Они протиснулись в зал и нашли свободное местечко сбоку, между статуей Нарцисса и открытыми дверями, ведущими в сад. Мистер Колби, пробравшись через толпу, вернулся с каким-то довольно противным на вкус лимонадом, и теперь они стояли, потягивая этот напиток.
   — Знаете, — заметила Джулия, — по-моему, в этом лимонаде есть алкоголь.
   — Я бы этого не сказал, — равнодушно ответил мистер Колби. — Просто самые лучшие лимоны, такие как у вас дома, не всем по карману, Шарлотта и Джулия почувствовали стыд за все самые лучшие лимоны, которые они съели за свою жизнь, и с возросшим энтузиазмом принялись за лимонад.
   Мистер Колби повернулся к Джулии:
   — Потанцуем? — Почтительно посмотрев на Шарлотту, он добавил: — Вы будете здесь в полной безопасности, мы с Джулией сейчас вернемся. Играют вальс, он был любимым танцем моей матушки, и я хотел бы почтить ее память…
   У него был такой смущенный и грустный вид, когда он говорил о своей матери (она, должно быть, скончалась недавно), что Шарлотта согласно кивнула, несмотря на то что сама заставила Джулию поклясться ни в коем случае не танцевать. Джулия, конечно, немедленно скользнула в объятия мистера Колби и исчезла в густой толпе.
   Он не надел сутану, пришла Шарлотте в голову нелепая мысль.
   Затем она подумала рассеянно: «Интересно, где это его мать научилась танцевать вальс? Кажется, это совсем новый танец. В голову не придет — мать викария, кружащаяся в танце!»
   Стоять в одиночестве в бальном зале было довольно неудобно. Шарлотта оглядывала танцующих, делая вид, что кого-то ищет. Постепенно она начинала понимать, что публика, по правде говоря, оказалась не совсем такой, какую она представляла. Многие дамы сняли маски, а их костюмы были… как бы сказать, слишком откровенными. Например, дама, одетая Марией Антуанеттой: она держала пастуший посох с крюком, а на голове ее возвышался парик. Но, как заметила Шарлотта, платье на даме было неприлично ярким и с таким вырезом… еще немного, и грудь вывалится наружу! А посмотрите, что она делает с этим пастушьим крючком! Шарлотта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Кавалер этой дамы все время смеялся, но Шарлотта не сомневалась, что на тех балах, которые посещает ее мать, никто не ведет себя подобным образом.
   И все же, разве не поэтому они с Джулией приехали сюда? Конечно, атмосфера и не могла быть такой, как в Лондоне. Мистер Колби говорил, что с молодыми девушками обращаются как с комнатными растениями и ничего не позволяют делать, напомнила себе Шарлотта. Вот так, должно быть, ведут себя дамы и джентльмены на настоящих балах, а не на балу дебютантки.
   И она осмотрелась, пытаясь снова найти «Марию Антуанетту», но едва успела заметить, как та поднимается по лестнице. Очевидно, ей стало дурно, потому что казалось, что кавалер несет ее наверх в дамскую комнату.
   Затем ее взгляд привлек к себе человек, стоявший на лестнице. Он прислонился к перилам, когда пышные юбки «Марии Антуанетты» задели его. Незнакомец был высокого роста, выше ее отца. В темно-зеленом домино, в то время как большинство мужчин были в черном. Он выглядел… Он выглядел высокомерным и властным, и очень красивым, насколько позволяла разглядеть его маска. У него были широкие плечи, а в волнистых черных волосах серебрилась седина.
