– Да, черт побери, – ответил герцог, – есть один такой способ, и я его тебе сейчас открою. Они отъехали в сторону.
   – Слушай, – продолжал герцог, – я случайно встретил в церкви совершенно пленительную женщину хотя она была под вуалью, но мне все же удалось различить черты лица, и они напомнили мне одну даму, которую некогда я безумно любил. Я последовал за незнакомкой и узнал, где она живет. Служанку подкупили, и ключ от дома в моих руках.
   – Что ж, монсеньер, мне кажется, пока все идет прекрасно.
   – Не торопись. Говорят, что, несмотря на свою молодость, красоту и независимость, она недоступна.
   – Ах, монсеньер, вот тут мы вступаем в область фантазии.
   – Слушай, ты храбр и, как ты утверждаешь, любишь меня…
   – У меня есть свои дни.
   – Для храбрости?
   – Нет, для любви к вам.
   – Понятно. Эти дни уже наступили?
   – Услужить вам я всегда готов. Посмотрим, какой услуги вы от меня ждете.
   – Так вот, ты должен будешь сделать для меня то, что обычно делают только для самою себя.
   – Ага! – обрадовался Бюсси. – Наверное, монсеньер, вы хотите поручить мне приволокнуться за вашей пассией, дабы ваше высочество удостоверилось, что она действительно так же целомудренна, как и прекрасна? Это мне подходит.
   – Нет, ты должен будешь выяснить, нет ли у меня соперника.
   – Ах! Вот оно как! Дело осложняется. Поясните, пожалуйста, монсеньер.
   – Тебе придется спрятаться и выследить, что за мужчина к ней ходит. – Значит, там есть мужчина?
   – Боюсь, что так.
   – Любовник? Муж?
   – Во всяком случае, ревнивец.
   – Тем лучше, монсеньер.
   – Почему тем лучше?
   – Это удваивает ваши шансы.
   – Благодарю, но пока что я хотел бы знать, кто он такой.
   – И вы поручаете мне это выяснить?
   – Да, и если ты согласишься оказать мне такую услугу…
   – Вы сделаете меня главным ловчим, когда это место освободится?
   – Поверь мне, Бюсси, что мне будет тем приятнее взять па себя такое обязательство еще и потому, что я до сих пор ничем тебя не вознаградил.
   – Смотри-ка! Монсеньер изволил это заметить.
   – Я говорю себе об этом давно.
   – Но совсем тихо, как у принцев принято говорить подобные вещи.
   – Итак?
   – Что, монсеньер?
   – Согласен ты?
   – Следить за дамой?
   – Да.
   – Признаюсь вам, монсеньер, такое поручение мне не очень-то по душе, я предпочел бы какое-нибудь другое.
   – Только что ты предлагал своп услуги, Бюсси, и вот уже бьешь отбой.
   – Проклятие, вы мне навязываете роль соглядатая, монсеньер.
   – Ну нет, роль друга. Впрочем, не думай, что я предлагаю чистую синекуру, возможно, тебе придется обнажить шпагу.
   Бюсси покачал головой.
   – Монсеньер, – сказал он, – есть дела, которые можно выполнить хорошо, только если сам за них возьмешься, поэтому даже принцу за них нужно браться самому.
   – Значит, ты отказываешься?
   – Да, монсеньер. Герцог нахмурил брови.
   – Ну что ж, я последую твоему совету, – сказал он, – пойду сам, и если меня там смертельно ранят, скажу, что просил моего друга Бюсси получить или нанести вместо меня этот удар шпаги и что впервые в своей жизни Бюсси проявил осторожность.
   – Монсеньер, – ответил Бюсси, – однажды вечером вы мне сказали: «Бюсси, я ненавижу всех этих миньонов из королевской спальни, которые по всякому поводу высмеивают и оскорбляют нас, ты должен пойти на свадьбу Сен-Люка, найти случай поссориться с ними и избавить нас от них». Я туда пошел, монсеньер, их было пятеро, я – один. Я их оскорбил. Они мне устроили засаду, навалились на меня всем скопом, убили подо мной коня, и все же я ранил двоих, а третьего оглушил. Сегодня вы требуете, чтобы я обидел женщину. Извините, монсеньер, но такого рода услуг принц не может требовать от благородного человека, и я отказываюсь.
