Фьялли и квитты окружили площадку тесной беспокойной толпой; почти две тысячи человек не могли видеть ее, и многие взбирались на большие камни, на отдаленные деревья, щурясь и вглядываясь сквозь проклятый туман.
Но у поединка имелся еще один зритель, о котором никто не знал и которому туман и даль не были помехой. Дагейда, дочь великана Свальнира, стояла на высоком камне на склоне горы Ярнехатт. Казалось, все напряжение двух племен, которое люди так упорно сдерживали, выливалось наружу через нее. Маленькая ведьма дрожала, как деревце на ветру, терзала и ломала собственные руки, лицо ее искажалось уродливыми судорогами, желтые глаза горели диким яростным огнем. Огромный волк, ее косматый дикий скакун, стоял под валуном, тоже обратив морду в сторону людской толпы и грозно оскалив зубы.
Взгляд Дагейды не отрывался от тех двоих на площадке, что уже начали свой поединок. Вернее, от меча в руках одного из них. Черный Дракон, Солнце Сражений, нес счастье и мучение дочери Свальнира. К нему она рвалась, к нему стремилась всей своей нечеловеческой душой, жаждущей полной власти над Медным лесом, как река жаждет дороги к морю. Тайный голос подсказывал ей, что сейчас, сейчас она может завладеть отцовским сокровищем, сейчас, когда хватка человеческой руки на нем ослабевает. Черный Дракон служит человеку, но только какой-то срок. Потому что человек смертен, а Дракон Битвы, как корень горы, вечен и непоколебим…
Всякий, кто видел бы поединок Торбранда и Хельги, назвал бы его равным. Оба они были сильными и искусными бойцами, и если Хельги имел преимущество в быстроте и ловкости, то Торбранду помогал больший опыт. Каждый раз, когда их клинки встречались, над площадкой раздавался громовой звон и множеством отголосий разносился по окрестным горам. Горы смотрели издалека, камни выглядывали из-под земли, деревья тянули вершины, маленькая ведьма подпрыгивала на своем валуне от мучительного нетерпения – сам Медный лес смотрел на поединок, решавший и его судьбу.
Вигмар Лисица не сводил глаз с бойцов, зная, что сейчас определится исход дела его жизни. Если тот, кому он доверил защиту своей земли и своей свободы, проиграет, то вся жизнь Вигмара окажется разбита. Напрасно он бился в Пестрой долине и в Битве Чудовищ, напрасно трудился все эти годы, собирая здесь людей и защищая их труд от всевозможных посягательств. Медный Лес все же будет вынужден платить дань и клонить голову перед фьяллями. Вигмару было бы легче, если бы в этом поединке сражался он сам. Всегда легче делать дело самому, чем смотреть, зная, что от тебя больше ничего не зависит.
И в то же время он не жалел о своем решении. Не он, а сам Один доверил этот поединок Хельги сыну Хеймира. И Один был здесь. Пообок от площадки Вигмар видел в воздухе над землей статную фигуру Девы Молний с золотым копьем в сильных руках. Ее облик казался расплывчатым, полупрозрачным, и никто другой ее не замечал, но Эльдахвит находилась здесь, своим молчаливым присутствием подтверждая благоприятное пророчество.
А за спиной Торбранда так же в воздухе стояла, лишь по колени видная сквозь туман, статная Дева Гроз в черной кольчуге, отливающей грозовой синевой, с густыми черными волосами, облаком стоящими вокруг головы, с пронзительно-синими сияющими глазами. Она придерживала щит, опущенный к ногам. Вигмар знал ее: это была Регинлейв, небесная покровительница рода фьялленландских конунгов. Однажды ее меч уже нес ему смерть. Сейчас он прятался в ножнах. Регинлейв, спасшая Торбранда конунга в битве в Пестрой долине, сейчас не покинула его, но больше не вмешивалась. Время ее помощи ему миновало. Она пришла за ним…
Торбранд сделал выпад, но Дракон Битвы вдруг извернулся в руке. Конунг потерял равновесие и вдруг сбился: что это значит? Острое, губительное чувство неуверенности пронзило его, а меч вдруг стал таким тяжелым, как будто снова вырос в целое дерево, оружие для рук великана… Дракон Битвы дернул руку Торбранда к земле, и он не мог ни удержать его, ни выпустить. А клинок Хельги, опередив даже мысль, точно ударил острой гранью в шею Торбранда и наполовину погрузился в нее…
Торбранд конунг упал лицом вниз, и меч его глухо, злорадно звякнул о камни площадки. Хельги подался назад и остановился, держа меч острием вниз, а щит отведя в сторону. Он молча ждал, не поднимется ли противник, и только теперь рассмотрел, что его последний выпад вполне достиг цели. Торбранд лежал лицом вниз, и его полуседая коса с правой стороны упала концом в кровавую лужу возле шеи. И лужа эта делалась все больше и больше. Камень не впитывал кровь, она разливалась все шире, заполняла выбоины и трещины, подтекала под тело… Мгновения казались долгими, как целые дни, и с каждым из них делалось очевиднее: все кончено, конунг фьяллей убит… Но смерть его была столь огромным событием, что никто – ни ближайшие люди самого Торбранда, ни Хельги, его соперник, не могли сразу вместить ее в сознание как свершившееся событие. Это все равно как если бы погиб один из Светлых Асов…
Но кое-кто все понял быстро. Звон Дракона Битвы о камни отозвался громом в душе Дагейды; камень, на который упал меч, был частью ее самой, и она ощутила это прикосновение, как будто бы рукоять меча вложили ей в руку. Кончено, человек мертв, Черный Дракон свободен от его власти! Свободен от уз и принадлежит ей, дочери Свальнира!
