Страница:
Ариадна размышляла, стоит ли ей рискнуть поднять вопрос о судьбе афинян перед Миносом. Помогут ли ее мольбы? Отец наверняка знал, как она любила Андрогея, и не пожелает приуменьшать значения его гибели. Скорее ее вмешательство лишь утвердит Миноса в его решении. Или — самое худшее — не внесет ли оно в душу царя ужас, которого он никогда не знал?..
Ариадна выжидала — в надежде, что Диониса посетит Видение и он запретит то, чего она страшилась, — но Видений не было. Дионис оставался таким же веселым и приветливым, каким был уже много недель, а ее порой повергала в отчаяние мысль, что он уже не настолько привязан к ней и не замечает ее чувств и страданий, и тогда она едва справлялась с желанием хорошенько пнуть его. Хуже всего было то, что он больше не звал ее на Олимп. Ариадна стала бояться, что эта последняя гавань закроется для нее.
Потом, на исходе оговоренных семи дней, судьба афинян вытеснила из головы Ариадны размышления о Дионисовых намерениях. После утреннего приема при дворе Федра, рыдая так, что едва могла говорить, примчалась в святилище. Царь, как сумела-таки разобрать Ариадна, огласил наконец вердикт. Афиняне (в каком порядке — он решит позже) должны войти в земной дом Бога-Быка — лабиринт, бродить в котором без опаски может лишь сам бог.
Если афинянин пройдет лабиринт и невредимым прибудет к задним вратам храма — тем самым юноша или девушка докажут, что Бык-Бог благоволит к нему либо к ней. Когда афиняне пройдут лабиринт, они будут вольны вернуться в Афины или остаться на Крите. А первым в лабиринт надлежит войти 'принцу Тезею — он самый достойный и сможет просить Бога-Быка за своих сотоварищей.
— Ох, это ужасно, — рыдала Федра. — Отец стал чудовищем. Весь двор славит его. История о пленении Тезея и уничтожении клики убийц Андрогея разошлась повсюду, и сейчас очень мало кто сочувствует афинянам. Теперь весь двор верит, что отец милостив и принял прекрасное решение, дав афинянам возможность выказать свою приверженность Богу-Быку, чтобы после освободить их. А если они умрут — что ж, вины отца в том не будет. Так уж судил Бог-Бык. Ариадна качнула головой и вздохнула.
— Думаю, ты должна освободить их, — сказала она. — Я знаю, их корабль все еще в гавани — дожидается, чтобы отвезти назад известие о решении царя Миноса. Если ты выпустишь их, как только стемнеет, — они успеют попасть в порт и отплыть прежде, чем побег их будет замечен.
— Но охрана...
— Опои стражников.
— Не могла бы ты... — Тут взгляд Федры затуманился и, так и не договорив, она поднялась.
Ариадна не пыталась ни удержать ее, ни заставить закончить фразу. Она легко догадалась, что Федра собиралась просить ее о помощи, и была рада, что, хоть и неизвестно, по какой причине, она этого не сделала. Тезей не нравился Ариадне; она не желала ему зла, но предпочла бы иметь с ним как можно меньше дел. Но совсем устраниться от участия в готовящемся ей не дали. Тени еще не успели укоротиться — а Федра уже вернулась. Ее трясло от ярости и страха.
— Он не пойдет, — сообщила она. — Я отвела его в сторонку и объяснила, что вердикт отца — не милостивое позволение вернуть им всем честь, а по сути дела смертный приговор. Я рассказала ему про лабиринт. Рассказала даже про Минотавра. Ты знаешь, что сказал этот болван? Он сказал: «Твой брат мертв. Я должен был лучше оберегать его».
— Он честный человек, — заметила Ариадна. Брови ее сошлись в линию: она размышляла.
— Честный!.. — словно сплюнула Федра. — Он губит мою жизнь, теряет свою — но ему все равно. Я просила. Я умоляла. Он приласкал меня и сказал, мол, ему очень жаль, что я не стану его женой, но царь Эгей дал слово, что они подчинятся решению царя Миноса, каким бы это решение ни было. Я сказала, что бесчестен-то как раз мой отец, он всегда знал, что Минотавр не бог, и не имел права...
— Я уверена, Тезей считает, что бесчестье противоположной стороны не делает честней его самого. Все равно...
— Все равно?! — взвизгнула Федра. — Ты рада, что Тезей умрет? И все мои надежды рухнут?
— Я не рада, что Тезей умрет, — спокойно проговорила Ариадна. — Просто я признаю, что ради чести Афин — и своей собственной — он должен пойти в лабиринт. А «все равно» я сказала потому, что есть еще один способ разрешить его проблему — и сохранить честь.
— Как? — проскулила Федра.
Ариадна поджала губы, но не позволила нетерпению прозвучать в ее голосе.
— Он должен войти в лабиринт — но вовсе не обязательно долго блуждать там. Это очень простой лабиринт. Я дам ему моток крепкой бечевки — с таким поводырем он не заблудится среди иллюзий и быстро отыщет храмовые ворота — наверняка быстрей, чем его самого отыщет Минотавр. Можешь подождать его в храме, чтобы впустить. Он с честью исполнит повеление царя Миноса и будет свободен, а Минос не посмеет ни тронуть его, ни помешать свадьбе, ибо знает: весь двор уверен, что таков и был его замысел с самого начала.
Федра была настолько не в себе, когда ворвалась к Ариадне, что даже не села, и сейчас Ариадна поднялась, чтобы обнять ее. Но Федра отпрянула, глаза ее были широко раскрыты, лицо решительно.
— Я не смогу, — сказала она. — Не смогу ждать у задних ворот, пока Тезей пройдет лабиринт. Я должна быть с ним, когда он войдет туда. Кто еще сможет открыть дворцовые врата?
Смог бы Дедал, но Ариадна не подумала о нем, так поразила ее жестокость Миноса, велевшего Федре открыть врата смерти ее нареченному. Как сумел он принудить ее сделать такое? Впрочем, это-то как раз и не важно. У Федры много слабостей... что до того, почему Федра не смогла бы перебежать от дворцовых врат лабиринта к заднему входу в храм, этим Ариадна вообще не интересовалась. У Федры всегда было в обычае в случае любых бед обращаться к Ариадне.
