Страница:
– И что ты ответил?
Голос мертвеца, так это называли. Когда умирающий дож объявлял имя наследника, его голос считался в Совете за один, не больше и не меньше, но за всю историю Селебры воля правителя не выполнялась очень редко. Пьеро еще не сделал заявления, потому что не знал, кто из детей жив – возможно, они все мертвы. Он покачал головой, не в силах произнести ни слова. На изможденном лице появились капельки пота – вернулась боль, терзавшая его тело.
Оливия встала, вышла из комнаты и тут же наткнулась на молодого брата Милосердия, стоящего в коридоре. Он бросился к кровати и схватил больного за руку, не успев даже присесть. Через несколько мгновений Пьеро мирно спал.
Налист оглянулся через плечо и посмотрел на Оливию.
– Прости меня за резкость, – сказала она. – Как тебя зовут?
– Луиджо, миледи.
– Спасибо тебе, брат Луиджо. Ты подарил ему радость. Прошу тебя, продолжай.
– Непременно, миледи.
– Двенадцать благословений тебе.
– Так он не умер? – проговорил Стралг.
Голос, прозвучавший у нее за спиной, было невозможно забыть или перепутать – глубокий, царственный и мужественный. Словно боевой горн.
Она вскрикнула от удивления и так резко обернулась, что чуть не упала.
Казалось, он растет с каждым днем. Все еще тощий, кожа да кости, на бедрах мальчишеская повязка. Очень скоро он возмужает. Золотые браслеты украшали его запястья, на шее висел тяжелый шнурок с кусочками серебра. У сына была смуглая кожа флоренгианина, а вот нос постепенно превращался в орлиный. Окрепнув, его голос звучал в точности, как отцовский, да и внешне Чайз был невероятно похож на Стралга.
– Ты велела мне прийти. Я решил, что он умер.
– Нет. Идем.
Она прошла мимо и не произнесла ни слова до тех пор, пока они не покинули святилище. Кивком поблагодарив старшую сестру, Оливия вышла в коридор со своим высоким внебрачным сыном, следовавшим за ней по пятам.
Они шагали по коридору рядом, и ее маленькая лампа отбрасывала причудливые тени на высокие стены. Чайз, конечно, лампу не взял. Его молодые глаза лучше видели в темноте.
– Я хотела сказать, что мастер Дицерно доволен твоими успехами. Он говорит, ты очень стараешься, и я счастлива это слышать.
– И все? – фыркнув, спросил он.
Оливия стала лихорадочно искать правильный ответ. Но разве подростку угодишь? Опыта у нее не было, ведь Дантио и всех ее детей забрали, когда они были маленькими. А теперь она слишком стара для учебы. Оливия вздохнула.
– Ты взрослеешь. Если будешь и дальше делать успехи, я разрешу тебе носить кинжал. Можешь выбрать…
– А почему не меч?
Все-таки в двигающуюся мишень попасть очень трудно.
– Пока не научишься им как следует владеть, даже не мечтай. Не то станешь подарком в праздничной упаковке для первой попавшейся уличной банды.
– Но со мной же будут стражники, – мрачно возразил Чайз.
– Значит, случись что, ты постоишь в сторонке и не достанешь меч из ножен?
Отсутствие кинжала, по всей видимости, перестало быть для ее сына больной темой и источником непреходящего позора.
– А больше ты ни о чем не мечтаешь?
– Водить девушек в свою комнату.
Чтобы справиться с потрясением, Оливии пришлось несколько раз перевести дух. Мастер Дицерно советовал ей «быть справедливой, честной и поощрять сына при каждом удобном случае». Что ж, ладно хоть в комнате, а не под кустом.
– А ты их водил?
– Возможно, – помолчав, ответил Чайз.
Она знала, что он дважды пытался это сделать, но ему не позволили стражники. Зато сейчас он ей не соврал. «Поощряйте его», – сказал наставник.
– Хорошо, если будешь достойно себя вести, я дам тебе ключ от потайной двери.
Она покосилась на Чайза. Он был доволен. Очень доволен. И вроде бы слегка покраснел, хотя сказать наверняка при таком освещении было трудно. Когда он начнет раздаривать дворцовое серебро? Совсем скоро какая-нибудь девка раззвонит повсюду о том, что он ее изнасиловал, и она забеременела.
– Ты уже почти взрослый. После Нового года наденешь собственную печать, и я освобожу тебя от жесткой хватки мастера Дицерно. Если отцы и братья девушек начнут гоняться за тобой с дубинками, разбираться будешь сам.
– К тому времени я стану дожем.
– Что?! – Ее крик эхом отдался в стенах длинного коридора.
– Кроме меня наследников не осталось. Кого еще могут выбрать? – с усмешкой проговорил он.
– Чайз, Чайз, милый… я тебе никогда не лгала. Ты же знаешь, что Пьеро не твой отец.
– Зато ты лгала остальным. Дож меня признал. Не хотел говорить всем, что его жена спуталась с другим мужчиной.
Пьеро бы хватило нескольких слов, чтобы поставить сына на место. Ей – нет. Однако Оливия сдержалась и не закричала.
– Ты давно смотрел в зеркало?
Чайз рассмеялся.
– Веристы называют меня «маленький Кулак»!
Дружба их сына с солдатами гарнизона была первой причиной бесконечных семейных ссор. Даже запрет на ношение кинжала не вызывал столько протестов. Чайз заявил, что учит вигелианский. Оливия была против. Только теперь она поняла: если ледяные демоны сообразят, что он сын лорда крови, они будут выполнять его приказы, и тогда мальчик станет опасен.
– Решение принимает Совет.
– Пьеро меня признал! – закричал Чайз и остановился. – Они не посмеют выбрать другого!
Она повернулась к нему лицом, чувствуя, что тонет. Почему ей не приходило в голову, что рано или поздно Чайз захочет власти? Неужели в этом причина его хорошего поведения?
– Стралг… – выдавила она. – Твой отец забрал меня силой и семь шестидневок держал меня в плену, насиловал, оскорблял и забрал у меня грудную дочь. Отпуская меня домой, он сообщил, что я беременна мальчиком – так ему сказали прорицательницы. Поскольку мои дети были у него в заложниках, он обязал меня выносить и родить сына, а Пьеро – воспитывать тебя как родного, иначе он убьет всех четверых.
Сын Стралга пожал плечами.
– Получается, у него не было выбора.
Действительно, с какой стати Чайзу испытывать благодарность?
– У Пьеро был выбор, потому что я не рассказала ему об угрозе Стралга. Он знал, что ты не его сын, но ты был ни в чем не виноват, поэтому он оставил тебе жизнь. Он растил и любил тебя. Когда тебя еще можно было любить.
