Страница:
– Ты выказываешь заслуживающую похвалы верность долгу, маршал, – почти без ехидства заметил танист, хотя они с Леофриком редко отзывались друг о друге добрыми словами.
– Работа хороша только тогда, когда исполняешь ее как надо, – угрюмо ответил одноглазый фейн. – Договор еще не подписан и не скреплен печатями.
Оказавшись в доме, Радгар сразу же вежливо пожелал спокойной ночи дяде. Едва не засыпая на ходу, он поплелся по лестнице следом за мамой и мужественно перенес ее объятия и поцелуи перед дверью в ее опочивальню. Только потом он смог сбежать в свои хоромы под самой крышей, слишком усталый, чтобы замечать ужасающую духоту. Не снимая ни штанов, ни камзола, он стряхнул с ног башмаки и повалился на свой тюфяк, ожидая, что уснет в считанные секунды.
Однако сон не шел к нему. Слишком много всего случилось за день. Ему нужно было еще свыкнуться с мыслью о мире, и он плохо представлял себе, какие перемены это принесет в его жизнь. Под окнами проходили толпы ликующего народа. Вскоре сквозь щели в полу до него донеслись женские голоса, но в этом не было ничего удивительного, поскольку прямо под ним размещались мамины горничные. Позже к ним присоединились басовитые мужские голоса, но и этого тоже можно было ожидать. Фейны помоложе всегда найдут себе занятие поинтереснее, чем бражничать, петь и ссориться всю ночь до утра.
8
9
10
Часть VI
1
– Работа хороша только тогда, когда исполняешь ее как надо, – угрюмо ответил одноглазый фейн. – Договор еще не подписан и не скреплен печатями.
Оказавшись в доме, Радгар сразу же вежливо пожелал спокойной ночи дяде. Едва не засыпая на ходу, он поплелся по лестнице следом за мамой и мужественно перенес ее объятия и поцелуи перед дверью в ее опочивальню. Только потом он смог сбежать в свои хоромы под самой крышей, слишком усталый, чтобы замечать ужасающую духоту. Не снимая ни штанов, ни камзола, он стряхнул с ног башмаки и повалился на свой тюфяк, ожидая, что уснет в считанные секунды.
Однако сон не шел к нему. Слишком много всего случилось за день. Ему нужно было еще свыкнуться с мыслью о мире, и он плохо представлял себе, какие перемены это принесет в его жизнь. Под окнами проходили толпы ликующего народа. Вскоре сквозь щели в полу до него донеслись женские голоса, но в этом не было ничего удивительного, поскольку прямо под ним размещались мамины горничные. Позже к ним присоединились басовитые мужские голоса, но и этого тоже можно было ожидать. Фейны помоложе всегда найдут себе занятие поинтереснее, чем бражничать, петь и ссориться всю ночь до утра.
8
Из бездонного сна его выдернули чьи-то далекие крики. Он сердито промычал что-то и повернулся на другой бок. Шум стих… Вот и хорошо! Откуда же тогда у него ощущение, будто что-то не так? Он отчаянно не хотел разлеплять веки, но в конце концов чихнул. Дым, подумал он. Из щелей в полу шел дым.
Дым? Он сел и закашлялся. Духи! Он находился на верхнем этаже деревянного дома, и комната была полна едкого дыма. Ночь была темной, он не видел ничего, кроме смутного очертания двух крошечных окон, и пролезть через них не смог бы даже он. Он слышал далекие голоса, но раздавались они на улице или в доме, он не знал. Он поднялся на ноги, стукнулся головой о балку, проковылял к двери. Дверь была заперта. Он закричал и попробовал лягнуть ее. От босых ног не было никакого толка. Опустившись на четвереньки – и вопя что есть мочи, задыхаясь и кашляя, – он нашарил свои башмаки. Потом вернулся к двери и замолотил по ней, не переставая кричать.
Проклятием его был огонь.
– Вульфвер! Хенгест! Фрекфул! – Зачем запирать дверь? Они не делали этого в прошлые две ночи, даже когда к ним приходили девицы. Часть его образования, говорили они со смехом; заходи и смотри. – Вульфвер! – Почему он не отвечает? – Фрекфул! – Бац, бац, бац! Может, они упились и утрахались до состояния чурбанов – или просто ушли со своими девками, оставив его одного? Он вдруг с ужасом сообразил, что там может никого не быть. Они все могли уйти, бросив его. – Хенгест! – Крик, разбудивший его, стих. В доме царила жуткая тишина. Может, всех уже вывели? – Мама! Папа! – Он уже плакал.
Дыму все прибывало; в комнате делалось жарче. К счастью, дверь неплотно прилегала к косяку, так что он смог найти засов острием кинжала. Он набросился на нее. Он рыл, ковырял и резал, расшвыривая щепки. Медленно, как медленно! Сквозь щели в полу уже виднелся свет; далекие крики становились громче, но не приближались. Он знал, как быстро пламя может охватить дом – только что это маленькая струйка дыма, а через минуту уже огненный шар. Из глаз катились слезы, каждый вдох превращался в кашель. Хильфвер заговорил его от огня, но если дом обрушится грудой раскаленных углей, его просто завалит обломками или он сломает спину, а тело его не горит только до тех пор, пока он не умрет…
Папа! О папа, ну приди, пожалуйста! Папа тоже заговорен от огня. Почему он не пришел?
Щепка, еще щепка… как медленно! Он уже опоздал, так как видел за дверью свет – значит, огонь добрался уже до комнаты его телохранителей, но ему все равно надо продолжать попытки. Работая на ощупь, он все-таки пробился к засову, отодвинул его острием кинжала и распахнул дверь. Он окунулся в густой дым и жар, от которого любой другой пошел бы уже волдырями. Свет сочился со стороны лестницы за следующей дверью. Никаких пьяных тел тут не было, и кровати оставались такими же аккуратно застеленными, какими их оставили фралли. Вульфвер и остальные никогда уже не вернутся сюда с праздника.
Лестница была охвачена огнем. Он заговорен от огня. Будет больно, но другого выбора у него нет. Если он будет бежать быстро, он прорвется. Свою ошибку он обнаружил, уже шагнув на верхнюю ступеньку, когда поворачивать назад было уже поздно – боль! Он нырнул в пылающий ад и с воплем, от которого в легких не осталось воздуха, скатился вниз. В горящей одежде он врезался в стену на нижней площадке, перед самым входом в родительскую спальню. Дверь уже рассыпалась в груду красных головешек. Больно-больно-больно! Было так ослепительно светло, что он почти ничего не видел. В этом океане света он почти ослеп, и в целом мире не осталось ничего, кроме боли. Даже башмаки его развалились и слетели с ног, но это было уже не больнее, чем бежать босиком, нагишом по горящему полу в комнату.