Позже она поняла, что ей надо было бы сообразить: Федра никогда и никому не уступит чести приветствовать героя, когда он выйдет целым и невредимым. Однако в те минуты Ариадна думала только о спасении Тезея. Перво-наперво она снабдила Федру очень крепкой, яркой, но тонкой бечевкой — обычно ее использовали, чтобы обучить девочек ткать. Бечевки в мотке был целый стадий, а этого на лабиринт должно было хватить с избытком. Потом она напомнила Федре, чтобы та описала Тезею все повороты настоящего лабиринта. Она была слегка удивлена безразличием Федры к этим деталям — казалось, мысли сестры витают далеко-далеко, так отрешенно она кивала, соглашаясь со всем. Впрочем, способность Федры впадать в отчаяние была Ариадне хорошо известна. Надеясь, что сестра не упустит ничего важного, Ариадна снова и снова уверяла ее, что, если она последует ее наставлениям, Тезей будет спасен.
Дионису она ничего не сказала — отчасти потому, что стыдилась поведения отца, отчасти потому, что злилась на Диониса за то, что он нашел себе другую женщину и спит с ней. Ариадна старалась излечиться от потребности быть все время с ним, от страсти к нему и в тот вечер так погрузилась в заботы о Федре и Тезее, что перестаралась с этим. Расставание их с трудом можно было бы назвать хотя бы дружелюбным — Дионис обратил наконец внимание на отсутствующий вид Ариадны, и это уязвило его. Если беседа с ним ее не интересует, заявил он, он найдет более приветливую компанию у себя дома — и исчез.
Делить постель с несчастьем несладко, так что Ариадна проснулась совсем рано — и это оказалось к лучшему, потому что в храме Бога-Быка ей пришлось долго выжидать, прежде чем удалось прошмыгнуть между танцующими. Она смогла это сделать, только когда одна группа сменяла другую. Не желая быть узнанной — она по-прежнему твердо отказывалась появляться в этом храме, — Ариадна с ног до головы закуталась в плащ с капюшоном, но все равно постаралась пробраться к зачарованной двери как можно незаметнее. Там она быстро произнесла Веление и скользнула внутрь.
Подумав немного, она оставила дверь приоткрытой. Будет очень впечатляюще, если Тезей пройдет сквозь то, что столько времени считалось непроницаемой стеной. Начнутся шум и восторги — и тогда она спокойно выскользнет наружу и восстановит заклятие.
Даже со всеми задержками Ариадна оказалась у задних дверей храма задолго до того, как туда должен был прийти Тезей. Но она умела ждать. Выступала новая группа ревнителей, и впервые за все время Ариадна увидела, что изобрела Пасифая для того, чтобы ее слабоумный сын по собственной воле подолгу сидел на троне. Ариадна поразилась тому, что проделывали жрецы и жрицы, — и взгрустнула от того, что беднягу Минотавра нельзя больше выпускать смотреть представления.
Ариадна была настолько заворожена, а звуки цимбал, систров и флейт настолько громки, что она далеко не сразу расслышала растущий позади шум. Когда она обернулась взглянуть, то не увидела ничего, кроме короткого коридора, что резко изгибался вправо, — а потом у нее перехватило дыхание от ужаса. Она видела настоящий проход. Иллюзии лабиринта были развеяны.
Не думая, Ариадна коснулась двери — распахнуть ее, убежать. В тот первый миг она решила, что в своей безумной жажде наказать афинян Минос нашел способ разрушить заклятия Гекаты. В следующий момент она поняла, что это невозможно, — и почти сразу же сообразила, что заклятия сняла Федра. Минос не приказывал Федре открывать Тезею врата; Федра решила покрыть себя славой спасительницы возлюбленного.
Всхлипывая от страха, но не в силах решить, ждать ли ей здесь или попробовать отыскать их в лабиринте, Ариадна стояла на месте и вслушивалась. Вот ведь дура, думала она. Неужели Федра не понимала, что без иллюзий Минотавр запросто отыщет их по запаху и звуку шагов — и перехватит прежде, чем они подойдут к выходу? Разумеется, не понимала. Эта дура скорее всего вообще не думала ни о чем, кроме того, как побыстрее пройти лабиринт, — и, быть может, убедила себя, что эгоистка Ариадна велела ей не развеивать иллюзий из зависти.
Шум внутри лабиринта становился громче, рычание Минотавра мешалось с криками мужчин и визгом женщин. Не в силах стоять на месте, Ариадна рванулась вперед — чтобы отпрыгнуть, когда из-за поворота, сжимая одной рукой обнаженный меч, а другой волоча полубессознательную Федру, выскочил Тезей.
— Сюда! — позвала Ариадна. — Бегите сюда, быстрей!
Она надеялась, что они успеют проскочить в заднюю дверь прежде, чем появится Минотавр, — но тот был слишком близко. Тезей повернул голову, увидел ее, швырнул ей Федру и резко развернулся лицом к коридору за поворотом. Ариадна подбежала к Федре, успела подхватить ее и удержать на ногах. Та не была совсем уж мертвым грузом, но, едва она встала, из-за поворота в прямой коридор вырвался Минотавр. Федра застыла на месте, и тащить ее к спасительным дверям у Ариадны не было сил. Огромная туша, выбросив вперед когтистые руки, надвинулась на Тезея. Федра пронзительно заверещала.
— Стой, Минотавр! — выкрикнула Ариадна. — Ридна говорит: стой!
То ли он расслышал ее слова, то ли дикий визг Федры оглушил его, но Минотавр остановился — или по меньшей мере промедлил. Лишь на миг — и в этот миг Тезей, нырнув под когтистые, готовые разодрать его руки, глубоко вонзил в тело быкоглавого меч со странным голубовато-серым клинком. Минотавр зарычал и отступил, вскидывая руки, чтобы кинуться на Тезея.
— Нет! — Ариадна оттолкнула Федру и помчалась по проходу, чтобы помешать убить, но Тезею ли Минотавра или Минотавру Тезея — она не знала.
Что бы она ни собиралась сделать — она опоздала. Руки Минотавра опустились, но без силы и не для удара; он не тронул Тезея. Тезей же снова вонзил клинок в Минотаврову грудь. На сей раз, едва он вырвал меч, огромное тело зашаталось, ударилось о стену, согнулось и медленно завалилось на бок. Ариадна бросилась на пол рядом с ним, подхватила на руки тяжелую бычью голову и принялась укачивать ее.
— О милый, милый, — всхлипывала она. — Я не хотела, чтобы тебе было больно.
— Не больно. Люблю Ридну.
Она едва могла разобрать слова: они походили скорее на затихающее ворчание зверя, чем на человеческий стон. Она не могла говорить от рыданий, но это не имело значения: Минотавр уже ничего не слышал и не понимал. Большие глаза с прекрасными густыми ресницами мутнели. Ариадна погладила растрепанную спутанную гриву.
— Люблю Ридну, — вздохнул он — и перестал дышать. Ариадна, горько плача, склонилась над ним — и тут сильные руки подхватили ее и поволокли прочь. Она протестующе вскрикнула и вцепилась в рог Минотавра — но рог остался у нее в руке, а черты бычьей морды расплылись. Она взвизгнула и, уже почти ничего не соображая, попыталась вырваться из держащих ее рук. Но сильный удар обрушился ей на голову — и больше ничего не было.
