Дункан Дэйв. Волшебное окно (Принцесса Инос - 1)

   Из-за кровати послышался шорох пергамента, и низкий голос матери Юнонини произнес:
   - Я проведу специальную службу. Это займет примерно час.
   Для служительницы Добра она оказалась уж слишком умелой вруньей. Отпущенная сиделка поднялась и вышла, видимо довольная, что ей не придется целый час слушать молитвы.
   Рэп не чувствовал никаких признаков того, что их присутствие обнаружили. Даже в большом зале этажом ниже было пусто. Обитатели замка мирно спали, не зная, что двое чужаков незаконно проникли в королевскую опочивальню. Не знали они и о том, что завтра утром в город войдет армия Империи.
   Успокоившись, Рэп направил ясновидение вверх, и сразу же его охватило сильное желание оставить попытки. Иное говорила ему о заклятье, защищающем тайны древнего волшебника. Пот заливал лицо, сердце бешено колотилось, но он заставил себя смотреть. Там, в стене, была еще одна лестница, это он увидел, несмотря на слабость во всем теле и колики в животе, лестница, идущая... в никуда! Плоский деревянный потолок обозначал границу видения.
   И тогда Рэп расслабился, зная, что усилия бесполезны. Он испытал такое же ощущение слепоты, когда входил в замок полчаса назад. Впервые же он почувствовал это в Праздник зимы, когда они с Андором покидали город, хотя в то время его ясновидение было вообще гораздо слабее. Теперь же он мог ощутить любое движение в замке, даже некую запретную возню в спальне девушек, которое бы очень разгневало экономку Аганими, знай она об этом. Но этот взор не выходил за стены замка. Иниссо оградил свое жилище магическим барьером, отрезав его от всего мира. И главное его убежище, в существовании которого Рэп начинал почему-то сомневаться, было вне этого щита. Затем свет и тени задвигались снова, и мать Юнонини вышла, переваливаясь, из-за кровати, и направилась к высокому туалетному столику, расположенному напротив входной двери. Рэп присоединился к ней, и вдруг оба они остановились в нерешительности.
   - Это заклятье, - тихо пояснил Рэп.
   Двигать мебель в комнате, где лежит умирающий король, казалось святотатством. У Рэпа было чувство, что они делают что-то нехорошее. Да и что там может быть?
   Юнонини смущенно кивнула.
   - Давайте вы сами!
   - Маленький Цыпленок!
   Гоблин яростно замотал головой, его расширившиеся от страха глаза странно блестели в свете фонаря.
   - Боишься? - насмешливо спросил Рэп, хотя его самого колотила дрожь.
   Это подействовало, и они вместе отодвинули от стены тяжелый столик. Как только Рэп увидел дверь, странное нежелание отпустило его. Он опять схватил свой узел, а Юнонини вытащила кольцо с ключами и начала пробовать их один за другим. Их звон прозвучал в тишине, словно звон шпаг. Когда же она толкнула дверь и та заскрипела, то показалось, что этот звук может разбудить весь город.
   Священница подняла свой фонарь, изучая лицо Рэпа.
   - Ну что?
   Он опять направил взгляд вниз, на дворец. Две собаки похрапывали перед камином. Они подняли головы, когда уходящая сиделка прошла мимо них, затем опять уснули.
   - Все спокойно.
   Мать Юнонини кивнула и направилась к узким ступеням, ее фонарь освещал затянутые паутиной стены и пыльные ступени, уходящие вверх. Рэп был настолько ослеплен пустотой, ожидающей его наверху, что сил его хватало единственно на то, чтобы удерживать Флибэга, готового запрыгать по ступеням впереди всех. Он чувствовал себя как рыба, выброшенная на сушу. Все ближе и ближе надвигалась зловещая пустота. Он так привык уже видеть мир своим сверхъестественным чутьем, что слепота пугала его. Его чувства вступили в противоречие.