По контрасту с ослепительно желтым сиянием, тело его отца казалось почти черным. Вся его одежда, конечно, исчезла. Он лежал на спине среди догорающих обломков постели. Он не горел, хотя волосы его начинали уже дымиться, а кончики ушей и пальцев почернели. Кровь, заливавшая ему грудь, была шокирующе красного цвета. Он был мертв, ибо его перерезанное горло зияло жуткой пародией на улыбающийся рот.
– Сюрпри-и-из! – словно говорил он. – Сгореть – не единственный способ умереть.
Дым? Он сел и закашлялся. Духи! Он находился на верхнем этаже деревянного дома, и комната была полна едкого дыма. Ночь была темной, он не видел ничего, кроме смутного очертания двух крошечных окон, и пролезть через них не смог бы даже он. Он слышал далекие голоса, но раздавались они на улице или в доме, он не знал. Он поднялся на ноги, стукнулся головой о балку, проковылял к двери. Дверь была заперта. Он закричал и попробовал лягнуть ее. От босых ног не было никакого толка. Опустившись на четвереньки – и вопя что есть мочи, задыхаясь и кашляя, – он нашарил свои башмаки. Потом вернулся к двери и замолотил по ней, не переставая кричать.
Проклятием его был огонь.
– Вульфвер! Хенгест! Фрекфул! – Зачем запирать дверь? Они не делали этого в прошлые две ночи, даже когда к ним приходили девицы. Часть его образования, говорили они со смехом; заходи и смотри. – Вульфвер! – Почему он не отвечает? – Фрекфул! – Бац, бац, бац! Может, они упились и утрахались до состояния чурбанов – или просто ушли со своими девками, оставив его одного? Он вдруг с ужасом сообразил, что там может никого не быть. Они все могли уйти, бросив его. – Хенгест! – Крик, разбудивший его, стих. В доме царила жуткая тишина. Может, всех уже вывели? – Мама! Папа! – Он уже плакал.
Дыму все прибывало; в комнате делалось жарче. К счастью, дверь неплотно прилегала к косяку, так что он смог найти засов острием кинжала. Он набросился на нее. Он рыл, ковырял и резал, расшвыривая щепки. Медленно, как медленно! Сквозь щели в полу уже виднелся свет; далекие крики становились громче, но не приближались. Он знал, как быстро пламя может охватить дом – только что это маленькая струйка дыма, а через минуту уже огненный шар. Из глаз катились слезы, каждый вдох превращался в кашель. Хильфвер заговорил его от огня, но если дом обрушится грудой раскаленных углей, его просто завалит обломками или он сломает спину, а тело его не горит только до тех пор, пока он не умрет…
Папа! О папа, ну приди, пожалуйста! Папа тоже заговорен от огня. Почему он не пришел?
Щепка, еще щепка… как медленно! Он уже опоздал, так как видел за дверью свет – значит, огонь добрался уже до комнаты его телохранителей, но ему все равно надо продолжать попытки. Работая на ощупь, он все-таки пробился к засову, отодвинул его острием кинжала и распахнул дверь. Он окунулся в густой дым и жар, от которого любой другой пошел бы уже волдырями. Свет сочился со стороны лестницы за следующей дверью. Никаких пьяных тел тут не было, и кровати оставались такими же аккуратно застеленными, какими их оставили фралли. Вульфвер и остальные никогда уже не вернутся сюда с праздника.
Лестница была охвачена огнем. Он заговорен от огня. Будет больно, но другого выбора у него нет. Если он будет бежать быстро, он прорвется. Свою ошибку он обнаружил, уже шагнув на верхнюю ступеньку, когда поворачивать назад было уже поздно – боль! Он нырнул в пылающий ад и с воплем, от которого в легких не осталось воздуха, скатился вниз. В горящей одежде он врезался в стену на нижней площадке, перед самым входом в родительскую спальню. Дверь уже рассыпалась в груду красных головешек. Больно-больно-больно! Было так ослепительно светло, что он почти ничего не видел. В этом океане света он почти ослеп, и в целом мире не осталось ничего, кроме боли. Даже башмаки его развалились и слетели с ног, но это было уже не больнее, чем бежать босиком, нагишом по горящему полу в комнату.
По контрасту с ослепительно желтым сиянием, тело его отца казалось почти черным. Вся его одежда, конечно, исчезла. Он лежал на спине среди догорающих обломков постели. Он не горел, хотя волосы его начинали уже дымиться, а кончики ушей и пальцев почернели. Кровь, заливавшая ему грудь, была шокирующе красного цвета. Он был мертв, ибо его перерезанное горло зияло жуткой пародией на улыбающийся рот.
– Сюрпри-и-из! – словно говорил он. – Сгореть – не единственный способ умереть.
9
Радгар так и не смог вспомнить, что случилось потом, хотя показания других свидетелей складывались во вполне определенную картину. Подробности бегства были вытеснены из памяти ужасающей болью и потрясением от того, что он увидел. Он мог провалиться через пол, когда тот рухнул, но он обошелся без единого перелома или даже синяка, так что скорее он просто нашел лестницу и сбежал или скатился по ней. Этого он не помнил, как не помнил и того, как и когда выбрался из этого пекла. Какой бы долгой ни казалась ему пытка, с первой тревоги и до момента, когда обрушились крыша и перекрытия, вряд ли прошло больше нескольких минут. Люди все еще продолжали тянуться из Станхофа.
Твигепорт с его узкими улочками был куда уязвимее для огня, чем любой другой город в Бельмарке. Поэтому и бороться с пожарами здесь умели лучше, хотя помогало это далеко не всегда. Ночной дозор ударил в колокол, созывая всех дееспособных мужчин с топорами, веревками и ведрами. Спасти уже загоревшееся здание невозможно, поэтому основные усилия направлялись на спасение его обитателей и на то, чтобы не дать огню распространиться. Если пожар вспыхивал по соседству с портом, люди по цепочке передавали ведра с водой и поливали крыши соседних домов, но и от этого толку было, как правило, очень мало.
