Дюма Александр. Графиня де Монсоро. Том 1

   – Тогда, сударыня, мы договорились по всем статьям, и для того, чтобы выполнить начертанный вами план, мне остается только изъявить вам мое глубочайшее почтение, послать к вам вашу служанку и заняться выбором дороги, по которой вы поедете в Париж.
   – Ну, а мне, сударь, – ответила я, – остается сказать вам, что я тоже, как и вы, благородного рода: выполняйте ваши обещания, а я выполню свои.
   – Только этого я и хочу, – сказал граф, – и ваши слова для меня верный залог того, что вскорости я буду самым счастливым человеком на земле.
   Тут он поклонился и вышел.
   Пять минут спустя в комнату вбежала Гертруда.
   Добрая девушка была вне себя от радости: она думала, что ее хотят навсегда разлучить со мной. Я рассказала ей все, что произошло. Мне хотелось иметь около себя человека, который мог бы знать мои намерения, разделять мои желания и, в случае необходимости, понять меня с полуслова, повиноваться мне по первому знаку, по движению руки. Меня удивляла уступчивость господина де Монсоро, и я опасалась, как бы он не задумал нарушить только что заключенный между нами договор.
   Не успела я закончить свой рассказ, как мы услышали стук лошадиных копыт. Я подбежала к окну. Граф галопом удалялся по той дороге, по которой мы приехали. Почему он возвращался обратно, вместо того чтобы ехать впереди нас в направлении Парижа? Этого я не могла понять. Но так или иначе, выполнив первый пункт нашего договора – вернув мне Гертруду, он выполнял и второй: избавлял меня от своего общества. Тут нечего было возразить. Впрочем, куда бы он ни ехал, все равно его отъезд меня успокаивал.
   Мы провели весь день в маленьком домике, хозяйка которого оказалась особой весьма услужливой. Вечером тот, кто по видимости был начальником нашего эскорта, вошел в комнату узнать, каковы будут мои распоряжения. Поскольку опасность казалась мне тем большей, чем ближе мы находились к замку Боже, я ответила, что готова ехать немедленно. Через пять минут он вернулся и с поклоном сообщил, что дело только за мной. У дверей дома стоял белый иноходец; как и предвидел граф Монсоро, он прибежал по первому зову.
   Мы ехали всю ночь и, как и в прошлый раз, остановились только на рассвете. По моим подсчетам, мы сделали за ночь примерно пятнадцать лье. Господин де Монсоро всемерно позаботился, чтобы я не страдала в пути ни от усталости, ни от холода: белая кобылка, которую он для меня выбрал, шла удивительно ровной рысью, а перед выездом мне на плечи накинули меховой плащ.
   Вторая остановка походила на первую, как все наши ночные переезды – один на другой. Повсюду нас встречали с почетом и уважением; повсюду изо всех сил старались нам услужить. Очевидно, кто-то ехал впереди нас и подготавливал для нас жилье. Был ли это граф? Не знаю. Строго соблюдая условия соглашения, он ни разу не попался мне на глаза на всем протяжении нашей дороги.
   К вечеру седьмого дня пути с вершины высокого холма я заметила огромное скопление домов. Это был Париж.
   Мы остановились в ожидании ночи и с наступлением темноты снова двинулись вперед. Вскоре мы проехали под аркой больших ворот, за которой меня поразило огромное здание; глядя на его высокие стены, я подумала, что это, должно быть, монастырь. Затем мы дважды переправились через реку, повернули направо и через десять минут оказались на площади Бастилии. От двери одного из домов отделился человек, по-видимому поджидавший нас; подойдя к начальнику эскорта, он сказал:
   – Это здесь.
   Начальник эскорта повернулся ко мне:
   – Вы слышите, сударыня, мы прибыли. И, соскочив с коня, он подал мне руку, чтобы помочь сойти с иноходца, как он это проделывал обычно на каждой остановке. Дверь в дом была открыта, лестницу освещал стоявший на ступеньках светильник.
   – Сударыня, – обратился ко мне начальник эскорта, – здесь вы у себя дома. Нам было поручено сопровождать вас до этих дверей, теперь наше поручение можно считать выполненным. Могу я надеяться, что мы сумели угодить всем вашим желаниям и оказать вам должное уважение, как нам и было предписано?
   – Да, сударь, – ответила я ему, – я могу только поблагодарить вас. Соблаговолите передать мою признательность и другим смельчакам, которые меня сопровождали-. Я хотела бы вознаградить их чем-нибудь более ощутимым, но у меня ничего нет.