   Но вот его голова пробилась на поверхность. Верхняя комната завершалась конусовидным сводом, и, разумеется, в ней не было двери, которая вела бы на верхний этаж, но в остальном она казалась точно такой же, как и другие комнаты башни. Торфа в камине не было. Дверь шкафа была закрыта, но Рэп мог чувствовать, что там находится.
   И он мог чувствовать город. Теперь, наоборот, замок был закрыт для него магическим щитом. Он направил свое внимание на улицы и лестницы города, на покрытые льдом камни у воды, и голова его закружилась от высоты. Он покачнулся и чуть не оступился на последних ступеньках.
   Дверь на верху лестницы была открыта, и незваные гости вошли в святая святых волшебника Иниссо.
   - Да! - выдохнула настоятельница, поднимая свой фонарь и тут же опуская его из опасения, что свет могут заметить снаружи. Конечно, она была очень любопытна. Сначала ее шокировало предложение Рэпа использовать комнату Иниссо как укрытие, но поскольку это давало возможность проникнуть в запретное и таинственное место, то она не могла устоять. Она была разочарована - здесь не было ничего выдававшего присутствие волшебника. Воздух был холодным, сырым и затхлым, но совершенно лишенным таинственности. Обычная пустая комната.
   Будучи пустой, она казалась просторной. Флибэг начал бегать кругами по комнате, держа нос у пола и останавливаясь время от времени, чтобы изучить какой-то оттенок запаха. Маленький Цыпленок бросил на пол свой узел и подошел к ближайшему окну, чтобы посмотреть наружу. Мать Юнонини неодобрительно наморщила нос, глядя на поднятую им пыль.
   У Рэпа до сих пор кружилась голова от ощущения высоты. Возможность видеть жизнь города с такой точки ошеломляла. Далеко-далеко внизу, в подвальной комнате, мать нянчила младенца, а вся семья спала рядом. Подмастерья пекаря уже разводили огонь. Влюбленный выходил на цыпочках из двери дома возлюбленной, направляясь к себе...
   Так это и значит быть волшебником? И четверо волшебников в Хабе так же сидят в своих башнях, подобно орлам, а вся Пандемия лежит перед ними, открытая и беззащитная? Хранители, будучи сильнее всех остальных волшебников, обладают более мощным ясновидением, чем Рэп. Так могла ли Блестящая Вода действительно почувствовать его из Хаба? Может быть, она и сейчас скрючилась обнаженная на своем троне из слоновой кости, глядя на север и ожидая появления здесь тех самых волн, о которой она говорила, готовая покарать использование магии во зло? Что принесет такая сила обладающему ею? Рэп слегка вздрогнул.
   Мать Юнонини заметила это.
   - Я предупреждала, что вы здесь замерзнете! - сказала она, довольная, что ее предсказание оправдалось, и потеплее закуталась в плащ. Но на Рэпе поверх куртки была меховая парка, так что он не чувствовал холода, наоборот, ему впервые было так тепло.
   - Это не то, матушка.
   - М-м?
   - Если Четверка охраняет нас от использования волшебства во вред...
   - Я не хочу говорить о Четверке! Уж во всяком случае, не здесь!
   Как раз об этом Рэп и собирался спросить - почему она так не любит об этом говорить? И другие тоже? Он вообще редко слышал упоминания о них.
   - Посмотрите сюда! - сказала вдруг служительница, немного подняв лампу и указывая на южное окно. - Оно не такое, как все!
   Маленький Цыпленок, не увидев чего-либо интересного на севере, подошел сейчас к восточному окну. Его удивляло, что стекло не запотевает от его дыхания.
   Южное окно было значительно больше других. Центральный проем обрамляли два окна поменьше. Рэп попытался вспомнить, замечал ли он когда-нибудь эту асимметрию снизу, но сообразил, что даже не смотрел толком. Свинцовый переплет был более сложным и менее геометрически правильным, чем у других окон, но тьма за окнами была одинаковой.
   - Интересно, почему это? - в недоумении спросила мать Юнонини и направилась к окну.
