Но самое главное: он видел глаза своей матери, наполненные такой жгучей болью, что у нее даже не было слез.
   Затем воспоминания двадцатилетней давности. Господи… когда он в последний раз видел своих родителей? Братьев, сестер? Пять лет назад? Возможно. Казалось, все вздохнули с облегчением, когда он переехал и стал реже появляться на семейных праздниках.
   Да уж, за рождественским столом собиралась вся семья О’Нил, он же был бельмом на глазу В итоге Буч и вовсе перестал ездить домой, оставляя лишь телефонные номера, по которым его можно было найти и по которым никто из родственников никогда не звонил.
   Они даже не узнают, если он умрет. У Вишу, без сомнения, имеются все сведения о клане О’Нил, номерах их страховок и банковских счетах, хотя сам Буч никогда не рассказывал о своих родственниках. Позвонит ли им Братство? И что скажет?
   Буч осмотрел себя и понял, что, вероятно, не выйдет из этой комнаты живым. Его тело походило на виденное им в отделе убийств; как раз на такие случаи он натыкался в лесу. Ну, разумеется. Там его и нашли. Брошенного. Использованного. Оставленного умирать.
   Почти как Дженни.
   Точно так же, как Дженни.
   Закрыв глаза, он поплыл на волнах телесной боли. И, агонизируя, увидел Мариссу такой, какой встретил ее в первый раз. Образ оказался настолько ярким, что Буч мог ощутить запах океана и увидеть все, как тогда: легкое желтое платье… волосы, рассыпавшиеся по плечам… лимонная комната, в которой они находились вдвоем.
   Для него она стала незабываемой женщиной, которая ему не принадлежала и никогда не будет принадлежать, но которая смогла затронуть его сердце.
   Господи, как он устал.
   Буч закрыл глаза и начал действовать, прежде чем осознал, что именно затеял. Дотянувшись до сгиба локтя, он отлепил от кожи пленку, придерживавшую иглу капельницы. Вынуть иглу из вены казалось не так уж сложно, если бы ужасная боль во всем теле не добавляла возню с этим нехитрым приборчиком ничтожной капелькой в океан мук.
   Будь у него больше сил, он бы придумал для самоубийства что-нибудь получше. Но зато время – время является тем бесценным оружием, которым Буч воспользуется, поскольку оно – в его полном распоряжении. Учитывая дрянное состояние, долго ему не протянуть. Он чувствовал, как понемногу начали отказывать внутренние органы…
   Закрыв глаза, Буч расслабился, уголком сознания понимая, что около кровати запикал сигнал тревоги. Борец от природы, он удивился, с какой легкостью сдался, но его накрыла такая волна изнеможения… Буч инстинктивно понял, что эта усталость не перед сном, а перед смертью, и, казалось, был счастлив, что она наступит так скоро.
   Отрешившись от всего, он увидел себя в начале длинного, ярко освещенного коридора, в конце которого находилась дверь. Там стояла Марисса и, улыбнувшись, открывала вход в белую спальню, наполненную светом.
   Душа Буча успокоилась, он глубоко вздохнул и устремился вперед. Ему хотелось думать, что он отправляется на небеса, несмотря на все мерзкие дела, сотворенные им на земле, так что стоило стремиться вперед.
   Ведь рай без нее – все равно не рай.

Глава 6

   Вишу стоял на парковке клиники и наблюдал, как Рэйдж и Фури усаживаются в черный «мерседес». Они собирались подобрать телефон Буча в переулке за «Скримером», а затем отогнать «кадиллак» от «Зеро» домой.
   Этой ночью Ви не вернется на территорию Братства. Зло еще теплилось в теле вампира, подтачивая его силы. Но еще больше он страдал от того, что увидел Буча замученным и почти мертвым. Ви чувствовал себя так, будто внутри что-то сорвалось и теперь через разгерметизированный люк утекали частицы его самого.