Глава 22
Ариадна выжидала — в надежде, что Диониса посетит Видение и он запретит то, чего она страшилась, — но Видений не было. Дионис оставался таким же веселым и приветливым, каким был уже много недель, а ее порой повергала в отчаяние мысль, что он уже не настолько привязан к ней и не замечает ее чувств и страданий, и тогда она едва справлялась с желанием хорошенько пнуть его. Хуже всего было то, что он больше не звал ее на Олимп. Ариадна стала бояться, что эта последняя гавань закроется для нее.
Потом, на исходе оговоренных семи дней, судьба афинян вытеснила из головы Ариадны размышления о Дионисовых намерениях. После утреннего приема при дворе Федра, рыдая так, что едва могла говорить, примчалась в святилище. Царь, как сумела-таки разобрать Ариадна, огласил наконец вердикт. Афиняне (в каком порядке — он решит позже) должны войти в земной дом Бога-Быка — лабиринт, бродить в котором без опаски может лишь сам бог.
Если афинянин пройдет лабиринт и невредимым прибудет к задним вратам храма — тем самым юноша или девушка докажут, что Бык-Бог благоволит к нему либо к ней. Когда афиняне пройдут лабиринт, они будут вольны вернуться в Афины или остаться на Крите. А первым в лабиринт надлежит войти 'принцу Тезею — он самый достойный и сможет просить Бога-Быка за своих сотоварищей.
— Ох, это ужасно, — рыдала Федра. — Отец стал чудовищем. Весь двор славит его. История о пленении Тезея и уничтожении клики убийц Андрогея разошлась повсюду, и сейчас очень мало кто сочувствует афинянам. Теперь весь двор верит, что отец милостив и принял прекрасное решение, дав афинянам возможность выказать свою приверженность Богу-Быку, чтобы после освободить их. А если они умрут — что ж, вины отца в том не будет. Так уж судил Бог-Бык. Ариадна качнула головой и вздохнула.
— Думаю, ты должна освободить их, — сказала она. — Я знаю, их корабль все еще в гавани — дожидается, чтобы отвезти назад известие о решении царя Миноса. Если ты выпустишь их, как только стемнеет, — они успеют попасть в порт и отплыть прежде, чем побег их будет замечен.
— Но охрана...
— Опои стражников.
— Не могла бы ты... — Тут взгляд Федры затуманился и, так и не договорив, она поднялась.
Ариадна не пыталась ни удержать ее, ни заставить закончить фразу. Она легко догадалась, что Федра собиралась просить ее о помощи, и была рада, что, хоть и неизвестно, по какой причине, она этого не сделала. Тезей не нравился Ариадне; она не желала ему зла, но предпочла бы иметь с ним как можно меньше дел. Но совсем устраниться от участия в готовящемся ей не дали. Тени еще не успели укоротиться — а Федра уже вернулась. Ее трясло от ярости и страха.
— Он не пойдет, — сообщила она. — Я отвела его в сторонку и объяснила, что вердикт отца — не милостивое позволение вернуть им всем честь, а по сути дела смертный приговор. Я рассказала ему про лабиринт. Рассказала даже про Минотавра. Ты знаешь, что сказал этот болван? Он сказал: «Твой брат мертв. Я должен был лучше оберегать его».
— Он честный человек, — заметила Ариадна. Брови ее сошлись в линию: она размышляла.
— Честный!.. — словно сплюнула Федра. — Он губит мою жизнь, теряет свою — но ему все равно. Я просила. Я умоляла. Он приласкал меня и сказал, мол, ему очень жаль, что я не стану его женой, но царь Эгей дал слово, что они подчинятся решению царя Миноса, каким бы это решение ни было. Я сказала, что бесчестен-то как раз мой отец, он всегда знал, что Минотавр не бог, и не имел права...
— Я уверена, Тезей считает, что бесчестье противоположной стороны не делает честней его самого. Все равно...
— Все равно?! — взвизгнула Федра. — Ты рада, что Тезей умрет? И все мои надежды рухнут?
— Я не рада, что Тезей умрет, — спокойно проговорила Ариадна. — Просто я признаю, что ради чести Афин — и своей собственной — он должен пойти в лабиринт. А «все равно» я сказала потому, что есть еще один способ разрешить его проблему — и сохранить честь.
— Как? — проскулила Федра.
Ариадна поджала губы, но не позволила нетерпению прозвучать в ее голосе.
— Он должен войти в лабиринт — но вовсе не обязательно долго блуждать там. Это очень простой лабиринт. Я дам ему моток крепкой бечевки — с таким поводырем он не заблудится среди иллюзий и быстро отыщет храмовые ворота — наверняка быстрей, чем его самого отыщет Минотавр. Можешь подождать его в храме, чтобы впустить. Он с честью исполнит повеление царя Миноса и будет свободен, а Минос не посмеет ни тронуть его, ни помешать свадьбе, ибо знает: весь двор уверен, что таков и был его замысел с самого начала.
Федра была настолько не в себе, когда ворвалась к Ариадне, что даже не села, и сейчас Ариадна поднялась, чтобы обнять ее. Но Федра отпрянула, глаза ее были широко раскрыты, лицо решительно.
— Я не смогу, — сказала она. — Не смогу ждать у задних ворот, пока Тезей пройдет лабиринт. Я должна быть с ним, когда он войдет туда. Кто еще сможет открыть дворцовые врата?
Смог бы Дедал, но Ариадна не подумала о нем, так поразила ее жестокость Миноса, велевшего Федре открыть врата смерти ее нареченному. Как сумел он принудить ее сделать такое? Впрочем, это-то как раз и не важно. У Федры много слабостей... что до того, почему Федра не смогла бы перебежать от дворцовых врат лабиринта к заднему входу в храм, этим Ариадна вообще не интересовалась. У Федры всегда было в обычае в случае любых бед обращаться к Ариадне.
Позже она поняла, что ей надо было бы сообразить: Федра никогда и никому не уступит чести приветствовать героя, когда он выйдет целым и невредимым. Однако в те минуты Ариадна думала только о спасении Тезея. Перво-наперво она снабдила Федру очень крепкой, яркой, но тонкой бечевкой — обычно ее использовали, чтобы обучить девочек ткать. Бечевки в мотке был целый стадий, а этого на лабиринт должно было хватить с избытком. Потом она напомнила Федре, чтобы та описала Тезею все повороты настоящего лабиринта. Она была слегка удивлена безразличием Федры к этим деталям — казалось, мысли сестры витают далеко-далеко, так отрешенно она кивала, соглашаясь со всем. Впрочем, способность Федры впадать в отчаяние была Ариадне хорошо известна. Надеясь, что сестра не упустит ничего важного, Ариадна снова и снова уверяла ее, что, если она последует ее наставлениям, Тезей будет спасен.