   Окно начало светиться.
   Она остановилась, ахнув от удивления. Мелкие стеклышки в свинцовом переплете были всех форм и цветов, их украшали изображения и знаки звезды, руки, глаза, цветы и многие другие менее понятные, едва видимые, как будто освещенные луной. Цвета были поблекшими, как в древних рукописях, - коричневые, темно-зеленые, охристые, синевато-серые. Рэп отчетливо видел витражи, но ясновидение говорило, что здесь обычное окно, и ничего больше. Однако, когда он попробовал рассмотреть изображения получше, он почувствовал, что они меняются. Каждое было неподвижно, пока он смотрел на него, но менялось, как только его внимание переходило на другие. Голова коричневой птицы в правом верхнем углу была теперь намного ниже, чем раньше. Рога овна странным образом закручивались в разные стороны. Темно-желтое пламя колебалось, розовое колесо крутилось... Рэп опять вздрогнул.
   Мать Юнонини отступила, и лунный свет за окном погас.
   Маленький Цыпленок сердито заворчал и двинулся в направлении южного окна, наклонившись и положив одну руку на кинжал у пояса. Он был очень похож на Флибэга, обнюхивающего дикобраза.
   - Стой! - воскликнули одновременно Рэп и мать Юнонини.
   Но Маленький Цыпленок продолжал медленно красться на цыпочках. Окно опять осветилось, но теперь свет был другим - более теплым и беспокойным. Он напоминал свет костра. Костер за окном башни, возвышавшейся на семь этажей над замком, стоящим в свою очередь на вершине горы?
   - Стой! - потребовал Рэп. Он осторожно положил узел на пол - там были ужин и посуда, которая могла загреметь, - и поспешил к гоблину.
   Свет опять изменился. Когда Рэп настиг Маленького Цыпленка и схватил его за плечо, окно сияло, так что больно было смотреть. Оно стало точно выложенным драгоценными камнями: рубинами, изумрудами, сапфирами, бриллиантами. Теперь и картины на стекле менялись быстрее, мелькая в боковом зрении. Смотреть на окно пристально оказалось невозможно из-за необычайной яркости.
   Рэп потянул гоблина за рукав, и тот послушался. Они отошли, и сияние погасло, так что опять стал заметен свет лампы. Глаза Рэпа болели.
   Мать Юнонини, которая молилась, неловко поднялась с колен. Ее лицо было бледным и искаженным.
   - Волшебство! - воскликнула она. - Волшебное окно!
   - Что оно может делать? - спросил Рэп, все еще крепко держа гоблина.
   - Не знаю! Я же не волшебница! Но думаю, что вам стоит держаться от него подальше.
   Все остальные секреты Иниссо исчезли со временем, но этот был встроен в стены замка и сохранился в течение веков. Не из-за этого ли таинственный доктор Сагорн поднялся сюда с королем?
   - Да уж, это точно! Отойди! - сказал Рэп гоблину. Маленький Цыпленок кивнул.
   - Плохо! - подтвердил он и повернулся спиной к непонятному окну.
   - Вы все еще хотите остаться здесь? - спросила мать Юннонини. Рэп кивнул.
   - Это самое безопасное место. И я могу пользоваться ясновидением.
   Для этого ему придется торчать на лестнице, ниже уровня пола комнаты, но ей не обязательно знать об этом.
   - Да, но что вы можете сделать? - Старуха задавала этот вопрос уже много раз.
   Рэп ответил так же, как и раньше:
   - Я не знаю. Но так или иначе, я должен предупредить Иное, что Андор не тот, кем кажется.
   Она подошла ближе и подняла фонарь к его лицу.
   - Это ради нее или ради себя?
   - Ради нее, конечно!
   Она все продолжала пристально глядеть на него.
   - Если люди захотят иметь короля, а не королеву, то они вряд ли согласятся считать королем помощника управляющего.
   Рэп сжал кулаки.
