Страница:
– Я съем ее сегодня за ужином, перед тем как уйду. – Жюстина многозначительно взглянула на Бабетту, давая той понять, что поздно вечером уйдет из дома. Бабетта кивнула. Она присмотрит за Северен со всей строгостью и нежностью крестьянской души.
А вот завтра Жюстина целый день проведет с сестрой. Может, им даже удастся сходить в сады Тюильри и, если не будет беспорядков, покормить голубей.
Гостиная Мадам располагалась на втором этаже. В коридорах царила тишина. Женщины, проживающие в доме, спали в своих комнатах либо болтали в салоне. Некоторые из них пошли прогуляться, несмотря на жару, и теперь сидели на скамейке в парке, весело щебеча и улыбаясь проходящим джентльменам.
Жюстина сняла с себя наряд служанки и переоделась в платье с высокой талией, сшитое по последнему слову моды. В нем она казалась старше своих лет и выглядела невероятно модной и привлекательной.
Тихо постучавшись в дверь гостиной, она вошла внутрь, и звук ее шагов утонул в толстом ковре, устилавшем пол. Мадам, которая, казалось, всегда знала и чувствовала, что происходит вокруг, подняла голову и улыбнулась. Леблан сделал вид, что не заметил девочку.
Он занял самое большое кресло Мадам и теперь сидел в нем, развалясь и положив ноги на низкий стульчик с мягким гобеленовым сиденьем. Одежда Леблана была дорогой, но вульгарной. Он происходил из семьи провинциальных фермеров, занимавшихся разведением свиней. Казалось, от него исходил еле заметный запах свинины. Даже его глаза, горящие высокомерием и эгоизмом, походили на свиные.
Жестокий и практичный Леблан быстро занял руководящую должность в тайной полиции. В этом ему помогла и революция. При якобинцах он стал очень могущественным человеком. Даже Мадам относилась к нему с опаской.
– Мадам! – Жюстина присела в глубоком реверансе.
Потом она гордо вздернула подбородок и еле заметно согнула колени в реверансе, предназначавшемся Леблану. Большего выскочка свинопас не заслужил.
Если Леблан казался слепленным из деревенской грязи и ненависти, то Мадам была выкована из стали. На ней было платье нежного оттенка лаванды, декольте которого было столь глубоким, что каждый желающий мог в подробностях разглядеть ее грудь. Однако Мадам держалась с таким достоинством, что никто не осмелился бы назвать ее наряд непристойным. Она словно перенеслась в день сегодняшний из древних времен, когда человеческое тело считалось священным, а нагота не являлась чем-то постыдным. Ее черные гладкие, точно эбонит, волосы были собраны на затылке с помощью серебряных гребней и свободно струились по спине. На ней не было драгоценностей. Ни единого колечка. Мадам стояла возле секретера из палисандрового дерева и держала в руке письмо. Она заметила особенности двух поклонов, и в глубине ее глаз вспыхнуло одобрение.
– Дорогая! Как дела?
– Прекрасно. Все готово.
– Хорошо. Обсудим это, когда Жак уйдет. – Этими словами Мадам указала Леблану его место. – Он принес письмо, которое я ждала. Я дам его тебе прочитать.
– Это обязательно? – нахмурившись, спросил Леблан.
– Всегда интересно услышать ваше мнение о руководстве агентами, Жак. – Мадам сложила письмо. – Я подумаю, прежде чем ответить. Мне нужно посоветоваться с Сулье. – Мадам положила письмо на стопку промокательной бумаги на письменном столе.
Леблан проследил взглядом за ее жестом.
– Вечером?
– Нет, только не сегодня. Вам не стоит беспокоиться. Если хотите, можете спуститься на первый этаж. Мои девушки о вас позаботятся.
– Я не желаю развлекаться. – Леблан поднялся с кресла и отряхнул рукава, словно хотел смахнуть с них оставленное взглядом Мадам презрение. – Я не резвлюсь с проститутками, когда республика находится в столь шатком положении. Я прекрасно оцениваю настроения в городе. В ваше заведение приходят очень важные люди.
– Чтобы порезвиться с моими девушками. Отвратительно, правда? Специально для Жюстины я повторю то, что сказала прежде. Никто в моем заведении не станет помогать вам в вашем деле. Даже судомойка. Даже дворовая кошка. Никто!
– Господи, сколько шума из-за такой мелочи. – Леблан пожал плечами. – Я бы вернул девочку через час или два. А теперь я вынужден буду оторвать агентов от более серьезной работы. Вы всем причинили неудобство своим упрямством…
– Не смейте приближаться к обитателям моего дома, Жак. Если же вы попытаетесь провернуть свои дела у меня за спиной, в следующий раз двери моего дома будут для вас закрыты.
– Тысяча извинений, – Леблан театрально взмахнул руками и склонил голову, даже не попытавшись скрыть выражение торжества, коим горели его глаза, – за то, что посягнул на вашу собственность. – Он искоса наблюдал за Мадам, ожидая ее реакции. Но та даже бровью не повела.
– Вы нарушаете покой этого дома своими интригами. А я не хочу, чтобы мои люди расстраивались. – Мадам говорила так, словно перед ней стоял торговец, продавший ей протухшую рыбу.
– Я живу ради того, чтобы угождать вам, Люсиль. – Леблан был не так силен в сарказме, как ему хотелось думать.
– Что ж, остается надеяться, что так будет и дальше.
Это было похоже на разговор двух заклятых врагов. Угроза за угрозу. Жюстина наблюдала за Мадам и надеялась, что когда-нибудь станет хотя бы наполовину такой же изысканной, умной и хитрой, как она.
Из прощания Леблан устроил целое представление. Он склонился над рукой Мадам, а потом взял руку Жюстины в свою.
– Я восхищен вашей маленькой сестрой. Она обворожительна.
Жюстина не нашлась, что ответить.
Она последовала за Лебланом, дабы удостовериться, что он ушел и уже не вернется. После этого Жюстина вернулась в гостиную, оставив дверь открытой. Ведь закрытые двери всегда притягивают любопытных.
Мадам взяла в руки лупу и теперь изучала печать на письме.
– Ты позволила ему лишить себя самообладания.
– От его присутствия у меня мурашки бегут по коже. Я не хочу, чтобы он приближался к Северен.
– Этого больше не повторится. Кроме того, Бабетта сразу забрала ее. – Мадам отложила лупу в сторону. – Несмотря на все его многочисленные прегрешения, он никогда не пристает к детям. Он предпочитает девочек на пороге взросления. Таких, как ты.
– Знаю. Но он может причинить вред ей, потому что не может обладать мной. Из мести.
