Страница:
Надо добавить, что Мотекусома пришел к власти в 1502 году, то есть спустя десять лет после высадки испанцев на Кубе. Можно с уверенностью предположить, что он не был лишен некоторого фатализма. Он знал, что, рано или поздно, пришельцы дойдут и сюда и его империя будет завоевана. Для него не стоял вопрос, принимать или нет присутствие испанцев, конкиста была свершившимся фактом. За его кажущейся мягкотелостью скрывались проницательность и трезвый расчет. Ключ к пониманию поведения Мотекусомы лежит в самом процессе скрещения рас, при котором происходит взаимное проникновение культур. Если Кортес был восхищен цивилизацией ацтеков, почему не предположить, что и Мотекусому могли привлекать некоторые аспекты европейской культуры? Разве может война решить все сложнейшие проблемы, которые неизбежно возникают при столкновении двух культур? Пролив кровь, Альварадо тем самым провалил политику, начатую Кортесом в Мексике. Токскатльская резня стала не только позорным проявлением варварства. Она перечеркнула все планы сосуществования, которые лелеял Кортес. Для главнокомандующего это была катастрофа.
Когда 24 июня Эрнан вернулся со своими людьми из Веракруса, ситуация была уже безнадежной. Хотя никто не осмелился преградить ему путь к центру столицы, повсюду витал дух мятежа. Кортес никогда не рассказывал, как прошел его разговор с Альварадо. Видимо, ему удалось сдержаться. Однако никакие объяснения Альварадо не могли его убедить. Положение испанцев было отчаянным, и Кортес внутри кипел от негодования. Но в тот момент его главной заботой был тлатоани. Кортес понимал, что Мотекусома предан своими. Его заложник утратил всякую ценность и не скоро ее вернет. Осторожный конкистадор еще зимой приказал построить четыре шлюпа, которые стояли на якоре возле главного храма, обеспечивая возможность отступления по воде. Но ацтеки сожгли суда. Пути к отступлению не было. Испанцы оказались в ловушке.
В этой тяжелой атмосфере окончил дни тлатоани Мотекусома. 25 июня Кортес предпринял последнюю попытку переговоров. Он приказал вывести правителя ацтеков на крышу дворца Аксайякатля в надежде, что тот усмирит толпу и остановит стычки, но появление тлатоани не возымело действия. Его никто не желал слушать. Возбужденные воины оскорбляли его и осыпали бранью. В него полетели камни.
Сначала один, потом два, затем десять, а следом сотня. Толпа забрасывала своего императора камнями за предательство и переход к врагу. Прикрывая Мотекусому щитами и защищая его от ударов, испанцы начали отступать. Но тут тлатоани был тяжело ранен камнем в висок. Чувствуя себя преданным и покинутым, Мотекусома не боролся за жизнь. До самого конца он отказывался от принятия крещения, но попросил у Кортеса исполнить его последнюю волю и взять под свою защиту его детей – сына Чималпопока и дочь Текуичпо. Тлатоани скончался 28 июня 1520 года. Испанцам оставалось только бежать, пока еще не было поздно.
«Ночь Печали»
Отступление
Восстание
Новая Испания
Когда 24 июня Эрнан вернулся со своими людьми из Веракруса, ситуация была уже безнадежной. Хотя никто не осмелился преградить ему путь к центру столицы, повсюду витал дух мятежа. Кортес никогда не рассказывал, как прошел его разговор с Альварадо. Видимо, ему удалось сдержаться. Однако никакие объяснения Альварадо не могли его убедить. Положение испанцев было отчаянным, и Кортес внутри кипел от негодования. Но в тот момент его главной заботой был тлатоани. Кортес понимал, что Мотекусома предан своими. Его заложник утратил всякую ценность и не скоро ее вернет. Осторожный конкистадор еще зимой приказал построить четыре шлюпа, которые стояли на якоре возле главного храма, обеспечивая возможность отступления по воде. Но ацтеки сожгли суда. Пути к отступлению не было. Испанцы оказались в ловушке.
В этой тяжелой атмосфере окончил дни тлатоани Мотекусома. 25 июня Кортес предпринял последнюю попытку переговоров. Он приказал вывести правителя ацтеков на крышу дворца Аксайякатля в надежде, что тот усмирит толпу и остановит стычки, но появление тлатоани не возымело действия. Его никто не желал слушать. Возбужденные воины оскорбляли его и осыпали бранью. В него полетели камни.
Сначала один, потом два, затем десять, а следом сотня. Толпа забрасывала своего императора камнями за предательство и переход к врагу. Прикрывая Мотекусому щитами и защищая его от ударов, испанцы начали отступать. Но тут тлатоани был тяжело ранен камнем в висок. Чувствуя себя преданным и покинутым, Мотекусома не боролся за жизнь. До самого конца он отказывался от принятия крещения, но попросил у Кортеса исполнить его последнюю волю и взять под свою защиту его детей – сына Чималпопока и дочь Текуичпо. Тлатоани скончался 28 июня 1520 года. Испанцам оставалось только бежать, пока еще не было поздно.
«Ночь Печали»
Теночтитлан, 30 июня 1520 года
С 25 июня, то есть с первого же дня после своего возвращения из Веракруса, Кортес был осажден во дворце Аксайакатля. Испанцы по многу раз в день пытались нащупать лазейку и выскользнуть из кольца ацтекских воинов. Но проблема заключалась в том, что Теночтитлан был островом, и выйти из него можно было только по дамбам, которые были построены с разрывами, позволявшими воде беспрепятственно перетекать с одной стороны дамбы на другую. Над этими техническими промежутками были переброшены мосты, но для того, чтобы запереть испанцев в самом сердце города, ацтеки убрали или разрушили их. Кортесу предстояло захватить эти стратегически важные объекты. Он полагал справиться с этой задачей с помощью гуляй-городов – башен на колесах, защищавших от стрел и камней. Но эти осадные машины, сколоченные на скорую руку, не решили проблемы и не позволили установить контроль над мостами. Кортесу пришла в голову новая мысль, возможно, подсказанная Мариной. В центральноамериканской символике захват главного храма города означал победу над его защитниками. Кортес направил свои силы на захват Темпло Майор в надежде сломить боевой дух мексиканцев. После ожесточенного боя он завладел святилищем Уицилопочтли и Тлалока. Но вопреки ожиданиям боевой дух ацтеков не был сломлен, напротив, антииспанские настроения только усилились, и тиски блокады сжимались все сильнее.
