Страница:
С. Наша Гражданская война – случай, подтверждающий эту точку зрения. Прошло менее ста лет с тех пор, как она закончилась, и рациональный, уравновешенный взгляд на это все еще не сформировался.
М. И раз уж мы оба интересуемся изобразительным искусством, заметьте, что художник, живущий и работающий в наши дни, живет и умирает в совершенной безвестности. Столетием или двумя позже его работы принесут громадные деньги, в то же время некоторые знаменитые художники заканчивают свой век в мусорной куче. Все меняется и, скорее всего, является иллюзией. Это был наш сегодняшний урок философии, и мы можем вернуться к обсуждению более близких предметов. И я уверен, это была партизанская война.
За исключением кампаний против британцев во время вашей революции, ваша страна не имела опыта подобных форм боевых действий. Чего нельзя сказать о нашей, и это тот опыт, который дает партизану все преимущества. Британцы имели опыт восстаний в их империи, но в Индии, к примеру, они развили такую сокрушительную активность и с такой ужасающей беспощадностью, что заставили других следить за тем, что они говорят и делают. Они решили вторгнуться в земли вооруженных одними копьями зулусов, полагая, что поднялись против горстки черных только для того, чтобы понести тяжелое военное поражение от рук этих самых дикарей. Можно себе представить ярость английского правительства и ужасные расправы, ожидающие этих черных позднее. Это животное опасно: когда на него нападают, оно защищает себя. Но мы говорим здесь не о тех, кто совершает вторжение, а о мятежных саботажниках внутри страны, поощряемых, направляемых и снабжаемых извне.
Теперь, когда Рузвельт мертв, коммунисты в вашей стране лишились головы, но они отрастят новую. Может быть, Уоллес еще станет президентом. Кто знает? И если это так – убейте его поскорее. Лучше всего завербовать сумасшедшего левого, чтобы он сделал это. Это методика Сталина при планировании исполнения политических убийств. Никогда не используйте левых для того, чтобы делать подобные вещи. Найдите кого-нибудь из правых, чтобы сделать это, и укажите обвиняющим перстом в другом направлении. У вас не будет никаких проблем, чтобы найти идиота, который направит оружие на того, кого вы собирались убрать. Я лично предпочитаю сердечный приступ или автомобильную катастрофу для политического убийства. Что-то в молоке, какие-то микробы, и человек мертв от болезни печени в течение двух месяцев. После смерти обнаруживается, что его печень не выдержала, и делу конец. Вина микробов. И это имеет дополнительные преимущества – нет живого убийцы, чтобы задать ему вопросы и, возможно, побудить его выступить публично с неудобными откровениями.
Бежать в бюро найма политических киллеров – это не то, что нужно здесь, ясно? У меня не было проблем, когда я разрабатывал программы борьбы с профессиональными партизанами, ни разу. И с этими вы должны обращаться иначе, нежели с интеллектуальными идиотами. Первые из них должны быть тихо убиты частным образом, и тогда вы сможете следить за остальными. Если они станут слишком опасными, арестуйте их из-за налоговых проблем или по причине отвратительного сексуального поведения с животными на ферме. Это фактически погубит их репутацию, и общество от них отвернется. Представьте, что в свое время выяснилось бы, что В. И. Ленин сожительствует с овцой! Люди стали бы смеяться над ним, и никто не обращал бы на него внимания. Есть много способов справиться с этими людьми, убийство было бы наименее желательно.
С. Я думаю, начала проявляться ваша настоящая натура, генерал.
М. Моя настоящая натура? Скажите мне, что это такое. Дома или с друзьями я один, а в официальной обстановке и на службе – совсем другой. Я оставляю мой мундир и фуражку перед дверью, поверьте мне.
С. Перед дверью вашего кабинета?
М. Нет, моего дома, и я должен сказать вам, что сегодня я получил картины Каналетто и буду рад показать их вам. Это будет приятно отличаться от наших разговоров здесь, как вы думаете?
Кое-что о Рауле Валленберге
Паранойя Иосифа Сталина
М. И раз уж мы оба интересуемся изобразительным искусством, заметьте, что художник, живущий и работающий в наши дни, живет и умирает в совершенной безвестности. Столетием или двумя позже его работы принесут громадные деньги, в то же время некоторые знаменитые художники заканчивают свой век в мусорной куче. Все меняется и, скорее всего, является иллюзией. Это был наш сегодняшний урок философии, и мы можем вернуться к обсуждению более близких предметов. И я уверен, это была партизанская война.
За исключением кампаний против британцев во время вашей революции, ваша страна не имела опыта подобных форм боевых действий. Чего нельзя сказать о нашей, и это тот опыт, который дает партизану все преимущества. Британцы имели опыт восстаний в их империи, но в Индии, к примеру, они развили такую сокрушительную активность и с такой ужасающей беспощадностью, что заставили других следить за тем, что они говорят и делают. Они решили вторгнуться в земли вооруженных одними копьями зулусов, полагая, что поднялись против горстки черных только для того, чтобы понести тяжелое военное поражение от рук этих самых дикарей. Можно себе представить ярость английского правительства и ужасные расправы, ожидающие этих черных позднее. Это животное опасно: когда на него нападают, оно защищает себя. Но мы говорим здесь не о тех, кто совершает вторжение, а о мятежных саботажниках внутри страны, поощряемых, направляемых и снабжаемых извне.
Теперь, когда Рузвельт мертв, коммунисты в вашей стране лишились головы, но они отрастят новую. Может быть, Уоллес еще станет президентом. Кто знает? И если это так – убейте его поскорее. Лучше всего завербовать сумасшедшего левого, чтобы он сделал это. Это методика Сталина при планировании исполнения политических убийств. Никогда не используйте левых для того, чтобы делать подобные вещи. Найдите кого-нибудь из правых, чтобы сделать это, и укажите обвиняющим перстом в другом направлении. У вас не будет никаких проблем, чтобы найти идиота, который направит оружие на того, кого вы собирались убрать. Я лично предпочитаю сердечный приступ или автомобильную катастрофу для политического убийства. Что-то в молоке, какие-то микробы, и человек мертв от болезни печени в течение двух месяцев. После смерти обнаруживается, что его печень не выдержала, и делу конец. Вина микробов. И это имеет дополнительные преимущества – нет живого убийцы, чтобы задать ему вопросы и, возможно, побудить его выступить публично с неудобными откровениями.