Оливия сразу пожалела о своих словах. Чайз был даже слишком любимым сыном. Когда у них отняли детей, им больше не о ком было заботиться, и они страшно его избаловали. Теперь же родительская слабость принесла ужасные плоды.
Неожиданный порыв ветра загасил огонек ее лампы.
– Ты сама призналась, – голос Стралга эхом разнесся в темноте, – что Кулак хотел, чтобы я родился. Выходит, он решил сделать меня дожем Селебры.
Нет. Стралг лишь продемонстрировал Пьеро свое презрение, отпустив Оливию беременной, но она не могла сказать это Чайзу.
– Совет знает, что для них хорошо, – заявил Чайз. – Они будут делать то, что велит мой настоящий отец, как делал твой жалкий бесхарактерный муж. – Ненавистный голос сорвался на визг. – Мой настоящий отец велит им выбрать меня! И если ты будешь хорошо себя вести, возможно, я позволю тебе водить во дворец мужчин!
Пока Оливия мучительно придумывала подходящий ответ, любой ответ, она вдруг вспомнила, что идет на встречу с Марно Кавотти. Если Чайз Стралгсон увидит хотя бы намек на то, что Мятежник во дворце, он быстрее молнии помчится в бараки вигелиан на другой стороне улицы, чтобы получить обещанную награду.
Он молча развернулся и бросился бежать. Она заметила его тощую тень в тусклом свете в конце коридора, когда он свернул за угол и влетел в Зал с Колоннами.
Ураган постепенно отступал. Одну из больших ставен на колоннаде открыли и сдвинули в сторону, чтобы впустить внутрь проблески серого света и напитанный жаром воздух. Ливень на внешней террасе превратился в мелкий дождик. Заставив себя идти спокойно, Оливия вошла в Зал, где уже ждали трое человек.
Серебристое одеяние, серебряные волосы – мастер Дицерно держал в руке лампу. У него за спиной стоял Чайз в набедренной повязке, на шее то и дело вспыхивали и гасли отблески серебра. Он был почти того же роста, что и наставник, однако рядом с третьим человеком казался ребенком. Будущих веристов отбирали по размерам, но с годами они становились еще больше – увеличивались с каждой битвой. Так по крайней мере говорили.
Когда она подошла к ним, то с ужасом увидела, что третий человек одет в плащ налиста. Капюшон скрывал его голову и плечи, оставляя открытым только лицо – никакая другая одежда не спрятала бы медный ошейник. Тем не менее Оливии показалось немыслимым святотатством, что Герой изображает из себя брата Милосердия. Все трое опустились перед ней на колени, Чайз на миг позже остальных. По правилам он должен был ей поклониться, а затем представить посетителя.
Дицерно выждал несколько секунд и произнес:
– Миледи… окажите мне честь и позвольте представить… брата Марно. Брат Марно известный и очень искусный служитель священной Налы.
«Марно» – самое обычное имя, но Оливия пожалела, что они не выбрали другое. Она бросила взгляд на Чайза и увидела, что у него снова изменилось настроение. Он дергался, не в силах сдержать возбуждение и оторвать взгляд от переодетого вериста. Он все понял! Неясно, как ему это удалось, но сомнений быть не могло: он догадался, кто перед ним.
Жизнь превратилась в кошмар внутри кошмара.
– Прошу вас, встаньте. Добро пожаловать в наш дом, брат Марно.
– Миледи, я благодарю богов за возможность и честь помогать лорду Пьеро.
Его голос звучал резко и глухо – ничего общего со звучным басом Стралга. Лицо же оказалось совсем не таким, каким она представляла себе лицо знаменитого повстанца – красивое, чувственное, аристократичное. Он был очень похож на Дульо Кавотти, своего погибшего отца.
– Вы сумеете облегчить страдания моего мужа?
– Не я, миледи. Богиня.
– Разумеется.
Ему следовало сказать «моя богиня».
– Ты недавно в нашем городе?
Надо же, Чайз решил завести светскую беседу! Неужели грядет начало новой эры?
Кавотти, видимо, вспомнил, что у него селебрианский акцент, и ловко избежал ловушки.
– Я здесь родился, но много лет не был.
– Ты уехал до моего рождения, да?
Переодетый верист секунду молчал.
– Задолго до этого, лорд Чайз.
Оливия фыркнула – может быть, напрасно, но сейчас уже ничто не остановило бы ее сына.
– А ставню ты сдвинул, брат? Чтобы ее поднять, понадобилось целых четыре человека.
– Нет, это сделал мастер Дицерно. Как он наверняка вам говорил, боги дают силу тем, чьи помысли чисты.
Чайз удивленно рассмеялся.
– Я говорил ему, что скромность – признак хорошего воспитания, – заметил Дицерно.
– Я сейчас видел своего отца. Он так ужасно страдает, что я прямо сам не свой, – прищурившись, выдал Чайз. – Ты не мог бы меня немного успокоить и утешить, налист? Всего одно прикосновение… – Он протянул ему тощую руку.
Кавотти схватил ее своей огромной лапой.
– Приятель, давай-ка я лучше покажу, как можно легко прогнать беспокойство и ненужные тревоги.
Он подошел к двери и шагнул на террасу.
Чайзу пришлось следовать за ним, хотя он лягался, вырывался и вопил.
– Прекрати! Мне больно! Отпусти меня!
– Помощь священной Налы тебе не требуется, – прорычал великан. – Посмотри сюда. Ловкий юноша может легко перебраться через балюстраду и спрыгнуть на речную стену. Обеги город дважды, и ты увидишь, как все заботы уступят место радости от того, что ты силен и здоров.
Когда он его выпустил, Чайз сразу отскочил, потирая белые пятна на руке и сердито шипя, точно разъяренный кот.
– Пойду переобуюсь!
Даже не поклонившись матери, он промчался через зал и исчез тем же путем, каким пришел.
Верист хохотнул.
– Прошу меня простить, миледи, но я получил огромное удовольствие от этой маленькой проделки. Я – позор на голову мастера Дицерно. – Он вновь поклонился. – Марно Кавотти к вашим услугам.
– Как ты посмел тронуть моего сына?
В глазах Мятежника загорелся гнев.