   В этот момент рядом с ним остановилась очень хорошенькая девушка в костюме Клеопатры. Казалось, они были знакомы: они смеялись, и он потрепал ее по щеке. Не сводя с них глаз, Шарлотта бессознательно дотронулась до своей щеки. Ей было видно, что у него черные глаза. Ей всегда говорили, что у нее такой вид, будто она постоянно задает себе какой-то вопрос. Совершенно другое впечатление производили его брови. Они придавали ему почти демонический вид — не по-детски капризный, как у викария Джулии, а по-настоящему зловещий. И вдруг что-то теплое разлилось в сердце молоденькой девушки, ибо впервые она увидела мужчину, с которым хотела бы… Что? Поцеловаться, решила она. Да, она бы хотела поцеловать его, со страстной дрожью подумала Джулия, несмотря на то что леди Сипперстайн не уставала повторять, что целовать можно только своего жениха, да и то лишь когда подписаны все бумаги.
   Вдруг незнакомец, изящным жестом сбросив зеленое домино с одного плеча, направился вниз по лестнице, ведя смеющуюся «Клеопатру» в танцевальный зал. Шарлогга попыталась не упустить их из виду и даже поднялась на цыпочки, но людей было слишком много. Он своим ростом превосходил большинство мужчин, и временами ей удавалось заметить его серебристо-черные волосы. Сердце у нее громко стучало.
   — О, ради Бога! — произнесла она вслух.
   Чуть заметная улыбка появилась на ее лице. Она вела себя в точности как Джулия, влюбляясь в красивого мужчину, которого видела впервые. А он, вероятно, лакей. Но где же Джулия? После ее ухода оркестр сыграл уже два или три танца. В Шарлотте, потерявшей подругу, росло возмущение. Как могла Джулия оставить ее одну, когда зал полон людей, ведущих себя по меньшей мере распущенно? Вот хотя бы сейчас: какой-то толстый мужчина в поношенном домино целует свою партнершу, обняв за голые плечи, и они, кажется, даже не обращают внимания на шиканье и недовольство танцующих, наталкивающихся на них.
   Слегка повернувшись, Шарлотта посмотрела в угол позади статуи. Зал был оклеен совершенно неподходящими синими обоями с ворсистым рисунком. Она допила лимонад.
   Неожиданно ее толкнули, и она упала, потому что кружилась голова. А сверху на нее тяжело навалился человек, толкнувший ее.
   Шарлотта ойкнула, ее маска съехала набок, а пудра с волос засыпала натертый паркет.
   Шарлотта подняла глаза. Это был человек с лестницы. Она с глуповатым видом уставилась на него. Как раз в этот момент, стряхивая пыль с ее плаща, он посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и он застыл на месте.
   — Благодарю вас, — сказала она, не забыв улыбнуться.
   Он не пошевелился. Шарлотта отвела взгляд от его глаз: они смотрели так пристально. Глубокие и черные, как полированный обсидиан, мелькнула нелепая мысль, и она чуть не хихикнула. Неужели лакей носит домино, сшитое из плотного зеленого шелка? Она украдкой еще раз взглянула на него. Он оказался моложе, чем она думала, и даже красивее. Брови резко изгибались над его глазами. Он все еще смотрел на нее. Ей стало не по себе, она прикусила губу, не в состоянии пошевелиться под его настойчивым взглядом.
   Не говоря ни слова, он обнял ее за талию и прижал к себе.
   — Что… — только и сумела произнести Шарлотта, а он наклонился, и его теплые твердые губы прижались к ее губам. Она не произнесла ни слова.
   Шарлотте не приходило в голову уйти или заговорить. Она просто ждала. Она не помнила, как очутилась в укромном уголке сада. Его большие руки скользнули по ее спине вниз. Сквозь плащ и платье она почувствовала, как они обхватили ее ягодицы, и, хотя она прекрасно понимала, что он делает, безмолвно потянулась к нему.
   Его губы оторвались от ее рта, и она ощутила на своем ухе теплое дыхание, невольно заставившее ее затрепетать. Язык скользнул к ее уху, и он хрипло произнес: «Очень приятное ушко, милое ушко», — после чего его рот завладел ее губами — язык наконец с силой разжал их и проник внутрь.