   На деле ощущение это появилось несколько раньше, когда видения снова покинули его. Прошедший только что «фильм ужасов» все усугубил.
   Уединение. Вот что ему нужно. Но возвращаться сейчас в Берлогу – немыслимо. Тишина, пустой диван, на котором всегда сидел Буч, тяжелое осознание того, что копа нет, станут невыносимы.
   Поэтому Ви отправился в свое тайное убежище. Он материализовался на террасе снимаемого им пентхауса на тридцатом этаже отеля «Коммодор». Вокруг завывал ветер, и Вишу находил это даже приятным. Хорошо ощущать хоть что-то помимо разверзшейся в груди дыры.
   Он подошел к краю террасы. Опершись об ограждение, глянул вниз, на улицу. Там стояли машины. Люди выходили из фойе. Кто-то садился в такси, расплачиваясь с водителем. Все обычно. Все так обычно…
   Он же здесь, наверху, умирает.
   Буч не выживет. Внутри его побывал Омега – это единственное объяснение произошедшего. И хотя Вишу извлек зло наружу, внутри Буча осталась смертоносная инфекция, вред уже причинен.
   Ви потер лицо. Что, черт побери, он будет делать без этого умника, несговорчивого осла, негодяя, потягивающего скотч? Эта бесцеремонная сволочь каким-то образом вписалась в существование Ви; ведь Буч – как наждачная бумага: колючий, упрямый, дерущий против шерсти, – сглаживал многое.
   Ви отвернулся от трехсотфутового обрыва. Подойдя к двери, он достал из кармана золотой ключ и вставил в замок. Пентхаус являлся личным владением вампира, местом для… его пристрастий. Запах женщины, которая провела с ним прошлую ночь, еще висел в воздухе.
   Усилием воли он зажег черные свечи. Стены, потолок и пол были черными, и эта яркая пустота поглощала свет, впитывала его, пожирала. Единственный предмет мебели – огромная кровать, покрытая атласом, тоже черным. Но Ви предоставлял ее своим любовницам крайне редко.
   Для них у него было специальное оборудование. С устойчивой столешницей и наручниками. Также он применял висящие рядом предметы – кожаные ремни, длинные трости, кляпы в форме шарика, ошейники с шипами, плетки и – всегда – маски. Его женщины не должны были оставаться личностями, он закрывал их лица и связывал тела. Для Ви они являлись, по сути, оборудованием для его нетрадиционных утех.
   Черт, он полнейший извращенец и знает об этом. Ему пришлось перепробовать кучу всего, пока он не набрел на подходящее, соответствующее. К счастью, встречалось немало женщин, которым такое нравилось, которые жаждали разрядки не меньше его – даже если он обладал двумя сразу.
   Вот только… взглянув на свое спецоборудование сегодня, он почувствовал себя грязным. Раньше он не приходил сюда, если не собирался воспользоваться этим местом по назначению, и никогда прежде не осматривался здесь на трезвую голову.
   Звонок мобильника вспугнул его. Ви посмотрел на дисплей и замер на месте. Хаверс.
   – Он умер?
   Хаверс говорил, как и подобает докторам, – сочувственно, но профессионально. Это наводило на мысль, что жизнь Буча висит на волоске.
   – Он нуждался в реанимации, сир. Он выдернул капельницу, и жизненные функции резко упали. Мы вернули его обратно, но не могу сказать, надолго ли.
   – Вы можете его привязать?
   – Я так и сделал. Но хочу, чтобы вы были готовы. Он всего лишь человек…
   – Нет, это не так.
   – О… конечно, сир, я не хотел сказать…
   – Черт. Я возвращаюсь. Хочу быть рядом с ним.
   – Не стоит. Он сильно нервничает, когда кто-нибудь находится в палате, нам это совсем не нужно. Сейчас он в наиболее стабильном состоянии, которое я могу обеспечить, и в комфортных условиях.
   – Не хочу, чтобы он умер в одиночестве.