   – Не беспокойтесь, сударыня, – сказал тот, кому я принесла это извинение, – они щедро вознаграждены. И, отвесив мне глубокий поклон, он вскочил на коня.
   – За мной, – приказал он своим спутникам, – и чтоб к завтрашнему утру все вы начисто позабыли и это г дом, и эту дверь.
   После этих слов маленький отряд пустил коней в галоп и скрылся за углом улицы Сент-Антуан.
   Первой заботой Гертруды было закрыть дверь, и мы смотрели через дверное окошечко, как они удаляются.
   Затем мы подошли к лестнице, освещенной светильником, Гертруда взяла светильник в руки и пошла впереди.
   Поднявшись по ступенькам, мы оказались в коридоре; в него выходили три открытые двери, Мы вошли в среднюю и очутились в той гостиной, где мы с вами находимся. Она была ярко освещена, как сейчас.
   Я открыла сначала вон ту дверь и увидела большую туалетную комнату, затем другую дверь, которая вела в спальню; к моему глубокому удивлению, войдя в спальню, я оказалась лицом к лицу со своим изображением.
   Я узнала портрет, который висел в комнате моего отца в Меридорском замке; граф, несомненно, выпросил его у барона.
   Я вздрогнула перед этим новым доказательством того, что батюшка уже видит во мае жену господина де Монсоро.
   Мы обошли весь дом. В нем никого не было, но имелось все необходимое. Во всех каминах пылал огонь, а в столовой меня поджидал накрытый стол. Я бросила па пего быстрый взгляд, на столе стоял только один прибор, это меня успокоило.
   – Ну вот, барышня, – сказала мне Гертруда, – видите, граф до конца держит свое слово.
   – К сожалению, да, – со вздохом ответила я, – но лучше бы он нарушил какое-нибудь свое обещание и этим освободил бы меня от моих обязательств.
   Я поужинала, затем мы вторично осмотрели дом, но, как и в первый раз, не встретили ни одной живой души; весь дом принадлежал нам, только нам одним.
   Гертруда легла спать в моей комнате.
   На другой день она вышла познакомиться с нашим новым местом жительства. Только тогда от нее я узнала, что мы живем в конце улицы Сент-Антуан, напротив Турнельского дворца, и что крепость, возвышающаяся справа от нас, – Бастилия.
   Но в общем-то эти сведения не представляли для меня почти никакой ценности. Я сроду не бывала в Париже в совсем не знала этот город.
   День прошел спокойно. Вечером, когда я собиралась сесть за стол и поужинать, во входную дверь постучали.
   Мы с Гертрудой переглянулись.
   Стук раздался снова.
   – Пойди посмотри, кто стучит, – сказала я.
   – Ну, а если пришел граф? – спросила Гертруда, увидев, что я побледнела.
   – Если пришел граф, – с усилием проговорила я – открой ему, Гертруда: он неукоснительно выполняет свои обещания; пусть же видит, что и я держу свое слово не хуже его.
   Гертруда быстро вернулась.
   – Это господин граф, сударыня, – сказала она.
   – Пусть войдет, – ответила я.
   Гертруда посторонилась, и на пороге появился граф.
   – Ну что, сударыня, – спросил он меня, – в точности ли я соблюдал все пункты договора?
   – Да, сударь, – ответила я, – и я вам за это весьма благодарна.
   – В таком случае позвольте мне нанести вам визит, – добавил он с улыбкой, иронию которой не мог скрыть, несмотря на все усилия.
   – Входите, сударь.
   Граф вошел в комнату и остановился передо мной.
   Кивком головы я пригласила его садиться.
   – У вас есть какие-нибудь новости, сударь? – спросила я.
   – Новости? Откуда и о ком, сударыня?
   – О моем отце и из Меридора прежде всего.
   – Я не заезжал в Меридорский замок и не видел барона.
   – Тогда из Боже и о герцоге Анжуйском.
   – Вот это другое дело, Я был в Боже и разговаривал с герцогом.
   – Ну и что он делает?
   – Пытается усомниться.
   – В чем?
   – В вашей смерти.
   – Но, надеюсь, вы его убедили?
   – Я сделал для этого все, что было в моих силах.
   – А где сейчас герцог?
   – Вчера вечером вернулся в Париж.
   – Почему так поспешно?
   – Потому что никому не приятно задерживаться в тех местах, где, как ты думаешь, по твоей вине погибла женщина.
