Страница:
С. Иными словами, Георг был гомосексуалистом.
М. Да, конечно. После 20 июля от одного моего товарища из мюнхенской полиции, имевшего доступ к архивным служебным материалам, мне стало известно об одном деле прошлых времен. Георг совратил одного хорошенького мальчика в Мюнхене, и семья этого мальчика, возмутившись посвященными ему любовными стихами Георга, вмешалась. Против Георга выдвинули обвинение, было проведено расследование, в ходе которого неоднократно всплывали имена братьев Штауффенберг. Деятельность Георга протекала в Гейдельберге, где он руководил своего рода религиозной сектой со всяческими тайными церемониями, во время которых юноши танцевали нагишом и все такое прочее. Отвратительные вещи.
С. И Штауффенберг тоже входил в этот кружок?
M. Да, он и его братья. Штауффенберг был довольно хорош собой, если вам доводилось видеть его фотографии. Он был высок, строен, хорошо сложен, так что, я думаю, Георга влекло к нему. Сам Штауффенберг вступил в эту секту, когда ему было семнадцать. После смены власти в 1933 году Георг бежал из Германии, и Штауффенберг вместе с остальными отправился за ним в Швейцарию. В тот год Георг умер.
С. Но это был обычный образ жизни Штауффенберга или он только экспериментировал с этим в юности?
М. Я так никогда и не получил надежных доказательств, но многие офицеры, служившие вместе со Штауффенбергом, считали его «кумушкой». Или, формально выражаясь, гомосексуалистом. Он вечно окружал себя смазливыми молоденькими офицерами, которым проповедовал греческую культуру. Насчет того, что в прекрасном теле совершенный дух, или как там он это называл. Многие нормальные офицеры постарше находили его крикливым и неприятным, очень нечистоплотным в отношении личной гигиены, и терпеть не могли этот его мужской гарем, который он таскал за собой по кабинетам.
Еще этот Георг толковал о тайной Германии, возглавить которую назначено именно его юным друзьям после того, как он приобщит их к своему извращенному образу жизни. У меня есть масса документов, из которых видно, что в действительности эта так называемая «тайная Германия» была сборищем гомосексуалистов, интересовавшихся исключительно молоденькими мальчиками. И я думаю, что некоторых заговорщиков, стоявших за Штауффенбергом, больше интересовала отмена крайне строгих государственных законов, запрещающих гомосексуализм, нежели ниспровержение Гитлера. От всего этого дела просто воняет извращением. Вроде того случая с Редлем.[56]
С. У вас есть документация по данному вопросу?
М. Конечно. У меня до сих пор хранятся огромные досье на этих типов. Я рассказал обо всем этом Гитлеру, и он с глубоким отвращением сказал мне, что не желает больше ничего слышать об этом. Он сказал: «Сначала был Рем и его свора педиков, а теперь еще и это. Оставьте сейчас это дело в покое. Позже мы возьмемся за него и используем, чтобы стряхнуть всех этих вырожденцев с их постов, но сейчас не время».
С. Можем ли мы получить копии этих документов?
М. Разумеется. Возможно, вы пожелаете выяснить, кто еще состоял в этом обществе, чтобы в дальнейшем воспользоваться их услугами. Я, конечно, не имею в виду сексуальные услуги, но знание подобных вещей обеспечит лучшее сотрудничество.
С. Позвольте заметить, что нас интересовала бы более подробная информация на эту тему. Уверяю вас, речь не идет о шантаже…
М. О, поверьте, у меня и в мыслях этого не было.
С. Как вы думаете, Советам эти факты были известны?
М. У них нюх на такие вещи. Это дешевый способ добывать информацию, а в России мастера по части сексуального шантажа. Я доподлинно знаю, что они были в курсе дела, но использовали они это как-нибудь или нет, мне пока в точности не известно.
С. Если Советы знали о деятельности Штауффенберга, могло бы им быть известно… или стало известно сейчас… об оставшихся в живых людях, связанных с этим кружком? С кружком «тайной Германии»?
М. Возможно. Если они руководили этими людьми, вы могли бы их завербовать. Раз уж мы об этом заговорили, скажу вам, что очень многие из так называемых героев того времени весьма охотно сотрудничали со мной, поставляя самую разную информацию, кстати практически даром, и помогали выследить других заговорщиков, принадлежавших к другим группам. Мы могли бы обсудить кое-кого из тех, чьи имена вам, скорее всего, известны. Хотите послушать сейчас парочку историй?
С. Почему бы и нет.
М. Я не так давно прочитал одну занятную книгу. Некоего фон Шлабрендорфа…[57] а, я вижу, вам известно, кто этот господин.
С. Я вам ни слова не сказал.
М. Не сказали, но по вашему лицу видно. Так вот, этот самый Шлабрендорф написал книгу, которая была опубликована здесь, в Швейцарии. Вы ее случаем не читали?
С. Мне однажды довелось видеть ее. Она называлась «Офицеры против Гитлера»?
М. Да. На самом деле, я бы очень хотел знать, кто ее написал. Я уверен, что это сделал не фон Шлабрендорф.
С. Почему вы так думаете?
M. Я допрашивал его, и он был одним из тех, кто очень содействовал мне в работе. Разумеется, сейчас он или, вернее, тот, кто написал за него эту книгу, описывает, какое мужественное сопротивление оказывал он гестапо. Мужественное сопротивление! Да этот тип из кожи вон лез, чтобы оказаться мне полезным. Не сразу, конечно…
С. Его пытали?