Смерть Мотекусомы 28 июня была для Кортеса тяжелым ударом. Он лишился живого щита. Новым правителем был избран брат усопшего тлатоани Куитлагуак, который не относился к «умеренным». Тогда Кортес предположил следующий сценарий. Он думал, что ацтеки устроят своему почившему императору торжественные похороны, и решил воспользоваться этой возможной передышкой, чтобы бежать из Мехико. С самым откровенным цинизмом он приказал задушить правителей Тлакопана, Тлателолько и Текскоко, которых он удерживал в заложниках вместе с Мотекусомой в надежде, что похоронные процессии сразу во всех городах – спутниках Мехико отвлекут население от испанцев, пусть даже на день. [122]
Общее отступление было назначено в ночь на 30 июня. Кортес решил бежать по западной дамбе Тлакопана. Она имела в длину около трех километров, но была разбита на семь участков. Прорыв на юг по дамбе Ицтапалапа казался неосуществимым в силу большой ее протяженности. Путь на север к Тепейякаку также не годился, поскольку он пролегал через чрезвычайно густо населенные городские кварталы, где испанцы не смогли бы двигаться в безопасности. Осажденные подготовились к отступлению на Тлакопан, соорудив подобие передвижного моста, который должен был позволить им преодолеть семь стратегических пунктов, в которых ацтеки разрушили мосты. Кортес решил бежать ночью, вспомнив, что ацтеки ни разу еще не дрались после захода солнца.
В тот вечер дождь лил как из ведра; жаровни, стоявшие в окрестностях дворца Аксайакатля, были затоплены водой. Часовые индейцев ослабили бдительность. Около одиннадцати часов показалась колонна испанцев. Командование авангардом было поручено Гонсало де Сандовалю. Солдаты должны были разблокировать дорогу и навести передвижной мост, без которого нельзя было преодолеть провалы моста. Сам Кортес встал во главе основных сил. В центре колонны он поместил раненых, которых везли на плащах, растянутых меж двумя нестроевыми лошадями; здесь же шли индейские жены конкистадоров, в том числе и Марина, двести пятьдесят воинов-тласкальтеков, тащивших пушки, и носильщики, которым был вверен скарб, а главное – казна испанцев. Перед выступлением Кортес собрал пятую часть добычи короля, проследил, чтобы ее навьючили на лучшую лошадь, заверил содержимое тюков у нотариуса; затем он взвалил на другую лошадь собственную добычу – свою пятую часть, которую поручил охранять одному из слуг. Вместе с Кортесом отступали Алонсо де Авила, Кристобаль де Олид, Бернардино Васкес де Тапиа. Арьергард был доверен Педро де Альварадо и Хуану де Веласкесу.
В полнейшей тишине, нарушаемой только шумом дождя, который помог укрыться от глаз и ушей часовых-ацтеков, испанцы беспрепятственно достигли третьего моста. Но в этот момент, когда конкистадоры все еще находились в самом сердце Теночтитлана, индейцы подняли тревогу. Ацтеки были начеку. Они и не собирались хоронить своего правителя и готовились к бою. Сандоваль успел проскочить, но за его спиной разыгралась трагедия. Произошла неописуемая свалка. Пресловутый передвижной мост вырвался из рук испанцев и ушел в тину. Ацтеки смастерили импровизированные пики, насадив украденные у испанцев клинки на длинное древко. Прячась в воде, индейцы неожиданно наносили ими удары, перерезая коленные суставы и поджилки лошадям. Началось невообразимое замешательство. Ночь огласили боевые кличи, улюлюканье, команды, призывы о помощи, крики и стоны. Для того чтобы преодолеть разрыв в дамбе, пришлось ждать, пока он не наполнится телами сраженных воинов. Перебраться на другую сторону можно было только по трупам. Весь арьергард оказался в западне. Некоторые в порыве отчаяния попытались пробиться назад ко дворцу Аксайякатля. Все они будут схвачены на следующий день ацтеками и принесены в жертву богам. Другие спасались кто как мог: пытались уплыть, спрятаться, пробиться с оружием в руках, подбирая мечи, щиты и шлемы убитых. Отступление отряда Альварадо превратилось в беспорядочное бегство. Кортес, напротив, продвигался вперед. Он знал, что нужно добраться до Петлакалько к шестому мосту, где проходила городская черта, и тогда вплоть до Тлакопана уже не встретится серьезной преграды. Ацтеки были везде, по всей дороге. Они атаковали и с флангов, подплывая в своих легких каноэ. Не было и речи о том, чтобы применить пушки в такой сутолоке. Лучшим оружием были ноги, и бежать следовало только вперед.
По легенде, одной из причин разгрома испанцев в ночь на 30 июня стала их собственная алчность. Действительно, собрав две законные части добычи – свою и короля, – Кортес предоставил своим людям полную свободу. И немало свидетелей тех событий подтверждают, что некоторые так нагрузились золотыми слитками, что, упав в воду, камнем пошли ко дну под своей тяжелой ношей. Жадные погибли, тогда как более благоразумные спаслись, прихватив с собой всего лишь несколько драгоценных камней или золотых колец.
Кортес встретил рассвет, сидя на суше в Тлакопане. Он плакал, закрыв лицо ладонями. Под сенью гигантского дерева, которым когда-то еще можно было любоваться в нынешней Такубе, Кортес вел подсчет потерь. Из тысячи трехсот испанцев, составлявших испанский отряд в Теночтитлане, более половины пропало без вести. «Ночь Печали» пережили только шестьсот беглецов. Растерянные, сломленные, голодные и отчаявшиеся люди. В ночной схватке погибли почти все тласкальтекские принцессы и многие из детей Мотекусомы, которых Кортес хотел увезти с собой, чтобы сберечь и тем сдержать слово, данное умиравшему императору. Но были и чудом спасшиеся, среди которых Малинцин и Мария Луиза – дочь Ксикотенкатля и жена Педро де Альварадо. Последний был, наверное, единственным, кто уцелел из всего арьергарда. Он спасся благодаря своему феноменальному инстинкту самосохранения, который не подвел его даже при виде гибели всех своих товарищей – Хуана де Веласкеса, Франсиско де Сальседо и Педро де Морла.