   – Видели вы его после возвращения в Париж?
   – Я только что от него.
   – Он вам говорил обо мае?
   – Я ему не дал для этого времени.
   – О чем же вы с ним говорили?
   – Он мне кое-что обещал, и я побуждал его выполнить свое обещание.
   – Что же он обещал вам?
   – В награду за услуги, оказанные ему мной, он обязался добыть для меня должность главного ловчего.
   – Ах да, – сказала я с грустной улыбкой, так как вспомнила смерть бедняжки Дафны, – ведь вы заядлый охотник, я припоминаю, и у вас есть все права на это место.
   – Я получу его вовсе не потому, что я охотник, сударыня, а потому, что я слуга принца; мне его дадут не потому, что у меня есть какие-то права, а потому, что герцог Анжуйский не посмеет оказаться неблагодарным по отношению ко мне.
   Несмотря на уважительный тон графа, во всех его ответах звучала пугающая меня властная интонация, в них сквозила мрачная и непреклонная воля.
   На минуту я замолчала, затем спросила:
   – Позволено ли мне будет написать батюшке?
   – Конечно, но не забывайте, что письма могут быть перехвачены.
   – Ну а выходить на улицу мне тоже запрещено?
   – Для вас нет никаких запретов, сударыня; я только хочу обратить ваше внимание на то, что за вами могут следить, – Могу я слушать мессу, хотя бы по воскресеньям?
   – Я думаю, для вашей же безопасности было бы лучше ее не слушать совсем, но коли вам этого так уж хочется, то слушайте ее – заметьте, с моей стороны это простой совет и никак не приказание – слушайте ее в церкви святой Екатерины.
   – А где эта церковь?
   – Напротив вашего дома, только улицу перейти.
   – Благодарю вас, сударь. Снова наступило молчание.
   – Когда я теперь увижу вас, сударь?
   – Я жду только вашего дозволения, чтобы прийти опять.
   – Вам это необходимо?
   – Несомненно. Ведь я все еще незнакомец для вас.
   – Разве у вас нет ключа от этого дома?
   – Только ваш супруг имеет право на такой ключ. Его странная покорность встревожила меня больше, чем мог бы встревожить резкий, не терпящий возражения тон.
   – Сударь, – сказала я, – вы вернетесь сюда, когда вам будет угодно или когда вы узнаете какую-нибудь новость, которую сочтете нужным мне сообщить.
   – Благодарствую, сударыня, я воспользуюсь вашим дозволением, но не буду им злоупотреблять и в подтверждение моих слов начну с того, что попрошу у вас дозволения откланяться.
   С этими словами граф поднялся с кресла.
   – Вы меня покидаете? – спросила я, все больше я больше удивляясь сдержанности, которой я от него никак не ожидала.
   – Сударыня, – ответил граф, – я знаю, что вы меня не любите, и я не хочу злоупотреблять положением, в котором вы очутились и которое вынуждает вас принимать мои попечения. Я питаю надежду, что ежели буду смиренно пользоваться вашим обществом, вы мало-помалу привыкнете к моему присутствию. И когда придет время стать моей супругой, жертва покажется вам менее тягостной.
   – Сударь, – сказала я, в свою очередь поднимаясь, – я вижу всю деликатность вашего поведения и ценю, несмотря на то что в каждом вашем слове чувствуется какая-то резкость. Вы правы, и я буду говорить с вами столь же откровенно, как вы говорили со мной. Я все еще отношусь к вам с некоторым предубеждением, но надеюсь, что время все уладит.
   – Позвольте мне, сударыня, – сказал граф, – разделить с вами эту надежду и жить ожиданием грядущего счастья.
   Затем, отвесив мне нижайший поклон, такой поклон коего я могла бы ожидать от самого почтительного из своих слуг, он знаком приказал Гертруде, присутствовавшей при этом разговоре, посветить ему и вышел.

Глава 15.
ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРИДОР. – СОГЛАСИЕ НА БРАК

   – Клянусь своей душой, вот странный человек, – сказал Бюсси.
   – О да, весьма странный, не правда ли, сударь? Даже когда он изъяснялся мне в любви, казалось что он признается в ненависти. Вернувшись, Гертруда нашла меня еще более встревоженной и опечаленной, чем обычно.
   Верная служанка попыталась меня успокоить, но по всему было видно, что сама она тревожилась не менее моего. Ледяное почтение, ироническая покорность, подавленная страсть, которая прорывалась в каждом слова графа, пугали меня еще и потому, что за ними словно и не скрывалось определенно выраженного желания, которому я могла бы противостоять.