Воспоминания пронзили Жюстине сердце, подобно стреле. Она словно наяву ощутила прикосновения мужских рук к своему телу, почувствовала их отвратительный запах и мерзкий вкус липких языков, проникающих в ее рот. От переполнявшей ее душу ненависти стало трудно дышать.
Мадам встала и расправила юбки, возвращая Жюстину к действительности. К солнечному свету, красивой гостиной и безопасности.
– Он найдет для своих целей какого-нибудь сироту и шлюху из Пале-Рояль. Леблан намеревался поступить так с самого начала, а искал Северен лишь для того, чтобы помучить тебя.
– И бросить вызов вам. Я удивлена, что он осмелился на такое. Слишком много людей пропало в последнее время.
– К общему ликованию тех, кто избежал этой участи. Но ты не станешь помогать исчезнуть и ему, детка.
Теперь, когда Робеспьер был мертв, за право контролировать тайную полицию разгорелась нешуточная борьба. Три ночи подряд Мадам уходила из дома одна и возвращалась лишь под утро с выражением торжества на лице. Однажды она пришла забрызганная кровью. Некоторые из пропавших недавно людей были ее заклятыми врагами.
– Я буду предельно осторожна, мадам. Завтра у меня свободный день, да и с пистолетом я управляюсь мастерски.
– Мне известно твое мастерство. Но в этом деле я тебе потворствовать не стану. – Возражение было высказано мягко, но решительно. – А теперь взгляни. – Мадам взяла со стола письмо и некоторое время внимательно смотрела на него. – Его уже открывали. Вот здесь еле заметная трещинка на печати. Леблан чересчур уж высокомерен. Полагаю, он нашел себе нового покровителя.
– Почему в таком случае вы не позволяете его устранить? Я слишком долго наблюдала за тем, что происходит вокруг, и готова к работе.
– Тогда ты должна понять, что мне от тебя нужно. Ты умна, дитя мое. Ты умеешь читать мысли и чувства других людей. Таким оружием обладают лишь единицы. А яд и ножи оставь дилетантам. – Мадам неожиданно засмеялась. – Со временем ты поймешь, что оставлять людей в дураках и ловко выведывать их секреты гораздо приятнее, нежели просто убивать их. Кроме того, нельзя очистить мир от всех его Лебланов. Увы.
– Я могла бы попытаться. Он смотрит на меня и облизывает губы. От этого мне становится дурно.
– Он знает это и испытывает удовлетворение.
Более мудрого человека, чем Мадам, Жюстина еще не встречала на своем пути.
– Вы хотите сказать, что я не умею скрывать свои чувства?
– Ты позволяешь ему понять твои чувства. И доставляешь ему удовольствие, показывая свой гнев. Тебя это устраивает?
– Нет.
Сколько раз Мадам повторяла ей, что с мужчинами нужно общаться бесстрастно?
– Леблан твой враг и не скрывает этого. Но он слишком самонадеян, жаден и предсказуем. И он менее опасен, чем тот, кто придет ему на смену.
– Я его ненавижу.
Мадам подошла к окну и выглянула во двор.
– Ненависть съест тебя, опустошит, если ты это позволишь. Разве хорошо, когда в душе пустота? А-а, он уходит. Иди посмотри на это насекомое.
Двор перед заведением был отгорожен от улицы высокой стеной, сложенной из квадратных камней цвета печенья. Дорожки были вымощены серым булыжником, на котором виднелись грязные следы колес. Вдоль забора в огромных белых кадках росло около дюжины апельсиновых деревьев. Их зеленые листья отливали серебром, когда на них падали лучи полуденного солнца. Леблан направлялся к воротам, натягивая на ходу перчатки. Приятно было видеть его спину.
– А он начинает лысеть. Как забавно. – Мадам опустила занавеску. – Теперь давай побеседуем. Зачем Леблан пришел сюда? Явно не для того, чтобы доставить письмо.
Именно этому учила Жюстину ее покровительница. Быть бесстрастной. Воспринимать этого человека как логическую задачу, не более того.
– Он испытывает вас. Хочет понять, можно ли использовать меня для того, чтобы причинить вам боль. А еще он пришел за Северен… – Жюстина представила Леблана рядом с сестрой и поняла, что не может быть беспристрастной и расчетливой. Ей просто хотелось убить его, и все. – Он пришел посмотреть, можно ли использовать ее, чтобы получить власть над вами. Или надо мной.
– Теперь он знает.
Мадам преподала ей жестокий урок. Жюстина сглотнула.
– Я позволила ему понять, что я уязвима. И тем самым подвергла риску Северен.
– Похоже, что так, – серьезно произнесла Мадам. Уж она-то понимала. Ее собственная дочь была надежно спрятана в деревне, чтобы ее никто не мог использовать для шантажа и угроз. – Девочку нужно увезти из Парижа туда, где до нее не доберется ни Леблан, ни кто-либо другой. Ты знаешь, что мои друзья, содержащие школу в Дрездене, с радостью примут вас обеих. Ты будешь жить с девочками своего возраста.
Привратник закрыл за Лебланом ворота. Ну что тут скажешь? Только правду. Мадам отправит ее в весьма уважаемую школу в Дрездене, где она будет изображать невинное создание. Жить среди беззаботно хихикающих школьниц. Делать вид, что она так же весела и наивна, как и они.
– Я давно уже не маленькая девочка.
– Детка…
– Есть роли, сыграть которые не под силу даже мне.
Жюстине показалось, что Мадам вздохнула.
– Мы еще поговорим об этом. Ты готова к сегодняшней ночи?
Жюстина вздохнула с облегчением. Наконец-то Мадам перевела разговор на что-то обыденное.
– Все готово. Продумано в деталях. – Ее пистолет был начищен и заряжен. Одежда лежала в комнате наверху. Сегодня Жюстина завершила все приготовления. – Я освобожу детей. «Стрела» обещала помочь. Мы посадим их на баржу у Ботанического сада и отправим вниз по реке на рассвете. Не пройдет и недели, как они окажутся на побережье.
– Отлично.
– Теперь, когда Маргарита уезжает из Франции, это будет последняя крупная операция «Стрелы». Ведь она была не только их идейным вдохновителем. Она была их сердцем. Не думаю, что они смогут существовать без нее.
«Стрела» была лучшей из нескольких тайных служб спасения. Прекрасно организованная и достойная доверия. Сотни несчастных душ, чудом избежавших гильотины, были обязаны жизнью «Стреле». Жюстина была очень хорошо знакома с этой организацией. Она следила за ее членами и докладывала Мадам о каждом их шаге. Тайная полиция тоже широко использовала «Стрелу», нелегально переправлявшую людей в Англию.