   - А я и не говорил, что они согласятся!
   - Вы думаете, что сможете услышать то, что король скажет Иносолан?
   Бешенство захлестнуло Рэпа, и его изменившееся лицо было, по-видимому, достаточно красноречивым ответом. Юнонини опустила фонарь.
   - Конечно нет! Я прошу прощения, мастер Рэп. Это бьшо недостойное предположение. - Она завернулась в свой плащ. - Я должна идти. Вам, наверное, лучше спуститься и придвинуть туалетный столик.
   Рэп кивнул.
   - И закроем за ним дверь.
   - Да, - согласилась мать Юнонини, - но помните, что она скрипит. Я приду следующей ночью, если смогу, и принесу немного масла, чтобы ее смазать. - Она передернула плечами. - Я, должно быть, сошла с ума! Надеюсь, что правильно поняла слова Бога и что это был Бог, стоящий на стороне Добра. Станьте на колени, я благословлю вас. Хотелось бы мне, чтобы и меня кто-нибудь благословил этой ночью.
   Там бьшо высокое окно с тремя стрельчатыми арками,
   Все обрамленное резными гирляндами
   Из цветов, плодов, пучков травы
   Стекла были вставлены в сложный переплет
   Множества красивых цветов,
   Как крылья бабочки-медведицы
   Д. Ките. Вечер Святой Агнессы
   Часть девятая
   ОБРЕТЕННАЯ ВЕРНОСТЬ
   1
   Худшим моментом всего этого ужасного дня была для Иное встреча с отцом. Вместо сильного, жизнерадостного человека, которого она помнила, принцесса увидела жалкого, изможденного старика. В сравнении с этим даже последовавшие убийства, колдовство, пережитый ею ужас не казались столь страшными. Даже весть о его смерти, поскольку смерть была для него избавлением.
   От этого утра она сохранила лишь отрывочные воспоминания. Она покидала Краснегар летом, сидя в карете с отцом и тетушкой Кэйд, и толпа приветствовала их более или менее искренне. Вернулась же она в непогожее утро, когда шел снег, верхом, с Андором с одной стороны и с отвратительным проконсулом Игинги с другой. Теперь жители города бросали на них косые взгляды или выглядывали из окон, на лицах отражался гнев при виде захватчиков, запрудивших улицы Краснегара.
   Служащие дворца и все офицеры были собраны в главном зале, который казался теперь Иное старым и убогим. Они тоже смотрели на легионеров в бессильной ярости. Их приветствия были краткими и неискренними. Здесь были знакомые лица - канцлер Ялтаури и сенешаль Кондорал, мать Юнонини и епископ Хавийли, но все они обрели новое выражение. Лицо Форонода было таким же белым, как его волосы.
   Каким маленьким казался Краснегар после Кинвэйла, каким унылым, каким убогим! Замок был просто сараем. А когда Иное вежливо проводили в гостиную и она увидела изящную розовую с золотом мебель, привезенную три года назад тетушкой Кэйд, она показалась неуместно вычурной, насмешкой над вкусом и элегантностью. Но ведь мебель осталась прежней, изменилась сама Иное. Осознав это, она возненавидела себя.
   То, как принцесса говорила, как двигалась, как смотрела на окружающих, показывало, что прежняя Иное больше не вернется. Краснегар остался Краснегаром, но Иное была уже другим человеком.
   Появились доктора, они кланялись и бормотали извинения. Его величество пришел в сознание и ждет дочь.
   Именно в этот момент Иное отдала свой первый приказ.
   - Я хочу видеть его наедине! - заявила она и отклонила все протесты. Даже Андора. Даже ненавистного Игинги. Даже тетушки Кэйд.