   Все это время его руки в возбуждающем ритме двигались по ее спине и даже ниже. Незнакомец крепко прижал Шарлотту к себе, лаская сквозь поношенное домино и платье, потом вдруг приподнял ее, не отрывая от своего мускулистого тела. Ноги Шарлотты обмякли, словно превратившись в желе.
   Шарлотта вся горела, что-то в ней рвалось наружу, и, когда его лицо приблизилось к ее лицу, все, что она сделала, — осторожно дотронулась языком до его губ и погрузила пальцы в его волосы. С приглушенным стоном он что-то сделал (она не знала что), затем стал стягивать с нее одежду, но его руки ласкали ее грудь, и она не могла ни о чем думать.
   И — воспоминание об этом с тех пор вызывало у нее дрожь — когда он глубоким, мягким, с хрипотцой голосом спросил: «Ты бы хотела…», она прошептала: «Пожалуйста…» и прильнула к нему.
   Его колено оказалось между ее ног. Девушка ничего не поняла, а он наклонился, чтобы поцеловать ее, и голова у нее закружилась, дыхание перехватило, сознание затуманилось, и близость его тела опалила ее. Но вдруг — в какую-то долю секунды — ее пронзила острая боль, и она вскрикнула.
   — Какого черта! — гневно произнес незнакомец, приподнимаясь на локтях.
   Шарлотта сжалась, сразу же придя в себя.
   Алекс Макдоно Фоукс, будущий граф Шеффилд и Даунз, с изумлением смотрел на нее. Боже милостивый, она оказалась девственницей! Она смотрела на него, и на ее побледневшем лице краснели распухшие от поцелуев губы. Хорошенькие губки, рассеянно подумал он, такие темно-темно-красные, а сама она — словно мед… И, не раздумывая, снова прижался к ее губам.
   «Как потрясающе красива эта служаночка! Такая страстная, несмотря на свою невинность». Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде испытывал столь неистовое желание. Он медленно провел рукой по ее мягкому расслабленному истомой бедру, и Шарлотта невольно приподняла его.
   Он взял в ладони ее нежное, с узким подбородком лицо и покрыл поцелуями ее глаза. Шарлотта все еще не произнесла ни слова, а лишь приоткрыла рот и тихо ахнула, когда он провел языком по ее векам. Этот вздох был настолько возбуждающим, что Алекс, понимая, что должен немедленно оставить ее, подняться на ноги и разобраться с неприятным фактом лишения девицы невинности, припал к ее губам. Дразня ее, умоляя и требуя.
   Он снова погладил ее, и, поднимаясь все выше по внутренней стороне ноги, его рука заскользила по тонкому шелку чулок, преодолевая толщину подвязок, до шелковисто гладкой обнаженной кожи. Наконец цель была достигнута, и Шарлотта выгнулась, вновь охваченная желанием чего-то, не испытанного ранее. Задыхаясь, Шарлотта бессмысленно смотрела на темную листву прямо над ее головой. Безразличие ко всему охватило ее, и из раскрытых губ вырывались короткие, слабые стоны. Словно не было боли, пронзившей ее минуту назад.
   Алекс смотрел почти с недоумением на ее аристократический нос безупречной формы, на изящные летящие брови… Она повернула голову и посмотрела прямо ему в лицо. Ее глаза затуманились, губы припухли. Неистовое желание как удар грома оглушило Алекса — дрожь пробежала по всему его телу. Он снова приник к ней и с силой раздвинул коленом ее бедра.
   Но в этот момент — прежде чем он успел войти в нее — Шарлотта стала вырываться: запоздалый инстинкт самосохранения пришел на смену разочарованию, которое она почувствовала, когда его руки перестали ласкать ее.
   Алекс тут же отпустил ее, повернувшись на бок. Шарлотта поборола неприятное чувство утраты, когда лишилась жара и тяжести его тела. Она вся дрожала; сердце билось так, будто она пробежала несколько миль. Стараясь не смотреть на него, она поднялась и, попытавшись привести в порядок лиф платья, чуть не упала от неожиданной боли, вдруг взорвавшейся у нее между ног.