– Я буду скучать по тем дням, когда следила за работой «Стрелы». Маргарита де Флориньяк променяла ее на англичанина Дойла. Вся эта любовь большая глупость, скажу я вам.
– И все же я верю, что она будет счастлива в Англии с этим своим большим английским шпионом. И вместе с тем полезна Франции. Я даже не сомневаюсь, что она укроет у себя освобожденных тобой Невидимок, как только они пересекут Ла-Манш.
– В этом я тоже совершенно уверена. Будь ее воля, она взяла бы под свое крыло каждого осиротевшего ребенка в мире. Она вскоре уезжает из Парижа. Возможно, даже завтра. Гражданин Дойл об этом позаботится.
– Ох уж эти новоиспеченные мужья…
– Он очень заботливый.
Английский шпион Дойл напоминал Жюстине огромного мастифа. Он был грозным противником, но нежно и преданно заботился о тех, кому оказывал покровительство.
– Знаете, он называет ее Мэгги. Надеюсь, она привыкнет к этому имени.
– А что насчет этого мальчишки Хоукера?
Жюстина не удержалась и улыбнулась:
– Он мой.
Мадам склонила голову и немного насмешливо произнесла:
– Поздравляю. Потому что даже англичане не знают, принадлежит ли он им.
– На всю предстоящую ночь он мой. – Несмотря на переполняющие ее душу тревоги, Жюстина вдруг развеселилась. – О, я была очень вероломна. Вы гордились бы мной. Я не стала с ним ожесточенно спорить. Просто показала, что творится в том доме, и рассказала, для чего это делается. Он этого не допустит.
– И ты в это веришь? Он убивал людей, детка. У него репутация абсолютно бездушного и хладнокровного человека.
– И он это заслужил. Но вместе с тем у него есть одно слабое место, как, впрочем, у всех мужчин. Я внимательно наблюдала за ним. Он всегда идет на поводу у своего любопытства. Неизвестность его заводит. А еще ему очень не нравится, когда женщинам причиняют боль. Я удачно выбрала момент, и он увидел, как обращаются с одной из девочек. И теперь он заодно со мной.
– Очень хитро.
Похвала наполнила сердце Жюстины теплом.
– Не забывай, что он враг, Жюстина.
– Весьма полезный враг. – Во всей Франции она не могла бы найти более подходящего союзника. Хоукеру было не чуждо понятие чести, хотя он наверняка стал бы истово это отрицать. Но как только он свяжет себя обязательствами, обратного пути не будет. – Я воспользуюсь его жестокостью в своих целях.
Жюстина мысленно пробежалась по пунктам своего плана, как женщина машинально проводит пальцами по жемчужному ожерелью, узнавая форму каждой его бусинки.
– Если нас вдруг схватят, я сделаю так, чтобы вина пала на него и англичан. Все сработает идеально.
Глава 8
Глава 9
А вот завтра Жюстина целый день проведет с сестрой. Может, им даже удастся сходить в сады Тюильри и, если не будет беспорядков, покормить голубей.
Гостиная Мадам располагалась на втором этаже. В коридорах царила тишина. Женщины, проживающие в доме, спали в своих комнатах либо болтали в салоне. Некоторые из них пошли прогуляться, несмотря на жару, и теперь сидели на скамейке в парке, весело щебеча и улыбаясь проходящим джентльменам.
Жюстина сняла с себя наряд служанки и переоделась в платье с высокой талией, сшитое по последнему слову моды. В нем она казалась старше своих лет и выглядела невероятно модной и привлекательной.
Тихо постучавшись в дверь гостиной, она вошла внутрь, и звук ее шагов утонул в толстом ковре, устилавшем пол. Мадам, которая, казалось, всегда знала и чувствовала, что происходит вокруг, подняла голову и улыбнулась. Леблан сделал вид, что не заметил девочку.
Он занял самое большое кресло Мадам и теперь сидел в нем, развалясь и положив ноги на низкий стульчик с мягким гобеленовым сиденьем. Одежда Леблана была дорогой, но вульгарной. Он происходил из семьи провинциальных фермеров, занимавшихся разведением свиней. Казалось, от него исходил еле заметный запах свинины. Даже его глаза, горящие высокомерием и эгоизмом, походили на свиные.
Жестокий и практичный Леблан быстро занял руководящую должность в тайной полиции. В этом ему помогла и революция. При якобинцах он стал очень могущественным человеком. Даже Мадам относилась к нему с опаской.
– Мадам! – Жюстина присела в глубоком реверансе.
Потом она гордо вздернула подбородок и еле заметно согнула колени в реверансе, предназначавшемся Леблану. Большего выскочка свинопас не заслужил.
Если Леблан казался слепленным из деревенской грязи и ненависти, то Мадам была выкована из стали. На ней было платье нежного оттенка лаванды, декольте которого было столь глубоким, что каждый желающий мог в подробностях разглядеть ее грудь. Однако Мадам держалась с таким достоинством, что никто не осмелился бы назвать ее наряд непристойным. Она словно перенеслась в день сегодняшний из древних времен, когда человеческое тело считалось священным, а нагота не являлась чем-то постыдным. Ее черные гладкие, точно эбонит, волосы были собраны на затылке с помощью серебряных гребней и свободно струились по спине. На ней не было драгоценностей. Ни единого колечка. Мадам стояла возле секретера из палисандрового дерева и держала в руке письмо. Она заметила особенности двух поклонов, и в глубине ее глаз вспыхнуло одобрение.
– Дорогая! Как дела?
– Прекрасно. Все готово.
– Хорошо. Обсудим это, когда Жак уйдет. – Этими словами Мадам указала Леблану его место. – Он принес письмо, которое я ждала. Я дам его тебе прочитать.
– Это обязательно? – нахмурившись, спросил Леблан.
– Всегда интересно услышать ваше мнение о руководстве агентами, Жак. – Мадам сложила письмо. – Я подумаю, прежде чем ответить. Мне нужно посоветоваться с Сулье. – Мадам положила письмо на стопку промокательной бумаги на письменном столе.
Леблан проследил взглядом за ее жестом.
– Вечером?
– Нет, только не сегодня. Вам не стоит беспокоиться. Если хотите, можете спуститься на первый этаж. Мои девушки о вас позаботятся.
– Я не желаю развлекаться. – Леблан поднялся с кресла и отряхнул рукава, словно хотел смахнуть с них оставленное взглядом Мадам презрение. – Я не резвлюсь с проститутками, когда республика находится в столь шатком положении. Я прекрасно оцениваю настроения в городе. В ваше заведение приходят очень важные люди.