   Как ни странно, это подействовало. Все уступили, и больше всех это удивило саму принцессу. Она поднялась по знакомым лестницам, с недоумением замечая, как выщерблены ступени от бесконечного количества шагов, как узок проход, как отполированы касанием бесчисленных одежд стены. Кинвэйл весь был таким новым. Она зашла в туалетную комнату и вспомнила время, когда здесь была ее спальня и ее кровать стояла у северо-западной стены. Теперь там находился старинный шкаф. Доктора и сиделки вышли из противоположной двери, вежливо поклонились ей. пересекли комнату и стали спускаться по лестнице. И когда все вышли, Иное преодолела страх и стала подниматься.
   Полог над кроватью был отдернут, комнату заливал солнечный свет. Сначала она подумала, что произошла какая-то ошибка, какой-то розыгрыш, потому что кровать казалась пустой. Потом она подошла ближе и... и улыбнулась.
   * * *
   Иное просидела рядом несколько часов, держа отца за руку, разговаривая с ним, когда он был в состоянии, или пережидая, пока пройдет очередной приступ. Его сознание часто мутилось. Иногда он принимал Иное за ее мать.
   Время от времени приходила тетушка Кэйд, двигаясь на цыпочках, со скорбным видом. Она пыталась заговорить с братом, и иногда он узнавал ее. Тогда она спрашивала, не нужно ли Иное чего-нибудь, и тихо уходила. Бедная тетушка Кэйд! Провести столько дней в седле! Она проехала весь путь, храбро уверяя, что это самое большое приключение в ее жизни и она ни за что не хотела бы упустить такую возможность. Это совершенно не подействовало на ее фигуру. Она была полненькой, как всегда, а сегодня она выглядела еще и постаревшей.
   - Ну, принцесса, - едва слышно спрашивал Холин-дарн, приходя в себя, нашла ли ты приятного молодого человека?
   - Думаю, да, отец. Но мы не давали друг другу обещаний.
   - Подумай хорошенько, - сказал он, сжимая ее руку. Затем он начал бормотать что-то о починке помоста для музыкантов, который был снесен еще до рождения Иное.
   Портрет ее матери был сдвинут немного в сторону. Рядом с ним висел рисунок пастелью, сделанный Джалоном. Иное выглядела на нем удивительно юной, просто ребенком.
   Отец спросил о Кинвэйле и вроде бы понял кое-что из ее ответа. Он говорил о людях давно умерших и о делах давно решенных. Когда боль усиливалась, она предлагала позвать врача, но он отказывался.
   - Хватит с меня!
   Позже, после долгого молчания, король внезапно широко открыл глаза. Иное подумала, что это еще один приступ, но он как будто вспомнил что-то важное.
   - Ты хочешь его? - спросил он, пристально глядя на нее.
   - Чего хочу, отец?
   - Королевство, - сказал он. - Ты хочешь остаться в Краснегаре и править им? Или тебе будет лучше в более теплом климате? Тебе нужно выбирать. И скорее!
   - Я считаю, что у меня есть долг, - твердо ответила Иное. - Я вряд ли буду счастлива, отказавшись его выполнить. - Принцессе казалось, что отец должен быть доволен ответом, хотя не могла подавить невольное раздражение. Почему она не вольна в действиях, когда простые люди свободны? Она же не просила, чтобы ее сделали принцессой!
   Отец сжал ее руку.
   - Ты выросла!
   Иное кивнула и сказала, что тоже так считает.
   - Так ты попытаешься? - спросил он. - Я думаю, у тебя получится. - Его глаза беспокойно обежали комнату. - Мы одни? - Девушка подтвердила это. Тогда придвинься, - мягко попросил он. Она наклонилась к отцу, и король прошептал ей на ухо какую-то бессмыслицу. Иное даже подпрыгнула, ведь только что казалось, что он в здравом уме. Он слабо улыбнулся, как будто сказать это потребовало усилий. - От Иниссо!
   - Да, отец.
   - Спроси Сагорна, - прошептал он. - Ты можешь доверять Сагорну. Может быть, Тиналу, иногда... Но не остальным. Никому из остальных.