Из людей Нарваеса не уцелел практически никто. Все они пали жертвой собственной алчности и неопытности. «Это золото сгубило их, – замечает Гомара. – Они умерли богатыми». [123]Кобыла, которая везла «пятую часть короля», исчезла в черной воде лагуны вместе с драгоценным грузом. Четыре тысячи тласкальтекских воинов также остались лежать на поле боя, что нанесло глубокую рану его союзникам. На какие силы мог теперь рассчитывать Кортес? Его пушки лежали на дне, увязнув в иле и песке. Он потерял восемьдесят лошадей. Он спрашивал себя: неужели испанцы и индейцы не могут прожить в мире? Неужели повторится антильский сценарий? Почему, имея все карты на руках, он не сумел сыграть эту партию? Остались ли в нем еще силы поверить в свое предназначение?
С 25 июня, то есть с первого же дня после своего возвращения из Веракруса, Кортес был осажден во дворце Аксайакатля. Испанцы по многу раз в день пытались нащупать лазейку и выскользнуть из кольца ацтекских воинов. Но проблема заключалась в том, что Теночтитлан был островом, и выйти из него можно было только по дамбам, которые были построены с разрывами, позволявшими воде беспрепятственно перетекать с одной стороны дамбы на другую. Над этими техническими промежутками были переброшены мосты, но для того, чтобы запереть испанцев в самом сердце города, ацтеки убрали или разрушили их. Кортесу предстояло захватить эти стратегически важные объекты. Он полагал справиться с этой задачей с помощью гуляй-городов – башен на колесах, защищавших от стрел и камней. Но эти осадные машины, сколоченные на скорую руку, не решили проблемы и не позволили установить контроль над мостами. Кортесу пришла в голову новая мысль, возможно, подсказанная Мариной. В центральноамериканской символике захват главного храма города означал победу над его защитниками. Кортес направил свои силы на захват Темпло Майор в надежде сломить боевой дух мексиканцев. После ожесточенного боя он завладел святилищем Уицилопочтли и Тлалока. Но вопреки ожиданиям боевой дух ацтеков не был сломлен, напротив, антииспанские настроения только усилились, и тиски блокады сжимались все сильнее.
Смерть Мотекусомы 28 июня была для Кортеса тяжелым ударом. Он лишился живого щита. Новым правителем был избран брат усопшего тлатоани Куитлагуак, который не относился к «умеренным». Тогда Кортес предположил следующий сценарий. Он думал, что ацтеки устроят своему почившему императору торжественные похороны, и решил воспользоваться этой возможной передышкой, чтобы бежать из Мехико. С самым откровенным цинизмом он приказал задушить правителей Тлакопана, Тлателолько и Текскоко, которых он удерживал в заложниках вместе с Мотекусомой в надежде, что похоронные процессии сразу во всех городах – спутниках Мехико отвлекут население от испанцев, пусть даже на день. [122]
Общее отступление было назначено в ночь на 30 июня. Кортес решил бежать по западной дамбе Тлакопана. Она имела в длину около трех километров, но была разбита на семь участков. Прорыв на юг по дамбе Ицтапалапа казался неосуществимым в силу большой ее протяженности. Путь на север к Тепейякаку также не годился, поскольку он пролегал через чрезвычайно густо населенные городские кварталы, где испанцы не смогли бы двигаться в безопасности. Осажденные подготовились к отступлению на Тлакопан, соорудив подобие передвижного моста, который должен был позволить им преодолеть семь стратегических пунктов, в которых ацтеки разрушили мосты. Кортес решил бежать ночью, вспомнив, что ацтеки ни разу еще не дрались после захода солнца.
В тот вечер дождь лил как из ведра; жаровни, стоявшие в окрестностях дворца Аксайакатля, были затоплены водой. Часовые индейцев ослабили бдительность. Около одиннадцати часов показалась колонна испанцев. Командование авангардом было поручено Гонсало де Сандовалю. Солдаты должны были разблокировать дорогу и навести передвижной мост, без которого нельзя было преодолеть провалы моста. Сам Кортес встал во главе основных сил. В центре колонны он поместил раненых, которых везли на плащах, растянутых меж двумя нестроевыми лошадями; здесь же шли индейские жены конкистадоров, в том числе и Марина, двести пятьдесят воинов-тласкальтеков, тащивших пушки, и носильщики, которым был вверен скарб, а главное – казна испанцев. Перед выступлением Кортес собрал пятую часть добычи короля, проследил, чтобы ее навьючили на лучшую лошадь, заверил содержимое тюков у нотариуса; затем он взвалил на другую лошадь собственную добычу – свою пятую часть, которую поручил охранять одному из слуг. Вместе с Кортесом отступали Алонсо де Авила, Кристобаль де Олид, Бернардино Васкес де Тапиа. Арьергард был доверен Педро де Альварадо и Хуану де Веласкесу.
В полнейшей тишине, нарушаемой только шумом дождя, который помог укрыться от глаз и ушей часовых-ацтеков, испанцы беспрепятственно достигли третьего моста. Но в этот момент, когда конкистадоры все еще находились в самом сердце Теночтитлана, индейцы подняли тревогу. Ацтеки были начеку. Они и не собирались хоронить своего правителя и готовились к бою. Сандоваль успел проскочить, но за его спиной разыгралась трагедия. Произошла неописуемая свалка. Пресловутый передвижной мост вырвался из рук испанцев и ушел в тину. Ацтеки смастерили импровизированные пики, насадив украденные у испанцев клинки на длинное древко. Прячась в воде, индейцы неожиданно наносили ими удары, перерезая коленные суставы и поджилки лошадям. Началось невообразимое замешательство. Ночь огласили боевые кличи, улюлюканье, команды, призывы о помощи, крики и стоны. Для того чтобы преодолеть разрыв в дамбе, пришлось ждать, пока он не наполнится телами сраженных воинов. Перебраться на другую сторону можно было только по трупам. Весь арьергард оказался в западне. Некоторые в порыве отчаяния попытались пробиться назад ко дворцу Аксайякатля. Все они будут схвачены на следующий день ацтеками и принесены в жертву богам. Другие спасались кто как мог: пытались уплыть, спрятаться, пробиться с оружием в руках, подбирая мечи, щиты и шлемы убитых. Отступление отряда Альварадо превратилось в беспорядочное бегство. Кортес, напротив, продвигался вперед. Он знал, что нужно добраться до Петлакалько к шестому мосту, где проходила городская черта, и тогда вплоть до Тлакопана уже не встретится серьезной преграды. Ацтеки были везде, по всей дороге. Они атаковали и с флангов, подплывая в своих легких каноэ. Не было и речи о том, чтобы применить пушки в такой сутолоке. Лучшим оружием были ноги, и бежать следовало только вперед.