Бежать в бюро найма политических киллеров – это не то, что нужно здесь, ясно? У меня не было проблем, когда я разрабатывал программы борьбы с профессиональными партизанами, ни разу. И с этими вы должны обращаться иначе, нежели с интеллектуальными идиотами. Первые из них должны быть тихо убиты частным образом, и тогда вы сможете следить за остальными. Если они станут слишком опасными, арестуйте их из-за налоговых проблем или по причине отвратительного сексуального поведения с животными на ферме. Это фактически погубит их репутацию, и общество от них отвернется. Представьте, что в свое время выяснилось бы, что В. И. Ленин сожительствует с овцой! Люди стали бы смеяться над ним, и никто не обращал бы на него внимания. Есть много способов справиться с этими людьми, убийство было бы наименее желательно.
С. Я думаю, начала проявляться ваша настоящая натура, генерал.
М. Моя настоящая натура? Скажите мне, что это такое. Дома или с друзьями я один, а в официальной обстановке и на службе – совсем другой. Я оставляю мой мундир и фуражку перед дверью, поверьте мне.
С. Перед дверью вашего кабинета?
М. Нет, моего дома, и я должен сказать вам, что сегодня я получил картины Каналетто и буду рад показать их вам. Это будет приятно отличаться от наших разговоров здесь, как вы думаете?
Кое-что о Рауле Валленберге
Рауль Валленберг, родился 4 августа 1912 года в богатой и влиятельной шведской семье банкиров. В 1944 году министр иностранных дел Швеции, Гюнтер, послал Валленберга а Будапешт как начинающего дипломата. Валленберг исчез после войны, и его дальнейшая судьба была предметом спекуляций в течение полувека.
С. Ваш человек Эйхман… он действительно был вашим человеком, не так ли?
М. Да, он работал на меня. В 1939 году я начал уставать от проблем иммиграции и в конце концов передал эти дела Эйхману. Во время войны он должен был находить сотрудников для проектов СС и также эвакуировать евреев с контролируемых нами территорий. Вы еще не нашли его, так ведь? Кто знает, может быть он уже умер?
С. Нет, я не думаю, что мы найдем его, да нас он « не интересует. Но я полагаю, что во время его пребывания в Венгрии в 1944 году он должен был пересекаться с Раулем Валленбергом из шведской дипломатической миссии. Вам что-нибудь известно об этом?
М. Очень крупное дело. Что вы хотите знать о нем?
С. Шведы наводили о Валленберге справки, и я думаю, вы можете знать что-то о нем. Ходят слухи, что Советы его держат где-то в заключении.
M. Нет, я уверен, что его у них нет, живого во всяком случае.
С. Вы думаете, они убили его?
М. Нет, я так не думаю. Валленберг был маленькой пешкой в очень большой игре.
С. «Был»?
М. Валленберг мертв, как и Борман.
С. Вы в этом уверенны?
М. Мне следует быть уверенным, таковы обстоятельства. Мне хотелось бы знать, почему вы интересуетесь столь незначительным персонажем, который исчез во время массового крушения всего общества. Я сказал, что он мертв, и этого еще никто не опроверг. Что вы слышали об этом человеке?
С. Советы утверждали, что его убили люди Салаши[70] за вмешательство в депортацию венгерских евреев.
М. Нет, венгры не имеют отношения к устранению Валленберга. Я знаю это абсолютно точно: дело в том, что я сам организовал расстрел Валленберга.
С. Боже мой, не говорите таких вещей. Будут большие неприятности…
М. Нет, если вы никому не скажете, их не будет.
С. Вы можете рассказать, что произошло?
М. Почему бы и нет? Мне это ничего не стоит, так как я уверен, что вы не собираетесь вставлять это в протокол; могу начать с небольшой предыстории, если хотите. Я не думаю, что вы беспокоитесь…
С. О Валленберге? Конечно, нет, но я забочусь о вас…
М. Как трогательно. Никогда бы не подумал…
С. Пожалуйста, не надо здесь демонстрировать вашу малоприятную манеру острить. Я имел в виду, что забочусь о вашей репутации.
М. Повторяю: очень трогательно с вашей стороны. Вы хотите историю или собираетесь подарить мне цветы?
С. Генерал…
М. Хорошо, цветы будут позже. Валленберг из семьи шведских банкиров. Он был также преданным коммунистом. Не перебивайте. Я сказал преданным коммунистом. Он познакомился с госпожой Коллонтай, советским послом в Швеции, женщиной в полном смысле этого слова. Интеллектуальной женщиной и очень сообразительной. Валленберг показался хорошей кандидатурой для осуществления их замыслов, и Коллонтай обратилась к Понтеру, шведскому министру иностранных дел, и уговорила его послать Валленберга в Будапешт помогать там венгерским евреям.
Но здесь был и другой повод, более важный, чем евреи в Будапеште. В 1943 году Сталин сделал нам через Коллонтай определенное предложение о мирном соглашении. Кстати, Гитлер полностью отказался от этого, в отличие от Гиммлера… Тот всегда старался заглянуть в будущее и не упускать связей, представляющих ценность лично для него. Например, всеми силами укреплял связи со Швецией…
В то время как Эйхман вывозил евреев из Венгрии по настоянию их правительства, этот Валленберг учредил собственное частное паспортное бюро и продавал различные пропуски и удостоверения евреям и вообще всем, кто мог заплатить за них.
С. Я был убежден, что он раздавал их…
М. Да, за деньги. Эйхман обратился ко мне с вопросом, что делать с этим человеком, который становился помехой. Венгры также были возмущены им, так как его деятельность препятствовала изгнанию их евреев. Меня не беспокоило мнение венгров о ком бы то ни было, но здесь я оказался солидарен с ними, особенно когда узнал, что Валленберг одно время был в тесном контакте с Советами.