   – Пусть так, – сказал герцог, – я сам встану на свой пост, один или с Орильи, как прошлый раз.
   – Простите? – переспросил Бюсси, начиная что-то понимать.
   – В чем дело?
   – Значит, вы были па своем посту, монсеньер, в ту ночь, когда натолкнулись на миньонов, подстерегавших меня?
   – Вот именно.
   – Стало быть, ваша прелестная незнакомка живет рядом с Бастилией?
   – Она обитает в доме напротив церкви святой Екатерины.
   – В самом деле?
   – Да, в квартале, где вам могут запросто и со всеми удобствами перерезать горло, насчет этого ты должен кое-что знать.
   – А после того вечера ваше высочество навещали тог квартал?
   – Вчера.
   – И монсеньер видел?
   – Какого-то человека. Он обшаривал все уголки площади, несомненно желая убедиться, что его никто не выслеживает, а потом, по всей вероятности заметив меня, встал перед той дверью, которая была мне нужна, и не сходил с места.
   – Этот человек был один, монсеньер? – спросил Бюсси.
   – Да, примерно около получаса.
   – Ну а после этого получаса?
   – К нему присоединился другой мужчина, с фонарем в руке.
   – Ага! – воскликнул Бюсси.
   – Тогда человек в плаще… – продолжал принц.
   – Первый человек был в плаще? – перебил его Бюсси.
   – Ну да. Тогда человек в плаще и тот, что пришел с фонарем, завязали разговор, и, так как они, по-видимому, не собирались покидать свой ночной пост перед дверью, я отступил и вернулся к себе.
   – Видно, такая двойная неудача поохладила ваш пыл?
   – Признаюсь, да. Клянусь честью!.. И я подумал, что прежде чем мне соваться в этот дом, который вполне может оказаться каким-нибудь разбойничьим вертепом…
   – Неплохо будет, если для начала там прирежут кого-нибудь из ваших друзей.
   – Не совсем так. Я подумал: пусть мой друг, который более меня привычен к подобным переделкам и у которого, поскольку он не принц, врагов меньше, чем у меня, пусть мой друг разведает, какой опасности я подвергаюсь, и доложит мне.
   – На вашем месте, монсеньер, – сказал Бюсси, – я отказался бы от этой женщины.
   – Ни в коем случае.
   – Почему?
   – Она слишком хороша.
   – Но вы сами сказали, что едва ее видели. – Я ее видел достаточно, чтобы заметить восхитительные белокурые волосы.
   – Ах, вот как!
   – Чудесные глаза.
   – Неужели!
   – Цвет лица, какого я еще не видывал, великолепную талию.
   – Да что вы говорите!
   – Сам понимаешь, от подобной красотки так легко не отказываются.
   – Да, монсеньер, я понимаю и от души сочувствую вам.
   Герцог искоса взглянул на Бюсси.
   – Честное слово, – сказал Бюсси.
   – Ты смеешься?
   – Нет. И в доказательство нынче же вечером я встану на пост, если только монсеньер соблаговолит дать мне свои наставления и покажет, где этот дом.
   – Значит, ты изменил свое решение?
   – Э! Монсеньер, только один наш святой отец Григорий Тринадцатый непогрешим; а теперь говорите, что надо делать.
   – Ты должен будешь спрятаться в том месте, которое я укажу, и если какой-нибудь мужчина войдет в дом, последуешь за ним и удостоверишься, кто он такой.
   – Да, но если, войдя, он запрет за собой дверь?
   – Я тебе сказал – у меня есть ключ.
   – Ах, правда, теперь я могу опасаться только одного: что я увяжусь не за тем человеком или что там будет еще другая дверь, к которой ключ не подойдет.