С диким визгом Дагейда подпрыгнула на камне, и собранная ею сила в это миг была так велика, что на несколько мгновений задержала ведьму в воздухе над валуном. Все бесчисленные токи сил, которые пронизывали горы и недра, камни и деревья, ручьи и родники, зверей и троллей Медного леса, сейчас слились в одну мощную реку и устремились к ней. Ее неистовый визг пронесся над озером и всех людей, как ни сильно потрясло их увиденное, заставил повернуть к ней головы; многие содрогнулись. Рядом с ними кричала дикая сила стихий, рвущаяся на волю. Дагейда не сплетала заклинаний, она просто бросила вперед всю силу Медного леса, которую сейчас могла собрать; люди застыли на местах, скованные невидимыми цепями, а горы вокруг дрогнули.
Каждый камень под ногами закричал неслышным, но проникающим в самую душу голосом. Свет померк; туман сгустился и посерел, сожрав отблески встающего солнца. Над берегом распростерлась тьма, и ужас объял души людей, как в последний час Затмения богов. Горные склоны дрогнули, дрожь их передалась земле, и берег закачался под ногами. Туман над озером взметнулся, как будто воды устремились вверх; по каменистой земле побежала трещина. Вид ее разбудил застывших людей; кто-то вскрикнул, и тут же двухтысячная толпа пришла в движение. Под нарастающий грохот камнепада, заглушающий крики, люди бросились врассыпную. Сталкиваясь и падая, давя друг друга, в нерассуждающем животном ужасе они бежали, фьялли и квитты вперемешку, сами не зная куда и не видя дороги в серой туманной полутьме, чувствуя только глубинные толчки земли под ногами. Эти толчки сбивали с ног, не давали бежать, и люди падали, закрывали головы руками, зажимали уши, чтобы не слышать дикого визга и грохота камня.
Трещины в земле все ширились и тянулись к площадке, где лежало тело Торбранда с мечом возле мертвой руки. Трещины ползли к нему, как неровные черные змеи. Хельги, сперва отскочивший, вдруг понял, чем это грозит. Он вспомнил все, что в разное время слышал об этом мече, и понял, отчего взбесился неистовый дикий дух. Отбросив свой меч и щит, он кинулся к Торбранду и схватил Дракон Битвы; меч задергался в руке, как живой, пытаясь освободиться. Дагейда уже держала его, держала сетью невидимых чар, и трещины окружали Хельги с телом Торбранда. Камни громоздились вокруг них, грозя задавить и утянуть за собой в пропасть; великаны Йорскред Оползень, Бергскред Горный Обвал, Авгрунд Пропасть – стихийные ужасы, древнейшие и неодолимые никакими силами враги человеческого рода, снова распахнули свои жадные пасти. В туманной мгле, в душных клубах каменной пыли, в грохоте камня ничего не было видно и слышно; смерть окружала со всех сторон, и Дракон Битвы вырывался из руки Хельги, извиваясь, как змея, норовя ужалить его самого.
И вдруг бурный всплеск пламенного света прорезал душную тьму. Беспорядочный грохот был перекрыт мощным ровным гулом. Он доносился со стороны Кузнечной горы, и каждый, кто смог к ней обернуться, увидел небывалое: склоны Кузнечной горы разошлись, как ворота, и из нее вырвался вверх столб яркого огненного света, доставший до самых небес. Тьма отшатнулась, как обжегшись; неистовый визг сменился беспорядочными, отрывочными воплями.