   Последовала пауза.
   – Сир, мы все умираем в одиночестве. Даже если вы будете находиться с ним в комнате, он все равно проследует туда… в одиночестве. Ему нужно спокойствие, чтобы тело само решило, сможет ли справиться. Мы делаем все, что в наших силах.
   Ви прикрыл глаза рукой. И произнес тоненьким голосом, которого и сам не узнал:
   – Я не… я не… хочу его терять. – Я… не знаю, что буду делать, если он… – Ви откашлялся, – Ох, черт.
   – Я позабочусь о нем, как о своем родственнике. Дайте ему день, чтобы оклематься.
   – Значит, до завтрашней ночи. И позвоните, если его состояние ухудшится.
   Ви отложил мобильник и понял, что не отрываясь смотрит на одну из свечей. Над черным восковым цилиндром колебался в потоках воздуха мерцающий огонек. Пламя навело Ви на мысль. Яркий свет, словно… словно белокурые волосы.
   Он вновь взял телефон, решив, что насчет посетителей Хаверс ошибся. Важно, кем является этот посетитель.
   Набирая номер, Ви понимал: это его последний шанс. И знал, что действует крайне опрометчиво. Вероятно, его поступок вызовет тьму неприятностей. Но когда твой лучший друг в двух шагах от могилы, многие вещи, черт побери, уже не имеют значения.
 
   – Госпожа?
   Марисса подняла взгляд. Перед ней лежала карта распределения мест за столом, но девушка никак не могла сосредоточиться. Марисса обыскала всю клинику и дом, но осталась ни с чем. В то же время все ее существо кричало: что-то неладно.
   Она фальшиво улыбнулась женщине-доггену, стоящей в проеме двери.
   – Да, Каролин?
   Служанка поклонилась.
   – Вам звонят. По первой линии.
   – Спасибо.
   Когда Марисса подняла трубку, догген склонила голову и удалилась.
   – Алло?
   – Он в комнате рядом с лабораторией твоего брата.
   – Вишу? – Она вскочила на ноги, – Что…
   – Пройди через дверь с табличкой «Служебное помещение». Справа будет панель, нажми на нее, чтобы открыть. Обязательно надень защитный костюм, прежде чем войдешь и увидишься с ним…
   Буч… о боже, Буч!
   – Что…
   – Ты меня слышала? Надень костюм и не снимай.
   – Что слу…
   – Автокатастрофа. Иди. Сейчас же. Он умирает.
   Марисса бросила трубку и выбежала из кабинета Хаверса в коридор, чуть не сбив Каролин с ног.
   – Госпожа! Что случилось?
   Марисса пронеслась сквозь столовую, толкнула дверь в комнату дворецкого и, спотыкаясь, влетела на кухню. Свернула за угол, направляясь к лестнице черного входа, потеряв по пути туфлю на высоком каблуке, скинула вторую и побежала в одних чулках. У подножия лестницы она ввела секретный код на двери в заднее крыло клиники и помчалась в приемную реанимации.
   Медсестры выкрикивали ее имя, но она, не замечая их, неслась по коридору. Пробежав мимо лаборатории Хаверса, Марисса нашла дверь с табличкой «Служебное помещение» и распахнула ее.
   Тяжело дыша, она осмотрелась… и ничего не увидела. Только швабры, пустые ведра, халаты. Но Вишу сказал…
   Минутку! На полу находились еле заметные следы, небольшая потертость, возможно ведущая к потайной двери. Девушка раздвинула халаты и нашла плоскую панель. С силой надавила на нее и нахмурилась. Перед Мариссой открылась тускло освещенная аппаратная с суперсовременными компьютерами и датчиками. Склонившись к одному из голубых экранов, она увидела больничную койку. На ней распростерся привязанный мужчина, от которого шли провода и трубки. Буч!
   Она пронеслась мимо желтых защитных костюмов и масок, висевших у входа, и толкнула дверь в комнату. Замок с шипением открылся.
