дю Морье Дафна. Дом на берегу

   – Дорогая, – продолжал я, – я очень виноват. Честное слово, я не мог этого предвидеть. Ты даже не представляешь…
   – Очень даже представляю, – сказала она. – Извини, что сломала тебе все планы на воскресенье.
   Я оставил ее иронию без внимания. Меня гораздо больше интересовал вопрос, имеет ли смысл дальше развивать блестящую историю о поломке машины.
   – Викарий был чрезвычайно любезен, – продолжала она. – Ее сын отвез нас домой. А когда мы вернулись, миссис Коллинз вручила мне вот это.
   Она показала на телеграмму, лежавшую рядом с тарелкой.
   – Ее принесли, как только мы уехали в церковь, – сказала она. – Я подумала, а вдруг там что-то важное, и вскрыла ее. Естественно, от твоего профессора.
   Она подала мне телеграмму. Послана она была из Кембриджа.
   В ней говорилось следующее: «Желаю удачного путешествия в воскресенье. Надеюсь, встретишь свою девушку. Мысленно с тобой. Привет. Магнус».
   Я перечитал ее дважды, затем взглянул на Виту, но она, уже с сигаретой, дымя, как паровоз, удалилась в библиотеку. В столовую вошла миссис Коллинз, в руках у нее была огромная тарелка с горячим ростбифом.

Глава двенадцатая

   Если бы Магнус задумал сделать мне гадость, то лучшего момента выбрать было нельзя, но я ого не винил. Он ведь считал, что Вита в Лондоне и я здесь один. Тем не менее, текст был на редкость неудачный. Правильнее сказать – убийственный. Прочитав его, Вита, несомненно, тут же вообразила, что я собирался тайком уехать на острова Силли, захватив с собой бритвенные принадлежности и зубную щетку, и там славно поразвлекаться с какой-нибудь шлюшкой. Попробуй теперь докажи ей, что я не виновен. Я пошел за ней в библиотеку.
   – Послушай меня, – сказал я, крепко закрыв раздвижные двери между комнатами, чтобы миссис Коллинз не услышала. – Эта телеграмма – шутка, понимаешь, дурацкий розыгрыш, устроенный Магнусом. Ну, не глупи, разве можно относиться к этому серьезно?
   Она обернулась и посмотрела на меня. В эту минуту она представляла собой олицетворение разъяренной жены: одна рука на поясе, другая, с сигаретой, согнута в локте, и прищуренные глаза на неподвижном, каменном лице.
   – Меня не интересует ни твой профессор, ни его шутки, – сказала она. – Тем более что ты не считаешь нужным посвящать меня в ваши затеи. Что ж, продолжайте в том же духе. Если эта телеграмма – шутка, желаю вам обоим хорошо повеселиться. Еще раз повторяю: сожалею, что испортила тебе воскресенье. Ладно, иди обедай, а то все остынет.
   Она взяла воскресную газету и сделала вид, что углубилась в чтение. Я выхватил газету у нее из рук.
   – Нет, дорогая, так не пойдет! – сказал я. – Ты меня выслушаешь! – Я отобрал у нее сигарету и раздавил ее в пепельнице. Потом взял ее за руки и резко повернул к себе. – Ты прекрасно знаешь, что Магнус мой давнишний друг, – сказал я. – Кроме того, он бесплатно предоставил нам на лето свой дом и впридачу договорился с миссис Коллинз. В благодарность за все это я кое-что для него делаю, понимаешь? Кое-какие исследования, связанные с его научной работой. Именно об этом и идет речь в телеграмме – он хотел пожелать мне удачи, только и всего!
   Мои слова не возымели никакого действия. Ее лицо оставалось непроницаемым.
   – Ты же не ученый, – сказала она. – Какие такие научные исследования ты можешь проводить? И в какое путешествие ты собрался?
   Я отпустил ее руки и вздохнул, как это делают взрослые, когда у них не хватает терпения без конца объяснять одно и то же заупрямившемуся ребенку.