В тот вечер вдоль фьорда дул легкий ветер. Еще до того, как ударил колокол, здание превратилось в пылающий ад. Рушились перекрытия, языки пламени прорывались через крышу. Когда на место происшествия прибыли Вульфвер и его дружки – мгновенно протрезвевшие от размеров несчастья, – внимание толпы уже переключилось на два соседних дома, из которых с риском для жизни выводили жильцов. Поскольку у всех троих фейнов оставались наверху ценные пожитки, они смотрели в другую сторону.
Поэтому никто, кроме них, не увидел, как за несколько мгновений до того, как обрушилась крыша, из пекла выбрался, шатаясь, паренек – обнаженный, но внешне совершенно невредимый. Вульфвер бросился вперед и закутал его в свой плащ.
Радгар пришел в себя, когда его, спеленутого как малого ребенка, куда-то быстро несли по ночным улицам.
– Папа! – крикнул он. – Мой папа убит! – Поначалу в голове его не оставалось места для других мыслей, но чуть позже он осекся.
– Мама! Что с моей мамой?
– Не знаю, где она. – Вульфвер задыхался. Даже с его ростом и силой тащить бегом нешуточную ношу было не так легко. – И где мой старик тоже не знаю. И кто за нами охотится. Надо домой.
Навстречу им спешили люди. Почти у всех в руках были топоры, багры или пустые ведра. Никто не обращал внимания на мужчину с мальчиком, направлявшихся в сторону моря. Шаги отдавались в ночи странным эхом.
Радгар еще раз, всхлипывая, позвал мать. Потом вдруг встрепенулся.
– Куда мы идем? – Куда делись Фрекфул и Хенгест, обыкновенно неразлучные с Вульфвером? Ему смутно припомнилось, что их послали вперед… куда-то… куда? Папа мертв. Мама исчезла. Жива ли она?
– Домой. На Каттерстоу. – Здоровяк обливался потом. – Надо уносить ноги отсюдова, покуда Светманн нас всех не убил.
– Кто? Что? – Папу убили!
– Светманн. Поджег дом. Хочет сорвать договор.
Думалось плохо. И маму тоже? Месть Кровавых? Вульфвер должен знать, очень уж он уверенно все говорит… Тут они пробежали под каменной аркой и оказались в порту.
– Но это же северный порт! – взвизгнул Радгар. – Дом в другой стороне! Куда ты меня тащишь? – Он забился. Папа убит. Да помогите же, кто-нибудь! – На помощь!
– Заткнись, крысеныш! – Даже не сбавляя шага, Вульфвер встряхнул его как мешок. Он бежал уже вдоль воды, и светлая полоска неба на востоке позволяла разглядеть лес мачт. Маленькие суда стояли у причала, корабли побольше – на рейде, покачиваясь на волнах. Однако по всему порту поднимались паруса, отдавались швартовы, поднимались якоря – моряки готовились к поспешному выходу в море. Сильный пожар в городе мог означать беспорядки или даже поток беженцев, так что самое время было уходить, предоставив Твигепорту самому справляться со своими сложностями.
– Отпусти меня!
– Дурак! Щенок безмозглый! Тут кровная вражда! Если Светманн со своей шайкой доберутся до нас, нам конец, понял? Ты что, веришь, что пожар – несчастный случай? – Здоровяк взбежал на пристань, и теперь его башмаки гулко топали по дощатому настилу.
Папа говорил, что Вульфвер неглуп. Радгар еще не разобрался в том, что случилось – как убили папу, кто поджег дом, жива ли мама. Мысли его путались, но он совершенно определенно знал, что папа не перерезал сам себе горло и что не он запер его дверь и поджег дом. Если убит Каттеринг, отмщение за него ложится на других мужчин рода Каттерингов. Кровная вражда автоматически ставила под угрозу жизни Сюневульфа, Вульфвера, а также и самого Радгара, ибо мальчики вырастают и становятся мужчинами.
Светманн был из рода Нюрпингов, королевской крови.
Еще один человек бежал теперь рядом с ними, показывая дорогу. Это был Хенгест. Все остальные в порту были слишком заняты подготовкой к отплытию, чтобы обращать на них внимание.
– Мы возвращаемся домой?
– Домой, в Варофбург, – выпалил задыхающийся Вульфвер. – Там безопасно. Если мой папа еще жив… Он теперь станет эрлом, а я танистом.
Ну да, а кошки будут щипать травку! Фейны терпели Сюневульфа только потому, что так пожелал папа. Они никогда не примут его в качестве эрла, и уж тем более никому не нужен увалень Вульфвер в качестве таниста. И потом, Сюневульф тоже, возможно, мертв, и мама тоже, а с ними Леофрик и другие королевские фейны, которые поддерживали его больше других. Последует обмен обвинениями и вызовами, но кто бы в результате ни стал эрлом, Радгару Эйледингу не стоит ждать от него ничего хорошего. Возможно, Вульфвер – единственная надежда, которая у него осталась, его последний оставшийся в живых родич. Последние Каттеринги должны держаться вместе.
Они пришли. Фрекфул стоял на палубе суденышка, готовя его к отплытию. Но так ведь не должно быть! Даже если портовая стража побежала на пожар, какой владелец судна доверит сторожить его чужому фейну? На борту полагалось бы находиться людям; впрочем, возможно, их там не было и раньше. В такой суматохе можно утащить что угодно. Вульфвер спрыгнул на палубу, от чего суденышко покачнулось, и спустился еще на три ступеньки на нижний настил, куда довольно-таки бесцеремонно опустил свою ношу.
– Не путайся под ногами, крысеныш!
Судно было небольшим, всего шесть или семь саженей в длину, с одной мачтой и небольшими палубными настилами на носу и корме. Такие обычно используются для плаваний вдоль берега. Прогуливаясь по порту в первый день, Радгар видел десятки таких. На нижнем настиле стояло несколько бочек – слишком мало груза, чтобы удерживать судно от качки. От планок настила воняло рыбой. Под кормовой палубой, возможно, располагалась маленькая каюта для отдыха и защиты от непогоды. Каморка в носу наверняка отводилась для ценных грузов. Единственный парус на корявой мачте был достаточно прост, чтобы справиться с ним вдвоем или втроем. Большие океанские корабли привозили в Твигепорт товары со всех концов света, а потом маленькие ладьи вроде этой развозили их по всему Бельмарку, возвращаясь назад с грузом местных продуктов: шерсти, шкур, соленой рыбы. В зимнее время она бороздила спокойные воды Свифейфена, выходя в открытое море только летом.