Дионису она ничего не сказала — отчасти потому, что стыдилась поведения отца, отчасти потому, что злилась на Диониса за то, что он нашел себе другую женщину и спит с ней. Ариадна старалась излечиться от потребности быть все время с ним, от страсти к нему и в тот вечер так погрузилась в заботы о Федре и Тезее, что перестаралась с этим. Расставание их с трудом можно было бы назвать хотя бы дружелюбным — Дионис обратил наконец внимание на отсутствующий вид Ариадны, и это уязвило его. Если беседа с ним ее не интересует, заявил он, он найдет более приветливую компанию у себя дома — и исчез.
Делить постель с несчастьем несладко, так что Ариадна проснулась совсем рано — и это оказалось к лучшему, потому что в храме Бога-Быка ей пришлось долго выжидать, прежде чем удалось прошмыгнуть между танцующими. Она смогла это сделать, только когда одна группа сменяла другую. Не желая быть узнанной — она по-прежнему твердо отказывалась появляться в этом храме, — Ариадна с ног до головы закуталась в плащ с капюшоном, но все равно постаралась пробраться к зачарованной двери как можно незаметнее. Там она быстро произнесла Веление и скользнула внутрь.
Подумав немного, она оставила дверь приоткрытой. Будет очень впечатляюще, если Тезей пройдет сквозь то, что столько времени считалось непроницаемой стеной. Начнутся шум и восторги — и тогда она спокойно выскользнет наружу и восстановит заклятие.
Даже со всеми задержками Ариадна оказалась у задних дверей храма задолго до того, как туда должен был прийти Тезей. Но она умела ждать. Выступала новая группа ревнителей, и впервые за все время Ариадна увидела, что изобрела Пасифая для того, чтобы ее слабоумный сын по собственной воле подолгу сидел на троне. Ариадна поразилась тому, что проделывали жрецы и жрицы, — и взгрустнула от того, что беднягу Минотавра нельзя больше выпускать смотреть представления.
Ариадна была настолько заворожена, а звуки цимбал, систров и флейт настолько громки, что она далеко не сразу расслышала растущий позади шум. Когда она обернулась взглянуть, то не увидела ничего, кроме короткого коридора, что резко изгибался вправо, — а потом у нее перехватило дыхание от ужаса. Она видела настоящий проход. Иллюзии лабиринта были развеяны.
Не думая, Ариадна коснулась двери — распахнуть ее, убежать. В тот первый миг она решила, что в своей безумной жажде наказать афинян Минос нашел способ разрушить заклятия Гекаты. В следующий момент она поняла, что это невозможно, — и почти сразу же сообразила, что заклятия сняла Федра. Минос не приказывал Федре открывать Тезею врата; Федра решила покрыть себя славой спасительницы возлюбленного.
Всхлипывая от страха, но не в силах решить, ждать ли ей здесь или попробовать отыскать их в лабиринте, Ариадна стояла на месте и вслушивалась. Вот ведь дура, думала она. Неужели Федра не понимала, что без иллюзий Минотавр запросто отыщет их по запаху и звуку шагов — и перехватит прежде, чем они подойдут к выходу? Разумеется, не понимала. Эта дура скорее всего вообще не думала ни о чем, кроме того, как побыстрее пройти лабиринт, — и, быть может, убедила себя, что эгоистка Ариадна велела ей не развеивать иллюзий из зависти.
Шум внутри лабиринта становился громче, рычание Минотавра мешалось с криками мужчин и визгом женщин. Не в силах стоять на месте, Ариадна рванулась вперед — чтобы отпрыгнуть, когда из-за поворота, сжимая одной рукой обнаженный меч, а другой волоча полубессознательную Федру, выскочил Тезей.
— Сюда! — позвала Ариадна. — Бегите сюда, быстрей!
Она надеялась, что они успеют проскочить в заднюю дверь прежде, чем появится Минотавр, — но тот был слишком близко. Тезей повернул голову, увидел ее, швырнул ей Федру и резко развернулся лицом к коридору за поворотом. Ариадна подбежала к Федре, успела подхватить ее и удержать на ногах. Та не была совсем уж мертвым грузом, но, едва она встала, из-за поворота в прямой коридор вырвался Минотавр. Федра застыла на месте, и тащить ее к спасительным дверям у Ариадны не было сил. Огромная туша, выбросив вперед когтистые руки, надвинулась на Тезея. Федра пронзительно заверещала.
— Стой, Минотавр! — выкрикнула Ариадна. — Ридна говорит: стой!
То ли он расслышал ее слова, то ли дикий визг Федры оглушил его, но Минотавр остановился — или по меньшей мере промедлил. Лишь на миг — и в этот миг Тезей, нырнув под когтистые, готовые разодрать его руки, глубоко вонзил в тело быкоглавого меч со странным голубовато-серым клинком. Минотавр зарычал и отступил, вскидывая руки, чтобы кинуться на Тезея.
— Нет! — Ариадна оттолкнула Федру и помчалась по проходу, чтобы помешать убить, но Тезею ли Минотавра или Минотавру Тезея — она не знала.
Что бы она ни собиралась сделать — она опоздала. Руки Минотавра опустились, но без силы и не для удара; он не тронул Тезея. Тезей же снова вонзил клинок в Минотаврову грудь. На сей раз, едва он вырвал меч, огромное тело зашаталось, ударилось о стену, согнулось и медленно завалилось на бок. Ариадна бросилась на пол рядом с ним, подхватила на руки тяжелую бычью голову и принялась укачивать ее.
— О милый, милый, — всхлипывала она. — Я не хотела, чтобы тебе было больно.
— Не больно. Люблю Ридну.
Она едва могла разобрать слова: они походили скорее на затихающее ворчание зверя, чем на человеческий стон. Она не могла говорить от рыданий, но это не имело значения: Минотавр уже ничего не слышал и не понимал. Большие глаза с прекрасными густыми ресницами мутнели. Ариадна погладила растрепанную спутанную гриву.
— Люблю Ридну, — вздохнул он — и перестал дышать. Ариадна, горько плача, склонилась над ним — и тут сильные руки подхватили ее и поволокли прочь. Она протестующе вскрикнула и вцепилась в рог Минотавра — но рог остался у нее в руке, а черты бычьей морды расплылись. Она взвизгнула и, уже почти ничего не соображая, попыталась вырваться из держащих ее рук. Но сильный удар обрушился ей на голову — и больше ничего не было.