   – Никуда я не собирался, понимаешь? Никуда! – гнул я свое. – Я просто хотел при случае проехать по берегу залива и заглянуть в одно-два места, которые его интересуют.
   – Очень правдоподобно, – сказала она. – Не могу понять, почему профессор не проводит здесь коллоквиумы – с таким-то помощником! Может, сам предложишь ему? Конечно, я тут совсем некстати путаюсь под ногами, но ты не беспокойся, я исчезну, не стану мозолить тебе глаза. Боюсь только за мальчиков – вдруг они ему приглянутся?
   – Замолчи, умоляю тебя! – сказал я, открывая дверь в столовую. – Ты ведешь себя как сварливая жена из затертого анекдота. Чего проще – позвони завтра утром Магнусу и сообщи ему, что ты разводишься со мной, поскольку я собрался ехать на свидание с какой-то шлюхой на Лендс-Энд. Он просто лопнет от хохота.
   Я пошел в столовую и сел за стол. Подлива уже начала остывать, но это не имело никакого значения. Я налил кружку пива, чтобы запить мясо с овощами, и уж потом приступил к яблочному пирогу. Миссис Коллинз, тактично не говоря ни слова, принесла кофе, поставила его на подогретую тарелку и исчезла. Мальчики, пользуясь тем, что никто не обращает на них внимания, ковыряли ботинками гравий на дорожке перед домом. Я встал и крикнул им в окно:
   – Чуть позже я отвезу вас купаться!
   Их лица засияли от радости, и они побежали вверх по ступенькам крыльца.
   – Попозже, – повторил я. – Сначала я выпью кофе и спрошу Виту, какие у нее планы.
   Они сразу погрустнели: маму будет, конечно, не уговорить, она начнет ворчать, что вода холодная, лишь бы только не идти.
   – Не волнуйтесь, – ободрил я их. – Обещаю вам, что мы поедем.
   Затем я пошел в библиотеку. Вита лежала на диване с закрытыми глазами. Я опустился рядом с ней на колени и поцеловал ее.
   – Ну не злись, – сказал я. – В этом мире для меня существует лишь одна женщина, ты же знаешь. Я бы отнес тебя сейчас наверх и доказал это, но мальчики не могут дождаться, когда я выполню обещание и отвезу их купаться, ты ведь не хочешь испортить им день, правда? Она открыла один глаз.
   – Но мне ты уже испортил день, – сказала она.
   – Вот те раз! – ответил я. – А кто испортил мне прогулку со шлюшкой? Хочешь расскажу, что я собирался с ней делать? Стриптиз на набережной. Так что теперь помалкивай.
   Я крепко поцеловал ее. Никакой реакции. Однако она и не оттолкнула меня.
   – Как я хотела бы понять тебя, – сказала она.
   – И слава Богу, что не понимаешь, – сказал я. – Мужья ненавидят жен, которые их понимают. Это делает жизнь невероятно скучной. Поехали купаться. За скалами отличный пляж, совершенно пустой. И погода подходящая – никакого намека на дождь.
   Она открыла второй глаз.
   – А все же, что ты делал, пока мы были в церкви? – спросила она.
   – Слонялся по заброшенному карьеру, – ответил я. – Почти рядом с деревней. Это связано с историей старого монастыря, и Магнус, да и я тоже, заинтересовались этим местом. А потом я никак не мог завести машину – совершенно по-глупому въехал в кювет.
   – Это что-то новенькое: оказывается, твой профессор к тому же еще и историк, – сказала она.
   – А что в этом плохого? Уж лучше, чем эмбрионы в банках. Лично я одобряю.
   – Ты во всем его одобряешь, – сказала она. – Именно поэтому он тебя и использует.
   – Я вообще легко поддаюсь чужому влиянию, это у меня врожденное. Пошли. Мальчики уже не могут больше ждать. Иди надень свой роскошный купальник, только накинь что-нибудь сверху, а то всех коров распутаешь.
   – Коров?! – вскрикнула она. – Если там коровы, я не пойду ни через какое поле. Уволь меня!