   – Тут ошибиться невозможно; входная дверь ведет в прихожую, в конце прихожей налево есть лестница, ты поднимешься на двенадцать ступенек и окажешься в коридоре.
   – Откуда вы все это знаете, монсеньер, ведь вы ни разу не были в этом доме?
   – Разве я тебе не говорил, что служанка в моих руках? Она мне все и объяснила.
   – Смерть господня! Как это удобно быть принцем, все тебе преподносят на тарелочке. А мне пришлось бы самому искать дом, исследовать прихожую, пересчитывать ступеньки, разведывать коридор. На это ушла бы уйма времени, и – кто знает? – удалось ли бы мне добиться успеха!
   – Значит, ты соглашаешься?
   – Разве я могу в чем-нибудь отказать вашему высочеству? Только прошу вас пойти со мной и указать мне дверь.
   – Зачем? Возвращаясь с охоты, мы сделаем крюк, поедем Сент-Антуанскими воротами, и ты все увидишь.
   – Чудесно, монсеньер. А что прикажете делать с тем человеком, если он придет?
   – Ничего, только следить за ним, пока не узнаешь, кто он такой, – Это дело щекотливое. Ну, а если, например, он окажется настолько невежливым, что остановится посреди дороги и наотрез откажется отвечать на мои вопросы?
   – Ну тогда я тебе разрешаю действовать по твоему собственному усмотрению.
   – Значит, ваше высочество, вы разрешаете мне действовать на свой страх и риск?
   – Вот именно.
   – Так я и сделаю, монсеньер.
   – Но не проболтайся нашим юным друзьям.
   – Слово дворянина.
   – Никого не бери с собой в эту разведку.
   – Пойду один, клянусь вам.
   – Ну хорошо, договорились; мы возвратимся мимо Бастилии, я покажу тебе дверь.., ты поедешь ко мне.., я дам тебе ключ.., и нынче вечером…
   – Я заменю вас, монсеньер, вот и весь сказ. Бюсси и принц присоединились к охотникам. Господин де Монсоро мастерски руководил охотой. Король был восхищен, с каким умением этот опытный ловчий выбрал места для привалов и расположил подставы собак и лошадей. Лань, которую два часа травили собаками на оцепленном участке леса протяжением четыре-пять лье, раз двадцать появлялась перед глазами охотников и в конце концов вышла прямо под копье короля.
   Господин де Монсоро принял поздравления его величества и герцога Анжуйского.
   – Монсеньер, – сказал он, – я счастлив заслужить вашу похвалу, потому что вам я обязан своей должностью.
   – Но вам известно, сударь, – сказал герцог, – для того, чтобы и впредь заслуживать нашу благодарность, вам придется нынче вечером выехать в Фонтенбло; король желает послезавтра начать там охоту, которая продлится несколько дней, и у вас всего один день на то, чтобы познакомиться с лесом.
   – Я это знаю, монсеньер, – ответил Монсоро, – у меня все готово к отъезду, и я отправлюсь сегодня в ночь.
   – Ах, вот оно и началось, господин до Монсоро! – воскликнул Бюсси. – Отныне вам не знать покоя. Вы желали быть главным ловчим, ваше желание сбылось. Теперь вам, как главному ловчему, полагается спать на полсотни ночей в году меньше, чем всем остальным. Счастье еще, что вы не женаты, сударь.
   Бюсси смеялся, произнося эти слова. Герцог скользнул по лицу главного ловчего пронизывающим взглядом, затем, повернув голову в сторону короля, поздравил своего венценосного брата с тем, что со вчерашнего дня состояние его здоровья, по-видимому, значительно улучшилось.
   Что касается графа Монсоро, то шутка Бюсси снова вызвала у него на щеках мертвенную бледность, которая придавала его лицу столь зловещее выражение.

Глава 12.
О ТОМ, КАК БЮССИ НАШЕЛ ОДНОВРЕМЕННО И ПОРТРЕТ И ОРИГИНАЛ

   Охота закончилась к четырем часам дня, а уже в пять весь двор возвращался в Париж. Король, словно угадав желание герцога Анжуйского, приказал ехать через Сент-Антуанское предместье.
