Страница:
Острова пряностей
В начале 1527 года Кортес вернулся к своему метисскому образу жизни. Он ввел в дом юную Изабель Текуичпо, дочь Мотекусомы, которая не расставалась с ним уже семь лет, несмотря на то, что в прошлом году Кортес выдал ее замуж за генерального инспектора новой Испании Алонсо де Градо. По случаю бракосочетания Кортес по примеру мексиканских тлатоани щедро одарил тогда жениха, пожаловав во владение Тлакопан. Но Алонсо де Градо умер, и Изабель осталась вдовой, молодой и соблазнительной. От Кортеса она родила в следующем году девочку, нареченную Леонорой в честь матери Эрнана. Это был четвертый ребенок Кортеса, рожденный индианкой. Придерживаясь своей стратегии полигамии, Кортес жил со многими мексиканскими принцессами. От одной из них, кузины Текуичпо, родился пятый ребенок-метис – девочка Мария. Диас дель Кастильо упоминает, что девочка была рождена с изъяном. [198]Кортес по-прежнему очарован индейской культурой. Он ест, как мексиканец, живет, как мексиканец; подобно всем высокопоставленным лицам держит ягуаров – древний мезоамериканский символ военного могущества. Он, по-видимому, полностью пропитался духом индейских традиций и, отправляя в подарок отцу детеныша ягуара, [199]даже не задумался о нелепости такого подарка в Кастилии.
Поскольку политическая ситуация стабилизировалась, Кортес мог вернуться к одной из своих главных забот, а именно – исследованию Южного моря. Построив в Закатуле корабли, он направляет экспедицию к Молуккским островам. Испания и Португалия оспаривали друг у друга острова, богатые пряностями и называемые поэтому «островами пряностей». Гвоздика, корица, шафран, кардамон, имбирь, перец, анис, мята, майоран и чабрец, а также ладан и мирра были редкими товарами и стоили больших денег. Но конфликт из-за контроля над островами пряностей получил особый юридический масштаб, явившийся следствием третейского решения, принятого папой в 1493 году.
Раздел морей, установленный папской буллой « Inter caetera» [200]и Тордесильясским договором, предусматривал разграничительный меридиан в трехстах шестидесяти морских милях к западу от Азорских островов. Этот меридиан должен был продлиться и в другом полушарии антимеридианом, пересекающим острова пряностей. Португальцы обосновались на Молуккских островах в 1511 году и считали их своей собственностью. В 1521 году Магеллан открыл Филиппины, которые Испания относила к своим владениям. Но Карл V был убежден, что по решению папы Молуккские острова также принадлежат ему. Можно было провести дискуссию экспертов и установить, проходит ли антимеридиан к востоку или к западу от границы в 130 градусов восточной долготы, но верный своим принципам Кортес находил, что прав тот, кто первым окажется на месте. Впрочем, эта мысль пришла раньше Карлу V, который отправил к островам пряностей небольшую флотилию под началом Жофра де Лоаиса, но шторм разметал и потопил корабли в Магеллановом проливе. Кортес подобрал на мексиканском побережье у Текуантепека экипаж одного из судов экспедиции. Губернатор Новой Испании посчитал, что завоевание Молуккских островов изменит соотношение сил в конфликте с испанским королем.
