посмотрел - враг был далеко - и снова
принялся зализывать рану.
- Как теперь на почту идти?
- А ты куда, в Ганеши? Ой, пойдем вместе! Прямо через лес. Тут
ближе. Бой ничего, дойдет. Мы пойдем по-медленному. И все увидят,
какой это собакин! Я уже там всем-всем нарассказывала...
Рана Боя перестала кровоточить.
- Может, перевяжем?
Из карманчика на трусах Юка достала носовой платок, обвязала Бою
лапу. Тот внимательно наблюдал за процедурой, но, как только Юка
кончила перевязку, отковылял на трех ногах в сторону и стащил платок
зубами. Без повязки он прихрамывал, но не ковылял, а ступал на все
четыре лапы.
Они перешли реку вброд, по узкой тропинке взобрались на вершину
гранитного массива.
- Подожди минутку, - сказала Юка.
Неподалеку от тропинки возле пня лежала куча хвороста. Юка
сдвинула ее, достала сложенное платье.