   Иное подумала, что это слишком суровый приговор всем слугам, которые всю жизнь верно служили Холиндарну, если он имел в виду их. А кто такой Тинал? Отец явно заговаривался. Но Сагорн? Андор сказал, что Сагорн вернулся в Краснегар, когда она уже уехала, но его нигде не было видно.
   Ее отец неожиданно поморщился, но сразу произнес:
   - Собери Совет.
   - Давай попозже, - предложила Иное. - Лучше отдохни. Он покачал головой и настойчиво произнес:
   - Я должен им сказать!
   Как раз тогда тетушка Кэйд опять зашла в комнату, и Иное попросила ее собрать Совет. С некоторым сомнением матрона пошла выполнять поручение. Вскоре они все вошли в комнату - епископ, Ялтаури и еще несколько человек. Но в это время король уже бормотал что-то о кораблях с зерном и белых лошадях. Совет удалился.
   После этого Холиндарн стал быстро слабеть. Периоды молчания тянулись дольше, прерываясь изредка шипением торфа в очаге и завыванием ветра за окном. Иное вспомнила, как боялась в детстве этого завывания. Раз или два она слышала негромкий скрип сверху, но посчитала это игрой воображения. Во время следующего прихода тетушки Кэйд она попросила прислать врача, и тот оставался возле больного.
   "У тебя получится", - сказал король. Сидя у постели в свете угасающего дня и наблюдая, как все реже и короче становятся моменты просветления у отца, Иное чувствовала, как в ней растет странная уверенность, похожая на скалу, противостоящая приливу.
   Ради него она постарается. Она им покажет! Эта мысль придала ей силу, которой Иное в себе и не подозревала. Девушка ждала, терпела и не пролила ни одной слезы.
   Тени обступили ее. День угасал. Слуги зажгли лампы. Наконец, когда солнце село, а отец все не приходил в сознание, подошел доктор и положил ей руку на плечо. Иное поняла, что пора идти. Она поцеловала бледное изможденное лицо и вышла. Медленно спустилась по лестнице, прошла через туалетную комнату, спустилась еще на один пролет и остановилась в дверях гостиной, чтобы обдумать свое положение.
   2
   Здесь собрались члены Совета, а также некоторые руководители дворцовых служб. Все сидели в ожидании вокруг лампы, так как окна были темны. Никто еще не заметил Иное, стоящую в дверях. Королевы не могут позволить себе предаваться скорби, прежде всего им нужно позаботиться о своем наследии. Иное достаточно часто обсуждала эту проб
   Юлему с тетушкой Кэйд и с Андором. Примет ли Краснегар королеву? Да еще столь юную? Импы, скорее всего, примут, а вот джотунны - вряд ли. И вот теперь отец отдал ей свое королевство, но не сказал об этом Совету. Это может и не иметь значения, поскольку сейчас слово будет за ненавистным Игинги, чья армия заняла Краснегар. Каковы будут его условия? Заставят ли ее признать над собой власть его императорского величества Эмшандара Четвертого?
   И вот они стояли и сидели в ожидании, разговаривая вполголоса, как, наверное, ждали целый день. В центре был Андор, стройный и более высокий, чем было свойственно импам, неотразимый в своем темно-зеленом костюме. Он был ее ключом к королевству, решила Иное. Если она выйдет за него, Совет, по всей вероятности, признает его как ее консорта. Андор был молод, красив, уверен в себе, образован. Даже Форонод, казалось, увлекался его рассказами и улыбался вместе с другими. В более счастливые времена они бы, наверное, громко смеялись. Если Андор был ключом, то Форонод - замком, потому что он был джотунном, и практически самым влиятельным. Если управляющий признает Андора королем, то и все признают. Кроме, конечно, Игинги.
   Андор не приехал бы с ней сюда, если бы она была ему безразлична.
   Наконец Иное заметили. Все повернулись к ней в сочувственном молчании. Здесь была мать Юнонини, в черном одеянии и мрачная, как всегда. Тетушка Кэйд, одетая в розовое с серебром платье, сидела у подножия трона, как сторожевая собака. Да благословят ее Боги!