Кортес снарядил три корабля и передал их под командование одного из своих многочисленных кузенов Альваро де Сааведры Серона. Май прошел в подготовке экспедиции. Кортес передал своему капитану подробные инструкции; особое внимание уделялось поддержанию морали. Кортес наставлял о необходимости личного примера, настойчивости в достижении цели, уважении других, а также запрещал нахождение на борту женщин во избежание всяческих скандалов и происшествий. Он рекомендовал уделить самое большое внимание флоре и требовал от начальника экспедиции доставлять ему семена или растения, способные привиться в климате Новой Испании. Кортес снабдил капитана письмом к Себастьяну Каботу, который по высочайшему повелению Карла V должен был исследовать Китай и, значит, мог повстречаться экспедиции. Но Кабот так никогда и не получил этого письма, поскольку исследовал побережье Бразилии и центральную часть Аргентины, в которой задержался до 1530 года. Эрнан написал для Сааведры верительное письмо к королю острова или земли, на которой тот должен был высадиться. И это письмо к неизвестному королю неведомой земли, написанное у подножия Попокатепетля на побережье Мексиканского залива, непостижимый Кортес начал словами из «Метафизики» Аристотеля: «Вселенское состояние человека побуждает его к знанию…» Кроме этого, были написаны более персонализированные письма к правителям Зебу и Тидора, которые радушно встретили экспедицию Магеллана. Все эти документы были составлены на испанском и латинском, учитывая, что последний был языком межнационального общения, а также то, что всегда и везде найдутся евреи, умеющие на нем читать и писать. Впрочем, Кортес предполагал, что к жителям островов пряностей лучше будет обращаться по-арабски. Хозяин Мехико подписывался: «Я, дон Эрнандо Кортес, главнокомандующий и губернатор Новой Испании» или просто: «Я, дон Эрнандо Кортес», как будто считал ненужным испанский титул для ведения колониальных дел. [201]
31 октября 1527 года три корабля вышли из Закатулы и собрались вместе в заливе Зигуатанехо, чуть дальше к востоку. На борту находилось сто десять человек. В конце января Сааведра, потеряв два корабля, добрался до Филиппин у острова Минданао. Оттуда он взял курс на юг к Молуккским островам, но там ждали португальцы, скорые на расправу. В конце марта испанцы достигли острова Тидор, где подобрали нескольких уцелевших соотечественников из экспедиции Лоаиса. 3 июня 1528 года, наполнив трюмы пряностями, Сааведра направился в обратный путь. На его «Флориде» находилось шестьдесят тонн гвоздики, но не более четырех десятков человек команды. Не сумев справиться со встречными ветрами и вернуться в Америку, Сааведра повернул назад. Через год он предпринял новую попытку, но также без успеха. В декабре 1529 года корабль вернулся на Тидор, но уже без капитана, скончавшегося в тщетной борьбе с ветром и течениями. Оставшиеся в живых участники экспедиции попытались добраться до Испании, плывя на запад. Но в Малакке они были схвачены португальцами и доставлены в Гоа, в Индию, откуда в 1534 году последним уцелевшим пяти или шести членам команды удалось попасть в Португалию, а оттуда – в Испанию.
Экспедиция, организованная Кортесом, завершилась полным провалом, но присутствие Сааведры на Филиппинах и Молукках в 1528 году ускорило процесс переговоров между Испанией и Португалией. Благодаря вмешательству Кортеса испанский король сумел получить во владение Филиппины в обмен на отказ от всех претензий на Молуккские острова. По договору от 22 апреля 1529 года каждая из морских держав получала свои острова пряностей.
Отъезд в Испанию
22 августа 1527 года ситуация в Мехико резко ухудшилась. Алонсо де Эстрада, ободренный бог весть знает какими новостями из Испании, решил заставить силой муниципальный совет Мехико передать ему все полномочия. Переворот был шит белыми нитками. Алонсо вытащил на свет королевский указ от 16 марта 1527 года (то есть подписанный спустя шестнадцать дней после смерти Маркоса де Агилара), согласно которому усопший получал право назначить себе преемника! Кто мог отнестись всерьез к посмертному назначению? Тогда Эстрада поспешил предъявить загадочный документ, заверенный нотариусом 28 февраля, – на этот раз накануне смерти Агилара, – в котором последний назначал его своим преемником. Члены муниципального совета были совершенно сбиты с толку этими документами, а может, просто устали от дрязг, поэтому не препятствовали королевскому казначею.Эстрада не замедлил выпустить из тюрьмы своих приспешников Салазара и Чириноса, а затем изгнал Кортеса из Мехико. Свергнутый губернатор укрылся сначала в Койоакане, затем бежал в Текскоко, а спустя некоторое время нашел убежище в Тласкале. Эстрада разослал по всей стране вооруженные отряды для сбора золота. По его приказу были вскрыты доиспанские захоронения: у живых уже не осталось золота, пришел черед умерших расстаться с золотыми украшениями. Диас дель Кастильо писал, что первым занялся грабежом могил запотеков некий капитан Фигуероа. [202]Положение становилось невыносимым.
На фоне этих событий до Кортеса дошла весть, что король запретил публикацию его произведений и приказал сжечь все напечатанные экземпляры его реляций. В апреле в Севилье, Толедо, Гранаде и других городах заплясали языки пламени костров, на которых сжигались книги Кортеса. [203]Совершалась явная несправедливость. Официально этого запрета добился несчастный Панфило де Нарваес, утверждавший, что Кортес в своих книгах его оклеветал. Но поползли слухи, что Кортес не боится Бога, что означало на языке инквизиции неблагонадежность.