   Шарлотта на мгновение замерла, потом усилием воли выпрямилась и не удержалась — опять взглянула на незнакомца. Он, вероятно, был всего на несколько лет старше ее двадцатипятилетнего брата Хорэса. И он был так красив: кожа казалась золотистой на фоне теней, которые отбрасывала листва на его белую рубашку. Она опустила глаза. Он вежливо смотрел куда-то в сторону. Она привела себя в порядок, расправила плащ и надела маску.
   Единственное, о чем она могла думать, кроме желания снова броситься в его объятия, — это о возвращении домой. Она осторожно дотронулась до его руки и сказала с присущей ей от рождения вежливостью:
   — Благодарю вас. Прощайте.
   Она не подумала, насколько неуместно благодарить за изнасилование: разве это не самое страшное, что может случиться с молодой леди?
   Алекс резко поднял голову, услышав ее голос, но она исчезла, даже не оглянувшись, в высоких дверях бального зала прежде, чем он успел двинуться с места. А когда Алекс, чертыхнувшись, бросился за ней, он не смог отыскать ее среди всех этих плащей, домино и масок, толпившихся в зале. Ярко-желтый шелк… розовый ситец… зеленая с золотом тафта… потертые черные сюртуки, но нигде не было видно черного домино.
   Она исчезла. И кем бы она ни была, она исчезла, потеряв невинность, а он ничем не отплатил ей. Но дело заключалось не в этом — он хотел увидеть ее еще раз. Вор только прикрывался желанием заплатить за свое преступление. В действительности он хотел ее с такой жгучей страстью, что чувствовал, как потихоньку сходит с ума. Он жаждал обладать этим нежным нетронутым телом, поцелуями снять ее маленькие панталончики и повторять свое преступление снова и снова.
   Странно, она говорила как леди. И выглядела как леди. Однако ни одна леди не приедет в субботнюю ночь на бал проституток, и, значит, она была просто очень умной шлюхой. О чем же могла думать шлюха, отдавая свое самое ценное достояние без денег, в саду? Алекс покинул бал в скверном расположении духа.
   В ту ночь его мучили сны о фантастическом обольщении. Он просыпался и в недоумении обводил взглядом свою комнату, словно видел ее впервые. Его девушка в саду… ее тело только что было здесь, он ласкал ее грудь, а она стонала в его объятиях. Почему-то она завладела его мыслями и не хотела покидать их.
   Следующие две недели он ездил на светские балы, полагая, что, если она леди, то он может встретить ее, но не нашел ни одной высокой стройной девушки с зелеными глазами. Девушки в Лондоне отличались кокетством, локонами и маленьким ростом, а он искал высокую стройную и сдержанную.
   Если бы он только знал цвет ее волос, было бы проще, но ее волосы прятались под невероятным слоем пудры. Еще несколько недель домино Алекса хранило запах лаванды. Он долго размышлял и решил, что волосы у нее рыжие. При такой белой коже волосы должны быть рыжими. И он искал девушку с рыжими волосами, от которой бы пахло лавандой. Шарлотта со своими черными волосами и ароматом померанца на его пути не встретилась.
 
   Что касается Шарлотты, то она еще не вполне понимала, что произошло. Она вбежала в бальный зал и обрадовалась, увидев Джулию и мистера Колби стоящими у статуи Нарцисса, и не обратила внимания на гневно сжатые губы Джулии. Шарлотте не пришлось ничего объяснять — Джулия просто потащила ее через зал и втолкнула в карету мистера Колби. Она только потом подумала, как странно, что за всю дорогу домой никто не проронил ни слова; ее ум пребывал в таком смятении, что она едва сознавала, что едет в карете.
   А когда они добрались до дома и Джулия рассказывала ей о мистере Колби: как он пытался поцеловать ее (поцеловать ее, Джулию!) и как ей пришлось наступить каблуком ему на ногу, чтобы он ее отпустил, — Шарлотта молча сидела на стуле и временами кивала. Наконец Джулия успокоилась.