Глава 22
Ариадна медленно приходила в себя; постель под ней непрерывно покачивалась. Сперва она испугалась, решив было, что это землетрясение — но ни гула, ни треска не было, ничего вокруг не падало, а сама качка была ровной, не делалась ни медленнее, ни быстрее.
В первый момент, встревожась, Ариадна открыла глаза, но от этого боль пронзила ее голову от лба до затылка, и девушка опустила веки. Она спутанно думала, что, должно быть, ударилась головой во время землетрясения или что-то ударило ее — но сейчас уже ничего не падает, значит, она уцелела.
Ко времени, когда она поняла, что качает ее не из-за землетрясения, внимание ее привлекли приглушенные и сердитые голоса. Один принадлежал ее сестре, Федре; чей другой — она не была уверена, но, послушав, решила, что это, должно быть, Тезей. Он говорил слегка устало, потому что, судя по всему, повторял это не один и не два раза — что ему очень жаль, что он ударил Ариадну сильнее, чем собирался.
— Толпа была уже рядом. Она сидела с этой разлагающейся тварью на коленях и не хотела ее отпускать. Я что — должен был оставить ее на милость толпы?
— Я же тебе говорила, о ней беспокоиться не стоит. Дионис непременно спас бы ее.
— Дионис! — В голосе прозвучала насмешка. Ариадна шевельнулась, но тело не слушалось. В таком положении не поспоришь. — Еще один бог во плоти. Я знаю, она говорит о нем так, словно он реален; ты тоже говорила это, и не один раз — а видела ты его хоть когда-нибудь?
— Однажды... кажется. В тот день Минотавр убил Исидора, и мать хотела втолкнуть меня в его покои. Вместо меня туда вошла Ариадна — но Минотавр вышвырнул ее. Тогда явился Дионис и унес ее. Я так испугалась...
— Ты видела крупного мужчину, который унес твою сестру. Что ж, в это я верю. Бог... — Тезей фыркнул. — Даже поверь я всему этому, я не мог допустить, чтобы толпа разорвала ее. В конце концов, ведь это она спасла нас — приказав Минотавру остановиться. Я не мог оставить ее там.
— Тогда почему ты не отнес ее в святилище? Зачем забрал на корабль? — резко, обвиняюще спросила Федра. — Что ей делать в Афинах?
Тезей что-то пробормотал, но Ариадна не обратила внимания на его ответ. Она на корабле. Вот в чем причина постоянной качки. Она похвалила себя за то, что решила эту задачу, — и тут до нее дошло сказанное Федрой. Афины! Тезей везет ее в Афины? Дионис с ума сойдет, когда обнаружит, что она уплыла с мужчиной! Хоть он и был всегда добр к ней, она знала, как он ревнив. Она снова открыла глаза и, борясь с головной болью и тошнотой, попыталась сесть.
— Верни меня назад! — потребовала она. — Сейчас же верни меня в Кносс!
Тезей обернулся и подошел к мягкой полке, на которой она лежала.
— Благодарение всем богам, ты очнулась! — воскликнул он. — Прости, что ударил тебя так сильно. Совсем забыл, что держу меч.
Ладонь Ариадны поднялась к голове и она попыталась спустить ноги вниз. Ничего не вышло: у полки был бортик. Тезей наклонился, взял ее на руки и поставил на пол — но продолжал соблазняюще держать за талию. С другой стороны, оттолкнув его руку, ее поддержала Федра. Ариадна пошатнулась и чуть не упала, Тезей снова подхватил ее, Федра опять оттолкнула его руку. Ариадна ухватилась за столб, что поддерживал палубу у них над головой, и отпихнула обоих. Головная боль и вызванная ею тошнота постепенно проходили.
Не обращая внимания на извинения Тезея, она повторила:
— Сейчас же верни меня в Кносс! Дионис не тот бог, которого можно презирать или грабить. Он очень реален — и очень могуч.
— Я знаю, ты веришь в это, — тоном терпеливого превосходства проговорил Тезей, — но мы не можем вернуться в Кносс. Я убил вашего Бога-Бьжа на глазах целой толпы жрецов и жриц — и одна из них приказала другим уничтожить нас. А еще там было полно народу из дворца — пришли, наверное, посмотреть, пройду ли я невредимым через лабиринт, — и все они с криками «святотатство!», хоть я и не могу взять в толк, какое может быть святотатство в убийстве человекоядного чудища, присоединились к жрецам. Чтобы спастись, нам пришлось бежать назад через лабиринт и дворец.
— Он был просто маленький мальчик, — тихо произнесла Ариадна. — Всего-навсего восьмилетка. И любил слушать рассказы... — Она умолкла, печально качая головой. — Мати, будь доброй к нему, — взмолилась она. — Прими его к себе и люби его, ибо он невинен. — И ветерок, теплее морского, ласково коснулся ее щек и шевельнул локоны посвящения.
Тезей взглянул на нее, как на безумную. И продолжал, будто не слышал ее слов:
— Я не знаю, как отнесется к этому царь Минос. Теперь, когда тварь убита и разлагается, вряд ли он станет по-прежнему называть ее истинным богом и требовать, чтобы афиняне поклонялись ей. К тому же мы выполнили его условия. Я привез дань и вместе с другими юношами и девушками прошел лабиринт. Однако он может заявить, что мы не выполнили соглашения, и снова напасть на Афины. Сама понимаешь, я должен предупредить свой народ.
— Могу сказать, что Афинам угрожает сейчас месть не столько Миноса, сколько Диониса, — сказала Ариадна. — И руки у Диониса куда как длиннее... и тяжелее. Верни меня назад.
— Тезей. — Федра коснулась его руки. — Бог-Бык был убит прилюдно, на глазах у стольких людей, что моему отцу хватит дел без того, чтобы тут же нападать на Афины. Если не хочешь возвращаться в порт Кносса — оставь ее в Канни. Это западная оконечность Крита.
— Да-да. Я с радостью останусь в Кании. Высади меня там, высади где угодно — только отпусти со своего корабля.
Однако Тезей не слушал, заявив, что поворачивать против ветра к Кании, а потом назад, чтобы вернуться на прежний курс, значит задержаться на целых два дня. Со все еще больной головой и ноющим желудком, страшась, как бы Дионис не заподозрил, что она пренебрегла им и своим долгом, Ариадна опустилась на тюк каких-то товаров — подумать, какими доводами можно убедить Тезея.