– Вам повезло, что я не свернул ему шею, миледи. В его возрасте я был пленником в Болуцци, где меня вынудили стать веристом. Не выучиться там можно было единственным способом – умерев. Любого беглеца догоняли. Вам ведь известно, что боевые звери выследят кого угодно, точно гончие псы? И разорвут на куски. Они растерзали нескольких мальчишек, которым было по тринадцать-четырнадцать лет. А потом показывали нам куски их мяса. Нет, у меня к Стралгу гораздо больше претензий, чем у вас, миледи, а ваш драгоценный внебрачный сынок должен радоваться, что у него еще целы яйца.
Наставник застонал, но Кавотти не обратил на него внимания.
– Грубиян! – Оливия нашла отдушину для ярости, которая крепла в ней весь вечер. – Это ты скоро лишишься некоторых частей тела! Чайз наверняка пошел к старшей налистке – спросить, знает ли она брата Марно.
– И сколько ему потребуется, чтобы добежать до вигелиан?
– Всего несколько минут.
– Миледи! – вскричал Дицерно. – Вы не могли бы послать за ним дворцовую стражу? Какой ужас!
– Нам хватит времени, – спокойно проговорил Мятежник. – Но чем меньше вы будете знать, тем лучше, учитель. Оставьте нас. Я предлагаю вам покинуть Селебру, как только утром откроются ворота.
– Так и сделайте, мастер. – Оливия отпустила наставника, повернувшись к нему спиной. – Живее, Кавотти. Я не хочу, чтобы вас размазали по моим чистым полам.
Великан рассмеялся и сунул руки в рукава с таким видом, будто всю жизнь носил плащ налистов.
– Начнем с того, что мы оба не слишком любим Стралга Храгсона. К обучению у веристов приступило около четырех шестидесяток юношей, половина из них была из Селебры. За пять лет, что мы там провели, заслужив право на ошейники, к нам присоединилось в шесть или семь раз больше новых воинов – мальчишек, которых собрали по всей Грани.
– Я знаю историю, – сказала она, представив себе, как в эту минуту Чайз врывается в святилище, задает старшей налистке вопросы и мчится, точно обезумевший гуанако, по коридору. – Чего вы хотите?
– Об этом позже. Мы там жили, работали и получили ошейники. Стралг мечтал… по сути своей он убийца и негодяй, как вам хорошо известно… он мечтал создать здесь вторую империю, наподобие вигелианской. Он ожидал, что мы, верные ему флоренгианские веристы, станем управлять его империей, когда он вернется домой. Наверное, рассчитывал на нашу благодарность. Мы прошли посвящение, принесли клятвы. Он лично явился в Болуцци на церемонию, к тому времени уже подавив все сопротивление в Плодородном Круге и правя нашей Гранью. То есть двумя Гранями. Его мечта сбылась. Мы были частью его грандиозного плана, первый урожай из Болуцци, и мы получили ошейники, от которых не сможем избавиться до конца жизни. Мы поклялись в вечном повиновении, приветствовали его, а затем отправились на места службы, но договорились вернуться и снова встретиться в школе после отъезда Стралга.
– Это был ваш план, ваш мятеж, именно так вы получили свое имя.
Чайз не станет возвращаться через зал, он обойдет его по западной лестнице. Впрочем, его это нисколько не задержит, учитывая, как быстро он бегает. Мятежник явно не спешил, более того, складывалось впечатление, что он специально тянет время.
– Я был одним из предводителей сопротивления. Теперь все остальные мертвы. В назначенную ночь мы ворвались в школу и устроили сражение. Вот это выдалась битва! Когда кровь начала сворачиваться, все инструктора были мертвы, а также большинство из нас. В живых осталось двадцать четыре вериста, включая меня. К нам присоединилось около четырех шестидесяток кадетов, а также несколько старших кандидатов. Молодых пришлось оставить. Мы велели им уйти и спрятаться, но мы знали, что Стралг до них доберется.
Оливия представила себе, как Чайз мчится вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки, летит по галерее к главным воротам…
– Кулак понял, какую он совершил ошибку, и организовал на нас охоту, приказав убивать каждого флоренгианского вериста. Мы старались его опережать и одновременно обучать и тренировать кадетов. Мятежники, беглецы, партизаны, нарушители нового режима – называйте нас, как пожелаете. Через год мы стали достаточно сильны и устроили засаду на один из его патрулей. Он потерял в пять раз больше людей, чем мы, но в те дни он мог себе позволить такие потери. Так продолжалось несколько лет. Постепенно нас становилось все больше. Мы набирали новобранцев, учили их и чем больше у нас было народа, тем больше мы могли получить! Понимаете?
Дицерно уже ушел и унес с собой лампу. Когда ветер стих, дворец казался заброшенным и безмолвным. У Оливии возникло ощущение, что она здесь совершенно одна, стоит и разговаривает с безумцем.
– Да, да! К чему вы ведете?
Чайзу придется уговорить стражей у ворот его выпустить, они получили приказ отправлять с ним сопровождение всякий раз, когда он захочет покинуть дворец. Нет, конечно, он выберется через потайную дверь в прачечной, о которой, как он думает, никто не знает. Благодаря этому ему не надо будет обегать конюшни. Двенадцать богов!
– А веду я к тому, миледи, что пришло время расплаты. Два года назад у нас наконец стало столько же людей в ошейниках, сколько у Стралга, мы готовили воинов быстрее, чем ему доставляли пополнение через Границу. Это стало переломным моментом. Понимаете, его возможности ограничивает Ледник на другой стороне. Климат там сильно отличается от нашего и…
– И вы думаете, что сможете победить?
– Мы уже победили. И он это знает. Осталось убить всех его уцелевших воинов с наименьшими потерями. Вы слышали про Миону?
Ее передернуло.
– До меня доходили самые разные и противоречивые слухи.
– Правда – самые худшие из них, – мрачно проговорил Кавотти. – Стралг разместил в городе войско. Мы его окружили и подожгли. Знаете, как крестьяне поджигают поля, чтобы уничтожить вредителей…
– Прошу вас!
– Он потерял семнадцать или восемнадцать шестидесяток. Подкрепления, полученные им за два года, были уничтожены в одну ночь.
– А сколько погибло горожан?
– Все. Город был немаленький.
– Чудовищно!
– Увы. Зато для Стралга это стало началом конца. Теперь не проходит ни одной шестидневки без сражения. Пьярегга, Мост Реггони… две шестидесятки, три. Я его убиваю, миледи! Он не переживет таких потерь. Мы в состоянии выставить против него столько же воинов и крепнем с каждым днем.
Ужас! Какой ужас!
– Чего вы от меня хотите? – вскричала она.
Почему Кавотти столько болтает? Такое впечатление, что он ждет, когда сюда заявятся вигелиане и прикончат его. Чайз мчится по аллее, он уже почти добрался до бараков…
Кавотти поморщился.