Дело становилось серьезным, и я пошел с этим к Гиммлеру, который, очевидно, не желал портить отношения со шведами и посоветовал мне быть осмотрительным к потребовать от Эйхмана, чтобы он оставил юного Валленберга в покое. К тому времени каждый из нас прекрасно понимал, что военные действия развиваются не в лучшую сторону и Гиммлер разыграл несколько партий здесь и там, пытаясь застраховать себя от неприятностей. Он сказал мне тогда; «Мюллер, мы должны позаботиться о будущем Германии и Новом Порядке. Мы так долго создавали все это, и если не будем осмотрительными, это все исчезнет в минуту. Нам нужно смотреть в будущее. Мир, даже заключенный в результате переговоров, не стоит презирать».
Это мне особенно запомнилось, и позднее я записал этот разговор.
Я попросил Эйхмана достать мне всю возможную информацию на Валленберга и послать с курьером, что он и сделал. У меня были некоторые связи в венгерской полиции, я использовал их тоже и, в конце концов, получил достаточно материала, чтобы определить характер Валленберга – интеллектуального молодого человека со склонностями радикального политика. Он оказался достаточно податливым материалом, из которого опытный «скульптор», подобный г-же Коллонтай, с удовольствием вылепил бы нужную фигуру. Нам больше ни к чему были советские агенты в Венгрии, особенно те, кто использовал дипломатическую неприкосновенность для продажи фальшивых документов бог знает кому. Я думал об этом несколько дней и решил, невзирая на рекомендации Гиммлера, позаботиться об этом деле самолично. Я связался с одним из самых моих надежных людей и велел ему тихо и незаметно изолировать Валленберга, всех, кто с ним связан, а также любые документы, которые могли быть найдены при них. Ключевым словом в этом распоряжении было «незаметно», и, поверьте мне, вое прошло хорошо и Валленберг был убит.[71]
С. Ваш источник был надежным?
М. Вы знаете о нем довольно много, – я уверен.
С. Кто?
М. Вы действительно хотите узнать, кто выстрелил ему в голову и зарыл его в навозной куче в пригороде Будапешта?
С. Я должен знать это. Я должен знать, с кем имею дело, в конце концов.
М. Наш общий друг, Вилли.
С. О боже, неужели, вы имеете в виду Крихбаума?
М. Поскольку Гелен и ваши люди ценят его, пусть так и остаются при своем мнении. Конечно, если его роль в устранении Валленберга когда-нибудь всплывет, будут неприятности.
С. Иногда я опасаюсь этих встреч с вами.
М. То вы говорите, что беспокоитесь о моей репутации, а то вдруг через минуту требуете развода. Какая непоследовательность. Если вы задаете вопросы, то получите исчерпывающие ответы, даже если они вас не порадуют…
С. Не в этом дело. Я надеюсь, вы больше не собираетесь создавать для нас проблемы.
М. Я не создаю для вас проблемы. Валленберг создавал проблемы для Германии, и я лично нейтрализовал его. Вам нравится это слово? «Уничтожил» звучит лучше? «Ликвидировал»?
С. Вы не зарывали тело бедного Валленберга в кучу навоза, не так ли?
М. Спросите об этом Вилли. Я опечалюсь, если узнаю, что он врал мне.
С. Мы просто не можем позволить этому просочиться сейчас!
М. Конечно. Вы останетесь на обед сегодня вечером? Или вам нездоровится?
С. Нет, только немного не по себе. Кто, кстати, были эти гангстеры, которые прошли через заднюю дверь, когда я подъехал?
М. Гангстеры? Я думал, что все гангстеры в Чикаго. О ком вы говорите?
С. Люди в темных пальто, с чем-то вроде оружия в футлярах. Вы не готовитесь к чему-то нехорошему? Ночь святого Варфоломея после ужина?
М. О, теперь я понимаю, о чем вы говорите. Вы видели музыкантов, они несли свои инструменты. Я думаю, небольшой вечер музыки был бы уместен после обеда. Вам нравится музыка, правда ведь?
С. Да, конечно. Они выглядели довольно зловеще.
М. Вы слишком давно в разведывательном управлении..
С. Какая программа?
М. Разве вы не привыкли к приятным сюрпризам во время наших обедов?
С. Не могу на это пожаловаться.
М. Быть может, вам понравится русская народная музыка? Африканские ритуальные танцы? Вероятно, что-то из Моцарта и Баха? Немного негритянского джаза? Будьте паинькой, дожидайтесь и смотрите. Итак, вы хотели спросить меня о некоторых действительно важных вещах? Или вы по-прежнему интересуетесь мертвыми интеллектуалами-коммунистами?
С. Да. Я имею в виду нет. Я не интересуюсь такими вещами. И, бога ради, когда люди адмирала[72] приедут на следующей неделе, не обсуждайте с ними подобных вещей. Мы понимаем ваш юмор, но они не поймут.
М. Как я разочарован! Кстати, на вас сегодня очень милый галстук. Где вы его взяли?
С. В Лондоне. Вы хотели бы такой? Я в свое время купил три.
М. Как вы внимательны, молодой человек. Я бы, пожалуй, не отказался от цветов, но приятный галстук тоже не помешает. Мы можем двигаться дальше?
С. Ваш человек Эйхман… он действительно был вашим человеком, не так ли?
М. Да, он работал на меня. В 1939 году я начал уставать от проблем иммиграции и в конце концов передал эти дела Эйхману. Во время войны он должен был находить сотрудников для проектов СС и также эвакуировать евреев с контролируемых нами территорий. Вы еще не нашли его, так ведь? Кто знает, может быть он уже умер?
С. Нет, я не думаю, что мы найдем его, да нас он « не интересует. Но я полагаю, что во время его пребывания в Венгрии в 1944 году он должен был пересекаться с Раулем Валленбергом из шведской дипломатической миссии. Вам что-нибудь известно об этом?
М. Очень крупное дело. Что вы хотите знать о нем?
С. Шведы наводили о Валленберге справки, и я думаю, вы можете знать что-то о нем. Ходят слухи, что Советы его держат где-то в заключении.