– Чтобы порезвиться с моими девушками. Отвратительно, правда? Специально для Жюстины я повторю то, что сказала прежде. Никто в моем заведении не станет помогать вам в вашем деле. Даже судомойка. Даже дворовая кошка. Никто!
– Господи, сколько шума из-за такой мелочи. – Леблан пожал плечами. – Я бы вернул девочку через час или два. А теперь я вынужден буду оторвать агентов от более серьезной работы. Вы всем причинили неудобство своим упрямством…
– Не смейте приближаться к обитателям моего дома, Жак. Если же вы попытаетесь провернуть свои дела у меня за спиной, в следующий раз двери моего дома будут для вас закрыты.
– Тысяча извинений, – Леблан театрально взмахнул руками и склонил голову, даже не попытавшись скрыть выражение торжества, коим горели его глаза, – за то, что посягнул на вашу собственность. – Он искоса наблюдал за Мадам, ожидая ее реакции. Но та даже бровью не повела.
– Вы нарушаете покой этого дома своими интригами. А я не хочу, чтобы мои люди расстраивались. – Мадам говорила так, словно перед ней стоял торговец, продавший ей протухшую рыбу.
– Я живу ради того, чтобы угождать вам, Люсиль. – Леблан был не так силен в сарказме, как ему хотелось думать.
– Что ж, остается надеяться, что так будет и дальше.
Это было похоже на разговор двух заклятых врагов. Угроза за угрозу. Жюстина наблюдала за Мадам и надеялась, что когда-нибудь станет хотя бы наполовину такой же изысканной, умной и хитрой, как она.
Из прощания Леблан устроил целое представление. Он склонился над рукой Мадам, а потом взял руку Жюстины в свою.
– Я восхищен вашей маленькой сестрой. Она обворожительна.
Жюстина не нашлась, что ответить.
Она последовала за Лебланом, дабы удостовериться, что он ушел и уже не вернется. После этого Жюстина вернулась в гостиную, оставив дверь открытой. Ведь закрытые двери всегда притягивают любопытных.
Мадам взяла в руки лупу и теперь изучала печать на письме.
– Ты позволила ему лишить себя самообладания.
– От его присутствия у меня мурашки бегут по коже. Я не хочу, чтобы он приближался к Северен.
– Этого больше не повторится. Кроме того, Бабетта сразу забрала ее. – Мадам отложила лупу в сторону. – Несмотря на все его многочисленные прегрешения, он никогда не пристает к детям. Он предпочитает девочек на пороге взросления. Таких, как ты.
– Знаю. Но он может причинить вред ей, потому что не может обладать мной. Из мести.
Воспоминания пронзили Жюстине сердце, подобно стреле. Она словно наяву ощутила прикосновения мужских рук к своему телу, почувствовала их отвратительный запах и мерзкий вкус липких языков, проникающих в ее рот. От переполнявшей ее душу ненависти стало трудно дышать.
Мадам встала и расправила юбки, возвращая Жюстину к действительности. К солнечному свету, красивой гостиной и безопасности.
– Он найдет для своих целей какого-нибудь сироту и шлюху из Пале-Рояль. Леблан намеревался поступить так с самого начала, а искал Северен лишь для того, чтобы помучить тебя.
– И бросить вызов вам. Я удивлена, что он осмелился на такое. Слишком много людей пропало в последнее время.
– К общему ликованию тех, кто избежал этой участи. Но ты не станешь помогать исчезнуть и ему, детка.
Теперь, когда Робеспьер был мертв, за право контролировать тайную полицию разгорелась нешуточная борьба. Три ночи подряд Мадам уходила из дома одна и возвращалась лишь под утро с выражением торжества на лице. Однажды она пришла забрызганная кровью. Некоторые из пропавших недавно людей были ее заклятыми врагами.
– Я буду предельно осторожна, мадам. Завтра у меня свободный день, да и с пистолетом я управляюсь мастерски.
– Мне известно твое мастерство. Но в этом деле я тебе потворствовать не стану. – Возражение было высказано мягко, но решительно. – А теперь взгляни. – Мадам взяла со стола письмо и некоторое время внимательно смотрела на него. – Его уже открывали. Вот здесь еле заметная трещинка на печати. Леблан чересчур уж высокомерен. Полагаю, он нашел себе нового покровителя.
– Почему в таком случае вы не позволяете его устранить? Я слишком долго наблюдала за тем, что происходит вокруг, и готова к работе.
– Тогда ты должна понять, что мне от тебя нужно. Ты умна, дитя мое. Ты умеешь читать мысли и чувства других людей. Таким оружием обладают лишь единицы. А яд и ножи оставь дилетантам. – Мадам неожиданно засмеялась. – Со временем ты поймешь, что оставлять людей в дураках и ловко выведывать их секреты гораздо приятнее, нежели просто убивать их. Кроме того, нельзя очистить мир от всех его Лебланов. Увы.
– Я могла бы попытаться. Он смотрит на меня и облизывает губы. От этого мне становится дурно.
– Он знает это и испытывает удовлетворение.
Более мудрого человека, чем Мадам, Жюстина еще не встречала на своем пути.
– Вы хотите сказать, что я не умею скрывать свои чувства?
– Ты позволяешь ему понять твои чувства. И доставляешь ему удовольствие, показывая свой гнев. Тебя это устраивает?
– Нет.
Сколько раз Мадам повторяла ей, что с мужчинами нужно общаться бесстрастно?
– Леблан твой враг и не скрывает этого. Но он слишком самонадеян, жаден и предсказуем. И он менее опасен, чем тот, кто придет ему на смену.
– Я его ненавижу.
Мадам подошла к окну и выглянула во двор.
– Ненависть съест тебя, опустошит, если ты это позволишь. Разве хорошо, когда в душе пустота? А-а, он уходит. Иди посмотри на это насекомое.
Двор перед заведением был отгорожен от улицы высокой стеной, сложенной из квадратных камней цвета печенья. Дорожки были вымощены серым булыжником, на котором виднелись грязные следы колес. Вдоль забора в огромных белых кадках росло около дюжины апельсиновых деревьев. Их зеленые листья отливали серебром, когда на них падали лучи полуденного солнца. Леблан направлялся к воротам, натягивая на ходу перчатки. Приятно было видеть его спину.
– А он начинает лысеть. Как забавно. – Мадам опустила занавеску. – Теперь давай побеседуем. Зачем Леблан пришел сюда? Явно не для того, чтобы доставить письмо.