По легенде, одной из причин разгрома испанцев в ночь на 30 июня стала их собственная алчность. Действительно, собрав две законные части добычи – свою и короля, – Кортес предоставил своим людям полную свободу. И немало свидетелей тех событий подтверждают, что некоторые так нагрузились золотыми слитками, что, упав в воду, камнем пошли ко дну под своей тяжелой ношей. Жадные погибли, тогда как более благоразумные спаслись, прихватив с собой всего лишь несколько драгоценных камней или золотых колец.
Кортес встретил рассвет, сидя на суше в Тлакопане. Он плакал, закрыв лицо ладонями. Под сенью гигантского дерева, которым когда-то еще можно было любоваться в нынешней Такубе, Кортес вел подсчет потерь. Из тысячи трехсот испанцев, составлявших испанский отряд в Теночтитлане, более половины пропало без вести. «Ночь Печали» пережили только шестьсот беглецов. Растерянные, сломленные, голодные и отчаявшиеся люди. В ночной схватке погибли почти все тласкальтекские принцессы и многие из детей Мотекусомы, которых Кортес хотел увезти с собой, чтобы сберечь и тем сдержать слово, данное умиравшему императору. Но были и чудом спасшиеся, среди которых Малинцин и Мария Луиза – дочь Ксикотенкатля и жена Педро де Альварадо. Последний был, наверное, единственным, кто уцелел из всего арьергарда. Он спасся благодаря своему феноменальному инстинкту самосохранения, который не подвел его даже при виде гибели всех своих товарищей – Хуана де Веласкеса, Франсиско де Сальседо и Педро де Морла.
Из людей Нарваеса не уцелел практически никто. Все они пали жертвой собственной алчности и неопытности. «Это золото сгубило их, – замечает Гомара. – Они умерли богатыми». [123]Кобыла, которая везла «пятую часть короля», исчезла в черной воде лагуны вместе с драгоценным грузом. Четыре тысячи тласкальтекских воинов также остались лежать на поле боя, что нанесло глубокую рану его союзникам. На какие силы мог теперь рассчитывать Кортес? Его пушки лежали на дне, увязнув в иле и песке. Он потерял восемьдесят лошадей. Он спрашивал себя: неужели испанцы и индейцы не могут прожить в мире? Неужели повторится антильский сценарий? Почему, имея все карты на руках, он не сумел сыграть эту партию? Остались ли в нем еще силы поверить в свое предназначение?
Отступление
Тласкала, июль 1520 года
Кортес не был создан для спокойной, размеренно текущей жизни. Напротив, ему нужны были бури и волнения, чтобы по-настоящему показать себя. Только в минуты смертельной опасности и самых тяжких испытаний в полной мере проявлялись его беспримерные талант и храбрость. Он умел выигрывать безнадежные партии, справляться с неудачами и преодолевать невзгоды. Он не отступал там, где другой бы опустил руки. И в такие мгновения он был непостижим. Кортес находил в себе неиссякаемые источники энергии, и его уверенность передавалась окружающим.
У подножия дерева Кортес снова стал лидером. В его распоряжении осталась кучка утомленных и растерянных солдат и множество раненых. Тласкальтеки, понесшие тяжелые потери, сомневались в целесообразности союза с побежденными. Начинался новый день – первый день июля, – и ацтеки скоро должны были возобновить атаки, мобилизовав все города на берегу озера. Они знали, что испанцы разгромлены и их осталось только добить. Даже бог игры не поставил бы крошечного хлопчатобумажного лоскута на победу Кортеса. Но конкистадор не впал в уныние. Поговорив с каждым солдатом, он снова поднял дух своих людей. Марина договорилась с тласкальтеками. В боевом порядке, скрепленный общим стремлением выжить, отряд Кортеса поднялся к северу и закрепился на вершине холма недалеко от Ацкапотцалько, где впоследствии испанцы воздвигнут храм Божьей Матери Спасительницы. Индейцы отоми, населявшие окрестности, снабжали испанцев провизией. Но ацтеки и здесь не дали конкистадорам покоя. Чтобы избежать осады, Кортес приказал около полуночи оставить лагерь. Солдаты не спали уже трое суток. Этому скитанию не было видно конца. Эрнан взял на себя командование арьергардом, более всего подверженным риску нападения. Он принял решение идти на Тласкалу, и он дошел до Тласкалы, но каждый шаг пришлось пройти с боем. Кортес сражался под Тепотцотланом, в Тцомпанко и Халтокане. Испанцев мучил голод, и когда в битве при Теотигуаканом была убита лошадь, она была съедена солдатами без остатка. «От нее не осталось и клочка шкуры», – написал Кортес в своем отчете. [124]Некоторые даже дошли до подражания тласкальтекам, поедавшим тела убитых врагов.
Ацтеки оправились от пережитого потрясения. Они провозгласили новым тлатоани Куитлагуака, и, поскольку любое восхождение на трон должно было сопровождаться войной, новый правитель решил перехватить испанцев на дороге в Тласкалу у города Отумба, соседствующего с Теотигуаканом, к северу-востоку от Теночтитлана. 7 июля Кортес располагал всего двумя сотнями испанцев и двумя тысячами тласкальтеков, способных дать бой. Из двадцати лошадей лишь немногие могли пуститься в галоп. Войска ацтеков вел киуакоатль – вице-император. Сам Куитлакуак не пожелал подвергать риску свою жизнь. Для Кортеса, находящегося на грани истощения, с раненой левой рукой и открытой раной на виске, этот бой был последним шансом. Все, кому довелось пережить эти дни, вспоминали об этой энергии отчаяния, оживлявшей лагерь испанцев наперекор логике и при полном отсутствии каких-либо шансов на спасение. И когда исход боя, казалось, уже был предрешен, Кортес с пятью или шестью оставшимися всадниками пробили копьями брешь в рядах индейцев и прорвались к самому киуакоатлю, который издалека с возвышенности осуществлял командование войсками. Испанцам удалось захватить его штандарт и регалии и даже сорвать с вождя головной убор из драгоценных перьев. Отступая перед яростно наседавшим противником, киуакоатль утратил присутствие духа и бежал. Его эскорт в страхе дал сигнал к общему отступлению. Как по мановению волшебной палочки сто тысяч воинов в один миг очистили поле битвы. [125]
Вот она, долгожданная Тласкала. Поймали судьбу за хвост. Тласкальтеки, еще несколько дней назад подумывавшие о расторжении союза с Кортесом, устроили выжившим триумфальную встречу при вступлении в город. Осыпанные ласками и почестями испанцы перевязывали раны. Кортес мог порадоваться, что Веракрус устоял. Тотонаки не изменили дружбе, и теперь в Мексике было только два противостоящих лагеря, всего только два – ацтеков и всех остальных племен, одним из которых были испанцы.