Хенгест отвязал конец и следом за Вульфвером спрыгнул на борт и загрохотал по ступенькам вниз. Увидев, что он оставил путь на берег свободным, Радгар поплотнее запахнул на себе плащ Вульфвера и рванулся наверх, но оступился. Суденышко снова покачнулось, он окончательно потерял равновесие и грохнулся на палубу с силой, достаточной, чтобы у него перехватило дыхание. Хенгест с Фрекфулом гребли изо всех сил, пытаясь отвести ладью от причала и избежать столкновения с другим кораблем, побольше. Так или иначе, он уже опоздал выпрыгивать на берег, даже если бы и смог сделать это без посторонней помощи. Полоска воды между кормой и облепленными водорослями бревнами причала становилась все шире. У него не было ни одежды, ни обуви. Друзей тоже не было. Ни отца, ни, возможно, матери. И если это Вульфвер запер дверь в его комнату, ничто не мешало уже ему доделать свое дело спокойно и без помех, чтобы его кузен наверняка никогда больше не ступил на берег.
Парус был не совсем знакомого типа, но Вульфвер с Дружками разбирался в кораблях не хуже Радгара. Они подняли парус так, словно проделывали это не одну сотню раз. Ветер наполнил его, и судно накренилось. Хенгест ринулся на корму править – и застыл, разинув рот.
– Славная ночка для прогулки, – одобрительно заметил кто-то.
Твигепорт с его узкими улочками был куда уязвимее для огня, чем любой другой город в Бельмарке. Поэтому и бороться с пожарами здесь умели лучше, хотя помогало это далеко не всегда. Ночной дозор ударил в колокол, созывая всех дееспособных мужчин с топорами, веревками и ведрами. Спасти уже загоревшееся здание невозможно, поэтому основные усилия направлялись на спасение его обитателей и на то, чтобы не дать огню распространиться. Если пожар вспыхивал по соседству с портом, люди по цепочке передавали ведра с водой и поливали крыши соседних домов, но и от этого толку было, как правило, очень мало.
В тот вечер вдоль фьорда дул легкий ветер. Еще до того, как ударил колокол, здание превратилось в пылающий ад. Рушились перекрытия, языки пламени прорывались через крышу. Когда на место происшествия прибыли Вульфвер и его дружки – мгновенно протрезвевшие от размеров несчастья, – внимание толпы уже переключилось на два соседних дома, из которых с риском для жизни выводили жильцов. Поскольку у всех троих фейнов оставались наверху ценные пожитки, они смотрели в другую сторону.
Поэтому никто, кроме них, не увидел, как за несколько мгновений до того, как обрушилась крыша, из пекла выбрался, шатаясь, паренек – обнаженный, но внешне совершенно невредимый. Вульфвер бросился вперед и закутал его в свой плащ.
Радгар пришел в себя, когда его, спеленутого как малого ребенка, куда-то быстро несли по ночным улицам.
– Папа! – крикнул он. – Мой папа убит! – Поначалу в голове его не оставалось места для других мыслей, но чуть позже он осекся.
– Мама! Что с моей мамой?
– Не знаю, где она. – Вульфвер задыхался. Даже с его ростом и силой тащить бегом нешуточную ношу было не так легко. – И где мой старик тоже не знаю. И кто за нами охотится. Надо домой.
Навстречу им спешили люди. Почти у всех в руках были топоры, багры или пустые ведра. Никто не обращал внимания на мужчину с мальчиком, направлявшихся в сторону моря. Шаги отдавались в ночи странным эхом.
Радгар еще раз, всхлипывая, позвал мать. Потом вдруг встрепенулся.
– Куда мы идем? – Куда делись Фрекфул и Хенгест, обыкновенно неразлучные с Вульфвером? Ему смутно припомнилось, что их послали вперед… куда-то… куда? Папа мертв. Мама исчезла. Жива ли она?
– Домой. На Каттерстоу. – Здоровяк обливался потом. – Надо уносить ноги отсюдова, покуда Светманн нас всех не убил.
– Кто? Что? – Папу убили!
– Светманн. Поджег дом. Хочет сорвать договор.
Думалось плохо. И маму тоже? Месть Кровавых? Вульфвер должен знать, очень уж он уверенно все говорит… Тут они пробежали под каменной аркой и оказались в порту.
– Но это же северный порт! – взвизгнул Радгар. – Дом в другой стороне! Куда ты меня тащишь? – Он забился. Папа убит. Да помогите же, кто-нибудь! – На помощь!
– Заткнись, крысеныш! – Даже не сбавляя шага, Вульфвер встряхнул его как мешок. Он бежал уже вдоль воды, и светлая полоска неба на востоке позволяла разглядеть лес мачт. Маленькие суда стояли у причала, корабли побольше – на рейде, покачиваясь на волнах. Однако по всему порту поднимались паруса, отдавались швартовы, поднимались якоря – моряки готовились к поспешному выходу в море. Сильный пожар в городе мог означать беспорядки или даже поток беженцев, так что самое время было уходить, предоставив Твигепорту самому справляться со своими сложностями.
– Отпусти меня!
– Дурак! Щенок безмозглый! Тут кровная вражда! Если Светманн со своей шайкой доберутся до нас, нам конец, понял? Ты что, веришь, что пожар – несчастный случай? – Здоровяк взбежал на пристань, и теперь его башмаки гулко топали по дощатому настилу.
Папа говорил, что Вульфвер неглуп. Радгар еще не разобрался в том, что случилось – как убили папу, кто поджег дом, жива ли мама. Мысли его путались, но он совершенно определенно знал, что папа не перерезал сам себе горло и что не он запер его дверь и поджег дом. Если убит Каттеринг, отмщение за него ложится на других мужчин рода Каттерингов. Кровная вражда автоматически ставила под угрозу жизни Сюневульфа, Вульфвера, а также и самого Радгара, ибо мальчики вырастают и становятся мужчинами.
Светманн был из рода Нюрпингов, королевской крови.
Еще один человек бежал теперь рядом с ними, показывая дорогу. Это был Хенгест. Все остальные в порту были слишком заняты подготовкой к отплытию, чтобы обращать на них внимание.
– Мы возвращаемся домой?
– Домой, в Варофбург, – выпалил задыхающийся Вульфвер. – Там безопасно. Если мой папа еще жив… Он теперь станет эрлом, а я танистом.