   – Они смирные, – сказал я. – Их кормят такой специальной травой, чтоб они не могли быстро бегать. Корнуолл прославился на весь мир этими коровами. Не слыхала?
   Мне кажется, она поверила. А вот поверила ли она моей истории с карьером, это уже другой вопрос. Но главное, она на время успокоилась. Во всяком случае, хоть передышка…
   Остаток дня мы провели на пляже. Все вдоволь наплавались. Потом мальчики плескались у берега, охотясь за несуществующими креветками, а мы с Витой растянулись на золотом песке. Мы зачерпывали песок горстями и смотрели, как он сыпался сквозь пальцы. Воцарился мир.
   – Ты когда-нибудь думаешь, что дальше? – внезапно спросила она.
   – Дальше? – рассеянно повторил я.
   В этот момент я смотрел на залив, гадая, уплыл ли Бодруган в ту ночь, после того как распрощался с Изольдой. Он упомянул о Церковном мысе. Когда-то давно капитан Лейн возил нас на парусной лодке по заливу из Фауи до Меваджисси, и, когда мы входили в меваджисскую гавань, показал нам Церковный мыс. Дом Бодругана, должно быть, находился где-то там неподалеку. Возможно, название сохранилось до сих пор. И если так, я смогу найти его на карте.
   – Конечно, думаю, – сказал я. – Если завтра будет хороший день, мы поедем кататься на парусной лодке. Не бойся, тебя не укачает, если будет такой же штиль, как сегодня. Мы поплывем через залив и встанем на якоре вон у того мыса. Перекусим и сойдем на берег.
   – Замечательно, – согласилась она, – но я имела в виду не ближайшее будущее, не завтра. Я говорю о более отдаленной перспективе.
   – А, вот ты о чем, – сказал я. – Нет, дорогая. Честно, не думал. Было столько работы, чтобы привести здесь все в порядок. Не торопи события.
   – Я все понимаю, но Джо не может ждать вечно. Я думаю, что он хочет получить от тебя определенный ответ, и поскорей.
   – Да, я знаю. Но для этого я должен сам быть твердо уверен. Тебе там хорошо – это твоя страна. Но это не моя страна. Не так-то легко отрезать все корни.
   – Ты их уже отрезал – иначе зачем было бросать работу в Лондоне? Попросту говоря, у тебя нет никаких корней. Так что это не аргумент, – сказала она.
   В практическом плане она была права.
   – Ты должен что-то делать, – продолжала она, – и неважно где: в Англии или в Штатах. А отказываться от предложения Джо, когда тебе никто ничего равноценного не предлагает в Англии, по-моему, просто безумие. Да, я пристрастна в этом вопросе, не спорю, – добавила она, вложив свою руку в мою, – я бы очень хотела жить дома. Но только если ты этого тоже хочешь.
   Я не хотел, в этом-то и была вся проблема. Но в той же мере я не хотел больше работать в прежнем качестве – ни в литературных редакциях, ни в издательствах в Лондоне. Это был тупик на данном этапе жизни, моей жизни, но тупик временный. И я ничего не мог планировать, во всяком случае пока.
   – Дорогая, давай не будем продолжать сейчас эту тему. Давай жить настоящим моментом – сегодня, завтра… Но обещаю, я обязательно серьезно все обдумаю, и очень скоро.
   Она вздохнула, отпустила мою руку и стала искать в кармане халата сигареты.
   – Как хочешь, – сказала она. – Но не обвиняй меня потом, если вдруг узнаешь, что мой братец Джо в тебе уже не нуждается.
   Через пляж, к нам бежали мальчики, сгорая от нетерпения показать свою добычу: морскую звезду, мидии и огромного, давно сдохшего краба, который страшно вонял. Время задушевной беседы прошло. Пора было собирать вещи и взбираться в гору к Килмарту. Замыкая шествие, я оглянулся и посмотрел на залив. Был хорошо виден противоположный берег: на самой оконечности Церковного мыса стояли белые домики, освещенные лучами заходящего солнца – до них было всего каких-нибудь восемь миль.