Из раскрытых склонов горы шагнула вперед огромная тень – мужчина в кольчуге, с молотом в руке. Он был ростом с высокое дерево, и вслед за ним шли еще несколько таких, и каждый держал кузнечный молот под стать исполинскому росту, отливавший ярким красным светом раскаленного железа. Первый великан ударил молотом по склону Ярнехатта, и неистовая дрожь горы и берега ослабла. Широкими шагами кузнецы разошлись по берегу, встали цепью над озером и у гор и дружно ударили молотами по склонам, по камню обрывов и по краям пропастей.
Долго мы ждали
достойной работы,
долго ковали мы
корни горы.
Молотом мощным
мы гору крепили,
силу копили
на бой кузнецы!
– громовым голосом запел первый из великанов, и все его товарищи дружно подхватили, ударяя молотами по дрожащей земле и горам:
Бей, молот молний!
Дроби чары ведьмы!
Куй Цепь для Волка
на камне горы!
В горны мы бросим
руду – кровь дракона,
руны деревьев
на уголь сожжем.
Будем клещами
держать сталь заклятья,
скуем рокот грома
с упорством ручья.
Будет меха нам
качать буйный ветер,
вихри ущелий
сталь закалят.
Песня великанов сперва была невнятно слышна сквозь грохот камня, но постепенно под ударами их молотов дрожь земли утихала, бег трещин замедлялся и совсем замирал; и вскоре песня кузнецов гремела над берегом, в лад с грохотом их работы, голоса исполинов сливались в единое целое со звонкими ударами стали о камень.
Наложим мы цепи
на гнев великанов,
дрожи, ужасайся,
весь Имира род!
Прочь, Мёркер, Токкен,
Беги, злобный Бергскред,
на пасти Авгрунда
скуем мы замок!
Готова ловушка
для злобного Волка,
готова узда
пасть земли оковать!
Сеть мы сковали
прочной на славу,
пора Хродерику
в горе отдохнуть.
Размеренный грохот молотов утих. Один за другим, допевая последнюю строфу своей песни, кузнецы вошли в Смидирберг. Пламенный свет втянулся внутрь, склоны сомкнулись. Все стало как всегда, только берег озера стал неузнаваем, заваленный каменными обломками скал и перемешанными, сорванными с вековых мест валунами. Отовсюду торчали корни и обломанные ветки кустов и деревьев, виднелись ошметки сорванного мха, блестели свежие сколы камня.
Наступила тишина, после дикого грохота она давила на уши. Люди застыли, рассеянные по берегу и по ближайшим склонам. Дрожа, каждый озирался, пытаясь понять, жив ли он и уцелел ли хоть кто-нибудь кроме него. Кое-где раздавались стоны придавленных камнями или падающими деревьями. Хельги, держа в одной руке усмиренный меч, стоял над телом Торбранда; валуны сжали их со всех сторон, и он уже взял остывающую руку, чтобы затащить тело противника на камень, чтобы не дать пропастям его сожрать, когда вдруг заметил, что все кончилось. Покрытый каменной пылью, с мечом в руке, он сам напоминал одного из богов, уцелевшего в Последней Битве.
Обе валькирии исчезли: Дева Молний выполнила обещание, и никто из людей не видел, как Регинлейв увела дух погибшего конунга.
Вигмар Лисица стоял почти на том же месте, откуда наблюдал поединок, и за его локоть цеплялся совершенно ошарашенный и оглушенный Ульвиг. Поглядев в лицо отцу, он заморгал: по щекам Вигмара медленно ползли две слезы, а взгляд был устремлен на Кузнечную гору с таким напряжением, как будто этим взглядом он поддерживал весь свой мир.
– А… – сказал Ульвиг и закашлялся.
– Я знал, – произнес Вигмар, не замечая, кто рядом с ним, обращаясь как будто к себе самому. – Я знал, что он там. Хродерик Кузнец. Что он действительно живет в нашей горе и помогает нам удерживать все то, ради чего он жил. Я знал. Сначала мы не дали его кузнице остыть, а за это теперь он поддержал нашу.