Ну да, а кошки будут щипать травку! Фейны терпели Сюневульфа только потому, что так пожелал папа. Они никогда не примут его в качестве эрла, и уж тем более никому не нужен увалень Вульфвер в качестве таниста. И потом, Сюневульф тоже, возможно, мертв, и мама тоже, а с ними Леофрик и другие королевские фейны, которые поддерживали его больше других. Последует обмен обвинениями и вызовами, но кто бы в результате ни стал эрлом, Радгару Эйледингу не стоит ждать от него ничего хорошего. Возможно, Вульфвер – единственная надежда, которая у него осталась, его последний оставшийся в живых родич. Последние Каттеринги должны держаться вместе.
Они пришли. Фрекфул стоял на палубе суденышка, готовя его к отплытию. Но так ведь не должно быть! Даже если портовая стража побежала на пожар, какой владелец судна доверит сторожить его чужому фейну? На борту полагалось бы находиться людям; впрочем, возможно, их там не было и раньше. В такой суматохе можно утащить что угодно. Вульфвер спрыгнул на палубу, от чего суденышко покачнулось, и спустился еще на три ступеньки на нижний настил, куда довольно-таки бесцеремонно опустил свою ношу.
– Не путайся под ногами, крысеныш!
Судно было небольшим, всего шесть или семь саженей в длину, с одной мачтой и небольшими палубными настилами на носу и корме. Такие обычно используются для плаваний вдоль берега. Прогуливаясь по порту в первый день, Радгар видел десятки таких. На нижнем настиле стояло несколько бочек – слишком мало груза, чтобы удерживать судно от качки. От планок настила воняло рыбой. Под кормовой палубой, возможно, располагалась маленькая каюта для отдыха и защиты от непогоды. Каморка в носу наверняка отводилась для ценных грузов. Единственный парус на корявой мачте был достаточно прост, чтобы справиться с ним вдвоем или втроем. Большие океанские корабли привозили в Твигепорт товары со всех концов света, а потом маленькие ладьи вроде этой развозили их по всему Бельмарку, возвращаясь назад с грузом местных продуктов: шерсти, шкур, соленой рыбы. В зимнее время она бороздила спокойные воды Свифейфена, выходя в открытое море только летом.
Хенгест отвязал конец и следом за Вульфвером спрыгнул на борт и загрохотал по ступенькам вниз. Увидев, что он оставил путь на берег свободным, Радгар поплотнее запахнул на себе плащ Вульфвера и рванулся наверх, но оступился. Суденышко снова покачнулось, он окончательно потерял равновесие и грохнулся на палубу с силой, достаточной, чтобы у него перехватило дыхание. Хенгест с Фрекфулом гребли изо всех сил, пытаясь отвести ладью от причала и избежать столкновения с другим кораблем, побольше. Так или иначе, он уже опоздал выпрыгивать на берег, даже если бы и смог сделать это без посторонней помощи. Полоска воды между кормой и облепленными водорослями бревнами причала становилась все шире. У него не было ни одежды, ни обуви. Друзей тоже не было. Ни отца, ни, возможно, матери. И если это Вульфвер запер дверь в его комнату, ничто не мешало уже ему доделать свое дело спокойно и без помех, чтобы его кузен наверняка никогда больше не ступил на берег.
Парус был не совсем знакомого типа, но Вульфвер с Дружками разбирался в кораблях не хуже Радгара. Они подняли парус так, словно проделывали это не одну сотню раз. Ветер наполнил его, и судно накренилось. Хенгест ринулся на корму править – и застыл, разинув рот.
– Славная ночка для прогулки, – одобрительно заметил кто-то.
10
Радгар вспомнил, как ладью качнуло в последний раз, повернул голову и уставился на пару башмаков, которым не полагалось там находиться. Потом поднял взгляд. Сэр Гесте стоял между ним и румпелем, скрестив руки и являя собой образец уверенности, хотя шляпа его делась куда-то и он тяжело дышал, как после долгого бега. С плеч его свисал длинный, до колен, темный плащ, подол которого трепетал на ветру; вся остальная одежда – камзол, штаны – была обычной, бельской. Меч его висел на простой черной перевязи. Радгар и не знал, что тот говорит по-бельски; впрочем, и обратного никто не утверждал.
Так или иначе, видеть его было отрадно, так что Радгар вскарабкался на корму и встал рядом с ним, дрожа и цепляясь за спадающий плащ.
– Чуть подальше, Младшинг, – сказал тот, не спуская взгляда с трех увальней. – Можешь править этой штукой?
– Да, сэр! – Радгар высвободил одну руку из-под плаща и схватился за румпель. По сравнению с «Греггосом» это были сущие пустяки. Он поймал ветер, отвернул от торговца, в которого они чуть не врезались, и нацелил нос в сторону выхода из гавани. Ветер игриво рвал с него плащ, а обе руки были заняты. В результате он правил полуголым.
Вульфвер наконец снова обрел дар речи – и даже с избытком.
– Пламень! – взревел он. – Откуда ты взялся?
– Оттуда же, откуда и ты, фейн, – благодушно отозвался сэр Гесте. – Не уверен, правда, что нам с вами по пути.
– Чего тебе нужно?
– Для начала мне не нужно от вас никаких неприятностей. Предупреждаю вас: я Королевский Клинок. Я уже не тот, что был в двадцать лет, но все еще могу изрубить всех троих в капусту. Против троих я буду рубиться наверняка. Ясно? Никаких там щадящих ранений. – Он улыбнулся. – Я услышал, как мой юный друг зовет на помощь, и решил пойти следом и посмотреть, в чем тут дело.
– Правда? – буркнул Вульфвер. Он нагнулся и подобрал с палубы весло. Стоявший по другую сторону мачты от него Хенгест взял другое. Фрекфул только крепче сжал рукоять меча. – Мы возвращаемся домой, в Варофбург, и пассажиров не берем.
– И плывете на север, тогда как Каттерстоу – на юге?
Вульфвер шагнул вперед. Он стоял на пару футов ниже верхнего настила, но длина весла, которое он держал в руках, с лихвой компенсировала это. Конечно, он не мог замахнуться им, не задев при этом за мачту или штаги, но он мог метнуть его. Или выставить вперед на манер пики, чтобы столкнуть Клинка за борт, даже не входя в зону досягаемости меча противника. С учетом качки, так было бы надежнее всего.
– Разве не ясно? Светманн наверняка следит за южным портом.
– Светманн? – С сомнением в голосе произнес Гесте. – Какое отношение имеет эрл к тому, что ты похитил королевского сына? Или он решил, что Радгар пытался спалить его дворец? Так держать, Младшинг. Ты молодцом. Я полагаюсь на тебя.