 
В такую ночь
мечтает Отто покинуть стены Бодругана,
душа его к ручью Тризмилла рвется, где
безмятежно спит его Изольда…
 

   Но спала ли она там? Наверняка после того, как Отто уплыл, она отправилась вслед за детьми. Но куда? В Бокенод, где проживает ее самовлюбленный деверь, сэр Джон? Слишком далеко. Не получается. Она называла еще какое-то место. Что-то похоже на Тридж. Нужно посмотреть карту. Вся проблема в том, что почти все названия ферм в Коруолле начинаются на «Три». Тривенна, Триверран и Тринадлин исключаются. Так где же все-таки ночевала в ту ночь Изольда с дочерьми?
   – Нет, такие прогулки не для меня, – жалобно сказала Вита. – Боже мой, ну и гора! В Вермонте с таких катаются на горных лыжах. Дай мне руку.
   Значит так: они пересекли реку в том месте, где он образует водопад у мельницы, и свернули по дороге вправо. После этого я их не видел – из-за машины, которая меня чуть не сбила. Дальше они могли пойти в любом направлении. Причем Роджер шел пешком. Если потом начался прилив, то через брод он уже вернуться не мог. Я попытался вспомнить, не было ли там около кузницы лодки, на которой он мог бы приплыть назад.
   – После такой зарядки и морского воздуха я должна спать как убитая.
   – Конечно, – ответил я.
   Да, точно, там была лодка. Она лежала на песке, на берегу, и во время прилива на ней, скорее всего, перевозили пассажиров от кузницы к мельнице и обратно.
   – Тебе, конечно, наплевать, как я сплю – хорошо ли, плохо ли, – и есть у меня силы дойти до дома или нет? – не унималась она.
   Я остановился и посмотрел на нее.
   – Извини, дорогая, – сказал я, – конечно, не наплевать. – (С чего это вдруг она опять заговорила о бессонной ночи?)
   – Ты сейчас был где-то далеко в своих мыслях. Я всегда это чувствую, – сказала она.
   – Не дальше, чем за четыре мили отсюда, – ответил я. – Если тебе действительно интересно, то я сейчас думал о двух детях верхом на пони, которых я видел сегодня утром. Мне вдруг стало любопытно, куда это они могли ехать.
   – На пони? – Мы пошли дальше, Вита тяжелым грузом повисла на моей руке. – Что ж, это самая удачная мысль, которая тебя посетила за последнее время, – сказала она. – Мальчики обожают ездить верхом. Может, этих пони дают напрокат?
   – Сомневаюсь, – сказал я. – Мне кажется, они ехали с какой-то фермы.
   – Ну, это можно выяснить. Симпатичные дети?
   – Очаровательные. Две маленькие девочки и молодая девушка, по-видимому, их няня, и с ними двое мужчин.
   – И все верхом?
   – Один мужчина шел пешком, он вел под уздцы пони с девочками.
   – Я думаю, это школа верховой езды, – сказала она. – Выясни, пожалуйста. По крайней мере, кроме плаванья и прогулок на лодке мальчикам будет чем заняться.
   – Хорошо, – сказал я.
   Как было бы замечательно, если бы я мог вызвать Роджера из прошлого и попросить оседлать двух килмартских лошадок для Тедди и Микки, а затем послать их вместе с Робби галопом в Пар на пляж… Роджер идеально ухаживал бы за Витой. Исполнял бы любую ее прихоть. Сок белены, полученный от брата Жана из монастыря, обеспечил бы безмятежный сон, а если бы это не помогло… Я улыбнулся.
   – Что смешного?
   – Ничего.
   Я указал на увядающую наперстянку – лиловые цветы, облепившие высокие стебли, которые пробивались сквозь живую изгородь вокруг выпасов чуть ниже Килмарта.
   – Если у тебя случится сердечный приступ – никаких проблем. Из наперстянки получают дигиталис. Только скажи, и я растолку семена.
   – Огромное спасибо. Не сомневаюсь, что в лаборатории профессора отыщется не только это, а еще бог знает какие ядовитые семена и чудовищные смеси.