Самым лучшим доводом было бы явление Диониса. Он как-то говорил ей, что придет на ее Зов, где бы она ни была. И это спасло бы Ариадну от его гнева — но не спасло бы никого больше на этом корабле. Ариадна ощущала в себе сполохи его гнева, разгорающуюся жажду сеять боль, проливать кровь, убивать. Ей невыносима была мысль, что весь корабль охватит безумная страсть рвать друг дружку в клочки... Федра — ее сестра и изо всех сил старается убедить Тезея возвратить — или хотя бы отпустить — Ариадну. Тезей совершает ошибки — но из лучших побуждений... Ариадна так сжала лепестки вокруг своего сердца, что каждый его удар причинял ей боль.
Она и Федра спорили с Тезеем весь день, но добились лишь того, что он начал поворачиваться к ним спиной — или просто высмеивать.
Ариадне все стало ясно, когда той же ночью она поймала его лезущим к ней в постель. Ариадна погрузила его в стазис, и он бревном свалился на Федру, спавшую на палубе между ними. Обрадованная, она вцепилась в него и принялась целовать — пока не сообразила, что он не подает признаков жизни.
Вопли Федры вынудили Ариадну расколдовать его, но, когда руки Тезея продолжили движение, начатое в миг погружения в стазис, он через Федру потянулся к Ариадне. Обе женщины в ужасе отшатнулись, а Федра разрыдалась. Тезей яростно отвергал обвинения, заявляя, что услышал стоны Ариадны и просто хотел ее разбудить.
Поскольку щеки ее действительно были мокры, Ариадна согласилась принять извинения, хотя и начинала думать, что Тезей готов лечь в постель с любой хорошенькой женщиной, какую сумеет улестить. В данном случае это было глупо. Между ней и Тезеем стояла сестра, и любой надежде на быструю победу, даже будь на месте Ариадны существо более сговорчивое, суждено было рассыпаться в прах.
Федра была менее разумна. Она обвинила их обоих в поступках, совершенно невозможных, учитывая, сколь малое время провел на Крите Тезей и то, что все это время Ариадна не покидала святилища. Она рыдала, сыпала проклятиями, а потом замкнулась в оскорбленном молчании. Тезей, по мнению Ариадны, был на удивление терпелив — лишь позже она поняла, что ему просто польстила ревность Федры, — но и сама она, по собственным соображениям, поощряла и поддерживала сестру.
Вскоре Ариадна поняла, что Тезей горько сожалеет о своем увлечении ею, как и о том, что поначалу решил заполучить обеих сестер — одну как жену, другую как жрицу, которой должно оставаться безбрачной. К полудню он дал ясно понять, что не потерпит присутствия рядом с собой женщины, способной заморозить его одним движением пальца, тем более что он собирается жениться на Федре. Ариадна должна уйти. Он знает, что она и сама всем сердцем желает этого, — но на Крит он ее не вернет.
В этом Тезей был неколебим. Большее, на что он соглашался, — это уклониться немного к востоку и высадить ее на острове Наксос. Там, сказал он ей, есть храм Диониса, где она сможет получить приют. Еще он пообещал, что непременно отыщет корабль какого-нибудь купца, торгующего с Критом, и известит через него царя Миноса, где ее искать. Он откровенно давал понять, что считает Диониса просто порождением ее фантазий.
Восходя по склону холма к храму на его вершине, Ариадна почти хотела, чтобы все было именно так. Дионис придет в ярость. Они расстались, злясь друг на друга, и он решит, что она по доброй воле уплыла с Тезеем. А если она Позовет его — не решит ли он также, что ее бросили, отдав предпочтение Федре, и она Позвала лишь потому, что была отвергнута? Но если она вообще не Позовет, он может решить, что не нужен ей. Впрочем, возможно, ему все равно. Возможно, он даже обрадуется.
Главная жрица храма была ахейкой — высокая, светловолосая, полногрудая и крутобедрая. Она отнеслась к Ариадне подозрительно, не слишком поверив рассказу, что самозванка была Устами Диониса в Кноссе, откуда ее увезли по ошибке. Все же критянку в Ариадне она рассмотрела и гнать ее прочь поостереглась. Разорение Миносом Афин было еще у всех в памяти; даже жрице стоило подумать, прежде чем наносить оскорбление критянке. Кроме того, это колебание сказало Ариадне, что критские суда — частые гости в здешнем порту.
Жрица поинтересовалась, что может она сделать для Ариадны, и недовольно оттопырила губу, услышав, что Ариадна просит приюта, но не знает точно — надолго ли. Теперь она уже жалела, что оказала ей прием, хотя бы и такой холодный. «Интересно, — думала Ариадна, — откуда мне знать, сколько времени я проведу здесь? Что, если Дионис не придет за мной? Что, если царь Минос винит меня в смерти Минотавра и бегстве афинских заложников и вообще не примет обратно?»
Ариадну накормили жидким супом и черствым хлебом и показали крохотный чулан с грубым одеялом, брошенным прямо на пол. Надо бы проверить, как принимают гостей в ее собственном храме, подумала она мельком — самой же ей было все равно. Она съела, что дали, полежала без сна на грубой подстилке и послушно поднялась, когда в ее дверь поскребся ученик и позвал на вечернее жертвоприношение.
В Кноссе не было такой службы, но Ариадна без возражений направилась вслед за учеником во внутреннее святилище, укрытое от дождя и ветра под крышей. Жрецы и жрицы расположились перед алтарем, а за ними стояла небольшая толпа с приношениями. Ариадна безразлично смотрела на все. Ощущая на себе ревнивый взгляд главной жрицы, она заняла унизительное место между ревнителями и простолюдинами.
Не зная, куда смотреть, чтобы избежать подозрений, Ариадна обратила взгляд вперед — и увидела, что в этом храме вместо фрески стояла статуя. Образ был поразительно похож на Диониса. Ариадна чуть не позеленела от зависти, переводя глаза с образа на пышнотелую жрицу. Наверняка ведь он являлся сюда, к этой тяжелозадой корове, сам, собственной персоной — иначе где бы скульптор мог видеть его?
Прекрасный мрамор статуи был очень белым, как кожа Диониса, а лицо его тщательно раскрасили, чтобы переделать синеву огромных глаз бога, подчеркнуть улыбку розоватых губ, золото волос... Слезы наполнили глаза Ариадны. Волосы не были аккуратно зачесаны назад, а завитками разлетелись по лбу, как бывало, когда они с Дионисом взапуски носились по виноградникам. Ариадне захотелось отбросить их назад... Помимо ее воли лепестки цветка распахнулись.
Воздух в святилище внезапно сгустился и пошел рябью, как бывает, когда камень упадет в лужу. На алтаре, откуда расходились круги, возник второй образ.
— Зачем ты здесь? — проревел бог, спрыгивая с алтаря и сбивая с ног стоящих впереди всех жреца и жрицу. Ему было не до них: он рвался к Ариадне, находящейся позади всех. — Откуда ты взялась? Зачем ты здесь?.. — И еще громче, едва не оглушив ее, рявкнул: — Как у тебя получилось прятаться от меня целых три дня?