– Я хочу, чтобы Селебра не стала второй Мионой, разумеется. Это ведь и мой дом тоже, а запах горящих младенцев забыть невозможно. Посмотрите на карты, леди Селебры. Дорога, по которой он побежит в Вигелию, проходит мимо вашего города. Он старается отступать как можно медленнее, но мы гоним его, и очень скоро ему придется вступить с нами в сражение. А разве можно найти место лучше, чем Селебра? – Голос Кавотти зазвучал громче и заполнил весь зал. – У него осталось около трех шестьдесят-шестидесяток. Вам понравится, если туча ледяных демонов наводнит ваш город, госпожа? На полгода, пока зима закроет вигелианский переход?
Боги!
– Нет!
Ей и дюжины вполне хватает.
Чайз уже должен был добраться до бараков, криками призывая командира фланга. Веристы передвигаются, словно птицы. Именно скорость делает их смертельно опасными. Они перелезут прямо через стены.
Кавотти широко улыбнулся, показав больше зубов, чем у обычного человека.
– В таком случае присоединяйтесь, миледи! Подайте сигнал, и я введу своих людей в Селебру еще до того, как гарнизон поймет, что происходит. Клянусь, я смогу их сдерживать. Они будут вести себя достойно. Они хотят доказать свое превосходство над чудовищами Стралга. – Он протянул ей громадную, похожую на медвежью, руку. – Давайте пожмем друг другу руки. Шестьдесят-шестидесяток моих людей в Селебре, и Стралг не получит город. Мы отрежем его от базы и выпустим ему кровь на равнине.
Пожать руку? Она ни за что не прикоснется к этому чудовищу, даже если он будет тонуть! Пьеро умирает бездетный и презираемый всеми.
– Никогда! Вы превратите город в поле боя. Разве вы не понимаете, что моего мужа все эти годы называли трусом, лакеем и подхалимом, потому что он отдал свое счастье и мое ради спасения Селебры? У него получилось. Наш город выжил, в то время как другие погибли, хотя многие до сих пор не желают признать его правоту. А теперь вы хотите, чтобы я все это вышвырнула вон?
Верист метнул в нее сердитый взгляд, а потом на мгновение замер, словно к чему-то прислушиваясь.
– Мне пора идти.
Он сбросил капюшон. Медный ошейник в сочетании с безупречными чертами лица казался еще большей мерзостью, чем обычно.
Поверят ли вигелиане в безумную историю Чайза о том, что Кавотти во дворце? Впрочем, ему нет необходимости называть имя Мятежника, достаточно сказать, что там объявился верист-флоренгианин. Они знают Чайза и ни на секунду не усомнятся в его словах.
Они уже наверняка спешат сюда.
– Ваш муж поступил так, как считал нужным, леди, чтобы помешать веристам разграбить Селебру, как они поступили с Нелиной. Но я предлагаю вам гарнизон, который будет вас защищать. По вашей просьбе.
– И кто тогда будет править Селеброй? Собаки окажутся хуже волков. – И что станет с заложникам, которых удерживает Стралг, что станет с ее детьми? – Пятнадцать лет назад Стралг показал нам, что веристы могут карабкаться по стенам, точно крысы.
– Теперь эти стены защищают другие веристы, миледи. Я не решился штурмовать Миону, поскольку он был там.
– Нет, но вы ее сожгли! А он спалит дотла Селебру. Нет! Нет! Никогда! Уходите! Если бы я не была уверена в том, что Чайз отправился к людям Стралга, я бы сама это сделала. Уходите!
Где-то в глубине дворца послышался лай.
Мятежник фыркнул.
– Слышите? Возмутительно! Мне было приятно побеседовать с вами, дорогая леди. Надо чаще это делать. Поговорите с Советом и, если передумаете, подайте сигнал. Самое заметное место в городе – купол храма Веслих. Он наверняка загажен птицами.
– Уходите! – Она слышала, что кто-то бежит к залу, и их было много. – Уходите! Уходите! Уходите!
– Его нужно почистить. Если вы передумаете, поставьте леса вокруг купола, словно решили привести его в порядок. Это и будет сигналом. Тогда мы войдем в город. – Он схватил ее за плечи и отодвинул в сторону, словно ребенка. – А теперь мне действительно пора. Не стойте на дороге, женщина, иначе вас затопчут.
Он схватил ее руку, поцеловал и, выскочив из зала, помчался по террасе.
Тут она сообразила, куда он побежал, но этот путь был закрыт.
– Плотина утыкана ножами! – крикнула она.
И повернулась, услышав у себя за спиной шум. Три… четыре огромных зверя толпились в дверях зала. Они рычали, брызгали слюной и скребли когтями по плиткам. Она успела разглядеть медные ошейники, прячущиеся под серебристыми гривами, когда они промчались по залу и выскочили наружу – так молниеносно, что она едва успела за ними взглядом, а ветер всколыхнул ее платье. Снова раздался скрежет когтей и воинственный рык: звери увидели свою добычу и скрылись, перепрыгнув через балюстраду.
Глава 3
Голос мертвеца, так это называли. Когда умирающий дож объявлял имя наследника, его голос считался в Совете за один, не больше и не меньше, но за всю историю Селебры воля правителя не выполнялась очень редко. Пьеро еще не сделал заявления, потому что не знал, кто из детей жив – возможно, они все мертвы. Он покачал головой, не в силах произнести ни слова. На изможденном лице появились капельки пота – вернулась боль, терзавшая его тело.
Оливия встала, вышла из комнаты и тут же наткнулась на молодого брата Милосердия, стоящего в коридоре. Он бросился к кровати и схватил больного за руку, не успев даже присесть. Через несколько мгновений Пьеро мирно спал.
Налист оглянулся через плечо и посмотрел на Оливию.
– Прости меня за резкость, – сказала она. – Как тебя зовут?
– Луиджо, миледи.
– Спасибо тебе, брат Луиджо. Ты подарил ему радость. Прошу тебя, продолжай.
– Непременно, миледи.
– Двенадцать благословений тебе.
– Так он не умер? – проговорил Стралг.
Голос, прозвучавший у нее за спиной, было невозможно забыть или перепутать – глубокий, царственный и мужественный. Словно боевой горн.
Она вскрикнула от удивления и так резко обернулась, что чуть не упала.
Казалось, он растет с каждым днем. Все еще тощий, кожа да кости, на бедрах мальчишеская повязка. Очень скоро он возмужает. Золотые браслеты украшали его запястья, на шее висел тяжелый шнурок с кусочками серебра. У сына была смуглая кожа флоренгианина, а вот нос постепенно превращался в орлиный. Окрепнув, его голос звучал в точности, как отцовский, да и внешне Чайз был невероятно похож на Стралга.
