– Юстас, – сказала я, качая головой и прижимая ладонь к груди. – Ты меня напугал.
– А вы меня и не видели, да?
– Не видела, – улыбнулась я. На него невозможно было сердиться. – Я думала, я здесь одна.
– В Годлин-холле один не бываешь, – отвечал он. – Мисс Харкнесс говорила, она бы отдала месячное жалованье за единственный день тишины и покоя.
– Я предпочитаю общество, – сказала я. – Если б хотела одиночества, осталась бы в Лондоне. Ну надо же! – прибавила я спустя мгновение, поднявшись и оглядев его с ног до головы. – Какой ты красавец!
Это правда, выглядел он замечательно. Он надел опрятные белые брюки, белую сорочку с галстучком и синюю саржевую курточку – мне захотелось погладить эту саржу, ощутить под пальцами дорогую ткань, как неделей раньше, едва на сцену вышел мистер Диккенс в своем жилете. Юстас к тому же помылся: я слышала густой запах карболового мыла. Волосы аккуратно расчесаны на косой пробор и слегка напомажены, чтобы не растрепались. Такой благопристойный, будто собрался в гости или на службу в церковь.
– Мама любит, чтобы я всегда красиво одевался, – доверительно поведал он, чуть склонившись ко мне, хотя в кухне мы были одни. – Она говорит, настоящий джентльмен всегда одевается дома так же, как на выход. Никогда ведь не знаешь, кто нанесет визит.
– Согласна, – сказала я. – Но когда я была маленькая, немногим старше тебя, я предпочитала повседневную одежду, если мы не ждали гостей. Мне так было удобнее. Тебе не жарко? Тем более в такой теплый день?
– Мама любит так, – заупрямился он и сел рядом со мною. – Хотите позавтракать? Вы же, наверное, проголодались.
– Весьма, – призналась я. – Но мне не удалось разыскать кухарку.
– У нас нет кухарки, – сказал Юстас. – Теперь нет. Раньше, конечно, была. Ее звали миссис Хейз. От нее пахло супом, и она вечно ерошила мне волосы. Пришлось ее отчитать. Это же вольность, правда? Но она хорошо стряпала, – прибавил он, глубокомысленно кивнув. – А теперь ее нет. Ушла. Ну, после.
– После? – переспросила я, но он лишь пожал плечами и отвернулся. – А кто готовит вам еду, если у вас нет прислуги?
– Обычно гувернантка. Или Изабелла. Моя сестра неплохо стряпает. Я ее дразню, говорю, что однажды она пойдет в услужение, но она меня за это бьет, и я, наверное, больше так не буду.
Я обвела взглядом кухню, сдерживая потрясенный смешок. Положение было несносное. Неужели мне полагается взять на себя всю работу по дому? В объявлении ни словом не поминалась стряпня; впрочем, я уже догадалась, сколь оно было лживо.
– Но это же невыносимо, – всплеснула руками я. – Я не знаю, где тут у вас что, я не знаю, что вы любите. И поутру здесь явно кто-то стряпал. Я почуяла.
– А. – Юстас, подошел к печи и открыл заслонку. – Точно. Глядите, тут завтрак на двоих. Ура! Наверное, Изабелла приготовила. Она бывает весьма заботлива, когда не дерется. Надо съесть, пока все не изгадилось.
Я невольно рассмеялась: как странно он выразился. Но в печи и вправду грелись две тарелки – я достала их посредством кухонной тряпки, дабы не обжечься, и выставила на стол. Безыскусная снедь: пара колбасок, бекон, болтунья. Любой разумный человек в силах состряпать такое, и, однако, пища, сготовленная Изабеллой, казалась практически несъедобной. Может, перестояла в печи.
– А Хеклинг? – спросила я, едва мы приступили к еде; первый свой вопрос я задала по возможности невинно, дабы Юстас наверняка ответил на второй. – Где он ест?
Юстас пожал плечами.
– Наверное, в конюшне, – сказал он. – С лошадьми.
– А другая женщина? Служанка?
– Какая служанка?
– Я видела ее сегодня – она шла по двору. Где она ест?
– У нас нет служанки.
– Нехорошо обманывать, Юстас, – возразила я как могла беспечно. – Я видела ее, и десяти минут не прошло. Я пошла за ней следом, но она куда-то пропала.
– У нас нет служанки, – не отступал он.
– Тогда что за женщину с сумкой и в платье прислуги я видела в окно буфетной? Я что, выдумала ее?
Некоторое время он молчал, и я решила его не торопить. Пускай ответит, когда захочет. А до тех пор я ни звука не пророню.
– Я о ней мало знаю, – наконец сказал он. – Она приходит, уходит, и все. Мне нельзя с ней разговаривать.
– Это кто сказал?
– Моя сестра.
Я поразмыслила.
– А почему? – спросила я. – Изабелла и миссис Ливермор не ладят? Ее ведь миссис Ливермор зовут? Изабелла вчера упомянула это имя.
Он кивнул.
– Они не дружат? – продолжала я. – Поругались?
– Не понимаю, отчего вы полагаете, будто мы негодные дети, – внезапно заявил Юстас, нахмурился и отложил нож с вилкой. Затем встал и угрюмо воззрился на меня. – Вы ведь едва с нами познакомились. По-моему, несправедливо утверждать, будто я обманываю, а моя сестра со всеми подряд ругается, если вы еще сутки назад нас даже не знали.
– Я отнюдь не думаю ничего такого, – сказала я, слегка покраснев. – Ты очень вежливый мальчик, в этом не приходится сомневаться. Я вовсе не желала тебя обижать. Я просто… ну, не знаю, но все едино прошу прощения. И я уверена, что, если Изабелла и миссис Ливермор не дружат, тому есть причина. Мне показалось, Изабелла тоже очень вежливая.