   – Милостивая Дева-Законоучительница…
   Руки Мариссы поползли к горлу.
   Он определенно умирал. Она чувствовала это. Но здесь находилось что-то еще… что-то страшное, заставляющее включиться все инстинкты выживания, как если бы перед ней вырос бандит с пистолетом. Тело взывало: бежать прочь, спасаться!..
   Но сердце кинуло Мариссу вперед, к койке Буча.
   – О… боже.
   Больничная рубашка открывала руки и ноги мужчины, на которых повсюду были синяки. А лицо… Боже, его сильно избили.
   Когда из горла Буча вырвался стон, Марисса дотянулась до его руки… о, нет: и здесь тоже. Грубые пальцы опухли на кончиках, кожа стала багровой, нескольких ногтей не хватало.
   Она хотела дотронуться до него, но не нашла ни одного живого места.
   – Буч…
   Его тело дернулось при звуке ее голоса, а глаза открылись. Точнее, один глаз.
   Когда он сфокусировал на ней взгляд, призрачная улыбка коснулась его губ.
   – Ты вернулась. Я только что… видел тебя у двери.
   Голос Буча звучал слабо, словно эхо привычного баса.
   – Я видел тебя тогда… потерял тебя… Но ты здесь.
   Она осторожно присела на край кровати и подумала, какую медсестру он сейчас вспомнил.
   – Буч…
   – Куда делось… желтое платье?
   Его речь звучала невнятно, рот еле двигался, словно была сломана челюсть.
   – Ты была так красива… в том желтом платье…
   Определенно медсестра. Эти костюмы рядом с дверью желтого цве… проклятье! Она же не надела костюм! Если у Буча поражена иммунная система, Марисса должна его защитить.
   – Буч, я сейчас пойду и надену…
   – Нет… не оставляй меня… не уходи…
   Связанные руки стали извиваться, заскрипели кожаные ремни.
   – Пожалуйста… ради бога… не оставляй меня…
   – Все в порядке, я сейчас же вернусь.
   – Нет… моя любимая… желтое платье… не оставляй меня…
   Растерявшись, она наклонилась и нежно положила ладонь ему на лицо.
   – Я тебя не оставлю.
   Он прильнул к ладони, треснутые губы потерлись о ее кожу.
   – Обещай, – прошептал он.
   – Я…
   Воздушный шлюз с шипением открылся, и Марисса посмотрела через плечо.
   В комнату, словно торпеда, ворвался Хаверс. Даже сквозь желтую маску в его взгляде читался ужас, столь же очевидный, как и его крик:
   – Марисса!
   Он покачнулся, голос из-за маски звучал приглушенно и испуганно.
   – Милостивая Дева, что ты… на тебе должен быть защитный костюм!
   Буч заворочался, она легонько погладила его руку.
   – Ш-ш… я здесь.
   Он несколько успокоился.
   – Я сейчас надену… – начала она.
   – Ты даже не представляешь…О боже!
   Все тело Хаверса затряслось.
   – Теперь ты скомпрометирована. И возможно, заражена.
   – Заражена? – Она взглянула на Буча.
   – Конечно же, и ты должна была это почувствовать, когда входила сюда.
   Хаверс разразился потоком слов, которых Марисса не слышала.
   Пока брат продолжал ругаться, она пересмотрела приоритеты, и все встало на свои места. Неважно, что Буч ее не узнал. Если ошибка поможет ему выжить и бороться, это единственное, что имеет значение.
   – Марисса, ты слышишь меня? Ты зараже…
   Она вновь глянула через плечо.
   – Что ж, если я заражена, то должна остаться здесь. Так ведь?

Глава 7

   Джон Мэтью занял боевую стойку перед своей целью и сжал в руке кинжал. На противоположной стороне зала, за морем синих матов, с края трибун свешивались три груши для битья. Джон сосредоточился, в его воображении одна из них, та, что посередине, стала лессером. Он представил себе белые волосы, бледные глаза и мучнистую кожу, являвшиеся ему во снах, и побежал; босые ноги шлепали по плотному резиновому полу.