– Ты велела мне прийти. Я решил, что он умер.
– Нет. Идем.
Она прошла мимо и не произнесла ни слова до тех пор, пока они не покинули святилище. Кивком поблагодарив старшую сестру, Оливия вышла в коридор со своим высоким внебрачным сыном, следовавшим за ней по пятам.
Они шагали по коридору рядом, и ее маленькая лампа отбрасывала причудливые тени на высокие стены. Чайз, конечно, лампу не взял. Его молодые глаза лучше видели в темноте.
– Я хотела сказать, что мастер Дицерно доволен твоими успехами. Он говорит, ты очень стараешься, и я счастлива это слышать.
– И все? – фыркнув, спросил он.
Оливия стала лихорадочно искать правильный ответ. Но разве подростку угодишь? Опыта у нее не было, ведь Дантио и всех ее детей забрали, когда они были маленькими. А теперь она слишком стара для учебы. Оливия вздохнула.
– Ты взрослеешь. Если будешь и дальше делать успехи, я разрешу тебе носить кинжал. Можешь выбрать…
– А почему не меч?
Все-таки в двигающуюся мишень попасть очень трудно.
– Пока не научишься им как следует владеть, даже не мечтай. Не то станешь подарком в праздничной упаковке для первой попавшейся уличной банды.
– Но со мной же будут стражники, – мрачно возразил Чайз.
– Значит, случись что, ты постоишь в сторонке и не достанешь меч из ножен?
Отсутствие кинжала, по всей видимости, перестало быть для ее сына больной темой и источником непреходящего позора.
– А больше ты ни о чем не мечтаешь?
– Водить девушек в свою комнату.
Чтобы справиться с потрясением, Оливии пришлось несколько раз перевести дух. Мастер Дицерно советовал ей «быть справедливой, честной и поощрять сына при каждом удобном случае». Что ж, ладно хоть в комнате, а не под кустом.
– А ты их водил?
– Возможно, – помолчав, ответил Чайз.
Она знала, что он дважды пытался это сделать, но ему не позволили стражники. Зато сейчас он ей не соврал. «Поощряйте его», – сказал наставник.
– Хорошо, если будешь достойно себя вести, я дам тебе ключ от потайной двери.
Она покосилась на Чайза. Он был доволен. Очень доволен. И вроде бы слегка покраснел, хотя сказать наверняка при таком освещении было трудно. Когда он начнет раздаривать дворцовое серебро? Совсем скоро какая-нибудь девка раззвонит повсюду о том, что он ее изнасиловал, и она забеременела.
– Ты уже почти взрослый. После Нового года наденешь собственную печать, и я освобожу тебя от жесткой хватки мастера Дицерно. Если отцы и братья девушек начнут гоняться за тобой с дубинками, разбираться будешь сам.
– К тому времени я стану дожем.
– Что?! – Ее крик эхом отдался в стенах длинного коридора.
– Кроме меня наследников не осталось. Кого еще могут выбрать? – с усмешкой проговорил он.
– Чайз, Чайз, милый… я тебе никогда не лгала. Ты же знаешь, что Пьеро не твой отец.
– Зато ты лгала остальным. Дож меня признал. Не хотел говорить всем, что его жена спуталась с другим мужчиной.
Пьеро бы хватило нескольких слов, чтобы поставить сына на место. Ей – нет. Однако Оливия сдержалась и не закричала.
– Ты давно смотрел в зеркало?
Чайз рассмеялся.
– Веристы называют меня «маленький Кулак»!
Дружба их сына с солдатами гарнизона была первой причиной бесконечных семейных ссор. Даже запрет на ношение кинжала не вызывал столько протестов. Чайз заявил, что учит вигелианский. Оливия была против. Только теперь она поняла: если ледяные демоны сообразят, что он сын лорда крови, они будут выполнять его приказы, и тогда мальчик станет опасен.
– Решение принимает Совет.
– Пьеро меня признал! – закричал Чайз и остановился. – Они не посмеют выбрать другого!
Она повернулась к нему лицом, чувствуя, что тонет. Почему ей не приходило в голову, что рано или поздно Чайз захочет власти? Неужели в этом причина его хорошего поведения?
– Стралг… – выдавила она. – Твой отец забрал меня силой и семь шестидневок держал меня в плену, насиловал, оскорблял и забрал у меня грудную дочь. Отпуская меня домой, он сообщил, что я беременна мальчиком – так ему сказали прорицательницы. Поскольку мои дети были у него в заложниках, он обязал меня выносить и родить сына, а Пьеро – воспитывать тебя как родного, иначе он убьет всех четверых.
Сын Стралга пожал плечами.
– Получается, у него не было выбора.
Действительно, с какой стати Чайзу испытывать благодарность?
– У Пьеро был выбор, потому что я не рассказала ему об угрозе Стралга. Он знал, что ты не его сын, но ты был ни в чем не виноват, поэтому он оставил тебе жизнь. Он растил и любил тебя. Когда тебя еще можно было любить.
Оливия сразу пожалела о своих словах. Чайз был даже слишком любимым сыном. Когда у них отняли детей, им больше не о ком было заботиться, и они страшно его избаловали. Теперь же родительская слабость принесла ужасные плоды.
Неожиданный порыв ветра загасил огонек ее лампы.
– Ты сама призналась, – голос Стралга эхом разнесся в темноте, – что Кулак хотел, чтобы я родился. Выходит, он решил сделать меня дожем Селебры.
Нет. Стралг лишь продемонстрировал Пьеро свое презрение, отпустив Оливию беременной, но она не могла сказать это Чайзу.
– Совет знает, что для них хорошо, – заявил Чайз. – Они будут делать то, что велит мой настоящий отец, как делал твой жалкий бесхарактерный муж. – Ненавистный голос сорвался на визг. – Мой настоящий отец велит им выбрать меня! И если ты будешь хорошо себя вести, возможно, я позволю тебе водить во дворец мужчин!
Пока Оливия мучительно придумывала подходящий ответ, любой ответ, она вдруг вспомнила, что идет на встречу с Марно Кавотти. Если Чайз Стралгсон увидит хотя бы намек на то, что Мятежник во дворце, он быстрее молнии помчится в бараки вигелиан на другой стороне улицы, чтобы получить обещанную награду.
Он молча развернулся и бросился бежать. Она заметила его тощую тень в тусклом свете в конце коридора, когда он свернул за угол и влетел в Зал с Колоннами.