Именно этому учила Жюстину ее покровительница. Быть бесстрастной. Воспринимать этого человека как логическую задачу, не более того.
– Он испытывает вас. Хочет понять, можно ли использовать меня для того, чтобы причинить вам боль. А еще он пришел за Северен… – Жюстина представила Леблана рядом с сестрой и поняла, что не может быть беспристрастной и расчетливой. Ей просто хотелось убить его, и все. – Он пришел посмотреть, можно ли использовать ее, чтобы получить власть над вами. Или надо мной.
– Теперь он знает.
Мадам преподала ей жестокий урок. Жюстина сглотнула.
– Я позволила ему понять, что я уязвима. И тем самым подвергла риску Северен.
– Похоже, что так, – серьезно произнесла Мадам. Уж она-то понимала. Ее собственная дочь была надежно спрятана в деревне, чтобы ее никто не мог использовать для шантажа и угроз. – Девочку нужно увезти из Парижа туда, где до нее не доберется ни Леблан, ни кто-либо другой. Ты знаешь, что мои друзья, содержащие школу в Дрездене, с радостью примут вас обеих. Ты будешь жить с девочками своего возраста.
Привратник закрыл за Лебланом ворота. Ну что тут скажешь? Только правду. Мадам отправит ее в весьма уважаемую школу в Дрездене, где она будет изображать невинное создание. Жить среди беззаботно хихикающих школьниц. Делать вид, что она так же весела и наивна, как и они.
– Я давно уже не маленькая девочка.
– Детка…
– Есть роли, сыграть которые не под силу даже мне.
Жюстине показалось, что Мадам вздохнула.
– Мы еще поговорим об этом. Ты готова к сегодняшней ночи?
Жюстина вздохнула с облегчением. Наконец-то Мадам перевела разговор на что-то обыденное.
– Все готово. Продумано в деталях. – Ее пистолет был начищен и заряжен. Одежда лежала в комнате наверху. Сегодня Жюстина завершила все приготовления. – Я освобожу детей. «Стрела» обещала помочь. Мы посадим их на баржу у Ботанического сада и отправим вниз по реке на рассвете. Не пройдет и недели, как они окажутся на побережье.
– Отлично.
– Теперь, когда Маргарита уезжает из Франции, это будет последняя крупная операция «Стрелы». Ведь она была не только их идейным вдохновителем. Она была их сердцем. Не думаю, что они смогут существовать без нее.
«Стрела» была лучшей из нескольких тайных служб спасения. Прекрасно организованная и достойная доверия. Сотни несчастных душ, чудом избежавших гильотины, были обязаны жизнью «Стреле». Жюстина была очень хорошо знакома с этой организацией. Она следила за ее членами и докладывала Мадам о каждом их шаге. Тайная полиция тоже широко использовала «Стрелу», нелегально переправлявшую людей в Англию.
– Я буду скучать по тем дням, когда следила за работой «Стрелы». Маргарита де Флориньяк променяла ее на англичанина Дойла. Вся эта любовь большая глупость, скажу я вам.
– И все же я верю, что она будет счастлива в Англии с этим своим большим английским шпионом. И вместе с тем полезна Франции. Я даже не сомневаюсь, что она укроет у себя освобожденных тобой Невидимок, как только они пересекут Ла-Манш.
– В этом я тоже совершенно уверена. Будь ее воля, она взяла бы под свое крыло каждого осиротевшего ребенка в мире. Она вскоре уезжает из Парижа. Возможно, даже завтра. Гражданин Дойл об этом позаботится.
– Ох уж эти новоиспеченные мужья…
– Он очень заботливый.
Английский шпион Дойл напоминал Жюстине огромного мастифа. Он был грозным противником, но нежно и преданно заботился о тех, кому оказывал покровительство.
– Знаете, он называет ее Мэгги. Надеюсь, она привыкнет к этому имени.
– А что насчет этого мальчишки Хоукера?
Жюстина не удержалась и улыбнулась:
– Он мой.
Мадам склонила голову и немного насмешливо произнесла:
– Поздравляю. Потому что даже англичане не знают, принадлежит ли он им.
– На всю предстоящую ночь он мой. – Несмотря на переполняющие ее душу тревоги, Жюстина вдруг развеселилась. – О, я была очень вероломна. Вы гордились бы мной. Я не стала с ним ожесточенно спорить. Просто показала, что творится в том доме, и рассказала, для чего это делается. Он этого не допустит.
– И ты в это веришь? Он убивал людей, детка. У него репутация абсолютно бездушного и хладнокровного человека.
– И он это заслужил. Но вместе с тем у него есть одно слабое место, как, впрочем, у всех мужчин. Я внимательно наблюдала за ним. Он всегда идет на поводу у своего любопытства. Неизвестность его заводит. А еще ему очень не нравится, когда женщинам причиняют боль. Я удачно выбрала момент, и он увидел, как обращаются с одной из девочек. И теперь он заодно со мной.
– Очень хитро.
Похвала наполнила сердце Жюстины теплом.
– Не забывай, что он враг, Жюстина.
– Весьма полезный враг. – Во всей Франции она не могла бы найти более подходящего союзника. Хоукеру было не чуждо понятие чести, хотя он наверняка стал бы истово это отрицать. Но как только он свяжет себя обязательствами, обратного пути не будет. – Я воспользуюсь его жестокостью в своих целях.
Жюстина мысленно пробежалась по пунктам своего плана, как женщина машинально проводит пальцами по жемчужному ожерелью, узнавая форму каждой его бусинки.
– Если нас вдруг схватят, я сделаю так, чтобы вина пала на него и англичан. Все сработает идеально.
Глава 8
К тому времени, как Жюстина вернулась на кухню, Северен уже ушла.
– Здесь слишком жарко, и она отправилась играть на чердак. – Бабетта махнула рукой в сторону конюшен и стоящего за ними сарая. Кисточкой, сделанной из перьев, она обмазывала яичным желтком плоские круглые куски теста. Теперь, когда ее помощница ушла, дело у Бабетты спорилось.
Жюстина так и не поела, поэтому она стянула из миски яблоко и поспешила во двор, располагавшийся позади борделя.
Двор содержался в идеальной чистоте. Мадам говорила – а она была очень практичной женщиной, – что в чистом доме живут чистые девушки. В такой дом мужчины идут охотнее. Перед воротами конюшни Жан Ле Гро чистил одну из лошадей и зорко следил за тем, что происходит вокруг. Когда жующая яблоко Жюстина проходила мимо, он крикнул, указав на сарай:
– Малышка там. Этот свинорылый кусок дерьма ушел. – Да, с Северен не могло произойти ничего дурного, если рядом находился Жан.
