Атлантическая геополитика, понимая, что альянс Европы, России, Китая, исламского мира, других больших пространств евразийского материка может составить серьезнейшую конкуренцию и сорвать планы мировой доминации однополярного мира, делает все возможное, чтобы не допустить такого альянса.
   Итак, Большая Игра в современном издании, как, кстати, говорили о Большой Игре между Российской империей и англо-саксами в XIX веке, позиционна на всем Евразийском пространстве. Суть по большому счету не меняется, меняется время, меняются государства. Большая Игра XXI века — это игра между евразийцами и атлантистами.
   Атлантисты играют на то, чтобы не дать четырем главным большим пространствам евразийского материка образовать некую коалицию, которая могла бы координировать свои стратегические позиции и тем самым сорвать полную доминацию, полный контроль США над всем миром, сорвать процесс глобализации и утвердить многополярный мир. Это атлантическая сторона большой игры, это тот, кто играет в шахматы с той стороны. С этой же стороны играют евразийцы. Их задача — сделать нечто полновесное из нескольких больших пространств Евразии, каждое из которых имеет какой-то недостаток, как в истории про Дороти и ее друзей. У России нет приличной экономики и политической воли, у Китая недостаток ресурсов, у Европы тоже недостаток ресурсов, у исламского мира есть мощная пассионарная идеология, есть ресурсы, но тоже нет экономики, нет адекватного взаимопонимания, т. е. каждый из участников евразийского альянса имеет фундаментальные недостатки, и евразийская задача заключается в том, чтобы преодолеть эти недостатки и складывать этот потенциал, создавать предпосылки многополярного, а не однополярного мира. Вот смысл Большой Игры, смысл геополитики XXI века.
Газ и геополитика
   Как все это проецируется на газовую сферу? Здесь сразу заметен один очень интересный момент: основные запасы газа, которые, как мы выяснили, являются резервной энергетикой мира, находятся как раз в евразийском материке, это 70 % газовых запасов. Первое место по запасам газа занимает Россия, второе — Иран, дальше — Саудовская Аравия. Также большие запасы есть в Туркмении, Казахстане и т. д. На самом деле газовые месторождения есть, конечно, и в других регионах мира, но основной массив находится именно на евразийском пространстве, т. е. в труднодоступных для морского вторжения территориях. А потребители газа в большинстве своем находятся на периферии Евразийского материка.
   Если мы посмотрим на экономику Евразии отвлеченно, с точки зрения чисто экономической, не отягченной никакими политическими и национальными соображениями, мы увидим, что баланс газового рынка привел бы к очень быстрому гармоничному и стабильному развитию всех евразийских пространств. Представим себе, что Россия никак политически не сдерживается в поставках газа в Европу, Китай, а также в Турцию. Благодаря такому чисто теоретическому подходу экономики этих стран, особенно энергозависимая экономика Европы и экономика Китая, которые и так достаточно активны, получают дополнительную стабильную базу для очень интенсивного, мощного и стабильного развития, т. е. у них появляется гарантия будущего.
   Если рассматривать российский газ как стратегический потенциал, предполагая, что в России существует вменяемое правительство, а не невменяемое, как сегодня, то колоссальные средства, получаемые за счет продажи и поставки газа, могли бы идти на экономическое развитие, инвестироваться в развитие высоких технологий, в создание нового поколения экономики, модернизации и постмодернизации особых определенных областей, а не разворовываться, как это происходит сегодня. Грамотное использование газовых ресурсов позволило бы произвести некое уравнивание тех потенциалов, которые существуют в разных сегментах евразийского материка.
   Либеральный рынок газа в рамках евразийского материка как раз и являлся бы воплощенным последовательным евразийством. Единая газовая энергосистема Евразии, которая могла бы возникнуть, если отвлечься от геополитических и неэкономических, негазовых факторов, но которая соответствует нынешнему положению дел между предложением и спросом, этот рыночный фундаментал сам по себе создал бы сегодня оптимальные условия для развития экономики всех евразийских государств. Но именно этому стремятся любым образом, не по экономическим, не по рыночным соображениям, а используя разные другие формы нерыночного воздействия, помешать США. Именно такого развития газовой энергетики и не надо глобализму, не надо однополярному миру.
Санитарные кордоны
   Каким образом они стремятся предотвратить такое развитие событий? Для этого применяется традиционная для атлантистов стратегия санитарных кордонов, опробованная Англией еще в Большой Игре XIX — начала XX века. Речь идет о том, что когда на Евразийском континенте возникают два союзника, объединение которых представляет собой серьезную угрозу для третьего, атлантического полюса, тогда между этими союзниками создаются санитарные кордоны — определенная зона, которая не близка ни одному из этих союзников и представляет собой некую расширенную конфликтную территорию, с помощью которой искусственно создается и поддерживается противостояние между участниками стратегического континентального альянса.
   Именно такая зона и именно с такими геополитическими целями создается сегодня между Европой и Россией. Европа и Россия по объективным причинам, с точки зрения всех геополитических соображений, просто обречены на определенное сближение. У Европы есть то, что нужно России, а у России есть то, что нужно Европе. Свободный рыночный обмен между ними, в том числе определенными технологиями, ресурсами, потенциалом безопасности — это то, что естественными образом вписывается в интересы обоих пространств, но не вписывается в интересы США. И чтобы не допустить такого опасного для США сближения Европы и России, создается то, что называется «Новой Европой» — это восточно-европейские страны, срочно и эксклюзивно принятые в Евросоюз и в НАТО, которые при этом больше ориентируются на Вашингтон, чем на Берлин, Брюссель или Париж. По отношению к России они выступают в жесткой оппозиции, это бывшие страны Восточного лагеря. Этот санитарный кордон сейчас расширяется на наших глазах. К нему, безусловно, принадлежат страны Балтии, а также теперь уже и «оранжевая» Украина. Мы знаем, что именно страны «Новой Европы» являются главными антироссийскими активистами на всех европейских совещаниях и постоянно требуют самых жестких мер против России.
   Такой же санитарный кордон создается и на Кавказе. Здесь цель стратегии атлантистов — посеять раздор между Россией и исламским миром, который волей-неволей реагирует на то, что происходит на населенном преимущественно мусульманами российском Кавказе.
   Нечто подобное происходит также в Центральной и Средней Азии. Между Россией и Китаем такого санитарного кордона почти нет, но Синьцзян и Тибет, в принципе, — это потенциальные кандидаты на то, чтобы выступить в качестве санитарного кордона. Здесь еще, конечно, негативно сказывается фактор китайской демографии — заселение китайцами Восточной Сибири и Дальнего Востока. Все это опять же создает напряжение и проблемы, которые препятствуют естественному развитию отношений между Россией и Китаем.
   Таким образом, система санитарных кордонов, как главнейший инструмент Большой Игры классического стиля, сегодня опять активнейшим образом введена в действие. Санитарный кордон, который располагается поясом от стран Балтии по границам России до Дальнего Востока через Кавказ и Центральную Азию, является главным инструментом атлантического однополярного управления геополитическими процессами на евразийском континенте. С помощью этого кордона предотвращается сближение России с Европой, исламским миром и Китаем. А именно это сближение является залогом превращения Евразии как континента из объекта внешней манипуляции в субъект.
Газ как средство интеграции
   Здесь мы подходим вплотную к газовой проблематике, поскольку газ является той фундаментальной инфраструктурой, которая в большой степени аффектирует этот альянс. Дело в том, что российский газ является залогом российско-европейских и российско-китайских отношений. Через газ осуществляется фундаментальный диалог между этими тремя пространствами. Эти три крупных пространства связаны газом, и именно для того, чтобы не допустить этой связи, используются санитарные кордоны, которые располагаются между этими странами.
   Здесь возникает еще один крайне любопытный вопрос. Именно газ является главным аргументом в решении вопроса о сохранении или распаде СНГ. Если СНГ реализует евразийскую модель, то все страны, которые зависят напрямую от российского газа, — Украина, Белоруссия, Молдова, будучи мостом между Россией и Европой, т. е. выполняя евразийскую функцию соединения, становятся зоной взаимного развития. Через российский газ и сближение России с Европой они автоматически получают оба фундаментальных для их развития экономических фактора: российскую энергетику и европейские технологии. В этом и заключался смысл создания ЕврАзЭС и ЕЭП — в том, чтобы превратить эти страны в соучастников евразийского развития. Это то, что нужно Европе (которая боится открыто заявить о своих реальных интересах), это нужно России, но не нужно американцам. И поэтому ситуация относительно поставок российского газа на Украину, в Белоруссию и вообще все, что связано с этими вопросами, приобретает совершенно иное значение и становится из интегрирующего фактора дезинтегрирующим.
   Сходная ситуация складывается и в отношении российско-китайского газового партнерства. За всеми вопросами относительно маршрута газопровода и цен на газ в российско-китайских отношениях стоит определенная политическая модель. Российский газ гарантирует Китаю фундаментальный экономический, в том числе военно-технологический рост. Россия, для того чтобы пойти на это, сама должна руководствоваться строго геополитическими интересами. Китай также должен осознавать, что в качестве асимметричного хода необходимо определенным образом регулировать, а, может быть, вообще повернуть вспять процессы демографической миграции на Дальний Восток и в Восточную Сибирь. Это не благопожелание, а логика настоящих дипломатических переговоров. Для того чтобы прийти к правильной модели, необходимо найти общую базу в интересах каждой из сторон. Американцы активно противодействуют этому, подталкивая Китай через свои методы влияния к активному демографическому освоению Восточной Сибири и Дальнего Востока и обещая русским в Москве поддержку против этого процесса: мол, когда дело дойдет до конфликта, то мы военным образом вас, русских, поддержим, о чем американские эмиссары постоянно говорят в Москве.
   Та же самая проблема газа существует и применительно к Кавказу. Тематика Кавказа как такового создает определенный зазор между интересами России и политического ислама, но на другом уровне. Исламские страны и Россия являются поставщиками, а не потребителями газа, и наш альянс должен быть основан на понимании общности наших геополитических целей. В таком случае можно будет договариваться о совместных квотах, тарифах и политике поставки природного газа в сторону потребителей, выступая не как конкуренты, а как союзники, распределяя рынки, маршруты газопроводов, стремясь совместно к извлечению максимальной экономической выгоды. Но атлантисты всячески стремятся сорвать с помощью санитарных кордонов возможность такой координации.
   Если задача однополярного мира — с помощью санитарных кордонов заблокировать естественный рынок газовых продуктов Евразии, то стратегия многополярного мира, евразийского мира заключается прямо в противоположном — необходимо разблокировать, растворить санитарные кордоны, и для того чтобы сделать это, следует предпринять несколько шагов.
   Необходимо наделить область поставок газа статусом важнейшего геополитического инструмента России. «Газпром» должен быть осознан не как экономическое или промышленное явление, а как важнейший политический и геополитический институт и ресурс российского правительства, российской власти.
   Необходимо найти в странах евразийского континента: в Европе, Китае, исламском мире, — а также в Индии, Японии и других азиатских странах адекватных партнеров, субъектов, осознающих центральность газовой темы в евразийской стратегии. Это очень важно, потому что аргументация и правильный выбор партнера может очень сильно влиять на процессы.
   В срочном порядке необходимо создать систему евразийских газовых консорциумов для разработки новых газовых месторождений в Евразии и с широким использованием концессий. В особенности в разведанных запасах в России. Всем известно, что 80 % текущей добычи, проданного газа пригодится на три-четыре самых крупных российских месторождения: Уренгойское, Ямбургское, Медвежье, Вянгапурское, — и там повсюду началась фаза падающей добычи, соответственно разведка новых месторождений — задача стратегически важная для каждого евразийского центра силы.
   Необходимо проложить новые газопроводные маршруты, призванные уйти от зависимости всего цикла газоснабжения, от санитарных кордонов. Это принципиальный вопрос. Если между реальными силовыми субъектами евразийской геополитики будет установлена прямая газовая коммуникация, как бы она ни была дорога, это стократно окупится, в то время как прохождение газопроводов через Украину, например, показывает свою уязвимость, потому что это и есть санитарный кордон. С Ющенко и «оранжевыми» процессами мы попали в геополитическую ловушку с газом.
   Необходимо согласовывать ценовую тарифную политику со всеми евразийскими странами-производителями и поставщиками природного газа: с Ираном, Саудовской Аравией, Туркменистаном, Казахстаном, Азербайджаном и т. д. Может быть, следует подумать в будущем о создании газового аналога ОПЕК, организации, которая занималась бы выработкой консолидированной стратегии, где экономические факторы увязывались бы с глобальными геополитическими интересами.
Газовый фактор на постсоветском пространстве
   Можно сказать, что сейчас в вопросе газоснабжения Россия относится к странам СНГ в духе постсоветской инерции. Здесь экономические и политические интересы переплетаются, как и везде, с геополитикой природных ресурсов, но ясного представления, ясной парадигмы и модели переплетения этих интересов в поставках российского газа в ближнее зарубежье нет, эта модель отсутствует. Это дает огромное пространство для политических и экономических спекуляций. Когда эти вещи ясно не определены и не работают ни чисто экономические, ни чисто политические законы, они перемешаны, возникает огромное пространство для неправедной наживы различного рода посредников, менеджеров и прочих, которые между экономикой и политикой играют в темные игры. Необходимо сформулировать эту модель.