М. Да нет, какие глупости. Этот человек был офицером запаса, приписанным к армейской группе «Центр». И он имел некоторое отношение к взрывным устройствам, которые намеревались использовать против Гитлера. Мне очень хотелось знать: откуда взялись эти взрывные устройства? Из Британии? Они несомненно были британского производства. Из абвера? А может быть, и из Швейцарии. Вполне возможно, что к этому делу приложил руку и ваш мистер Даллес[58] в Берне. Я вел за ним тщательное наблюдение, и на меня работали два человека в его организации, так что я могу говорить о его деятельности с определенной долей уверенности. Я считаю, что это один из его старших помощников, некий Геро фон Гаверниц[59], вручил эти устройства Шлабрендорфу. Естественно, это могло быть сделано потому, что мистер фон Шлабрендорф работал на ваших людей. Он и вправду очень легко шел на сотрудничество. Мы повесили пять человек на основании его показаний, и хотя сам он тоже участвовал в заговоре, я оставил его в живых. В конце концов, война должна была довольно скоро закончиться, а он был американским шпионом, разве не так? Возможно, для вас он и герой, но для меня – предатель. И я вообще-то думаю, что таких предателей надо вешать, но человек из ОСС может впоследствии пригодиться. Большинство людей из ОСС, с которыми мне приходилось сталкиваться, были коммунистами до идиотизма. Я всегда считал, что ОСС хочет похитить Гитлера и использовать его. Или, может быть, какая-то другая фракция хочет его взорвать. Итак, русские у нас держали группу Штауффенберга, американцы – кружок Крейзау, и хотел бы я знать, кого держали британцы? У них был один младший дипломат-педик, кое-кто из турок, целая свора итальянских монархистов и напомаженных педерастов, а еще несколько американцев-англофилов, чьи имена вы с большой радостью, в чем я уверен, прямо сейчас от меня и получите. Кто в действительности написал книгу?
С. Мистер фон Гаверниц редактировал рукопись…
М. Мистер фон Гаверниц написал эту рукопись. В ней полным-полно ошибок. Насчет бомбы в самолете Гитлера. Какая чушь.
С. А что, такого не было?
М. Нет, такого не было. Эта история идет от Шлабрендорфа, доблестного героя, передавшего бомбу офицеру генерального штаба по имени Брандт, который пронес ее в самолет Гитлера из эскадрильи «Кондор». Тот самый Брандт, который впоследствии подорвался на настоящей бомбе Штауффенберга. А та бомба не взорвалась, и тогда Шлабрендорф тут же вылетел специальным самолетом в Растенбург и забрал ее. Кажется, история звучит так?
С. Насколько я помню, да.
М. Брандт несомненно был в ставке армейской группы «Центр», когда там находился Гитлер, но он полетел вторым самолетом, а не вместе с Гитлером. Так что даже если эта фиктивная бомба и сработала бы, она бы ничего не сделала. Разве что избавила бы меня позже от необходимости повесить чуть больше штабных офицеров. А как насчет бомбы на выставке?
С. Об этом мне ничего не известно.
М. Неужели вы никогда не слышали об отважном полковнике, который пронес на выставку бомбу в собственном кармане и собирался броситься на Гитлера и взорвать его?
С. Существовало так много историй подобного рода, что было бы просто немыслимо запомнить их все.
М. Это миф о Герсдорфе.[60] Бомба в его кармане? Да он и в руках-то бомб никогда не держал. Герсдорф – это человек с большим самомнением, который после войны начал кричать на каждом углу, что он пытался убить Гитлера, и выдумывал истории о каких-то бомбах. Я знаю, кто такой Герсдорф. Уверяю вас, его совесть гложет, вот откуда взялась эта история о несостоявшемся покушении. Может, кто-то захочет узнать, почему он чувствует себя виноватым? Нам нужно было создать прикрытие для фон Шлабрендорфа, чтобы это выглядело так, будто он просто отправляется отбывать срок, как и его близкий приятель Герштенмайер. А теперь они оба выглядят, как две старые шлюхи, и объявляют себя героями. Думаю, в конечном счете они правы. Они и в самом деле воплощают собой истинный дух сопротивления. В этом я с ними полностью согласен. И скажите вашему Гаверницу, чтобы в следующий раз он лучше поработал над своими небылицами. Однако моя предусмотрительность в отношении Шлабрендорфа, которого я оставил в живых, хотя очень хотелось его повесить, в конце концов свела нас вместе. Кто бы мог подумать, что так получится?
С. Возможно, вы сами.
М. Я всего лишь простой баварский полицейский, который только старался выполнять свою работу как можно лучше. И я, в конце концов, не отличаюсь особой проницательностью. В одной книге обо мне говорится, что я просто тупой и грубый нацистский головорез, а значит, так оно и есть. Ведь книги никогда не лгут, верно?
С. Я очень хотел бы, генерал, чтобы вы серьезнее относились к нашим беседам.
М. Но если вы рассказываете смешные истории, как я могу удержаться от смеха?
С. Говоря откровенно, я не могу представить вас смеющимся над чем бы то ни было.
М. Мы, немцы, обладаем большим чувством юмора. Если бы мне довелось увидеть, как Сталин тонет в выгребной яме, уверяю вас, мне это показалось бы довольно смешным.
С. Я думаю, нам лучше вернуться к делу Штауффенберга, вы согласны?
М. Еще более зловонному, да еще перед обедом. Хорошо, давайте продолжим. Что еще вы хотели бы узнать об этом тайном германском обществе веселых мальчиков?
С. Группа Штауффенберга сотрудничала с Советами или просто дружественно относилась к ним?