В сарае, вплотную примыкавшем к конюшне, лежали вышедшие из употребления вещи, которые, однако, были еще не совсем старыми, чтобы их можно было выбросить без сожаления. Но чердак над сараем был гораздо более интересным местом. Мужчины с суровыми взглядами и даже некоторые женщины останавливались здесь на день или два. Некоторые из них были агентами тайной полиции. Некоторые – курьерами Мадам, преданными только ей одной. Многих посылала сюда организация «Стрела».
Таким образом, Мадам вносила свою лепту в деятельность «Стрелы» – прятала тех, кому необходимо было тайно покинуть Францию, а потом переправляла их к следующему звену длинной цепи. Под руководством Мадам Жюстина и сама стала частью тайной организации, помогающей спасать людей. Жюстина не только занималась благородным делом, но и приносила пользу тайной полиции.
Когда чердак был свободен от таинственных постояльцев, Северен превращала его в игровую комнату.
Дверь в сарай всегда была открыта, как если бы там не происходило ничего особенного. Внутри царила унылая тишина. Жюстина прошла мимо деревянных ящиков и торб к лестнице, приставленной к квадратному отверстию в потолке, и, зажав яблоко в зубах, принялась карабкаться вверх.
Посреди чердака был расчищен узкий проход, тянущийся от одного окна к другому – противоположному. Зато вдоль стен по обе стороны от прохода громоздились доски, поломанная мебель, полки с щербатой посудой, ящики, бочки и стопки побитых молью шерстяных одеял.
На относительно свободном от хлама пятачке, где беглецы устроили грубые кровати из соломы и старых одеял, Северен «завтракала» в компании двух кукол – любимой и не очень. Угощение состояло из кусочков хлеба, мелких камешков и листьев каштана. Все это было разложено по старым треснутым тарелкам, стоящим на расстеленном на полу платке.
– Ты пришла, Жюстина! Как здорово! Мы обедаем с Бель-Мари и ее другом. Садись! – Девочка повелительно похлопала по полу рядом с собой. – Я разделю с тобой свою порцию.
– Стало быть, я вовремя. Просто умираю от голода. Утром мне просто некогда было поесть. – С этими словами Жюстина уселась на пол и аккуратно расправила подол платья. Ей не обязательно было есть запылившиеся куски хлеба по-настоящему. Достаточно было поднести их ко рту и сделать вид, что ешь. – Как вкусно. Можешь доесть мое яблоко. Я стащила его у Бабетты.
– Сделаем вид, что Бабетта – великанша, и ты стащила яблоко из ее замка.
– Так и есть. Я достаточно ловкая, и ни одному великану со мной не справиться. Мне всегда удается улизнуть прочь вместе с их сокровищами.
– Ты невероятно смелая. – Северен откусила кусочек яблока, а потом протянула его Бель-Мари.
– Бель-Мари сегодня очень модная. – На кукле был белый чепец, отороченный настоящим кружевом. Одна из женщин, проживавших в доме, очень ловко управлялась с иголкой. Именно она сшила этот чепец, равно как и передник с голубым платьем. Жюстина взяла протянутое Северен яблоко, откусила и вновь вернула его сестре.
– Теперь очередь Теодора, – сказала Северен.
Теодор был вырезан из толстой доски и обмотан красной тряпицей. Его руки и ноги крепились гвоздями и двигались, как у настоящей куклы. Выражение лица Теодора было довольно грубым, а под его носом красовались нарисованные чернилами пышные усы.
– Он солдат, – продолжала Северен. – Он особенный друг Бель-Мари.
Итак, Теодор получил свою порцию яблока. Северен с удовольствием доела то, что осталось.
Несмотря на кучи хлама и пыль, чердак был настоящим островком спокойствия. Здесь можно было отдохнуть от шума и суеты, а Жюстина так устала… В последнюю неделю все ее дни были заполнены работой и переживаниями. Робеспьер казнен. Правительство поменялось. Сократилось число уличных побоищ и погромов. Жюстина пару раз до нитки вымокла под дождем. А уж сколько раз ей пришлось пересечь Париж вдоль и поперек, выполняя мелкие поручения, влекущие за собой серьезные последствия, и вовсе не сосчитать. Она просто с ног валилась от усталости.
– Мне очень жаль, – произнесла она. – Но сегодня вечером я опять буду занята.
– Ничего. Бабетта позволила мне спать у нее в комнате. Она учит меня вязать. Я вяжу шаль для Мадам. Только это секрет. Никому не говори.
– Хорошо. Буду нема, как суп в миске.
– Какая глупая. Суп вовсе не немой. Он делает так… – Северен издала несколько булькающих звуков.
– В таком случае я буду нема, как картофелина. Картофель самый молчаливый из овощей.
Званый обед продолжался. Северен вежливо обсуждала погоду с Бель-Мари и Теодором.
Жюстина воспользовалась хлипким перевернутым стулом в качестве опоры для спины. Рядом были сложены одеяла, готовые согреть очередного постояльца чердака. Жюстина подоткнула их под спину, откинулась на стул и прикрыла глаза. Через некоторое время она отправится в свою комнату, чтобы немного поспать. А пока она побудет с Северен, которая, покончив с обедом, водила кукол с бочки на бочку.
– Чем они теперь заняты? – спросила Жюстина.
– Мы пообедали и теперь направляемся к стряпчему.
– Хорошо.
– Теодор хочет предложить Бель-Мари выгодную сделку. Он очень добрый.
Жюстина открыла глаза.
– Что?
– Он хочет забрать ее с собой в Германию. Она будет жить в большом доме и одеваться в красивую одежду. Теодор ей обещал.
– А… – Жюстина села. К такому повороту событий она была не готова. Просто не знала, как реагировать.
– Бель-Мари подарит Теодору свою молодость, – продолжала между тем Северен. – Совсем как Виржини. Она тоже подарила свою молодость месье Барбье. За это она получила от него красивый браслет. Я видела. С такими красными камешками.
Бель-Мари и Теодор решили отправиться на прогулку в парк и принялись перепрыгивать с ящика на ящик. Северен подтащила к окну один из ящиков, забралась на него и выглянула на улицу, чтобы помахать Жану Ле Гро.
– Посмотри-ка! – Северен свесилась в окно. – Жанна привела еще одного мужчину. Надеюсь, он здоров. Виржини говорит, что скоро все мы заболеем, потому что у Жанны мозгов не больше, чем у курицы, раз она приводит в дом каждого, кого встретит в парке. Мы правда заболеем?
