Анна развязала поясок халата, и он упал к ее ногам. Она легла, натянула на себя тонкое одеяло.
– Выключи свет, – попросила она. И уже из темноты: – Ты где думаешь спать?
– Пойду на пляж, – ответил я. – Там тепло и места много.
Господи, думал я, выходя через калитку в ночь, избавил бы ты меня от одной любви, но дал бы другую.
* * *
Чем скромнее у человека жилище, тем меньше его стесняют гости. У моих скалолазов на двоих две палатки и один очаг. Из еды – дюжина банок тушенки да десяток пакетиков порошковых супов. А всегда принимают меня так, словно у них особняк из двадцати комнат.
Еще на шоссе я заметил, что рядом с палатками горит костерок. Оказалось, что Гриша не спит, сидит, задумавшись, на каменном стульчике, смотрит в огонь. Я, ломая на своем пути ветки, вынырнул к нему из мрака ночи, ожидая, что он сейчас схватится за топор, но Гриша лишь медленно поднял сонное лицо и, узнав меня, радостно улыбнулся.
– А-а, – шепотом сказал он. – Беглый каторжник! Садись к костру, сейчас твои кандалы распиливать будем. А почему снял полосатую робу?
Юмор у него, надо сказать, еще тот. Я присел рядом, подкинул в костерок ветку.
– Князь спит?
Гриша кивнул.
– Князь рано ложится – рано встает. У меня же все наоборот. А сегодня из-за погоды с обеда до вечера дрых в палатке. Вот сейчас и не спится… А ты ложись на мое место. Утро вечера мудренее, утром будем решать, что с тобой делать.
Я смотрел на освещенное красными бликами круглое, вечно подпухшее и помятое лицо Гриши, и в голове крутились слова Анны: «На стене он совершает подвиги, а потом с такой же самоотверженностью закладывает тебя милиции». Я не хотел, чтобы Гриша по выражению моего лица догадался, о чем я думаю, и, кивнув ему напоследок, полез в палатку.
Прошли те времена, когда я спал по десять часов подряд, не просыпаясь ни разу. Теперь же одна половина мозга спала, а другая следила – не треснет ли ветка под чьими-то ногами, не заскрипят ли тормоза машины на шоссе. Словом, это был не сон, а сплошное мучение, и, как только стало рассветать, я вылез наружу, где чувствовал себя в большей безопасности.
Бодрствующая смена лагеря сменилась. Теперь у очага я увидел Князева. Он сидел на корточках перед примусом и энергично подкачивал в него воздух. Гриша, надо полагать, уже спал в его палатке. Мы молча приветствовали друг друга.
Я сбегал к морю и искупался – не столько ради удовольствия, сколько ради того, чтобы убедиться в отсутствии на шоссе машин, а среди деревьев засады. Когда вернулся, Князев уже разлил по кружкам кофе и намазывал на хлеб шпротный паштет.
– Как будешь выкручиваться? – спросил он.
– В Ялту поеду, – ответил я. Когда я разговаривал с Князевым, то невольно перенимал его манеру и фразы мои становились короткими и скупыми. – Предстану перед водилой. Пусть подтвердит, что не я стрелял.
– Правильно, – кивнул Князев.
На этом, собственно, наша беседа и закончилась. Мы молча допили кофе, любуясь облачком, которое белой шапкой налезло на вершину Сокола, затем Князев встал, закинул за плечи маленький штурмовой рюкзачок и повесил на поясной ремень радиостанцию.
– На рынок, – пояснил он и быстро пошел к шоссе.
Еще некоторое время я видел его вылинявшие шорты и длинные загорелые ноги в белых кроссовках. Простой радиоинженер из Питера, думал я. Мало зарабатывает. Ну и что? Нельзя же все мерить суммой заработка. Может быть, он счастлив уже только оттого, что у него есть верные друзья, что ему покоряются вершины, что он отрывается от грешной земли и, как по ступеням, поднимается до самых облаков. И этот спартанский образ жизни, эта палатка среди деревьев, которые наполняют воздух головокружительным запахом хвои, этот костер в очаге из морских гладких камней – предел мечтаний, который он никогда не унизит банальным земным предательством.