   Господин де Монсоро, под предлогом предстоящею ему в тот же вечер отъезда, распрощался с королем и принцами и со своими охотничьими командами уехал по дороге на Фроманто.
   Проезжая мимо Бастилии, король обратил внимание спутников на гордый и мрачный вид сей крепостной твердыни. Это был деликатный способ напомнить придворным о том, что их ожидает, если в один прекрасный день им вздумается перебежать во вражеский стан.
   Намек был попят, и придворные начали выказывать королю удвоенное подобострастие.
   Тем временем герцог Анжуйский тихо объяснял Бюсси, который ехал с ним рядом, стремя в стремя:
   – Смотри внимательно, Бюсси, смотри хорошенько: видишь направо деревянный домик, с маленькой статуей богоматери под коньком крыши? Начни с него и отсчитай четыре дома, его считай за первый.
   – Отсчитал, – сказал Бюсси.
   – Нам нужен пятый дом, – сказал герцог, – тот, что напротив улицы Сент-Катрин.
   – Вижу, монсеньер. Смотрите, смотрите, народ услышал звуки труб, возвещающих о прибытии короля, и во всех окнах полно любопытных.
   – Кроме тех, на которые я тебе показал, – сказал герцог, – эти окна по-прежнему плотно закрыты.
   – Но в одном из них занавески слегка раздвинулись, – сказал Бюсси, чувствуя, как забилось его сердце.
   – И все равно там ничего не разглядишь. О!.. Эта дама крепко стережется, или ее крепко стерегут. Во всяком случае, вот дом, во дворце я тебе дам ключ от него.
   Бюсси метнул жадный взгляд в узкую щелку между занавесками, но, как ни напрягал зрение, ничего не смог различить.
   Вернувшись в Анжуйский дворец, герцог незамедлительно вручил Бюсси ключ и еще раз посоветовал быть поосторожнее. Бюсси обещал выполнить все, что от него требуется, и поспешил к себе домой.
   – Ну как дела? – спросил он у Реми.
   – Я хотел бы обратиться к вам, сударь, с тем же вопросом.
   – Ты ничего не нашел?
   – Домик оказался столь же хорошо запрятанным днем, как и ночью. Я без толку проболтался между пятью-шестью смежными домами.
   – Коли так, – сказал Бюсси, – по-видимому, мне больше посчастливилось, чем тебе, любезный Одуэн.
   – Как это понять, монсеньер? Неужели вы тоже искали дом?
   – Нет, я просто проехался по улице.
   – И вы узнали дверь?
   – У провидения, дружище, есть свои окольные пути и свои тайны.
   – А вы уверены, что это тот самый дом?
   – Не скажу, что уверен, но надеюсь.
   – А когда же я узнаю, удалось ли вам найти то, что вы ищете?
   – Завтра утром.
   – Ну а до того времени я вам понадоблюсь?
   – Нет, дорогой Реми.
   – Вы не позволите мне сопровождать вас?
   – Это исключено.
   – По крайней мере будьте осторожны, монсеньер.
   – Ах! – сказал Бюсси. – Ваш совет мне ни к чему. Я славлюсь своей осторожностью.
   Бюсси плотно пообедал, как человек, который не знает, где и чем ему придется ужинать, затем, когда пробыло восемь, он выбрал самую лучшую из своих шпаг, вопреки только что изданному королевскому указу засунул за пояс два пистолета и приказал подать носилки, в которых его и доставили в конец улицы Сен-Поль. Прибыв на место назначения, он узнал дом с богоматерью, отсчитал четыре дома, удостоверился, что пятый – это тот самый, на который показал ему принц, и, закутавшись в темный широкий плащ, притаился на углу улицы Сент-Катрин, решив прождать два часа, а если по истечении этого срока никто не явится – поступить, как бог на душу положит.