   Щуплое тело подростка не обладало ни скоростью, ни мощью. Но через год они сравняются с силой его ненависти.
   Черт побери. Он. Не может. Дождаться. Своего превращения.
   Подняв воображаемый кинжал над головой, Джон открыл рот, чтобы издать боевой клич. Не раздалось ни звука, но он вообразил, что кричит очень громко.
   Лессеры задели его лично, убив родителей. Тор и Уэлси приютили Джона у себя, рассказали, кем он на самом деле является, и, единственные за всю его жизнь, окружили любовью. Когда эти мерзавцы убили Уэлси, а Тор исчез, Джон остался наедине со своей местью, местью за них и за еще одну невинную жизнь, отнятую больше года назад.
   Джон приблизился к груше, занеся руку над головой. В последнее мгновение он сгруппировался, перекатился на мате и ударил в грушу «кинжалом» снизу. Если бы это был настоящий бой, клинок вонзился бы в брюхо лессера. Глубоко.
   Джон повернул рукоятку.
   Затем вскочил на ноги и крутанулся, воображая, как нежить падает на колени, прижав руки к дыре в своем животе. Он погрузил кинжал в верхнюю часть груши, представляя, как лезвие исчезает ниже затылка…
   – Джон?
   Тяжело дыша, он повернулся.
   Женщина, приближающаяся к нему, заставила его задрожать – и не потому лишь, что застигла врасплох. Бет Рэндалл, королева-полукровка, женщина, приходившаяся ему сестрой, – по крайней мере, это подтвердили анализы крови. Странно, но, когда она находилась поблизости, его мозг словно отключался, голова сжималась. Хорошо, что хоть сейчас он не упал в обморок. Как при первой встрече.
   Бет прошла по матам – высокая, стройная, в джинсах и белой водолазке, темные волосы того же оттенка, что и у него. Когда она подошла ближе, Джон смог уловить исходящий от нее запах привязанности Рэта, терпкий аромат, характерный для ее хеллрена. Джон подозревал, что этот след оставался после секса, так как запах проявлялся сильнее всего во время Первой Трапезы, когда парочка спускалась из своей спальни.
   – Джон, ты присоединишься к нам на Последней Трапезе?
   «Мне надо тренироваться», – показал он жестом. Все в доме уже выучили этот язык, и такое снисхождение к слабости Джона – к отсутствию голоса – вызывало в нем раздражение. Он не хотел, чтобы его как-либо выделяли. Хотел стать нормальным.
   – Мы будем рады видеть тебя там. Ты и так проводишь здесь много времени.
   «Тренировки очень важны».
   Она бросила взгляд на «клинок» в его руке.
   – Так же, как и многое другое.
   Пока он смотрел на Бет, ее темно-синие глаза пробежали по залу, словно она старалась придумать подходящий предлог.
   – Пожалуйста, Джон, мы… Я за тебя волнуюсь.
   Еще три месяца назад он бы очень хотел услышать от нее эти слова. И от других. Но не теперь. Ему ни к чему ее беспокойство. Он хотел, чтобы она не стояла на его пути.
   Когда Джон помотал головой, Бет глубоко вздохнула.
   – Хорошо. Я опять оставлю еду в офисе. Пожалуйста… поешь.
   Он кивнул и, когда она подняла руку, словно хотела до него дотронуться, сделал шаг назад.
   Когда за нею закрылась дверь, Джон добрался до дальнего конца зала и принял низкий старт, чтобы начать бег. Выйдя на второй круг, он занес «клинок» высоко над головой, – ненависть наполняла его руки и ноги силой.
 
   Вернувшись к активной жизни пополудни, мистер Икс зашел в гараж дома, в котором пополнял свои силы, и забрался в неприметный мини-вэн, маскирующий его в потоке дорожного движения жителей Колдуэлла.