М. Напрямую работала с ними! Сталин боялся… вы знаете, что покушение произошло после вторжения Запада во Францию и прорыва, и Сталин боялся, что западные союзники… американцы и британцы… доберутся до промышленных районов Рура раньше, чем это смогут сделать русские. А для Сталина это был бы большой трофей. Он должен был во что бы то ни стало получить Рур и его промышленный потенциал первым. И поэтому они заключили сделку. Требовалось избавиться от Гитлера и заменить его кем-нибудь, с кем Сталин мог бы договориться и быстро получить физический контроль над индустриальными районами Силезии и Рура. Для достижения этой цели было дано множество обещаний. Штауффенберг, Бек и другие могут оставаться у власти в качестве временного кабинета, пока не будет создано новое, демократически избранное социалистическое правительство. Естественно, имелся в виду социализм в русском стиле. Выстрел в затылок или каторга в сибирских лагерях. Был даже разговор о том, чтобы заменить Гитлера Гиммлером! Уж этого-то никогда не приняли бы ни военные, да и никто другой, конечно. Но сам Гиммлер несколько раз заводил речь о том, чтобы заменить Гитлера, по крайней мере эта идея его заинтересовала. Гиммлер очень верил в собственную значимость и в значимость СС. и хотел остаться у власти. Однажды он сказал мне, что чувствует, будто только он один в состоянии иметь дело с Западом и с Россией. Очень неумный человек.
С. Вы говорили о его колебаниях Гитлеру?
М. Гиммлер всегда старался помешать мне. Приходилось быть очень осторожным. Я же думал о том, и об этом мне не единожды говорил Гитлер, что я должен взять под свой контроль единую разведывательную систему. Я знаю, что он был доволен моей работой после 20 июля, и он вручил мне свой портрет с подписью и высокую награду.
С. Что это был за орден?
М. Рыцарский крест с мечами, в октябре 1944 года Отчасти поводом для этого награждения стала моя работа по передаче дезинформации через перевербованных вражеских радистов, а в остальном – успехи гестапо в искоренении заговора 20 июля.
С. Я вижу по вашим документам, что вы были удостоены Железных крестов в 1940 году. Вы участвовали в боях?
М. Нет. Я получил их за мою работу в августе-сентябре 1939 года. Во время дела в Глейвице, когда Гейдрих инсценировал нападение поляков на радиостанцию в Глейвице, чтобы дать оправдание нашему нападению на Польшу. Дата была изменена, потому что Гитлер до последней минуты пытался вести переговоры, но один отряд не получил приказ о прекращении операции и начал стрелять по германскому таможенному посту. Мне пришлось лично заняться этим делом и прекратить стрельбу. Но тогда это не был Железный крест. Это была дополнительная планка к этим орденам, которые я получил за войну 1914 года.
С. Мы можем обсудить это в другой раз. Сейчас меня интересует тема 20 июля. Было ли Гитлеру известно о связи заговорщиков с русскими, и как он на это реагировал?
М. Он знал об этом, и, похоже, это его не удивило. Сначала, основываясь на собственных наблюдениях, он считал, что за всем этим стоят британцы, но позже он отказался от этой идеи, когда я представил ему свои доказательства Гитлер всегда думал, что британцы хотят убить его. И у Штауффенберга, через семью его жены, были связи с британцами. Обнаруженные нами бомбы и детонаторы были британского происхождения, но в дальнейшем мы все же выяснили, что они пришли со складов абвера, и их не собирались использовать именно против Гитлера.
С. Но ведь вы обвинили в этом ОСС…
М. Маленькая шутка.
С. Как у абвера оказались британская взрывчатка и детонаторы?
М. Абвер контролировал всю сеть SOE[61] в Голландии, и от британцев в руки абвера падали с неба сброшенные с самолетов тонны оружия и оборудования для саботажа. При этом британцы не знали, что их сеть раскрыта. Вот откуда это все взялось. Первые отчеты комиссии по расследованию указывают на использование при покушении британских взрывных устройств, и Гитлер сам рассказывал мне, что из своего военного опыта знает, какой цвет пламени взрыва и как пахнет взрывчатка британских взрывных устройств.
С. Существуют какие-нибудь доказательства тому, что группа Штауффенберга имела связи с Советами?
М. Разумеется. Гестапо арестовало все личные бумаги Штауффенберга, где бы они ни находились. По сути, когда мы нашли место его пребывания в Берлине… я имею в виду его секретное убежище в Потсдаме… мы обнаружили, что он записывал абсолютно все. И не только это. Мы обнаружили дом, битком набитый продуктами с черного рынка, вином, одеждой и тому подобной роскошью. Очень законопослушный и патриотичный человек был Штауффенберг. Вы спрашивали меня о его извращенности? Пожалуйста, несколько альбомов с изображениями нагих итальянских мальчиков работы небезызвестного фон Глодена. Их я не держу в своих архивах. Мы отследили всю добытую информацию, и советская ниточка обнаружилась почти сразу. Мы упустили Кестринга, хоть он и был допрошен, но из остальных мы вытрясли все. Гитлер приказал хранить все эти документы в строгом секрете и поручил это лично мне, потому что он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал, что ему известно, а что нет. Уверяю вас, в то время многие люди были очень напуганы.
С. Что произошло с этими документами?
М. Бумагами Штауффенберга?
С. Да.
М. Я сохранил их. И, предваряя ваш следующий вопрос, они до сих пор у меня. Исключая картинки с голыми мальчиками.
С. Не думаю, чтобы они нас сильно интересовали.
М. Надеюсь, что нет. Так вот, британцы…
С. Пожалуйста, давайте придерживаться нашей повестки дня. Итак, помимо Штауффенберга, были еще какие-нибудь деятели в Германии, которые работали на Советы?
М. Им многие симпатизировали из так называемой интеллигенции вроде «Красной Капеллы», которую мы разгромили перед этим. Это было типично. Считается, что у русских очень сильная разведка, но все, что они фактически делали, это внедрялись в прокоммунистические группы интеллигентов в разных странах и через этих сломленных людей получали самую разную информацию задаром. Русские терпеть не могут платить за что-нибудь. А студенты университетов, писатели, артисты, профессора и так далее с радостью раскрывали им государственные секреты просто ради того, чтобы помочь делу социализма. Но сотрудничать? Лет, в лучшем случае очень немногие, да и то главным образом тайно, поддерживали Сталина. Украдкой по ночам распихивали по почтовым ящикам скверно написанные листовки или малевали на стенах антиправительственные лозунги. Я говорил вам, что удел их был жалок, и поверьте, так оно и было на самом деле.