   — С тобой все в порядке, Шарлотта? — спросила она, заметив восковую бледность лица и тени под глазами Шарлотты.
   Шарлотта лишь сказала:
   — Думаю, мне сейчас будет плохо.
   И она не ошиблась: пострадал обюссонский ковер, покрывавший пол спальни Джулии. Была уже ночь, а Джулия не хотела спать в комнате, где плохо пахнет. Поэтому они решили перейти в спальню Шарлотты и лечь спать там.
   Когда Шарлотта раздевалась, Джулия ахнула, и Шарлотта, посмотрев вниз, увидела у себя на ногах кровь. Она вздрогнула от испуга.
   — Ах, какая я глупая, — быстро проговорила Джулия. — У тебя месячные. Есть подходящая одежда?
   Шарлотта покачала головой, и Джулия побежала в свою комнату. Через несколько минут она принесла все необходимое.
   Шарлотта помылась в стоявшем в углу тазу. Она осторожно дотронулась до той части своего тела, о которой раньше никогда не думала: теперь там что-то жгло, болело и пульсировало.
   «Он погубил меня», — неожиданно поняла она. Вот что означает «погубить»! Должно быть, у нее внутри что-то нарушено, и она изменилась.
   На следующее утро, чувствуя себя глубоко несчастной, Шарлотта лежала в постели. Джулия, сидя рядом, пила горячий шоколад и говорила. К счастью, для того, чтобы вести оживленный разговор, участие собеседника Джулии не требовалось.
   — Просто не могу поверить в вероломство мистера Колби! — снова и снова повторяла она.
   Шарлотта отметила, что Кристофер теперь безоговорочно превратился в мистера Колби.
   — Как он смел позволить себе такие вольности со мной! — Джулия в очередной раз толкнула Шарлотту локтем, стараясь привлечь ее внимание. — Шарлотта! Это важно! Знаешь, он не только пытался поцеловать меня. Он положил свою руку мне на грудь! Шарлотта! На мою грудь! — повторила Джулия, подчеркивая каждое слово. — Меня могли бы погубить, — произнесла она с явным удовольствием.
   Шарлотта не отозвалась. Джулия всмотрелась в ее лицо:
   — Что с тобой, Шарлотта? Ты ужасно тихая. Я могла бы попросить маму… у нее есть какие-то хорошие средства для тяжелых месячных. Хочешь? О нет, — простонала она, — я не смогу! Стоит ей только взглянуть на меня, и она сразу поймет, что я чуть не погубила себя вчера вечером!
   Шарлотта равнодушно заметила, что Джулия определенно наслаждается пикантным положением.
   И только когда около двух часов дня все затихло в огромном доме, Шарлотта заплакала. Джулия с родителями уехала на прогулку; ее горничная ушла вниз на кухню. Подушка намокла от слез: Шарлотта оплакивала мужа, которого у нее никогда не будет; детей, которых она собиралась родить; плакала от несправедливости того, что она — она, Шарлотта, — оказалась развратной женщиной. Она долго плакала от безысходности и наконец решила, что должна держаться подальше от мужчин. Ясно, что она сама себе не может доверять. И она не может позволить себе быть публично опозоренной: родители бы этого не пережили.

Глава 2

   Если мир Шарлотты распался на до и после, то же самое произошло и с миром ее матери.
   Когда на следующий день Шарлотта вернулась на Албемарл-сквер, она почти не разговаривала. Она смотрела на мать сухими мрачными глазами, отчего той хотелось одновременно встряхнуть дочь и разразиться слезами. Что же такое случилось с Шарлоттой? Она стала на себя не похожа, в недоумении жаловалась герцогиня мужу. Шарлотта стала угрюмой и даже грубой.
   А в самый канун бала Шарлотта заявила, что не желает ездить ни на какие балы, включая собственный дебют. Мать не верила своим ушам Резко повернувшись, она обратилась к Мари, горничной Шарлотты:
   — Позови, пожалуйста, Виолетту, Мари. А затем можешь идти.