– Нет.
«Она не может оставаться здесь. Что же мне делать?»
– Здесь слишком жарко, и она отправилась играть на чердак. – Бабетта махнула рукой в сторону конюшен и стоящего за ними сарая. Кисточкой, сделанной из перьев, она обмазывала яичным желтком плоские круглые куски теста. Теперь, когда ее помощница ушла, дело у Бабетты спорилось.
Жюстина так и не поела, поэтому она стянула из миски яблоко и поспешила во двор, располагавшийся позади борделя.
Двор содержался в идеальной чистоте. Мадам говорила – а она была очень практичной женщиной, – что в чистом доме живут чистые девушки. В такой дом мужчины идут охотнее. Перед воротами конюшни Жан Ле Гро чистил одну из лошадей и зорко следил за тем, что происходит вокруг. Когда жующая яблоко Жюстина проходила мимо, он крикнул, указав на сарай:
– Малышка там. Этот свинорылый кусок дерьма ушел. – Да, с Северен не могло произойти ничего дурного, если рядом находился Жан.
В сарае, вплотную примыкавшем к конюшне, лежали вышедшие из употребления вещи, которые, однако, были еще не совсем старыми, чтобы их можно было выбросить без сожаления. Но чердак над сараем был гораздо более интересным местом. Мужчины с суровыми взглядами и даже некоторые женщины останавливались здесь на день или два. Некоторые из них были агентами тайной полиции. Некоторые – курьерами Мадам, преданными только ей одной. Многих посылала сюда организация «Стрела».
Таким образом, Мадам вносила свою лепту в деятельность «Стрелы» – прятала тех, кому необходимо было тайно покинуть Францию, а потом переправляла их к следующему звену длинной цепи. Под руководством Мадам Жюстина и сама стала частью тайной организации, помогающей спасать людей. Жюстина не только занималась благородным делом, но и приносила пользу тайной полиции.
Когда чердак был свободен от таинственных постояльцев, Северен превращала его в игровую комнату.
Дверь в сарай всегда была открыта, как если бы там не происходило ничего особенного. Внутри царила унылая тишина. Жюстина прошла мимо деревянных ящиков и торб к лестнице, приставленной к квадратному отверстию в потолке, и, зажав яблоко в зубах, принялась карабкаться вверх.
Посреди чердака был расчищен узкий проход, тянущийся от одного окна к другому – противоположному. Зато вдоль стен по обе стороны от прохода громоздились доски, поломанная мебель, полки с щербатой посудой, ящики, бочки и стопки побитых молью шерстяных одеял.
На относительно свободном от хлама пятачке, где беглецы устроили грубые кровати из соломы и старых одеял, Северен «завтракала» в компании двух кукол – любимой и не очень. Угощение состояло из кусочков хлеба, мелких камешков и листьев каштана. Все это было разложено по старым треснутым тарелкам, стоящим на расстеленном на полу платке.
– Ты пришла, Жюстина! Как здорово! Мы обедаем с Бель-Мари и ее другом. Садись! – Девочка повелительно похлопала по полу рядом с собой. – Я разделю с тобой свою порцию.
– Стало быть, я вовремя. Просто умираю от голода. Утром мне просто некогда было поесть. – С этими словами Жюстина уселась на пол и аккуратно расправила подол платья. Ей не обязательно было есть запылившиеся куски хлеба по-настоящему. Достаточно было поднести их ко рту и сделать вид, что ешь. – Как вкусно. Можешь доесть мое яблоко. Я стащила его у Бабетты.
– Сделаем вид, что Бабетта – великанша, и ты стащила яблоко из ее замка.
– Так и есть. Я достаточно ловкая, и ни одному великану со мной не справиться. Мне всегда удается улизнуть прочь вместе с их сокровищами.
– Ты невероятно смелая. – Северен откусила кусочек яблока, а потом протянула его Бель-Мари.
– Бель-Мари сегодня очень модная. – На кукле был белый чепец, отороченный настоящим кружевом. Одна из женщин, проживавших в доме, очень ловко управлялась с иголкой. Именно она сшила этот чепец, равно как и передник с голубым платьем. Жюстина взяла протянутое Северен яблоко, откусила и вновь вернула его сестре.
– Теперь очередь Теодора, – сказала Северен.
Теодор был вырезан из толстой доски и обмотан красной тряпицей. Его руки и ноги крепились гвоздями и двигались, как у настоящей куклы. Выражение лица Теодора было довольно грубым, а под его носом красовались нарисованные чернилами пышные усы.
– Он солдат, – продолжала Северен. – Он особенный друг Бель-Мари.
Итак, Теодор получил свою порцию яблока. Северен с удовольствием доела то, что осталось.
Несмотря на кучи хлама и пыль, чердак был настоящим островком спокойствия. Здесь можно было отдохнуть от шума и суеты, а Жюстина так устала… В последнюю неделю все ее дни были заполнены работой и переживаниями. Робеспьер казнен. Правительство поменялось. Сократилось число уличных побоищ и погромов. Жюстина пару раз до нитки вымокла под дождем. А уж сколько раз ей пришлось пересечь Париж вдоль и поперек, выполняя мелкие поручения, влекущие за собой серьезные последствия, и вовсе не сосчитать. Она просто с ног валилась от усталости.
– Мне очень жаль, – произнесла она. – Но сегодня вечером я опять буду занята.
– Ничего. Бабетта позволила мне спать у нее в комнате. Она учит меня вязать. Я вяжу шаль для Мадам. Только это секрет. Никому не говори.
– Хорошо. Буду нема, как суп в миске.
– Какая глупая. Суп вовсе не немой. Он делает так… – Северен издала несколько булькающих звуков.
– В таком случае я буду нема, как картофелина. Картофель самый молчаливый из овощей.
Званый обед продолжался. Северен вежливо обсуждала погоду с Бель-Мари и Теодором.
Жюстина воспользовалась хлипким перевернутым стулом в качестве опоры для спины. Рядом были сложены одеяла, готовые согреть очередного постояльца чердака. Жюстина подоткнула их под спину, откинулась на стул и прикрыла глаза. Через некоторое время она отправится в свою комнату, чтобы немного поспать. А пока она побудет с Северен, которая, покончив с обедом, водила кукол с бочки на бочку.
– Чем они теперь заняты? – спросила Жюстина.
– Мы пообедали и теперь направляемся к стряпчему.
– Хорошо.
– Теодор хочет предложить Бель-Мари выгодную сделку. Он очень добрый.
Жюстина открыла глаза.
– Что?