Кортес не был создан для спокойной, размеренно текущей жизни. Напротив, ему нужны были бури и волнения, чтобы по-настоящему показать себя. Только в минуты смертельной опасности и самых тяжких испытаний в полной мере проявлялись его беспримерные талант и храбрость. Он умел выигрывать безнадежные партии, справляться с неудачами и преодолевать невзгоды. Он не отступал там, где другой бы опустил руки. И в такие мгновения он был непостижим. Кортес находил в себе неиссякаемые источники энергии, и его уверенность передавалась окружающим.
У подножия дерева Кортес снова стал лидером. В его распоряжении осталась кучка утомленных и растерянных солдат и множество раненых. Тласкальтеки, понесшие тяжелые потери, сомневались в целесообразности союза с побежденными. Начинался новый день – первый день июля, – и ацтеки скоро должны были возобновить атаки, мобилизовав все города на берегу озера. Они знали, что испанцы разгромлены и их осталось только добить. Даже бог игры не поставил бы крошечного хлопчатобумажного лоскута на победу Кортеса. Но конкистадор не впал в уныние. Поговорив с каждым солдатом, он снова поднял дух своих людей. Марина договорилась с тласкальтеками. В боевом порядке, скрепленный общим стремлением выжить, отряд Кортеса поднялся к северу и закрепился на вершине холма недалеко от Ацкапотцалько, где впоследствии испанцы воздвигнут храм Божьей Матери Спасительницы. Индейцы отоми, населявшие окрестности, снабжали испанцев провизией. Но ацтеки и здесь не дали конкистадорам покоя. Чтобы избежать осады, Кортес приказал около полуночи оставить лагерь. Солдаты не спали уже трое суток. Этому скитанию не было видно конца. Эрнан взял на себя командование арьергардом, более всего подверженным риску нападения. Он принял решение идти на Тласкалу, и он дошел до Тласкалы, но каждый шаг пришлось пройти с боем. Кортес сражался под Тепотцотланом, в Тцомпанко и Халтокане. Испанцев мучил голод, и когда в битве при Теотигуаканом была убита лошадь, она была съедена солдатами без остатка. «От нее не осталось и клочка шкуры», – написал Кортес в своем отчете. [124]Некоторые даже дошли до подражания тласкальтекам, поедавшим тела убитых врагов.
Ацтеки оправились от пережитого потрясения. Они провозгласили новым тлатоани Куитлагуака, и, поскольку любое восхождение на трон должно было сопровождаться войной, новый правитель решил перехватить испанцев на дороге в Тласкалу у города Отумба, соседствующего с Теотигуаканом, к северу-востоку от Теночтитлана. 7 июля Кортес располагал всего двумя сотнями испанцев и двумя тысячами тласкальтеков, способных дать бой. Из двадцати лошадей лишь немногие могли пуститься в галоп. Войска ацтеков вел киуакоатль – вице-император. Сам Куитлакуак не пожелал подвергать риску свою жизнь. Для Кортеса, находящегося на грани истощения, с раненой левой рукой и открытой раной на виске, этот бой был последним шансом. Все, кому довелось пережить эти дни, вспоминали об этой энергии отчаяния, оживлявшей лагерь испанцев наперекор логике и при полном отсутствии каких-либо шансов на спасение. И когда исход боя, казалось, уже был предрешен, Кортес с пятью или шестью оставшимися всадниками пробили копьями брешь в рядах индейцев и прорвались к самому киуакоатлю, который издалека с возвышенности осуществлял командование войсками. Испанцам удалось захватить его штандарт и регалии и даже сорвать с вождя головной убор из драгоценных перьев. Отступая перед яростно наседавшим противником, киуакоатль утратил присутствие духа и бежал. Его эскорт в страхе дал сигнал к общему отступлению. Как по мановению волшебной палочки сто тысяч воинов в один миг очистили поле битвы. [125]
Вот она, долгожданная Тласкала. Поймали судьбу за хвост. Тласкальтеки, еще несколько дней назад подумывавшие о расторжении союза с Кортесом, устроили выжившим триумфальную встречу при вступлении в город. Осыпанные ласками и почестями испанцы перевязывали раны. Кортес мог порадоваться, что Веракрус устоял. Тотонаки не изменили дружбе, и теперь в Мексике было только два противостоящих лагеря, всего только два – ацтеков и всех остальных племен, одним из которых были испанцы.
Восстание
Тордесильяс, сентябрь 1520 года
Кастилия была в огне и крови. Повстанцы избрали местом сбора Тордесильяс, потому что там находилась Хуана, «королева-владетельница» Кастилии. Они попытались привлечь ее к своему делу – низложить Карла V и вернуть престол Хуане, ее матери. Но королева из страха или сознавая собственную недееспособность отказалась подписать хартию.
Конфликт обрел свои очертания с избранием Карла императором. Как только государь узнал о своей победе, он решил отбыть в Германию за императорской короной. Родригес де Фонсека организовал отплытие из Ла-Коруньи. Но казначеи империи были обеспокоены развитием ситуации. Казна была пуста, и долги, сделанные ради подкупа избирателей, могли привести в отчаяние самого закоренелого оптимиста. Карл V нашел решение. Он поднял налоги, и вся Кастилия должна была платить. Не желая откладывать свой отъезд, король решил выиграть время, созвав кортесы в непосредственной близости от порта – в Сантьяго-де-Компостела. Первый просчет: император собирал депутатов Кастилии в периферийной Галисии, политически слабо связанной с Кастилией и к тому же не представленной в кортесах!