   Следующий день был воскресеньем. С тех пор как я себя помню, я ни разу не упускала случая присутствовать на воскресном богослужении, и, когда зазвенел колокол церкви святой Екатерины, мне показалось, что од меня призывает. Народ со всех сторон шел в храм господень. Я закрылась густой вуалью и, сопровождаемая Гертрудой, смешалась с верующими, спешащими на зов колокола.
   В церкви я разыскала самый темный уголок и преклонила колени возле стены. Гертруда встала, как часовой, между мной и другими молящимися. Но все эти предосторожности оказались излишними: никто на нас и не посмотрел, или я не заметила ничьего взгляда.
   Назавтра граф снова нанес мне визит и объявил, что его назначили главным ловчим. Должность главного ловчего была уже почти обещана одному из фаворитов короля, некоему господину де Сен-Люку, но влияние герцога Анжуйского все превозмогло. Это была победа, на которую и сам граф не смел надеяться.
   – Ив самом деле, – заметил Бюсси, – назначение графа главным ловчим нас всех удивило.
   – Он пришел сообщить мне эту новость, – продолжала Диана, – рассчитывая, что его высокое положение ускорит мое согласие; однако не торопил меня, не настаивал, а терпеливо ждал, полагаясь на мое обещание и на ход событий.
   А мне все чаще и чаще приходила в голову мысль, что если герцог Анжуйский полагает меня мертвой, значит, опасность миновала и моя зависимость от графа скоро кончится.
   Прошло еще семь дней, не принеся ничего нового, за исключением двух визитов графа. Во время этих посещений он, как и прежде, был исполнен сдержанности и почтения. Но я уже говорила, какими странными, я бы сказала – почти угрожающими, казались мне и его сдержанность, и его почтение.
   На следующее воскресенье я, как и прошлый раз, отправилась в церковь и заняла то же самое место, на котором молилась семь дней назад. Ощущение безопасности делает человека неосторожным, и, погрузившись в молитвы, я не заметила, как вуаль сдвинулась с моего лица… Впрочем, в доме божьем я обращалась мыслями только к богу… Я горячо молилась за отца и вдруг почувствовала, что Гертруда прикоснулась к моей руке. Однако только после второго ее прикосновения я вышла из состояния молитвенного восторга, подняла голову, невольно оглянулась вокруг и с ужасом заметила герцога Анжуйского; прислонясь к колонне, он пожирал меня глазами.
   Рядом с герцогом стоял какой-то молодой человек, державшийся скорее как наперсник, чем как слуга.
   – Это Орильи, – сказал Бюсси, – его лютнист.
   – Да, да, – ответила Диана, – мне кажется, что именно это имя потом называла мне Гертруда.
   – Продолжайте, сударыня, – потребовал Бюсси, – сделайте милость, продолжайте. Я начинаю все понимать.
   – Я поспешно закрыла лицо вуалью, но было уже поздно: герцог меня видел, и если даже и не узнал, то, во всяком случае, мое сходство с женщиной, которую он любил и считал погибшей, должно было глубоко его поразить. Испытывая неловкость под его упорным взглядом я поднялась с колен и направилась к выходу из церкви, но герцог уже ждал меня у дверей. Он обмакнул пальцы в чашу со святой водой и хотел коснуться ими моей руки.
   Я сделала вид, что не замечаю его, и прошла мимо, не приняв услуги.
   Даже не оборачиваясь, я чувствовала, что за нами идут. Если бы я знала Париж, я попыталась бы обмануть герцога и скрыть от него, где я живу, но я никуда не ходила, кроме как из своего дома в церковь, я не знала никого, кто бы мог приютить меня на четверть часа, у меня не было ни одной подружки, никого, кроме моего защитника, а его я боялась больше, чем врага…
   – О, боже мой, – прошептал Бюсси, – почему небо, провидение или случай не привели меня раньше на вашу дорогу?
   Диана бросила на молодого человека благодарный взгляд.
   – – Простите, ради бога, – спохватился Бюсси, – я вечно вас прерываю и в то же время сгораю от любопытства. Продолжайте, умоляю вас.
   – В тот же вечер явился господин де Монсоро. Я не знала, стоит ли рассказывать ему о том, что случилось со мной, но он сам вывел меня из нерешительности.
   – Вы спрашивали меня, – сказал он, – не воспрещается ли вам ходить к мессе. И я вам ответил, что вы здесь полная хозяйка и вольны во всех своих действиях и поступках, но лучше бы было для вас не выходить из дому. Вы не поверили мне, нынче утром вы вышли послушать мессу в церкви святой Екатерины; случайно или скорее по воле рока, принц был там и вас видел.
   – Это правда, сударь, но я колебалась, рассказывать ли вам об этой встрече, так как не знала, понял ли принц, что он видит Диану де Меридор, или его просто поразила моя внешность.
   – Ваша внешность его поразила, ваше сходство с женщиной, которую он оплакивает, показалось ему необычайным;, он последовал за вами и попытался разузнать, кто вы такая, но ничего не узнал, так как о вас никому ничего неизвестно.
   – Господи боже мой! – воскликнула я.
   – Герцог – человек недобрый и упрямый, – сказал господин де Монсоро.
   – О, надеюсь, он меня забудет!
   – Я в это не верю. Тот, кто однажды вас увидел, никогда уже не забудет. Я сам делал все возможное, чтобы забыть вас, но так и не смог.
   И в этот миг я впервые заметила, как в глазах господина де Монсоро сверкнула молния страсти.
   Это пламя, неожиданно взметнувшееся над очагом, который казался потухшим, напугало меня больше, чем давешняя встреча с принцем.
   Я замерла в молчании.
   – Что вы собираетесь делать? – спросил граф.
   – Сударь, нет ли возможности сменить дом, квартал, улицу, переехать в другой конец Парижа, или, еще лучше, вернуться в Анжу?
   – Все это ни к чему, – сказал господин де Монсоро качая головой. – Герцог Анжуйский – опытная ищейка; он напал на след и отныне, куда бы вы ни бежали, все равно он будет идти по следу, пока вас не настигнет, – О, господи боже, вы меня пугаете!
   – – Я не хочу вас пугать, я просто говорю вам все как есть, и ничего больше.
   – Тогда пришел мой черед задать вам тот же вопрос, который вы только что задали мне. Что вы собираетесь делать, сударь?
   – Увы! – воскликнул граф де Монсоро, и горькая ирония прозвучала в его голосе. – Я человек со слабым воображением. Я нашел было один выход, но вы его отвергли, и я от него отказался. Не заставляйте меня искать других путей!
   – Но, бог мой! – продолжала я. – Быть может, опасность не так уж близка, как вы думаете?
   – Время покажет, сударыня, – ответил граф, поднимаясь. – Во всяком случае, я хочу повторить: госпожа де Монсоро тем менее может опасаться преследований принца еще и потому, что на моей новой должности я подчиняюсь непосредственно королю, и, естественно, мы, я и моя супруга, всегда можем искать защиты у его величества.
   Я ответила на эти слова вздохом. Все, что говорил граф, было вполне разумно и походило на правду.
   Господин де Монсоро задержался на минуту, словно хотел предоставить мне полную возможность ему ответить, но у меня не было сил что-нибудь сказать. Он ждал стоя, готовый уйти. Наконец горькая улыбка скользнула по его губам. Он поклонился и вышел. Мне послышалось, что на лестнице он сквозь зубы процедил проклятие.
   Я кликнула Гертруду.
   Гертруда сразу же появилась. Обычно, когда приходил граф, она находилась поблизости: в туалетной комнате или в спальне.
   Я встала у окна, укрывшись за занавеской. Таким образом, я могла видеть все, что делается на улице, сама оставаясь невидимой.
   Граф вышел из наших дверей и удалился.
   Приблизительно около часа мы внимательно наблюдали за улицей, но улица была пуста.
   Ночь прошла спокойно.
   На другой день с Гертрудой на улице заговорил молодой человек, в котором она узнала вчерашнего спутника принца; Гертруда не откликнулась на его приставания и на все его вопросы отвечала молчанием.
   В конце концов молодому человеку наскучило, и он ретировался.
   Когда я узнала об этой встрече, меня охватил глубокий ужас; несомненно, принц начал розыски и будет продолжать их дальше. Я испугалась, что господин де Монсоро нынче вечером не придет к нам, а именно этой ночью я могу подвергнуться нападению. Я послала за ним Гертруду, и он тотчас же явился.
   Я рассказала ему все и со слов Гертруды описала внешность незнакомца.
   – Это Орильи, – сказал граф, – а что ему ответила Гертруда?
   – Гертруда ничего не отвечала. Господин де Монсоро призадумался.
   – Она плохо сделала.
   – Почему?
   – Да потому, что нам нужно выиграть время.
   – Время?
   – Сегодня я все еще завишу от герцога Анжуйского; но пройдет две недели, десять, может быть, восемь дней – в герцог Анжуйский будет зависеть от меня. Сейчас нужно его обмануть и заставить ждать.
   – Боже мой!
   – Именно так. Надежда придаст ему терпения. Решительный отказ может толкнуть на отчаянный поступок.
   – Сударь, напишите моему отцу! – воскликнула я. – Батюшка тотчас же прискачет в Париж и бросится к ногам короля. Король сожалеет старика.
   – Это в зависимости от расположения духа, в котором окажется король, и от того, что будет в тот день в его интересах: иметь герцога своим другом или своим недругом. Кроме того, гонец раньше чем через шесть суток не доскачет до вашего отца, и барону потребуется еще шесть суток, чтобы доскакать до Парижа. За двенадцать суток герцог Анжуйский, если мы его не остановим, сделает все, что он может сделать.
   – А как его остановить?
   Господин де Монсоро промолчал. Я угадала его мысль и опустила глаза.
   – Сударь, – сказала я после непродолжительного молчания. – Прикажите Гертруде, она выполнит все ваши распоряжения.
   Неуловимая улыбка тенью прошла по губам господина де Монсоро, ведь я впервые обращалась к нему за покровительством.
   Несколько минут он говорил с Гертрудой.
   – Сударыня, – сказал он мне, – меня могут увидеть выходящим из вашего дома; до темноты остается всего лишь два или три часа; не позволите ли вы мне провести эти два-три часа в вашем обществе?
   Господин де Монсоро ограничился просьбой, хотя имел право требовать; знаком я пригласила его садиться.
   И тогда я поняла, как прекрасно граф владел собою; в один миг он преодолел натянутость, порожденную неловким положением, в котором мы очутились, и выказал себя любезным и занимательным собеседником. Резкость тона, о которой я уже говорила, придававшая его словам мрачную властность, исчезла. Граф много путешествовал, много видел, много думал, и за два часа беседы с ним я поняла, каким образом этот необычный человек смог приобрести столь большое влияние на моего отца.
   Бюсси вздохнул.
   – Когда стемнело, граф не стал ничего домогаться от меня и с таким видом, словно он вполне удовлетворен достигнутым, поднялся, отвесил поклон и вышел.
   После его ухода мы, то есть я и Гертруда, снова встали у окна. На этот раз мы ясно видели двоих людей, которые рассматривали наш дом. Несколько раз они подходили к двери. Нас они не могли увидеть: все огни в доме были погашены.
   Около одиннадцати часов подозрительные пришельцы удалились.
   Назавтра Гертруда, выйдя на улицу, снова на том же углу повстречала того же молодого человека. Он опять, как и накануне, начал приставать к ней с вопросами. Но на сей раз Гертруда оказалась менее неприступной в перебросилась с ним несколькими словами.
   На следующий день Гертруда была еще более общительной, она рассказала, что я вдова советника и, оставшись после смерти мужа без состояния, веду очень уединенный образ жизни; Орильи пытался разузнать больше, но ему пришлось пока удовлетвориться этими сведениями.
   Еще через день Орильи, по-видимому, возымел какие-то подозрения относительно достоверности сведений, полученных им накануне. Он завел речь о графстве Анжу, о замке Боже и произнес слово «Меридор».
   Гертруда ответила, что все эти названия ей совершенно неизвестны.
   Тогда Орильи признался, что он человек герцога Анжуйского и что герцог меня видел и влюбился в меня.
   Сделав это признание, он начал сулить златые горы и мне и Гертруде: Гертруде – если она впустит принца в дом, мне – если я соглашусь его Припять.
   Каждый вечер господин Монсоро навещал нас, и каждый вечер я рассказывала ему все наши новости. Он оставался в нашем доме с восьми часов вечера до полуночи, и по всему было видно, что он сильно встревожен.
   В субботу вечером он пришел более бледный и возбужденный, чем обычно.
   – Слушайте, – сказал он, – пообещайте свидеться с герцогом во вторник или в среду.
   – Обещать свидание, а почему? – воскликнула я.
   – Потому что герцог Анжуйский готов на все, сейчас он в прекрасных отношениях с королем, и, следовательно, помощи от короля ждать нечего.
   – Но разве до среды положение может измениться в нашу пользу?