С. Вот один из самых важных вопросов в моей сегодняшней повестке дня. Я должен спросить вас, известно ли вам что-либо о дневниках адмирала Канариса?
М. Известно. После 20 июля против Канариса не было выдвинуто обвинение, хотя некоторые из его ближайших коллег были разоблачены как изменники. Гиммлер защищал его практически до конца. А затем, в апреле 1945 года, один офицер случайно обнаружил эти дневники, запрятанные в сейф в военном штабе. Их тут же передали Раттенхуберу…
С. Раттенхубер? Из службы безопасности?
М. Он был начальником личной охраны Гитлера из RSD.[62] Полицейский-профессионал, баварец из Мюнхена. Он прочел их и немедленно отнес мне.
С. А не Кальтенбруннеру?
М. Нет, непосредственно мне. По приказу Гитлера все вещи такого рода первым делом попадали в мои руки. Я пролистал их и велел сделать фотоснимки со всех документов. Потом я показал дневники Гитлеру…
С. Оригиналы или фотографии?
М. Гитлеру – всегда только оригиналы. Он внимательно прочел их и велел мне надежно хранить их у себя. Фотографии избранных страниц были вручены Кальтенбруннеру, а он позже передал их Гитлеру.
С. А оригиналы? В смысле, что произошло с оригиналами?
М. Я их припрятал.
С. Они еще в сохранности?
М. Вполне.
С. Что было в этих дневниках?
М. Эти идиоты поверяли бумаге буквально все. В этом деле об измене моя задача заключалась не в том, чтобы найти важные документы, а в том, чтобы определить, какие важные документы наиболее важны. Буквально все из компании Штауффенберга вели дневники, делали заметки и писали самые разные разоблачающие документы, которые они держали в столах, сейфах в собственных кабинетах или других легко вычисляемых местах. Канарис ничем от них не отличался, хотя как начальник разведки он мог бы быть посообразительнее.
С. Но, по существу, в этих дневниках было…
М. То же, что и у всякого другого. Оправдание себя и своих действий. Там были записи о контактах и с Западом, и с Востоком, через разных высокопоставленных государственных чинов, религиозных деятелей и прочее. Кстати, эти религиозные господа оказались худшими из всех. Хотя сам я посещаю церковь, когда дело доходит до этих блеющих агнцев Божьих, я склонен согласиться с Борманом. Эти моральные уроды в один голос заявляли, что Господь требует от них, чтобы они убили Гитлера, и что все, что они делают, приемлемо, поскольку они носят сутану. И уж они-то были в самых первых рядах, чтобы доносить на своих друзей, друзей своих друзей и кого угодно, кто только приходил им на ум. Я предпочитал не допрашивать этих тварей сам, если у меня был выбор. А Канариса мне довелось допрашивать по различным поводам, и тут он проявил себя истинным греком. У него были ответы на все вопросы, и ни один из них не был правдой. Ему, скорее, следовало бы торговать где-нибудь коврами и держаться от армии подальше. Его дневники стали в итоге его смертным приговором. В них содержалось описание заговора с целью захватить Гитлера с помощью дивизии «Бранденбург», который был разработан до мельчайших деталей. За исключением того, конечно, что они забыли поделиться своими планами с командиром дивизии или кем-либо из его штаба. И для них впоследствии стало большим потрясением, когда командир категорически отверг их план и не стал защищать их на допросах. Вам следует понять, что эти идиоты, когда их задерживали или арестовывали, тут же сами выбалтывали гестапо все, что знали. Я никого из них не подвергал пыткам. В этом не было необходимости. Конечно, с одним человеком я мог разговаривать очень резко, зато с другим я вел себя мягко и дружелюбно. Тон допроса зависит от человека, которого допрашивают. Большинство этих господ выдавали мне всю необходимую информацию так быстро, как только могли, и теперь, когда я читаю книги о героическом сопротивлении и ужасных пытках, мне делается смешно. Конечно, оказаться в камере не слишком приятно, особенно для всяких изнеженных чиновников и надменных генералов, и на них оказывали очень сильное психологическое давление, но ни одного из них не били. В этом просто не было нужды, поскольку они по большей части из кожи вон лезли, чтобы исповедаться самим и впутать как можно больше других людей. И в числе тех, кого они впутывали, было довольно много людей, которые вообще ничего об этом не знали. Я думаю, в итоге мы отпустили на свободу гораздо больше народу, чем посадили. Конечно, когда подозреваемый начинал лгать мне и старался втянуть за собой еще кого-нибудь, я обращался с ним очень сурово. Большинство их так или иначе повесили бы, но они явно не хотели остаться без компании.
[12 июня 1942 года Мюллер издал подписанный им лично приказ, касающийся правил ведения как обычного допроса в целом, так и интенсивного допроса в частности.
«1. Интенсивный допрос может применяться только в том случае, если в ходе предварительного допроса стало ясно, что арестованный владеет информацией о каких-либо важных фактах, касающихся контактов или намерений, враждебных государственной или правовой системе, но отказывается сообщить эти сведения, и если последние не могут быть получены в ходе расследования.
2. В подобных обстоятельствах интенсивный допрос может применяться только по отношению к коммунистам, марксистам, членам религиозных сект, саботажникам, террористам, членам движения Сопротивления, вражеским десантированным агентам, асоциальным личностям, польским или советским лицам, отказывающимся сотрудничать, а также бродягам. Во всех иных случаях принципиально необходимо мое предварительное разрешение.
3. Интенсивный допрос не может применяться с целью принудить заключенного сознаться в собственных преступных действиях, а также этот метод не может применяться по отношению к лицам, временно освобожденным системой правосудия с целью проведения дальнейшего расследования. В случае исключений также требуется мое предварительное разрешение.