M. Нет, я уверен, что его у них нет, живого во всяком случае.
С. Вы думаете, они убили его?
М. Нет, я так не думаю. Валленберг был маленькой пешкой в очень большой игре.
С. «Был»?
М. Валленберг мертв, как и Борман.
С. Вы в этом уверенны?
М. Мне следует быть уверенным, таковы обстоятельства. Мне хотелось бы знать, почему вы интересуетесь столь незначительным персонажем, который исчез во время массового крушения всего общества. Я сказал, что он мертв, и этого еще никто не опроверг. Что вы слышали об этом человеке?
С. Советы утверждали, что его убили люди Салаши[70] за вмешательство в депортацию венгерских евреев.
М. Нет, венгры не имеют отношения к устранению Валленберга. Я знаю это абсолютно точно: дело в том, что я сам организовал расстрел Валленберга.
С. Боже мой, не говорите таких вещей. Будут большие неприятности…
М. Нет, если вы никому не скажете, их не будет.
С. Вы можете рассказать, что произошло?
М. Почему бы и нет? Мне это ничего не стоит, так как я уверен, что вы не собираетесь вставлять это в протокол; могу начать с небольшой предыстории, если хотите. Я не думаю, что вы беспокоитесь…
С. О Валленберге? Конечно, нет, но я забочусь о вас…
М. Как трогательно. Никогда бы не подумал…
С. Пожалуйста, не надо здесь демонстрировать вашу малоприятную манеру острить. Я имел в виду, что забочусь о вашей репутации.
М. Повторяю: очень трогательно с вашей стороны. Вы хотите историю или собираетесь подарить мне цветы?
С. Генерал…
М. Хорошо, цветы будут позже. Валленберг из семьи шведских банкиров. Он был также преданным коммунистом. Не перебивайте. Я сказал преданным коммунистом. Он познакомился с госпожой Коллонтай, советским послом в Швеции, женщиной в полном смысле этого слова. Интеллектуальной женщиной и очень сообразительной. Валленберг показался хорошей кандидатурой для осуществления их замыслов, и Коллонтай обратилась к Понтеру, шведскому министру иностранных дел, и уговорила его послать Валленберга в Будапешт помогать там венгерским евреям.
Но здесь был и другой повод, более важный, чем евреи в Будапеште. В 1943 году Сталин сделал нам через Коллонтай определенное предложение о мирном соглашении. Кстати, Гитлер полностью отказался от этого, в отличие от Гиммлера… Тот всегда старался заглянуть в будущее и не упускать связей, представляющих ценность лично для него. Например, всеми силами укреплял связи со Швецией…
В то время как Эйхман вывозил евреев из Венгрии по настоянию их правительства, этот Валленберг учредил собственное частное паспортное бюро и продавал различные пропуски и удостоверения евреям и вообще всем, кто мог заплатить за них.
С. Я был убежден, что он раздавал их…
М. Да, за деньги. Эйхман обратился ко мне с вопросом, что делать с этим человеком, который становился помехой. Венгры также были возмущены им, так как его деятельность препятствовала изгнанию их евреев. Меня не беспокоило мнение венгров о ком бы то ни было, но здесь я оказался солидарен с ними, особенно когда узнал, что Валленберг одно время был в тесном контакте с Советами.
Дело становилось серьезным, и я пошел с этим к Гиммлеру, который, очевидно, не желал портить отношения со шведами и посоветовал мне быть осмотрительным к потребовать от Эйхмана, чтобы он оставил юного Валленберга в покое. К тому времени каждый из нас прекрасно понимал, что военные действия развиваются не в лучшую сторону и Гиммлер разыграл несколько партий здесь и там, пытаясь застраховать себя от неприятностей. Он сказал мне тогда; «Мюллер, мы должны позаботиться о будущем Германии и Новом Порядке. Мы так долго создавали все это, и если не будем осмотрительными, это все исчезнет в минуту. Нам нужно смотреть в будущее. Мир, даже заключенный в результате переговоров, не стоит презирать».
Это мне особенно запомнилось, и позднее я записал этот разговор.
Я попросил Эйхмана достать мне всю возможную информацию на Валленберга и послать с курьером, что он и сделал. У меня были некоторые связи в венгерской полиции, я использовал их тоже и, в конце концов, получил достаточно материала, чтобы определить характер Валленберга – интеллектуального молодого человека со склонностями радикального политика. Он оказался достаточно податливым материалом, из которого опытный «скульптор», подобный г-же Коллонтай, с удовольствием вылепил бы нужную фигуру. Нам больше ни к чему были советские агенты в Венгрии, особенно те, кто использовал дипломатическую неприкосновенность для продажи фальшивых документов бог знает кому. Я думал об этом несколько дней и решил, невзирая на рекомендации Гиммлера, позаботиться об этом деле самолично. Я связался с одним из самых моих надежных людей и велел ему тихо и незаметно изолировать Валленберга, всех, кто с ним связан, а также любые документы, которые могли быть найдены при них. Ключевым словом в этом распоряжении было «незаметно», и, поверьте мне, вое прошло хорошо и Валленберг был убит.[71]
С. Ваш источник был надежным?
М. Вы знаете о нем довольно много, – я уверен.
С. Кто?
М. Вы действительно хотите узнать, кто выстрелил ему в голову и зарыл его в навозной куче в пригороде Будапешта?
С. Я должен знать это. Я должен знать, с кем имею дело, в конце концов.
М. Наш общий друг, Вилли.
С. О боже, неужели, вы имеете в виду Крихбаума?
М. Поскольку Гелен и ваши люди ценят его, пусть так и остаются при своем мнении. Конечно, если его роль в устранении Валленберга когда-нибудь всплывет, будут неприятности.
С. Иногда я опасаюсь этих встреч с вами.
М. То вы говорите, что беспокоитесь о моей репутации, а то вдруг через минуту требуете развода. Какая непоследовательность. Если вы задаете вопросы, то получите исчерпывающие ответы, даже если они вас не порадуют…
С. Не в этом дело. Я надеюсь, вы больше не собираетесь создавать для нас проблемы.