Ураган постепенно отступал. Одну из больших ставен на колоннаде открыли и сдвинули в сторону, чтобы впустить внутрь проблески серого света и напитанный жаром воздух. Ливень на внешней террасе превратился в мелкий дождик. Заставив себя идти спокойно, Оливия вошла в Зал, где уже ждали трое человек.
Серебристое одеяние, серебряные волосы – мастер Дицерно держал в руке лампу. У него за спиной стоял Чайз в набедренной повязке, на шее то и дело вспыхивали и гасли отблески серебра. Он был почти того же роста, что и наставник, однако рядом с третьим человеком казался ребенком. Будущих веристов отбирали по размерам, но с годами они становились еще больше – увеличивались с каждой битвой. Так по крайней мере говорили.
Когда она подошла к ним, то с ужасом увидела, что третий человек одет в плащ налиста. Капюшон скрывал его голову и плечи, оставляя открытым только лицо – никакая другая одежда не спрятала бы медный ошейник. Тем не менее Оливии показалось немыслимым святотатством, что Герой изображает из себя брата Милосердия. Все трое опустились перед ней на колени, Чайз на миг позже остальных. По правилам он должен был ей поклониться, а затем представить посетителя.
Дицерно выждал несколько секунд и произнес:
– Миледи… окажите мне честь и позвольте представить… брата Марно. Брат Марно известный и очень искусный служитель священной Налы.
«Марно» – самое обычное имя, но Оливия пожалела, что они не выбрали другое. Она бросила взгляд на Чайза и увидела, что у него снова изменилось настроение. Он дергался, не в силах сдержать возбуждение и оторвать взгляд от переодетого вериста. Он все понял! Неясно, как ему это удалось, но сомнений быть не могло: он догадался, кто перед ним.
Жизнь превратилась в кошмар внутри кошмара.
– Прошу вас, встаньте. Добро пожаловать в наш дом, брат Марно.
– Миледи, я благодарю богов за возможность и честь помогать лорду Пьеро.
Его голос звучал резко и глухо – ничего общего со звучным басом Стралга. Лицо же оказалось совсем не таким, каким она представляла себе лицо знаменитого повстанца – красивое, чувственное, аристократичное. Он был очень похож на Дульо Кавотти, своего погибшего отца.
– Вы сумеете облегчить страдания моего мужа?
– Не я, миледи. Богиня.
– Разумеется.
Ему следовало сказать «моя богиня».
– Ты недавно в нашем городе?
Надо же, Чайз решил завести светскую беседу! Неужели грядет начало новой эры?
Кавотти, видимо, вспомнил, что у него селебрианский акцент, и ловко избежал ловушки.
– Я здесь родился, но много лет не был.
– Ты уехал до моего рождения, да?
Переодетый верист секунду молчал.
– Задолго до этого, лорд Чайз.
Оливия фыркнула – может быть, напрасно, но сейчас уже ничто не остановило бы ее сына.
– А ставню ты сдвинул, брат? Чтобы ее поднять, понадобилось целых четыре человека.
– Нет, это сделал мастер Дицерно. Как он наверняка вам говорил, боги дают силу тем, чьи помысли чисты.
Чайз удивленно рассмеялся.
– Я говорил ему, что скромность – признак хорошего воспитания, – заметил Дицерно.
– Я сейчас видел своего отца. Он так ужасно страдает, что я прямо сам не свой, – прищурившись, выдал Чайз. – Ты не мог бы меня немного успокоить и утешить, налист? Всего одно прикосновение… – Он протянул ему тощую руку.
Кавотти схватил ее своей огромной лапой.
– Приятель, давай-ка я лучше покажу, как можно легко прогнать беспокойство и ненужные тревоги.
Он подошел к двери и шагнул на террасу.
Чайзу пришлось следовать за ним, хотя он лягался, вырывался и вопил.
– Прекрати! Мне больно! Отпусти меня!
– Помощь священной Налы тебе не требуется, – прорычал великан. – Посмотри сюда. Ловкий юноша может легко перебраться через балюстраду и спрыгнуть на речную стену. Обеги город дважды, и ты увидишь, как все заботы уступят место радости от того, что ты силен и здоров.
Когда он его выпустил, Чайз сразу отскочил, потирая белые пятна на руке и сердито шипя, точно разъяренный кот.
– Пойду переобуюсь!
Даже не поклонившись матери, он промчался через зал и исчез тем же путем, каким пришел.
Верист хохотнул.
– Прошу меня простить, миледи, но я получил огромное удовольствие от этой маленькой проделки. Я – позор на голову мастера Дицерно. – Он вновь поклонился. – Марно Кавотти к вашим услугам.
– Как ты посмел тронуть моего сына?
В глазах Мятежника загорелся гнев.
– Вам повезло, что я не свернул ему шею, миледи. В его возрасте я был пленником в Болуцци, где меня вынудили стать веристом. Не выучиться там можно было единственным способом – умерев. Любого беглеца догоняли. Вам ведь известно, что боевые звери выследят кого угодно, точно гончие псы? И разорвут на куски. Они растерзали нескольких мальчишек, которым было по тринадцать-четырнадцать лет. А потом показывали нам куски их мяса. Нет, у меня к Стралгу гораздо больше претензий, чем у вас, миледи, а ваш драгоценный внебрачный сынок должен радоваться, что у него еще целы яйца.
Наставник застонал, но Кавотти не обратил на него внимания.
– Грубиян! – Оливия нашла отдушину для ярости, которая крепла в ней весь вечер. – Это ты скоро лишишься некоторых частей тела! Чайз наверняка пошел к старшей налистке – спросить, знает ли она брата Марно.
– И сколько ему потребуется, чтобы добежать до вигелиан?
– Всего несколько минут.
– Миледи! – вскричал Дицерно. – Вы не могли бы послать за ним дворцовую стражу? Какой ужас!
– Нам хватит времени, – спокойно проговорил Мятежник. – Но чем меньше вы будете знать, тем лучше, учитель. Оставьте нас. Я предлагаю вам покинуть Селебру, как только утром откроются ворота.
– Так и сделайте, мастер. – Оливия отпустила наставника, повернувшись к нему спиной. – Живее, Кавотти. Я не хочу, чтобы вас размазали по моим чистым полам.
Великан рассмеялся и сунул руки в рукава с таким видом, будто всю жизнь носил плащ налистов.
– Начнем с того, что мы оба не слишком любим Стралга Храгсона. К обучению у веристов приступило около четырех шестидесяток юношей, половина из них была из Селебры. За пять лет, что мы там провели, заслужив право на ошейники, к нам присоединилось в шесть или семь раз больше новых воинов – мальчишек, которых собрали по всей Грани.