Загнанный в угол Кортес решил вернуться в Испанию и лично объясниться с Карлом V. Тем более что он увидел знак одобрения со стороны монарха в том, что тот встал на его сторону в финансовом конфликте с преемником Веласкеса на посту губернатора Кубы. Кроме того, Эрнан получил теплое письмо от председателя Совета Индий Гарсии де Лоаиса, также советовавшего возвращаться. С февраля 1528 года Кортес готовился к отъезду. Он приобрел два корабля, собрал запас золота, серебра и гору предметов искусства. В путешествие он брал с собой верных друзей, среди которых почетное место занимали Гонсало де Сандоваль и Андрес де Тапиа. Кортеса, естественно, сопровождал целый двор мексиканских вождей; и что любопытно, с ним отправлялись в путь танцовщики, музыканты, игроки в мяч, акробаты, жонглеры и всевозможные карлики, горбуны и прочие уродцы, без которых не мог обойтись ни один дом мексиканского тлатоани. Только в начале апреля, прибыв в Медельин на землю тотонаков, Кортес узнал о смерти отца. Перевернулась страница жизни. Эрнан враз утратил опору и ориентир. Сколько раз отец, этот ловкий адвокат, вытаскивал его из трудных ситуаций! Кортес стал сильнее сутулиться, глаза уже не горели прежним огнем.
Когда Кортес готовился выйти в море, он еще не знал, что в это самое время, 5 апреля, Карл V принял решение передать управление Новой Испанией Аудиенции – некоему подобию трибунала с функциями исполнительной власти. Аудиенция состояла из пяти членов, и председателем был… Нуньо де Гусман, жестокий губернатор Пануко. Итак, в Испанию возвращался Кортес, утративший дорогого человека, преданный королем, сраженный клеветой и уставший от жизни. 15 апреля его корабли подняли паруса, и после сорока двух дней безостановочного плавания Кортес прибыл в Палос. Когда в конце мая он ступил на пристань испанского города, исполнилось двадцать четыре года с тех пор, как он оставил родную землю, ставшую для него чужой.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КОРОНА ПРОТИВ КОРТЕСА (1528–1547)
Первая Аудиенция: изгнание в Кастилию (1528–1530)
Пройдя с милю, Кортес очутился вместо шумной сутолоки набережных Палоса в тишине францисканского монастыря Ла Рабида. Некоторые биографы конкистадора преподносят его возвращение как триумфальный реванш амбициозного человека, четверть века назад отправившегося с этой же пристани искать счастья без гроша в кармане. На самом деле прибытие Кортеса в мае 1528 года было обставлено очень скромно. Да и отчего ему радоваться и торжествовать? Мексиканские владения отнял Эстрада, а отношение королевского двора походило на опалу. Почти сразу по прибытии в Испанию скончался в Палосе верный Сандоваль. Он прошел с Кортесом все битвы, делил все радости и невзгоды и вот теперь умирал в доме канатного мастера, где нашел свой последний приют, не имея сил двигаться дальше. Хозяин дома не постыдился украсть у умиравшего Гонсало тринадцать золотых слитков, составлявших все его богатство.
[204]
Вокруг царили смерть и уныние, обитель Ла Рабида явилась утешением и убежищем.
Как снова забраться на вершину власти? Кортес много думал об этом в тишине Ла Рабиды. Потерпев поражение, он решает восстановить силы в родной Эстремадуре. Направляясь со своим кортежем в Медельин, он с удивлением обнаружил, что одного его присутствия в Испании оказалось достаточно, чтобы перечеркнуть все планы короля. Несправедливая опала, которой подвергли Кортеса в апреле, два месяца спустя была представлена как досадное недоразумение. Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, Карл V выразил радость по поводу возвращения на родину покорителя Мексики. Эрнан узнал, что крайне популярен среди дворянства и в кругах интеллектуалов; аутодафе его книг было встречено общественностью неодобрительно и любви народа королю не прибавило. У Кортеса вновь затеплилась надежда.
В Медельине Кортес встретился с матерью. Она была в трауре и печали. От нее он узнал, что золото, регулярно посылавшееся им для отца, не всегда доходило по назначению: иногда его конфисковывал король, иногда присваивал посредник. Эрнан побывал на могиле отца и распорядился установить надгробие в церкви городского монастыря Святого Франциска, где нашел последний приют Мартин Кортес.