М. Я не создаю для вас проблемы. Валленберг создавал проблемы для Германии, и я лично нейтрализовал его. Вам нравится это слово? «Уничтожил» звучит лучше? «Ликвидировал»?
С. Вы не зарывали тело бедного Валленберга в кучу навоза, не так ли?
М. Спросите об этом Вилли. Я опечалюсь, если узнаю, что он врал мне.
С. Мы просто не можем позволить этому просочиться сейчас!
М. Конечно. Вы останетесь на обед сегодня вечером? Или вам нездоровится?
С. Нет, только немного не по себе. Кто, кстати, были эти гангстеры, которые прошли через заднюю дверь, когда я подъехал?
М. Гангстеры? Я думал, что все гангстеры в Чикаго. О ком вы говорите?
С. Люди в темных пальто, с чем-то вроде оружия в футлярах. Вы не готовитесь к чему-то нехорошему? Ночь святого Варфоломея после ужина?
М. О, теперь я понимаю, о чем вы говорите. Вы видели музыкантов, они несли свои инструменты. Я думаю, небольшой вечер музыки был бы уместен после обеда. Вам нравится музыка, правда ведь?
С. Да, конечно. Они выглядели довольно зловеще.
М. Вы слишком давно в разведывательном управлении..
С. Какая программа?
М. Разве вы не привыкли к приятным сюрпризам во время наших обедов?
С. Не могу на это пожаловаться.
М. Быть может, вам понравится русская народная музыка? Африканские ритуальные танцы? Вероятно, что-то из Моцарта и Баха? Немного негритянского джаза? Будьте паинькой, дожидайтесь и смотрите. Итак, вы хотели спросить меня о некоторых действительно важных вещах? Или вы по-прежнему интересуетесь мертвыми интеллектуалами-коммунистами?
С. Да. Я имею в виду нет. Я не интересуюсь такими вещами. И, бога ради, когда люди адмирала[72] приедут на следующей неделе, не обсуждайте с ними подобных вещей. Мы понимаем ваш юмор, но они не поймут.
М. Как я разочарован! Кстати, на вас сегодня очень милый галстук. Где вы его взяли?
С. В Лондоне. Вы хотели бы такой? Я в свое время купил три.
М. Как вы внимательны, молодой человек. Я бы, пожалуй, не отказался от цветов, но приятный галстук тоже не помешает. Мы можем двигаться дальше?
Паранойя Иосифа Сталина
Великая чистка Иосифа Сталина началась в 1937 году и продолжалась с перерывом на Великую Отечественную войну вплоть до его смерти в 1953 году. Биографы советского диктатора и историки той эпохи различным образом объясняли ужасающий кровавый характер Сталина, уничтожившего по меньшей мере двадцать миллионов человек, в том числе и своих соратников по партии. Здесь содержится иной взгляд на Иосифа Сталина.
М. Вы спрашиваете, стабилизировалось ли советское общество с конца 30-х годов, и я должен сказать, что хотелось бы верить, но я сомневаюсь, что Сталин позволил бы этому процессу произойти. У меня есть некоторое представление о демонах его души, и я сомневаюсь, что товарищ Иосиф полностью закончил с кровавой вакханалией.
С. Почему так? Он ведь убил своих врагов в предыдущей чистке, разве нет?
М. Да, он убил миллионы людей, но я сомневаюсь, что это конец.
С. Вы думаете, что он сумасшедший? Кровожадный и иррациональный человек?
М. В каком-то смысле безумный, но не иррациональный. Сталин – крайне прагматичный и логичный человек… Никакой сентиментальности, один смертоносный прагматизм.
С. Вам не кажется, что большая чистка была необходима для того, чтобы избавиться от всяких препятствий, оставшихся с ленинских времен? Вы согласны?
М. До некоторой степени, но свирепость объясняется несколькими факторами. Во-первых, низкое происхождение бедного и физически неполноценного грузина, представителя одного из меньшинств в Советской России. Во-вторых, советское общество было Очень сильно ориентировано на истинного Большевика. Я думаю, что Сталин был блестящим деятелем во многих областях, но его отношения с революцией были весьма сложными, и это вызывало презрение таких, как Троцкий, который сражался с белыми на фронтах.
Сталин как Борман: очень работоспособный бюрократ, который не играл большой роли в кровавых акциях в России после Октябрьской революции, как и до нее, конечно. Этот комплекс неполноценности определялся осознанием того, что его презирают истинные революционеры; более того, они порочат его и, страшно сказать, мечтают о его устранении. Сталин, бывший, по сути, террористом и заговорщиком, был чрезвычайно напуган: ведь другие пытались сделать с ним то, что он столь успешно проделывал сам. Учтите еще, что почти все лидеры большевистского движения, включая Ленина, были евреями или частично евреями или были женаты на еврейках. Как грузин, Сталин ненавидел евреев; впрочем, должен сказать, что он использовал их услуги, чтобы сломать хребет среднему классу.
Инспирировать его деятельность в этом направлении было не трудно, особенно в конце. Я был одним из тех, кто делал это.
С. Вы?
М. Да, я. Подготовительная работа с целью внедрения идеи большой чистки в сознание Сталина была уже проведена, но я был единственным, кто мягко подтолкнул его с обрыва. И он продолжает лететь, даже сегодня.
С. Я искренне надеюсь, что вы удостоите нас более полных сведений в этом вопросе. Впрочем, я слышал, что Гейдрих изготовил несколько поддельных писем от имени маршала Тухачевского, в которых говорилось о путче, который может состояться в недалеком будущем. Но никто сейчас не думает, что Сталин верил этим грубым подделкам, он, кажется, задолго до этих фальшивок планировал провести чистку высшего командного состава Красной Армии.
M. Он мог рассматривать их как потенциально опасных для себя, но позвольте мне сказать, что Гейдрих не просто представил несколько фальшивых писем… речь идет о сотнях документов, и Сталин несомненно верил им, так как я убедил его, что они имеют прямое отношение к нему лично. У нас есть время, прежде чем мы закончим на сегодня и будем одеваться к ужину. Мы должны обсудить американские выборы или должны обсудить товарища Иосифа?