Я посмотрел вверх. Эта стена, это чудо природы, манила меня к себе. За последние дни я несколько раз поднимался по ней, но сейчас вдруг нестерпимо захотелось опять пойти к вершине, ощутить тепло, исходящее от камня, словно от живого существа, увидеть, как постепенно удаляется от тебя земля, расширяется кругозор и все становится игрушечным, несерьезным, безобидным.
Я не стал будить Гришу, воспользовался его снаряжением и по перилам стал подниматься вверх. Горы как наркотик. Чем чаще на них бываешь, тем больше хочется к ним опять. Откуда в них столько притягательной силы?
Я долез до середины – не меньше двухсот метров от подножия, а от уровня моря все двести пятьдесят. Пристегнулся карабином к крюку, оперся ногами о стену, откинул туловище назад, сцепил руки на затылке «замком». Слабый ветер раскачивал меня, как маятник, стая чаек с ленивым криком кружила подо мной, по узкому воздушному коридору, как НЛО, беззвучно скользил обрывок облака, в самом деле похожий на тарелку. И бездна чистого теплого воздуха вокруг. Непередаваемое ощущение.
Я уже начал потихоньку засыпать между небом и землей, как неожиданно услышал снизу крик, который в мгновение нарушил идиллию. Теперь я понимал, как можно ненавидеть приземленную жизнь, находясь на уровне облаков. Пришлось принять вертикальное положение и посмотреть вниз. Рядом с палатками, похожими на огрызки цветных карандашей, отчаянно размахивал мне руками Гриша. Разобрать, чего он от меня хочет, не было возможности, и я решил спуститься, потому как он уж слишком настойчиво махал мне руками. Когда я заскользил вниз, он замолчал – значит, я правильно его понял.
– Привет! – буркнул он мне, когда я приземлился, и стал отцеплять меня от перил. – Сейчас я тебе такое скажу, что ты сразу на Эверест пойдешь.
Он заинтриговал меня настолько, что даже сердце стало биться чаще. Мы подошли к очагу. Гриша взял радиостанцию, стоящую на каменном столе, и сказал:
– Пока ты там ползал, я случайно поймал разговор двух мужиков.
– Каких мужиков? – не понял я.
Гриша пожал плечами.
– Затрудняюсь ответить тебе, но один из них был человек по имени Джо.
– Ты слышал, как он говорил по радио?! – не поверил я.
– У меня сбился диапазон, на котором мы обычно работаем с Князем, я стал крутить настройку и нечаянно поймал, как двое, значит, обмениваются информацией.
– О чем говорили, ну?
– Это, как я понял, был уже конец разговора…
– Гриша, короче! – взмолился я.
– Один, значит, говорит: «Джо, он собрался ехать в Ялту, чтобы водила засвидетельствовал его непричастность». Или что-то в этом роде. А Джо отвечает: «Хорошо, я понял». Первый спрашивает, значит: «Когда опять выходим на связь?« – а Джо отвечает: «Как вчера», – и, значит, дает отбой.
– А что значит «как вчера»? Это во сколько – «как вчера»?
– Да я откуда знаю?
– Слушай, Гриша, а чей голос-то был?
Гриша пожал плечами.
– Я не разобрал.
Я прожигал его взглядом. У меня прямо-таки срывался с языка вопрос: «Не Князя ли это был голос?» – и, опасаясь, что не сдержусь, я стиснул зубы и замычал, как от невыносимой боли.
– Ну чей, подумай!
– Да откуда я знаю, чей! – вспылил Гриша. – Говорят тебе: не разобрал.
– Вот так вот, – произнес я совершенно бессмысленную фразу и даже зубами скрипнул. – Продают с потрохами среди бела дня.