   Такое состояние в газовом секторе в отношениях России со странами СНГ будет в любом случае изменено, и в самое ближайшее время. Изменение возможно в двух направлениях. Либо Россия, устав от невнятной собственной позиции в отношении стран СНГ, заставит все страны СНГ платить за газ его полную стоимость по мировым стандартам, что сорвет в итоге любые интеграционные процессы на постсоветском пространстве, которые и так уже на ладан дышат. Либо будет выстроена четкая евразийская модель: газ в обмен на интеграцию. Приблизительно по такому принципу: хотите платить за газ меньше — вступайте в ЕврАзЭС и ЕЭП со всеми интеграционными обязательствами и не мешайте проводить евразийскую политику в отношении других пространств, т. е. откажитесь от функций санитарного кордона, и тогда вы получите газ в пять раз дешевле. Не откажетесь от функций санитарного кордона — мы прекратим отдавать газ по льготной цене. Это было бы логично и по-евразийски и давало бы реальную возможность для успешного развития экономик стран СНГ. В противном случае все будет достаточно сурово.
   Но мы сейчас не делаем ни того, ни другого, и это становится уже совершенно противоречиво.
   С другими поставщиками газа из СНГ следует также работать по интеграционной схеме. Подчас выгоднее осуществлять поставки газа в перекрестном режиме или на основе общей системы владения трубопроводами и компрессорными станциями. Здесь, кстати, можно выработать особую модель широкой системы льгот для участников евразийской газовой сети, для тех стран, которые поддерживают политические интеграционные процессы, как, например, Казахстан, и вовлекая через газ и очевидное понимание общих интересов в этой сфере в интеграционные процессы такие страны, как Туркменистан.
   Итак, газ является важнейшим инструментом интеграции постсоветского пространства в некое наднациональное евразийское образование в духе идей Нурсултана Назарбаева.
Газ в отношениях с Европой
   Потребность в газе в Европе возрастает. Наш газ — гарант развития геополитической субъектности Европы. Именно рыночный фундаментал евразийского газа есть стабильный силовой фактор, значение которого в отношениях России с Европой следует осознать, оно гораздо глубже текущей конъюнктуры спроса и предложения.
   Модели и методологии поставок российского газа в Европу — это гораздо серьезнее, нежели закрытие или незакрытие бюджета. Это будущее нашей страны, будущее нашего континента, будущее человечества. Правильная модель работы с российским газом в Европе означает создание предпосылок многополярного мира, неправильная модель работы с российским газом в Европе означает подыгрыш тем, кто хочет строить однополярный мир.
   Газ — самый прочный фундамент российско-европейских отношений.
Газ в отношениях с Китаем
   Для Китая доступ к восточно-сибирским ресурсам вообще жизненно важен. Китай взял на себя такую ответственность, он взял такие темпы развития, а энергоресурсов у него настолько мало, что в XXI веке он может существовать в этом процессе, лишь имея доступ к сибирским ресурсам. И будет Китай к этому стремиться — не мытьем так катаньем, и он абсолютно прав, потому что это его внутренний императив развития.
   Другое дело, что Россия, если будет озабочена столь же серьезно проблемами стратегического планирования, как Китайская Народная Республика, где с этим очень все правильно и хорошо обстоит, должна будет выработать свою модель того, как Китаю предложить использовать эти ресурсы. На каких условиях и в каком формате это возможно? Безусловно, если этот процесс будет протекать в наших интересах и под нашим контролем, то речь не будет идти о территориальных сецессиях и демографической экспансии. Мы, например, можем предложить китайцам распространяться на юг — там очень много незаселенных пространств, и без демографической экспансии предложим им модель стабильного доступа к сибирским ресурсам. Таким образом, Россия смогла бы получить от этого процесса экономическую выгоду.
   Надо смотреть правде в глаза: от Китая мы никуда не уйдем, это наш ближайший сосед, и в нынешнем состоянии он нуждается в новом оформлении отношений с нами на серьезной геополитической почве. И газ может стать надежным фундаментом российско-китайских отношений.
Рынок СПГ
   Сжиженный газ представляет собой некий новый формат газовых поставок. Сжиженный газ, безусловно, является и будет являться энергоресурсом, гораздо более ликвидным с точки зрения передачи от поставщика к потребителю, и рынок его будет безусловно расширяться. Транспортировка его несравнимо проще, компактней. Я думаю, что освоение этого рынка СПГ — сжиженного природного газа — является важнейшим инструментом экономического рывка России. Если мы правильным образом обратим внимание на эту сферу, то сможем диверсифицировать поставки газа, что очень важно для нас. СПГ — это то же самое в газовой отрасли, что развитие флота для сухопутной державы в стратегической сфере. Без флота мы не можем обеспечить мобильность на отдаленных территориях, без развития сферы сжиженного газа в новых условиях геоэкономических войн мы не сможем обеспечить надежного развития в этой области.