   Когда Бюсси устроился в своей засаде, на колокольне церкви святого Павла пробило девять часов. Не прошло и десяти минут, как он заметил в темноте двух всадников, выехавших из ворот Бастилии. Возле Турнельского дворца они остановились. Один всадник спешился и бросил поводья другому, по всей вероятности, слуге, слуга повернул лошадей и пустился обратно по той же дороге. Подождав, пока кони и всадник не скрылись в ночном мраке, его господин направился к дому, порученному наблюдению Бюсси.
   Не дойдя нескольких шагов до двери, незнакомец описал большой круг, словно желая исследовать окрестности, затем, убедившись, что за ним не следят, подошел к дому и скрылся в нем.
   Бюсси услышал, как дверь со стуком захлопнулась. Он выждал еще немного, опасаясь, как бы таинственный пришелец не вздумал задержаться у окошечка и понаблюдать за улицей; когда прошло несколько минут, Бюсси покинул свое убежище, перешел улицу, открыл ключом дверь и, уже наученный опытом, запер ее без всякого шума.
   Затем он заглянул в окошечко. Оно оказалось как раз на высоте его глаз, и это его обрадовало: по всей вероятности, именно через него он смотрел на Келюса.
   Но Бюсси проник в заветный дом не для того, чтобы торчать у входной двери. Он медленно двинулся вперед, касаясь руками стен, и в конце прихожей, слева, нащупал ногой первую ступеньку лестницы.
   Тут Бюсси остановился по двум причинам: во-первых, он почувствовал, что от волнения у него подкашиваются ноги, во-вторых, он услышал голос, который сказал:
   – Гертруда, предупредите вашу госпожу, что я здесь и хочу к ней войти.
   Просьба была высказана повелительным тоном, исключавшим возможность отказа. Минуту спустя Бюсси услышал голос служанки. Она сказала:
   – Проходите в гостиную, сударь; госпожа выйдет к вам.
   Затем скрипнула затворяемая дверь.
   Бюсси вспомнил, что Реми насчитал на лестнице двенадцать ступенек, в свою очередь пересчитал их, все двенадцать, и оказался на лестничной площадке.
   Дальше должен быть коридор и три двери. Бюсси затаил дыхание и, вытянув руки перед собой, сделал несколько осторожных шагов. Рука его сразу же нащупала первую дверь, ту, в которую вошел незнакомец; Бюсси продолжал свои поиски, нашел вторую дверь, дрожа всем телом, повернул ключ, торчавший в замке, и толкнул дверь.
   В комнате, где он очутился, было темно, только из боковой двери пробивалась полоска света. Она освещала окно, занавешенное двумя гобеленами, при виде которых сердце молодого человека радостно забилось.
   Бюсси поднял голову и в том же луче света увидел на потолке уже знакомый ему плафон с мифологическими героями. Он протянул руку и нащупал резную спинку кровати.
   Его сомнения рассеялись: он стоял в той самой комнате, где очнулся ночью, когда его так счастливо ранили, – счастливо потому, что ранение, по-видимому, и побудило неизвестную даму оказать ему гостеприимство.
   Горячий трепет пробежал по его жилам, как только он прикоснулся к этой постели и вдохнул тот сладостный аромат, который исходит от ложа юной и прекрасной женщины.
   Бюсси спрятался за занавески балдахина и прислушался.
   В соседней комнате раздавались нетерпеливые шаги неизвестного, время от времени он останавливался и бормотал сквозь зубы:
   – И куда она запропастилась… Ну, придет она, наконец!
   После одного из таких высказываний дверь в гостиную, по-видимому расположенная напротив приоткрытой двери в спальню, отворилась. Ковер зашуршал под маленькой ножкой. До слуха нашего героя донесся шелест юбок, затем раздался женский голос, в котором слышались одновременно и страх и презрение. Голос спросил:
   – Я здесь, сударь, чего вы еще от меня хотите? «Ого! – подумал Бюсси, прячась за занавеску. – Если это любовник, то я от всей души поздравляю мужа».