Сильно раскачиваясь с борта на борт, маленький кораблик неожиданно резво миновал гавань и нацелил нос в открытое море, без труда обогнав другие покидающие порт суда. Радгару потребовалась целая секунда, чтобы понять, чего хочет Клинок. Он повернул нос суденышка на несколько градусов восточнее, и корабль закачало сильнее, не позволяя Вульфверу и Хенгесту сохранять равновесие.
Туповатое лицо Вульфвера нахмурилось.
– Ничего не похищение. Светманн ихний вожак. Он хотел сорвать мир.
– Я все-таки не понимаю, зачем ты похищал королевского сына.
– Да помер он, король-то! Вот и крысеныш так говорит.
– Правда? – Сэр Гесте бросил взгляд на Радгара, слишком быстрый, чтобы его противники успели воспользоваться этим. – Ты это точно знаешь, Младшинг? Уверен?
– Да, сэр. Я его видел. Ему перерезали горло.
– Жестоко. Жаль. – Клинок снова повернулся к фейнам, которые медленно, но верно приближались. Теперь и Вульфвер, и Хенгест могли достать его своими веслами. – Значит, Сюневульф становится королем? Так это у вас устроено?
– Мой отец теперь король, – согласился Вульфвер, – если они только и до него не добрались.
– Не добрались, – сказал Гесте. – Я видел его в толпе. Но он ведь долго не продержится, нет? Ему бросят вызов.
– А фюрд не потерпит его в качестве эрла, – сказал Радгар. – Они скинут его тотчас же, как он ступит на Каттерстоу, – скорее всего его дяде разрешат посидеть на троне не дольше, чем на время траурной церемонии. У короля Эйледа не будет погребального костра. Он уже сгорел: заклятие, защищавшее его от огня, перестало действовать с его смертью.
Вульфвер свирепо покосился на него и перехватил весло так, словно только сейчас заметил его вес.
– Попридержи язык, крысеныш, если не хочешь, чтобы из него выросло весло. Кто мог убить короля, если не Светманн? Или один знакомый шивиальский мечник?
– Вряд ли, – беззаботно ответил Гесте. – Нет повода. И потом, как этот шивиальский мечник смог миновать охрану в это время суток? – Он помолчал, пока кораблик подпрыгнул, почувствовав морскую волну. – Я бы ставил на тебя, фейн. На тебя и твоего отца. Любой из вас имел свободный доступ в дом. Может, ему и не удастся удержаться на троне, но король Эйлед был богат, не так ли? Третья часть всех трофеев за четырнадцать лет войны. У него земель больше, чем у трех любых землевладельцев в Бельмарке, вместе взятых, – так я, во всяком случае, слышал.
– Это Вульфвер запер мою дверь! – крикнул Радгар. – Это он запер меня в спальне, чтобы я сгорел!
Вульфвер зарычал и поднял весло, словно намереваясь ударить его. Все заговорили разом, но громче других – Хенгест.
– …ни разу не выходил из зала! Он все время был с нами! Не он!
– Это был Светманн! – сказал Фрекфул. – Из всех нынешних эрлов только два рождены от королей. Фейн Вигферт из Скальтингов, но ему уже за тридцать, и никто из Скальтингов не становился королем вот уже больше века. Светманн из Нюрпингов, а они вторые после Каттерингов. Он может бросить вызов, и все эрлы нынче собрались в его городе и могут проголосовать. Он здорово укоротил посла вчера – зря Эйлед позволил ему это. Витаны не поддержали бы его против Эйледа, но уж Сюневульфу даже грязи с башмаков пожалели бы.
Вульфвер злобно заревел. Хенгест пожал плечами и промолчал.
– Они не поддержали бы Светманна, если это он убил папу! – крикнул Радгар. Но кто узнает, если это и он? Его заподозрят, конечно, но доказательств не найдут. И витенагемут наверняка пожелает как можно быстрее избавиться от короля Сюневульфа. Ох папа, папа! Значит, королем станет Светманн. Подпишет ли он договор или война будет продолжаться?
Их судно миновало тем временем выход из фьорда. Их курс на запад оставил их в одиночестве, ибо в том направлении лежал только страшный Свеорнстанас. Остальные корабли держали курс на северо-восток, где угадывались на фоне светлеющего горизонта очертания других островов.
– Так держать, Младшинг, – негромко скомандовал Гесте. – Значит, у Светманна был повод, – продолжал он громче. Но как мог он сделать это? Ты говоришь, ему мог помочь кто-то из дома – возможно, из королевских фейнов? В фюрде у Эйледа могли найтись предатели?
Все трое фейнов отозвались на такое оскорбление возмущенным рычанием.
– Или это был все-таки его брат? – продолжал Клинок. – Сюневульфа – королем, его сына – танистом? Вот вам и повод, и возможность.
Небо посветлело настолько, чтобы разглядеть сомнение на лице Хенгеста и Фрекфула. Король Сюневульф явно не внушал доверия. Жирный король Сюневульф Великий. Папа, папа, папа!
– А теперь мы застаем вас, несущих ненужного котенка в порт. А как вы, двое? Каково вам участвовать в убийстве ребенка?
Вопрос Гесте застиг Хенгеста и Фрекфула в момент, когда палуба в очередной раз подпрыгнула, но он стоял выше их и лицом вперед по курсу корабля, так что видел набегавшую волну. Даже так он вряд ли мог рассчитать лучше. Двое мужчин с веслами в руках потеряли равновесие, а большего Гесте и не требовалось. Меч блеснул в его руке, и он спрыгнул на нижнюю палубу. Хенгест вскрикнул и опрокинулся на спину, зажимая руками рану.
Он перевалился через борт и исчез, только оброненное им весло загрохотало по бочкам. Фрекфул успел выхватить меч, и Гесте пронзил его насквозь быстрее, чем тот успел сделать выпад. Вульфвер увидел свою жертву совсем рядом и инстинктивно поднял весло, чтобы прикрыться им от меча, но тут Радгар бросился и повис на его лопасти. Вульфвер пошатнулся, потерял равновесие, другой конец весла зацепил за штаг, и тут преимущество Радгара сделалось подавляющим. Деревянный брус давил Вульфверу под подбородок, борт судна – под колени. Теперь рост Вульфвера обернулся против него. Корабль подбросило на волне, и он рухнул за борт. Радгар пошатнулся и едва не свалился следом за ним.