С. Одно в будущем, другое – в прошлом. Почему бы не последнее?
М. В самом деле, почему бы нет. Больше карандашей, мой дорогой, потому что они вам определенно понадобятся. Разрешите мне просветить вас по поводу моей первой и, возможно, самой лучшей операции против коммунистов. И я очень горд результатами хотя бы как представитель цивилизованного общества. Я должен признаться в частной беседе, что даже был шокирован результатами. Это как пнуть небольшой камешек с горы и обнаружить, что это положило начало лавине, под обломками которой погребенными под тридцатью футами камней оказались два города, железнодорожная станция, шестнадцать пивных баров и монастырь.
Очень хорошо. Начинать всегда нелегко, и я не буду рассказывать вам длинную историю о радикальном движении в империалистической России, но начну с современной истории и моих собственных действий.
Жил в Париже бывший царский офицер, Скоблин. Этот джентльмен поставлял СД, Гейдриху и другим, интересную информацию о его бывшей стране… и, конечно, снабжал НКВД интересной информацией о нас. Мы платили ему, и они платили ему. Он был человеком Гейдриха, а Гейдрих не очень разбирался в проблемах контрразведки. В середине 1936 года Гейдрих говорил со мной об этом человеке и его информации, так как в отличие от меня не знал ничего о коммунистах. Сначала Шеф – он любил, чтобы его так называли, – хотел перенять некоторый мой опыт, но в итоге понял, что это ему не под силу. Мне пришлось взять на себя руководство проектом, хотя я продолжал оставаться более чем почтительным с ним.
Русские сообщали, что часть советских генералов недовольна Сталиным и их необходимо поддержать в желании убрать его. Поскольку, во-первых, Гитлер, а во-вторых, я представляли Россию как самого опасного врага, естественно, мы прислушивались к этим разговорам. Зная двойственность Скоблина, я понимал, что нам не следовало бы доверять ему. Весьма вероятно, что Сталин или кто-то из его окружения хотели получить материалы, подтверждающие существование заговора, что могло быть использовано, для развязывания репрессий против тех, от кого они хотели бы избавиться.
Мы оба, и я и Гейдрих, хотели бы знать, что случится, если в подозрительной голове Сталина укоренится мысль о том, что заговор существует? К большевикам старой гвардии мы не имели отношений, но военные – это другое дело. И маршал Тухачевский был очень крупной фигурой и блестящим полководцем. Это он командовал войсками, пытаясь вернуть польские территории, и хотя поляки разбили его под Варшавой в 1920 году, это было, скорее, из-за некомпетентности русских, а не из-за бездарности Тухачевского. Сталин, к слову, тоже участвовал в этой кампании и проявил себя крайне плохо, по крайней мере с точки зрения военных.
Итак, я размышлял об этом несколько дней и затем отправился к Гейдриху с идеей: не надо связываться с двойным агентом, надо использовать его как источник зла. Я сказал Гейдриху, что мы приготовим большое дело об антисталинской деятельности России, материалы досье убедят его в том, что все абсолютно законспирировано, этому он поверит. Гейдрих внимательно прочитал и поинтересовался тем, какое впечатление произведут на Сталина эти материалы и как это повлияет на растущую угрозу со стороны Красной армии. Я настаивал на том, что стоит попытаться, – ведь мы ничего не теряли, делая это, и в конце он предложил мне работать над этим проектом, под его наблюдением конечно.
Это означало, что если все пройдет успешно, он хотел бы получить награды от Гиммлера и Гитлера. В тот момент моя карьера только началась, у меня не было выбора, и приходилось полагаться на его амбиции и его эго. Л должен сказать, что я несомненно амбициозен, но мое эго мало что получает от успехов.
С. Какой вы скромный человек! Даже с меня иногда сбиваете спесь!
М. Я понимаю почему. Я решил, что мы не просто приготовим несколько обличительных документов и передадим их людям Сталина. Это слишком наивно. Мой план состоял в том, чтобы сделать тоненькую папку, заполнить ее близкими по смыслу и совершенно правдоподобными бумагами, большинство которых должны быть либо подлинными, либо филигранно сконструированы Я начал собирать эту папку, имея дело с информацией и наблюдениями наших военных и разведывательных служб, протоколами интервью с теми, кто имел представление о внутренней работе сталинской системы, заявлениями таких бывших коммунистов, как Альбрехт, вырезками из газет, свежими сообщениями из Советов в наших архивах и так далее. Не упуская из вида основную тему, эти материалы должны были не только указывать на заговор против Сталина, но и подрывать, а в конечном счете, уничтожить его доверие к высшему командному составу армии.
Собрав много бумаг, я просмотрел их, закладывая полоски желтой бумаги между документами, с которыми творческая работа может пойти наиболее успешно. На отдельных страницах я перечислял все отмеченные места и указывая, что было необходимо. Я должен сказать, что каждый документ в отдельности должен был полностью соответствовать общему содержанию и не казаться только что вклеенным. Позвольте сказать вам, мой друг, что это было наиболее сложным заданием, но в конце концов я сделал это досье.
В гестапо хватало специалистов, прекрасно умеющих подделывать документы. Они использовали оригинальные русские пишущие машинки, бумагу и копии официальных печатей и безукоризненных подписей, которые могли пройти любую проверку. Там было, возможно, десять или одиннадцать таких бумаг… но вместе с другими материалами, образуя единое целое, они становились абсолютно взрывоопасны. Когда я закончил с этой папкой… и мы даже добавили немецкий перевод русских документов… я взял все, чтобы Гейдрих их утвердил.
Мы сидели бок о бок в его кабинете и работали над этим почти шесть часов, и в итоге он заявил, что удовлетворен, и удостоил меня нескольких комплиментов. Следующей персоной, которой следовало показать папку, был сам Гитлер, и Гейдрих сказал мне, что фюрер был сильно впечатлен, особенно когда Гейдрих указал, что большинство документов – оригиналы.
Теперь, заручившись согласием Гитлера, мне следовало подложить этот яд Сталину таким образом, чтобы он принял его без подозрений.