Заманчиво предположить, что именно Кортес посадил при входе в замок Медельина кактус нопаль, вывезенный из Мексики, с тем чтобы подчеркнуть символическое родство Теночтитлана, «места, где много кактусов», с его родным городом.
Затем в сопровождении ацтекских вождей и своей свиты Кортес отправился в суровые горы Лас-Вильюэркас, где находился храм Святой Девы Гваделупской. В этом монастыре-крепости иеронимитов с середины XIV века хранилась почитаемая статуя Святой Девы из разноцветного дерева в римском стиле. Дева считалась покровительницей Эстремадуры. Святилище Божьей Матери Гваделупской, неразрывно связанное с Реконкистой и победами Альфонса XI Кастильского над маврами, было в XVI веке очень популярным местом паломничества; у конкистадоров оно находилось в особом почете, так как те видели в нем символ воинствующей веры. Поэтому Кортес просто не мог не посетить Гваделупу и не почтить «национальную» покровительницу Эстремадуры. Но у него был и особый повод – обет: однажды его ужалил скорпион, яд которого был смертелен, и Эрнан воззвал к Святой Деве; пережив удушье, он остался жив. Он пообещал отблагодарить святую, спасшую ему жизнь.
Именно в этом уединенном месте, затерянном среди негостеприимных гор, ему вновь улыбнулась удача. Его жизненный путь снова пересекла женщина. Представьте себе сцену, достойную лучшего из рыцарских романов: сорокалетний Кортес в трауре, сопровождаемый нарядным кортежем индейцев, одетых в расшитые плащи и набедренные повязки, и тут появляются две молодые дамы, две сестры, окруженные многочисленной толпой мажордомов и служанок. Живой темперамент одной и красота второй взволновали конкистадора, в котором инстинктивно проснулся галантный кавалер. Сестры были очарованы рассказами Кортеса о Мексике, опасностях конкисты, великолепных городах науа, гигантских лесных деревьях, бурях и циклонах, красоте «Аве Марии» под свист бамбуковой свирели у подножия вулкана. Как можно устоять перед воинской доблестью и талантом рассказчика? Эрнан осыпал двух дам роскошными подарками. Конкистадор был вдов, образован, богат и занимал высокое положение. Чем не идеальная партия для младшей из сестер, еще незамужней? Старшую, которая была в восторге от Кортеса, звали Марией де Мендоса. Волей судьбы она оказалась женой Франсиско де лос Кобоса – всемогущего гофмейстера Карла V.
Кортес подарил Божьей Матери Гваделупской золотого скорпиона, инкрустированного драгоценными камнями, – благодарственное приношение, первый мексиканский дар Святой Деве, которая три года спустя явится индейцу на склонах холма в Тепейаке. Эрнан заказал службы, пожертвовал золото монастырю. Неизвестно, принесли ли сокровища Новой Испании ему покровителя на небесах, но поездка в Гваделупу ему точно обеспечила покровительницу на земле. Мария де Мендоса будет без устали рассыпать похвалы конкистадору перед своим могущественным супругом.
Однако Кортес не извлечет всей возможной выгоды из своего нежданного знакомства с супругой королевского секретаря. Та намеревалась женить впечатляющего завоевателя Мексики на своей младшей сестре Франческе, которую все находили очаровательной, но Эрнан уже был помолвлен. Его отец, Мартин, еще два года назад подготовил брачный союз с юной Хуаной де Зунига. До сего времени Кортес упрямился и не соглашался на приезд девушки в Мексику. [207]Но, оказавшись в испанской среде, он последовал воле отца.
Почему же Мартин остановил свой выбор на дочери Карлоса Рамиреса де Ареллано, графа д'Агилар? Чтобы отдать должное старой семейной истории. Хуана была внучатой племянницей Хуана де Зунига, который стал последним великим магистром ордена Алькантары. Именно он сместил в 1479 году с этого поста Алонсо де Монроя, вынужденного отправиться в изгнание. Соединить снова семьи Монроев и Зунига было своего рода способом восстановить единство древнего духовно-рыцарского ордена, чьи владения всегда составляли богатства этих двух родов. Супруга, обещанная Кортесу, приходилась также племянницей Альвару де Зунига, герцогу Бехарскому, о котором говорили, что он седьмой по богатству человек в Кастилии. [208]Кроме того, герцог Бехарский и его зять граф д'Агилар занимали видное место при дворе и могли стать влиятельными покровителями Кортеса. Согласившись на брак с Хуаной, Эрнан выполнил свой долг в отношении отца и Монроев, а также обеспечил себе защиту, столь необходимую в грядущей борьбе.