Впрочем, до этого не дошло. Корабль продолжал свое плавание с Гесте и Радгаром на борту. Двое фейнов отправились кормить омаров, а труп Фрекфула валялся на палубе.
Так или иначе, видеть его было отрадно, так что Радгар вскарабкался на корму и встал рядом с ним, дрожа и цепляясь за спадающий плащ.
– Чуть подальше, Младшинг, – сказал тот, не спуская взгляда с трех увальней. – Можешь править этой штукой?
– Да, сэр! – Радгар высвободил одну руку из-под плаща и схватился за румпель. По сравнению с «Греггосом» это были сущие пустяки. Он поймал ветер, отвернул от торговца, в которого они чуть не врезались, и нацелил нос в сторону выхода из гавани. Ветер игриво рвал с него плащ, а обе руки были заняты. В результате он правил полуголым.
Вульфвер наконец снова обрел дар речи – и даже с избытком.
– Пламень! – взревел он. – Откуда ты взялся?
– Оттуда же, откуда и ты, фейн, – благодушно отозвался сэр Гесте. – Не уверен, правда, что нам с вами по пути.
– Чего тебе нужно?
– Для начала мне не нужно от вас никаких неприятностей. Предупреждаю вас: я Королевский Клинок. Я уже не тот, что был в двадцать лет, но все еще могу изрубить всех троих в капусту. Против троих я буду рубиться наверняка. Ясно? Никаких там щадящих ранений. – Он улыбнулся. – Я услышал, как мой юный друг зовет на помощь, и решил пойти следом и посмотреть, в чем тут дело.
– Правда? – буркнул Вульфвер. Он нагнулся и подобрал с палубы весло. Стоявший по другую сторону мачты от него Хенгест взял другое. Фрекфул только крепче сжал рукоять меча. – Мы возвращаемся домой, в Варофбург, и пассажиров не берем.
– И плывете на север, тогда как Каттерстоу – на юге?
Вульфвер шагнул вперед. Он стоял на пару футов ниже верхнего настила, но длина весла, которое он держал в руках, с лихвой компенсировала это. Конечно, он не мог замахнуться им, не задев при этом за мачту или штаги, но он мог метнуть его. Или выставить вперед на манер пики, чтобы столкнуть Клинка за борт, даже не входя в зону досягаемости меча противника. С учетом качки, так было бы надежнее всего.
– Разве не ясно? Светманн наверняка следит за южным портом.
– Светманн? – С сомнением в голосе произнес Гесте. – Какое отношение имеет эрл к тому, что ты похитил королевского сына? Или он решил, что Радгар пытался спалить его дворец? Так держать, Младшинг. Ты молодцом. Я полагаюсь на тебя.
Сильно раскачиваясь с борта на борт, маленький кораблик неожиданно резво миновал гавань и нацелил нос в открытое море, без труда обогнав другие покидающие порт суда. Радгару потребовалась целая секунда, чтобы понять, чего хочет Клинок. Он повернул нос суденышка на несколько градусов восточнее, и корабль закачало сильнее, не позволяя Вульфверу и Хенгесту сохранять равновесие.
Туповатое лицо Вульфвера нахмурилось.
– Ничего не похищение. Светманн ихний вожак. Он хотел сорвать мир.
– Я все-таки не понимаю, зачем ты похищал королевского сына.
– Да помер он, король-то! Вот и крысеныш так говорит.
– Правда? – Сэр Гесте бросил взгляд на Радгара, слишком быстрый, чтобы его противники успели воспользоваться этим. – Ты это точно знаешь, Младшинг? Уверен?
– Да, сэр. Я его видел. Ему перерезали горло.
– Жестоко. Жаль. – Клинок снова повернулся к фейнам, которые медленно, но верно приближались. Теперь и Вульфвер, и Хенгест могли достать его своими веслами. – Значит, Сюневульф становится королем? Так это у вас устроено?
– Мой отец теперь король, – согласился Вульфвер, – если они только и до него не добрались.
– Не добрались, – сказал Гесте. – Я видел его в толпе. Но он ведь долго не продержится, нет? Ему бросят вызов.
– А фюрд не потерпит его в качестве эрла, – сказал Радгар. – Они скинут его тотчас же, как он ступит на Каттерстоу, – скорее всего его дяде разрешат посидеть на троне не дольше, чем на время траурной церемонии. У короля Эйледа не будет погребального костра. Он уже сгорел: заклятие, защищавшее его от огня, перестало действовать с его смертью.
Вульфвер свирепо покосился на него и перехватил весло так, словно только сейчас заметил его вес.
– Попридержи язык, крысеныш, если не хочешь, чтобы из него выросло весло. Кто мог убить короля, если не Светманн? Или один знакомый шивиальский мечник?
– Вряд ли, – беззаботно ответил Гесте. – Нет повода. И потом, как этот шивиальский мечник смог миновать охрану в это время суток? – Он помолчал, пока кораблик подпрыгнул, почувствовав морскую волну. – Я бы ставил на тебя, фейн. На тебя и твоего отца. Любой из вас имел свободный доступ в дом. Может, ему и не удастся удержаться на троне, но король Эйлед был богат, не так ли? Третья часть всех трофеев за четырнадцать лет войны. У него земель больше, чем у трех любых землевладельцев в Бельмарке, вместе взятых, – так я, во всяком случае, слышал.
– Это Вульфвер запер мою дверь! – крикнул Радгар. – Это он запер меня в спальне, чтобы я сгорел!
Вульфвер зарычал и поднял весло, словно намереваясь ударить его. Все заговорили разом, но громче других – Хенгест.
– …ни разу не выходил из зала! Он все время был с нами! Не он!
– Это был Светманн! – сказал Фрекфул. – Из всех нынешних эрлов только два рождены от королей. Фейн Вигферт из Скальтингов, но ему уже за тридцать, и никто из Скальтингов не становился королем вот уже больше века. Светманн из Нюрпингов, а они вторые после Каттерингов. Он может бросить вызов, и все эрлы нынче собрались в его городе и могут проголосовать. Он здорово укоротил посла вчера – зря Эйлед позволил ему это. Витаны не поддержали бы его против Эйледа, но уж Сюневульфу даже грязи с башмаков пожалели бы.
Вульфвер злобно заревел. Хенгест пожал плечами и промолчал.