Открытие кортесов 31 марта 1520 года прошло весьма шумно. Великий канцлер Гаттинара, уроженец Пьемонта, председательствовавший на заседаниях, не мог справиться с собранием. Нарушения регламента следовали за нарушениями. Под обстрел критики попал сам император, ничего не понимавший в дебатах. На упрек в том, что он раздает высокие посты и престижные должности иностранцам, он пообещал тех натурализовать! Король явно не понимал чаяний своего народа. Заседания были прерваны, затем снова возобновлены с 25 апреля. После туманных обещаний Карл V вырвал у депутатов согласие на чудовищные налоги, призванные покрыть расходы на его безумную избирательную кампанию, и 20 мая отбыл в Германию, передав Испанию в руки своего исповедника фламандца Адриена Утрехтского.
Вспышка возмущения не заставила себя ждать. Депутаты, проголосовавшие за налог, пережили тяжелые моменты. Началось восстание. Водворяя порядок, войска Карла V открыли огонь в Медине-дель-Кампо. Возмущение испанцев дошло до предела. В сентябре вожди восстания встретились в Тордесильясе. Здесь были представлены тринадцать городов: Сеговия и Толедо, где зародилось движение; Вальядолид, фактическая столица, восставшая 29 августа и изгнавшая из своих стен непопулярного регента-фламандца; Бургос, Авила, Сория, Леон, Самора, Topo, Куэнка, Гвадалахара, Мадрид и конечно же Саламанка.
Крупный университетский город сыграл немалую роль в том брожении, охватившем Кастилию с самого прибытия Карла из Гента. Там группа интеллектуалов, руководимая францисканскими, доминиканскими и августинскими монахами, взялась разработать политическую доктрину, особенностью которой было сочетание революционного с традиционным. Избрание на трон Кастилии короля-чужестранца – к тому же вечно отсутствующего – некоторым образом лишило монархию ее законности и обоснованности: этот абстрактный король, не реальный и не испанский, уже сам по себе доказывал, что без него можно обойтись. Группа из Саламанки предлагала Испании политическую структуру, которая была подсказана итальянской моделью: города-республики управляются самостоятельно, оставаясь внутри единой общностью, представленной королем, который не имеет реальной власти, но становится символом единства страны и ее испанского духа. Законность правил организации этих городов-государств происходила из обычных муниципальных уложений – fueros, – считавшихся гораздо более древними, чем законы монархии, и принципов кастильского кодекса « Siete Partidas», составленного в XIII веке. Этими идеями и был пропитан изданный в Саламанке в феврале 1520 года pregon de las comindades– подобие хартии, которая объединила на кортесах в Сантьяго-де-Компостела противников короля Карла.
«Король есть наш наемник» – так без обиняков выразились кастильские депутаты на кортесах в Вальядолиде еще за два года до описываемых событий. Повстанцы из Тордесилтяса, comuneros, не желали более иметь своим королем того, кто не считает себя обязанным по отношению к своим подданным, того, кто не исполняет неписаный договор с народом. Они выступали не столько против чужеземного короля, не столько против налога, сколько против всей монархической системы в ее абсолютистской форме. Восстание объединило республиканцев, опередивших время лет на двести пятьдесят, и националистов, не находивших себя в этой европейской германо-римско-испанской империи без столицы и без собственного лица.
Кастилия была в огне и крови. Повстанцы избрали местом сбора Тордесильяс, потому что там находилась Хуана, «королева-владетельница» Кастилии. Они попытались привлечь ее к своему делу – низложить Карла V и вернуть престол Хуане, ее матери. Но королева из страха или сознавая собственную недееспособность отказалась подписать хартию.
Конфликт обрел свои очертания с избранием Карла императором. Как только государь узнал о своей победе, он решил отбыть в Германию за императорской короной. Родригес де Фонсека организовал отплытие из Ла-Коруньи. Но казначеи империи были обеспокоены развитием ситуации. Казна была пуста, и долги, сделанные ради подкупа избирателей, могли привести в отчаяние самого закоренелого оптимиста. Карл V нашел решение. Он поднял налоги, и вся Кастилия должна была платить. Не желая откладывать свой отъезд, король решил выиграть время, созвав кортесы в непосредственной близости от порта – в Сантьяго-де-Компостела. Первый просчет: император собирал депутатов Кастилии в периферийной Галисии, политически слабо связанной с Кастилией и к тому же не представленной в кортесах!
Открытие кортесов 31 марта 1520 года прошло весьма шумно. Великий канцлер Гаттинара, уроженец Пьемонта, председательствовавший на заседаниях, не мог справиться с собранием. Нарушения регламента следовали за нарушениями. Под обстрел критики попал сам император, ничего не понимавший в дебатах. На упрек в том, что он раздает высокие посты и престижные должности иностранцам, он пообещал тех натурализовать! Король явно не понимал чаяний своего народа. Заседания были прерваны, затем снова возобновлены с 25 апреля. После туманных обещаний Карл V вырвал у депутатов согласие на чудовищные налоги, призванные покрыть расходы на его безумную избирательную кампанию, и 20 мая отбыл в Германию, передав Испанию в руки своего исповедника фламандца Адриена Утрехтского.
Вспышка возмущения не заставила себя ждать. Депутаты, проголосовавшие за налог, пережили тяжелые моменты. Началось восстание. Водворяя порядок, войска Карла V открыли огонь в Медине-дель-Кампо. Возмущение испанцев дошло до предела. В сентябре вожди восстания встретились в Тордесильясе. Здесь были представлены тринадцать городов: Сеговия и Толедо, где зародилось движение; Вальядолид, фактическая столица, восставшая 29 августа и изгнавшая из своих стен непопулярного регента-фламандца; Бургос, Авила, Сория, Леон, Самора, Topo, Куэнка, Гвадалахара, Мадрид и конечно же Саламанка.