– А кто знал, что ты в Ялту собрался?
– Да все знали!
– А я не знал, – ответил Гриша и развел руками.
– Ну, разве что ты… Вот что мне теперь делать, Григорий?
– Когда ты хотел ехать?
– Сегодня ночью, чтобы рано утром быть там.
– Значит, надо ехать сейчас. Немедленно, пока этот Джо не помешал.
– Да где я сейчас Клима найду? Он наверняка куда-то свалил по своим делам!
– Дуй на автобусе.
– На Ялту единственный рейс уже ушел!
– Хватай частника! Делай что-нибудь!
Но я не шелохнулся, не сводя глаз с радиостанции.
– Послушай, Гриша, а какой радиус действия у этой штуковины?
– Километра три, не больше, и то если луч гора не заслоняет.
– Значит, Джо и его абонент находятся от нас максимум в трех километрах?
Гриша усмехнулся и отрицательно покачал головой.
– Нет, браток, это рация любительская, для рыбаков, чтобы выяснять, клюет у соседа или нет, а у твоего Джо видел какая? Японская, фирменная, у нее мощность раз в десять больше, чем у этой. Так что один из них может быть в Планерском, а другой – в Морском. Иди свищи!
– А у абонента какая станция?
– Да я откуда знаю, какая!
– А если такая же, любительская, то, значит, он от нас не дальше чем в трех километрах?
– Я все не пойму, на что ты намекаешь?
– Да нет, это я так, в порядке бреда.
– Это заметно.
Ну вот, подумал я, на одного меньше. Гришу исключаем. Неужели Князев? Неужели Анна была права и ее женская интуиция подсказала, кто предатель?
Глава 20
Я больше не мог оставаться в лагере ни минуты. Кто знает, о чем была первая часть разговора, которую Гриша не услышал? Может, о том, что я нахожусь в лагере альпинистов, куда надо срочно высылать наряд милиции?
Погода испортилась вконец, небо затянули бесконечные серые тучи, снова пошел дождь, но такая погода меня сейчас устраивала: все отдыхающие, коль на пляже делать нечего, ломанулись в Судак и поселок. Они бродили по магазинам, рынку, выставочным залам, крепости, и в толпе я был не слишком заметен.
Первым делом я заскочил к Климу, надеясь, что мне повезет и я застану его дома. Открыла мать, извинилась, сказала, что Клим рано утром уехал в Грушевку за свининой и до сих пор не возвратился. Я попросил женщину передать, что зайду, как мы условились, вечером, и быстро пошел на дачу, чтобы еще раз посмотреть в очаровательные глазки Анны. Но в домике никого не было. У меня был свой ключ, я открыл замок, вошел в коридор и распахнул дверь комнаты Анны.
Аккуратная девочка, этого у нее не отнимешь. Койка заправлена, на тумбочке порядок, и, кажется, вымыты полы. Мне хватило бы двух минут, чтобы обыскать комнату, но не смог себя пересилить и опуститься до того, чтобы копаться в ее вещах.
Теперь хорошо бы заглянуть домой. Понимаю желание милиции поймать меня, но не могут же они сутки напролет караулить меня в кустах? Для этого всего отделения не хватит. Эта мысль придала мне уверенности, и все же я пробирался к дому самыми путаными тропами – через крепость, ее главные ворота, затем мимо кафе «Встреча» вышел на пустырь и уже оттуда спустился к дому, перебегая из подъезда в подъезд.
Стоит два дня не ночевать дома, как сразу возникает ощущение, что не был в родных апартаментах по крайней мере месяц. Когда я неслышно закрыл за собой дверь, вошел в комнату и увидел знакомую до деталей обстановку, мебель, вещи, книги, то сердце сжалось от нахлынувшей тоски. Теперь все это казалось отдаленным, оторванным от меня, отгороженным какой-то непреодолимой стеной. Правильно говорят: от сумы да тюрьмы не зарекайся. Я еще не в тюрьме, но уже не свободен. Но почему? По чьей воле?