   Мари выскользнула из комнаты. Ее хозяйка, должно быть, сошла с ума. А прекрасное платье? Как только ей могла прийти в голову мысль отказаться от него?
   Сестра Виолетта вошла в спальню с уверенным видом особы, имеющей за плечами уже два сезона и почти не подлежащее сомнению предложение от маркиза Бласса.
   Виолетта попробовала действовать убеждением:
   — Знаешь, Лотти. — Она обратилась к Шарлотте так, как ее ласково называли в детстве. — Я была в ужасе от своего дебюта. Мама засыпала белыми лилиями буквально весь дом… Это было очень мило, мама, — поспешно добавила она, — но такой сильный стоял аромат… Когда днем я спустилась посмотреть зал, я чихала и чихала и не могла остановиться. Все впали в панику. И тогда Кэмпион предложил виски как прекрасное средство от чихания — и оказался прав. Конечно, — задумчиво заметила она, — после стакана виски многое из того, что происходило потом, исчезло из моей памяти, но по крайней мере я ни разу за весь вечер больше не чихнула.
   Шарлотта с несчастным видом смотрела на сестру. Она не плакала с тех пор, как покинула дом Джулии, но желание разрыдаться не покидало ее. Временами ей безумно хотелось вновь увидеть того человека, но ее тут же охватывали гнев и жалость к себе.
   Виолетта села на кровать рядом с Шарлоттой, так близко, что их плечи соприкоснулись.
   — Не стоит волноваться, Шарлотта. Ты — самая красивая из нас. Всегда была. И бал устраивается только для гебя, и нечего беспокоиться, что тебе не с кем будет танцевать…
   Шарлотта покачала головой. Зачем? Она не может выйти замуж. Она, как и намеревалась, могла бы уже сейчас начать новую жизнь. В этом она была, как говорила ее старая няня, упрямой как баран.
   — Бесполезно, Виолетта, — вмешалась мать, — она решительно против! Почему? Почему, Шарлотта? — Ее голос поднялся до крика. — После того, что я для тебя сделала, ты обязана дать мне объяснение. Если бы ты четыре месяца назад сказала, что не хочешь этого бала, мы бы спокойно все обсудили. Но сейчас ты должна сказать мне, почему ты не хочешь присутствовать на балу, или я позову твоего отца!
   Аделаида сидела на пуфике перед туалетным столиком, не сводя глаз с лица Шарлотты. С другой стороны на Шарлотту так же пристально смотрела Виолетта. Шарлотта чувствовала себя словно зажатой между двух стен, где ей нечем было дышать. Она опустила глаза. Ее руки, лежавшие на коленях, непрерывно двигались, как бы моя одна другую. Ей было жарко, и ее подташнивало. Из окна доносились ритмичные удары: в саду рабочие возводили огромный шатер, в котором будут ужинать гости на ее балу.
   — Хорошо, мама, — сказала она наконец.
   — Что — хорошо? — раздраженно воскликнула мать.
   — Я расскажу тебе почему, — медленно произнесла Шарлотта. Она не могла поднять глаза и упорно разглядывала свои сжатые пальцы. — В Кенте я ездила на бал, — сказала она, — потихоньку от всех. Джулия не виновата, я сама хотела поехать. Это был маскарад, и я припудрила волосы, чтобы никто не смог меня узнать.
   Сидевшая рядом Виолетта замерла. Мать в оцепенении смотрела на дочь. Она была слишком ошеломлена, чтобы спросить Шарлотту, почему та нарушила все правила, которые она годами вбивала в головы дочерей.
   — И что случилось? — после долгой тишины ровным голосом спросила Аделаида.
   Шарлотта посмотрела на мать глазами, полными горя.
   — Я встретила мужчину, — дрожащим голосом произнесла она. — Я встретила мужчину и вышла с ним в сад.