Крупный университетский город сыграл немалую роль в том брожении, охватившем Кастилию с самого прибытия Карла из Гента. Там группа интеллектуалов, руководимая францисканскими, доминиканскими и августинскими монахами, взялась разработать политическую доктрину, особенностью которой было сочетание революционного с традиционным. Избрание на трон Кастилии короля-чужестранца – к тому же вечно отсутствующего – некоторым образом лишило монархию ее законности и обоснованности: этот абстрактный король, не реальный и не испанский, уже сам по себе доказывал, что без него можно обойтись. Группа из Саламанки предлагала Испании политическую структуру, которая была подсказана итальянской моделью: города-республики управляются самостоятельно, оставаясь внутри единой общностью, представленной королем, который не имеет реальной власти, но становится символом единства страны и ее испанского духа. Законность правил организации этих городов-государств происходила из обычных муниципальных уложений – fueros, – считавшихся гораздо более древними, чем законы монархии, и принципов кастильского кодекса « Siete Partidas», составленного в XIII веке. Этими идеями и был пропитан изданный в Саламанке в феврале 1520 года pregon de las comindades– подобие хартии, которая объединила на кортесах в Сантьяго-де-Компостела противников короля Карла.
«Король есть наш наемник» – так без обиняков выразились кастильские депутаты на кортесах в Вальядолиде еще за два года до описываемых событий. Повстанцы из Тордесилтяса, comuneros, не желали более иметь своим королем того, кто не считает себя обязанным по отношению к своим подданным, того, кто не исполняет неписаный договор с народом. Они выступали не столько против чужеземного короля, не столько против налога, сколько против всей монархической системы в ее абсолютистской форме. Восстание объединило республиканцев, опередивших время лет на двести пятьдесят, и националистов, не находивших себя в этой европейской германо-римско-испанской империи без столицы и без собственного лица.
Новая Испания
Тепеака, октябрь 1520 года
В ста километрах к юго-востоку от Тласкалы в самом сердце высоких плато, образующих на горизонте бесконечную линию, лежал индейский город Тепейакак (Тепеака). Кортес выбрал это место, чтобы основать «надежный город на границе» (Segura-de-la-Frontera), откуда можно было контролировать страну тлаксальтеков и дорогу на Веракрус. Здесь в ничем не нарушаемой тишине он пишет одну бумагу за другой. После яростных битв конкистадору предстояло вести новые сражения, сменив меч на перо. Его врагами теперь были светские группировки, придворные и сам король. Он вел войну в переписке, словами, сила которых была ему известна. Подобное положение не страшило Эрнана. Он играл на двух досках: удерживал земли силой оружия и вел бумажную войну, сражаясь словом и делом.
Прежде всего он решил возобновить свое наступление на ацтеков. Несмотря на дух поражения, витавший после Ночи Печали, он ни на шаг не отступил от своих планов. Раз достичь цели он может только войной, что ж, будет война.
Кортес первым делом составил несколько документов сугубо юридического характера. Чтобы обеспечить себе будущее, он заставил множество свидетелей заверить утрату пятой части добычи, причитающейся королю в бою 30 июня. [126]Он также вынудил своих капитанов выступить против Веласкеса и Нарваеса, на которых возложил ответственность за беспорядки в Теночтитлане. Если бы не произошла высадка экспедиции кубинского аделантадо, не было бы ни резни на Токскатле, ни восстания индейцев. [127]Эрнан поставил все точки над i в споре о финансировании его собственной экспедиции, который возник из-за слуха, пущенного Веласкесом, что он снарядил Кортеса из личных средств. Это было, конечно, неправдой, поскольку Эрнан приобрел семь из всех участвовавших в походе кораблей и оплатил все запасы провианта. [128]
Кроме того, Карлу V было направлено коллективное письмо, подписанное всей командой конкистадора, в котором сообщалось, что только они от имени короля избрали Кортеса главнокомандующим и верховным судьей, поскольку он этого заслуживал и более прочих был способен служить интересам короны, а также потому, что «Веласкес чинил вред власти королевской, побуждая туземных людей к мятежу». Послание, под которым стояло пятьсот сорок четыре подписи, завершалось просьбой «ради надлежащего населения и умиротворения этих земель да будет угодно Их Величеству дать нам в капитаны и судебные исправники оного Эрнандо Кортеса». [129]К этому письму Кортес добавил личную почту к своему отцу Мартину, своему доверенному лицу – кузену Франсиско Нуньесу и многим знакомым при дворе и в кулуарах власти.
Кортес наконец нащупал верную дорогу: рассказ о своем предприятии с момента высадки в Веракрусе. Он выбрал смешанный литературный жанр. Официально это произведение в сорок тысяч слов именовалось реляцией и адресовалось лично Карлу V. Но стоит обратить внимание на то, что получатель на сей раз был только один – «могущественный и католический государь, непобедимый император». Королева Хуана, упоминавшаяся в письме из Веракруса, на сей раз даже не была названа. Кортес был хорошо информирован и обращался с властью с некоторой долей оппортунизма. Но вчитавшись, становится ясно, что свой рассказ Кортес писал не для одного короля. Призывая общество в свидетели, то есть пробуждая к своему завоеванию интерес публики, он препятствовал придворным и аферистам тайно строить свои козни. Главнокомандующий проявил себя как писатель, сочетая лирику и сухое изложение фактов, используя неожиданные повороты интриги, волнуя неизведанностью открываемых им земель, описывая нравы и обычаи их жителей, умея поставить «я» так, чтобы не свести все к своей личности. Послание Кортеса от 30 октября из Тепеаки так и не смогли квалифицировать, называя безразлично «письмом» (carta) или «донесением», что, впрочем, вполне обоснованно, поскольку конкистадор и здесь сказал новое слово, предвосхитив появление жанра «открытого письма»: он делал достоянием общественности вопрос о власти, ранее являвшийся прерогативой ограниченного круга приближенных к государю. Кортес не мог удержаться от мысли о публикации. Как и предполагалось, его вторая реляция из Тепеаки была напечатана в Севилье [130]в 1522 году, выведя типографии за университетские рамки и превратив их в современное информационное средство устрашающей силы.