Если бы Кортес был всего лишь карьеристом и приспособленцем, он бы воспользовался симпатией Марии де Мендоса и женился бы на ее сестре. Став свояком Франсиско де лос Кобоса, он получил бы все шансы добиться от короля назначения губернатором Новой Испании или, еще лучше, титула вице-короля. Таково мнение Берналя Диаса дель Кастильо, враждебно относившегося к Хуане де Зунига и, напротив, очарованного Франческой де Мендоса. [209]Но женившись на Хуане, Кортес вернулся к ценностям своей семьи.
Для конкистадора этот брак означал полный разрыв с мексиканским прошлым. Ему, с душой индейца, приходилось становиться заложником испанских корней. В Кастилии он не мог пройти к вершинам власти, демонстрируя свои симпатии к туземцам. Ему следовало скрывать недоверие к испанцам. Если он хотел вернуть себе управление Мексикой, у него не оставалось иного выбора, кроме как жениться и этим приобрести для себя могущественных покровителей.
Карл V не сумел воспользоваться оглушительной победой над Франциском I. 24 февраля 1525 года французы были разгромлены в битве при Павии недалеко от Милана, а их король взят в плен. В августе он был доставлен в Мадрид и заключен в тюрьму, где содержался в неподобающих его особе условиях. Подле французского короля, относившегося к войне как к рыцарскому поединку, Карл V показал себя коронованным карликом, лишенным величия духа. 14 января 1526 года он вынудил Франциска I подписать Мадридский договор, по которому французский король возвращал себе свободу в обмен на Артуа, Бургундию и выкуп в три миллиона экю. По требованию Карла V два младших ребенка Франциска становились заложниками соблюдения условий договора.
Бракосочетание Карла V с Изабеллой Португальской, состоявшееся в апреле того же года, ни в коей мере не могло компенсировать все свалившиеся на императора напасти. После поражения имперцев под Мохачем турки заполонили подвластную Фердинанду Венгрию. А 6 мая 1527 года ландскнехты Карла V вступили в Рим и подвергли город разорению. В длинном перечне богохульных и варварских злодеяний разграбление Рима занимает одно из первых мест. Почти целый год войска Карла V, не получавшие жалованья, мстили тем, что убивали, грабили, жгли и вымогали. Опьяненная безнаказанностью солдатня перешла к откровенному вандализму. Отбивали головы у статуй, рвали древние манускрипты, жгли картины прославленных мастеров. Папа и его кардиналы были взяты в заложники. Вся Европа объединилась против Карла V, виновного в поругании средоточия христианства.
22 января 1528 года Франциск I и английский король Генрих VIII объявили Испании войну. В отместку Карл V заточил в темницу детей Франциска, которых держали в Сеговии в недостойных условиях. Этот акт вызвал всеобщее негодование. В довершение всего Карла свалил приступ подагры.
Кортес знал цену своему собеседнику. Король не гнушался захвата заложников, вел себя подобно главарю бандитской шайки. Как смел этот человек бросать ему обвинения в злоупотреблениях, которых к тому же он не совершал? Кортес смотрел королю прямо в глаза: конкистадор решился идти до конца. Он подготовил записку, в которой изложил все свои деяния и планы на будущее. Кортес ни на йоту не отошел от своих взглядов. В длинной речи он объяснил королю суть своей политики, выступая за сохранение традиционных индейских структур и христианизацию туземцев монахами нищенствующих орденов. Он еще раз пытался оправдать репартимьентос, защищая свое видение равновесия между сохранением индейцев и проживанием испанцев на этих землях. Он не произнес слова «смешение», но оно отчетливо прослеживалось во всех его предложениях. Король слушал, пытаясь прочесть в глазах своих советников то, что он должен был ответить, но слова Кортеса доходили до сердца без посредников. Даже если бы он не сказал ни слова, Карл V не смог бы устоять перед его страстным напором, убежденностью в собственной правоте. Но сама Америка, однако, оставалась для короля не более чем абстракцией.
Чтобы государь мог посмотреть на коренное население Новой Испании, Кортес представил ему свою свиту: индейцы танцевали под звуки тамбуров, жонглеры крутили на ногах деревянные чурки. Карл V мог подивиться на ягуаров в клетках из дерева, оценить яркую зелень перьев птички кецаль, полюбоваться круглыми щитами, инкрустированными золотом и серебром, дорогими плащами и оружием из обсидиана. Но Кортесу не удалось произвести впечатление на императора. Он вежливо выразил свое восхищение, но экзотика его сейчас не интересовала. Короля в этот момент больше беспокоила его подагра.