   Как она была права! Однако мне надо было как-то отвлечь ее от Магнуса.
   – Вот мы и пришли, – сказал я. – Через эти ворота прямо в сад. Я сейчас приготовлю тебе и мальчикам выпить чего-нибудь холодненького. Затем займусь ужином. Буду угощать вас холодной говядиной и салатом.
   Да здравствует хорошее настроение! Мои усилия угодить им должны стереть всякие воспоминания о моих утренних промахах. Заботливый супруг, приветливый отчим. Главное продержаться до отхода ко сну – и далее.
   Как оказалось, насчет «далее» я беспокоился зря. Купание, тяжелое восхождение в гору и пьянящий корнуоллский воздух сделали свое дело. Вита, у которой от зевоты рот не закрывался, посмотрела телевизионную пьесу и уже в десять улеглась, и, когда час спустя я тихо залез в постель и лег рядом, она даже не проснулась. Судя по небу, назавтра ожидалась отличная погода, и можно будет поплыть к Церковному мысу. А ведь Бодруган до сих пор существует – после ужина я отыскал его на карте.
 
   Ветер был несильный, но вполне достаточный, чтобы мы благополучно вышли из порта Фауи. Наш шкипер Том, здоровый улыбчивый парень, занимался парусами – мальчики помогали или, скорее, мешали ему, я же занял место у румпеля. Моих познаний в этой области хватало только на то, чтобы не вести лодку против ветра (чтобы паруса не полоскались), но ни Вита, ни мальчики не подозревали об этом, а мой уверенный вид произвел на них должное впечатление. Вскоре мы бросили с кормы лески на макрель: ребята с дикими криками вытаскивали пустые крючки, как только замечали малейшее подрагивание, которое на самом деле было вызвано просто легкой волной или каким-нибудь пучком водорослей. Вита устроилась на корме рядом со мной. Ей очень шли джинсы, да и алый свитер тоже: как у большинства американок у нее была прекрасная фигура.
   – Божественно, – сказала она, прижимаясь ко мне и опуская голову мне на плечо. – Как здорово, что ты все это придумал. Ставлю тебе отлично. А море какое спокойное – загляденье!
   Но весь ужас в том, что так продолжалось недолго. Я вспомнил, как это бывало когда-то, давным-давно: едва мы проходили буйки Канниса и мыс Гриббин, западный ветер с невероятной силой вступал в противоборство с приливом, при этом скорость лодки сразу резко увеличивалась (для умелого рулевого, каким был капитан Лейн, это всегда блаженные минуты), и судно практически ложилось на борт, так что пассажир, сидящий с подветренной стороны, оказывался всего в нескольких дюймах от воды. В данном случае таким пассажиром была Вита.
   – Может, лучше передадим руль этому парню? – сказала она нервно, после того как лодка три раза клюнула носом, а потом накренилась на бок, так что леер коснулся воды. Я сам был виноват – попал в слишком крутой бейдевинд.
   – Ни за что! – весело прокричал я. – Переползи под гиком на другую сторону!
   Она, покачиваясь, поднялась на ноги и со всей силы стукнулась головой о гик. Я наклонился, чтобы помочь ей выпутаться из веревки, за которую она зацепилась ногами, и при этом, конечно, отвлекся от румпеля, в результате судно зарылось носом в воду, и нас всех, меня в том числе, окатило с ног до головы.
   – Ничего страшного! Соленая вода никому еще не повредила! – прокричал я, но мальчики, прижавшиеся к лееру с наветренной стороны, похоже, не очень были в этом уверены и вместе с матерью нырнули в укрытие – маленькую каюту с низким потолком, где им пришлось примоститься на небольшом рундуке, и там то и дело подпрыгивать и падать вниз вместе с нашим резвым суденышком.
   – Хорош ветерок! – улыбаясь во весь рот, сказал шкипер Том. – Доберемся до Меваджисси в два счета!
   Я тоже осклабился, демонстрируя, что полностью разделяю его уверенность, но три белых, как полотно, лица, смотрящих на меня снизу из каюты, совсем не горели энтузиазмом, и у меня создалось впечатление, что никто из них не разделяет мнения шкипера насчет ветерка.