М. Да, конечно. После 20 июля от одного моего товарища из мюнхенской полиции, имевшего доступ к архивным служебным материалам, мне стало известно об одном деле прошлых времен. Георг совратил одного хорошенького мальчика в Мюнхене, и семья этого мальчика, возмутившись посвященными ему любовными стихами Георга, вмешалась. Против Георга выдвинули обвинение, было проведено расследование, в ходе которого неоднократно всплывали имена братьев Штауффенберг. Деятельность Георга протекала в Гейдельберге, где он руководил своего рода религиозной сектой со всяческими тайными церемониями, во время которых юноши танцевали нагишом и все такое прочее. Отвратительные вещи.
С. И Штауффенберг тоже входил в этот кружок?
M. Да, он и его братья. Штауффенберг был довольно хорош собой, если вам доводилось видеть его фотографии. Он был высок, строен, хорошо сложен, так что, я думаю, Георга влекло к нему. Сам Штауффенберг вступил в эту секту, когда ему было семнадцать. После смены власти в 1933 году Георг бежал из Германии, и Штауффенберг вместе с остальными отправился за ним в Швейцарию. В тот год Георг умер.
С. Но это был обычный образ жизни Штауффенберга или он только экспериментировал с этим в юности?
М. Я так никогда и не получил надежных доказательств, но многие офицеры, служившие вместе со Штауффенбергом, считали его «кумушкой». Или, формально выражаясь, гомосексуалистом. Он вечно окружал себя смазливыми молоденькими офицерами, которым проповедовал греческую культуру. Насчет того, что в прекрасном теле совершенный дух, или как там он это называл. Многие нормальные офицеры постарше находили его крикливым и неприятным, очень нечистоплотным в отношении личной гигиены, и терпеть не могли этот его мужской гарем, который он таскал за собой по кабинетам.
Еще этот Георг толковал о тайной Германии, возглавить которую назначено именно его юным друзьям после того, как он приобщит их к своему извращенному образу жизни. У меня есть масса документов, из которых видно, что в действительности эта так называемая «тайная Германия» была сборищем гомосексуалистов, интересовавшихся исключительно молоденькими мальчиками. И я думаю, что некоторых заговорщиков, стоявших за Штауффенбергом, больше интересовала отмена крайне строгих государственных законов, запрещающих гомосексуализм, нежели ниспровержение Гитлера. От всего этого дела просто воняет извращением. Вроде того случая с Редлем.[56]
С. У вас есть документация по данному вопросу?
М. Конечно. У меня до сих пор хранятся огромные досье на этих типов. Я рассказал обо всем этом Гитлеру, и он с глубоким отвращением сказал мне, что не желает больше ничего слышать об этом. Он сказал: «Сначала был Рем и его свора педиков, а теперь еще и это. Оставьте сейчас это дело в покое. Позже мы возьмемся за него и используем, чтобы стряхнуть всех этих вырожденцев с их постов, но сейчас не время».
С. Можем ли мы получить копии этих документов?
М. Разумеется. Возможно, вы пожелаете выяснить, кто еще состоял в этом обществе, чтобы в дальнейшем воспользоваться их услугами. Я, конечно, не имею в виду сексуальные услуги, но знание подобных вещей обеспечит лучшее сотрудничество.
С. Позвольте заметить, что нас интересовала бы более подробная информация на эту тему. Уверяю вас, речь не идет о шантаже…
М. О, поверьте, у меня и в мыслях этого не было.
С. Как вы думаете, Советам эти факты были известны?
М. У них нюх на такие вещи. Это дешевый способ добывать информацию, а в России мастера по части сексуального шантажа. Я доподлинно знаю, что они были в курсе дела, но использовали они это как-нибудь или нет, мне пока в точности не известно.
С. Если Советы знали о деятельности Штауффенберга, могло бы им быть известно… или стало известно сейчас… об оставшихся в живых людях, связанных с этим кружком? С кружком «тайной Германии»?
М. Возможно. Если они руководили этими людьми, вы могли бы их завербовать. Раз уж мы об этом заговорили, скажу вам, что очень многие из так называемых героев того времени весьма охотно сотрудничали со мной, поставляя самую разную информацию, кстати практически даром, и помогали выследить других заговорщиков, принадлежавших к другим группам. Мы могли бы обсудить кое-кого из тех, чьи имена вам, скорее всего, известны. Хотите послушать сейчас парочку историй?
С. Почему бы и нет.
М. Я не так давно прочитал одну занятную книгу. Некоего фон Шлабрендорфа…[57] а, я вижу, вам известно, кто этот господин.
С. Я вам ни слова не сказал.
М. Не сказали, но по вашему лицу видно. Так вот, этот самый Шлабрендорф написал книгу, которая была опубликована здесь, в Швейцарии. Вы ее случаем не читали?
С. Мне однажды довелось видеть ее. Она называлась «Офицеры против Гитлера»?
М. Да. На самом деле, я бы очень хотел знать, кто ее написал. Я уверен, что это сделал не фон Шлабрендорф.
С. Почему вы так думаете?
M. Я допрашивал его, и он был одним из тех, кто очень содействовал мне в работе. Разумеется, сейчас он или, вернее, тот, кто написал за него эту книгу, описывает, какое мужественное сопротивление оказывал он гестапо. Мужественное сопротивление! Да этот тип из кожи вон лез, чтобы оказаться мне полезным. Не сразу, конечно…
С. Его пытали?