   – Сударыня, – произнес незнакомец, которому оказали столь холодный прием, – имею честь известить вас: завтра утром мне придется выехать в Фонтенбло, и потому я пришел провести эту ночь с вами.
   – Вы узнали что-нибудь о моем отце? – спросил тот же женский голос.
   – Сударыня, послушайте меня…
   – Сударь, вы помните, о чем мы договорились вчера, прежде чем я дала согласие стать вашей женой? Первое мое условие – либо в Париж приезжает мой отец, либо я еду к нему.
   – Сударыня, как только я вернусь из Фонтенбло, мы тут же отправимся к нему, даю вам слово, ну а пока что…
   – О! Сударь, не закрывайте дверь, это ни к чему, я не проведу даже одной-единственной ночи под одной крышей с вами, пока не буду знать, где мой отец и что с ним.
   И женщина, произнесшая эти твердые слова, поднесла к губам маленький серебряный свисток. Раздался резкий и долгий свист.
   Таким способом вызывали прислугу в те времена, когда звонок еще не был изобретен.
   В то же мгновение дверь, через которую проник Бюсси, распахнулась, в спальню вбежала служанка молодой дамы, высокая и крепко сложенная анжуйка; очевидно, она ждала этого сигнала и, заслышав его, со всех ног устремилась на помощь своей госпоже.
   Служанка прошла в гостиную, оставив дверь за собой широко отрытой.
   В комнату, где скрывался Бюсси, хлынул поток света, и наш герой увидел в простенке между окнами знакомый женский портрет.
   – Гертруда, – сказала дама, – не ложитесь спать и будьте где-нибудь поблизости, чтобы вы могли услышать мой голос.
   Служанка ничего не ответила и удалилась тем же путем, которым пришла, оставив дверь в гостиную распахнутой, а следовательно, и восхитительный портрет освещенным.
   У Бюсси исчезла последняя тень сомнения. Портрет был тот самый.
   На цыпочках он прокрался к стене и встал за распахнутой створкой двери, намереваясь вести дальнейшее наблюдение через щель между дверью и дверной рамой, но, как бесшумно он ни старался двигаться, паркет неожиданно скрипнул у него под ногой.
   Этот звук заставил женщину обернуться, и глазам Бюсси явилась дама с портрета, сказочная фея его мечты.
   Мужчина, хотя он и не слышал ничего, обернулся вслед за женщиной.
   Это был граф де Монсоро.
   – Ага… – беззвучно прошептал Бюсси, – белый иноходец.., женщина поперек седла.., наверное, я услышу какую-нибудь жуткую историю.
   И он вытер пот, внезапно выступивший на лбу. Как мы уже сказали, Бюсси видел обоих, и мужчину и женщину. Незнакомка стояла бледная, прямая, гордо вскинув голову, граф де Монсоро был также бледен, но бледностью мертвенной, пугающей, он нетерпеливо притопывал ногой и кусал себе пальцы.
   – Сударыня, – произнес он наконец, – не надейтесь, что вам удастся и впредь разыгрывать передо мною роль гонимой, роль несчастной жертвы. Вы в Париже, вы в моем доме, и, более того, отныне вы графиня де Монсоро, то есть моя законная супруга.
   – Если я ваша супруга, то почему вы не хотите отвезти меня к отцу? Почему вы продолжаете прятать меня от глаз всего света?
   – Вы забываете герцога Анжуйского, сударыня.
   – Вы меня заверили, что, как только я стану вашей экеной, мне нечего будет опасаться с его стороны.
   – Я имел в виду…
   – Вы мне дали слово.
   – Но, сударыня, мне еще остается принять кое-какие меры предосторожности.
   – Прекрасно, сударь, примите их, а потом приходите ко мне.
   – Диана, – сказал граф, и было заметно, что в сердце его закипает гнев, – Диана, не превращайте в игрушку священные узы супружества. Я вам это настоятельно советую.
   – Сделайте так, сударь, чтобы я не питала недоверия к супругу, и я буду образцово выполнять супружеские обязанности.
   – Однако мне кажется, что своим отношением к вам в тем, что я сделал для вас, я заслужил полное ваше доверие.
   – Сударь, думаю, что во всем этом деле вы руководствовались не только моими интересами или, благодаря слепому случаю, извлекли из него пользу для себя.
   – О! Это уж слишком! – воскликнул граф. – Здесь мой дом, вы моя жена, и, зовите хоть самого дьявола на помощь, нынче ночью вы будете моей.
   Бюсси положил руку на рукоятку шпаги и шагнул вперед, но Диана не дала ему времени выступить на сцену.
   – Вот, – сказала она, выхватывая кинжал из-за корсажа, – вот чем я вам отвечу.
   В мгновение ока она вскочила в комнату, где укрывался Бюсси, захлопнула за собой дверь и задвинула двойной засов. Граф Монсоро, изрыгая угрозы, заколотил в дверь кулаками.
   – Если вы посмеете выбить хотя бы одну доску из этой двери, – сказала Диана, – вы найдете меня мертвой на пороге. Вы знаете меня, сударь, – я сдержу свое слово.
   – И будьте спокойны, сударыня, – прошептал Бюсси, заключая Диану в свои объятия, – у вас найдется мститель.
   Диана чуть было не закричала, но тут же сообразила, что самая страшная опасность грозит ей со стороны мужа. Она продолжала сжимать в руке кинжал, но молчала, вся дрожала, но не двигалась с места.
   Граф де Монсоро несколько раз с силою ударил ногой в дверную филенку, но, очевидно зная, что Диана в состоянии выполнить свою угрозу, вышел из гостиной, с грохотом захлопнув за собой дверь. Шум его удаляющихся шагов донесся из коридора и затих на лестнице, – Но вы, сударь, – сказала тогда Диана, отступив па шаг назад и высвобождаясь из рук Бюсси, – кто вы такой и как вы сюда попали?
   Бюсси открыл дверь в гостиную и преклонил колени перед Дианой.
   – Сударыня, – сказал он, – я тот человек, которому вы спасли жизнь. Как могли вы подумать, что я проник к вам с дурными намерениями или злоумышляю против вашей чести?
   В потоке света, льющегося из гостиной, Диана увидела благородное лицо молодого человека и узнала вчерашнего раненого.
   – Ах, это вы, сударь! – воскликнула она, всплеснув руками. – Вы были здесь, вы все слышали?
   – Увы, да, сударыня.
   – Но кто вы такой? Ваше имя, сударь.
   – Сударыня, я Луи де Клермон, граф де Бюсси.
   – Бюсси, вы тот самый храбрец Бюсси! – простодушно воскликнула Диана, не заботясь о том, какой восторг пробудит это восклицание в сердце молодого человека. – Ах, Гертруда, – продолжала она, обращаясь к служанке, которая, услышав, что госпожа с кем-то разговаривает, испуганно вбежала в комнату, – Гертруда, мне больше нечего бояться, с этой минуты я отдаю свою честь под защиту самого благородного и самого беспорочного дворянина Франции.
   И протянула Бюсси руку.
   – Встаньте, сударь, – сказала она, – теперь, когда я знаю, кто вы, надо, чтобы и вы узнали мою историю.

Глава 13.
ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРИДОР

   Не помня себя от счастья, Бюсси поднялся с колен и вслед за Дианой вошел в гостиную, только что оставленную господином де Монсоро.
   Молодой человек смотрел на Диану с восхищенным изумлением, он не смел и надеяться, что разыскиваемая им женщина сможет выдержать сравнение с героиней его сна, но действительность превзошла образ, принятый им за плод воображения.
   Диане было лет восемнадцать – девятнадцать, то есть она находилась в том первом расцвете молодости и красоты, который дарит цветам самые чистые краски, а плодам – нежнейшую бархатистость. В значении взгляда Бюсси ошибиться было невозможно. Диана чувствовала, что ею восхищаются, и не находила в себе сил вывести Бюсси из восторженного оцепенения.