– Я знаю историю, – сказала она, представив себе, как в эту минуту Чайз врывается в святилище, задает старшей налистке вопросы и мчится, точно обезумевший гуанако, по коридору. – Чего вы хотите?
– Об этом позже. Мы там жили, работали и получили ошейники. Стралг мечтал… по сути своей он убийца и негодяй, как вам хорошо известно… он мечтал создать здесь вторую империю, наподобие вигелианской. Он ожидал, что мы, верные ему флоренгианские веристы, станем управлять его империей, когда он вернется домой. Наверное, рассчитывал на нашу благодарность. Мы прошли посвящение, принесли клятвы. Он лично явился в Болуцци на церемонию, к тому времени уже подавив все сопротивление в Плодородном Круге и правя нашей Гранью. То есть двумя Гранями. Его мечта сбылась. Мы были частью его грандиозного плана, первый урожай из Болуцци, и мы получили ошейники, от которых не сможем избавиться до конца жизни. Мы поклялись в вечном повиновении, приветствовали его, а затем отправились на места службы, но договорились вернуться и снова встретиться в школе после отъезда Стралга.
– Это был ваш план, ваш мятеж, именно так вы получили свое имя.
Чайз не станет возвращаться через зал, он обойдет его по западной лестнице. Впрочем, его это нисколько не задержит, учитывая, как быстро он бегает. Мятежник явно не спешил, более того, складывалось впечатление, что он специально тянет время.
– Я был одним из предводителей сопротивления. Теперь все остальные мертвы. В назначенную ночь мы ворвались в школу и устроили сражение. Вот это выдалась битва! Когда кровь начала сворачиваться, все инструктора были мертвы, а также большинство из нас. В живых осталось двадцать четыре вериста, включая меня. К нам присоединилось около четырех шестидесяток кадетов, а также несколько старших кандидатов. Молодых пришлось оставить. Мы велели им уйти и спрятаться, но мы знали, что Стралг до них доберется.
Оливия представила себе, как Чайз мчится вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки, летит по галерее к главным воротам…
– Кулак понял, какую он совершил ошибку, и организовал на нас охоту, приказав убивать каждого флоренгианского вериста. Мы старались его опережать и одновременно обучать и тренировать кадетов. Мятежники, беглецы, партизаны, нарушители нового режима – называйте нас, как пожелаете. Через год мы стали достаточно сильны и устроили засаду на один из его патрулей. Он потерял в пять раз больше людей, чем мы, но в те дни он мог себе позволить такие потери. Так продолжалось несколько лет. Постепенно нас становилось все больше. Мы набирали новобранцев, учили их и чем больше у нас было народа, тем больше мы могли получить! Понимаете?
Дицерно уже ушел и унес с собой лампу. Когда ветер стих, дворец казался заброшенным и безмолвным. У Оливии возникло ощущение, что она здесь совершенно одна, стоит и разговаривает с безумцем.
– Да, да! К чему вы ведете?
Чайзу придется уговорить стражей у ворот его выпустить, они получили приказ отправлять с ним сопровождение всякий раз, когда он захочет покинуть дворец. Нет, конечно, он выберется через потайную дверь в прачечной, о которой, как он думает, никто не знает. Благодаря этому ему не надо будет обегать конюшни. Двенадцать богов!
– А веду я к тому, миледи, что пришло время расплаты. Два года назад у нас наконец стало столько же людей в ошейниках, сколько у Стралга, мы готовили воинов быстрее, чем ему доставляли пополнение через Границу. Это стало переломным моментом. Понимаете, его возможности ограничивает Ледник на другой стороне. Климат там сильно отличается от нашего и…
– И вы думаете, что сможете победить?
– Мы уже победили. И он это знает. Осталось убить всех его уцелевших воинов с наименьшими потерями. Вы слышали про Миону?
Ее передернуло.
– До меня доходили самые разные и противоречивые слухи.
– Правда – самые худшие из них, – мрачно проговорил Кавотти. – Стралг разместил в городе войско. Мы его окружили и подожгли. Знаете, как крестьяне поджигают поля, чтобы уничтожить вредителей…
– Прошу вас!
– Он потерял семнадцать или восемнадцать шестидесяток. Подкрепления, полученные им за два года, были уничтожены в одну ночь.
– А сколько погибло горожан?
– Все. Город был немаленький.
– Чудовищно!
– Увы. Зато для Стралга это стало началом конца. Теперь не проходит ни одной шестидневки без сражения. Пьярегга, Мост Реггони… две шестидесятки, три. Я его убиваю, миледи! Он не переживет таких потерь. Мы в состоянии выставить против него столько же воинов и крепнем с каждым днем.
Ужас! Какой ужас!
– Чего вы от меня хотите? – вскричала она.
Почему Кавотти столько болтает? Такое впечатление, что он ждет, когда сюда заявятся вигелиане и прикончат его. Чайз мчится по аллее, он уже почти добрался до бараков…
Кавотти поморщился.
– Я хочу, чтобы Селебра не стала второй Мионой, разумеется. Это ведь и мой дом тоже, а запах горящих младенцев забыть невозможно. Посмотрите на карты, леди Селебры. Дорога, по которой он побежит в Вигелию, проходит мимо вашего города. Он старается отступать как можно медленнее, но мы гоним его, и очень скоро ему придется вступить с нами в сражение. А разве можно найти место лучше, чем Селебра? – Голос Кавотти зазвучал громче и заполнил весь зал. – У него осталось около трех шестьдесят-шестидесяток. Вам понравится, если туча ледяных демонов наводнит ваш город, госпожа? На полгода, пока зима закроет вигелианский переход?
Боги!
– Нет!
Ей и дюжины вполне хватает.
Чайз уже должен был добраться до бараков, криками призывая командира фланга. Веристы передвигаются, словно птицы. Именно скорость делает их смертельно опасными. Они перелезут прямо через стены.
Кавотти широко улыбнулся, показав больше зубов, чем у обычного человека.
– В таком случае присоединяйтесь, миледи! Подайте сигнал, и я введу своих людей в Селебру еще до того, как гарнизон поймет, что происходит. Клянусь, я смогу их сдерживать. Они будут вести себя достойно. Они хотят доказать свое превосходство над чудовищами Стралга. – Он протянул ей громадную, похожую на медвежью, руку. – Давайте пожмем друг другу руки. Шестьдесят-шестидесяток моих людей в Селебре, и Стралг не получит город. Мы отрежем его от базы и выпустим ему кровь на равнине.