   Он предложил мне сигарету, но после трех затяжек я понял, что мне лучше не курить, и, когда он отвернулся, тут же выбросил ее, в то время как он продолжал попыхивать своей трубкой, набитой невероятно ядовитым табаком, дым от которой относило прямо в каюту, где вскоре повисли густые клубы.
   – Скажите им, пусть залезут в кокпит – там не так качает, – посоветовал Том.
   Я посмотрел на мальчиков. Лодка сейчас шла довольно устойчиво, но, сидя в тесной, темной каюте, они ощущали малейшие толчки, и Микки уже начал подозрительно зевать. Вита сидела, уставившись в одну точку, как бы загипнотизированная штормовкой Тома, которая висела на крючке в каюте и раскачивалась из стороны в сторону, словно повешенный, при каждом наклоне судна.
   Мы с Томом переглянулись, поняв друг друга без слов. Он сменил меня у румпеля и стал выбивать трубку, а я быстро перетащил свою семью в кокпит, где Виту и младшего сразу вытошнило. Тедди оказался более стойким, возможно потому что смотрел в сторону.
   – Мы скоро подойдем к Черному мысу, – сказал Том. – И там уже не будет никакой качки.
   Едва он сел к румпелю, как произошло чудо. А может, это было простое совпадение. Качка сменилась мерным, едва ощутимым покачиванием, белые лица начали оживать, зубы перестали стучать, а из корзинки были извлечены разные выпечные вкусности, приготовленные миссис Коллинз. Развернув салфетки, все мы, и даже Вита, с большим аппетитом набросились на них. Мы прошли Меваджисси и у западного побережья Церковного мыса бросили якорь. Ни в море, ни на небе не было никакого движения, солнце палило вовсю.
   – Просто удивительно, – заметила Вита, сняв свитер и положив его себе под голову вместо подушки, – как только судном начал управлять Том, оно пошло как по маслу, и даже ветер сразу стих.
   – Да нет же, – сказал я, – мы подошли ближе к берегу, вот и все.
   – Как бы там ни было, – сказала она, – назад судно поведет он.
   Том помог мальчикам пересесть в маленькую шлюпку. На них были уже плавки для купания, а под мышками полотенца. Том взял удочки с заранее насаженными червями.
   – Сэр, если вы с женой хотите остаться на борту, пожалуйста, – сказал он. – За ребятами я присмотрю. Тут хороший пляж, опасности никакой.
   Я не хотел оставаться с женой на борту. Я хотел взобраться наверх, пересечь поле и найти Бодруган.
   Вита подняла голову, села и, сняв очки от солнца, посмотрела вокруг. Был прилив, и пляж выглядел очень соблазнительно, но тут к своему восторгу я увидел, что территория уже занята: по нему лениво разгуливали штук шесть коров, оставляя по всему пляжу неизбежные следы своего пребывания.
   – Я остаюсь на борту, – решительно сказала Вита. – А если мне захочется выкупаться, я и здесь могу это сделать.
   Я зевнул – почему-то всегда, когда я чувствую себя виноватым, на меня нападает зевота.
   – А я на берег, разомну ноги, – сказал я. – После такого количества пирогов плавать все равно невозможно.
   – Делай что хочешь, – сказала она. – Здесь замечательно. Эти белые домики на мысу – просто заглядение. Как в Италии.
   Италия так Италия. Я забрался в лодку вместе с остальными.
   – Высадите меня вон там, слева, – попросил я Тома.
   – А что ты будешь делать? – спросил Тедди.
   – Гулять, – ответил я коротко.
   – А можно мы останемся в лодке и будем ловить сайду?
   – Конечно, можно. Отличная мысль, – сказал я.
   Я выпрыгнул на берег прямо к коровам: наконец я был абсолютно свободен. Мальчики тоже были счастливы, что избавились от моего общества. Я немного постоял, наблюдая, как они удаляются. Вита лениво помахала мне рукой с яхты. Повернувшись, я пошел наверх.