Я бродил по комнатам, бесцельно перебирая вещи, заглядывая под диван, шкаф и стол – если у меня так спокойно можно найти пистолет, не подложена ли на этот раз бомба? В маленькой комнате, из которой я совершил свой отчаянный прыжок, окно было закрыто, штора задернута – милиция оставила после себя порядок, хотя и провела аккуратный обыск.
Я попытался приготовить себе завтрак, но аппетит разгорался намного медленнее, чем усталость, и я выключил огонь под кастрюлей, в которой вода уже почти закипела, лег на диван, накрыл голову подушкой и долго лежал так без движения.
Жалость к самому себе – вот чего надо опасаться в критической ситуации. Это чувство не побуждает к решительным и смелым действиям, а заставляет безропотно страдать и ждать помощи со стороны. Мне никто не поможет, говорил я себе, это тот самый случай, когда совершенно бесполезно кричать: «Помогите!», это все равно что в безлюдной тайге, в непроходимом болоте, где я один, по пояс, по грудь в черной жиже и с каждой минутой меня все глубже и глубже засасывает в трясину. Можно плакать от жалости к себе, можно изорвать все голосовые связки, зовя на помощь, все это лишь ускорит конец.
А самому – оно даже проще. Сам приказываешь, сам исполняешь. Сам себя никогда не предашь – вот что еще очень важно. И задача вовсе не такая сложная – найти человека и обезвредить его. Можно сказать, нет более подходящей для меня задачи, чем эта. Семь лет в разведке этим занимался. Я уже не говорю об Афгане, где был старшиной разведроты, а по сути, командовал разведгруппой. Два десятка парней за спиной, пулемет Калашникова на плечо – и вперед! Найти и обезвредить – такая понятная и привычная задача. И находил, и обезвреживал. Два ордена Красной Звезды, медаль «За бэзэ» – за боевые заслуги, значит, – отхватил и считаю, что заслуженно.
Я лег на спину и подушку положил уже под голову.
Так вот, продолжим. Как говорил Никита Сергеевич, цели ясны, задачи определены. Мне нужен Джо. Это такой клубочек, который не оставляет за собой нити, и схватиться не за что, кроме как за сам клубок. Умеет вовремя обрезать за собой хвосты. Найти такого сложно, но возможно. Во-первых, он все время крутится рядом. Пока меня не посадили и не начали раскручивать уголовное дело, – а ему надо именно это, – Джо будет контролировать ситуацию и по возможности подливать на мою голову помоев. Во-вторых, он здорово засветился, и я его без труда опознаю. И в-третьих, кто-то из моих друзей работает на него, и даже если предположить, что Джо профессионал высочайшей категории, то про двух альпинистов, Анну и Клима я такого сказать не могу и потому уверен, что рано или поздно кто-то из них допустит ошибку и попадется в мою ловушку.
Остается вопрос вопросов: почему именно на меня вешают убийство Новоторова? Предположим, что милиция отлавливает меня и предает суду, а органы правосудия доказывают мою вину. Дело получает огласку. К чему это приведет?
Я встал с дивана и принялся ходить по комнате. К чему приведет? Да ни к чему! Взрыва общественного спокойствия не произойдет, выборы президента не отменят, курс доллара не подскочит. Быть может, где-то в приамазонской сельве шарахнет кулаком по банановому дереву Волк Августино и крикнет: «Он продолжает убивать наших людей!», может быть, Валери устроит маленький скандал, будет бить чашки и кричать: «Я же приказывала не трогать его! Кто упрятал его за решетку?» Может быть, какие-то обиженные, задавленные Новоторовым конкуренты вздохнут и скажут: «Слава богу, нашелся отважный человек!» Ну что еще может случиться?