С. Насколько я понимаю, вы использовали для этого чехов.
М. Нет, но эта страна принимала участие. Во-первых, у меня был человек из СД, который действовал как связной Скоблина и должен был поехать в Париж, чтобы поговорить с ним о других вещах. По ходу разговора он должен был сказать, что существует значительная подшивка документов в штаб-квартире гестапо в Берлине о намечающемся внутреннем путче, направленном на ликвидацию товарища Сталина. Человеку из СД было приказано привлечь особое внимание к этому делу, но не рассматривать его в деталях, а просто случайно обмолвиться в разговоре и затем перейти к другим вопросам. Он сделал это и доложил мне, что генерал искренне заинтересовался в то время, но наш человек ушел от продолжительных дискуссий по этому поводу. Неплохо для начала.
Теперь вернемся к Чехословакии. У меня в гестапо был человек, работавший с антигитлеровски настроенными немцами, которые убежали туда после 1933 года. Люди Штрассера, к примеру. Этот человек выдавал себя за беженца, немецкого коммуниста и был очень ценным для нас. Не привлекая внимания наших врагов, он тем временем наблюдал за деятельностью чешских коммунистов.
Смысл был в том, что этот человек пользовался благосклонным вниманием советских агентов в Праге и я инструктировал его быть более точным, чем наш человек в Париже. Он сказал русским, что знает от своего друга, что эти документы существуют, и рассказал о малой толике содержащейся там информации.
М. Вы спрашиваете, стабилизировалось ли советское общество с конца 30-х годов, и я должен сказать, что хотелось бы верить, но я сомневаюсь, что Сталин позволил бы этому процессу произойти. У меня есть некоторое представление о демонах его души, и я сомневаюсь, что товарищ Иосиф полностью закончил с кровавой вакханалией.
С. Почему так? Он ведь убил своих врагов в предыдущей чистке, разве нет?
М. Да, он убил миллионы людей, но я сомневаюсь, что это конец.
С. Вы думаете, что он сумасшедший? Кровожадный и иррациональный человек?
М. В каком-то смысле безумный, но не иррациональный. Сталин – крайне прагматичный и логичный человек… Никакой сентиментальности, один смертоносный прагматизм.
С. Вам не кажется, что большая чистка была необходима для того, чтобы избавиться от всяких препятствий, оставшихся с ленинских времен? Вы согласны?
М. До некоторой степени, но свирепость объясняется несколькими факторами. Во-первых, низкое происхождение бедного и физически неполноценного грузина, представителя одного из меньшинств в Советской России. Во-вторых, советское общество было Очень сильно ориентировано на истинного Большевика. Я думаю, что Сталин был блестящим деятелем во многих областях, но его отношения с революцией были весьма сложными, и это вызывало презрение таких, как Троцкий, который сражался с белыми на фронтах.
Сталин как Борман: очень работоспособный бюрократ, который не играл большой роли в кровавых акциях в России после Октябрьской революции, как и до нее, конечно. Этот комплекс неполноценности определялся осознанием того, что его презирают истинные революционеры; более того, они порочат его и, страшно сказать, мечтают о его устранении. Сталин, бывший, по сути, террористом и заговорщиком, был чрезвычайно напуган: ведь другие пытались сделать с ним то, что он столь успешно проделывал сам. Учтите еще, что почти все лидеры большевистского движения, включая Ленина, были евреями или частично евреями или были женаты на еврейках. Как грузин, Сталин ненавидел евреев; впрочем, должен сказать, что он использовал их услуги, чтобы сломать хребет среднему классу.
Инспирировать его деятельность в этом направлении было не трудно, особенно в конце. Я был одним из тех, кто делал это.
С. Вы?
М. Да, я. Подготовительная работа с целью внедрения идеи большой чистки в сознание Сталина была уже проведена, но я был единственным, кто мягко подтолкнул его с обрыва. И он продолжает лететь, даже сегодня.
С. Я искренне надеюсь, что вы удостоите нас более полных сведений в этом вопросе. Впрочем, я слышал, что Гейдрих изготовил несколько поддельных писем от имени маршала Тухачевского, в которых говорилось о путче, который может состояться в недалеком будущем. Но никто сейчас не думает, что Сталин верил этим грубым подделкам, он, кажется, задолго до этих фальшивок планировал провести чистку высшего командного состава Красной Армии.
M. Он мог рассматривать их как потенциально опасных для себя, но позвольте мне сказать, что Гейдрих не просто представил несколько фальшивых писем… речь идет о сотнях документов, и Сталин несомненно верил им, так как я убедил его, что они имеют прямое отношение к нему лично. У нас есть время, прежде чем мы закончим на сегодня и будем одеваться к ужину. Мы должны обсудить американские выборы или должны обсудить товарища Иосифа?
С. Одно в будущем, другое – в прошлом. Почему бы не последнее?
М. В самом деле, почему бы нет. Больше карандашей, мой дорогой, потому что они вам определенно понадобятся. Разрешите мне просветить вас по поводу моей первой и, возможно, самой лучшей операции против коммунистов. И я очень горд результатами хотя бы как представитель цивилизованного общества. Я должен признаться в частной беседе, что даже был шокирован результатами. Это как пнуть небольшой камешек с горы и обнаружить, что это положило начало лавине, под обломками которой погребенными под тридцатью футами камней оказались два города, железнодорожная станция, шестнадцать пивных баров и монастырь.
Очень хорошо. Начинать всегда нелегко, и я не буду рассказывать вам длинную историю о радикальном движении в империалистической России, но начну с современной истории и моих собственных действий.
Жил в Париже бывший царский офицер, Скоблин. Этот джентльмен поставлял СД, Гейдриху и другим, интересную информацию о его бывшей стране… и, конечно, снабжал НКВД интересной информацией о нас. Мы платили ему, и они платили ему. Он был человеком Гейдриха, а Гейдрих не очень разбирался в проблемах контрразведки. В середине 1936 года Гейдрих говорил со мной об этом человеке и его информации, так как в отличие от меня не знал ничего о коммунистах. Сначала Шеф – он любил, чтобы его так называли, – хотел перенять некоторый мой опыт, но в итоге понял, что это ему не под силу. Мне пришлось взять на себя руководство проектом, хотя я продолжал оставаться более чем почтительным с ним.