М. Да нет, какие глупости. Этот человек был офицером запаса, приписанным к армейской группе «Центр». И он имел некоторое отношение к взрывным устройствам, которые намеревались использовать против Гитлера. Мне очень хотелось знать: откуда взялись эти взрывные устройства? Из Британии? Они несомненно были британского производства. Из абвера? А может быть, и из Швейцарии. Вполне возможно, что к этому делу приложил руку и ваш мистер Даллес[58] в Берне. Я вел за ним тщательное наблюдение, и на меня работали два человека в его организации, так что я могу говорить о его деятельности с определенной долей уверенности. Я считаю, что это один из его старших помощников, некий Геро фон Гаверниц[59], вручил эти устройства Шлабрендорфу. Естественно, это могло быть сделано потому, что мистер фон Шлабрендорф работал на ваших людей. Он и вправду очень легко шел на сотрудничество. Мы повесили пять человек на основании его показаний, и хотя сам он тоже участвовал в заговоре, я оставил его в живых. В конце концов, война должна была довольно скоро закончиться, а он был американским шпионом, разве не так? Возможно, для вас он и герой, но для меня – предатель. И я вообще-то думаю, что таких предателей надо вешать, но человек из ОСС может впоследствии пригодиться. Большинство людей из ОСС, с которыми мне приходилось сталкиваться, были коммунистами до идиотизма. Я всегда считал, что ОСС хочет похитить Гитлера и использовать его. Или, может быть, какая-то другая фракция хочет его взорвать. Итак, русские у нас держали группу Штауффенберга, американцы – кружок Крейзау, и хотел бы я знать, кого держали британцы? У них был один младший дипломат-педик, кое-кто из турок, целая свора итальянских монархистов и напомаженных педерастов, а еще несколько американцев-англофилов, чьи имена вы с большой радостью, в чем я уверен, прямо сейчас от меня и получите. Кто в действительности написал книгу?
С. Мистер фон Гаверниц редактировал рукопись…
М. Мистер фон Гаверниц написал эту рукопись. В ней полным-полно ошибок. Насчет бомбы в самолете Гитлера. Какая чушь.
С. А что, такого не было?
М. Нет, такого не было. Эта история идет от Шлабрендорфа, доблестного героя, передавшего бомбу офицеру генерального штаба по имени Брандт, который пронес ее в самолет Гитлера из эскадрильи «Кондор». Тот самый Брандт, который впоследствии подорвался на настоящей бомбе Штауффенберга. А та бомба не взорвалась, и тогда Шлабрендорф тут же вылетел специальным самолетом в Растенбург и забрал ее. Кажется, история звучит так?
С. Насколько я помню, да.
М. Брандт несомненно был в ставке армейской группы «Центр», когда там находился Гитлер, но он полетел вторым самолетом, а не вместе с Гитлером. Так что даже если эта фиктивная бомба и сработала бы, она бы ничего не сделала. Разве что избавила бы меня позже от необходимости повесить чуть больше штабных офицеров. А как насчет бомбы на выставке?
С. Об этом мне ничего не известно.
М. Неужели вы никогда не слышали об отважном полковнике, который пронес на выставку бомбу в собственном кармане и собирался броситься на Гитлера и взорвать его?
С. Существовало так много историй подобного рода, что было бы просто немыслимо запомнить их все.
М. Это миф о Герсдорфе.[60] Бомба в его кармане? Да он и в руках-то бомб никогда не держал. Герсдорф – это человек с большим самомнением, который после войны начал кричать на каждом углу, что он пытался убить Гитлера, и выдумывал истории о каких-то бомбах. Я знаю, кто такой Герсдорф. Уверяю вас, его совесть гложет, вот откуда взялась эта история о несостоявшемся покушении. Может, кто-то захочет узнать, почему он чувствует себя виноватым? Нам нужно было создать прикрытие для фон Шлабрендорфа, чтобы это выглядело так, будто он просто отправляется отбывать срок, как и его близкий приятель Герштенмайер. А теперь они оба выглядят, как две старые шлюхи, и объявляют себя героями. Думаю, в конечном счете они правы. Они и в самом деле воплощают собой истинный дух сопротивления. В этом я с ними полностью согласен. И скажите вашему Гаверницу, чтобы в следующий раз он лучше поработал над своими небылицами. Однако моя предусмотрительность в отношении Шлабрендорфа, которого я оставил в живых, хотя очень хотелось его повесить, в конце концов свела нас вместе. Кто бы мог подумать, что так получится?
С. Возможно, вы сами.
М. Я всего лишь простой баварский полицейский, который только старался выполнять свою работу как можно лучше. И я, в конце концов, не отличаюсь особой проницательностью. В одной книге обо мне говорится, что я просто тупой и грубый нацистский головорез, а значит, так оно и есть. Ведь книги никогда не лгут, верно?
С. Я очень хотел бы, генерал, чтобы вы серьезнее относились к нашим беседам.
М. Но если вы рассказываете смешные истории, как я могу удержаться от смеха?
С. Говоря откровенно, я не могу представить вас смеющимся над чем бы то ни было.
М. Мы, немцы, обладаем большим чувством юмора. Если бы мне довелось увидеть, как Сталин тонет в выгребной яме, уверяю вас, мне это показалось бы довольно смешным.
С. Я думаю, нам лучше вернуться к делу Штауффенберга, вы согласны?
М. Еще более зловонному, да еще перед обедом. Хорошо, давайте продолжим. Что еще вы хотели бы узнать об этом тайном германском обществе веселых мальчиков?
С. Группа Штауффенберга сотрудничала с Советами или просто дружественно относилась к ним?