Вторая реляция содержала в себе весьма убедительный политический аргумент. Кортес объявлял императору, что собирается окрестить свои завоевания «Новой Испанией». «Мне показалось, что наилучшим именем для этой земли будет Новая Испания моря-океана. Так назвал я эту землю от имени Вашего Величества и смиренно прошу принять и благословить его». [131]За этой незначительной на сегодняшний взгляд деталью скрывалось очень многое. В 1520 году Испания была еще не более чем концепцией, идеей единства и однородности старинных территорий, составлявших королевства Кастилии и Арагона. Эта политическая концепция опережала реальное положение вещей, поскольку в начале XVI века Испания была еще далека от единого государства. Применив термин «Новая Испания», Кортес одновременно продемонстрировал передовой образ мысли и определенное тактическое чутье: с одной стороны, он помогал Карлу V насаждать идею великой, сильной и единой и неделимой Испании; с другой – в зародыше пресекал все возможные поползновения к разделу его завоеваний, которые не заставили бы себя ждать, если бы аппетиты не были удержаны твердой рукой единой власти. Он оказал политическую поддержку императору, признав существование Испании свершившимся фактом и гарантировал себя от растаскивания приобретенных мексиканских владений. Его семантический «путч» увенчался успехом: к концу конкисты Испания станет реальностью, а Мексика никогда не будет разделена!
В ста километрах к юго-востоку от Тласкалы в самом сердце высоких плато, образующих на горизонте бесконечную линию, лежал индейский город Тепейакак (Тепеака). Кортес выбрал это место, чтобы основать «надежный город на границе» (Segura-de-la-Frontera), откуда можно было контролировать страну тлаксальтеков и дорогу на Веракрус. Здесь в ничем не нарушаемой тишине он пишет одну бумагу за другой. После яростных битв конкистадору предстояло вести новые сражения, сменив меч на перо. Его врагами теперь были светские группировки, придворные и сам король. Он вел войну в переписке, словами, сила которых была ему известна. Подобное положение не страшило Эрнана. Он играл на двух досках: удерживал земли силой оружия и вел бумажную войну, сражаясь словом и делом.
Прежде всего он решил возобновить свое наступление на ацтеков. Несмотря на дух поражения, витавший после Ночи Печали, он ни на шаг не отступил от своих планов. Раз достичь цели он может только войной, что ж, будет война.
Кортес первым делом составил несколько документов сугубо юридического характера. Чтобы обеспечить себе будущее, он заставил множество свидетелей заверить утрату пятой части добычи, причитающейся королю в бою 30 июня. [126]Он также вынудил своих капитанов выступить против Веласкеса и Нарваеса, на которых возложил ответственность за беспорядки в Теночтитлане. Если бы не произошла высадка экспедиции кубинского аделантадо, не было бы ни резни на Токскатле, ни восстания индейцев. [127]Эрнан поставил все точки над i в споре о финансировании его собственной экспедиции, который возник из-за слуха, пущенного Веласкесом, что он снарядил Кортеса из личных средств. Это было, конечно, неправдой, поскольку Эрнан приобрел семь из всех участвовавших в походе кораблей и оплатил все запасы провианта. [128]
Кроме того, Карлу V было направлено коллективное письмо, подписанное всей командой конкистадора, в котором сообщалось, что только они от имени короля избрали Кортеса главнокомандующим и верховным судьей, поскольку он этого заслуживал и более прочих был способен служить интересам короны, а также потому, что «Веласкес чинил вред власти королевской, побуждая туземных людей к мятежу». Послание, под которым стояло пятьсот сорок четыре подписи, завершалось просьбой «ради надлежащего населения и умиротворения этих земель да будет угодно Их Величеству дать нам в капитаны и судебные исправники оного Эрнандо Кортеса». [129]К этому письму Кортес добавил личную почту к своему отцу Мартину, своему доверенному лицу – кузену Франсиско Нуньесу и многим знакомым при дворе и в кулуарах власти.
Кортес наконец нащупал верную дорогу: рассказ о своем предприятии с момента высадки в Веракрусе. Он выбрал смешанный литературный жанр. Официально это произведение в сорок тысяч слов именовалось реляцией и адресовалось лично Карлу V. Но стоит обратить внимание на то, что получатель на сей раз был только один – «могущественный и католический государь, непобедимый император». Королева Хуана, упоминавшаяся в письме из Веракруса, на сей раз даже не была названа. Кортес был хорошо информирован и обращался с властью с некоторой долей оппортунизма. Но вчитавшись, становится ясно, что свой рассказ Кортес писал не для одного короля. Призывая общество в свидетели, то есть пробуждая к своему завоеванию интерес публики, он препятствовал придворным и аферистам тайно строить свои козни. Главнокомандующий проявил себя как писатель, сочетая лирику и сухое изложение фактов, используя неожиданные повороты интриги, волнуя неизведанностью открываемых им земель, описывая нравы и обычаи их жителей, умея поставить «я» так, чтобы не свести все к своей личности. Послание Кортеса от 30 октября из Тепеаки так и не смогли квалифицировать, называя безразлично «письмом» (carta) или «донесением», что, впрочем, вполне обоснованно, поскольку конкистадор и здесь сказал новое слово, предвосхитив появление жанра «открытого письма»: он делал достоянием общественности вопрос о власти, ранее являвшийся прерогативой ограниченного круга приближенных к государю. Кортес не мог удержаться от мысли о публикации. Как и предполагалось, его вторая реляция из Тепеаки была напечатана в Севилье [130]в 1522 году, выведя типографии за университетские рамки и превратив их в современное информационное средство устрашающей силы.
Вторая реляция содержала в себе весьма убедительный политический аргумент. Кортес объявлял императору, что собирается окрестить свои завоевания «Новой Испанией». «Мне показалось, что наилучшим именем для этой земли будет Новая Испания моря-океана. Так назвал я эту землю от имени Вашего Величества и смиренно прошу принять и благословить его». [131]За этой незначительной на сегодняшний взгляд деталью скрывалось очень многое. В 1520 году Испания была еще не более чем концепцией, идеей единства и однородности старинных территорий, составлявших королевства Кастилии и Арагона. Эта политическая концепция опережала реальное положение вещей, поскольку в начале XVI века Испания была еще далека от единого государства. Применив термин «Новая Испания», Кортес одновременно продемонстрировал передовой образ мысли и определенное тактическое чутье: с одной стороны, он помогал Карлу V насаждать идею великой, сильной и единой и неделимой Испании; с другой – в зародыше пресекал все возможные поползновения к разделу его завоеваний, которые не заставили бы себя ждать, если бы аппетиты не были удержаны твердой рукой единой власти. Он оказал политическую поддержку императору, признав существование Испании свершившимся фактом и гарантировал себя от растаскивания приобретенных мексиканских владений. Его семантический «путч» увенчался успехом: к концу конкисты Испания станет реальностью, а Мексика никогда не будет разделена!