   Иное обняла тетушку, затем ее обняла мать Юнонини, пахнущая рыбой. Иное удивилась, как она могла раньше бояться этой унылой старухи, ходячего олицетворения жизненных неудач.
   Один за другим мужчины кланялись, и она торжественно кивала в ответ. Форонод, угрюмый и бледный, с ореолом белых волос вокруг головы, канцлер Ялтаури, типичный имп, невысокий и коренастый, обычно очень жизнерадостный, плачущий сенешаль Кондорал, слабовольный и нерешительный епископ Хавийли и многие другие.
   - Это долго не продлится, - сказала им Иное.
   Мать Юнонини повернулась и направилась к лестнице.
   - Тебе нужно поесть, дорогая, - заботливо проговорила тетушка Кэйд, ведя ее к столу. Стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, с посудой из серебра и тонкого фарфора, казался осколком Кинвэйла в далекой северной стране. Правда, пирожные и печенье были кривоватыми и нескладными. А среди них - о чудо! - громоздился на огне гигантский серебряный чайник тетушки Кэйд, словно забытый призрак времен детства. День, когда она встретила Сагорна и опрокинула этот чайник - несоразмерную, вульгарную вещь!.. Отец шутил, что она чуть не сожгла замок... Неожиданно подкравшееся воспоминание проникло сквозь ее броню, горло сжалось, но Иное быстро отвела глаза от несчастной посудины и проговорила, что очень благодарна, однако не может сейчас есть. Но рот ее уже был полон печенья. Так что она села и стала пить крепкий чай, налитый тетушкой Кэйд из этого самого чайника, казавшегося еще более уродливым, чем раньше.
   Затем Иное подняла глаза и увидела, что вернулась мать Юнонини. Она медленно поднялась, и ее еще раз сжали в пахнущих рыбой объятиях.
   - Иносолан, дитя мое... я хотела сказать, ваше вели...
   Скрипучий голос замер и продолжал уже о взвешивании душ и о том, как Добро в отце перевешивало Зло, и все обычные слова утешения. Иное постаралась отключиться от этого.
   Значит, все кончилось и она не будет сегодня плакать. Для отца это было избавлением. Во всяком Зле есть чуточка Добра.
   Рядом стоял также врач, неловко переминавшийся с нога на ногу.
   - Что еще? - спросила она его.
   Он стал бормотать, запинаясь, о торжественном прощании. Иное вспомнила, как ее мать лежала в большом зале, а мимо проходила вереница плачущих горожан. Так что девушка велела устроить все как должно, удивляясь собственному самообладанию. Затем были опять объятия тетушки Кэйд, матери Юнонини и более крепкое объятие Андора, поклоны и соболезнующий шепот от других мужчин, а Иное смутно сознавала, что подданные проходят мимо нее, направляясь в королевскую опочивальню. Через некоторое время они, должно быть, пронесли тело вниз, но принцесса отвернулась, не обращая на них внимания. Вскоре зазвонил большой колокол замка, его мерный звон наводил ужас.
   Наконец доктора и прислуга прошли, дверь закрыли, и Иное не могла больше отгораживаться от мира. Ночь еще не закончилась. Когда она повернулась опять лицом к мужчинам, она увидела вновь прибывшего проконсула Игинги, с его квадратной головой.
   Король умер - вороны слетались. Как всегда, Игинги был в доспехах и держал под мышкой шлем с гребнем, положа другую руку на эфес позолоченной и богато украшенной парадной шпаги. Иное подумала, что боится его, но только его. Со всеми остальными она могла справиться.
   - Управляющий, - сказала она, зная, что Форонод - самый компетентный в Совете. - Что теперь? Город должен знать, что произошло.
   Форонод поклонился и промолчал.
   Да, не очень-то любезно с его стороны!
   - Итак, - продолжала она, требовательно глядя на него. - Когда меня объявят королевой?