Я не видел ни логики, ни смысла. Конечно, свой смысл во всей этой истории был, иначе чем еще можно было объяснить столь тщательную подготовку убийства Новоторова и улик, которые сыграли против меня? Шлифуя пол своей комнаты, я, несомненно, к разгадке не приближусь ни на шаг. Шерлок Холмс из меня никудышный, методами дедукции я владею слабо. Значит, надо делать то, что я хорошо умею, – взять Джо. А когда он будет у меня в руках, я найду способы заставить его помочь мне разгадать последний вопрос.
Теперь надо решить, на кого в своей охоте я могу положиться. Первый – Клим. У него есть одно неплохое для данной ситуации качество – он быстро и качественно выполнит любую работу, которая ему выгодна, и наоборот. Надо его заинтересовать, предложить долю из той суммы, которую выплатит банк за поимку Джо. У Клима есть автомобиль – не бог весть какой, но на нем при необходимости можно добраться куда понадобится. Клим, как всякий человек, именующий себя коммерсантом, достаточно осторожен и, прежде чем сделать что-либо, десятки раз обдумает свои шаги. Это все плюсы. Есть еще один нюанс, который является одновременно и плюсом, и минусом. Он единственный из всех моих знакомых, которого я знаю без малого четыре года и в достаточной мере могу ему доверять. Но вместе с тем такой же ход мыслей мог быть и у Джо: раз Клим знаком с Вацурой столько времени, значит, Вацура будет ему доверять и никогда не подумает на него.
Вторая – Анна. Эта фигура посложнее, в ее новейшей биографии много темных сторон. С одной стороны, все ясно: мы познакомились почти два года назад на борту самолета, будучи в одной туристской группе. Молодая привлекательная особа, работающая в московской торговой фирме, поссорилась с любовником, привязалась ко мне, чтобы досадить ему, и легко ввязалась в рискованную игру – кто не знает, что такое смертельная опасность, всегда легко это делает. Потом наши пути разошлись. Я искал Валери в сельве, а Анна искала меня вместе с Альфредом Шраером, который выполнял задание наркомафии и следил за мной. Так, по воле случая, она вошла в круг лиц, занимающихся охраной виллы Валери в Приамазонии, откуда потом совершенно невероятным образом смогла вывезти меня с тяжелым пулевым ранением в спину. Если исключить ложь в недавнем рассказе Анны, то ее до сих пор держат на примете и надеются использовать в весьма опасных мафиозных структурах, находящихся под контролем Августино и занимающихся «отмывкой» наркодолларов. Таким образом, круг людей, к которому косвенно, по своей или не по своей воле – неважно! – принадлежит Анна, является лагерем моих заклятых врагов, которые, дай им волю, с молниеносной быстротой оторвали бы мне голову и зарядили бы ею дальнобойное орудие. И лишь Валери, мой черный ангел-хранитель, мать моей дочери, дочь главного мафиози Приамазонии Августино, держит мою судьбу в своих руках. Так что мне очень хочется верить Анне, но она слишком умна и опытна, чтобы я мог позволить себе раскрыть все свои карты перед ней.
Третий – Князев. Радиоинженер, семьянин, альпинист-любитель. Человек сколь немногословный, столь и загадочный. Мы эпизодически встречаемся уже несколько лет подряд, обошли в одной связке половину горного Крыма, но я сейчас знаю о нем не больше, чем в первый день нашего знакомства. Анна характеризовала Князева с узкопрактической точки зрения. Она права: этот человек не богат, и экономические проблемы наверняка стоят перед ним постоянно, то есть он, как губка, готов впитывать, зарабатывать, подбирать деньги в любом месте и в любое время. Это проза нашей жизни. Но готов ли Князев переступить нравственную черту, чтобы заработать деньги, я не мог сказать с уверенностью.