В первый момент, встревожась, Ариадна открыла глаза, но от этого боль пронзила ее голову от лба до затылка, и девушка опустила веки. Она спутанно думала, что, должно быть, ударилась головой во время землетрясения или что-то ударило ее — но сейчас уже ничего не падает, значит, она уцелела.
Ко времени, когда она поняла, что качает ее не из-за землетрясения, внимание ее привлекли приглушенные и сердитые голоса. Один принадлежал ее сестре, Федре; чей другой — она не была уверена, но, послушав, решила, что это, должно быть, Тезей. Он говорил слегка устало, потому что, судя по всему, повторял это не один и не два раза — что ему очень жаль, что он ударил Ариадну сильнее, чем собирался.
— Толпа была уже рядом. Она сидела с этой разлагающейся тварью на коленях и не хотела ее отпускать. Я что — должен был оставить ее на милость толпы?
— Я же тебе говорила, о ней беспокоиться не стоит. Дионис непременно спас бы ее.
— Дионис! — В голосе прозвучала насмешка. Ариадна шевельнулась, но тело не слушалось. В таком положении не поспоришь. — Еще один бог во плоти. Я знаю, она говорит о нем так, словно он реален; ты тоже говорила это, и не один раз — а видела ты его хоть когда-нибудь?
— Однажды... кажется. В тот день Минотавр убил Исидора, и мать хотела втолкнуть меня в его покои. Вместо меня туда вошла Ариадна — но Минотавр вышвырнул ее. Тогда явился Дионис и унес ее. Я так испугалась...
— Ты видела крупного мужчину, который унес твою сестру. Что ж, в это я верю. Бог... — Тезей фыркнул. — Даже поверь я всему этому, я не мог допустить, чтобы толпа разорвала ее. В конце концов, ведь это она спасла нас — приказав Минотавру остановиться. Я не мог оставить ее там.
— Тогда почему ты не отнес ее в святилище? Зачем забрал на корабль? — резко, обвиняюще спросила Федра. — Что ей делать в Афинах?
Тезей что-то пробормотал, но Ариадна не обратила внимания на его ответ. Она на корабле. Вот в чем причина постоянной качки. Она похвалила себя за то, что решила эту задачу, — и тут до нее дошло сказанное Федрой. Афины! Тезей везет ее в Афины? Дионис с ума сойдет, когда обнаружит, что она уплыла с мужчиной! Хоть он и был всегда добр к ней, она знала, как он ревнив. Она снова открыла глаза и, борясь с головной болью и тошнотой, попыталась сесть.
— Верни меня назад! — потребовала она. — Сейчас же верни меня в Кносс!
Тезей обернулся и подошел к мягкой полке, на которой она лежала.
— Благодарение всем богам, ты очнулась! — воскликнул он. — Прости, что ударил тебя так сильно. Совсем забыл, что держу меч.
Ладонь Ариадны поднялась к голове и она попыталась спустить ноги вниз. Ничего не вышло: у полки был бортик. Тезей наклонился, взял ее на руки и поставил на пол — но продолжал соблазняюще держать за талию. С другой стороны, оттолкнув его руку, ее поддержала Федра. Ариадна пошатнулась и чуть не упала, Тезей снова подхватил ее, Федра опять оттолкнула его руку. Ариадна ухватилась за столб, что поддерживал палубу у них над головой, и отпихнула обоих. Головная боль и вызванная ею тошнота постепенно проходили.
Не обращая внимания на извинения Тезея, она повторила:
— Сейчас же верни меня в Кносс! Дионис не тот бог, которого можно презирать или грабить. Он очень реален — и очень могуч.
— Я знаю, ты веришь в это, — тоном терпеливого превосходства проговорил Тезей, — но мы не можем вернуться в Кносс. Я убил вашего Бога-Бьжа на глазах целой толпы жрецов и жриц — и одна из них приказала другим уничтожить нас. А еще там было полно народу из дворца — пришли, наверное, посмотреть, пройду ли я невредимым через лабиринт, — и все они с криками «святотатство!», хоть я и не могу взять в толк, какое может быть святотатство в убийстве человекоядного чудища, присоединились к жрецам. Чтобы спастись, нам пришлось бежать назад через лабиринт и дворец.
— Он был просто маленький мальчик, — тихо произнесла Ариадна. — Всего-навсего восьмилетка. И любил слушать рассказы... — Она умолкла, печально качая головой. — Мати, будь доброй к нему, — взмолилась она. — Прими его к себе и люби его, ибо он невинен. — И ветерок, теплее морского, ласково коснулся ее щек и шевельнул локоны посвящения.
Тезей взглянул на нее, как на безумную. И продолжал, будто не слышал ее слов:
— Я не знаю, как отнесется к этому царь Минос. Теперь, когда тварь убита и разлагается, вряд ли он станет по-прежнему называть ее истинным богом и требовать, чтобы афиняне поклонялись ей. К тому же мы выполнили его условия. Я привез дань и вместе с другими юношами и девушками прошел лабиринт. Однако он может заявить, что мы не выполнили соглашения, и снова напасть на Афины. Сама понимаешь, я должен предупредить свой народ.
— Могу сказать, что Афинам угрожает сейчас месть не столько Миноса, сколько Диониса, — сказала Ариадна. — И руки у Диониса куда как длиннее... и тяжелее. Верни меня назад.
— Тезей. — Федра коснулась его руки. — Бог-Бык был убит прилюдно, на глазах у стольких людей, что моему отцу хватит дел без того, чтобы тут же нападать на Афины. Если не хочешь возвращаться в порт Кносса — оставь ее в Канни. Это западная оконечность Крита.
— Да-да. Я с радостью останусь в Кании. Высади меня там, высади где угодно — только отпусти со своего корабля.
Однако Тезей не слушал, заявив, что поворачивать против ветра к Кании, а потом назад, чтобы вернуться на прежний курс, значит задержаться на целых два дня. Со все еще больной головой и ноющим желудком, страшась, как бы Дионис не заподозрил, что она пренебрегла им и своим долгом, Ариадна опустилась на тюк каких-то товаров — подумать, какими доводами можно убедить Тезея.
Самым лучшим доводом было бы явление Диониса. Он как-то говорил ей, что придет на ее Зов, где бы она ни была. И это спасло бы Ариадну от его гнева — но не спасло бы никого больше на этом корабле. Ариадна ощущала в себе сполохи его гнева, разгорающуюся жажду сеять боль, проливать кровь, убивать. Ей невыносима была мысль, что весь корабль охватит безумная страсть рвать друг дружку в клочки... Федра — ее сестра и изо всех сил старается убедить Тезея возвратить — или хотя бы отпустить — Ариадну. Тезей совершает ошибки — но из лучших побуждений... Ариадна так сжала лепестки вокруг своего сердца, что каждый его удар причинял ей боль.