   Он не питал интереса к своему заданию, но, когда призывает Хозяин, изволь повиноваться, особенно являясь форлессером. Либо так, либо тебя скинут с поста – один раз мистер Икс уже проходил через это и особого удовольствия не получил. Когда тебя увольняет Омега, веселья не больше, чем если уплетать салат из колючей проволоки.
   Мистера Икса до сих пор удивляло, что его вновь вернули на эту чертову планету. Но похоже, Хозяин устал от вереницы форлессеров и хотел назначить одного постоянного. Поскольку же мистер Икс за последние пятьдесят или шестьдесят лет показал себя лучшим из множества других лессеров, Хозяин призвал его к служению по новому кругу.
   Из ада воззвав.
   Так что сегодня он будет работать. Когда мистер Икс вставил ключ в зажигание и хилый двигатель мини-вэна закашлялся, лессер не ощутил в себе былого энтузиазма: он уже не тот лидер, что прежде. Но поди воодушевись в такой дрянной ситуации. Омега опять придет в бешенство и сорвет злость на своей «правой руке». Это уж неизбежно.
   В свете полуденного солнца мистер Икс оставлял позади цветущий и жизнерадостный район, проезжая мимо частных домов, построенных в конце девяностых. Все они имели схожие черты, превращавшие их в дешевые вариации на тему «Симпатичный, миленький домик». Множество веранд с вычурным декором. Множество пластиковых ставней. Множество сезонных украшений, на этот раз по случаю Пасхи.
   Идеальное прикрытие для лессера – измученные мамаши, затурканные папаши – менеджеры среднего звена.
   Мистер Икс свернул с Лили-лейн на трассу 22, тормозя у знака «Стоп» при выезде на главную дорогу. Используя навигатор, он нашел то место в лесу, куда ему повелел наведаться Омега. До пункта назначения оставалось минут двенадцать. Отлично. Хозяин уже сгорал от нетерпения, желая узнать, сработал ли его план с троянским конем, подобран ли братьями их приятель.
   Мистер Икс подумал о том парне. Они определенно уже встречались раньше. Но как ни любопытно было бы вспомнить, где и когда, сейчас это не так важно. И не казалось важным, пока мистер Икс пытал того крепкого гада.
   Черт, а парень оказался совсем не прост. Ни слова о Братстве не слетело с его губ, что бы с ним ни вытворяли. На мистера Икса это произвело впечатление. Пленник мог бы стать ценным кадром, если бы его удалось обратить.
   А может быть, это уже произошло? Может быть, этот человек – уже один из них?
   Немного погодя мистер Икс припарковал мини-вэн на обочине трассы 22 и вошел в лес. В лютую мартовскую бурю прошлой ночью выпало много снега, приодев сосновые ветки так, что деревья теперь напоминали полузащитников, готовых сразиться в футбол. Миленький вид. Для любителей природы, конечно.
   Чем дальше он углублялся в лес, тем меньше нуждался в навигаторе, поскольку мог чувствовать сущность Хозяина, как если бы Омега реально маячил перед ним. Может быть, братья не подобрали человека…
   И – вот тебе, на…
   Выйдя на опушку, мистер Икс увидел выжженный на земле круг. Пламя, полыхнувшее здесь, имело достаточную силу, чтобы растопить снег и превратить твердую землю в грязь, и теперь прихваченная морозом почва явственно очертила контур всплеска. Присутствие Омеги чувствовалось повсюду, как вонь от вынесенного недавно мусора.
   Икс вдохнул через нос. Да, и еще попахивало человеком.
   Черт побери, они убили парня. Братство избавилось от него. Забавно. Вот только… почему Омега не знал о его смерти? Может быть, в человеке было недостаточно темного присутствия, чтобы вернуть его к Хозяину?