Газовый фактор во внутренней политике РФ
   Для России газ — это тоже важнейший геополитический фактор. Например, возьмем такое явление, как шесть ценовых зон на газ в РФ: чем дальше от центров добычи, тем больше цена. Понятно, что речь идет о заведомой мине социального значения, подведенной под отдаленные от газовых месторождений территории, и, соответственно, об угрозе территориальной целостности России. С другой стороны, газификация российского пространства — это залог экономического и социально-инфраструктурного развития.
   Газ внутри России также выполняет огромную функцию. Газовая сеть может быть и должна быть инструментом интеграции всего российского пространства, но в каких-то условиях, если не будет достаточной гибкости и если обеспечение газом не будет соотнесено с социально-политическими процессами и критериями, может служить и инструментом распада России. Это очень принципиально.
   Либерализация цен, тарифов на газ должна проходить крайне осторожно, еще более осторожно, чем в любых других областях. Понятно, что цены на нефть либерализовывать тоже крайне опасно, но газ — это тот стратегический фундаментал, с которым надо быть особенно осторожным. Это очень принципиальный вопрос, поскольку газовая сфера является фундаментальной подземной составляющей российской геополитической системы.
   Очень важно сделать экспорт газа прибыльным и инвестировать средства в развитие не только самой отрасли, но и вообще в развитие рынка и высоких технологий. Если Россия останется только в статусе поставщика природных ресурсов, долго мы не протянем. Мы должны использовать наши энергетические преимущества в наличии природных ресурсов для того, чтобы начать серьезное построение эффективной и современной национальной экономики.
«Газпром» — синоним России
   «Газпром», по сути, — это синоним России в геоэкономическом смысле, и поэтому стратегическое планирование, геополитическая экспертиза проектов и постоянный политический консалтинг и аналитика высочайшего уровня должны быть нормой существования «Газпрома». Сегодня всем специалистам очевидно, что это далеко не так. Конечно, можно было бы подозревать, что там сидят умные высоколобые аналитики и делают что-то, что никому не известно, и хорошо, что никому не известно, но, к сожалению, это только имидж, а в реальности все обстоит гораздо более печально, и за скрытостью, непрозрачностью «Газпрома» стоят совсем другие, гораздо менее благородные мотивации.
   Необходимо, чтобы связка между президентом, российской властью и «Газпромом» основывалась на продуманной и четко выстроенной стратегической парадигме, поскольку «Газпром» решает государственные задачи, а государство сплошь и рядом решает задачи «Газпрома». Это абсолютно правильно, но какова формула этого взаимодействия, никто не знает, поскольку дело решается, как правило, путем личных переговоров. Кто что говорит, кому говорит — никаким логическим, идеологическим и геополитическим критериям и клише не соответствует. Хорошо, что иногда власть и «Газпром» говорят друг другу хорошее. А иногда ведь и что придется… Но зависеть от случайного фактора в такой сложной геополитической ситуации, в которой мы оказались, крайне не хотелось бы.

«GEOPOLITICS ON-LINE»

Приложение 1
Призраки роста, демодернизация экономики и вирус ультралиберализма

Интервью А. Дугин а информационно-аналитическому порталу «OPEC.RU». 08.02.2005
   – Александр Гельевич, Россия занимает девятое место по темпам роста экономики среди стран СНГ. Это, в общем-то, понятно, поскольку остальные страны растут с гораздо более низкой точки, поскольку в свое время экономический провал там был глубже, чем в России. Однако во многом именно Россия определяет для этих стран благоприятную внешнюю конъюнктуру, которая позволяет достигать таких темпов роста. Одновременно есть мнение, что идея единого экономического пространства сейчас благополучно умерла. Но если есть такие экономические связи, своеобразный экономический анклав, то, может быть, все-таки как-то можно это институционализировать?
   А. Дугин: Россия и остальные страны СНГ находятся в разных исторических ситуациях. Дело в том, что страны СНГ, даже самые неудачные из них, кроме, может быть, Грузии и Таджикистана, движутся в направлении модернизации национальной экономики. Периферийное пространство СССР было модернизировано в меньшей степени, нежели Российская Федерация, центральная часть СССР, и сейчас эти страны занимаются процессом модернизации собственных экономик. Такой курс взят везде. Кто-то действует в хороших условиях, когда существует большой ресурсный потенциал, как в Казахстане, кто-то развивается в более сложных условиях, но все эти страны вкладывают энергию только в это.