М. Напрямую работала с ними! Сталин боялся… вы знаете, что покушение произошло после вторжения Запада во Францию и прорыва, и Сталин боялся, что западные союзники… американцы и британцы… доберутся до промышленных районов Рура раньше, чем это смогут сделать русские. А для Сталина это был бы большой трофей. Он должен был во что бы то ни стало получить Рур и его промышленный потенциал первым. И поэтому они заключили сделку. Требовалось избавиться от Гитлера и заменить его кем-нибудь, с кем Сталин мог бы договориться и быстро получить физический контроль над индустриальными районами Силезии и Рура. Для достижения этой цели было дано множество обещаний. Штауффенберг, Бек и другие могут оставаться у власти в качестве временного кабинета, пока не будет создано новое, демократически избранное социалистическое правительство. Естественно, имелся в виду социализм в русском стиле. Выстрел в затылок или каторга в сибирских лагерях. Был даже разговор о том, чтобы заменить Гитлера Гиммлером! Уж этого-то никогда не приняли бы ни военные, да и никто другой, конечно. Но сам Гиммлер несколько раз заводил речь о том, чтобы заменить Гитлера, по крайней мере эта идея его заинтересовала. Гиммлер очень верил в собственную значимость и в значимость СС. и хотел остаться у власти. Однажды он сказал мне, что чувствует, будто только он один в состоянии иметь дело с Западом и с Россией. Очень неумный человек.
С. Вы говорили о его колебаниях Гитлеру?
М. Гиммлер всегда старался помешать мне. Приходилось быть очень осторожным. Я же думал о том, и об этом мне не единожды говорил Гитлер, что я должен взять под свой контроль единую разведывательную систему. Я знаю, что он был доволен моей работой после 20 июля, и он вручил мне свой портрет с подписью и высокую награду.
С. Что это был за орден?
М. Рыцарский крест с мечами, в октябре 1944 года Отчасти поводом для этого награждения стала моя работа по передаче дезинформации через перевербованных вражеских радистов, а в остальном – успехи гестапо в искоренении заговора 20 июля.
С. Я вижу по вашим документам, что вы были удостоены Железных крестов в 1940 году. Вы участвовали в боях?
М. Нет. Я получил их за мою работу в августе-сентябре 1939 года. Во время дела в Глейвице, когда Гейдрих инсценировал нападение поляков на радиостанцию в Глейвице, чтобы дать оправдание нашему нападению на Польшу. Дата была изменена, потому что Гитлер до последней минуты пытался вести переговоры, но один отряд не получил приказ о прекращении операции и начал стрелять по германскому таможенному посту. Мне пришлось лично заняться этим делом и прекратить стрельбу. Но тогда это не был Железный крест. Это была дополнительная планка к этим орденам, которые я получил за войну 1914 года.
С. Мы можем обсудить это в другой раз. Сейчас меня интересует тема 20 июля. Было ли Гитлеру известно о связи заговорщиков с русскими, и как он на это реагировал?
М. Он знал об этом, и, похоже, это его не удивило. Сначала, основываясь на собственных наблюдениях, он считал, что за всем этим стоят британцы, но позже он отказался от этой идеи, когда я представил ему свои доказательства Гитлер всегда думал, что британцы хотят убить его. И у Штауффенберга, через семью его жены, были связи с британцами. Обнаруженные нами бомбы и детонаторы были британского происхождения, но в дальнейшем мы все же выяснили, что они пришли со складов абвера, и их не собирались использовать именно против Гитлера.
С. Но ведь вы обвинили в этом ОСС…
М. Маленькая шутка.
С. Как у абвера оказались британская взрывчатка и детонаторы?
М. Абвер контролировал всю сеть SOE[61] в Голландии, и от британцев в руки абвера падали с неба сброшенные с самолетов тонны оружия и оборудования для саботажа. При этом британцы не знали, что их сеть раскрыта. Вот откуда это все взялось. Первые отчеты комиссии по расследованию указывают на использование при покушении британских взрывных устройств, и Гитлер сам рассказывал мне, что из своего военного опыта знает, какой цвет пламени взрыва и как пахнет взрывчатка британских взрывных устройств.
С. Существуют какие-нибудь доказательства тому, что группа Штауффенберга имела связи с Советами?
М. Разумеется. Гестапо арестовало все личные бумаги Штауффенберга, где бы они ни находились. По сути, когда мы нашли место его пребывания в Берлине… я имею в виду его секретное убежище в Потсдаме… мы обнаружили, что он записывал абсолютно все. И не только это. Мы обнаружили дом, битком набитый продуктами с черного рынка, вином, одеждой и тому подобной роскошью. Очень законопослушный и патриотичный человек был Штауффенберг. Вы спрашивали меня о его извращенности? Пожалуйста, несколько альбомов с изображениями нагих итальянских мальчиков работы небезызвестного фон Глодена. Их я не держу в своих архивах. Мы отследили всю добытую информацию, и советская ниточка обнаружилась почти сразу. Мы упустили Кестринга, хоть он и был допрошен, но из остальных мы вытрясли все. Гитлер приказал хранить все эти документы в строгом секрете и поручил это лично мне, потому что он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал, что ему известно, а что нет. Уверяю вас, в то время многие люди были очень напуганы.
С. Что произошло с этими документами?
М. Бумагами Штауффенберга?
С. Да.
М. Я сохранил их. И, предваряя ваш следующий вопрос, они до сих пор у меня. Исключая картинки с голыми мальчиками.
С. Не думаю, чтобы они нас сильно интересовали.
М. Надеюсь, что нет. Так вот, британцы…
С. Пожалуйста, давайте придерживаться нашей повестки дня. Итак, помимо Штауффенберга, были еще какие-нибудь деятели в Германии, которые работали на Советы?
М. Им многие симпатизировали из так называемой интеллигенции вроде «Красной Капеллы», которую мы разгромили перед этим. Это было типично. Считается, что у русских очень сильная разведка, но все, что они фактически делали, это внедрялись в прокоммунистические группы интеллигентов в разных странах и через этих сломленных людей получали самую разную информацию задаром. Русские терпеть не могут платить за что-нибудь. А студенты университетов, писатели, артисты, профессора и так далее с радостью раскрывали им государственные секреты просто ради того, чтобы помочь делу социализма. Но сотрудничать? Лет, в лучшем случае очень немногие, да и то главным образом тайно, поддерживали Сталина. Украдкой по ночам распихивали по почтовым ящикам скверно написанные листовки или малевали на стенах антиправительственные лозунги. Я говорил вам, что удел их был жалок, и поверьте, так оно и было на самом деле.