– Они не поддержали бы Светманна, если это он убил папу! – крикнул Радгар. Но кто узнает, если это и он? Его заподозрят, конечно, но доказательств не найдут. И витенагемут наверняка пожелает как можно быстрее избавиться от короля Сюневульфа. Ох папа, папа! Значит, королем станет Светманн. Подпишет ли он договор или война будет продолжаться?
Их судно миновало тем временем выход из фьорда. Их курс на запад оставил их в одиночестве, ибо в том направлении лежал только страшный Свеорнстанас. Остальные корабли держали курс на северо-восток, где угадывались на фоне светлеющего горизонта очертания других островов.
– Так держать, Младшинг, – негромко скомандовал Гесте. – Значит, у Светманна был повод, – продолжал он громче. Но как мог он сделать это? Ты говоришь, ему мог помочь кто-то из дома – возможно, из королевских фейнов? В фюрде у Эйледа могли найтись предатели?
Все трое фейнов отозвались на такое оскорбление возмущенным рычанием.
– Или это был все-таки его брат? – продолжал Клинок. – Сюневульфа – королем, его сына – танистом? Вот вам и повод, и возможность.
Небо посветлело настолько, чтобы разглядеть сомнение на лице Хенгеста и Фрекфула. Король Сюневульф явно не внушал доверия. Жирный король Сюневульф Великий. Папа, папа, папа!
– А теперь мы застаем вас, несущих ненужного котенка в порт. А как вы, двое? Каково вам участвовать в убийстве ребенка?
Вопрос Гесте застиг Хенгеста и Фрекфула в момент, когда палуба в очередной раз подпрыгнула, но он стоял выше их и лицом вперед по курсу корабля, так что видел набегавшую волну. Даже так он вряд ли мог рассчитать лучше. Двое мужчин с веслами в руках потеряли равновесие, а большего Гесте и не требовалось. Меч блеснул в его руке, и он спрыгнул на нижнюю палубу. Хенгест вскрикнул и опрокинулся на спину, зажимая руками рану.
Он перевалился через борт и исчез, только оброненное им весло загрохотало по бочкам. Фрекфул успел выхватить меч, и Гесте пронзил его насквозь быстрее, чем тот успел сделать выпад. Вульфвер увидел свою жертву совсем рядом и инстинктивно поднял весло, чтобы прикрыться им от меча, но тут Радгар бросился и повис на его лопасти. Вульфвер пошатнулся, потерял равновесие, другой конец весла зацепил за штаг, и тут преимущество Радгара сделалось подавляющим. Деревянный брус давил Вульфверу под подбородок, борт судна – под колени. Теперь рост Вульфвера обернулся против него. Корабль подбросило на волне, и он рухнул за борт. Радгар пошатнулся и едва не свалился следом за ним.
Впрочем, до этого не дошло. Корабль продолжал свое плавание с Гесте и Радгаром на борту. Двое фейнов отправились кормить омаров, а труп Фрекфула валялся на палубе.
Часть VI
Овод
1
Свечи начали коптить, а огонь в камине почти прогорел. Двое Клинков продолжали стоять у двери как изваяния, не знающие усталости и оттого еще более угрожающие. Король Амброз развалился монументальной тушей в кресле Великого Магистра; его маленькие лисьи глазки поблескивали в тени широкополой шляпы. Рассказ Рейдера явно подходил к концу.
– Вот так я убил своего двоюродного брата, – ровным голосом произнес он, – и ни капельки не пожалел об этом. Надеюсь, у любого нормального мальчишки случился бы после этого приступ истерики или тошноты, но к тому времени я уже не способен был ощущать ничего, кроме недостойной радости от того, что такой сопляк, как я, сумел завалить такую тушу. Я даже не предложил вернуться и поискать его. Впрочем, и толку от этого не было бы никакого. Если холод не убил его сразу же, это сделали рифы Свеорнстанаса. Ни одного корабля поблизости не было.
Овод попробовал представить себе, как вообще тринадцатилетний мальчишка мог пережить то, что выпало на долю Рейдера в ту ночь. Он точно знал, что сам не смог бы – даже теперь, когда он стал почти взрослым мужчиной. Он был также весьма голодным мужчиной, терзавшимся неопределенностью.
Король фыркнул – первый звук, изданный им за довольно продолжительное время.
– Коммандер! Пошли кого-нибудь за Великим Магистром. И за магистрами Архивов и Ритуалов. – Пока Монпурс передавал распоряжение кому-то за дверью, хмурый королевский взгляд вернулся к Рейдеру. – Ты еще не объяснил, зачем ты оказался в Шивиале.
– Решение принимал сэр Гесте, сир. Я пошел в ту маленькую паршивую каюту поискать себе одежду, упал на койку и спал до следующего вечера. Природа взяла свое. Я просто не вынес бы больше. Когда я выбрался на палубу, Гесте все еще правил. Сказал мне: «Я надеюсь, ты сможешь довести это корыто до Шивиаля, Младшинг. Я весь день держал курс на юго-восток».
– Вот так я убил своего двоюродного брата, – ровным голосом произнес он, – и ни капельки не пожалел об этом. Надеюсь, у любого нормального мальчишки случился бы после этого приступ истерики или тошноты, но к тому времени я уже не способен был ощущать ничего, кроме недостойной радости от того, что такой сопляк, как я, сумел завалить такую тушу. Я даже не предложил вернуться и поискать его. Впрочем, и толку от этого не было бы никакого. Если холод не убил его сразу же, это сделали рифы Свеорнстанаса. Ни одного корабля поблизости не было.
Овод попробовал представить себе, как вообще тринадцатилетний мальчишка мог пережить то, что выпало на долю Рейдера в ту ночь. Он точно знал, что сам не смог бы – даже теперь, когда он стал почти взрослым мужчиной. Он был также весьма голодным мужчиной, терзавшимся неопределенностью.
Король фыркнул – первый звук, изданный им за довольно продолжительное время.
– Коммандер! Пошли кого-нибудь за Великим Магистром. И за магистрами Архивов и Ритуалов. – Пока Монпурс передавал распоряжение кому-то за дверью, хмурый королевский взгляд вернулся к Рейдеру. – Ты еще не объяснил, зачем ты оказался в Шивиале.
– Решение принимал сэр Гесте, сир. Я пошел в ту маленькую паршивую каюту поискать себе одежду, упал на койку и спал до следующего вечера. Природа взяла свое. Я просто не вынес бы больше. Когда я выбрался на палубу, Гесте все еще правил. Сказал мне: «Я надеюсь, ты сможешь довести это корыто до Шивиаля, Младшинг. Я весь день держал курс на юго-восток».