И четвертый – Гриша. Водитель городского автобуса. Любитель компаний, любитель выпить, любитель рыбалки – одним словом, жизнелюб. В альпинизме он человек случайный и, мне кажется, увлекся скалолазанием только потому, что в среде почитателей этого вида спорта он находит простых общительных мужиков, с которыми с удовольствием проводит свободное время. Гриша производит впечатление человека открытого и бескорыстного, но, как многие болтуны, часто много обещает и мало делает. Кроме того, он не похож на хитрого и расчетливого человека, который мог бы сплести тонкую сеть, заманить туда жертву и использовать ее в корыстных целях. Но я говорю только о впечатлении. Гриша, как и всякий малознакомый мне человек, может оказаться блестящим артистом и разыграть роль простачка.
В два часа дня по радио передавали последние крымские новости. Я вышел на кухню, увеличил громкость приемника. Сначала диктор вещал о готовности избирательных участков, потом о рейтинге кандидатов, выявленном в ходе независимого опроса крымчан, потом о курсе доллара и рубля по отношению к национальной валюте. Я подумал, что в этом выпуске ничего интересного по делу Новоторова не узнаю, но началась криминальная хроника, и слово дали корреспонденту, ведущему репортаж с места события.
«Как нам только что стало известно, – скороговоркой сказал он, – в ялтинской городской больнице номер четыре около часу дня скончался личный водитель бизнесмена Новоторова, получивший сегодня утром тяжелое ранение в голову. Ведущий врач отказался комментировать этот факт, но из надежных источников нам стало известно, что около десяти часов утра раненый был успешно прооперирован и его жизнь находилась вне опасности. Предположительно водитель скончался после непредвиденного сбоя в работе реанимационной аппаратуры жизнеобеспечения, отвечающей за вентиляцию легких и кровообращение. Ведется следствие. Следите за нашими дальнейшими сообщениями».
А вот этого следовало ожидать, подумал я, чувствуя, как немеет спина – так я напрягся, слушая радио. Этого следовало ожидать, раз мое намерение провести очную ставку перед водителем стало известно Джо… Что ж, сильный и быстрый ход, в маневренности ему не откажешь. Это профессионал высокого класса, Кирилл Андреевич, и в охоте за ним ты до конца выяснишь, чего стоишь.
Скончался около часу дня, думал я, машинально уже в который раз подогревая воду в кастрюле. Но это не значит, что около часу дня Джо был еще в больнице. Около часу дня вышла из строя аппаратура жизнеобеспечения. А заложить, запрограммировать этот выход можно было за два, за три часа, за полдня, когда раненый еще находился на операционном столе.
Джо сейчас либо на пути к Судаку, либо уже здесь. И в этом мой очередной прокол. Рано утром, когда Гриша рассказал мне о радиоперехвате, я должен был предвидеть, что Джо поедет в Ялту с целью убрать последнего свидетеля. Надо было организовать две засады – на трассе, идущей вдоль моря к Морскому, Рыбачьему и дальше, в сторону Алушты и на симферопольском шоссе. Гриша и Князев знают Джо в лицо и смогли бы сработать без меня, хотя бы запомнить номерной знак и марку автомашины, в то время как я действовал бы в паре с Анной.
Но что прошляпил, того уже не исправишь. Джо остается на свободе, вне моего контроля, и счет его жертвам продолжает расти. Он опережает каждый мой шаг, обрубая те ветви, за которые я хватаюсь, пытаясь добраться до верхушки.
…Я вздрогнул от телефонного звонка. Омерзительная вещь – пронзительный телефонный звонок в то время, когда ты даже ходить по комнате стараешься бесшумно. Я стоял над надрывающимся телефоном и смотрел на него, как на вредную тварь вроде клопа или таракана. Кто же это мне звонит? Кто может знать, что я здесь? Анна? Клим? Или милиция проверяет? Нет, поднимать трубку не буду, это рискованно.
Стало тихо, но ненадолго, будто звонивший засомневался, правильно ли он набрал номер в первый раз, и тотчас перезвонил. И снова, как бормашиной в темечко – трррры, трррры, трррры… А если это Джо? – подумал я. Если он даст мне единственную нить, по которой я смогу выйти на него?