Вокруг царили смерть и уныние, обитель Ла Рабида явилась утешением и убежищем.
Возврат к истокам
Этот знаменитый францисканский форпост, нацеленный на Новый Свет, принял Кортеса и его свиту в восемьдесят человек, с ягуарами, броненосцами, двуутробками и тропическими птицами. Эрнан нашел здесь поддержку и понимание. Как и всегда, когда ему было необходимо проанализировать события, он взялся за перо. Кортес писал императору, председателю Совета Индий Лоаисе, своим покровителям герцогу Бехару, герцогу Медины и Сидонии и графу д'Агилару; он мобилизовал родню, искал поддержки ордена францисканцев и, конечно, в первую очередь собирал информацию. Кортес узнал о заговоре, готовившемся против него, когда снаряжал корабли для отъезда в Испанию. Назначение первой Аудиенции 5 апреля 1528 года внешне не вызывало подозрений. Но цель короля была более чем прозрачна: хотя он сформулировал ее в инструкциях теоретически секретных, но подписанных в тот же день. [205]Карл V требовал от Нуньо де Гусмана, нового хозяина Новой Испании, перевести владения Кортеса на его имя; само собой разумеется, чтобы прибрать к рукам собственность губернатора, того следовало убрать. Король предоставил Гусману на выбор два решения: убить Кортеса, если председатель Аудиенции сумеет его схватить, или прибегнуть к судебному процессу, средству более медленному, но верному. В оплату этой низости Карл V обещал закрыть глаза на работорговлю, организованную Гусманом с большим размахом на земле гуацтеков, чьим губернатором он был формально назначен. [206]Эта сделка за счет индейцев наносила особенно тяжелый удар по Кортесу и его политике.Как снова забраться на вершину власти? Кортес много думал об этом в тишине Ла Рабиды. Потерпев поражение, он решает восстановить силы в родной Эстремадуре. Направляясь со своим кортежем в Медельин, он с удивлением обнаружил, что одного его присутствия в Испании оказалось достаточно, чтобы перечеркнуть все планы короля. Несправедливая опала, которой подвергли Кортеса в апреле, два месяца спустя была представлена как досадное недоразумение. Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, Карл V выразил радость по поводу возвращения на родину покорителя Мексики. Эрнан узнал, что крайне популярен среди дворянства и в кругах интеллектуалов; аутодафе его книг было встречено общественностью неодобрительно и любви народа королю не прибавило. У Кортеса вновь затеплилась надежда.
В Медельине Кортес встретился с матерью. Она была в трауре и печали. От нее он узнал, что золото, регулярно посылавшееся им для отца, не всегда доходило по назначению: иногда его конфисковывал король, иногда присваивал посредник. Эрнан побывал на могиле отца и распорядился установить надгробие в церкви городского монастыря Святого Франциска, где нашел последний приют Мартин Кортес.
Заманчиво предположить, что именно Кортес посадил при входе в замок Медельина кактус нопаль, вывезенный из Мексики, с тем чтобы подчеркнуть символическое родство Теночтитлана, «места, где много кактусов», с его родным городом.
Затем в сопровождении ацтекских вождей и своей свиты Кортес отправился в суровые горы Лас-Вильюэркас, где находился храм Святой Девы Гваделупской. В этом монастыре-крепости иеронимитов с середины XIV века хранилась почитаемая статуя Святой Девы из разноцветного дерева в римском стиле. Дева считалась покровительницей Эстремадуры. Святилище Божьей Матери Гваделупской, неразрывно связанное с Реконкистой и победами Альфонса XI Кастильского над маврами, было в XVI веке очень популярным местом паломничества; у конкистадоров оно находилось в особом почете, так как те видели в нем символ воинствующей веры. Поэтому Кортес просто не мог не посетить Гваделупу и не почтить «национальную» покровительницу Эстремадуры. Но у него был и особый повод – обет: однажды его ужалил скорпион, яд которого был смертелен, и Эрнан воззвал к Святой Деве; пережив удушье, он остался жив. Он пообещал отблагодарить святую, спасшую ему жизнь.