Потом его взгляд изменился, в нем заблестело живое чувство. Он увидел, как по склону Смидирберга идет, пробираясь между покореженными стволами, не кузнец-исполин, а маленькое человеческое существо, тонкая девичья фигурка, окутанная волной медно-рыжих волос. Альдона, с изумленно открытым ртом, со слезами потрясения на глазах оглядывала изуродованный берег, мешанину камня и древесных стволов, замершие фигуры людей здесь и там, и весьма напоминала ту женщину по имени Лив, что выйдет из священной рощи после Затмения богов и увидит новый мир, который ей придется заново населять. За ней шел высокий мужчина с растрепанными соломенными волосами; вот он схватил ее за плечо и придержал, чтобы не оступилась. Из-за елки выскочил мальчик, за ним еще мальчик, поменьше, и женщина с белым покрывалом на голове. Кузнечная гора, как священная роща Хродмимир, выпускала на вольный свет сбереженное человечество, как птенцов из одной большой общей скорлупы.
Альдона увидела Вигмара, застыла, прижав руки ко рту, и слезы побежали из глаз ручьями. Стряхнув руку Лейкнира, она подхватила подол и побежала вниз по склону, прыгая по камням и упавшим стволам, не боясь свернуть себе шею в этом первозданном беспорядке, со всех ног побежала навстречу своему отцу, своему богу-вседержителю, который сумеет наладить здесь новую жизнь. Наконец-то он вернулся!
* * *
Местом погребения Торбранда конунга выбрали пустынную долину ближе к Раудберге. Вигмар не хотел хоронить конунга фьяллей вблизи своей земли, считая, что его курган будет внушать страх квиттам. И фьялли не противились: это опасение льстило им, а кроме того, не заселенная людьми долина будет вечно принадлежать одному Торбранду. Все-таки он завоевал для себя эту землю, и теперь уже никто и никогда его отсюда не прогонит.
По обычаю оружие Торбранда теперь принадлежало победителю, но Хельги отказался от Дракона Битвы. Он понял, что меч сам выбрал миг поражения своего владельца, и не хотел, чтобы это повторилось и с ним. Ярлы хотели увезти Дракон Битвы и передать его Торварду, который отныне становился конунгом фьяллей, хотя он сам еще не знал об этом. Но Эйра воспротивилась этому замыслу.
– Нет, нет! – говорила она, трепеща от волнения и ломая руки. По ее бледным щекам еще много дней катились слезы при воспоминании о Торбранде: при ее неоднозначном отношении к мужу Хёрдис и противнику Квиттинга смерть его потрясла ее, как падение одной из основ мироздания. – Этот меч не должен оставаться среди людей! Он приносит гибель… Пусть его похоронят! Пусть конунг владеет им вечно! Только он не выпустит его из рук, никогда не позволит ведьме завладеть им! Пусть он сохранит его! Он добыл его у великана, это его и только его меч! Как Мйольнир у Тора, их нельзя разлучать.
И ярлы согласились с ней. По правде сказать, даже у самых смелых стыла кровь при воспоминании о том, как Медный лес чуть не поглотил этот меч вместе с телом его последнего хозяина; никто не стал бы утверждать, что для Торварда это будет подходящее оружие.
Устройство кургана продолжалось дней десять. Был сооружен сруб, в который на высокое почетное сиденье усадили тело с мечом на коленях, а квитты позаботились о погребальных дарах. Насыпали высокий курган, на верхушку втащили и поставили высокий валун.
Над курганом фьялли и квитты дали друг другу мирные обеты; от Квиттинга их произносил Вигмар, от Фьялленланда – Фреймар ярл, ближайший родич нового конунга Торварда.
После этого войско фьяллей потянулось к побережью, к своим кораблям, оставленным в усадьбе Можжевельник. Сигвальд и Фреймар со своими дружинами задержались, чтобы присутствовать на свадьбе их общей родственницы Эйры дочери Асольва. Ее свадьбу с Хельги справляли одновременно со свадьбой Альдоны и Лейкнира; как и замышлялось когда-то давно, Хельги и Альдона вступали в брак в один день, но не друг с другом. Празднество назначили в усадьбе Кремнистый Склон, которую одна из невест покидала навсегда, а вторая должна была теперь назвать своим домом. Наконец-то все устраивалось: мир пришел на место вражды, свадьбы сменили погребения, взгляд от прошлого обратился к будущему.
Ночью перед свадьбой Эйра долго не спала. Девичья, в которой она прожила всю свою жизнь, была битком набита собравшимися на свадьбу женщинами округи. Рядом с ней сладко спала Альдона, и пламя очага бросало красноватые отблески на ее щеки. Эйра смотрела на свою давнюю подругу, которая теперь займет место хозяйки ее, Эйры, родного дома и, как богиня, заполнит его новыми людьми. Эйра ясно видела будущее своего рода, который будет жить здесь благодаря Альдоне. Вот ее старший сын; он виделся Эйре каким-то очень большим, и она знала, что он будет значительным человеком. Второй сын был просто приятным на вид, и ему дали имя из тех, что все они привыкли произносить… Хлодвиг, наверное; так захочет Альдона, и Лейкнир, конечно же, не станет спорить. А следом за двумя сыновьями шел еще кто-то, маленький и темный… Это была девочка, маленького роста, худенькая, с бледноватым личиком и огромными глазами… Ее звали Синн, в память о Синн Ур-Берге, которая в первую же ночь после ее рождения пришла к ее колыбели и дала ей завет, который слышала потрясенная Альдона, впервые в жизни встретившаяся с духом и даже не уверенная, что это не плод ее усталого после родов рассудка… Огниво… Амулет Синн Ур-Берге, ушедший из рода вместе с Хёрдис Колдуньей… Но это была другая, отдельная сага, и ее дороги пока застилал туман.
Эйре было жаль оставлять дом, где она родилась и выросла, прошлое которого она так хорошо знала и ценила. Ее невидимые корни уходили в эту каменистую землю, утоптанную десятками поколений ее предков, и оторвать эти корни было мучительно страшно, как будто вслед за этим должна была наступить ее смерть… Атенес-Кори, голос ее зрячей души, тоже пережила вместе со своим племенем отрыв от старых корней и вынуждена была пускать корни в новую, совсем новую и поначалу непонятную землю. Ее будущее на этой земле было чьим-то прошлым, прошлым народа с глубокими корнями, и эти две эпохи так переплелись друг с другом, что прошлое и будущее сделались неразличимы. Боги отняли у нее смерть, обрекая на долгий, беспредельный труд укоренения; она любила новую землю, на которой росло будущее ее народа, и тосковала по старой, в которой оставалось его прошлое. Атенес-Кори ждала смерти как освобождения и надеялась вернуться домой, возродиться на своей древней земле заново… Она знала, что возродится человеком, потому что путь перерождений идет только вверх – от камня к растению, от растения к животному, от животного к человеку. Она ждала, что возродится заново в той, которая не будет знать Земли Окаменевших и только иногда, уловив в душе отзвук непережитого, будет смутно догадываться, что эта жизнь не первая, что у живой человеческой души долгий путь, который не кончается со смертью тела, а значит, и смерть его не смерть вовсе, а новое рождение.
Эйра лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к ровному, успокаивающему ее, баюкающему дыханию безмятежно счастливой Альдоны, и в полудреме ей являлись видения, то ли сон, то ли пророчество, и тихий, близкий, совсем неслышный голос говорил не снаружи, а в самой глубине ее души:
Когда я умру, я сразу же проснусь на траве возле серого камня, и на земле возле меня будет стоять зажженный светильник. Будут сумерки; я возьму светильник и пойду с ним вперед. И на его огонек навстречу мне выйдут люди – женщины с белыми покрывалами на головах, бородатые старики, подвижные подростки. Они будут смотреть на меня изумленными глазами, переглядываться в недоумении, но едва только мой взгляд встретится с их взглядом, как я все узнаю о каждом из них: их имена, нравы и судьбы будут открыты мне, как будто каждый из них – это я сама. А потом я пойду с ними в их дом и буду жить с ними их жизнью, бесконечно вглядываясь в ее причудливые переплетения. Я буду умирать и рождаться, и жизнь моя будет повторяться снова и снова… Много, бесконечно много раз…
Пояснительный словарь
Альвхейм – один из девяти миров, составляющих вселенную, место обитания светлых альвов. Считается, что Альвхейм «есть место просветления, где властвует свет Разума. Это царство интеллекта и воображения» (Кеннет Медоуз. «Магия рун»).
Альвы – духи плодородия, по положению ниже богов. Делятся на две группы: темные (см. свартальвы) и светлые (льесальвы, они же просто альвы). Светлые альвы обитают в Альвхейме. Как говорит о них «Младшая Эдда», «светлые альвы обликом своим прекраснее солнца».
Асгард – небесная крепость, место обитания богов-асов. Буквально означает «ограда асов». В нем находится множество прекрасных чертогов, в которых обитают боги. Асгард окружен высокой каменной стеной, построенной великаном, и ведет в него радужный мост Биврест, непреодолимый для врагов.