   Те, что увидела Аделаида в глазах Шарлотты, растопило гнев в ее груди словно снег. Она бросилась к Шарлотте и, усевшись в изголовье кровати, обняла дочь.
   — Все хорошо, дорогая, — прошептала она, поглаживая руку Шарлотты и целуя ее голову точно так же, как она делала, когда Шарлотта в детстве ушибала палец.
   Шарлотта не отозвалась на ласку, но и не отстранилась. Шелковистые волосы упали ей на лицо, и она прижалась к груди матери.
   — Но… что случилось потом? — спросила Виолетта. — Что значит — ты вышла с ним в сад? Ты позволила ему поцеловать тебя? Как это было? Тебе понравилось? — Она протянула руку и шутливо ткнула Шарлотту в бок.
   Мать бросила на старшую дочь такой взгляд, какой редко приходилось видеть раньше.
   — Замолчи, Виолетта, — приказала она.
   И Виолетта больше не произнесла ни слова. Она уже собиралась признаться, что тоже была на прошлой неделе в саду — с маркизом и ей очень понравилось. Но Шарлотта никогда особенно не интересовалась мужчинами… если только… И глаза Виолетты округлились от ужаса: Шарлотта позволила этому человеку вольности по отношению к себе. Виолетта набрала в грудь воздуха и открыла рот, но мать перехватила ее взгляд, и она ничего не сказала.
   Аделаида собиралась с мыслями. В отличие от Виолетты она прекрасно поняла, что произошло. Ее маленькая Шарлотта, ее дитя, думала она с болью, ножом пронзавшей ее сердце, подверглась насилию. Она готова была убить того человека голыми руками. Аделаида еще крепче прижала Шарлотту к себе.
   Наконец она прокашлялась, усадила Шарлотту прямо перед собой и, положив руки на ее плечи, заглянула ей в сухие, без слез, зеленые глаза.
   — Тебе не плохо, дорогая? Ты не хочешь, чтобы я… Не следует ли вызвать доктора Паджетера?
   Шарлотта еще больше побледнела и затрясла головой. Аделаида молча смотрела на нее. Ей нужно точно выяснить, что же произошло, но не в присутствии Виолетты. О… какой же придумать предлог, чтобы выдворить ее?..
   — Виолетта… Вот что, Виолетта, ступай в свою комнату. Не спорь, — твердо произнесла мать, предвидя протесты Виолетты. — Я зайду к тебе через несколько минут, и мы все обсудим. А пока никто не должен ничего знать, Виолетта, и особенно Алиса. — Алиса была горничной Виолетты.
   Виолетта немедленно вышла из комнаты в полной уверенности, что позднее вытянет из матери все подробности. Мама, самодовольно думала она, словно воск в руках умелого дознавателя. Конечно, она знала все о том, чего ей на самом деле не следовало знать: например, что происходит между мужем и женой. Она была уверена, что Шарлотта никогда ни о чем не спрашивала маму и потому не имела об этом никакого понятия. Или, может быть, имела? Жаждая ответов на эти вопросы, она направилась в свою комнату.
   Когда они остались одни, Шарлотта судорожно вздохнула и разразилась рыданиями, прерывая их бессвязными словами:
   — О, мама, я встретила мужчину… в саду. Я поцеловала его. Нет, не так: он поцеловал меня… — Голос у нее сорвался в рыдание, и она прижалась лбом к плечу матери. Как она сможет рассказать, что случилось на самом деле? — Я пошла с ним, мама, — наконец сказала она, подняв голову и страдальчески глядя на мать. — Мы уединились за деревьями, и он… он обнажил меня. Я… я так и не остановила его.
   Аделаида молча слушала, поглаживая дочь по руке. Это было и хуже и лучше того, чего она боялась. По крайней мере Шарлотту не изнасиловали. Но она явно нарушила таким безрассудным поступком все законы общества — у Аделаиды все внутри переворачивалось, когда она слушала Шарлотту. За деревьями! Где любой мог их увидеть!