– Он хочет забрать ее с собой в Германию. Она будет жить в большом доме и одеваться в красивую одежду. Теодор ей обещал.
– А… – Жюстина села. К такому повороту событий она была не готова. Просто не знала, как реагировать.
– Бель-Мари подарит Теодору свою молодость, – продолжала между тем Северен. – Совсем как Виржини. Она тоже подарила свою молодость месье Барбье. За это она получила от него красивый браслет. Я видела. С такими красными камешками.
Бель-Мари и Теодор решили отправиться на прогулку в парк и принялись перепрыгивать с ящика на ящик. Северен подтащила к окну один из ящиков, забралась на него и выглянула на улицу, чтобы помахать Жану Ле Гро.
– Посмотри-ка! – Северен свесилась в окно. – Жанна привела еще одного мужчину. Надеюсь, он здоров. Виржини говорит, что скоро все мы заболеем, потому что у Жанны мозгов не больше, чем у курицы, раз она приводит в дом каждого, кого встретит в парке. Мы правда заболеем?
– Нет.
«Она не может оставаться здесь. Что же мне делать?»
Глава 9
– За тобой не следили? – Старуха пила кофе, гневно взирая на Хоукера.
Это была не какая-нибудь обычная пожилая женщина, а Каррадерс – глава британской разведки во Франции. Она могла отдать приказ убить Хоукера с такой же легкостью, с какой размешивала сахар в чашке. Это было даже легче, ибо она любила сахар и не любила Хоукера.
Мальчик с таким же успехом мог бы разговаривать со столбом, утыканным железными копьями.
– За мной никто не следил, – ответил Хоукер.
– В самом деле? – Казалось, более язвительного человека не было на всем белом свете. Интересно, себе самой-то Каррадерс доверяла?
– Я оборачивался более дюжины раз. Дважды пересек Сену. Спустился к Сорбонне. Я потратил целый час, чтобы добраться сюда. И не привел за собой хвоста.
– Он умеет уходить от слежки. – Отодвинув от себя пустую тарелку, Дойл разложил на столе части разобранного пистолета. – Ведь если французы заявятся сюда, он тоже пострадает.
– Если он привел за собой хвост, у французов просто не будет возможности расправиться с ним. – Старуха взяла с блюдца чашку и заглянула в нее. – Расскажи, что говорила девчонка.
Ну, это он может. Хоукер начал рассказ с того момента, как встретился с Совой на площади Революции.
– Прежде всего она спросила, видел ли я, как умер Робеспьер. Назвала его великим человеком, но прозвучало это как-то насмешливо. Я ответил…
Хоукер знал, как докладывать о проделанной работе. Он привык к этому, когда работал на Лазаруса – короля воров. Когда Лазарусу требовались сведения, Хоукер докладывал быстро и четко, не тратя попусту слов и не допуская ошибок.
Работа на Каррадерс мало чем отличалась от работы на хладнокровного негодяя, возглавляющего преступный мир Лондона. Только теперь Хоукер работал на благо Англии и, вполне возможно, мог пасть от руки французов, вместо того чтобы сгинуть в лондонских трущобах.
Он рассказывал о своей встрече с Совой настолько подробно, насколько это было возможно. Дойл чистил пистолет. Вошедшие в комнату агенты сели на стулья и слушали рассказ. Алтея – еще одна пожилая леди-шпион – внесла тарелку с яйцами и подсушенным хлебом и поставила ее перед мальчиком.
Мэгги сидела на стуле возле окна. Пять дней назад они с Дойлом поженились и с тех пор старались держаться поближе друг к другу. Свой медовый месяц она проводила в бесконечных заботах. Правда, не в тех, о которых может подумать читатель. На стоящей перед ней бочке высилась горка золотых луидоров. Она пересчитывала их, раскладывала по мешочкам и сопровождала записками. Деньги эти предназначались для «Стрелы», но Мэгги не могла проследить за всеми делами лично, так как на следующий день покидала Францию.
Это была не какая-нибудь обычная пожилая женщина, а Каррадерс – глава британской разведки во Франции. Она могла отдать приказ убить Хоукера с такой же легкостью, с какой размешивала сахар в чашке. Это было даже легче, ибо она любила сахар и не любила Хоукера.
Мальчик с таким же успехом мог бы разговаривать со столбом, утыканным железными копьями.
– За мной никто не следил, – ответил Хоукер.
– В самом деле? – Казалось, более язвительного человека не было на всем белом свете. Интересно, себе самой-то Каррадерс доверяла?
– Я оборачивался более дюжины раз. Дважды пересек Сену. Спустился к Сорбонне. Я потратил целый час, чтобы добраться сюда. И не привел за собой хвоста.
– Он умеет уходить от слежки. – Отодвинув от себя пустую тарелку, Дойл разложил на столе части разобранного пистолета. – Ведь если французы заявятся сюда, он тоже пострадает.
– Если он привел за собой хвост, у французов просто не будет возможности расправиться с ним. – Старуха взяла с блюдца чашку и заглянула в нее. – Расскажи, что говорила девчонка.
Ну, это он может. Хоукер начал рассказ с того момента, как встретился с Совой на площади Революции.
– Прежде всего она спросила, видел ли я, как умер Робеспьер. Назвала его великим человеком, но прозвучало это как-то насмешливо. Я ответил…
Хоукер знал, как докладывать о проделанной работе. Он привык к этому, когда работал на Лазаруса – короля воров. Когда Лазарусу требовались сведения, Хоукер докладывал быстро и четко, не тратя попусту слов и не допуская ошибок.
Работа на Каррадерс мало чем отличалась от работы на хладнокровного негодяя, возглавляющего преступный мир Лондона. Только теперь Хоукер работал на благо Англии и, вполне возможно, мог пасть от руки французов, вместо того чтобы сгинуть в лондонских трущобах.
Он рассказывал о своей встрече с Совой настолько подробно, насколько это было возможно. Дойл чистил пистолет. Вошедшие в комнату агенты сели на стулья и слушали рассказ. Алтея – еще одна пожилая леди-шпион – внесла тарелку с яйцами и подсушенным хлебом и поставила ее перед мальчиком.
Мэгги сидела на стуле возле окна. Пять дней назад они с Дойлом поженились и с тех пор старались держаться поближе друг к другу. Свой медовый месяц она проводила в бесконечных заботах. Правда, не в тех, о которых может подумать читатель. На стоящей перед ней бочке высилась горка золотых луидоров. Она пересчитывала их, раскладывала по мешочкам и сопровождала записками. Деньги эти предназначались для «Стрелы», но Мэгги не могла проследить за всеми делами лично, так как на следующий день покидала Францию.