Я коснулся пальцами трубки и уже не мог оторваться от нее. Поднял ее, поднес к уху.
– Алло! – услышал я знакомый голос. Да это же рыжий! – Кирилл, вы слушаете меня?..
Я молчал.
– Ну хорошо. Меня попросили только передать вам информацию. С вами хочет встретиться малознакомый вам человек. Встреча в ваших интересах. Чтобы никто не помешал, рассчитайте в уме: дата, когда вы перешли реку в сторону юга. Это будет дата встречи в этом месяце. И количество человек, переходивших реку вместе с вами, помноженное на пять, – время встречи. Место встречи – там, где недавно встречались мы с вами. Всего доброго!
Даже если бы я надумал о чем-либо спросить, рыжий вряд ли стал бы прерывать свою речь. Похоже, что он читал по бумажке, чтобы не запутаться в той головоломке, которую предложил мне.
Ну вот, подумал я, опуская трубку на место, я еще ничего не предпринял, а события продолжают разворачиваться. Со мной изъявил желание встретиться малознакомый человек. Не тот ли, который через рыжего предупреждал меня об осторожности? «Качок», как я мысленно окрестил его.
Теперь надо быстро разгадать ребус, чтобы не забыть. Переход реки в сторону юга. Здесь все ясно, речь не о Днепре, не о Волге, а о Пяндже, который я действительно переходил два года назад. В сторону юга – значит, в Афган. Дату помню хорошо: восемнадцатого октября, на седьмой день моего прилета в Таджикистан. Значит, восемнадцатого июня мы встречаемся… Стоп! А какое сегодня число? Восемнадцатое и есть! Сегодня! А время?
Я схватил ручку и на краешке газеты стал записывать числа. Количество людей, которые переходили реку вместе со мной. Считать со мной или без меня? А, черт! Как теперь высчитать время? Был я, Валери, картавый и адвокат. Если себя не считать, то три на пять – пятнадцать. А сейчас четырнадцать пятьдесят три. Осталось семь минут! Не успеваю. Если же считать и себя, то получается двадцать, восемь вечера. Это вероятнее, чем в три. Осталось место. Где мы встречались с рыжим? На новосветском шоссе, при въезде в заповедную зону, где я устроил ему засаду.
Глава 21
О предстоящей встрече я не сказал никому. Анну я так и не встретил, хотя и не очень-то старался ее отыскать. Наверное, девушка решила не принимать слишком близко к сердцу мои проблемы и весь день развлекалась вместе с подругой на пасмурном побережье, где находится неимоверное количество увеселительных заведений. Климу я позвонил и сказал, что наша поездка отменяется, потому как «клиент почил в бозе». Клим не сразу понял эту фразу с претензией на оригинальность, несколько секунд молчал, потом посоветовал мне зайти к нему завтра утром пораньше, так как у него родилось несколько идеек.
Без четверти восемь я незаметно выскользнул из квартиры, пересек стройку, пустырь, по холмам обошел пансионат железнодорожников и подошел к шоссе. На асфальт я не стал выходить, лег на сухую траву за кипарисом, откуда просматривался приличный участок дороги, и стал наблюдать.
Я предполагал, что этот человек подъедет на автомобиле и предложит мне сесть в машину, но вместо автомобиля ровно в восемь я увидел рыжего, трусцой бегущего со стороны Нового Света. Несостыковочка, подумал я, сейчас он скажет мне, что встреча переносится.
Я оставил свой наблюдательный пост и вышел на дорогу прямо перед рыжим. Он вильнул, чтобы не налететь на меня, и, не снижая темпа, негромко сказал:
– Он ждет на Девичьей башне.
Так-с, думал я, глядя вслед рыжему, на Девичьей башне он снова встретит меня и скажет, что меня ждут в Портовой башне, а там – что меня уже заждались в милиции.