С. Вот один из самых важных вопросов в моей сегодняшней повестке дня. Я должен спросить вас, известно ли вам что-либо о дневниках адмирала Канариса?
М. Известно. После 20 июля против Канариса не было выдвинуто обвинение, хотя некоторые из его ближайших коллег были разоблачены как изменники. Гиммлер защищал его практически до конца. А затем, в апреле 1945 года, один офицер случайно обнаружил эти дневники, запрятанные в сейф в военном штабе. Их тут же передали Раттенхуберу…
С. Раттенхубер? Из службы безопасности?
М. Он был начальником личной охраны Гитлера из RSD.[62] Полицейский-профессионал, баварец из Мюнхена. Он прочел их и немедленно отнес мне.
С. А не Кальтенбруннеру?
М. Нет, непосредственно мне. По приказу Гитлера все вещи такого рода первым делом попадали в мои руки. Я пролистал их и велел сделать фотоснимки со всех документов. Потом я показал дневники Гитлеру…
С. Оригиналы или фотографии?
М. Гитлеру – всегда только оригиналы. Он внимательно прочел их и велел мне надежно хранить их у себя. Фотографии избранных страниц были вручены Кальтенбруннеру, а он позже передал их Гитлеру.
С. А оригиналы? В смысле, что произошло с оригиналами?
М. Я их припрятал.
С. Они еще в сохранности?
М. Вполне.
С. Что было в этих дневниках?
М. Эти идиоты поверяли бумаге буквально все. В этом деле об измене моя задача заключалась не в том, чтобы найти важные документы, а в том, чтобы определить, какие важные документы наиболее важны. Буквально все из компании Штауффенберга вели дневники, делали заметки и писали самые разные разоблачающие документы, которые они держали в столах, сейфах в собственных кабинетах или других легко вычисляемых местах. Канарис ничем от них не отличался, хотя как начальник разведки он мог бы быть посообразительнее.
С. Но, по существу, в этих дневниках было…
М. То же, что и у всякого другого. Оправдание себя и своих действий. Там были записи о контактах и с Западом, и с Востоком, через разных высокопоставленных государственных чинов, религиозных деятелей и прочее. Кстати, эти религиозные господа оказались худшими из всех. Хотя сам я посещаю церковь, когда дело доходит до этих блеющих агнцев Божьих, я склонен согласиться с Борманом. Эти моральные уроды в один голос заявляли, что Господь требует от них, чтобы они убили Гитлера, и что все, что они делают, приемлемо, поскольку они носят сутану. И уж они-то были в самых первых рядах, чтобы доносить на своих друзей, друзей своих друзей и кого угодно, кто только приходил им на ум. Я предпочитал не допрашивать этих тварей сам, если у меня был выбор. А Канариса мне довелось допрашивать по различным поводам, и тут он проявил себя истинным греком. У него были ответы на все вопросы, и ни один из них не был правдой. Ему, скорее, следовало бы торговать где-нибудь коврами и держаться от армии подальше. Его дневники стали в итоге его смертным приговором. В них содержалось описание заговора с целью захватить Гитлера с помощью дивизии «Бранденбург», который был разработан до мельчайших деталей. За исключением того, конечно, что они забыли поделиться своими планами с командиром дивизии или кем-либо из его штаба. И для них впоследствии стало большим потрясением, когда командир категорически отверг их план и не стал защищать их на допросах. Вам следует понять, что эти идиоты, когда их задерживали или арестовывали, тут же сами выбалтывали гестапо все, что знали. Я никого из них не подвергал пыткам. В этом не было необходимости. Конечно, с одним человеком я мог разговаривать очень резко, зато с другим я вел себя мягко и дружелюбно. Тон допроса зависит от человека, которого допрашивают. Большинство этих господ выдавали мне всю необходимую информацию так быстро, как только могли, и теперь, когда я читаю книги о героическом сопротивлении и ужасных пытках, мне делается смешно. Конечно, оказаться в камере не слишком приятно, особенно для всяких изнеженных чиновников и надменных генералов, и на них оказывали очень сильное психологическое давление, но ни одного из них не били. В этом просто не было нужды, поскольку они по большей части из кожи вон лезли, чтобы исповедаться самим и впутать как можно больше других людей. И в числе тех, кого они впутывали, было довольно много людей, которые вообще ничего об этом не знали. Я думаю, в итоге мы отпустили на свободу гораздо больше народу, чем посадили. Конечно, когда подозреваемый начинал лгать мне и старался втянуть за собой еще кого-нибудь, я обращался с ним очень сурово. Большинство их так или иначе повесили бы, но они явно не хотели остаться без компании.
[12 июня 1942 года Мюллер издал подписанный им лично приказ, касающийся правил ведения как обычного допроса в целом, так и интенсивного допроса в частности.
«1. Интенсивный допрос может применяться только в том случае, если в ходе предварительного допроса стало ясно, что арестованный владеет информацией о каких-либо важных фактах, касающихся контактов или намерений, враждебных государственной или правовой системе, но отказывается сообщить эти сведения, и если последние не могут быть получены в ходе расследования.
2. В подобных обстоятельствах интенсивный допрос может применяться только по отношению к коммунистам, марксистам, членам религиозных сект, саботажникам, террористам, членам движения Сопротивления, вражеским десантированным агентам, асоциальным личностям, польским или советским лицам, отказывающимся сотрудничать, а также бродягам. Во всех иных случаях принципиально необходимо мое предварительное разрешение.
3. Интенсивный допрос не может применяться с целью принудить заключенного сознаться в собственных преступных действиях, а также этот метод не может применяться по отношению к лицам, временно освобожденным системой правосудия с целью проведения дальнейшего расследования. В случае исключений также требуется мое предварительное разрешение.