   Тропа, бесконечно петляя, вилась параллельно ручью. Я миновал небольшой дом справа, и море скрылось из вида, а я, поднимаясь все время в гору, вскоре оказался перед воротами в старой стене; слева виднелись развалины мельницы. Я прошел в ворота и оказался на ферме Бодруган: налево был большой пруд, вероятно, из него и брал начало ручей, на котором когда-то стояла мельница, а направо – красивый, крытый шифером фермерский дом, построенный приблизительно в начале восемнадцатого века, удивительно похожий на дом Магнуса в Килмарте; рядом с ним и за ним стояли амбар и хлев, сложенные из камня, явно очень старые: наверняка они стоят на том месте, где когда-то был дом Отто. Под окнами фермерского дома играли двое детей, но они не видели меня, и я, осмелев, прошел дальше, пересек большую поляну, где паслись коровы, и вошел в дальний амбар с высокой крышей.
   Сейчас тут хранилось зерно, и, скорей всего, именно в этом качестве он использовался на протяжении многих веков, но шесть столетий назад здесь, возможно, находились столовая и другие жилые комнаты, а длинный, низкий амбар напротив, наверное, возник на месте часовни. Само имение, вероятно, было огромным: его площадь значительно превышала ту, которую занимали ямы и бугры недалеко от Граттена, где когда-то стоял дом Шампернунов. И я вдруг понял, что Джоанна, которая родилась и выросла в Бодругане, в этом обширном поместье, выйдя замуж за Генри Шампернуна, конечно же, считала себя обделенной, променяв эту богатую усадьбу на скромный дом у Тризмиллского ручья.
   Я вышел из амбара и пошел вдоль низкой каменной стены, окружавшей всю ферму, затем направился к противоположному склону холма: перед моим взором вновь открылось море. Здесь в верхней части поля был насыпной холм – видимо, когда-то в этом месте стояла сторожевая башня или аванпост, охраняющий подступы к заливу. Интересно, часто ли Отто приезжал сюда и смотрел с этой башни на Черный мыс, на отлогие скалы вдалеке, спускавшиеся к Тайуордретскому заливу и извивающемуся морскому рукаву с его узкими щупальцами, один из которых бежал через долину Лампетоу, второй – к стенам монастыря, третий – к Тризмиллу и поместью Шампернунов. Он мог все это видеть в ясный день, а, возможно, даже и горбатый домик в Килмарте, и небольшую рощицу позади него.
   Как было бы здорово, если бы именно сейчас фляжка оказалась в моем кармане, и можно было бы увидеть Отто, стоящего, чуть подавшись вперед, на круглой башне, а внизу, в той закрытой со всех сторон бухте, где сейчас мальчики ловят рыбу, – его корабль на рейде, готовый поднять паруса. Или перенестись в еще более отдаленные времена, увидеть, как он, молодой и бесшабашный, уезжал из родных мест, чтобы принять участие в мятеже против Эдуарда II в 1322 году, за что позднее, когда мятеж, провалился, его оштрафовали на тысячу марок. Сторонник обреченного дела, любитель запретного плода – интересно, как часто он тайком пересекал залив, оставляя свою бесцветную жену Маргарет, сестру Генри Шампернуна, в уютном и надежном бодругановском доме или в их другом поместье, Трилаун, на которое Шампернуны, по-видимому, тоже имели какие-то права.
   Я спустился обратно к пляжу, изнывая от жары и непонятной усталости. Странно, но сейчас мне было особенно тяжело общаться со своей семьей – даже тяжелее, чем после возвращения из путешествия в другой мир. Я чувствовал мучительное неудовлетворение, опустошенность, но самым странным было предчувствие надвигающейся опасности. Мне мало было просто воображать. Я жаждал живых впечатлений, которые у меня отняли и которые я мог бы получить, имей я при себе заветную фляжку, надежно запертую в бывшей прачечной в Килмарте. Я мог бы увидеть, что же произошло там, в уже знакомом доме на берегу, или здесь, в усадьбе, а теперь мне никогда этого не узнать, и я был в полном отчаянии.