Именно в этом уединенном месте, затерянном среди негостеприимных гор, ему вновь улыбнулась удача. Его жизненный путь снова пересекла женщина. Представьте себе сцену, достойную лучшего из рыцарских романов: сорокалетний Кортес в трауре, сопровождаемый нарядным кортежем индейцев, одетых в расшитые плащи и набедренные повязки, и тут появляются две молодые дамы, две сестры, окруженные многочисленной толпой мажордомов и служанок. Живой темперамент одной и красота второй взволновали конкистадора, в котором инстинктивно проснулся галантный кавалер. Сестры были очарованы рассказами Кортеса о Мексике, опасностях конкисты, великолепных городах науа, гигантских лесных деревьях, бурях и циклонах, красоте «Аве Марии» под свист бамбуковой свирели у подножия вулкана. Как можно устоять перед воинской доблестью и талантом рассказчика? Эрнан осыпал двух дам роскошными подарками. Конкистадор был вдов, образован, богат и занимал высокое положение. Чем не идеальная партия для младшей из сестер, еще незамужней? Старшую, которая была в восторге от Кортеса, звали Марией де Мендоса. Волей судьбы она оказалась женой Франсиско де лос Кобоса – всемогущего гофмейстера Карла V.
Кортес подарил Божьей Матери Гваделупской золотого скорпиона, инкрустированного драгоценными камнями, – благодарственное приношение, первый мексиканский дар Святой Деве, которая три года спустя явится индейцу на склонах холма в Тепейаке. Эрнан заказал службы, пожертвовал золото монастырю. Неизвестно, принесли ли сокровища Новой Испании ему покровителя на небесах, но поездка в Гваделупу ему точно обеспечила покровительницу на земле. Мария де Мендоса будет без устали рассыпать похвалы конкистадору перед своим могущественным супругом.
Однако Кортес не извлечет всей возможной выгоды из своего нежданного знакомства с супругой королевского секретаря. Та намеревалась женить впечатляющего завоевателя Мексики на своей младшей сестре Франческе, которую все находили очаровательной, но Эрнан уже был помолвлен. Его отец, Мартин, еще два года назад подготовил брачный союз с юной Хуаной де Зунига. До сего времени Кортес упрямился и не соглашался на приезд девушки в Мексику. [207]Но, оказавшись в испанской среде, он последовал воле отца.
Почему же Мартин остановил свой выбор на дочери Карлоса Рамиреса де Ареллано, графа д'Агилар? Чтобы отдать должное старой семейной истории. Хуана была внучатой племянницей Хуана де Зунига, который стал последним великим магистром ордена Алькантары. Именно он сместил в 1479 году с этого поста Алонсо де Монроя, вынужденного отправиться в изгнание. Соединить снова семьи Монроев и Зунига было своего рода способом восстановить единство древнего духовно-рыцарского ордена, чьи владения всегда составляли богатства этих двух родов. Супруга, обещанная Кортесу, приходилась также племянницей Альвару де Зунига, герцогу Бехарскому, о котором говорили, что он седьмой по богатству человек в Кастилии. [208]Кроме того, герцог Бехарский и его зять граф д'Агилар занимали видное место при дворе и могли стать влиятельными покровителями Кортеса. Согласившись на брак с Хуаной, Эрнан выполнил свой долг в отношении отца и Монроев, а также обеспечил себе защиту, столь необходимую в грядущей борьбе.
Если бы Кортес был всего лишь карьеристом и приспособленцем, он бы воспользовался симпатией Марии де Мендоса и женился бы на ее сестре. Став свояком Франсиско де лос Кобоса, он получил бы все шансы добиться от короля назначения губернатором Новой Испании или, еще лучше, титула вице-короля. Таково мнение Берналя Диаса дель Кастильо, враждебно относившегося к Хуане де Зунига и, напротив, очарованного Франческой де Мендоса. [209]Но женившись на Хуане, Кортес вернулся к ценностям своей семьи.
Для конкистадора этот брак означал полный разрыв с мексиканским прошлым. Ему, с душой индейца, приходилось становиться заложником испанских корней. В Кастилии он не мог пройти к вершинам власти, демонстрируя свои симпатии к туземцам. Ему следовало скрывать недоверие к испанцам. Если он хотел вернуть себе управление Мексикой, у него не оставалось иного выбора, кроме как жениться и этим приобрести для себя могущественных покровителей.