Русские сообщали, что часть советских генералов недовольна Сталиным и их необходимо поддержать в желании убрать его. Поскольку, во-первых, Гитлер, а во-вторых, я представляли Россию как самого опасного врага, естественно, мы прислушивались к этим разговорам. Зная двойственность Скоблина, я понимал, что нам не следовало бы доверять ему. Весьма вероятно, что Сталин или кто-то из его окружения хотели получить материалы, подтверждающие существование заговора, что могло быть использовано, для развязывания репрессий против тех, от кого они хотели бы избавиться.
Мы оба, и я и Гейдрих, хотели бы знать, что случится, если в подозрительной голове Сталина укоренится мысль о том, что заговор существует? К большевикам старой гвардии мы не имели отношений, но военные – это другое дело. И маршал Тухачевский был очень крупной фигурой и блестящим полководцем. Это он командовал войсками, пытаясь вернуть польские территории, и хотя поляки разбили его под Варшавой в 1920 году, это было, скорее, из-за некомпетентности русских, а не из-за бездарности Тухачевского. Сталин, к слову, тоже участвовал в этой кампании и проявил себя крайне плохо, по крайней мере с точки зрения военных.
Итак, я размышлял об этом несколько дней и затем отправился к Гейдриху с идеей: не надо связываться с двойным агентом, надо использовать его как источник зла. Я сказал Гейдриху, что мы приготовим большое дело об антисталинской деятельности России, материалы досье убедят его в том, что все абсолютно законспирировано, этому он поверит. Гейдрих внимательно прочитал и поинтересовался тем, какое впечатление произведут на Сталина эти материалы и как это повлияет на растущую угрозу со стороны Красной армии. Я настаивал на том, что стоит попытаться, – ведь мы ничего не теряли, делая это, и в конце он предложил мне работать над этим проектом, под его наблюдением конечно.
Это означало, что если все пройдет успешно, он хотел бы получить награды от Гиммлера и Гитлера. В тот момент моя карьера только началась, у меня не было выбора, и приходилось полагаться на его амбиции и его эго. Л должен сказать, что я несомненно амбициозен, но мое эго мало что получает от успехов.
С. Какой вы скромный человек! Даже с меня иногда сбиваете спесь!
М. Я понимаю почему. Я решил, что мы не просто приготовим несколько обличительных документов и передадим их людям Сталина. Это слишком наивно. Мой план состоял в том, чтобы сделать тоненькую папку, заполнить ее близкими по смыслу и совершенно правдоподобными бумагами, большинство которых должны быть либо подлинными, либо филигранно сконструированы Я начал собирать эту папку, имея дело с информацией и наблюдениями наших военных и разведывательных служб, протоколами интервью с теми, кто имел представление о внутренней работе сталинской системы, заявлениями таких бывших коммунистов, как Альбрехт, вырезками из газет, свежими сообщениями из Советов в наших архивах и так далее. Не упуская из вида основную тему, эти материалы должны были не только указывать на заговор против Сталина, но и подрывать, а в конечном счете, уничтожить его доверие к высшему командному составу армии.
Собрав много бумаг, я просмотрел их, закладывая полоски желтой бумаги между документами, с которыми творческая работа может пойти наиболее успешно. На отдельных страницах я перечислял все отмеченные места и указывая, что было необходимо. Я должен сказать, что каждый документ в отдельности должен был полностью соответствовать общему содержанию и не казаться только что вклеенным. Позвольте сказать вам, мой друг, что это было наиболее сложным заданием, но в конце концов я сделал это досье.
В гестапо хватало специалистов, прекрасно умеющих подделывать документы. Они использовали оригинальные русские пишущие машинки, бумагу и копии официальных печатей и безукоризненных подписей, которые могли пройти любую проверку. Там было, возможно, десять или одиннадцать таких бумаг… но вместе с другими материалами, образуя единое целое, они становились абсолютно взрывоопасны. Когда я закончил с этой папкой… и мы даже добавили немецкий перевод русских документов… я взял все, чтобы Гейдрих их утвердил.
Мы сидели бок о бок в его кабинете и работали над этим почти шесть часов, и в итоге он заявил, что удовлетворен, и удостоил меня нескольких комплиментов. Следующей персоной, которой следовало показать папку, был сам Гитлер, и Гейдрих сказал мне, что фюрер был сильно впечатлен, особенно когда Гейдрих указал, что большинство документов – оригиналы.
Теперь, заручившись согласием Гитлера, мне следовало подложить этот яд Сталину таким образом, чтобы он принял его без подозрений.
С. Насколько я понимаю, вы использовали для этого чехов.
М. Нет, но эта страна принимала участие. Во-первых, у меня был человек из СД, который действовал как связной Скоблина и должен был поехать в Париж, чтобы поговорить с ним о других вещах. По ходу разговора он должен был сказать, что существует значительная подшивка документов в штаб-квартире гестапо в Берлине о намечающемся внутреннем путче, направленном на ликвидацию товарища Сталина. Человеку из СД было приказано привлечь особое внимание к этому делу, но не рассматривать его в деталях, а просто случайно обмолвиться в разговоре и затем перейти к другим вопросам. Он сделал это и доложил мне, что генерал искренне заинтересовался в то время, но наш человек ушел от продолжительных дискуссий по этому поводу. Неплохо для начала.
Теперь вернемся к Чехословакии. У меня в гестапо был человек, работавший с антигитлеровски настроенными немцами, которые убежали туда после 1933 года. Люди Штрассера, к примеру. Этот человек выдавал себя за беженца, немецкого коммуниста и был очень ценным для нас. Не привлекая внимания наших врагов, он тем временем наблюдал за деятельностью чешских коммунистов.
Смысл был в том, что этот человек пользовался благосклонным вниманием советских агентов в Праге и я инструктировал его быть более точным, чем наш человек в Париже. Он сказал русским, что знает от своего друга, что эти документы существуют, и рассказал о малой толике содержащейся там информации.