Аск и Эмбла – первые люди, сотворенные богами из ясеня и ольхи (или ивы). Три бога (Один, Локи и Хенир) нашли однажды на берегу два дерева и сделали из них людей. «Первый дал им жизнь и душу, второй – разум и движение, третий – облик, речь, слух и зрение. Дали они им одежду и имена: мужчину нарекли Ясенем, а женщину Ивой. И от них-то и пошел род людской…» (МЭ 1).
Асы – род богов, предмет основного культа древней Скандинавии. В союзе с ними выступает другой божественный род – ваны. Главой асов является Один, а прочие – в основном его дети и внуки.
Бальдр – второй сын Одина. «О нем можно сказать только доброе. Он лучше всех, и все его прославляют. Так он прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние. Он самый мудрый из асов, самый красноречивый и благостный. Он живет в месте, что зовется Брейдаблик, на небесах. В этом месте не может быть никакого порока…» (МЭ). Был убит слепым Хедом стрелой из побега омелы и остался у Хель, несмотря на попытки вызволить его. Видимо, в его образе отразились культовые жертвоприношения: Бальдр – «умирающий и воскресающий бог», известный всем мифологиям, символ ежегодно обновляющейся растительности. Бальдру было посвящено воскресенье.
Берсерк – буквально «медвежья шкура» или «медвежья рубашка». Так называли могучего воина, способного во время битвы приходить в исступление (впадать в «боевое безумие»), когда сила его увеличивалась многократно и он не замечал боли. Про одного берсерка рассказывают, что он сражался со стрелой в спине. В исступленном состоянии берсерк отождествлял себя со зверем: волком или медведем. Толком неизвестно, было ли это явление результатом тренировок или видом психического расстройства. Есть также сведения, что берсерки приходили в это состояние с помощью специальных наркотических средств. Стать берсерком мог не каждый. Конунги считали нужным иметь в числе своей дружины берсерков, но обыкновенные люди предпочитали избегать общения с ними, поскольку, судя по сагам, «беспризорный» берсерк представлял большую опасность для окружающих, а справиться с ним было очень трудно.
Биврест – мост асов. На нем горит пламя, заграждающее великанам путь на небо, и красный цвет, видимый в радуге, – пламя Бивреста.
«Боевые оковы» – приступ бессилия, который ворожбой наводился на врага во время битвы.
Бонд – мелкий землевладелец, лично свободный.
Браги – один из асов. «Он славится своей мудростью, а пуще того даром слова и красноречием. Особенно искусен он в поэзии». Есть мнение, что образ возник из реального исторического лица, скальда по имени Браги.
Брюнхильд дочь Будли – героиня сказаний о Сигурде. Она была валькирией, но за ослушание Один уколол ее «шипом сна» и погрузил в многолетний сон, после которого она должна была выйти замуж. Сигурд одолел огненную стену и ограду из щитов, за которыми она спала на вершине горы, рассек мечом ее кольчугу и разрушил чары сна. Они полюбили друг друга, но колдунья Гримхильд чарами заставила Сигурда забыть об этой любви и сосватать Брюнхильд для его побратима Гуннара, ради чего Сигурд «поменялся с Гуннаром обличьями». Сам Сигурд женился на Гудрун, сестре Гуннара. Брюнхильд не простила обмана и спустя годы заставила мужа погубить Сигурда. После этого она взошла на его погребальный костер и покончила с собой.
Валхалла – небесный чертог Одина, где собираются павшие воины. «Великое множество там народу, а будет и того больше, хоть и этого покажется мало, когда придет Волк. Но сколько бы ни было людей в Валгалле, всегда хватает им мяса вепря по имени Сэхримнир. Каждый день его варят, а к вечеру он снова цел» (МЭ). В Валхалле пятьсот сорок дверей, и из каждой в день битвы с Волком выйдут восемьсот воинов.
Валькирии – воинственные небесные девы, подчиненные Одину. МЭ называет их имена: Христ, Мист, Хильд, Труд, Регинлейв и т. д. «Один шлет их во все сражения, они избирают тех, кто должен пасть, и решают исход сражения. Гунн, Рота и младшая норна по имени Скульд всякий раз скачут на поле брани и выбирают, кому пасть в битве, и решают ее исход». По сведениям сказаний, валькирии могли быть дочерями земных конунгов и вступать в брак со смертными. Разделение валькирий по родам (Девы Молний, Гроз, Сумерек и Рассвета) является плодом фантазии автора.