Встреча с Карлом V
Хотя Кортес, вспоминая о пребывании в Испании в беседе с капелланом Лопесом де Гомарой, был весьма немногословен, тем не менее можно заключить, что ему пришлось прождать несколько долгих недель, прежде чем добиться аудиенции у императора. Встреча состоялась в Толедо летом 1528 года, по-видимому, в сентябре, и только стараниями адмирала Кастилии, герцога Бехарского и графа д'Агилара, своего будущего тестя. Все трое присутствовали на приеме, равно как и Франсиско де лос Кобос, перешедший под давлением супруги в лагерь сторонников Кортеса. Вот, наконец, губернатор Новой Испании предстал перед императором. Кортес всегда был чужд раболепия и угодничества, но на этот раз он выполнил все требования протокола и склонился перед сувереном, став на колено. Встреча прошла в натянутой, напряженной атмосфере. Если Кортес был губернатором без власти, то и государь находился в нелучшем положении, переживая серьезнейшие затруднения.Карл V не сумел воспользоваться оглушительной победой над Франциском I. 24 февраля 1525 года французы были разгромлены в битве при Павии недалеко от Милана, а их король взят в плен. В августе он был доставлен в Мадрид и заключен в тюрьму, где содержался в неподобающих его особе условиях. Подле французского короля, относившегося к войне как к рыцарскому поединку, Карл V показал себя коронованным карликом, лишенным величия духа. 14 января 1526 года он вынудил Франциска I подписать Мадридский договор, по которому французский король возвращал себе свободу в обмен на Артуа, Бургундию и выкуп в три миллиона экю. По требованию Карла V два младших ребенка Франциска становились заложниками соблюдения условий договора.
Бракосочетание Карла V с Изабеллой Португальской, состоявшееся в апреле того же года, ни в коей мере не могло компенсировать все свалившиеся на императора напасти. После поражения имперцев под Мохачем турки заполонили подвластную Фердинанду Венгрию. А 6 мая 1527 года ландскнехты Карла V вступили в Рим и подвергли город разорению. В длинном перечне богохульных и варварских злодеяний разграбление Рима занимает одно из первых мест. Почти целый год войска Карла V, не получавшие жалованья, мстили тем, что убивали, грабили, жгли и вымогали. Опьяненная безнаказанностью солдатня перешла к откровенному вандализму. Отбивали головы у статуй, рвали древние манускрипты, жгли картины прославленных мастеров. Папа и его кардиналы были взяты в заложники. Вся Европа объединилась против Карла V, виновного в поругании средоточия христианства.
22 января 1528 года Франциск I и английский король Генрих VIII объявили Испании войну. В отместку Карл V заточил в темницу детей Франциска, которых держали в Сеговии в недостойных условиях. Этот акт вызвал всеобщее негодование. В довершение всего Карла свалил приступ подагры.
Кортес знал цену своему собеседнику. Король не гнушался захвата заложников, вел себя подобно главарю бандитской шайки. Как смел этот человек бросать ему обвинения в злоупотреблениях, которых к тому же он не совершал? Кортес смотрел королю прямо в глаза: конкистадор решился идти до конца. Он подготовил записку, в которой изложил все свои деяния и планы на будущее. Кортес ни на йоту не отошел от своих взглядов. В длинной речи он объяснил королю суть своей политики, выступая за сохранение традиционных индейских структур и христианизацию туземцев монахами нищенствующих орденов. Он еще раз пытался оправдать репартимьентос, защищая свое видение равновесия между сохранением индейцев и проживанием испанцев на этих землях. Он не произнес слова «смешение», но оно отчетливо прослеживалось во всех его предложениях. Король слушал, пытаясь прочесть в глазах своих советников то, что он должен был ответить, но слова Кортеса доходили до сердца без посредников. Даже если бы он не сказал ни слова, Карл V не смог бы устоять перед его страстным напором, убежденностью в собственной правоте. Но сама Америка, однако, оставалась для короля не более чем абстракцией.
Чтобы государь мог посмотреть на коренное население Новой Испании, Кортес представил ему свою свиту: индейцы танцевали под звуки тамбуров, жонглеры крутили на ногах деревянные чурки. Карл V мог подивиться на ягуаров в клетках из дерева, оценить яркую зелень перьев птички кецаль, полюбоваться круглыми щитами, инкрустированными золотом и серебром, дорогими плащами и оружием из обсидиана. Но Кортесу не удалось произвести впечатление на императора. Он вежливо выразил свое восхищение, но экзотика его сейчас не интересовала. Короля в этот момент больше беспокоила его подагра.