Пожать руку? Она ни за что не прикоснется к этому чудовищу, даже если он будет тонуть! Пьеро умирает бездетный и презираемый всеми.
– Никогда! Вы превратите город в поле боя. Разве вы не понимаете, что моего мужа все эти годы называли трусом, лакеем и подхалимом, потому что он отдал свое счастье и мое ради спасения Селебры? У него получилось. Наш город выжил, в то время как другие погибли, хотя многие до сих пор не желают признать его правоту. А теперь вы хотите, чтобы я все это вышвырнула вон?
Верист метнул в нее сердитый взгляд, а потом на мгновение замер, словно к чему-то прислушиваясь.
– Мне пора идти.
Он сбросил капюшон. Медный ошейник в сочетании с безупречными чертами лица казался еще большей мерзостью, чем обычно.
Поверят ли вигелиане в безумную историю Чайза о том, что Кавотти во дворце? Впрочем, ему нет необходимости называть имя Мятежника, достаточно сказать, что там объявился верист-флоренгианин. Они знают Чайза и ни на секунду не усомнятся в его словах.
Они уже наверняка спешат сюда.
– Ваш муж поступил так, как считал нужным, леди, чтобы помешать веристам разграбить Селебру, как они поступили с Нелиной. Но я предлагаю вам гарнизон, который будет вас защищать. По вашей просьбе.
– И кто тогда будет править Селеброй? Собаки окажутся хуже волков. – И что станет с заложникам, которых удерживает Стралг, что станет с ее детьми? – Пятнадцать лет назад Стралг показал нам, что веристы могут карабкаться по стенам, точно крысы.
– Теперь эти стены защищают другие веристы, миледи. Я не решился штурмовать Миону, поскольку он был там.
– Нет, но вы ее сожгли! А он спалит дотла Селебру. Нет! Нет! Никогда! Уходите! Если бы я не была уверена в том, что Чайз отправился к людям Стралга, я бы сама это сделала. Уходите!
Где-то в глубине дворца послышался лай.
Мятежник фыркнул.
– Слышите? Возмутительно! Мне было приятно побеседовать с вами, дорогая леди. Надо чаще это делать. Поговорите с Советом и, если передумаете, подайте сигнал. Самое заметное место в городе – купол храма Веслих. Он наверняка загажен птицами.
– Уходите! – Она слышала, что кто-то бежит к залу, и их было много. – Уходите! Уходите! Уходите!
– Его нужно почистить. Если вы передумаете, поставьте леса вокруг купола, словно решили привести его в порядок. Это и будет сигналом. Тогда мы войдем в город. – Он схватил ее за плечи и отодвинул в сторону, словно ребенка. – А теперь мне действительно пора. Не стойте на дороге, женщина, иначе вас затопчут.
Он схватил ее руку, поцеловал и, выскочив из зала, помчался по террасе.
Тут она сообразила, куда он побежал, но этот путь был закрыт.
– Плотина утыкана ножами! – крикнула она.
И повернулась, услышав у себя за спиной шум. Три… четыре огромных зверя толпились в дверях зала. Они рычали, брызгали слюной и скребли когтями по плиткам. Она успела разглядеть медные ошейники, прячущиеся под серебристыми гривами, когда они промчались по залу и выскочили наружу – так молниеносно, что она едва успела за ними взглядом, а ветер всколыхнул ее платье. Снова раздался скрежет когтей и воинственный рык: звери увидели свою добычу и скрылись, перепрыгнув через балюстраду.
Глава 3
Марно Кавотти слышал яростные вопли боевых зверей, когда спрыгнул с парапета. Он чуть не разбил голову об упавший в воду ствол дерева, что совсем не входило в его планы. Судя по всему, его принесло в город, потому что река Пуисса текла в Селебру по тоннелям под северной стеной. Плавучий мусор скапливался в озерце снаружи, а нежданного гостя, который решит проплыть по этим тоннелям, выбросит на бронзовые решетки, и он утонет.
Он всплыл на поверхность, перевернулся на спину и замер. Даже если вигелиане прыгнули за ним, теперь они его не найдут. Мир погрузился в тишину, когда его уши оказались под водой, но сквозь тучи начали появляться звезды: ураган прошел. Если ему удастся сбежать от преследователей, можно считать, что его визит в Селебру удался. Одурачить стареющего высокомерного педанта и напугать до полусмерти несчастную мать – не такой уж подвиг, но известие о его появлении здесь, так далеко от армии Стралга, подольет масла в огонь освободительной войны.
Река покинула город, миновав плотину, и ее воды низверглись в узкий каньон с крутыми стенами. Течение было очень быстрым, а края плотины утыканы бронзовыми клинками, чтобы помешать беглецам вроде него. Защита была очень эффективной и часто срабатывала против тех, кто подплывал слишком близко – как правило, мальчишек, которых либо разрывало на куски, либо они тонули в водовороте. Кавотти все знал про плотину, потому что она прикончила одного из его кузенов.
В эту ночь вода в реке стояла значительно выше, чем обычно, да и мчалась быстрее, похожая на густой суп. Намного быстрее. Он уже видел шпиль Храма Сьену. Помолившись Веру и попросив бога бурь и сражений сделать так, чтобы вода в реке перенесла его через клинки, он приступил к превращению.
Он всплыл на поверхность, перевернулся на спину и замер. Даже если вигелиане прыгнули за ним, теперь они его не найдут. Мир погрузился в тишину, когда его уши оказались под водой, но сквозь тучи начали появляться звезды: ураган прошел. Если ему удастся сбежать от преследователей, можно считать, что его визит в Селебру удался. Одурачить стареющего высокомерного педанта и напугать до полусмерти несчастную мать – не такой уж подвиг, но известие о его появлении здесь, так далеко от армии Стралга, подольет масла в огонь освободительной войны.
Река покинула город, миновав плотину, и ее воды низверглись в узкий каньон с крутыми стенами. Течение было очень быстрым, а края плотины утыканы бронзовыми клинками, чтобы помешать беглецам вроде него. Защита была очень эффективной и часто срабатывала против тех, кто подплывал слишком близко – как правило, мальчишек, которых либо разрывало на куски, либо они тонули в водовороте. Кавотти все знал про плотину, потому что она прикончила одного из его кузенов.
В эту ночь вода в реке стояла значительно выше, чем обычно, да и мчалась быстрее, похожая на густой суп. Намного быстрее. Он уже видел шпиль Храма Сьену. Помолившись Веру и попросив бога бурь и сражений сделать так, чтобы вода в реке перенесла его через клинки, он приступил к превращению.