– А вы меня и не видели, да?
– Не видела, – улыбнулась я. На него невозможно было сердиться. – Я думала, я здесь одна.
– В Годлин-холле один не бываешь, – отвечал он. – Мисс Харкнесс говорила, она бы отдала месячное жалованье за единственный день тишины и покоя.
– Я предпочитаю общество, – сказала я. – Если б хотела одиночества, осталась бы в Лондоне. Ну надо же! – прибавила я спустя мгновение, поднявшись и оглядев его с ног до головы. – Какой ты красавец!
Это правда, выглядел он замечательно. Он надел опрятные белые брюки, белую сорочку с галстучком и синюю саржевую курточку – мне захотелось погладить эту саржу, ощутить под пальцами дорогую ткань, как неделей раньше, едва на сцену вышел мистер Диккенс в своем жилете. Юстас к тому же помылся: я слышала густой запах карболового мыла. Волосы аккуратно расчесаны на косой пробор и слегка напомажены, чтобы не растрепались. Такой благопристойный, будто собрался в гости или на службу в церковь.
– Мама любит, чтобы я всегда красиво одевался, – доверительно поведал он, чуть склонившись ко мне, хотя в кухне мы были одни. – Она говорит, настоящий джентльмен всегда одевается дома так же, как на выход. Никогда ведь не знаешь, кто нанесет визит.
– Согласна, – сказала я. – Но когда я была маленькая, немногим старше тебя, я предпочитала повседневную одежду, если мы не ждали гостей. Мне так было удобнее. Тебе не жарко? Тем более в такой теплый день?
– Мама любит так, – заупрямился он и сел рядом со мною. – Хотите позавтракать? Вы же, наверное, проголодались.
– Весьма, – призналась я. – Но мне не удалось разыскать кухарку.
– У нас нет кухарки, – сказал Юстас. – Теперь нет. Раньше, конечно, была. Ее звали миссис Хейз. От нее пахло супом, и она вечно ерошила мне волосы. Пришлось ее отчитать. Это же вольность, правда? Но она хорошо стряпала, – прибавил он, глубокомысленно кивнув. – А теперь ее нет. Ушла. Ну, после.
– После? – переспросила я, но он лишь пожал плечами и отвернулся. – А кто готовит вам еду, если у вас нет прислуги?
– Обычно гувернантка. Или Изабелла. Моя сестра неплохо стряпает. Я ее дразню, говорю, что однажды она пойдет в услужение, но она меня за это бьет, и я, наверное, больше так не буду.
Я обвела взглядом кухню, сдерживая потрясенный смешок. Положение было несносное. Неужели мне полагается взять на себя всю работу по дому? В объявлении ни словом не поминалась стряпня; впрочем, я уже догадалась, сколь оно было лживо.
– Но это же невыносимо, – всплеснула руками я. – Я не знаю, где тут у вас что, я не знаю, что вы любите. И поутру здесь явно кто-то стряпал. Я почуяла.
– А. – Юстас, подошел к печи и открыл заслонку. – Точно. Глядите, тут завтрак на двоих. Ура! Наверное, Изабелла приготовила. Она бывает весьма заботлива, когда не дерется. Надо съесть, пока все не изгадилось.
Я невольно рассмеялась: как странно он выразился. Но в печи и вправду грелись две тарелки – я достала их посредством кухонной тряпки, дабы не обжечься, и выставила на стол. Безыскусная снедь: пара колбасок, бекон, болтунья. Любой разумный человек в силах состряпать такое, и, однако, пища, сготовленная Изабеллой, казалась практически несъедобной. Может, перестояла в печи.
– А Хеклинг? – спросила я, едва мы приступили к еде; первый свой вопрос я задала по возможности невинно, дабы Юстас наверняка ответил на второй. – Где он ест?
Юстас пожал плечами.
– Наверное, в конюшне, – сказал он. – С лошадьми.
– А другая женщина? Служанка?
– Какая служанка?
– Я видела ее сегодня – она шла по двору. Где она ест?
– У нас нет служанки.
– Нехорошо обманывать, Юстас, – возразила я как могла беспечно. – Я видела ее, и десяти минут не прошло. Я пошла за ней следом, но она куда-то пропала.
– У нас нет служанки, – не отступал он.
– Тогда что за женщину с сумкой и в платье прислуги я видела в окно буфетной? Я что, выдумала ее?
Некоторое время он молчал, и я решила его не торопить. Пускай ответит, когда захочет. А до тех пор я ни звука не пророню.
– Я о ней мало знаю, – наконец сказал он. – Она приходит, уходит, и все. Мне нельзя с ней разговаривать.
– Это кто сказал?
– Моя сестра.
Я поразмыслила.
– А почему? – спросила я. – Изабелла и миссис Ливермор не ладят? Ее ведь миссис Ливермор зовут? Изабелла вчера упомянула это имя.
Он кивнул.
– Они не дружат? – продолжала я. – Поругались?
– Не понимаю, отчего вы полагаете, будто мы негодные дети, – внезапно заявил Юстас, нахмурился и отложил нож с вилкой. Затем встал и угрюмо воззрился на меня. – Вы ведь едва с нами познакомились. По-моему, несправедливо утверждать, будто я обманываю, а моя сестра со всеми подряд ругается, если вы еще сутки назад нас даже не знали.
– Я отнюдь не думаю ничего такого, – сказала я, слегка покраснев. – Ты очень вежливый мальчик, в этом не приходится сомневаться. Я вовсе не желала тебя обижать. Я просто… ну, не знаю, но все едино прошу прощения. И я уверена, что, если Изабелла и миссис Ливермор не дружат, тому есть причина. Мне показалось, Изабелла тоже очень вежливая.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента