Страница:
VI
[Нюрнберг, 10 июля 1509 года]
Любезный господин Якоб Геллер. Из Вашего письма Гансу Имгофу я узнал о Вашем неудовольствии из-за того, что я до сих пор не прислал Вам картину. Я очень огорчен этим, ибо пишу Вам истинную правду, что я все время усердно работал над этой картиной и никакой другой работы в руках не держал. И, может быть, я давно бы ее закончил, если бы захотел с ней спешить. Но я надеялся таковым усердием доставить Вам удовольствие, а себе – славу. Если же получилось иначе, то я очень сожалею об этом. И так как Вы пишете дальше, что если бы Вы не заказали мне раньше картину, Вы никогда бы этого не сделали, а также, что я могу оставить картину себе, то на это я Вам отвечу: даже если бы я должен был потерпеть убыток на этой картине, я пошел бы на это, чтобы сохранить Вашу дружбу. И если Вы раскаиваетесь в сделанном и предлагаете мне оставить картину у себя, то я согласен и сделаю это охотно. Ибо я могу выручить за нее на 100 гульденов больше, чем дали бы мне за нее Вы. Но впредь я не взял бы и 400 гульденов, чтобы написать еще одну такую же. И я тотчас же готов был вернуть 100 гульденов, которые я получил раньше от Ганса Имгофа, но он не захотел взять их без Вашего согласия. Так что Вы можете поручить ему или кому Вам будет угодно принять 100 гульденов, и я их тотчас же уплачу. Вы не должны иметь из-за этой картины никакого убытка или огорчения. Ваше доброе расположение мне гораздо дороже, чем картина. Остаюсь всегда, если Вам угодно, Вашим добровольным слугой.
Писано в Нюрнберге во вторник [перед] днем св. Маргариты [10 июля] 1509 года.
Альбрехт Дюрер
VII
[Нюрнберг, 24 июля 1509 года]
Любезный господин Якоб Геллер. Ваше письмо, адресованное мне, прочитал. И так как Вы пишете, что не имели намерения отказываться от картины, то я на это скажу, что я не могу знать Ваших намерений. Но когда Вы пишете, что, если бы Вы не заказали картину, Вы бы этого больше не сделали и что я могу оставить ее у себя так долго, как захочу, я не могу понять это иначе, как выражение вашего сожаления об этом деле, на что я Вам и ответил в моем последнем письме. Но по просьбе Ганса Имгофа и принимая во внимание, что Вы заказали мне эту картину, а также потому, что мне было бы приятнее, чтобы она стояла во Франкфурте, чем где бы то ни было в другом месте,[185] я согласен послать ее Вам на 100 гульденов дешевле, чем я мог бы получить за нее. Ибо хотя сначала Вы и заказали мне ее за 130 гульденов, Вы помните, о чем я Вам после того писал и Вы мне. И я почти хотел бы, чтобы я написал ее такою, как Вы мне заказали. Она была бы готова в полгода. Но принимая во внимание, что Вы меня обнадежили, а также желая Вам услужить, я работал над нею около года и израсходовал на нее на 25 гульденов ультрамарина. И могу сказать Вам истинную правду, что при том, что Вы мне даете за эту картину, я должен еще потерять на ней свое. Выручать один и тратить три – так я долго не выдержу. Но поскольку я теперь знаю, что вы не хотите такого моего разорения, то, хотя я могу выручить за нее по меньшей мере на 100 гульденов больше, чем от Вас, я готов выслать Вам ее без промедления. И если она Вам понравится и Вы захотите принять ее с благодарностью, Вы увидите, что она стоит 200 гульденов, которые я за нее прошу, и даже больше. Если же, когда Вы ее увидите, это мое предложение покажется Вам неприемлемым или неподходящим, то доставьте мне эту картину обратно из Франкфурта. Как сказано выше, я знаю людей, которые дадут мне по меньшей мере на 100 гульденов больше; но я надеюсь, что когда Вы ее получите, Вы с благодарностью примете это мое предложение. Теперь я тщательно ее запакую. Вы же тем временем можете сообщить Ваше решение Гансу Имгофу, и как только он мне его от Вашего имени передаст, я тотчас же вручу ему картину. И если бы я не имел намерения оказать Вам услугу в знак благодарности, я мог бы извлечь из нее гораздо большую выгоду. Но Ваша дружба дороже мне, чем такие малые деньги. Надеюсь все же, что Вы не захотите, чтобы я понес еще больший убыток, ибо Вы меньше, чем я, нуждаетесь в деньгах и посредством их властвуете и повелеваете.[186] Писано в Нюрнберге во вторник перед днем св. Якова [24 июля 1509 года].
Альбрехт Дюрер
VIII
[Нюрнберг, 26 августа 1509 года]
Прежде всего, любезный господин Якоб Геллер, готов служить Вам. В ответ на Ваше последнее письмо посылаю Вам картину, хорошо упакованную и снабженную всем необходимым. Я препоручил ее Гансу Имгофу, который заплатил мне еще 100 гульденов. И поверьте мне, что, по совести, я еще теряю на этом свои собственные деньги, не говоря уже о потерянном времени. Также мне хотели дать за нее здесь, в Нюрнберге, 300 гульденов. Эти 100 гульденов мне бы тоже хорошо пригодились, если бы я не послал ее Вам, чтобы доставить Вам удовольствие и оказать услугу. Ибо сохранить Вашу дружбу для меня дороже, чем 100 гульденов. Мне приятнее также, чтобы эта картина была во Франкфурте, чем в любом другом месте во всей Германии. И если Вы думаете, что я поступил несправедливо, не оставив оплату на Ваше усмотрение, то это произошло от того, что Вы написали Гансу Имгофу, что я могу оставить картину у себя так долго, как я захочу. Иначе я бы охотно предоставил это Вам, даже если бы я потерпел на этом еще больший убыток. Ибо я надеюсь, что если бы я обещал Вам сделать что-нибудь за 10 гульденов, мне же самому это обошлось бы в 20 гульденов, Вы сами не захотели бы, чтобы я понес такой убыток. Так что я прошу Вас быть довольным, что я беру с Вас на 100 гульденов меньше, чем я мог бы за это получить. И скажу Вам, что картину даже хотели взять у меня силой. Ибо я написал ее с большим старанием, как Вы увидите. И она написана лучшими красками, какие я только мог достать. Она подмалевана и написана лучшим ультрамарином и прописана им пять или шесть раз. И когда она была уже готова, я еще дважды ее прописал, чтобы она сохранилась на долгие времена. Я знаю, что если Вы будете содержать ее в чистоте, она останется чистой и свежей пятьсот лет. Ибо она выполнена не так, как обычно делают. Поэтому велите содержать ее в чистоте, чтобы ее не трогали и не брызгали на нее святой водой. Я знаю, ее не будут порицать, разве что с целью досадить мне. И я убежден, она понравится Вам. Меня же никто не уговорит написать еще одну картину, над которой надо столько работать. Господин Иорг Таузи сам предложил мне сделать изображение богоматери в пейзаже таких же пропорций и размера и столь же старательно, как эта картина. За это он хочет дать мне 400 гульденов. Но я ему наотрез отказал, ибо я должен был бы тогда стать нищим. Ибо заурядных картин я могу сделать за год целую кучу, так что никто не поверит, что один человек может все это сделать. На этом можно кое-что заработать, при старательной же работе не сдвинешься с места. Поэтому я буду держаться гравирования. И если бы я делал это до сих пор, я был бы сегодня на 1000 гульденов богаче. Знайте также, что я заказал за свой счет новую раму для средней части, она стоила мне более 6 гульденов. Старую же я снял, ибо столяр сделал ее грубо. Но я ее не скрепил, так как Вы этого не хотели. И было бы очень хорошо, если бы Вы велели скрепить раму винтами, чтобы картина не потрескалась. И при установке придайте ей наклон на два или три пальца, чтобы она не отсвечивала. И если я через год или два или три приеду к Вам, надо будет снять картину, чтобы проверить, вполне ли она просохла. Тогда я покрою ее снова особым лаком, какого теперь никто больше не умеет делать, тогда она простоит еще на сто лет дольше. Но не давайте никому другому покрывать ее лаком, ибо все прочие лаки желтые и Вам испортят картину. Мне самому было бы жалко, если бы была испорчена вещь, над которой я работал более года. И когда ее будут распаковывать, будьте при этом сами, чтобы ее не повредили. Обходитесь с нею бережно, ибо Вы сами услышите от Ваших и чужих живописцев, как она сделана. И кланяйтесь от меня Вашему живописцу Мартину Гессу. Моя жена напоминает Вам о подарке, который остался за Вами[187].Но я ничего от Вас больше не требую. Настоящим вверяю себя Вам. Читайте по смыслу, я торопился. Писано в Нюрнберге в воскресенье после дня св. Варфоломея [26 августа] 1509 года.
Альбрехт Дюрер
IX
[Нюрнберг 12 октября 1509 года]
Любезный господин Якоб Геллер. С радостью узнал, что моя картина Вам понравилась, так что мои труды не пропали даром. Рад также, что Вы довольны ценой, и это справедливо, ибо я мог иметь за нее на 100 гульденов больше, чем Вы мне дали. Но я не захотел этого и предпочел оставить ее Вам. Ибо я надеюсь таким образом сохранить в Вашем лице друга там внизу, в Ваших местах. Моя жена благодарит Вас. То, что Вы подарили ей в знак внимания, она будет носить на память о Вас. Также мой младший брат благодарит Вас за два гульдена, которые Вы ему подарили.[188]И сам я тоже благодарю Вас за оказанную честь. Так как Вы спрашиваете меня, как украсить картину, я посылаю здесь свой рисунок, как бы я это сделал, если бы она была моей. Но Вы можете сделать это, как Вам угодно. Желаю всего лучшего. Писано в 1509 году в пятницу перед днем св. Галла [12 октября].Альбрехт Дюрер
Отрывок из «Памятной книжки»
[1514 год]
Портрет матери
Рисунок углем. 1514 г.
Итак, да будет вам известно, что в 1513 году, во вторник перед неделей св. креста [26 апреля] моя бедная страждущая мать, которую я взял к себе на свое попечение через два года после смерти моего отца и которая была совсем бедна, прожив у меня девять лет, однажды ранним утром внезапно смертельно заболела, так что нам пришлось взломать дверь в ее комнату, чтобы попасть к ней, ибо она не могла нам открыть. И мы перенесли ее в нижнюю комнату и дали ей оба причастия. Ибо все думали, что она умрет. Ибо со смерти моего отца она никогда не была здорова. И ее главным занятием было постоянно ходить в церковь, и она всегда мне выговаривала, если я нехорошо поступал. И она постоянно имела много забот со мною и моими братьями из-за наших грехов, и если я входил или выходил, она, всегда приговаривала: иди во имя Христа. И она часто с большим усердием давала нам святые наставления и всегда очень заботилась о наших душах. И я не в силах воздать ей достаточной хвалы и описать все ее добрые дела и милосердие, которое она выказывала каждому. Эта моя благочестивая мать родила и воспитала восемнадцать детей; она часто болела чумой и многими другими тяжелыми и странными болезнями; и она прошла через большую бедность, испытала насмешки, пренебрежение, презрительные слова, много страха и неприязни, но она не стала мстительной. Через год после того дня, когда она заболела, в 1514 году во вторник в 17 день мая[189] за два часа до ночи, моя благочестивая мать Барбара Дюрер скончалась по-христиански со всеми причастиями, освобожденная папской властью от страданий и грехов. И перед кончиной она благословила меня и повелела жить в мире, сопроводив это многими прекрасными поучениями, чтобы я остерегался грехов. Она попросила также питье св. Иоанна и выпила его. И она сильно боялась смерти, но говорила, что не боится предстать перед богом. Она тяжело умерла, и я заметил, что она видела что-то страшное. Ибо она потребовала святой воды, хотя до того долго не могла говорить. Тотчас же после этого глаза ее закрылись. Я видел также, как смерть нанесла ей два сильных удара в сердце и как она закрыла рот и глаза и отошла в мучениях. Я молился за нее. Я испытывал тогда такую боль, что не могу этого высказать. Боже, будь милостив к ней. Ибо самой большой ее радостью было всегда говорить о боге, и она была рада, когда его славили. И ей было шестьдесят три года, когда она умерла. И я похоронил ее с честью по своему достатку. Господи боже, пошли и мне блаженный конец, и пусть бог со своею небесною ратью и мой отец и мать и друзья присутствуют при моем конце и пусть всемогущий бог дарует всем нам вечную жизнь. Аминь. И мертвая она выглядела еще милее, чем когда она была еще жива.
Описание носорога
[Надпись на гравюре 1515 года]
В 1512 году после рождества Христова в первый день мая могущественному королю Португалии Эммануилу привезли в Лиссабон живого зверя из Индии, которого они называют носорогом. Здесь изображено, как он выглядит. Цвет его подобен цвету черепашьего панцыря, и он плотно покрыт толстой чешуей. И по величине он равен слону, но ноги у него короче, и он хорошо защищен. Спереди на носу он имеет крепкий рог, который он точит повсюду, когда бывает среди камней. Этот зверь – смертельный враг слона, и слон его очень боится. Ибо где бы он его ни встретил, этот зверь просовывает свою голову между передними ногами слона и вспарывает ему брюхо и убивает его, и тот не может от него защититься. Ибо этот зверь так вооружен, что слон ему ничего не может сделать. Говорят также, что носорог быстрый, веселый и подвижный зверь.
Носорог Гравюра на дереве. 1515 г.
Памятная записка Кристофу Крессу[190]
[30 июля 1515 года]
Любезный господин Кресс. Во-первых, прошу Вас, узнайте у господина Стабия,[191] предпринял ли он что-нибудь по моему делу с его императорским величеством и в каком положении дело,[192]и сообщите мне это в ближайшее время, когда Вы будете писать моему господину. [193] Если же господин Стабий ничего не предпринимал по моему делу или достигнуть желаемого мною было ему слишком трудно, тогда я прошу Вас, как моего милостивого господина, действовать в отношении его императорского величества как Вас научил господин Каспар Нютцель [194] и как я Вас просил.
А именно, укажите его императорскому величеству, что я служил его императорскому величеству в течение трех лет, расходуя свои средства, и если бы я не приложил всего своего усердия, прекрасное произведение не было бы завершено.[195] Поэтому я прошу его императорское величество вознаградить меня за это 100 гульденами; впрочем, Вы все это и сами хорошо сумеете сделать.
Знайте также, что кроме «Триумфа» я сделал для его императорского величества еще много всяких рисунков.
Настоящим вверяю себя Вам.
Также, если бы Вы узнали, что Стабий достиг чего-либо в моем деле, тогда нет надобности Вам на этот раз что-либо предпринимать для меня.[196]
Альбрехт Дюрер
Письмо Вольфу Штромеру[197]
[После 1518 года]
Любезный господин Вольф Штромер. Мой милостивый господин зальцбургский[198] прислал мне письмо через своего живописца по стеклу. Я охотно сделаю все, чем я могу быть ему полезным, ибо он должен купить здесь стекло и материалы. Он сказал мне, что его ограбили возле Фрейштеттельна[199] и забрали у него 20 гульденов. И он просил меня направить его к Вам, так как его милостивый господин приказал ему обращаться к Вам, если ему что-нибудь будет нужно. Посылаю его с моим слугой к Вашей мудрости. Вверяю себя Вам.
Вашей мудрости Альбрехт Дюрер
Портрет императора Максимилиана
Рисунок углем. 1518 г.
Письмо[200] бургомистру и совету города Нюрнберга
[27 апреля 1519 года]
Благоразумным, достопочтенным и мудрым милостивым и любезным господам. Вашей чести хорошо известно, что на последнем рейхстаге, созванном его императорским римским величеством, нашим достохвальной памяти всемилостивейшим господином,[201]я не без большого труда и хлопот добился, чтобы его императорское величество всемилостивейше повелел выплатить мне за мои усердные труды и работу, которую я уже в течение долгого времени исполнял для его величества, 200 рейнских гульденов из общей суммы ежегодных городских налогов Нюрнберга. И об этом было послано распоряжение и приказ его величества, подписанный его обычной подписью, а также были заготовлены необходимые квитанции, которые в запечатанном виде находятся в моих руках.[202] Теперь я нижайше обращаюсь к Вашей чести в твердой уверенности, что Вы милостиво помните обо мне, Вашем послушном горожанине, который потратил много времени на службу и работу для его императорского величества, нашего общего истинного господина, но не получил большого вознаграждения и при этом, в ущерб себе, упустил всякую другую пользу и выгоду; и что Вы выплатите мне теперь эти 200 гульденов в соответствии с распоряжением и квитанциями его императорского величества, дабы я получил подобающее вознаграждение и удовлетворение за мои труды и усердие, каково, без сомнения, было намерение его императорского величества. На случай же, если будущий император или король впоследствии потребует от Вашей чести эти 200 гульденов и не захочет их потерять, но пожелает их с меня получить, я готов пойти навстречу Вашей чести и городу и предлагаю в качестве залога и обеспечения мой дом, расположенный в углу под крепостью, принадлежавший моему покойному отцу, дабы Ваша честь не могли потерпеть никакого ущерба или убытка. Готов добровольно служить Вашей чести, моим милостивым повелителям и господам.
Вашей мудрости покорный гражданин
Альбрехт Дюрер
Письмо Георгу Спалатину[203]
[Январь или февраль 1520 года]
Достопочтенному высокоученому господину Георгу Спалатину, капеллану моего милостивейшего господина герцога Фридриха, курфюрста.[204]
Достойнейший любезный господин. Я уже раньше выразил Вам свою благодарность в маленьком письме, когда я прочитал еще только Вашу записочку. Только распаковав мешочек, где была завязана книжечка, я нашел в нем настоящее письмо, из которого узнал, что мой милостивейший господин сам послал мне книжечку Лютера.[205]Поэтому я прошу Вашу честь выразить его милости курфюрсту мою глубочайшую и нижайшую благодарность и нижайше просить его милость курфюрста, чтобы он взял под свое покровительство достопочтенного доктора Мартина Лютера во имя христианской истины, которая нам дороже, чем все богатства и власть этого мира. Ибо все проходит со временем, одна лишь истина остается вечно. И если бог поможет мне встретиться с доктором Мартином Лютером, тогда я с усердием сделаю его портрет и выгравирую на меди,[206] чтобы надолго сохранить память о христианине, спасшем меня от великого страха. И я прошу Вашу честь, если доктор Мартин напишет что-нибудь новое по-немецки, пришлите мне это за мои деньги.
Так как Вы пишете мне о книжечке в защиту Мартина,[207] то да будет Вам известно, что здесь ни одной больше не осталось. Но их печатают в Аугсбурге. Когда они будут готовы, я Вам их пришлю. Но да будет Вам известно, что книжечка эта, хотя она и была здесь издана, провозглашена с кафедр еретической книжкой, подлежащей сожжению, человека же, выпустившего ее без подписи, всячески поносят. Как говорят, доктор Экк[208] хотел публично сжечь ее в Ингольштадте, как было сделано с книгами доктора Рейхлина. [209]