   Омеге эти новости не понравятся. Неудачи заставляли его нервничать. И приводили к неприятностям для форлессера.
   Мистер Икс нагнулся к безжизненной земле и позавидовал человеку. Счастливый гаденыш. Когда наступал черед лессера, по ту сторону его ждало бесконечное море мучений, океан ужаса, все картины христианского ада, умноженные на тысячу. После смерти убийца возвращался в вены тела Омеги, кружась и вращаясь в мерзких отходах других мертвых лессеров, становясь той самой кровью, которую хозяин вливал в тело во время обряда посвящения в Общество. Не было ни конца, ни края обжигающему холоду, истощающему голоду и невероятному давлению, поскольку растворившийся лессер находился в сознании. Навечно.
   Мистер Икс содрогнулся. Будучи атеистом при жизни, он думал, что смерть похожа на сон. Теперь, будучи лессером, он точно знал, чего ожидать, если Хозяин потеряет терпение и снова его «уволит».
   И все же еще есть надежда. Мистер Икс нащупал небольшую лазейку, если, конечно, правильно все понял.
   По счастливой случайности он, кажется, нашел выход из мира Омеги.

Глава 8

   Прежде чем очнуться, Буч провел три долгих дня в бреду. Он вынырнул из комы, словно буек, появившийся из глубин пустоты, и теперь качался на поверхности озера из звуков и образов. Наконец он собрался с силами и понял, что смотрит на белую стену перед собой и слышит в отдалении тихий писк.
   Больничная палата. Конечно же. Ремни на руках и ногах исчезли.
   Буч перекатился на спину и приподнял голову и плечи. Выпрямился, обрадовавшись, что комната завращалась вокруг него. Это хоть как-то отвлекало от боли.
   Боже, он видел потрясающие сны. Марисса ухаживала за ним, сидела у его постели. Гладила руки, лицо, волосы. Шептала, уговаривая остаться с ней. Лишь этот голос удерживал его в собственном теле, заслонял от белого света, явного признака загробной жизни, знакомого каждому, смотревшему «Полтергейст». Во всяком случае, выкарабкался он только ради нее; мерное биение сердца подсказывало, что он будет жить.
   Конечно же, его сны – фальшивка. Мариссы здесь нет, а ему придется торчать в своей шкуре, пока его не завалит очередная тварь.
   Из-за своей треклятой удачи он все еще дышал.
   Буч посмотрел на капельницу. Затем на катетер. Потом окинул взглядом комнату и увидел дверь, ведущую, вероятно, в ванную. Душ. Боже, он бы не рассуждая отдал свой левый «орешек» за душ.
   Он пошевелил ногами, понимая, что собирается поступить не слишком умно. Повесил баллон катетера рядом с капельницей и отметил, что, по крайней мере, комната почти прекратила вращаться.
   Пара глубоких вдохов, и он схватился за стойку для капельницы, используя ее как трость.
   Ступни коснулись холодного пола. Буч перенес вес тела на ноги.
   Колени незамедлительно подогнулись.
   Повалившись на кровать, он понял, что до ванной не доберется. Уже не надеясь на горячую воду, он повернул голову и посмотрел туда с невероятной жаждой…
   И ахнул, будто его огрели по затылку.
   В углу комнаты, на полу, свернувшись калачиком, спала Марисса. Ее голова покоилась на подушке, прекрасное платье из голубого шифона обволакивало ноги. А волосы разметались, словно невероятный водопад белокурых волн из средневекового романа.
   Боже праведный! Она была с ним. Она и впрямь спасала его, и – ведь спасла же…
   Буч ощутил новый приток сил и, шатаясь, двинулся по линолеуму. Хотел опуститься на колени, но вероятность того, что просто упадет на пол, заставила лишь нависнуть над ней.
   Почему она здесь? Насколько он помнил, Марисса не желала иметь с ним ничего общего. Черт, она отказалась встретиться с ним в сентябре, когда он пришел в надежде получить… многое.