Она и Федра спорили с Тезеем весь день, но добились лишь того, что он начал поворачиваться к ним спиной — или просто высмеивать.
Ариадне все стало ясно, когда той же ночью она поймала его лезущим к ней в постель. Ариадна погрузила его в стазис, и он бревном свалился на Федру, спавшую на палубе между ними. Обрадованная, она вцепилась в него и принялась целовать — пока не сообразила, что он не подает признаков жизни.
Вопли Федры вынудили Ариадну расколдовать его, но, когда руки Тезея продолжили движение, начатое в миг погружения в стазис, он через Федру потянулся к Ариадне. Обе женщины в ужасе отшатнулись, а Федра разрыдалась. Тезей яростно отвергал обвинения, заявляя, что услышал стоны Ариадны и просто хотел ее разбудить.
Поскольку щеки ее действительно были мокры, Ариадна согласилась принять извинения, хотя и начинала думать, что Тезей готов лечь в постель с любой хорошенькой женщиной, какую сумеет улестить. В данном случае это было глупо. Между ней и Тезеем стояла сестра, и любой надежде на быструю победу, даже будь на месте Ариадны существо более сговорчивое, суждено было рассыпаться в прах.
Федра была менее разумна. Она обвинила их обоих в поступках, совершенно невозможных, учитывая, сколь малое время провел на Крите Тезей и то, что все это время Ариадна не покидала святилища. Она рыдала, сыпала проклятиями, а потом замкнулась в оскорбленном молчании. Тезей, по мнению Ариадны, был на удивление терпелив — лишь позже она поняла, что ему просто польстила ревность Федры, — но и сама она, по собственным соображениям, поощряла и поддерживала сестру.
Вскоре Ариадна поняла, что Тезей горько сожалеет о своем увлечении ею, как и о том, что поначалу решил заполучить обеих сестер — одну как жену, другую как жрицу, которой должно оставаться безбрачной. К полудню он дал ясно понять, что не потерпит присутствия рядом с собой женщины, способной заморозить его одним движением пальца, тем более что он собирается жениться на Федре. Ариадна должна уйти. Он знает, что она и сама всем сердцем желает этого, — но на Крит он ее не вернет.
В этом Тезей был неколебим. Большее, на что он соглашался, — это уклониться немного к востоку и высадить ее на острове Наксос. Там, сказал он ей, есть храм Диониса, где она сможет получить приют. Еще он пообещал, что непременно отыщет корабль какого-нибудь купца, торгующего с Критом, и известит через него царя Миноса, где ее искать. Он откровенно давал понять, что считает Диониса просто порождением ее фантазий.
Восходя по склону холма к храму на его вершине, Ариадна почти хотела, чтобы все было именно так. Дионис придет в ярость. Они расстались, злясь друг на друга, и он решит, что она по доброй воле уплыла с Тезеем. А если она Позовет его — не решит ли он также, что ее бросили, отдав предпочтение Федре, и она Позвала лишь потому, что была отвергнута? Но если она вообще не Позовет, он может решить, что не нужен ей. Впрочем, возможно, ему все равно. Возможно, он даже обрадуется.
Главная жрица храма была ахейкой — высокая, светловолосая, полногрудая и крутобедрая. Она отнеслась к Ариадне подозрительно, не слишком поверив рассказу, что самозванка была Устами Диониса в Кноссе, откуда ее увезли по ошибке. Все же критянку в Ариадне она рассмотрела и гнать ее прочь поостереглась. Разорение Миносом Афин было еще у всех в памяти; даже жрице стоило подумать, прежде чем наносить оскорбление критянке. Кроме того, это колебание сказало Ариадне, что критские суда — частые гости в здешнем порту.
Жрица поинтересовалась, что может она сделать для Ариадны, и недовольно оттопырила губу, услышав, что Ариадна просит приюта, но не знает точно — надолго ли. Теперь она уже жалела, что оказала ей прием, хотя бы и такой холодный. «Интересно, — думала Ариадна, — откуда мне знать, сколько времени я проведу здесь? Что, если Дионис не придет за мной? Что, если царь Минос винит меня в смерти Минотавра и бегстве афинских заложников и вообще не примет обратно?»
Ариадну накормили жидким супом и черствым хлебом и показали крохотный чулан с грубым одеялом, брошенным прямо на пол. Надо бы проверить, как принимают гостей в ее собственном храме, подумала она мельком — самой же ей было все равно. Она съела, что дали, полежала без сна на грубой подстилке и послушно поднялась, когда в ее дверь поскребся ученик и позвал на вечернее жертвоприношение.
В Кноссе не было такой службы, но Ариадна без возражений направилась вслед за учеником во внутреннее святилище, укрытое от дождя и ветра под крышей. Жрецы и жрицы расположились перед алтарем, а за ними стояла небольшая толпа с приношениями. Ариадна безразлично смотрела на все. Ощущая на себе ревнивый взгляд главной жрицы, она заняла унизительное место между ревнителями и простолюдинами.
Не зная, куда смотреть, чтобы избежать подозрений, Ариадна обратила взгляд вперед — и увидела, что в этом храме вместо фрески стояла статуя. Образ был поразительно похож на Диониса. Ариадна чуть не позеленела от зависти, переводя глаза с образа на пышнотелую жрицу. Наверняка ведь он являлся сюда, к этой тяжелозадой корове, сам, собственной персоной — иначе где бы скульптор мог видеть его?
Прекрасный мрамор статуи был очень белым, как кожа Диониса, а лицо его тщательно раскрасили, чтобы переделать синеву огромных глаз бога, подчеркнуть улыбку розоватых губ, золото волос... Слезы наполнили глаза Ариадны. Волосы не были аккуратно зачесаны назад, а завитками разлетелись по лбу, как бывало, когда они с Дионисом взапуски носились по виноградникам. Ариадне захотелось отбросить их назад... Помимо ее воли лепестки цветка распахнулись.
Воздух в святилище внезапно сгустился и пошел рябью, как бывает, когда камень упадет в лужу. На алтаре, откуда расходились круги, возник второй образ.
— Зачем ты здесь? — проревел бог, спрыгивая с алтаря и сбивая с ног стоящих впереди всех жреца и жрицу. Ему было не до них: он рвался к Ариадне, находящейся позади всех. — Откуда ты взялась? Зачем ты здесь?.. — И еще громче, едва не оглушив ее, рявкнул: — Как у тебя получилось прятаться от меня целых три дня?